Молодой заяц был разорван на мелкие кусочки. Его темно‑красные кишки валялись на снегу, точно клубок спутанных веревок. На разгрызенном черепе странным образом уцелели затянутые ледяной коркой глаза.
Торак представил себе, какие отчаянные зигзаги проделывал несчастный заяц, пытаясь спастись от этих жутких псов. Они разорвали его в клочки, расшвыряв на тридцать шагов вокруг его плоть и мозги, но так и не съели ни кусочка. Значит, они убили его только потому, что им хотелось убить.
Жалость и отвращение охватили душу Торака; он скороговоркой произнес молитву в защиту заячьих душ и двинулся дальше, понимая, что молил Великого Духа защитить скорее не этого беднягу‑зайца, а себя самого. Он тогда правильно сказал Ренн: Эостре он нужен живым. Но теперь понимал, что живым еще не значит невредимым.
Он чувствовал запах собственного пота, доносившийся из распахнутой горловины парки. Любая собака почует такой запах даже на расстоянии целого дня пути! «Я боюсь!» – вот что говорил этот запах.
Сзади послышался глухой стук.
Торак резко обернулся.
И даже весь обмяк, такое испытал облегчение.
Рек подняла голову над черепом несчастного зайца, озабоченно каркнула и вновь принялась сосредоточенно выклевывать заячий глаз.
Убрав нож в ножны, Торак поднял голову и увидел, что по снегу к нему мчится Волк.
* * *
«Ты преследовал филина?» – спросил Торак, когда они, пьяные от счастья, перестали наконец обниматься и целоваться.
«Да, – сказал Волк. – Но своего волчонка так и не нашел».
«Мне очень жаль».
«А где наша сестра?»
«В безопасности, – сказал Торак, – но она поранила себе лапу».
«Ты по ней скучаешь?»
«Да».
«Я тоже».
Волк принюхался:
«Собаки. Далеко».
«Они очень сильные, и их много, – сказал Торак. – Большая опасность».
Волк прислонился к нему и повилял хвостом.
Они пошли дальше. Вскоре Красная Вода вновь вынырнула из‑под земли в узком ущелье, полном гулкого эха. Рип и Рек взлетели на изогнутую скалу, почти перекрывавшую Горловину подобно мосту, затем спустились к Тораку и нетерпеливо закаркали:
«Давай, это же так легко!»
– Ничего себе «легко»! – задыхаясь, ворчал Торак, когда они с Волком пытались взобраться на эту скалу.
Казалось, склон ее был сделан из острых ножей. Некая злая сила раздробила скальную породу на тысячи острых осколков и, словно нарочно, поставила их почти вертикально. Порой они прорезали даже толстые подошвы башмаков Торака. И вскоре он заметил, что Волк сильно хромает. Подушечки его лап оказались буквально исполосованы острыми камнями.
«Эх, зря я тебя сюда потащил!» – расстроился Торак.
Волк лизнул его в ухо.
На Далеком Севере Торак не раз видел, как ездовым собакам надевают на лапы специальные башмаки. Но самое большее, что он мог сейчас сделать для Волка, это обвязать ему лапы полосками кожи, отрезанными от старой куртки. Волк все время совал нос ему под руки, пытаясь понять, что он делает. А когда лапы были уже крепко забинтованы, Тораку пришлось строго приказать Волку ни в коем случае не грызть бинты и не пытаться их сорвать.
Он так внимательно за этим следил, что даже не понял, в какой момент они добрались до вершины скалы. Теперь наконец можно было выпрямиться и перевести дыхание. Внизу раскинулась Горловина Тайного Народа. А прямо над головой вздымалась мрачная громада Горы Духов.
Вершина ее уходила за облака. А сверкающие белые склоны, казалось, предупреждали: «Не ходи сюда! Я священна! Здесь обитель духов, а не людей».
Торак упал перед Горой на колени, принес ей жертву в виде щепотки охры, а потом тихим голосом попросил простить его за это вторжение.
Облака у него над головой опустились еще ниже и снова скрыли вершину. Было не ясно, хороший это знак или плохой.
Справа Торак заметил каменистую осыпь, круто спускавшуюся в темноватую долину. Прямо перед ними сверкало под стелющейся поземкой открытое пространство, утыканное валунами, – там начинался сам горный склон. Посреди этого пологого склона наружу снова выныривала речка Красная Вода и небольшим водопадом падала вниз из какой‑то черной пещерки.
