Ardeur рухнул на нас, и мы рухнули в воду. Почти минуту мы не могли сообразить, что под водой дышать невозможно. Вылезли, ловя ртом воздух, и засмеялись почти сразу же. Одежда куда-то разлетелась в первом же порыве. Мы были голые, под водой. Как мы успели так быстро вылезти из джинсов? Обрывок джинсовой ткани плавал рядом со мной. Вот, значит, как.
– Никаких поз миссионера, оба утонем, – сказала я.
Его локоны прилипли к голове и казались черными при свечах. Смех исчез с его лица, из глаз, оставив после себя что-то более примитивное. Вид такой, что я поежилась. И сказал он только:
– Окей.
Он сдвинул нас обоих на край ванны, прижав меня спиной к ее гладкой стенке. Сам прижался ко мне, заклинив меня между ванной и собственным телом. Ощущение его жесткой напряженности на передней моей части заставило меня закрыть глаза на миг. Смутно вспомнилось, как срывали одежду, но я не могла вспомнить, когда и как кто из нас это делал. Мне стало легче думать, когда проснулся ardeur, но были моменты, когда я занималась чем угодно, только не думаньем.
Он отдвинулся от меня, поглаживая себя спереди. От одного зрелища, как его руки играют толстой напряженной плотью, меня затрясло. Он изогнулся, вдвигаясь мне между бедер. У меня между ног он казался невероятно огромным. Он не пытался войти или надавить вверх, он просто толкался между моих бедер, и тяжелая плоть поглаживала мне все. Он терся туда-сюда, используя собственное тело как руку, чтобы ласкать меня, играя, между ног. Но терся он тяжело и сильно, совсем не так деликатно, как пальцами. Можно бы подумать, что от воды все становится скользким, но на некоторых местах вода снижает влажность, смазку, и хотя это ощущалось хорошо, все равно было грубее, чем если бы я была мокра не от воды.
|
|
– Недостаточно влажно, – сказал он, и голос его был необычно хриплым, сдавленным от желания.
Я бы и поспорила, потому что ardeur хотел спорить, хотел сказать, возьми меня прямо сейчас. Будь это почти любой другой мужчина моей жизни, мы бы это и сделали, и мне ничего бы не было, и ему, но Мика был исключением из многих правил моей жизни. Не длина здесь была проблемой, а толщина. Мы это узнали на горьком опыте, и остались ссадины как доказательства.
Я смогла сказать:
– Да, недостаточно.
Он прислонился ко мне лбом и с чувством сказал:
– Черт!
Я кивнула, без слов, потому что не доверяла собственному голосу – не только Мику душило желание. Он вытащил себя из пространства между моих ног, и даже это движение заставило меня застонать. Его руки взяли меня за талию, и вдруг он поднял меня, посадил на край ванны. Если бы не его рука у меня на ноге, я бы не удержалась и сорвалась обратно в воду, но он удержал меня. Одна рука осталась у меня на ноге, другая двинулась по внутренней линии бедра. Я подумала, он хочет разогреть меня рукой, но его палец скользнул внутрь. Это было неожиданно, и даже один палец – это было и туго, и приятно. Так приятно, что я просто легла на кафель вокруг ванны. Жар я ощутила еще раньше, чем фактически легла на свечи, но тут меня припекло. Я села так резко, что ему пришлось убрать руки и опустить меня в воду.
– Обожглась? – спросил он.
– Нет, не в этот раз. – Когда-то я случайно подожгла себе волосы. Я нервно засмеялась. – Дура я.
Мика смотрел на меня, и что-то было в его взгляде.
|
|
– Что такое? – спросила я.
– Ardeur ушел.
Я подумала, прислушалась к своим чувствам и поняла, что не ушел, но отступил. Не так, как когда я ему сопротивлялась, а будто то, что я почти обожглась, помогло мне снова ясно думать. А может быть, даже ardeur уступает инстинкту самосохранения. Но я ощущала его как бурю, ушедшую в море, но все еще грозящую вернуться.
– Я думала, что подожгла себя.
– Опять, – сказал он.
– Да, опять, – нахмурилась я. – Виновата ли я, что с тобой я забываю обо всем, даже о безопасности?
