Глава тридцать четвертая. ? Ты кто? – спросила Ренн.




 

– Ты кто? – спросила Ренн.

– Дарк, – ответил мальчик.

Что‑что? – Она вырвала у него свою руку и взмахнула ножом.

– Это мое имя. Меня зовут Дарк!

Ренн тряхнула головой:

– Ладно, это не так уж важно. Но ты говоришь, что знаешь Торака, а откуда мне знать, правда ли это?

– Я ведь назвал твое имя, не так ли?

– Ты мог заставить его сказать мое имя.

– У тебя рыжие волосы. А у него на рожок с охрой намотана прядка твоих волос. Вот! Теперь ты мне веришь?

Ренн колебалась:

– Где он?

Я же тебе сказал! Он в Горе. Я тоже пытался пройти туда, но они закрыли передо мной вход в пещеру. Хотя туда можно пройти и другим путем… Ну что, ты идешь со мной или нет?

Она все еще держалась настороженно.

И вдруг какая‑то белая птица, покружив над ними, села Дарку на плечо.

Ворон! Белый хранитель!

Ренн отшвырнула свои пожитки: бурдюк для воды и спальный мешок – и решительно сказала:

– Пошли!

Мальчишка с белыми волосами снова схватил ее за запястье и не пошел, а побежал, таща ее за собой. А тот белый ворон летел впереди них. Этот Дарк, похоже, обладал зрением летучей мыши, раз способен был так хорошо видеть дорогу в кромешной темноте. Ренн, например, с трудом видела, куда ставит ногу, а он бежал совершенно уверенно.

– Ты не бойся, я не дам тебе упасть, – сказал он, словно услышав ее мысли. И она отчего‑то ему поверила.

После очередного крутого подъема по какому‑то извилистому лазу лодыжка у Ренн снова сильно разболелась, и она вздохнула с облегчением, когда Дарк остановился у подножия какой‑то скалы.

«По крайней мере, – думала Ренн, – это точно скала. Вон над ней облака, которые, правда, скрывают звезды, и небо кажется чернее базальта».

Она успела заметить, что их провожатый, тот белый ворон, полетел прочь – его белое оперение блеснуло и исчезло во тьме.

– Видишь свет? Там, внутри? – тихо спросил Дарк, опускаясь на колени и поджигая кусок свернутой березовой коры. Огонь ненадолго осветил его странное бледное лицо и какую‑то изломанную трещину в скале, похожую на пасть со сломанными зубами. – Нам туда, – сказал альбинос, и у Ренн екнуло под ложечкой.

«В эту щель вряд ли даже барсук пролезет, – подумала она. – Значит, снова придется передвигаться ползком, с трудом протискиваясь в узкой норе…»

– Нет. Я не могу, – честно призналась она.

– Ты не застрянешь, не бойся. Я полезу первым, а ты за мной. Лук и топор будешь толкать перед собой, а я потом их перехвачу. Все будет хорошо, вот увидишь.

И Ренн поползла следом за Дарком, все время чувствуя, как сжимаются каменные челюсти, выдавливая воздух из груди. У нее то и дело перехватывало дыхание, но она, извиваясь, продолжала продвигаться вперед и старалась не думать о том, с какой силой давит на них сейчас громада Горы. Но паника все сильнее охватывала ее душу, и наконец ей показалось, что она окончательно застряла. Руки намертво прижаты к груди, с места сдвинуться невозможно. Она уже однажды испытывала нечто подобное – в той норе на Далеком Севере, – только на этот раз ей уж точно не выбраться…

– Все, добрались, – сказал Дарк и, схватив Ренн за капюшон парки, вытащил из туннеля на свободное пространство, полное гулкого эха.

Она стукнулась обо что‑то головой и глупо рассмеялась.

– Тише! – зашипел он. – Тут некоторые камни еле держатся, можно запросто обвал вызвать. Кстати, под ноги смотри, чтобы в трещину не угодить.

Было по‑прежнему темно и страшно; на шаг вперед, за пределами освещенного маленьким факелом пространства, уже ничего не было видно, и тьма казалась такой плотной, что давила на глазные яблоки.

Ренн вытащила стрелу и с ее помощью обследовала пространство вокруг себя. И почти сразу же наткнулась на какой‑то непонятный предмет. На ощупь это было что‑то гладкое, похожее на маленький купол. Череп! Ренн так взвизгнула, что мальчишка‑альбинос тут же бросился к ней, посветил, и стало ясно, что это всего лишь верхняя часть черепа огромного медведя, словно утонувшего в толстом слое каменных обломков.

– Да, тут полно всяких костей, – сказал Дарк. – Это еще с прежних времен осталось. Когда Гора еще живой была. Она тогда немало разных тварей утопила.