На одном из валунов впереди виднелся знакомый знак спирали. Этот знак отчего‑то придал Тораку уверенности, и он двинулся прямо на него. Волк потрусил следом, опустив хвост.
Валуны на склоне были покрыты скользкой ледяной коркой, а снег кое‑где был весьма глубоким, так что идти было трудно. Через какое‑то время они все же добрались до следующего спиралевидного знака, потом заметили еще один. Теперь уже чувствовалось, что они поднимаются все выше и выше.
Пора было подыскать место для ночлега.
Возле одного из скальных выступов намело глубокий сугроб, и Торак вздохнул с облегчением: куда проще выкопать в снегу нору, чем таскать камни и выкладывать из них стенку, да еще и в таком священном месте.
Огонь разжечь он не осмелился. Скорчившись в своем жалком убежище, он разделил между воронами полоску вяленой оленины, а Волку позволил жевать свои «бинты», поскольку лапы у него уже подживали. Иного ужина у них, собственно, и не было.
Наступала ночь; Торак прислушивался к отдаленному пению ручья – единственному звуку в зловещей тишине, царившей на склонах Горы Духов. Гора позволила ему устроиться на ночлег, однако она могла в одно мгновение и уничтожить его.
А Эостра?.. Что поделывает сейчас эта Пожирательница Душ? Ждет его, притаившись внутри Горы?
Во всяком случае, в могуществе своем она совершенно уверена, иначе не позволила бы ему и в Горловину войти. Впрочем, она в любой момент могла натравить на него своих псов. А ведь уже послезавтра наступит Ночь Душ…
Торак чувствовал на запястье приятную тяжесть браслета‑оберега, который дала ему Ренн. Никогда еще прежде его верная подруга не казалась ему такой далекой.
И он представил себе, что сейчас лето. Они с Волком резвятся в озере, а рядом цветут желтые кувшинки. Волк высоко подскакивает, а потом с громким плеском шлепается обратно в воду. Торак ныряет, и смех его поднимается на поверхность серебристыми пузырьками. А потом, все еще смеясь, он выныривает навстречу солнцу, и все на свете кажется ему таким, каким и должно быть. И Нануак, его внешняя душа, точно золотая нить, тянется навстречу всему живому. А на мелководье стоит Отец и, улыбаясь, говорит ему: «Осторожней, Торак! Сперва оглянись и посмотри, что у тебя сзади!»
* * *
Торак вздрогнул, очнулся от забытья и услышал глухой грохот падающих камней. Громко кричали вороны, предупреждая его об опасности.
Натянув башмаки и схватив топор, он выбрался из снежной норы и увидел перед собой плотную стену тумана.
Даже Рип и Рек были совершенно невидимы; Торак и в двух шагах от себя ничего не мог разглядеть. Волк – серое размытое пятно – метнулся в сторону и застыл над грудой камней.
Торак, спотыкаясь, подошел к нему и увидел, что часть того скалистого выступа обвалилась; некоторые камни и до сих пор еще потихоньку катились вниз и никак не могли остановиться.
Волк вдруг напрягся; его черные губы поползли вверх, обнажая свирепый оскал. Он грозно зарычал.
Торак попытался проследить за его взглядом, но в тумане сумел различить лишь несколько темных валунов.
А Волк рычал все громче, и тело его содрогалось от ненависти.
Торак прищурился.
Нет, это были не валуны.
Это были псы Эостры.
Глава двадцать шестая
Безжалостная и неотвратимая, как морской прилив, стая ринулась на них из тумана.
Таких псов, крупнее любого волка, Тораку еще видеть не доводилось. Он успел разглядеть густую лохматую шерсть на загривке, слипшуюся от грязи, и налитые кровью глаза, в которых не было ничего, кроме злобы и пустоты.
Скинув рукавицы, он затолкал их поглубже в рукава и схватил топор. Рядом с ним Волк гневно морщил черные губы, демонстрируя врагам свои мощные клыки.
Торак издал утробный ворчливый рык: «Не отходи от меня!»
Волк тут же подошел ближе, не сводя глаз с разъяренных псов.
Войско Эостры наступало молча, полностью сосредоточившись на загнанной добыче.
В душе Торака проснулся боевой задор, и он с вызовом посмотрел на собак: «Что ж, ладно! Сразимся и еще посмотрим, кто кого!»
И тут огромный черный пес прыгнул прямо на него.
