Темная Шерсть зарычала, обнажив страшные белые клыки.
Ренн не двинулась с места, но так и замерла, чувствуя, как между лопатками течет ручеек пота.
Через некоторое время волчица немного расслабилась, но, увидев, что Ренн снова вытащила повязку, рывком подняла голову. Зубастая пасть почти касалась лица девушки. Чувствуя горячее дыхание волчицы, Ренн, глядя прямо в эту разинутую пасть, ласково пробормотала:
– Все хорошо… Больно не будет. Мне просто нужно твою рану перевязать. Ты позволишь?
И Волчица вдруг обмякла, легла и даже глаза закрыла.
Ренн дрожащими руками наложила на рану повязку, но Темная Шерсть больше даже не вздрогнула.
За это время вороны, подобравшись к ним, успели украсть мясо и тут же улетели. Но у Ренн не было сил даже сердиться на них; эта перевязка ее совершенно измотала. Она слышала, как Рип и Рек ссорятся; потом они завозились, шурша перьями. Видимо, устраивались на ночлег.
На ночлег?
Она и не заметила, как день подошел к концу. Теперь Торак наверняка уже добрался до Горы Духов. А завтра после захода солнца наступит Ночь Душ…
Слишком поздно Ренн разгадала хитроумный план Эостры. Пожирательница Душ позволила Темной Шерсти забраться так далеко в горы только потому, что преследовала определенную цель: она знала, что Ренн, увидев раненую волчицу, останется возле нее и не сможет нагнать Торака. Нетрудно догадаться, почему даже псы им не угрожали. Они гнались за другой добычей. И возможно, где‑нибудь в пустынном месте им уже удалось загнать в угол и Торака, и Волка. Ренн прямо‑таки видела их тяжело опущенные между мощными передними лапами мерзкие оскаленные морды, когда они упорно смыкают круг, одержимые жаждой убийства…
|
|
Сердясь на себя за подобные мысли, она постаралась прогнать их и заползла в убежище. Оказалось, что Темная Шерсть уснула и нервно вздрагивает во сне.
Ренн прикусила губу. Ночевать, ясное дело, придется здесь. Но что потом? Остаться и ухаживать за волчицей? Или оставить ее и пусть сама выкарабкивается, как может? Может быть, она, Ренн, еще успеет нагнать Торака…
Волки, конечно, выздоравливают гораздо быстрее людей, но все‑таки рана у Темной Шерсти очень серьезная. Ее бы нужно еще несколько раз хорошенько промыть и перевязать. Возможно, придется потерять еще целые сутки…
Ренн не знала, как поступить. Ее словно разрывали на части прочные узы верности и любви.
Лежавшая с нею рядом волчица тихонько постучала хвостом по земле. Ее темные губы дрогнули и изогнулись в улыбке. И она сквозь сон радостно заскулила.
У Ренн от жалости сжалось сердце. «Это ведь она во сне своих волчат зовет!» – догадалась девушка.
Через некоторое время Темная Шерсть проснулась и открыла радостно вспыхнувшие глаза, но радость эта была мимолетной. И когда сон окончательно ее покинул, она тяжело, сокрушенно вздохнула.
Ренн ласково погладила ее по передней лапе. Если она сейчас оставит несчастную волчицу и отправится искать Торака, Темная Шерсть может умереть в одиночестве. И как тогда она, Ренн, посмотрит в глаза Волку? А самой себе?
И все ее сомнения разом улетучились. Если она сейчас предаст доверие Темной Шерсти, тогда, что бы ни случилось на Горе Духов, Эостра все равно одержит над ними победу. На долю этой волчицы выпало столько горя и трудных испытаний – нельзя, недопустимо бросать ее одну! И хотя душа Ренн прямо‑таки корчилась от боли, требуя, чтобы она последовала за Тораком, разумом она уже приняла иное решение.
|
|
Она ни за что не бросит Темную Шерсть.