Он покачал головой:
– Это не я, это ardeur. От него все становится лучше, Анита.
Что-то в том, как он это произнес, серьезно и слегка печально, заставило меня спросить:
– В чем дело?
Он поцеловал меня в кончик носа:
– Потом.
Опять же я могла бы с ним поспорить, но ardeur решил, что дал нам достаточно времени. Он налетел на меня как поезд и бросил в объятия Мики, заставил шарить руками по его телу, будто я изголодалась по прикосновениям, будто никакие прикосновения, никакая ласка не могут меня насытить. Мы целовались так же – будто изголодались друг по другу. Так, будто мы влезли бы каждый в кожу друг друга, если бы могли, обвились бы друг вокруг друга, ближе, чем может выдержать кожа.
Какую-то минуту мой рот пытался влезть в рот к нему, потом пробудился мой зверь, всплыл, всплыл во мне, вышел из своего метафизического укрытия и полез вверх. Мика оторвался от меня и успел только сказать:
– Анита...
Я телом и руками снова прижала его рот к своему. Его зверь стал просачиваться из него струей захватывающего дух жара. Он поднимался быстрее и быстрее, будто догоняя моего. Они бежали по нашим телам, через темную воду, гнали, гнали, быстрее, быстрее, пока не вынырнули. Дело было не в смене формы, а в смене тела. В необходимости как можно большую часть Мики обернуть вокруг меня, накрыв меня сколько можно будет, как можно туже, как можно ближе, как будто самая суть наших тел откликнулась на это желание. Звери выплеснулись у нас изо ртов и метафизическими мохнатыми боками терлись друг о друга, а мы вливались каждый в тело другого. Это было теснее секса. Теснее всего, что я в жизни испытала. Как будто на какой-то ослепительный, потрясающий миг мы оказались в телах друг друга. Не в умах, не просто в мыслях, даже не в памяти, но на одно биение сердца часть меня проникла в него, а его – в меня, и эти части не думали, не чувствовали, как люди. Это не было ощущение – здорово, вот что значит быть Микой. Было только чувство погружения, глубокого погружения в него, проникновения в то метафизическое укрытие, где лежит зверь, и мой зверь свернулся там, на миг – в самом потайном месте, а его зверь точно так же проник в меня в тот момент.
|
|
И в этот миг ardeur утолился. Утолился этой теплой живой силой, ощущением проникновения в тело Мики куда глубже, чем бывала я в телах любых других мужчин. Ardeur утолился, оставив нас тихими, спокойными, довольными.
Звери не повернулись и не пошли туда, откуда пришли. Какой-то миг часть меня лежала, свернувшись клубком в убежище внутри него, и ощущение его во мне было, как если бы мы занимались любовью, как будто его зверь был больше и занимал больше места, чем мой. Теплая, живая энергия не полилась обратно нам в горло, а будто две эти энергии выплеснулись через кожу наших тел спереди, наружу, и на миг кожа загорелась у нас, и две огромных мохнатых сущности прошли сквозь нас, и будто сразу после этого два зверя рухнули каждый на место. Я готова поклясться, что ощутила что-то физическое, вроде истинной тяжести, падающей в середине моего тела и ударившей в конце. Будто я не падала с высоты, а была высотой и ощущала падающее сквозь меня тело, ударившее об пол.
Мы прервали поцелуй, смеясь и задыхаясь. Я первой обрела голос:
– Ух ты!
Он был такой счастливый, каким я его еще никогда не видела, такой свободный... куда больше в своей тарелке, будто у него гора с плеч свалилась.
– Знаешь, – сказал он, все еще тяжело дыша, – считается, такое невозможно, если один из двоих – человек.
– Я не знала, что вам вообще полагается уметь такое делать.
– Если оба сильны, и оба – истинная пара, то такое бывает.
– Ты говоришь, как будто у этого есть название.
– Шива и Парвати, или просто Маитуна. Это санскритское название объединения или совокупления.
– Шива, который разрушил бы мир своей силой, если бы Парвати постоянно не отбирала у него энергию сексом?
Он кивнул:
– Опять курс мировых религий из колледжа?