Торак взмахнул топором. Волк яростно щелкнул зубами, и свирепая тварь ретировалась, мгновенно растворившись в тумане.
Еще один пес попытался атаковать их, потом напали двое сразу. Пока что Тораку и Волку удавалось отбивать их атаки; псы один за другим исчезали в тумане, но по‑прежнему не размыкали своего плотного кольца.
Торак понимал, что у них на уме. Волки и собаки чаще всего начинают охоту именно с этого, пытаясь заставить жертву драться или удирать. А если жертв несколько, они ищут слабое звено. И нападают именно на него.
Слабым звеном был Торак. И понимал это. И Волк это понимал. И собаки, разумеется, тоже.
Схватив камень, Торак изо всех сил метнул его и попал в плечо жуткому псу с пестрой шерстью. Странно, но мерзкая тварь даже не взвизгнула, только ухом дернула, словно отгоняя назойливую осу.
Вороны с яростными криками камнем бросались вниз, вонзая острые когти в спины собак. Но стая почти не обращала внимания на их нападки. С громким карканьем Рип и Рек взлетели высоко в небо и стали кружить, будто уже видели на земле чей‑то труп.
А Торак продолжал швыряться камнями, и псы немного отступили, скрывшись в клубах белого тумана. Однако кольцо их неуклонно сжималось.
Рукоять топора скользила в его вспотевшей ладони. От топора вообще толку было мало; он мог пригодиться разве что в тесной схватке, но если до этого дойдет, то ему, Тораку, не выстоять. А вот лук как раз мог бы сейчас оказаться полезным, но лук и стрелы остались в снежной норе, в пяти шагах от него. Впрочем, до норы с тем же успехом могло быть и пятьсот шагов.
Со скоростью нападающей змеи огромный серый пес кинулся на Волка, но тот увернулся и вонзил зубы в загривок противника. Пес с воем вырвался и бросился наутек, роняя капли крови.
А стая все продолжала кружить, сжимая кольцо.
Волк с отвращением отряхнулся; на нем пока не было ни царапины.
Краем глаза Торак заметил, как к нему метнулось неясное черное пятно, и что было сил взмахнул топором. Пес, получив скользящий удар по черепу, с грохотом рухнул на камни. Но, полежав несколько мгновений, снова вскочил как ни в чем не бывало.
От кружившей на некотором расстоянии от них стаи отделился тот пестрый пес – явно вожак – и на негнущихся лапах медленно пошел вперед. Он остановился шагах в трех от Торака, и Торак, чувствуя, что Волк уже приготовился к прыжку, мысленно приказал ему не двигаться с места.
Маленькие тупые глазки вожака неотрывно смотрели на Торака, и тот на какое‑то мгновение отчетливо представил себе, о чем этот пес думает. Злобная тварь воспринимала его всего лишь как мешок мяса, который нужно растерзать и сделать совершенно неподвижным. В сердце этого пса билась одна лишь ненависть – ненависть ко всем этим шевелящимся и воющим мешкам съедобной плоти, полным той жизни, которая должна быть уничтожена.
Усилием воли Торак заставил себя отвести глаза и не смотреть на это чудовище.
Он отчетливо представил себе, как лежит мертвый, но потом, спохватившись, понял, что подобных мыслей ни в коем случае допускать нельзя; что это неправильно, что даже его мертвое тело все равно будет принадлежать не ему. Нет, он нужен Эостре живым, а значит, все это затеяно для того, чтобы разлучить его с Волком, и эти псы намерены в первую очередь растерзать его четвероногого брата.
Два огромных пса прыгнули разом. Волк в невероятном прыжке перехватил их на лету; только замелькала густая шерсть и оскаленные клыки. А пестрый вожак попытался напасть на Торака сзади, но тот хорошенько съездил ему топором по ребрам, и вожак с воем отскочил. Не слишком, впрочем, далеко.
Торак тем временем бросился на помощь Волку. Однако вожак, улучив момент, снова прыгнул на него и, ухватив его зубами за край парки, свалил наземь. Торак лягался и размахивал топором. Но пес, упираясь всеми лапами, продолжал тащить его за собой. Он был силен, как медведь, а уцепиться Тораку было не за что. Он несколько ослабил сопротивление, позволил псу подтащить себя поближе и изо всех сил ударил его в морду между глазами. От неожиданности и боли пес на мгновение разжал мощные челюсти, и Торак, выдернув край своей парки, тут же вскочил и, шатаясь, вернулся к Волку.