Глава тридцать первая
Торак хранил свирепое молчание, а Дарк тем временем рылся в его вещах и задавал бесконечные вопросы: «Что это за зеленый браслет? Оберег? А кто его сделал? Что такое „приемный отец“? А этот Фин‑Кединн тебя любит? Почему этот мешочек сделан из кожи, снятой с лапки лебедя? Для чего этот рожок? А его кто сделал? Это твоя мать тебе его подарила? Значит, она тебя любит?»
– Да! – выкрикнул Торак. Надвигалась Ночь Душ, а он лежал связанный, точно куропатка, угодившая в силки, и был вынужден смотреть, как этот белесый мальчишка роется в его пожитках!
– А на рожок с охрой прядка рыжих волос намотана, – сообщил любопытный Дарк. – Это волосы твоей матери?
– Нет. Это волосы одной девушки. Ее зовут Ренн. Не трогай!
Дарк внимательно на него посмотрел:
– Это твоя жена?
– Нет.
– Но ты ее любишь?
– Конечно, люблю.
– И она тебя любит?
– Да! – рявкнул Торак.
Бледное лицо Дарка вдруг исказилось. Белые ресницы затрепетали. Отшвырнув рожок с охрой, он бросился куда‑то в темную часть пещеры и через несколько мгновений вернулся, держа в руках одежду Торака.
– Вот. – Он бросил одежду на пол.
Арк суматошно закаркала, захлопала крыльями, а Волк подошел и понюхал парку. Торак во все глаза смотрел на Дарка.
Резким движением альбинос выхватил нож и перерезал путы, стягивавшие руки и ноги Торака. Потом сказал:
|
|
– Все. Ты свободен. Можешь уходить.
Торак не стал тратить время даром и моментально оделся. Уже затягивая пояс, он все‑таки спросил:
– А почему ты передумал?
Дарк взял в руки незаконченную фигурку росомахи, искусно вырезанную из слюдяной пластины, сердито на нее посмотрел и пояснил:
– Все те люди будут тосковать по тебе. А по мне никто не тоскует.
Торак перестал собираться.
– Мне очень жаль… – неловко пробормотал он.
Дарк положил фигурку и уже спокойнее сказал:
– Ладно. Я тебя провожу.
Пещера оказалась глубже, чем думал Торак. Он шел, видя перед собой только волосы Дарка, словно светившиеся в темноте. Волк неслышно следовал за ним. Проход был низкий и узкий, стены, казалось, вот‑вот сомкнутся над головой. С них на Торака неотрывно смотрели снежно‑белые северные олени и мускусные быки. Помня о тех, кто еще обитает в темноте этой пещеры, Торак спросил:
– А твоя сестра… она…
– Сегодня Ночь Душ. Она ушла вместе с остальными.
Лица Торака коснулся ледяной горный воздух; еще несколько шагов – и они оказались у выхода из пещеры.
Дарк сунул за пояс пращу и натянул на лицо маску из птичьей кожи, спасавшую глаза от снежного блеска. Торак отрезал тесемки, на которых болтались рукавицы, и сунул рукавицы за пояс, чтоб в другой раз не мешали. Дарк, упираясь ногами, отпихнул в сторону гранитную плиту и откатил подпиравший ее валун, открывая выход из пещеры. Потом он опустился на колени, собираясь выползти наружу, но Торак остановил его:
– Погоди. Мне нужно, чтобы ты еще кое‑что для меня сделал.
В последний раз Торак наносил себе Метки Смерти сам; это было три зимы назад, когда он готовился к битве с тем огромным медведем, в которого вселился злой дух. Тогда, впрочем, ему немного помогла Ренн. Теперь же он попросил Дарка нанести ему метки на грудь, на пятки и на лоб.
Обмакнув в кашицу из «крови земли» свои тонкие пальцы, Дарк задумчиво промолвил:
– Это я помню. Но ведь так поступают с мертвыми?
Торак не ответил.
Метки Дарк наносил быстро и умело; и отчего‑то его прикосновения действовали на Торака успокаивающе.