Я покачала головой:
– Несколько лет назад мы нашли нагу – настоящего живого нагу, который стал жертвой преступления. Это заставило меня заинтересоваться индуизмом. Потому что, если появилось одно сверхъестественное существо, можно ожидать и других того же происхождения.
– И они были?
– Нет. – Я подумала и добавила: – Пока нет. – Заведя руки ему за голову, я притянула его к себе для поцелуя. Он не сопротивлялся, но не подался навстречу.
– Ты утолила ardeur.
– Все равно хочу поцеловаться.
Он поцеловал меня, сперва нежно, потом сильнее и сильнее, пока мы снова не стали пить рты друг друга. Он отодвинулся, смеясь и запыхавшись.
– Я думал, мы это уже сделали.
Я не знала, как объяснить. У нас был метафизический секс, и, как бывает иногда после обычного секса, я была в приподнятом, бодром настроении. Я ощущала его, твердый и толстый, зажатый между нашими телами. Я хотела, чтобы он был во мне. Я хотела такой же физической близости, какой была метафизическая.
Оставив одну руку у него на шее, я опустила другую вниз вдоль тела, пока не накрыла его ладонью. Он закрыл глаза и нервно сглотнул слюну. Я сдвинула руку и охватила его пальцами. Такой он был твердый, такой толстый, такой неподатливый в моей руке, что я тоже закрыла глаза и задышала неровно.
Потом я открыла глаза, зная, что они уже видят нерезко.
– Вот это в меня.
Он попытался пошутить, но лицо его уже исказилось гримасой зарождающегося желания, и голос стал хриплым:
– Даже без ardeur'а?
Я его сжала так, что у него глаза закатились под лоб. Когда к нему вернулось зрение, я сказала:
– Не ardeur заставляет меня тебя хотеть, Мика.
Он хрипло прошептал, будто ему трудно было говорить:
– Мы никогда не превзойдем то, что сегодня сделали.
Я погладила длинный твердый ствол ладонью:
– Нам не надо лучше, нам надо хорошо.
Он покачал головой:
– Так хорошо не будет, если не использовать ни ardeur, ни наших зверей, а так близко к полнолунию я бы не рискнул пускать в ход зверей. Можем не удержаться.
Мой черед настал качать головой:
– Нет, Мика, мы и только мы.
– После первого прикосновения никогда не бывает, чтобы были только мы. Всегда есть кто-то или что-то еще.
Вид у него был очень серьезный.
Я ладонью накрыла мягкую влажность его мошонки, нежно поиграла яичками, другой рукой поглаживая головку и ствол.
– А ты не думаешь, что давно пора бы?
Он проглотил слюну, засмеялся и коротко кивнул.
– Ты бываешь мокрее, удовлетворив ardeur, но мы сейчас закончили в воде, так что будет недостаточно влажно и недостаточно открыто для вот этого.
Он обернул свою ладонь поверх моей, где я его держала, сжал наши руки так, что голова у него откинулась назад, глаза закрылись и он вздрогнул так, что вода плеснула в стенки ванны. Посмотрев на меня, он просунул руку мне между ног, поискал и вложил в меня палец. Сумел вложить и второй, пока у меня голова не запрокинулась и веки не опустились, дрожа.
– Чтобы вот сюда его просунуть, – прошептал он.
Когда я смогла говорить, я ответила:
– Так, черт возьми, значит, сделай меня мокрой и открытой.
Он быстро вдвинул в меня свои два пальца – у меня голос перехватило вместе с дыханием.
– Это я могу, – сказал он, и вид у него был такой, будто он знает, что я хочу его и не скажу «нет» Я не сказала «нет», я сказала «да» и повторяла снова и снова. Я говорила «да», пока он раскрывал меня пальцами, потом ртом, и раскрыл так, что смог наконец вдвинуться. В конце концов мы его все-таки туда вложили, и он был влажный, твердый, тугой, совсем такой, как я хотела. Я полосовала ногтями спину Мике, выкрикивала его имя, и его тело последний раз ударило в меня, так сильно и глубоко, что я снова заорала, и оно выгнулось дугой надо мной на кафеле ванной. Его тело полыхало надо мной огнем и тенью, наши руки смахнули свечи в воду, и они погасли с дымом и шипением, и когда все прошло, он смотрел на меня. Глаза его ничего не видели, лицо расплылось в блаженстве оргазма.