Влажно щелкнув зубами, вожак встряхнулся, опустил голову и снова приготовился к нападению.
Теперь уже на Торака прыгнули сразу три пса, а на Волка – даже четыре. Но еще в воздухе собаки вдруг завизжали, а потом, извиваясь от боли, отбежали назад. Откуда‑то из тумана в них градом летели камни. Псы растерянно озирались, пытаясь обнаружить невидимого врага.
Тораку показалось, что он успел заметить чей‑то бледный силуэт, тут же растворившийся в тумане.
«Кто это?» – спросил он Волка.
«Бесхвостый», – ответил тот.
В собак снова полетели камни; град камней обрушивался на них то с одной, то с другой стороны, и псы окончательно растерялись. Оставив в покое Торака и Волка, они ринулись на нового таинственного врага.
Торак дрожащей рукой коснулся волчьего загривка. На спине у Волка была рваная рана, которая сильно кровоточила; левое ухо тоже было разорвано, зато глаза так и сияли. Волк, казалось, даже не запыхался после яростной схватки.
А вот Торак еле дышал и все никак не мог вздохнуть полной грудью.
Но соображал он по‑прежнему быстро. Кто бы сейчас ни отвлек собак, он не сможет долго удерживать их вдали от загнанной дичи. Они все равно вернутся. И хотя Волк, похоже, может хоть весь день держать оборону, ему, Тораку, это явно не под силу. Вскоре он сдастся, упадет, и тогда псы убьют Волка.
Оглянувшись, по ту сторону скалистого выступа Торак заметил узкую щель; казалось, в этом месте треснула щека самой Горы. Он стал пятиться к этой трещине и поймал предупреждающий взгляд Волка: «Не ходи туда!»
Но Торак продолжал потихоньку продвигаться к трещине. Волк весьма неохотно последовал за ним. Псы, занятые сражением с неведомым метателем камней, ничего не замечали.
Снег там был глубиной по колено, но Торак, добравшись до ближнего края трещины, почувствовал твердую поверхность скалы и с облегчением оперся о нее плечом. Вот теперь, пожалуй, и он смог бы продержаться целый день: спереди глубокий снег, за спиной прочная скала, здесь отражать атаки будет гораздо легче.
Камни в псов вдруг лететь перестали. Похоже, невидимый спаситель их покинул. На мгновение мелькнула мысль: «Кто бы это мог быть?» Впрочем, Торак тут же об этом позабыл, потому что собачья стая вновь начинала теснить их.
Волк весь ощетинился от растерянности. Торак прекрасно понимал, что Волк последовал за ним исключительно из верности, ибо ни один волк никогда не станет отступать в такое место, откуда есть только один выход.
Впрочем, и сам Торак вряд ли смог бы объяснить, почему он так поступил. Волк попросту не способен воспринимать себя как чью‑то добычу. А Торак очень даже легко мог себе это представить; кроме того, он много раз видел схватки волков и северных оленей и знал, чем может обернуться подобная ситуация для одинокого волка. Волки – как и собаки – охотятся на тех, кто от них убегает. И считают, что если кто‑то охотится на тебя, то наилучший выход – это остановиться и вступить в бой.
Торак был, разумеется, прав. И все же он недооценил Волка.
На мгновение янтарные волчьи глаза впились в его лицо. И только теперь Торак догадался, что собирается сделать Волк. «Нет, Волк, нет! Она же как раз этого и добивается!»
Увы, было уже слишком поздно. Кольцо собак на мгновение разомкнулось, и Волк стрелой бросился в образовавшуюся брешь. А псы ринулись за ним вдогонку.
Все произошло так быстро, что на мгновение Торак растерялся, но тут же сообразил, что должен воспользоваться той последней возможностью, которую предоставил ему Волк.
Сунув топор за пояс, он кинулся к скалам и стал быстро карабкаться вверх.
Последнее, что он увидел, взобравшись на тот скалистый выступ, был Волк, стремглав летевший вниз по склону. А за ним по пятам неслись псы Эостры.
Глава двадцать седьмая
Да, Волк прямо‑таки летел по склону, легко перепрыгивая через валуны, но и собаки не отставали. До чего же он это ненавидел – убегать от схватки! Однако ему необходимо было спасти Большого Бесхвостого.
