Мы перекрыли дальнюю дверь – Зебровски сверху, я снизу. Маркони и Смит за нашими спинами просматривали сектор. Мы оказались в зале собраний, и посреди всех этих длинных столов был тот вампир. Кожаной курткой он закрывался от пылающих крестов наших постовых. У них у каждого в одной руке был пистолет, в другой крест, как держат фонарь, так что они могли держать пистолет двуручной хваткой, не выпуская креста. Обучение даром не прошло.
– У него нож! – крикнула я.
Один из постовых на меня покосился, но только на секунду.
– Мы его подержим на мушке, можете его обыскать.
– За юбку прячешься, Рурк, – сказал Смит у меня из-за спины.
– Скажешь это, когда будешь стоять к нему так близко.
Я навела пистолет на вампира и медленно пошла к нему, на ходу говоря:
– Медленно брось нож.
Вампир не шевельнулся, только съежился за своей курткой.
Я остановилась и посмотрела на него вдоль ствола. Ощутила, как заполняет меня спокойствие, выводя меня туда, в то странно-тихое место, куда я иду, когда убиваю, и когда есть время туда попасть.
– Я попрошу еще раз, Иона. Брось нож, или я всажу в тебя пулю. Третий... раз... просить... не буду.
Из меня вышел весь воздух, тело остановилось, стало спокойным и мирным, как разум. Сегодня не были слышны помехи, белый шум, было просто тихо. Мир сузился до этой скорчившейся фигуры, ничего не осталось другого. Я не осознавала присутствие полиции, Зебровски у меня за спиной, даже сияние крестов отодвинулось, и зрение обострилось, сосредоточилось на том, кого я собираюсь застрелить.
Что-то упало от этой темной фигуры, серебристое, сверкнувшее в белом свете, но я не отметила этого. Не подумала: «Нож». Я уже миновала точку возврата и была готова.
|
|
Голос Зебровски вернул меня к реальности.
– Анита, он бросил нож.
Голос был осторожен, будто Зебровски понимал, что я на краю. На краю, когда резкий голос может за меня сам нажать на курок.
Дыхание вернулось ко мне шипением воздуха. Я подняла ствол к потолку, потому что надо было перестать наводить его на преступника. Направить в другую сторону, чтобы его не застрелить. По закону, я имела право стрелять, но нам нужно было, чтобы он заговорил. Мертвые – по-настоящему мертвые – не слишком склонны к болтовне.
– Он у меня на мушке, – сказал Зебровски.
Его пистолет смотрел точно на вампира.
Я кивнула и прижала рукоять пистолета ко лбу. Она не была прохладной, была теплой. Теплой от моей подмышки, от груди. Будь на мне не такой лифчик, как надо, я бы поцарапала грудь, вынимая оружие, и я на опыте узнала, что все эти мини-лифчики, что разводят груди в стороны, мне не друзья, когда на мне наплечная кобура. А вот поддерживающие лифчики отлично убирают грудь с пути оружия, когда его достаешь. Надо только убедиться, что они прикрывают тебя спереди, и можно бегать так, чтобы она не вываливалась. И чего это я задумалась о лифчиках, когда передо мной вампир, на котором два убийства, и его еще надо взять? Да того, что я его чуть не убила. Я почти уже выстрелила прямо в его тело – не потому, что настало время, а просто такая у меня привычка. Редко мне приходится смотреть вдоль ствола, когда нельзя спускать курок.
Я его чуть не убила раньше, чем мы его допросили. Чуть не убила, потому что мои разум и тело настроились на эту волну. На то, что это и есть наша работа. Мы смотрим вдоль ствола, спускаем курок и стреляем, чтобы остановить. Смерть – лучший для этого способ.
|
|
– Анита, ты пришла в себя? – спросил Зебровски.
Я кивнула и опустила ствол к полу. Я верила, что Зебровски успеет выстрелить вовремя и затормозить вампира. Верила, что успею направить пистолет и закончить дело. Не верила я в этот момент, что смогу стоять, держа вампира на мушке. Забавно, но факт.
– Все путем, Зебровски.
Он не отводил глаз от вампира.
– Окей, ордер у тебя.
– Ага, – сказала я. – Моя подача.
Я посмотрела на вампира, все еще укрывающегося кожаной курткой, и ничего не ощутила. Это был просто объект, из которого я должна извлечь информацию. Никакой сделки я не могла ему предложить. Закон не предусматривает сделок с вампирами, совершившими убийство. Но это проблема не сегодняшняя.
– Медленно положи руки на голову и переплети пальцы. Ну!