Утопила? Еще немного пройдя вперед, Ренн действительно услышала журчание воды. И ощутила холодное дыхание ветра, доносившееся из каких‑то невидимых туннелей. И при слабом свете факела различила какие‑то мокрые серые столбы, словно нарочно собравшиеся вместе. Она замечала, что при каждом ее шаге в разные стороны стремительно разбегаются какие‑то неясные тени, и старательно отводила глаза, стараясь не встретиться взглядом с представителями Тайного Народа, населяющего Гору Духов.

– Осторожней, тут глубоко, – предупредил ее Дарк.

Ренн перешагнула через какую‑то темную трещину и успела услышать далеко внизу шепот воды.

Дарк вдруг так внезапно остановился, что она налетела на него и с тревогой спросила:

– Что там?

– Там больше нет прохода, – упавшим голосом ответил он.

Вход в туннель перекрывал здоровенный валун. На валуне было выбито заполненное гипсом изображение гигантского филина; белая краска неприятно поблескивала в темноте. Филин был изображен как бы со спины и со сложенными крыльями, но голова его была повернута задом наперед, и круглые глаза гневно смотрели на непрошеных гостей. Значение этого было бы ясно любому: Эостра видит все.

– Она знает, что мы здесь! – прошептала в ужасе Ренн.

– Конечно, знает, – спокойно откликнулся Дарк и сделал шаг в сторону.

Филин тут же словно растаял в темноте. Но Ренн по‑прежнему ощущала на себе его злобный взгляд.

– Я думаю, здесь есть и другой проход, – прошептал Дарк и принялся водить по каменной стене своими длинными белыми пальцами, словно читая на ощупь какое‑то послание. – Ага! Вот он! Нашел!

Он завел Ренн за какую‑то груду камней и первым нырнул в затянутую липкой глиной нору, которая оказалась еще уже, чем первая. Они с трудом протискивались, задевая за стенки боками, но, к великому облегчению Ренн, это продолжалось недолго.

Когда они выбрались из норы, Дарк осмотрелся и озадаченно пробормотал:

– Я ничего такого не помню…

Подняв свой жалкий факел повыше, он осветил желтоватые стены пещеры, в которых зияли три отверстия: входы в туннели. Левый вход показался Ренн самым низким и узким; к тому же он был похож на открытую пасть с каменными зубами; с «зубов» капала вода. У входа в средний туннель виднелся какой‑то красноватый выступ, похожий на культю отрубленной конечности. Третий туннель, самый просторный, был как бы надвое перерезан большим острым камнем, похожим на торчащее из пола копье.

– Нам куда? – спросила Ренн.

– Не знаю. Мне отчего‑то кажется, что все они ведут не туда. А еще мне кажется…

– Так ты не знаешь, куда идти? – И Ренн, оттолкнув Дарка, бросилась к первому туннелю. Но остановилась и приложила руку к самому краю, стараясь не касаться жутких каменных «зубов».

Камень под ее ладонью странно вибрировал, даже содрогался, а из туннеля до нее долетало нечистое дыхание Мира Мертвых.

Она метнулась к самому широкому туннелю, с острым камнем посредине. И ощутила ту же дрожь каменных недр, то же удушливое жаркое дыхание обители духов.

В отчаянии Ренн вскарабкалась на красноватую «культю» у входа в третий туннель, тут же скала, как живая, присела под нею, и она услышала злобное щелканье зубов: похоже, злые духи уже разинули свои пасти и намерены схватить ее…

Ренн бросилась назад.

– Во всех трех проходах таятся злые духи! – задыхаясь, сообщила она Дарку.

– Именно это я и собирался тебе сказать, – спокойно ответил он.

– Ну и какой же из них нам выбрать?

– Тихо! Не шевелись!

– Что ты?..

– Ш‑ш‑ш! – И Дарк резко вскинул вверх руку со своим факелом.

В трещине, прямо над ними, «сидел» еще один филин. На этот раз высеченный из камня. Глаза у него были закрыты, но пернатые ушки стояли торчком.

– Ложись и ползи как можно тише, – сказал Дарк.

«Каменный» филин вдруг открыл глаза и свирепо зашипел на Ренн.

Она с криком упала на землю, оттолкнув Дарка. Факел вылетел у него из рук. Но прежде чем вокруг воцарилась кромешная темнота, Ренн успела увидеть, как филин, раскрыв громадные крылья, беззвучно скользнул прочь.

В полной тишине послышался какой‑то отдаленный всплеск.

– Это наш факел, – пояснил Дарк.

– А второго у тебя нет?

– Нет.

Ренн, задыхаясь, поднялась на ноги.

– И что же нам теперь делать?

– Не знаю.

Она в ужасе закусила костяшки пальцев. Где‑то там, в глубинах этой ужасной Горы, Торак пытается в одиночку противостоять Эостре…

Чья‑то холодная рука коснулась ее запястья.

– Это ты? – шепотом спросила она.

– Что? – удивленно спросил Дарк, явно находившийся от нее на расстоянии нескольких шагов.