Волк спешил выбраться на просторный склон, покрытый Белым Мягким Холодом. Судя по свисту ветра, прилетавшего с этого склона, Мягкий Холод там был очень глубоким, возможно, ему, Волку, по горло. Видимо, эти жалкие псы рассчитывают на то, что из такого Мягкого Холода даже волку не выбраться. Что ж, пусть попытаются загнать его туда. Сам‑то Волк отлично знал, как можно воспользоваться подобным трюком; он не раз его проделывал, охотясь на оленей. Неужели собаки думают, что способны обмануть его, Волка?
Немного замедлив бег, Волк позволил пестрому вожаку почти нагнать его – этот пес был так близко, что Волк почти слышал каменный стук его злобного сердца. Сердце вожака стучало так возбужденно, словно он уже предвкушал, как вонзит зубы в волчью плоть.
«Слишком торопишься, песик!» Уже вроде бы готовясь прыгнуть на склон, засыпанный глубоким Мягким Холодом, Волк неожиданно – на одной передней лапе! – крутанулся и с разбегу сиганул вбок, на прочную скалу. А пестрый вожак, мчавшийся за ним по пятам, оказался слишком тяжел, да и скорость набрал большую, так что не сумел вовремя повернуть. Уже поднимаясь вверх по каменистой осыпи, Волк слышал, как вожак ворочается и рычит, пытаясь выбраться из Мягкого Холода. Волк даже хвост победоносно задрал. Может, эти псы и крупнее, чем он, но он‑то гораздо быстрее!
А впрочем, они уже снова настигали его.
Он прыжками летел вверх по осыпающейся гальке, подрагивая разорванным ухом и постоянно прислушиваясь к звукам погони; второе ухо он наставил вперед, чтобы вовремя узнать, не ждет ли там опасность.
Волк чуял, как к нему стремительно приближается Тьма. Приближение Тьмы чувствовалось в звуках ветра и еще в каком‑то странном гуле, похожем на глухие удары, словно вырывавшиеся из‑под земли. Осыпь внезапно кончилась, и Волк едва успел затормозить на самом краю бездонного темного провала. Казалось, сама Гора разверзлась, желая поглотить его. Перед ним была пропасть шириной во много прыжков. Это из ее невероятных глубин исходили те странные воющие звуки и мертвящий холод.
Решение Волк принял моментально. Сильно оттолкнувшись задними лапами, он прыгнул, и его передние лапы впились когтями в противоположный край провала. Повиснув на этой убийственной высоте, Волк крутил хвостом, помогал себе срывающимися задними лапами и изо всех сил старался выползти за край пропасти. И это ему удалось!
Стоя на той стороне пропасти, он смотрел, как мечется стая псов, как яростно они лают, понимая, что все‑таки упустили свою добычу. Волк презрительно усмехнулся, приподняв черные губы и показывая клыки. Ни одной собаке – даже ни одному из этих гигантских псов! – не дано прыгать так хорошо, как это умеет настоящий волк!
И все же что‑то тревожило Волка. В собачьей стае явно произошли какие‑то изменения. Похоже, псов на той стороне стало отчего‑то меньше, чем прежде.
Так, а где же их вожак?
* * *
Пестрый лохматый вожак стоял у подножия утеса и, не мигая, смотрел, как Торак карабкается наверх.
Ощупью выискивая, за что бы ухватиться, Торак явственно видел перед собой Волка и преследующую его стаю псов. Вот он мчится по снегу, вот вдруг споткнулся, и какой‑то пес вонзил ему в бок свои жуткие клыки. А вот уже и вся стая набросилась на него, он бешено сопротивляется, но они рвут его на куски…
Ручка висевшего на поясе топора больно била Торака по бедру, то и дело заставляя ее поправлять.
«Нет, – уговаривал он себя, – Волка им не поймать! Просто Эостра пытается заставить тебя в это поверить!»
Утес был высотой примерно в четыре человеческих роста, но сам выступ оказался довольно узким, и Торак мог взбираться, почти обхватывая его ногами, а в гранитной поверхности имелось достаточно трещин, чтобы уцепиться руками, да и ногу было куда поставить. В летний день Торак взобрался бы наверх со скоростью белки, но сейчас камень был влажный, весь покрытый прожилками черного льда, и пальцы Торака не просто скользили, а совершенно онемели от холода. Рукавицы, вывалившись из рукавов, болтались на тесемках, но натянуть их он не решался.