– Тут немного охры осталось, – сказал Дарк, закончив рисовать на теле Торака магические круги. – Ты бы втер ее себе в волосы. Там будет очень много духов. Вряд ли ты захочешь, чтобы они подходили к тебе слишком близко.
Торак последовал его совету. Красная кашица холодила кожу на голове, но это отчего‑то показалось Тораку даже приятным. Возможно, потому, что его мать, как и все люди в племени Благородного Оленя, тоже втирала охру себе в волосы.
Затем Торак втер немного охры Волку между ушей. Вскоре его четвероногий брат останется на Горе Духов один. Возможно, этот последний дар Торака поможет ему спастись.
Мысль о скором расставании с Волком была невыносима, но еще страшнее было думать о том, что если он возьмет его с собой в Шепчущую пещеру, то ему, вполне возможно, придется смотреть, как Волк умирает в лапах Эостры и ее приспешников.
С раздраженным рычанием Волк вывернулся из‑под его рук и первым выскочил из пещеры; за ним последовали Дарк и Арк. Торак выполз последним и чуть не ослеп от морозного сверкания снегов.
Выход из пещеры был на крутом заснеженном склоне. Туман рассеялся. Но небо имело какой‑то зловещий желтоватый оттенок. Вскоре Гора должна была выпустить на свободу души мертвых.
Когда глаза Торака привыкли к яркому свету, он понял, что находится на восточном склоне горы. А тот утес, по которому он карабкался, пытаясь спастись от псов Эостры, находился на западном. Вершина Горы Духов уходила высоко в облака; снег и лед на ней ослепительно сверкали в лучах заходящего солнца. Близился вечер – время злых духов.
Над головой летала Арк, шелестя белыми крыльями. Волк рысью носился поблизости, яростно нюхая воздух; время от времени он останавливался и, похоже, рассматривал на дальнем склоне нечто непонятное – Торак, как ни старался, никак не мог разглядеть, что же это там такое.
С помощью припасенного набора камней Дарк столь хитроумным образом запечатал вход в пещеру, что вход в нее теперь стал совершенно незаметен.
– Вон там живет Эостра, – сказал он, – но прямо отсюда мы туда подняться не сможем – склон уж больно крутой. Придется сперва немного пройти на восток, а потом вернуться.
Плотный, слежавшийся снег вел себя предательски, и Торак несколько раз провалился. Дарк показал ему, как башмаком пробовать снег на прочность.
– Ногу надо ставить обязательно прямо и сперва как следует ею ударить, иначе можно запросто поскользнуться. Или даже вниз рухнуть. – При этих его словах пласт снега съехал со склона и белым облаком взорвался далеко внизу, словно демонстрируя Тораку, что будет, если он не последует совету Дарка. – Ступай точно по моим следам, – велел ему Дарк, оборачиваясь через плечо.
Его голос подхватило звонкое эхо, и Торак уже хотел сказать своему новому приятелю, чтобы тот говорил потише, но вдруг подумал: «А какое это имеет значение? Эостра ведь и так знает, что мы здесь. Она именно этого и хотела».
Он вдруг с оглушительной ясностью осознал все безумие того поступка, который собирался совершить. У него не было почти никакого оружия – ни топора, ни лука – и никакого плана действий. Он знал лишь, что хочет добраться до Шепчущей пещеры, а потом… А что потом? Как, интересно, он сумеет сломить могущество Повелительницы Филинов? Ведь перед нею он будет беспомощен, как молодой заяц, загнанный волчьей стаей.
«Может, я действительно сошел с ума? – думал он. – Или у меня в голове помутилось, оттого что я слишком близко к небу поднялся?»
Ренн бы сейчас одним взглядом своих темных глаз сказала ему, что она обо всем этом думает. Ах, как Тораку сейчас ее не хватало! Его даже затошнило от тоски.
– Вот здесь мы и повернем назад, – сказал поджидавший его Дарк.