Чей‑то ледяной палец ласково провел по ее щеке.

– Прекрати немедленно! – крикнула Ренн.

– Но я ничего не сделал!

Она крепко зажмурилась, потом резко открыла глаза и увидела… В такой темноте, правда, было невозможно что‑то увидеть, но все же она… увидела.

– Ты тоже ее видишь? – еле слышно выдохнула она.

– Да, вижу, – шепотом ответил Дарк. – Но я не знаю, кто это.

А Ренн знала. Видение было неясным и расплывалось, точно клок тумана, но при этом от него исходило некое слабое свечение. Так светятся духи мертвых. И страх Ренн куда‑то испарился, остались лишь легкая горечь да ощущение утраты.

Теперь она видела более отчетливо: перед ней стояла, слабо светясь, та, против кого она бунтовала всю свою жизнь. И на этот раз – видимо, последний в ее жизни – она жадно смотрела в это древнее лицо, стараясь навсегда запомнить твердый, как кремень, взгляд и рот с провалившимися от старости губами, который никогда не умел улыбаться.

Призрак старой Саеунн, двигаясь совершенно бесшумно, вытянул хрупкую, бесплотную руку и указал ею на туннель с каменным «копьем» посредине.

– Благодарю тебя, – прошептала Ренн. – О, благодарю… И пусть наш хранитель всегда летит рядом с тобою! – И она, приложив обе руки к своему амулету из перьев ворона, низко поклонилась старой колдунье.

А когда выпрямилась, дух Саеунн уже исчез.

Ренн решительно вскинула на плечо лук и колчан со стрелами и сама взяла Дарка за руку.

– Идем, – уверенно сказала она. – Теперь мы знаем дорогу.

 

Глава тридцать пятая

 

Торак покатился вниз, и на него обрушился целый водопад камней, а земля стремительно кинулась ему навстречу. Боль одновременно взорвалась и в плече, и в черепе.

Некоторое время он лежал неподвижно. Боль в разбитой скуле была почти невыносимой, но руками‑ногами двигать он все‑таки мог. И, как ни странно, ухитрился не потерять свой нож.

Осыпь, обрушившаяся на него подобно каменному водопаду, уходила куда‑то вверх, во тьму. Нечего было и думать по ней взобраться. Нет, назад ходу нет, это ясно. «Хорошо хоть, Волка здесь нет, – подумал Торак. – Может, он еще все‑таки сумеет выбраться отсюда живым».

Ему казалось, что он находится в какой‑то огромной темной пещере. Судя по ощущениям, камень здесь некогда тек, точно жидкий мед – капал, собирался в озерца, а потом застыл и снова стал твердым. Каменные потеки, похожие на чьи‑то кривые клыки, свисали с потолка пещеры; другие такие же «клыки» торчали из пола, готовые сомкнуться с первыми.

«В точности как пасть хищника, – подумал Торак. – А что старо, как времени поток? Зуб, камни превращающий в песок… Так я в пасти Горы», – догадался он.

Замерцал огонек костра. Где‑то далеко внизу послышался тихий шепот воды. А гораздо ближе, совсем рядом с Тораком, раздалось вдруг ритмичное клацанье костей, и жуткий знакомый голос пропел:

 

Силой кости,

Силой камня,

Силой взгляда Злого духа

Я, Эостра, призываю

Вас, не знающих покоя!

Я, Эостра, заклинаю

Вас во всем мне подчиняться!

 

Торак, спотыкаясь, двинулся к свету. Прятаться смысла не имело. Она прекрасно знала, что он тут.

И вскоре он ее увидел.

Видимо, в результате какого‑то давнего подземного толчка огромные камни сложились в некое подобие алтаря высотой в два человеческих роста, накрытого сверху черной каменной плитой. На этой плите горел огонь, а за ней виднелась высокая фигура Повелительницы Филинов. По обе стороны от нее два токорота ритмично гремели костями в такт ее монотонному речитативу.

Казалось, ее одеяние из перьев притягивает к себе тьму, зато чудовищная маска филина так и сияла, разрисованная белой краской. В одной руке, бледной и костлявой, как у мертвеца, Эостра держала посох, в набалдашник которого был вделан огненный опал; другая ее рука сжимала копье‑трезубец для ловли душ.

 

Силой кости,

Силой камня,

Силой взгляда

Злого духа…

 

Торак попытался что‑то сказать, но язык не повиновался ему, и во рту вдруг совершенно пересохло.

Та, Что В Маске вскинула руки, и ее крылатая тень целиком накрыла пещеру. Токороты рухнули перед нею ниц; их детские лица светились ужасом и обожанием.

– Ты прекрасно знаешь, что я уже здесь, – с огромным трудом, задыхаясь, вымолвил Торак. – И прекрасно знаешь, что я пришел, чтобы остановить тебя.