Остановившись, чтобы немного перевести дыхание, Торак задрал голову и увидел, что Гора полностью исчезла в тумане, однако вершина утеса была видна довольно хорошо, и сам он находился теперь примерно на середине пути к этой вершине.
«Не торопись, Торак. – Ему показалось, что в ушах у него звучит спокойный, ровный голос его друга и сородича Бейла из племени Тюленя. Позапрошлым летом он как раз учил Торака лазить по скалам. Бейл был терпелив и никогда не пытался впихнуть в человека больше знаний, чем тот способен воспринять сразу. – Старайся держать руки не выше уровня плеч, тогда твой основной вес будет приходиться на ноги… И опусти пятки, стой на полной ступне. Если будешь все время стоять на цыпочках, добьешься лишь того, что у тебя колени дрожать начнут».
Пятки‑то Торак опустил, но колени у него все равно дрожали.
А внизу грозно рычал огромный пестрый пес.
Торак быстро на него глянул.
Холоден, ах, как холоден был каменный взгляд этой жуткой твари! Как жадно вожак собачьей стаи ждал, когда этот мешок с мясом упадет ему прямо в пасть! Наверно, души собак Эостры попросту утонули в этой невероятной, воспитанной ею алчности.
Торак зажмурился: «Не смотри на этого пса! Не думай о нем. Не думай об Эостре. Постарайся вспомнить что‑нибудь другое. Подумай о Волке, о Ренн, о Фин‑Кединне…»
И тьма, тяжелым покрывалом окутавшая его мысли, тут же улетучилась, развеялась, как дым под порывами ветра.
Торак открыл глаза и заставил онемевшие пальцы искать очередную точку опоры.
Вскоре его движения обрели прежний, довольно ровный ритм. Сперва перенести одну руку, затем ногу, затем вторую руку и вторую ногу. Плавно и спокойно, точно танцуя. Ну вот вершина уже совсем рядом…
Проклятый топор, висевший на поясе, все‑таки зацепился за какой‑то выступ и с силой дернул Торака назад.
Он повис, уцепившись обеими руками и тщетно пытаясь правой ногой нащупать запомнившуюся ему трещину. Но трещина почему‑то оказалась слишком далеко, и нога туда не доставала, а сдвинуться с места ему не давал зацепившийся топор.
Левой ногой Торак попытался нащупать другую трещину. Вроде бы он только что от нее оттолкнулся, но теперь башмак скользил и скользил по гладкой каменной стене, не находя ни трещинки, ни хотя бы крошечного выступа. Теперь уже и левая нога, которой он упирался в скалу и на которую теперь приходился почти весь его вес, начала дрожать. Нет, так ему долго не выдержать. Придется попробовать опустить одну руку вниз и как‑то отцепить чертов топор. Вот только вряд ли он сумеет удержаться дольше нескольких мгновений на одной руке, лишь слегка помогая себе левой ногой. И снова в ушах у него прозвучал спокойный голос Бейла:
«Если растеряешься и больше ничего вспомнить не сможешь, постарайся всегда помнить одно: чтобы с поверхностью скалы у тебя непременно соприкасались три точки. Ты всегда должен иметь три точки опоры. Так что передвигай либо только одну руку, либо только одну ногу, но никогда обе одновременно».
Левая нога дрожала почти нестерпимо. Ничего, он потерпит: нужно же ему как‑то освободиться!
Косточки на обеих руках у него побелели от напряжения, лезвие топора отвратительно скрежетало по камню. Ремень был так натянут, что чуть не лопался; но ручка топора упорно тянула вниз. Плечи ныли от усилий. Наконец топор резко дернулся и отцепился. Торак чуть вниз не сорвался. Высвободившись, он тут же нащупал правой ногой нужную трещину в скале, немного подтянулся и с облегчением перевел дыхание.
Все еще дрожа от напряжения, он крепко обхватил обеими ногами узкий выступ, передохнул и предпринял последнюю яростную попытку, буквально втащив себя на вершину утеса.
Точно выброшенный на берег лосось, Торак лежал там, хватая ртом воздух и чувствуя под щекой ледяную поверхность скалы. Перед ним расстилалось плато шириной шагов в полсотни. Плато окружали скалы, тонувшие в тумане, а вся его поверхность была завалена осколками крупных камней, которые Гора Духов некогда сбросила со своей вершины.