Волк остановился рядом с Дарком, тяжело дыша и виляя хвостом. Почуяв горестное настроение Торака, он подбежал к нему, разбрасывая лапами сверкающий пушистый снег, и заглянул в глаза: «Я с тобой».
– Теперь уже недалеко, – сказал Дарк.
И они продолжили свой путь по заснеженному склону; солнце било прямо в глаза, и, глянув вниз, Торак увидел, что из ущелья вверх по склонам Горы ползут темные вечерние тени. Скоро наступит Ночь Душ…
– Вон он, – тихо сказал Дарк, – вход в ее пещеру. Под Шрамом.
Прикрыв глаза рукой, Торак увидел на щеке Горы нечто, действительно похожее на шрам от рубленой раны. По обе стороны от этой странной глубокой насечки был выбит знак Руки. Линии силы исходили из средних пальцев, отгоняя зло.
Но отметины острых когтей почти стерли изображения Руки, уничтожив их магическую силу; теперь Эостра могла спокойно пройти мимо этих священных знаков.
Торак чувствовал, как леденит лицо дыхание этого Шрама, как, застывая, превращается в корку кашица из охры, нанесенная на кожу. Там, внутри, смерть только и ждет, чтобы предъявить на него свои права. Или еще хуже: его ждет невообразимо ужасная судьба Пропащего.
Все его существо восставало против этого. «Я не смогу! Пусть кто‑нибудь другой сражается с Эострой! Совершенно не обязательно, чтобы это был именно я!»
И Торак бросился бежать; он быстро поднимался вверх по склону, не глядя, куда несут его ноги. Но, поскользнувшись, упал на колени, поднял голову и вдруг понял, что в своей нелепой попытке к бегству поднялся значительно выше того места, где раньше стоял.
Отсюда ему было видно то, что раньше скрывалось за отрогами Горы Духов. Это действительно была самая восточная вершина в данной горной цепи, но за ней находился вовсе не край света. За горами, уходя далеко за линию горизонта, тянулся еще один Лес!
Торак был потрясен и очарован этим неожиданным зрелищем. Даже на таком расстоянии он мог различить на опушке Леса рябину и березу, дуб и бук, сосну и ель, словно стоявших на страже своих многочисленных дремлющих братьев и сестер. И внешняя душа Торака, столько раз скитавшаяся в чаще древнего западного Леса, теперь отчетливо слышала голос Леса восточного. «Я бесконечен и вечен, – шептал Лес. – Я даю жизнь всем своим обитателям. И я, безусловно, стою того, чтобы за меня сразиться».
И души Торака вдруг взбунтовались. Нет, ни в коем случае нельзя сдаваться! Если он сейчас сдастся, если победит Эостра, тогда нигде в мире покоя уже не будет. Опасность будет грозить отовсюду, ибо Пожирательница Душ проделает дыру в той не слишком прочной перегородке, что отделяет мир живых от мира мертвых, и вселенское равновесие будет навсегда нарушено.
Солнце село. И далекий Лес словно разом померк. Наступало время злых духов.
Торак сполз по склону туда, где ждали его Дарк и Волк, и решительно двинулся к Шраму, видневшемуся на щеке Горы.
В двух шагах от него он остановился и сказал Дарку:
– Ты, пожалуйста, присмотри за Волком. Мне придется оставить его здесь.
Дарк пришел в ужас:
– Нет, что ты… мы пойдем с тобой! Я тебе пригожусь. И потом, я же должен показать тебе путь!
– Дарк, я вряд ли останусь в живых после встречи с нею. Вам совершенно незачем погибать со мной вместе. Ну а путь туда… – Он помолчал, нервно сглотнул и договорил: – Не сомневаюсь, там найдутся другие провожатые; они и приведут меня, куда надо.
Потом Торак опустился на колени, чтобы попрощаться с Волком. Попрощаться с Волком! Нет, это невозможно!
«Не смей думать об этом!» – приказал он себе. И тут же представил себе, как Волк останется один на склоне Горы, растерянный, не в силах понять, почему Большой Брат его предал.