Голос его прозвучал странно-приглушенно:
– Пусть они сперва кресты уберут.
– Ты хочешь умереть прямо сию секунду?
На миг он затих, потом тем же голосом ответил:
– Нет.
– Тогда делай, что тебе сказано. Руки на голову, пальцы переплести, и быстро. Быстро, я сказала!
Он попытался не убирать куртку, кладя руки на голову. Глаза он зажмурил накрепко.
– Пальцы переплети.
Он послушался.
– Встань на колени.
– Руками можно пользоваться?
Пистолет в моей руке снова был наведен.
– Ты мне начинаешь действовать на нервы. На колени, блин!
Он опять послушался. Хороший мальчик.
– Ноги скрести.
– Как?
– Скрести ноги, одну лодыжку положи на другую.
И это он сделал. То есть настал момент его обыскивать. Я терпеть не могу обыскивать живых, куда легче искать оружие на мертвом. Как узнать, не слишком ли много ты стала убивать? А это когда тебе геморроем кажется обыскивать кого-то, кто еще способен шевелиться.
|
|
Я приставила ствол ему к затылку.
– Шевельнешься – стреляю. Ясно?
– Да, – ответил тот же сдавленный голос.
Что еще приятно, когда обыскиваешь уже мертвого – не слышишь страха в голосе, не ощущаешь мелкой дрожи рук. Не надо осознавать, что причина этого страха – ты. Не надо думать, что тот, к кому ты прикасаешься, должен умереть, и ничего ни ты, ни он не можете сделать, чтобы это предотвратить. Закон – это не справедливость и не милосердие. Закон – это закон, и он не дает выбора ни Ионе Как-Его-Там, ни мне. Точка.
У него был еще один нож – на пояснице в ножнах под ремнем. И еще у него были наручные ножны, пустые, и ножны побольше на шее, спрятанные воротником куртки. Никогда не встречала вампира, который носил бы с собой столько оружия. Когда он бросил нож, я подумала: значит, мне показалось, будто я видела нож в груди того, другого вампира – но нет, этот гад его пырнул, и еще много у него ножей осталось. Запомнился нож, торчащий в груди вампира восклицательным знаком.
Это навело меня на мысль. Я посмотрела на один из ножей, тронула лезвие подушечкой пальца.
– Серебро, блин!
Я не побежала обратно к раненому вампиру – подождала и помогла надеть наручники на вампира Иону, хотя знала: в случае чего они только задержат его, но не остановят, если он захочет освободиться. У нас просто нет ничего подходящего для силы вампира. Одна из причин, по которым их убивают, а не задерживают до суда. В одном штате пробовали оплетенные крестами гробы, но это отменили как меру жестокую и неординарную. Если бы меня спросили, я бы задала вопрос законодателям, посчитавшим гробы излишней жестокостью: если бы им предложили либо содержать их в ограниченном тесном пространстве до суда, либо убить на месте, что бы они выбрали? Спорить могу, они бы выбрали гроб, но меня никто не спросил. Меня приглашали на подкомитет Сената выступить на слушаниях о правах нежити, но дату все время переносили, или менялся председатель подкомитета, или... похоже, будто кто-то не хочет, чтобы подкомитет завершил свой отчет. Политика, наверное, но, как бы там ни было, а меня не вызвали. Только пригласили, обещав уточнить дату дополнительно. Забавно, но, кажется мне, мои показания больше бы понравились подкомитету, если бы меня выслушали сразу после первого приглашения. А последнее время мне нечего им сказать утешительного.
– Усадите его куда-нибудь Если попытается что-нибудь выкинуть, застрелите его.
– А ты куда? – спросил Зебровски.
– Ножи серебряные.
– И что?
– То, что наш добрый самаритянин-вампир умер или умирает. – Я уже шла к двери. – Если у него есть шансы выжить, у нас считанные минуты, чтобы его спасти.
– Как его спасать? – спросил Зебровски.
Я только покачала головой, не прекращая движения к двери.
– Смит, пойди с ней.
Смит перехватил оружие, держа его двумя руками к полу.
– Прикрою тебе спину.
Я не стала возражать против присутствия Смита. Мы с Зебровски сегодня напарники. Мы доверяли друг другу проследить за вампиром-злодеем, но я должна посмотреть раненого вампира, так что Зебровски остался при подозреваемом, а мне дал подкрепление. Дело в том, что оба мы никому другому не могли доверить проследить за вампиром Ионой. Так что Зебровски достался убийца, а мне герой. Куда как проще жизнь, когда вампиры не становятся героями.