Та, Что В Маске, ни на миг не прерывая свое монотонное заклинание, взмахнула копьем, и острие копья указало прямо на Торака. И тут же у подножия каменного алтаря зажглось семь пар глаз. Темные тени, вскочив, метнулись к Тораку.

Он едва успел уйти от собачьих клыков. Быстро сунув нож в ножны, он скинул с ног башмаки и мигом взобрался на ближайшую скалу, похожую на торчащий клык. С трудом удерживаясь на острой вершине – с ладонь шириной, – он подтянул ноги повыше. Псы безумствовали внизу: подскакивали, щелкали зубами, тщетно пытаясь до него добраться. Их горячее дыхание обжигало босые ноги Торака, но огромные клыки хватали пустоту. Выждав несколько мгновений, они снова и снова с рычанием бросались на приступ; лютая ненависть гнала их.

Чуть выше, на расстоянии вытянутой руки, скала, на которой он обрел временное спасение, как‑то странно изгибалась, образуя выступ, напоминающий торчащий вбок зуб. На этом выступе, пожалуй, было бы удобней – и выше, и безопасней. Но с другой стороны, туда мог спрыгнуть один из токоротов, взобравшись по стене пещеры. Торак вовремя успел заметить, как сверху к нему метнулась какая‑то темная тень. Стремительно выхватив нож, он с силой им замахнулся, и филин, резко развернувшись, вернулся к своей хозяйке.

А Торак прижался спиной к скале, чувствуя, как по телу ручьями стекает пот. От едкого дыма костра кружилась голова. Вглядевшись, Торак увидел, что Пожирательница Душ отставила в сторону копье и зачем‑то опутывает огненный опал веревкой. Токороты дружно вздохнули и еще яростней загремели зажатыми в руках сухими костями.

В свете костра веревка, которой Эостра оплетала опал, отливала темным золотом, а волокна ее были заплетены, точно женская коса. Торак просто глаз не мог отвести от этой странной веревки и светящегося камня, чувствуя, как неведомая сила словно втягивает его в глубины магического опала.

Он светился алым, точно смертельная рана. И был полон красоты, и страдания, и безумной страсти. Так же сиял и глаз Великого Зубра в зимнем небе, обжигая болью невероятной силы, им же самим и созданной.

Эостра вдруг смолкла, прервав свое заклинание, и скрежещущим шепотом принялась одно за другим произносить имена Неупокоенных Мертвых.

Потрясение было столь велико, что Торак чуть не лишился чувств. Он наконец понял, что она собирается сделать, но остановить ее не мог. Сейчас он мог лишь с трудом удерживаться на своем насесте – точно голубь, которого вот‑вот схватит ястреб.

Он почувствовал, как в ногу ему впивается материнский рожок с охрой. Но рожок был пуст и ничем не мог ему помочь.

И все же…

Ценой своей жизни его матери удалось заключить договор с Великим Духом. И в обмен на ее жизнь Великий Дух сделал Торака особенным, подарив ему блуждающую душу. Этим драгоценным даром он обязан своей покойной матери и ради нее должен – пусть даже в самый последний раз! – своим даром воспользоваться.

Смахнув со лба крупные капли пота, Торак крикнул Пожирательнице Душ:

– Ты думаешь, что заполучила меня? Ты уверена, что я не смогу до тебя добраться? Нет, ты ошибаешься! – От страха голос его звучал особенно громко и пронзительно.

Взобравшись на выступ в виде торчавшего вниз клыка, Торак устроился в развилке, и теперь, хотя ноги у него и болтались в воздухе, собачьей стае было до него никак не добраться. Сняв с себя ремень, он привязал им себя к скале, вытащил из мешочка со снадобьями черный корень, выпрошенный у Саеунн, и быстро сунул его в рот.

Боль тут же острыми когтями впилась в его нутро. Он громко вскрикнул… и услышал собственный голос, ставший теперь совершенно неузнаваемым: это был хриплый, скрежещущий голос Эостры, призывающей Неупокоенные Души!

Ее глазами сквозь щели, прорезанные в маске, Торак видел собственное бесчувственное тело, лишившееся своей блуждающей души и отчего‑то казавшееся ему серым. Впрочем, серым казалось ему и пламя на алтаре, и все вокруг – кроме холодной красной сердцевины огненного опала.