Волк ласково обнюхал лицо Торака, и тот почувствовал щекотное прикосновение его усов, тепло его дыхания. «Брат мой», – говорили эти ясные глаза, золотистые, как мед, просвеченный солнцем.
Волк ничего не знал ни о пророчествах Саеунн, ни о безумных планах Эостры, но был, разумеется, готов последовать за Большим Братом куда угодно, даже в это ужасное темное Логово.
С глухим рыданием Торак зарылся лицом в густую шерсть у него на загривке. Волк тихонько заскулил и лизнул его в шею: «Я с тобой».
Нет, оставить здесь Волка – это предательство! Такого предательства он никогда Тораку не простит. Да и сам никогда от этого предательства не оправится.
– Я не могу с ним расстаться, – каким‑то надтреснутым голосом сказал Торак. – Куда я, туда и он.
И, уже вставая с колен, успел краем глаза заметить у входа в пещеру какое‑то движение.
Волк, опустив голову, грозно зарычал.
– Ты видишь его? – шепотом спросил Дарк.
В полумраке пещеры, у самого входа, на каменном столбе скорчился токорот.
Сквозь спутанные грязные волосы поблескивали его злобные глаза. Токорот сперва ткнул пальцем с омерзительным желтым когтем в Торака, а затем, вытянув костлявую руку, указал ему на темные глубины пещеры. Все было ясно.
Торак оглянулся через плечо на тот мир, который должен был вот‑вот покинуть, и они бок о бок с Волком шагнули под Шрам.
– Я иду с тобой! – крикнул Дарк, но последовать за ними не успел.
Чьи‑то невидимые руки, мгновенно подкатив ко входу в пещеру огромный валун, прямо у Дарка перед носом наглухо перекрыли ему дорогу.
А Торака и Волка поглотила Гора.
Глава тридцать вторая
Увидев перед собой Священную Гору, Ренн упала на колени.
Близилась Ночь Душ, и вокруг отчетливо чувствовалось присутствие тех, кому эта Гора принадлежит.
Дрожащими руками Ренн принесла Горе жертву – немного мяса и щепотку «крови земли» – и тихим шепотом стала молить ее, чтобы она позволила ей пройти дальше. Остаток охры Ренн втерла себе в волосы, надеясь так предохранить себя от злых духов.
Небо у нее над головой было густо‑синим, сумеречным. И холод стоял страшный, даже в ноздрях потрескивало. Снова разболелась лодыжка; и ступни были все в порезах после подъема по склону, покрытому дьявольски острыми обломками слюды.
В нескольких шагах от Ренн шевельнулась неясная тень. Послышалось негромкое рычание. Темная Шерсть! Значит, волчица все‑таки увязалась следом. Но ей явно стало лучше: хвост она держала высоко, шерсть возбужденно распушила, а глаза, как звезды, отливали серебром.
У Ренн даже мужества прибавилось при виде волчицы.
– Ладно, иди сюда, – еле слышно позвала она. – Давай‑ка твои лапы проверим.
Чтобы защитить лапы Темной Шерсти от порезов, Ренн обмотала их полосками кожи, разрезав свой мешочек для провизии. И получилось отлично: подушечки лап у волчицы были разве что слегка поцарапаны.
Полноценный сон и целебный отвар совершили настоящее чудо. Выспавшись, волчица дочиста вылизала свою рану, потом проглотила большую часть той пищи, какую еще смогла предложить ей Ренн, и сил у нее сразу значительно прибавилось. К полудню она уже смогла встать и немного покружила по их темному убежищу, сильно прихрамывая, но уже весьма энергично принюхиваясь к следу Волка.
Ренн, однако, держалась куда более настороженно после тех ужасных видений, в которых призраки говорили с ней голосом Торака. А когда она выползла из убежища, то обнаружила, что оба ворона исчезли.