Я сказала, тяжело дыша:
– А вот и не нужна нам эта вонючая метафизика.
Он заморгал, не сразу восприняв шутку, а потом стал смеяться, а поскольку он еще был во мне, меня свело судорогой, от которой он еще раз всадил в меня глубже, а я снова заизвивалась, а от этого и он, а от этого... Наконец он соскользнул с меня на участок кафеля, где не было свеч, все еще смеясь. Мы смеялись, пока усталость не охватила нас гигантской ладонью. Все двадцать четыре трудных часа навалились на меня сразу, и я кончилась. На этот день. На эту ночь. На целый год. Все.
Мы кое-как высушили волосы. Я настояла хотя бы на том, чтобы протереть масляной тряпкой ножи, которые уронила в ванну. Мика помог мне подобрать большой нож и два пистолета. Я притащила сумку для снаряжения из гостиной, но Мика умолил меня просто сложить все в спальне, а не рассовывать по оружейным сейфам.
– Один раз ничего не случится. Обещаю, – говорил он.
Мне пришлось согласиться, что не хочется мне подниматься в спальню к сейфу для винтовок, потом идти вниз к сейфу для патронов... в общем, понятно.
Кое-как мы дотащились до постели, прихватив с собой оружия больше, чем одежды. Я осторожно поставила сумку возле кровати. Натэниел лежал на боку, свернувшись клубком, как всегда, когда никого с ним не было. Ножи я положила на тумбочку возле кровати с его стороны, стараясь быть потише.
Он приоткрыл глаза, увидел меня, закрыл их снова и задышал глубже. Он не проснулся до конца, но тело его отреагировало, когда я залезла к нему под одеялом. Он был теплый-теплый, почти горячий, а может, это у меня кожа была холодной после ванны и секса на открытом воздухе. «Браунинг» я положила в самодельную кобуру в изголовье кровати. «Файрстар» Мика положил на тумбочку рядом с собой. Натэниел устроился поудобнее рядом со мной, прижавшись ко мне потеснее. Только сейчас до меня дошло, что все мы голые. Он ничего на себя на ночь не надел, и мы тоже. Мике я разрешала спать голым, если ему хотелось, но Натэниелу – никогда, и сама никогда голой не спала. Мне даже в голову не пришло сегодня одеваться. Я только хотела лечь, уснуть, устроиться между ними двумя. Мика приткнулся к моей спине, и я отдалась этому ощущению – быть зажатой между ними. Мне случалось спать, когда ко мне прижимался голый Мика, но Натэниел – никогда. Его зад утыкался мне в живот и пах месяцами, но никогда без одежды, никогда – кожа к коже.
Я прижалась грудью к теплоте его спины, подсунув руку ему под голову, чтобы ощущать прикосновение волос. Другой рукой я обняла его за талию. Он, не просыпаясь, притянул мою руку поближе, ниже, и пальцы мои коснулись тех мест, которые я всегда заставляла его закрывать.
– Чего там? – шепнул Мика, ощутив, как я напряглась.
Я коснулась шелковой теплоты кожи бедер Натэниела, того мягкого кожного кармана, что обрамляет пах. Рука Натэниела на моей руке, прижимающая меня к нему, и дыхание, ровное в этом глубоком сне. Я уткнулась в него лицом, дыханием щекоча ему шею, и он завозился, придвигаясь ко мне.
– Ничего, – ответила я шепотом, – все в порядке.
Мика придвинулся к моей спине. Рука его легла под мою подушку, чуть-чуть заходя под голову Натэниела. Вторую руку он положил мне на талию, а поскольку Натэниел был так близко ко мне, его рука оказалась на бедре Натэниела.
– А! – шепнул он. – Одежды нет.
– Нет, – подтвердила я.
Он снова шепнул мне в шею, слегка щекоча дыханием:
– В этом и есть проблема?
– Проблем нет, – ответила я и чуть подвинула голову, чтобы вдохнуть аромат шеи Натэниела.
– Уверена?
– Более чем.
И действительно была уверена. Слишком это было как надо, чтобы быть неправильным.