В глубинах холодной как лед души Эостры Торак предпринимал отчаянные попытки подчинить себе злую колдунью. Он наделся заставить ее разбить магический камень. Но преодолеть ее сопротивление так и не смог. Души Повелительницы Филинов оказались значительно сильнее, чем у тех существ, в которых он до этого вселялся. А ее могучая воля останавливала любые его попытки; ему казалось, что она и его самого сейчас превратит в камень. В том‑то и заключалась великая сила Эостры: она ни от чего не испытывала ни удовольствия, ни боли; в ее душе не было никаких иных чувств, кроме желания жить вечно. Воспитанные ею токороты были не замученными детьми, в тела которых она вселила злых духов, а ее могущественным оружием, которое она создала только для того, чтобы воплотить в жизнь задуманное. И эти жуткие псы тоже были всего лишь ее оружием; и теми и другими она намеревалась воспользоваться, а потом попросту отшвырнуть в сторону за ненадобностью, точно сломанный кремневый наконечник. И жалкого мальчишку на скале Эостра воспринимала всего лишь как вместилище той силы, которую она страстно желала заполучить; нужно было только уничтожить это вместилище и самой обрести вожделенное могущество. Да, в душе Эостры царило истинное зло, зло в чистом виде, и было оно таким холодным и мертвящим, что душа Торака, казалось, тонула в нем…

Эостра снова умолкла. И токороты перестали греметь костями.

Воцарилась полная тишина. Та, Что В Маске набросила на горевший костер покрывало из шкур, и огонь потух. И в воцарившейся темноте вновь послышался голос колдуньи:

 

О Тенрис, скользкий, как тюлень… и самый хитрый!

Тебя я призываю!

 

В пещере вдруг стал слышен плеск морских волн, за алтарем сгустился дым – и в этом дыму возникла человеческая фигура. Глазами Пожирательницы Душ Торак видел некогда красивое, а ныне почти уничтоженное временем лицо мужчины, слышал его голос, плавный и сильный, как вздохи Моря…

 

Я – Тенрис, и я пришел.

 

Продолжая монотонно бормотать заклинания, Та, Что В Маске приподняла шкуру над костром, и вверх тут же взвился густой клуб дыма, вспыхнуло яркое пламя. А она снова притушила огонь и выкликнула:

 

О Тиацци, могучий, как дуб… и самый сильный!

Тебя я призываю!

 

Зашелестела листва. Из‑за алтаря выдвинулась и нависла надо всей пещерой огромная тень.

 

Я – Тиацци, и я пришел.

 

А Эостра снова запела. И снова оживила огонь на алтаре, дав ему глотнуть воздуха. И продолжила призывать духов:

 

О Неф, подобная летучей мыши… Как ты быстра и как загадочна!

Тебя я призываю!

 

Зашуршали кожистые крылья. За алтарем взвился вихрь каких‑то светящихся точек, и в нем возникла фигура хромой Пожирательницы Душ.

 

Я – Неф, и я к тебе явилась.

 

Блуждающая душа Торака, скорчившись в мозгу Эостры, была способна лишь наблюдать, как колдунья призывает Неупокоенных Мертвых, обладая теперь полной властью над ними, ибо души их были связаны могуществом огненного опала.

И Торак сумел разглядеть в темной душе Эостры то, в чем она видела свою главную цель, конец своих великих свершений: «В горах и во Льдах, в Лесу и на Озере, на морском берегу и на островах племена в смертельном страхе склоняются перед Эострой, которая отныне правит и живыми, и мертвыми… Перед Эострой, что живет вечно…»

Да, теперь Эостра стала неуязвимой. И Торак понял, что все его усилия, потраченные за три долгих года, были напрасны.

Пожиратели Душ вернулись.

 

Глава тридцать шестая

 

Где‑то глубоко внутри Горы Волк услыхал шелест листьев.

Листьев?

Он резко затормозил. Нет, быть такого не может! Или это очередной обман Тех, Что Скрываются? Они были страшно недовольны тем, что Волк проник на их территорию. Они готовы были возненавидеть любого, кто осмелится проникнуть в их пещеры; они постоянно кружили неподалеку от Волка, рассыпая вокруг него самые разнообразные запахи и звуки, чтобы он не смог понять, откуда они все доносятся.

Волк прибавил ходу, хотя и сам не знал, куда бежит. Он, похоже, целую вечность бежал по этому извилистому Логову и давно потерял след своей Бесхвостой Сестры; сейчас он чуял лишь запах влажных камней и испуганного Волка, то есть свой собственный. Ему очень хотелось пить; и бока у него болели, изодранные когтями тех бесхвостых детенышей со злым духом внутри; и он по‑прежнему понятия не имел, где Большой Брат.

Проход внутри Горы стал значительно шире; здесь отчетливо чувствовалось дыхание земных недр, и этот подземный ветерок шевелил шерсть у Волка на спине. В каком‑то углублении он обнаружил немного воды и жадно ее вылакал, не обращая внимания на лежавшие поодаль странные каменные кости. Он уже знал, что эти кости – всего лишь очередной обман; он уже пробовал грызть такие и чуть не сломал себе клык.

Вдруг его ноздрей коснулся знакомый слабый запах, и он, нервно вскинув голову, хорошенько потянул носом, желая убедиться, что ему это не почудилось. Да! Это действительно был он, Большой Брат!