Торак поднялся на ноги, и его тут же насквозь прохватило леденящее дыхание ветра. У него даже виски заломило от холода. На всякий случай Торак решил отцепить топор от пояса, но усталые замерзшие пальцы слушались плохо, и топор, выскользнув у него из рук, полетел вниз, на дно ущелья. Торак в ужасе посмотрел ему вслед и вдруг заметил, что пестрого пса больше нигде не видно.
Он все еще пытался высмотреть у подножия утеса упавший топор, когда вдруг почувствовал, что на него кто‑то смотрит, и обернулся.
В двадцати шагах от него на одной из скал, высившихся вокруг плато, стояла Повелительница Филинов.
Ее бессмертная маска, так похожая на лик самой смерти, была цвета старой желтоватой кости. Щель рта разверзлась в беззвучном вопле. В одной руке колдунья сжимала посох, в набалдашник которого был вделан сверкавший, как пламя, красный камень, а в другой – копье‑трезубец для ловли душ.
Торак судорожно стиснул рукоять ножа. Он понимал, что против Пожирательницы Душ его нож бесполезен, но этот нож когда‑то принадлежал Отцу, так что одно прикосновение к нему уже придавало Тораку и сил, и мужества.
Повелительница Филинов была окутана таким плотным облаком зла, что оно даже потрескивало, точно шаровая молния, повисшая в воздухе.
А Торак вспомнил о Волке, которого преследует стая псов, и потребовал, слегка задыхаясь:
– Отзови своих собак!
В обведенных белым прорезях маски глаза Повелительницы Филинов вспыхнули гневным огнем. Но из щели, обозначавшей рот, не донеслось ни звука.
– Отзови своих псов от моего Брата Волка! – выкрикнул Торак. – Ведь ты уже получила то, что хотела! Вот он я, перед тобой!
Эостра даже не пошевелилась, но у нее за спиной Торак заметил странные тени, вздымавшиеся подобно гигантским крыльям. Он чувствовал, как исходящее от колдуньи зло туманит его мысли, подчиняя их себе.
И вдруг из‑под жуткой маски раздался резкий, нечеловеческий вопль, казалось, насквозь пронзивший череп Торака и впившийся ему прямо в мозг. Эхо этого вопля, отдаваясь от скал, становилось все громче, все оглушительней; у Торака было такое ощущение, словно череп у него уже лопнул, и осколки костей раздирают мозг в клочки…
«Следи за тем, что у тебя сзади, Торак».
Торак оглянулся через плечо, но толком присесть не успел, и филин ударил его когтями прямо в висок. Стоя на самом краю обрыва, Торак покачнулся, зашатался и увидел, что филин уже заходит для новой атаки.
И в это мгновение большая белая птица камнем упала откуда‑то сверху, из густого тумана, на лету выпустив когти и явно намереваясь сразиться с филином. Но тот успел резко свернуть в сторону и, совершив над головой у Торака очередной круг, приготовился нанести новый удар.
И Торак, невольно шагнув назад, упал навзничь.
Глава двадцать восьмая
Когда он очнулся, то понял, что плывет на облаке.
Облако было мягкое, легкое и, что удивительно, очень теплое.
Торак заставил себя приподнять веки и увидел прямо перед собой в тумане северного оленя, словно застывшего в прыжке. А рядом с оленем белые росомахи мирно бродили среди белых леммингов и куропаток. Снежно‑белый мускусный бык пасся рядом с белым, как иней, вороном…
– Я что, умер? – пробормотал Торак.
– Не думаю, – ответил ему словно издалека чей‑то голос.
Торак только горестно вздохнул.
Но потом вдруг подумал: «А ведь он прав, обладатель этого голоса». Тело его было на месте, и души по‑прежнему пребывали в нем, вот только куда‑то делась вся его теплая верхняя одежда. На нем были только нательная куртка и мягкие штаны из птичьей шкурки. А то теплое мягкое облако ласково щекотало его босые ступни.
– Где же это я? – шепотом спросил Торак, словно обращаясь к самому себе.
– Здесь, – спокойно ответил тот же голос.
Торак взял себя в руки и попытался разобраться:
– Ты принадлежишь к Тайному Народу?
Его невидимый собеседник помолчал немного, потом сказал:
– Я скрываюсь, это правда, но я вовсе не один из них.
Туман перед глазами Торака начинал рассеиваться. Он почувствовал запах дыма. Услышал, как капает вода, как шипит огонь. И в груди было знакомое стеснение – это стеснение он всегда испытывал, стоило ему оказаться в пещере.