Они с Темной Шерстью довольно быстро отыскали тропу, ведущую в Горловину Тайного Народа; волчица бежала впереди и все время оглядывалась на Ренн. И той вовсе не нужно было знать волчий язык, чтобы понять, что означают эти нетерпеливые поскуливания: «Поторопись! Неужели ты не можешь идти быстрее?»
Порой, впрочем, волчица останавливалась и, поворачивая голову, то ли рассматривала что‑то, чего Ренн видеть не могла, то ли к чему‑то прислушивалась. Иногда она даже виляла хвостом. А порой шерсть у нее на загривке вставала дыбом.
Какая‑то белая птица пересекла усыпанный звездами небосклон, и Ренн, вспомнив того белого хранителя из своих видений, вскочила на ноги.
Справа от нее резко уходила вниз каменистая осыпь. Впереди виднелась довольно ровная площадка, покрытая валунами; сразу за ней начинался склон Священной Горы. Небо казалось бесконечным, холодным и совершенно безжалостным. Даже луны, которая могла придать Ренн мужества, на нем не было. Только равнодушные звезды да гневный красный глаз Великого Зубра в бескрайней ночной тьме.
И Ренн вдруг показалось, что Эостра уже одержала победу. И теперь Торак, вполне возможно, стал одним из Пропащих.
Невыносимая, какая‑то застывшая тишина окружала ее, пока она пробиралась через усыпанную валунами площадку к склону Горы. Она слышала только собственное хриплое дыхание и скрип башмаков по камням. Безмолвная, как дух, Темная Шерсть бежала впереди. Черного волка в темноте разглядеть почти невозможно, и Ренн приходилось ориентироваться по еле слышному волчьему дыханию, казавшемуся ей единственным проявлением жизни в этом пустынном краю.
Вдруг она увидела, что волчица, перемахнув через полоску снега, взлетела на темный каменный выступ и начала лихорадочно на нем метаться, возбужденно нюхать чей‑то след, а потом и вовсе исчезла, нырнув в какую‑то расщелину. До Ренн донеслось ее громкое ворчание, которому вторило горное эхо, и волчица вновь выскочила на выступ, радостно виляя хвостом.
Ренн бросилась к ней. Нужно было обязательно выяснить, что там происходит. Подойдя ближе, она почувствовала, как по рукам у нее поползли мурашки. Кто‑то вырыл здесь снежную нору, и вокруг норы было полно крупных отпечатков лап. Но не лап Волка.
Вздрагивая от страха, Ренн нырнула в убежище.
В тесном пространстве собственное дыхание показалось ей просто оглушительным. Она нащупала колчан, полный стрел. Мешочек с провизией. Бурдюк с водой. Спальный мешок, скомканный и промерзший насквозь.
Лук.
Стянув рукавицу, она пробежала пальцами по заледенелому дереву. Вот она, та остроконечная метка Леса, которую Торак прошлым летом вырезал на дуге лука, в точности повторив то, что его мать когда‑то вырезала на рожке с охрой!
Значит, это он был здесь! У Ренн подкосились колени. Она положила лук и посмотрела на него. Вот она, правда, прямо перед нею, покрытая инеем. Она не успела: несколько дней назад Торак выполз из этого убежища, оставив там свои пожитки, и больше туда не вернулся.
Ренн ринулась вон из убежища. Ее вырвало.
Темная Шерсть вдруг заскулила, метнулась к краю каменистой осыпи и замерла там, настороженно прислушиваясь.
Ренн, с трудом справившись с дурнотой и дрожа всем телом, выпрямилась.
Но Темная Шерсть даже не смотрела в ее сторону. Издавая какие‑то странные, мяукающие звуки, она бегала кругами, словно не знала толком, что делать дальше. А потом вдруг прыгнула куда‑то вниз, только камни посыпались.
– Темная Шерсть! – испуганным шепотом окликнула ее Ренн. – Вернись!
Грохот камней затих далеко внизу. Темная Шерсть исчезла.
Рука Ренн невольно потянулась к пучку перьев ворона, хранителя ее племени. Теперь она осталась на Горе Духов совершенно одна.
В неясном свете звезд виднелась тропа, ведущая в ту расщелину, где ненадолго исчезала Темная Шерсть, и чуть дальше выходящая из нее в виде полосы сильно взрыхленного чьими‑то ногами снега; тропа вела на восток.
Когда Ренн по этой тропе спустилась в расщелину, то почти сразу обо что‑то споткнулась. Но предмет этот намертво примерз к земле, так что ей пришлось его вырубать.
Это был топор Торака.
И Ренн сразу представила себе, что тут произошло. Торак взбирался на утес, чтобы спастись от собак Эостры. И упал. Это псы оставили полосу взрыхленного снега там, где тащили прочь его тело.
Ренн выронила топор и некоторое время стояла, раскачиваясь, в темноте. Потом отчаянно крикнула:
– Торак! Торак! Торак!
Имя его тут же подхватило многократное эхо:
«Торак! Торак! Торак!»
А потом и эхо постепенно стихло где‑то в недрах Горы.
И Ренн вдруг заметила, что с вершины утеса на нее кто‑то смотрит.
Она резким движением выхватила из колчана стрелу, вложила ее в лук…
– Не стреляй! – крикнул кто‑то.
Но Ренн еще сильней натянула тетиву, и когда она уже собралась выстрелить, маленькая, гибкая, как лесная куница, фигурка вдруг перемахнула через край обрыва и стала быстро спускаться к ней.
Держа незнакомца под прицелом, Ренн чуть отступила назад.
А непонятный человечек с невероятной скоростью спустился по отвесному склону, спрыгнул на землю и повернулся к ней лицом. Ренн увидела его целиком и страшно удивилась: белое, как кость, юное лицо, паутина белых волос…
– Ты Ренн? – спросил альбинос.
Она молчала, открыв от удивления рот.
– Идем скорей! – Мальчишка схватил ее за руку. – Мы должны спасти Торака!
Глава тридцать третья
Взметались языки пламени, и тьма немного отступала.
Токорот, сидя на каменном столбе, сжимал в руке плюющийся факел и злобно посматривал на Торака.
В свете факела поблескивали клыки монстра. В его спутанных патлах так и кишели вши. Немигающие глаза токорота были обведены мелом, чтобы походить на совиные.
Токорот вдруг куда‑то прыгнул, и на какое‑то время Торака со всех сторон обступила тьма. Стянув с себя рукавицы и сунув их за пояс, Торак вытащил нож и пошел следом за токоротом.
В горном туннеле стоял леденящий холод. Торак продвигался в основном ощупью, чувствуя, как на лицо влажным облаком оседает дыхание. Вокруг метались какие‑то темные тени. Поверхность скал была ребристой и скользкой, как кишка. Пальцы Торака невольно коснулись какой‑то чешуйчатой твари, притаившейся в трещине и тут же скользнувшей во тьму.
Он постоянно ощущал гнетущее давление нависшей над ним огромной массы Горы. Казалось, он попал внутрь гигантского древнего существа, и существу этому достаточно чуть шевельнуться, чтобы от него, Торака, только мокрое место осталось.
За спиной Торак слышал негромкое цоканье волчьих когтей. Волк давно уже перестал рычать и даже на токорота не пытался напасть, понимая, возможно, что здесь эта тварь для него недосягаема. Но Торака больше всего встревожило то, что и токорот не обращал на Волка никакого внимания, словно был уверен: тот никакой угрозы для него не представляет.
Они шли все дальше в глубь Горы, и Торак уже начинал жалеть, что взял с собой своего названого брата. Эостра никогда не позволит Волку войти в Шепчущую пещеру. Она непременно найдет, как разлучить их еще до этого, и тогда Волк погибнет.
Интересно, сколько еще токоротов скрывается там, в недрах Горы? И где псы Эостры? И ее филин?
Торак незаметно нагнулся и быстро спросил у Волка, сколько здесь еще человеческих детенышей, в теле которых живет злой дух.
«Этот не единственный, – ответил Волк, касаясь своими усами ресниц Торака. – Есть еще. Но я никак не могу почуять, где они прячутся».
Токорот, скакавший по выступам где‑то у них над головой, злобно оскалился и зарычал, требуя, чтобы они не отставали.
Шли они все время куда‑то вниз. Теперь было уже не так холодно – навстречу им поднималась волна теплого воздуха. На стенах туннеля Торак видел какие‑то странные знаки; выступая из темноты, эти знаки словно склонялись над ним. Мелькнул нарисованный мелом зигзаг. Затем желтый отпечаток чьей‑то ладони. Затем какое‑то странное существо с множеством конечностей. Это многоногое существо было нарисовано углем и отчего‑то будило в душе неясную тревогу. Может, все это – предупреждающие знаки? А может, они нанесены здесь для того, чтобы удержать духов мертвых внутри этих каменных стен?
Пальцы Торака нащупали углубление, полное каких‑то камешков, гладких и круглых, как глаза. Тут же в памяти всплыло то лето, три года назад: «Что прячется в бездонной глубине? Глаза Реки, лежащие на дне…»
У него за спиной Волк издал негромкое «Уфф!».
Токорот исчез, свернув за угол.
Торак, в очередной раз оказавшись в темноте, ощупью последовал за ним и вдруг замер на месте.
Вдали, за аркой из белого камня сверкнуло пламя костра; а на стенах вокруг Торак увидел множество отпечатков ладоней, беспорядочно нанесенных красной краской. Вернись! Вернись!
И тут все произошло как‑то внезапно. Торак еще успел заметить, как токорот погасил факел, ткнув им в озерцо воды, а сам вскарабкался на белую арку. И сразу же что‑то с грохотом обрушилось у Торака за спиной; оказалось, что это тяжеленный занавес из сыромятной кожи, преградивший ему путь назад. Волк, оставшийся по ту сторону занавеса, горестно завывал и царапал кожу когтями, пытаясь пробраться к Тораку. Торак попробовал было прорезать занавес ножом, но он оказался слишком толстым и прочным, даже нож почему‑то соскальзывал. А через мгновение на Торака сверху, точно паук, прыгнул токорот и попытался выцарапать ему глаза своими жуткими когтями. Упав на колени и отбросив капюшон парки, Торак яростно сопротивлялся, размахивая ножом. Вскоре токорот, пронзительно вскрикнув, отпустил его, и Торак крепко схватил его за руку. Но мерзкая тварь вывернулась и исчезла за аркой.
Задыхаясь от тошнотворной вони, исходившей от токорота, Торак рывком поднялся на ноги, слегка пошатнулся, невольно шагнул назад…
И провалился в небытие.
* * *
Волк подпрыгивал, яростно щелкая зубами, и что было сил отбивался от этих бесхвостых детенышей, у которых внутри сидел злой дух. А те царапали его и все пытались ударить большими острыми каменными когтями.
Потом Волк притворился, что убегает, и токороты кинулись за ним, а он резко обернулся и вонзил зубы в чью‑то тощую грязную лапу. Пойманная тварь взвыла и выронила свой каменный коготь. Но тут же вторая тварь укусила Волка в плечо. Волк щелкнул зубами, но промахнулся буквально на волосок, и оба токорота успели взлететь на скалы, так что теперь ему было их не достать.
Было слишком темно, но чуял он их прекрасно. И слышал их дыхание; слышал даже, как по их грязным телам ползают вши.
«Странно, почему они не нападают?» – думал Волк.
И внезапно понял. У них, может, внутри и злой дух сидит, но сами‑то они бесхвостые, а значит, у них, как и всех бесхвостых, слух и чутье совсем слабые. Так что, если не шевелиться, они не сумеют толком понять, где он, Волк, находится.
Волк закрыл пасть, почти затаил дыхание и осторожно принюхался.