Его запах просачивался откуда‑то сверху, и Волк, встав на задние лапы и опершись передними о скалу, почувствовал дыхание какого‑то другого Логова, очень маленького. Но было слишком темно, чтобы он мог что‑то разглядеть. Волк подпрыгнул и, цепляясь когтями за поверхность скалы, полез вверх. И вскоре оказался в том маленьком Логове.

Там было так тесно, что Волку пришлось прижать уши и дальше ползти на брюхе, царапая бока о каменные стены. Порой проход становился настолько узким, что почти невозможно было дышать. Наконец Логово выплюнуло его из своей пасти, и он упал, больно ударившись носом о камень.

И сразу же со всех сторон его окружил вихрь самых разнообразных запахов. Вонь злых духов. Противный, отдающий падалью, запах Той, Что С Каменным Лицом. Запахи различных бесхвостых, которых Волк знал когда‑то давно. И самое главное – запах Бесхвостого Брата!

Волк прямо‑таки полетел сквозь тьму. Туннель снова стал узким и извилистым, как кишка. И на том его конце Волк уже слышал знакомое рычание стаи псов. Этому рычанию вторило гулкое эхо, и Волк догадывался, что приближается к какому‑то очень большому Логову.

Он услышал знакомый писк летучих мышей и шорох крыльев филина. И побежал еще быстрее.

Злые духи! Но ведь именно для охоты на злых духов он, Волк, и предназначен!

 

* * *

 

Выход из туннеля был уже совсем близко, и Ренн ускорила шаг.

– Не спеши! – предупредил ее Дарк.

Она не послушалась. Здесь уже хорошо было слышно бряцанье костей и надтреснутый голос Пожирательницы Душ, монотонно поющей свое смертоносное заклинание:

 

Силой кости,

Силой камня,

Силой взгляда

Злого духа

Я, Эостра, призываю

Вас, не знающих покоя!

Я, Эостра, заклинаю

Вас во всем мне подчиняться!

 

Ренн тщетно пыталась припомнить то разъединяющее заклятие, которое знала когда‑то. Она надеялась, что ей удастся хотя бы отчасти разрушить воздействие магических чар, но стальная, леденящая воля Эостры оказалась сильнее. Она словно заморозила все мысли Ренн. Никто не может помешать Той, Что В Маске.

Ренн так резко остановилась у самого выхода из туннеля, что Дарк невольно налетел на нее.

Выход находился на головокружительной высоте, под самым сводом пещеры. И никакой возможности спуститься по этой отвесной стене не было.

Прикусив губу, чтобы не заплакать от огорчения, Ренн осторожно, на коленях подползла к самому краю. Выход – или вход? – в туннель был похож на пасть, полную острых каменных зубов. Прячась за этими «зубами», Ренн заглянула вниз и увидела, что через всю пещеру зигзагом проходит глубокая трещина, похожая на черную молнию. На ближнем конце пещеры высился каменный алтарь; на нем горел огонь, окутывая алтарь густым дымом. Дальше, у подножия какого‑то странного каменного столба, вершина которого терялась в дыму, шевелились какие‑то темные тени. От них исходила волна такой лютой ненависти, что Ренн сразу догадалась: это боевые псы Эостры. Но Торака нигде видно не было.

 

…Я, Эостра, призываю

Вас, не знающих покоя!..

 

Ренн подтащила к себе лук и топор. Оружие было в порядке, но стрелы, к сожалению, почти все оказались поломанными. Только три стрелы остались целыми, выдержав путешествие по узким норам в теле Горы.

 

…Я, Эостра, заклинаю

Вас во всем мне подчиняться!

 

Дым над костром немного рассеялся, и Ренн мельком увидела Ту, Что В Маске. Мертвенно‑бледная, даже синеватая, рука колдуньи сжимала посох с укрепленным в набалдашнике огненным опалом. Ренн заметила, что алый, как кровь, свет волшебного камня просачивается сквозь густую сеть, сплетенную из каких‑то странных шнурков. Ренн схватила стрелу, прицелилась, но Эостра, точно почуяв угрозу, вновь исчезла в клубах дыма.

– Ты чувствуешь их присутствие? – шепотом спросил Дарк, опускаясь рядом с Ренн на колени.

– Кого – их?

– Вон тех, в дыму, у подножия алтаря. Они ужасны!

– Но я ничего не могу толком разглядеть…

– И я не могу. Но я хорошо их чувствую!

Впрочем, Ренн тоже их чувствовала. В Шепчущей пещере, безусловно, находились не только Эостра и ее подручные. Там было еще много… других существ.

– Это все дым, – еле слышно выдохнула она. – Это колдовской дым, он – часть ее чар. Не смотри туда.

Но Дарк уже не мог отвести от Эостры глаз. Да и Ренн тоже не могла.

Монотонное пение Пожирательницы Душ на мгновение смолкло. И черная тьма окутала пещеру. А колдунья в звенящей тишине воскликнула:

 

Соблазнительница Сешру! Ты любой змеи ловчее…

И тебя я призываю!

 

У Ренн по всему телу поползли мурашки.

А пещера наполнилась негромким, но отчетливо слышным в каждом углу шипением.

«Нет, этого не может быть! – уговаривала себя Ренн. – Не может быть!»

Но продолжала смотреть. И увидела, как в завитках дыма возникает знакомая гибкая фигура…

«Нет! Сешру мертва. Твоя мать мертва, Ренн! Ведь ты сама нанесла на ее тело Метки Смерти. Ты собственными глазами видела, как ее тело предали вечному покою…»

Но уговаривать себя было бесполезно.

А Эостра тем временем снова запела, и Ренн показалось, что на этот раз ее монотонное пение продолжается бесконечно долго. Потом колдунья снова умолкла, снова загасила пламя костра и в наступившей темноте выкликнула:

 

… Наррандер… Тебя я призываю!

 

И из дальнего конца пещеры отозвался громкий мужской голос:

– Я – Наррандер! И я иду к тебе!

Ренн затаила дыхание: она узнала этот голос!

– Но твои чары с изъяном, – прогремел тот же голос, – ибо ты используешь волосы живого человека.

Эостра молчала.

– Кто это? – шепотом спросил Дарк.

Но Ренн ему не ответила. Прошлое неумолимо, точно паковый лед, надвигалось на нее. Она не сводила глаз с мужской фигуры, постепенно выступавшей из темноты.

Филин Эостры вдруг сорвался с места и ринулся на пришельца. Тот отмахнулся от хищника топором. Походка у него, впрочем, была несколько неуверенной. Драные шкуры, прикрывавшие тело, хлопали по тощим ногам. И Ренн прекрасно знала: будь она поближе к нему, то, конечно же, увидела бы и его отвратительную, грязную и спутанную бороду, и струйку слюны, стекающую изо рта… Она бы увидела все его мерзкое одноглазое лицо, загрубевшее, как древесная кора…

Седьмой Пожиратель Душ! А ведь Ходец именно на это намекал им еще во время их первой встречи! Говорил, что и сам был очень мудрым, пока кремень его не ударил…

– Наррандер умер, – проскрипела скрытая клубами дыма Эостра. – Он погиб во время великого пожара.

– Погиб другой! – проревел Ходец. – Который должен был остаться в живых! И Ходец сейчас со всем этим покончит!

– Никто не может помешать Той, Что В Маске.

Ходец взревел и бросился к каменному алтарю, но добраться до него не сумел и резко затормозил на самом краю той жуткой трещины в полу, которая, как теперь понимала Ренн, очень широка и глубока. Перепрыгнуть через нее Ходец не мог.

– Он должен был остаться в живых! – взвыл Ходец, и в голосе его была такая боль, что вся пещера, казалось, наполнилась ею.

И тут Ренн заметила на выступе, прямо над головой у Ходеца, маленькие сгорбленные фигурки токоротов. В полном отчаянии она прицелилась; Дарк тоже вложил камень в пращу, но оба почти сразу опустили оружие: увы, токороты были слишком далеко от них.

– Осторожней! Они у тебя над головой! – в один голос крикнули Ренн и Дарк.

Ходец глянул вверх, и тут в него полетел первый камень. Он упал на колени. Второй камень заставил его распластаться на земле у самого края трещины. Топор, вылетев у него из рук, исчез в пропасти, и через некоторое время снизу донесся негромкий всплеск воды. Теперь Ходец лежал ничком и не двигался, и Ренн казалось, что никогда еще она не ненавидела Эостру так сильно, как в эти мгновения.

– Я вижу Торака! – прошипел Дарк и, дернув Ренн за руку, потянул ее куда‑то в сторону. И она наконец тоже его увидела.

Торак находился высоко над полом, примерно на середине того высоченного каменного столба, под которым ярилась стая псов. Он был привязан за талию к каменному выступу; голова его безжизненно склонилась на грудь. И он был совершенно недвижим.

– Торак! – пронзительно вскрикнула Ренн.

Ответа не последовало.

«Он либо оглушен, либо странствует вместе со своей блуждающей душой», – решила Ренн. Думать, что он может быть мертв, она попросту не желала. Стиснув зубы, она приготовилась стрелять. Сколько там собак? Шесть? Семь? И у нее всего три стрелы…

Здоровенный пестрый пес подпрыгнул, пытаясь схватить Торака за босую ногу. В воздухе пропела стрела, и пес упал, захлебываясь воем: стрела пронзила ему горло.

Дарк раскрутил свою пращу, и еще один пес рухнул замертво. Потом Дарк прикончил еще одного, размозжив ему череп. Ренн тоже не отставала, ловко попав очередному псу прямо в грудь, отчего тот зашатался и рухнул прямо в пропасть. Его дикий вой затих где‑то далеко внизу.

Вдруг два пса, словно почуяв добычу, метнулись через всю пещеру и исчезли в одном из туннелей. У скалы, где находился привязанный Торак, остался только один пес, зато там появился токорот. Когда токорот, зажав в зубах нож, начал карабкаться вверх, Ренн вложила в лук последнюю стрелу и тщательно прицелилась. Но руки все равно предательски дрожали. Она понимала, что хочет уничтожить злого духа, но этот злой дух пребывал в теле живого ребенка.

В воздухе просвистел пущенный из пращи камень, и токорот с пронзительным воплем упал вниз, сжимая руками перебитую голень. А Дарк снова с мрачным видом вложил камень в пращу, но метнуть его не успел: токорот поспешно уполз куда‑то в темноту.

Вглядываясь в окутанное магическим дымом пространство пещеры, Ренн искала новую мишень, но этот дым был слишком густым; казалось, его щупальца проникают ей в душу, опутывают ее мысли, а Та, Что В Маске злорадно усмехается, видя это, и крепко сжимает в пальцах огненный опал. Никто не может помешать Эостре.

Ренн опустила лук. Нет, с помощью лука и стрел ей над Эострой победу не одержать.

И ее вдруг охватила твердая решимость, словно переданная ей покойной Саеунн – ведь у старой колдуньи тоже была железная, не допускавшая компромиссов воля.

«Ты, в конце концов, тоже колдунья! – сказала себе Ренн. – Вспомни об этом и действуй!»

«Твои чары с изъяном, – сказал Ходец, – ибо ты используешь волосы живого человека».

Ренн замерла, пристально вглядываясь в ту сетку, которой был оплетен огненный опал. Похоже, сеть сплетена из множества разноцветных прядей. Ренн разглядела разные оттенки – черные, рыжие, золотистые…

Волосы! Эостра поймала души своих единомышленников в силки из их же собственных волос! Она вплела их волосы в ту сеть, которая теперь удерживала огненный опал! И эти веревки из волос заставляют мертвых Пожирателей Душ покоряться ей. Точно так же – завладев волосами Торака – она намерена и его подчинить себе, лишить его силы…

– Торак! – что было сил заорала Ренн. – Перережь эти веревки!

 

* * *

 

Пойманный в ловушку хитростью и мощной волей Эостры, Торак тщетно пытался освободиться, и силы уже начинали изменять ему.

Откуда‑то издали донесся голос Ренн. Она что‑то кричала ему. Да нет, этого просто быть не может! Никакой Ренн здесь, конечно же, нет!

Но кто‑то же все‑таки кричал? И эти крики явно отвлекли внимание Эостры. Почувствовав, что хватка колдуньи чуть ослабела, Торак не преминул воспользоваться этой возможностью…

И сразу же открыл глаза. И понял, что снова находится в собственном теле. И услышал, как кто‑то громко кричит.

– Перережь веревки, Торак! Те, которыми огненный опал оплетен! Перережь их, и заклятие сразу будет нарушено, и все они снова навсегда уйдут в Страну Мертвых!

Но это же действительно Ренн! Ее Торак, правда, пока не видел, но успел заметить, что одна из ее стрел пронзила горло пестрому вожаку собачьей стаи.

Веревки, огненный опал… Он вдруг почувствовал небывалый прилив сил. И понял, что ему нужно делать.

Он мгновенно отвязал себя от скалы и скользнул вниз. Но тут на него из темноты бросился последний из псов Эостры. Одним движением ножа Торак вспорол псу брюхо и отшвырнул его в сторону. Затем на всякий случай нанес еще несколько предваряющих ударов в темноту и, держа нож наготове, двинулся дальше. Ни токоротов, ни собак он поблизости от себя больше не видел, хотя откуда‑то доносилось их яростное рычание – там, похоже, шла жестокая схватка. Свободной рукой Торак подхватил с земли камень и, слегка пошатываясь, приблизился к каменному алтарю. Ренн права: еще не все кончено. Страшное заклятие еще можно разрушить, еще можно навсегда уничтожить Пожирателей Душ… Но почему Эостра так спокойна? Почему она продолжает петь?

А Повелительница Филинов в очередной раз притушила огонь на алтаре и, окутанная клубами дыма, расправив крылья, призвала последнего из Неупокоенных:

 

О мудрый, как волк, властный, как…

 

Нет! Тораку хотелось закричать, но язык словно прилип к небу. Беспомощный, он слушал, как Пожирательница Душ выкликает любимое имя, которого сам он не осмеливался произнести вслух вот уже три года.

На мгновение в пещере воцарилась полная тишина.

И в этой тишине прозвучало гулкое эхо воя множества невидимых волков. А за алтарем в завитках волшебного дыма возник чей‑то знакомый силуэт.

Нож со звоном выпал у Торака из рук. Неужели это Отец?

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: