Мы оказались на месте первыми, потому что ехать нам было меньше десяти минут. Звуки сирен завывали в ночи. Ехала дополнительная подмога. На парковке стояла машина полиции штата Иллинойс с открытой дверцей, и сидел полицейский рядом с ней. Лицо его было просто белым пятном, одна рука, похоже, ранена, пистолет неуклюже зажат в другой. Кровь на плече мундира.
Полицейские машины распахнули дверцы, и сотрудники заняли позиции за дверцами или за капотом, оглядываясь. Никто не бросился напрямую к раненому. Все были в укрытии, у всех оружие в руках, и мы оценивали ситуацию перед тем, как броситься действовать. Иногда преступники используют приманку. Я сгорбилась перед джипом, направив пистолет вверх. Капот был у меня за спиной, так что, что бы там ни придумали враги, мне ничего не грозит, пока я по эту сторону джипа. Слишком много было, о чем подумать, и не было времени думать слишком усердно. Отчасти в этих случаях мысль должны заменить опыт и выучка.
Шериф что-то сделал рукой, и внезапно все сирены замолкли. Тишина оказалась неожиданно громкой, и только огни мигалок давали понять, что здесь что-то случилось.
Все мы осматривали парковку и прилегающую местность. Изгородь за мусорными ящиками. Другие здания в нескольких ярдах. Парковка забита. Преступник может прятаться за любой машиной, а может, он или они сбежали, услышав сирены. Наверняка знать нельзя.
Ничто не шевелилось, кроме полицейского, который заморгал, увидев нас. Он был жив, и мне хотелось, чтобы так оно и осталось. Надо было действовать. И, будто шериф Кристофер прочел мою мысль, он двинулся вперед. Пригибаясь, что при его животе и росте было впечатляющим зрелищем. Он оказался куда ловчее, чем был с виду.
|
|
Я направила пистолет не на что-то конкретное, а в сторону, где могла быть потенциальная опасность – кто-то, кто захотел бы стрелять в шерифа. Белый пластиковый пакет перекатывался возле мусорного ящика на ветру. Больше ничто не шевелилось.
Шериф Кристофер дал знак – «все чисто». Его люди встали, вышли из укрытия и собрались возле него. Я оказалась осторожнее, осмотрела местность, по которой мне надо было к ним идти, с пистолетом, направленным в землю, но держала я его двумя руками, готовая идти на помощь. В дверях клуба столпились люди. Я их не видела, пока не встала из-за джипа, но они наверняка там были и раньше. Соображения нет у людей. Или они знали что-то, чего не знали мы? Нет, вряд ли.
Я услышала:
– Давайте сюда «скорую»!
Паттерсон побежал сообщать медикам, что можно подойти. Шериф Кристофер злобно смотрел на меня.
– Кто-то из ваших дружков-вампиров.
– По мне, так больше похоже на нож. Откуда вы знаете, что это был вампир?
Раненый заговорил сдавленным голосом, от боли и шока.
– Эти гады улетели с нею. Улетели, блин, как птицы, прямо вверх.
Окей.
– Ладно, вампиры. Кого они взяли?
– Одну из танцовщиц, – сказал раненый. – Я объезжал клубы, как нам было положено. Увидел, как она выходит, и тут они бросились прямо из темноты, по одному с каждой стороны. Она начала кричать, я выскочил, вытащил пистолет. Но с ними был еще один, его я не видел. Не знаю, как это вышло, но он вдруг просто появился у меня за спиной. Приставил мне нож к горлу и велел смотреть. А остальные улетели с нею, на фиг.
Он закрыл глаза. Видно было, что он борется с болью.
|
|
Санитары уже были здесь, расталкивая нас.
Раненый открыл глаза и посмотрел на шерифа.
– Он держал нож возле моего горла, чего ж он меня не убил? Убрал лезвие и всадил его мне в плечо. Почему он меня не убил? Почему?
Я ответила, пока медики обрабатывали рану.
– Он хотел, чтобы ты остался в живых и рассказал нам, что ты видел.
– Зачем? – спросил он и посмотрел на меня.
– Это послание.
– Какое еще послание?
Я покачала головой:
– Они хотят, чтобы мы бросились ее спасать. Хотят заставить нас действовать ночью, пока они сильны, а не ждать до рассвета, когда преимущество будет на нашей стороне.
Шериф Кристофер встал и протянул мне руку, но спохватился и просто сделал мне жест, предлагающий следовать за ним. Я пошла.
– Насколько мне было известно, мы не знали, где эти гады прячутся. А теперь вы говорите так, будто знаете.
Я заморгала, думая: «Что я могу ему сказать, чтобы не втянуть нас всех в передрягу?»
– У меня встреча с Мобильным резервом через час после рассвета, но если у них заложница, мы до рассвета ждать не можем. – Покопавшись в кармане куртки, я вытащила телефон и набрала номер сотового Зебровски. – Дай мне номер капитана Паркера, Зебровски.
– Зачем?
– Вампы взяли стриптизершу, живую. И даже постарались, чтобы нам остался раненый, но живой полицейский из полиции штата, который нам это рассказал.
– Боже мой, Анита, это же капкан!
– Наверняка. Все равно, давай мне номер.
Он дал мне номер, и я набрала его. Капитан Паркер взял трубку, шериф Кристофер наблюдал за мной. Я изложила Паркеру ситуацию.
– Это ловушка? – спросил он.
|
|
– Может быть, или же они знают, что мы все равно придем, и пытаются нас заставить спешить, чтобы мы явились ночью, когда преимущество у них. Но все равно, и тогда это ловушка.
– Я не хочу посылать моих людей на смерть, Блейк.
– Я тоже не в восторге, но она была жива, когда они ее взяли, и если мы будем ждать рассвета, она жива не будет. Конечно, она уже может быть мертва, я не знаю.
– Капкан, а женщина в нем приманка, – сказал Паркер.
– Знаю.
– Вы все еще настаиваете, чтобы мы взяли вас с собой?
– За все сокровища мира не упустила бы такого случая.
Он сухо и коротко хохотнул.
– Вы меня уговорили. Надеюсь, вы об этом не пожалеете.
– Уже жалею, но если вы действительно собираетесь действовать ночью, то я вам буду еще нужнее.
– Вы действительно настолько лучше умеете обращаться с вампирами, чем мы?
– Да, капитан.
– Надеюсь, действительность будет не хуже рекламы, маршал Блейк.
– Лучше, – ответила я.
– Тогда давайте сюда. Мы двинемся на цель менее чем через тридцать минут. Опоздаете – поедем без вас.
Он повесил трубку.
Я выругалась, захлопнула телефон и пошла к своему джипу.
– Куда это вы, черт побери?
– Хватать наживку, – ответила я.
Он наморщил лоб:
– Стриптизерша?
Я кивнула, продолжая идти, а он не отставал.
– Мобильный резерв действительно берет вас с собой?
– Если не верите, звоните сами капитану Паркеру.
Я уже была у дверцы джипа.
Он поймал дверцу, не дав мне ее захлопнуть:
– А для вас не будет конфликтом интересов – стрелять вампиров своего бойфренда?
– Это плохие вампиры, шериф, и они ничьи.
Я захлопнула дверцу. Он не стал мешать. Я не рванула с места, но близко к тому. Паркера я знаю, и знаю, как работает Мобильный резерв. Они не станут нарушать график операции – поедут без меня. Вампиры хотят, чтобы мы явились сегодня ночью. Они знают, что у нас есть адрес. Значит, они знают, что мы планируем удар. Они предположили, что мы наметили удар после восхода, и заставили нас действовать раньше. Чтобы иметь с нами дело на своих условиях, то есть ночью. Но почему не сбежали? Если узнали, что мы обнаружили их убежище, почему не покинуть его? Зачем брать заложницу, пускаться на такие хитрости, чтобы мы точно узнали об этом? Это ловушка, но мы, даже зная об этом, все равно должны были идти.
Глава семьдесят пятая
Пластиковая доска была изрисована диаграммами. Сержанты Хадсон и Мельбурн нарисовали кроки местности еще до того, как мы, все прочие, собрались в этом безопасном, приятном месте за квартал от театра будущих действий. Они всю доску покрыли входами и выходами, осветительными приборами, окнами и всей мелочью, которую я никогда не замечаю, точнее, вижу, но никак не могу использовать. Я могу сообщить о том, что видела, но кому-нибудь из них придется объяснять это всем остальным. Мой способ проведения таких операций – вломиться в парадную дверь и перебить все, что шевелится. Мне бы не пришло в голову составлять схемы интерьера квартиры или выяснять у владельца здания, что он знает о женщине, которая владеет этой квартирой. Они уже эвакуировали жильцов соседних квартир, взяв у них информацию об интерьере и владельце. Полезно было знать, что в кондоминиуме почти нет мебели, поскольку владелица, Джил Конрой, ждет ее доставки, которая уже два раза задерживалась. Что она работает юристом в большой фирме в центре города и недавно стала партнером. Увлекательно, но пользы в этом я не видела. Они все еще пытались найти кого-нибудь у нее на работе, кто подойдет к телефону, чтобы узнать, когда она была на работе в последний раз. А у этих чертовых раздолбаев в два часа ночи на работе – можете себе представить? – никого нет. Все это, конечно, интересно, но наша жертва там, одна среди вампиров, которые убили уже не меньше десяти человек в трех штатах. Я хотела побыстрее ее выручить, и мне трудно было сосредоточиться на мелочах. Наверное, это было видно, потому что сержант Хадсон спросил:
– Вам скучно, Блейк?
Я заморгала на него, сидя на тротуаре. Я устала и не видела причины не присесть – некоторые ребята из Мобильного резерва тоже присели.
– Малость есть.
Двое ближайших моих соседей – Киллиан с бобриком белых волос и Юнг – единственный среди моих знакомых азиат с зелеными глазами, – отодвинулись от меня подальше, будто не хотели быть слишком близко, когда хлынет кровь. Я заметила, что Мельбурн остался рядом с Хадсоном, будто ожидал, что кровь будет лететь только с одной стороны.
– Улица перед вами, Блейк, можете идти.
– Вы задали вопрос, сержант. Если вам не нужен был честный ответ, надо было меня предупредить.
Кто-то засмеялся – достаточно тихо, чтобы я не могла определить, кто именно, и, очевидно, Хадсон тоже, потому что он не стал искать весельчака, а просто разозлился на меня еще сильнее.
Он шагнул ко мне. Я встала.
– Если вам скучно, Блейк, идите домой. Нам не нужно такое отношение.
Голос его был ровен и сдержан, каждое слово он тщательно выговаривал. Так говорят, когда сдерживаются, чтобы не заорать или не хряснуть кулаком по чему-нибудь.
– Дон Морган может быть еще жива, – сказала я. – Но каждая минута уменьшает ее шансы остаться в живых. Пусть вам не нравится, что ваш капитан допустил меня к операции, можете, блин, меня ненавидеть, если хочется, мне плевать – но давайте делать дело. Я хотела бы вытащить Дон Морган раньше, чем будет поздно, сержант Хадсон. Хочется мне раз в жизни не попасть в команду уборщиков, а прибыть достаточно рано, чтобы было еще, что спасать.
Он заморгал темно-карими глазами, соответствующими по цвету усам и коротким волосам. У меня волосы были увязаны в хвост. Мне выдали шлем, а волосы почти до талии в него так просто не влезут, если их не подвязать. Я бы их срезала еще полгода назад, если бы Мика не пригрозил, что тогда он свои обрежет. И потому мне пришлось носить самые длинные в моей жизни волосы. Вид у меня был как у коротышки-хиппи посреди военного типа причесок и весьма мужественных фигур. Хоть и всунули меня в бронежилет, видно было, что я им далеко не под стать. Бывают моменты, когда мне вдруг становится неловко, что я не коп, не мужчина, не вхожу в это великое братство. Просто девчонка, просто заклинатель-трепач-вудуист, которому никто свою спину не доверит. Годы прошли с тех пор, как я по этому поводу переживала. Может, дело было в чужом снаряжении, которое мне не слишком подходило, или в том, что Арнет и Дольф каждый имеют на меня зуб, или просто в том, что я поверила глазам Хадсона. Я здесь чужая. Никакого тактического смысла не имею. Не знаю, как они делают свое дело. Не вхожу в их команду, и в глубине души понимаю, что, сколько бы ни было у меня друзей среди копов, и какой бы значок у меня ни был, копов, считающих меня чужой, всегда будет больше тех, кто считает меня своей. Всегда и навсегда я буду чужой, что бы я ни делала. Частично из-за пола, частично из-за моей работы, частично потому, что я с монстрами трахаюсь, а частично – ну просто я им не своя. Я не выполняю приказы, не держу язык за зубами, не играю в политические игры. Я никогда не стану настоящим полицейским – просто не умею играть ни по чьим чужим правилам. Полиция, настоящая полиция, понимает эти правила и живет по ним. А я всю жизнь жила по принципу: правила? Какие правила? Вот я стояла и смотрела на Хадсона, выдерживала его взгляд, его злость, и просто не злилась. Слишком многое во мне было согласно с его злостью, чтобы злиться в ответ.
– Значок вас копом не делает, Блейк. Вы не знаете дисциплины. Если из-за того, что вы порете горячку, убьют хоть кого-нибудь из моих людей, вам наш следующий разговор не понравится.
Мне и этот разговор нравился не слишком, но я не стала говорить этого вслух. Умнее становлюсь, или устала, или просто мне уже все равно. Какая разница? Я отстаивала свое мнение без всяких чувств. Я ответила голосом, совершенно лишенным эмоций:
– А если ваших людей перебьют потому, что вы не дали мне делать мою работу в меру моих способностей? Тогда у нас с вами тоже будет разговор?
Все мои соседи вдруг отодвинулись синхронно, будто минимально безопасное расстояние стало их насущной заботой. Он сказал, сквозь зубы, и карие глаза от злости стали почти черными.
– И в чем конкретно состоит ваша работа, Блейк?
– Я охотник на вампиров.
Он медленно пошел ко мне, и Мельбурн положил руку ему на плечо, будто дело уже заходило слишком далеко. Хадсон только посмотрел на его руку, и рука убралась. С Хадсоном обращались все так, будто с ним лучше не шутить. Он не был здесь самый большой, или самый сильный, или вообще самый какой-то, но авторитет облегал его будто невидимым плащом – он просто присутствовал. Если бы он не ненавидел меня, я бы это уважала, но он не дал мне возможности видеть в нем что бы то ни было другое, кроме препятствия. Почти лицом к лицу со мной, будто выплевывая в меня каждое слово, он произнес отчетливо:
– Вы – проклятый наемный убийца.
Я посмотрела в его лицо, близкое, почти как в поцелуе, и ответила:
– Ага, иногда бываю.
Он моргнул, озадаченный, пытаясь вернуть собственную злость.
– Блейк, это было оскорбление.
– Я никогда не оскорбляюсь на правду, сержант.
И я посмотрела на него спокойными честными глазами, заставляя себя ничего не чувствовать, потому что если позволить, то эти чувства будут печальными, а если меня пробьет слеза или, того хуже, плач, то все. Они не примут меня в игру, если я заплачу. Я плакала, потому что Джессика Арнет решила, что я развращаю Натэниела. Я плакала, когда пришлось убить Иону Купера. Что за фигня со мной сегодня творится? Обычно единственное, что могло заставить меня плакать – это Ричард.
Он покачал головой:
– Вы только нас свяжете, Блейк.
– У меня иммунитет к вампирским силам, – сказала я.
– Мы прочешем все здание меньше чем за минуту. Мы знаем, что нельзя смотреть в глаза, и нам разрешено обращаться с находящимися внутри вампирами как с врагами. У них не будет времени пробовать на нас свои трюки.
Я кивнула, будто действительно поняла, как это у них получится очистить целый кондоминиум размером с небольшой дом меньше чем за минуту.
– Отлично. Если вы думаете, что вам не нужна моя помощь против вампиров – отлично.
Он снова моргнул, будто не мог скрыть, что я застала его врасплох второй раз за такой короткий промежуток времени.
– Вы будете ждать снаружи?
– Что случится с вашим графиком скорости, если вам придется обращаться с вампирами как с людьми?
– Они – по закону граждане, что и делает их людьми.
– Да, но как вы сможете очистить помещение меньше чем за минуту, если вам придется тратить время на задержание как минимум семи вампиров, по крайней мере один из которых – мастер? Если вы думаете, что я вас задержу, Хадсон, то можете мне поверить, они вас куда сильнее задержат.
Мельбурн сказал из-за его плеча:
– Нам дали зеленый свет. Стрелять в каждого, кто вампир.
Я покачала головой и повернулась к Мельбурну, будто Хадсон и не нависал надо мной.
– Когда впервые ввели ордера на ликвидацию, одной из главных забот было, как бы полиция всей этой страны не превратилась в шайку убийц, и потому ордера пишутся очень аккуратно. Если с вами есть законный истребитель вампиров, и вы в опасности, то вы имеете право использовать любые средства, чтобы выполнить данный ордер, но если истребителя с вами нет, ордер не действует. – Я повернулась к Хадсону, наконец-то начиная слегка сердиться. Наконец. И хорошо, это лучше, чем слезы. – Из чего следует, что если вы пойдете без меня и какое-нибудь тело пристрелите, то попадаете под проверку, под отстранение, под хрен его знает какую фигню. Задумайтесь на миг в бою с вампиром – и вы рискуете жизнью своей и своих людей. Не задумайтесь ни на миг – и вы рискуете своей работой, пенсией, даже тюремным сроком. Это уже зависит от судьи, от адвоката, от политической атмосферы в городе в момент инцидента.
Я почти улыбалась, потому что говорила чистейшую правду.
Хадсон выдал улыбку, которая больше всего напоминала боевой оскал.
– А можем сидеть сложа ручки и возложить выполнение ордера на ваши хрупкие плечики. Как вам это? Если пойдете в одиночку.
Я засмеялась, и это снова его удивило, заставило отступить на шаг.
– Киллиан! – позвала я, обернувшись.
Он подошел, как-то нерешительно, поглядывая на своего сержанта. Киллиан был лишь на дюйм-другой выше меня, вот почему его запасное снаряжение мне почти подходило.
– Помоги мне все это снять, боюсь поломать твою снарягу. Спасибо, что одолжил.
– Зачем вы снимаете снаряжение? – спросил Хадсон.
– Если я иду без вас, мне не нужен ни бронежилет, ни шлем, ни эта чертова рация на нем. Если я иду одна, как обычно, то возьму то, что хочу взять, а не то, что мне приказано. – Я посмотрела на лямки. – Киллиан, помоги мне из этого вылезти, как помог влезть.
Хадсон мотнул головой, и Киллиан шагнул назад.
– Миз Блейк...
– Для вас – маршал Блейк, сержант Хадсон.
Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
– Маршал Блейк, мы не можем отпустить вас туда одну.
– Это, черт побери, мой ордер, а не ваш. Я вам дала информацию, а не вы мне. Никто из вас даже не знал бы, где искать эту женщину, если бы не я.
– Вы знаете, что говорят о том, как вы получили эту информацию, маршал?
По его интонации я поняла, что знать мне этого не хочется, но все же спросила:
– Нет. Как?
– Что вы оттрахали подозреваемого. Оттрахали на глазах у сотрудников полиции, и он вам все рассказал, а потом вы ему вышибли мозги из пистолета. Просто разнесли голову множественными выстрелами.
Я снова рассмеялась:
– Вот это да! Жаль, не знаю, кто это придумал.
– Вы хотите сказать, что это ложь?
– Насчет оттрахала – да, вранье. Кто-то принял желаемое за действительное, но я вытащила это из него как вампир, а не как шлюха. И я действительно стреляла ему в голову, пока от головы ничего не осталось, потому что у меня не было с собой моего набора охотника на вампиров. Был только пистолет, им я и воспользовалась.
Я тряхнула головой и почувствовала, как едва заметная злость из меня уходит.
– Этот ордер – моя, черт побери, вечеринка, сержант Хадсон. Я пригласила вас на танец, а не вы меня. И хотелось бы, чтобы вы это запомнили, пока нам приходится иметь дело друг с другом.
Он посмотрел на меня – посмотрел по-настоящему. До этого, думаю, он меня не видел. Я для него была какая-то баба, какая-то подстилка под зомби, которую подсунуло ему начальство. Штатская со значком, но я не была для него личностью. Теперь он смотрел на меня и видел меня, и на моих глазах таяла его беспричинная злость.
– Вы действительно пошли бы туда в одиночку?
Я вздохнула, качнув головой:
– Сержант, я – истребитель вампиров. Обычно так и бывает – только я и они.
Он едва заметно улыбнулся, чуть изогнул усы.
– Не сегодня, маршал. Сегодня вы с нами.
Я улыбнулась ему – настоящей улыбкой, не кокетливой, хотя некоторые мужчины назвали бы ее такой: открытой, честной, улыбкой типа «рада, что вы со мной». Он улыбнулся в ответ – не мог удержаться.
– Все это классно, – сказала я, – но не пора ли к делу? Ночь-то уходит.
Он посмотрел на меня с таким видом, будто не понял, как меня понимать, а потом рассмеялся. Как только он рассмеялся, его людей отпустило напряжение – я это чувствовала, как будто какое-то метафизическое облегчение настало.
– А вы чертовски настойчивая женщина.
– Да, мне говорили.
Он коротко засмеялся:
– Там, внутри, вы будете выполнять приказы?
Я вздохнула:
– Постараюсь.
Он покачал головой.
– Если бы я сказала «да», это было бы вранье. Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы делать то, что сказано. Это я обещаю.
– Лучшего мне уже не добиться, так?
Я кивнула:
– Ага. Если не хотите, чтобы я соврала.
– Нет. Правда от федерального агента – свежее впечатление.
– Вот-вот, я постараюсь быть для вас глотком свежего воздуха.
Он посмотрел на меня, покачал головой и снова повернулся к доске.
– Теперь, когда я верю маршалу, то верю.
Они вернулись к своему брифингу, а я вернулась к подсчету минут и гаданию, будет ли кто-нибудь живой в кондоминиуме, когда мы высадим дверь.
Глава семьдесят шестая
По моему предложению снайпера разместили так, чтобы он видел окна, а не входную дверь. Во-первых, мы не знали, как они выглядят, а снайпер не мог валить подряд всех, выходящих из дверей. Вполне могли в этом доме проживать законопослушные граждане-вампиры, так что он даже всех вампиров подряд валить не мог. Если бы он точно умел опознавать вампиров. И даже я не могла бы сказать «да» или «нет» о сомнительном вампире, глядя в оптический прицел. В смысле, что если я ошибусь? Высокое содержание серебра – извиняться будет поздно. Но если кто вылетит в окно – это противник, и только противник, и снайпер может его безнаказанно снимать. Зеленый свет.
Все мы прочие сгрудились вокруг фургона. В кино этот фургон изящный и просторный. В жизни он узкий, громоздкий и похож на гибрид фургона водопроводчика и машины мороженщика, если бы тот продавал не мороженое, а пистолеты. Места для нас и для оружия в нем не хватало. И даже в пустой многие из нас не поместились бы. Это был полугрузовик для снаряжения, а не транспорт для людей. Я осталась в жилете, хотя заметила, что никто сегодня в нас стрелять не будет, а против колющих и рвущих ударов жилеты бесполезны. Я с этим уже сталкивалась и у военных, и у полиции. До них просто не доходит, что бронежилеты и шлемы, лучшая их защита, не помогут против тех, кто голыми руками крушит сталь. Это как выступать против Супермена и надеяться на кевлар. Наконец-то сержант Мельбурн произнес вслух то, что редко когда признают специальные подразделения:
– Мы используем пули. Пули могут давать рикошет, и нам спокойнее, если мы знаем, что защищены от огня своих.
Микрофон был встроен в бронежилет и соединен с маленьким наушником, как в снаряжении Секретной службы. Мне показали кнопку микрофона посередине жилета, возле пистолета, когда его держишь. Проверили, что микрофон работает, потом кто-то потрепал меня по шлему, и я готова была к выходу. По крайней мере, готова не меньше других. Не идти было бы самое лучшее, но вампиры похитили у нас эту возможность.
Женщину, которую они взяли, звали Дон Морган, двадцать два года. Она работала в клубе всего три недели. Ее фотография была у них на сайте, и все мы ее видели. Рекламный снимок для стрип-клуба, так что мы старались рассматривать лицо. Волосы каштановые, длины до плеч, косметики столько, что лицо разглядеть трудно – сплошь синие глаза, красные губки бантиком. Я не спрашивала у мужчин, труднее ли им смотреть на нее, чем мне. Она была прикрыта руками и несколькими удачно размещенными клочками материи, но создавалась иллюзия, что показано больше кожи, чем на самом деле. Отвлекало, как и было задумано. Не сомневаюсь, что если бы миз Морган предупредили, что ее похитят злобные вампиры, она бы оставила нам более приличный и менее гламурный снимок. Но всего, знаете ли, не предусмотришь. Мы запомнили лицо заложницы, чтобы не застрелить ее случайно в деле. Это было бы действительно нехорошо.
Я думаю, что не будь у меня своих опасных игрушек для этой песочницы, меня бы взяли невооруженной. Почти все спецподразделение считало меня штатской и обращалось со мной соответственно. Без грубостей, просто им не нравилась мысль, что я буду с заряженным оружием у них за спиной. Я их понимаю. У меня нет их выучки. Они не видели, как я обращаюсь с оружием. Не видели меня за этой работой. И вполне могли считать меня опаснее вампиров.
Главная моя проблема с жилетом заключалась в том, что нельзя было оставить «браунинг» и «файрстар» в тех кобурах, что были, и надеяться их выхватить. Боец по имени Дерри бросил мне набедренную кобуру с застежками на липучках.
– В нее влезет «браунинг» с запасной обоймой.
Он на вид был таким же ирландским, как его фамилия, если не считать цвета – он был темноволос.
Мне пришлось снять жилет, чтобы нацепить верхний ремень кобуры на свой пояс, а другой ремень надо было обмотать вокруг ноги. Неплохая штука – набедренная кобура, хотя мне бы не хотелось ее испытывать, не надев сперва брюки для защиты бедер. Бедра-то при ходьбе задевают друг друга, так что извините. Но в джинсах получилось вполне приемлемо. Выхватывать, правда, надо по-другому: не только не под тем углом, не только из другого места – само движение другое. Оно не получится у меня так же быстро, потому что о нем придется думать. Правда, в сегодняшней работе пистолеты будут играть вспомогательную роль.
У меня был дробовик Моссберга «590А1 Бантам». Тринадцать дюймов длина ствола, облегченный вес. Это означает более сильную отдачу, но, когда привыкнешь, это просто ружье моей мечты. Нет тяжелого ствола, который перевешивает при попытке прицелиться, отчего мне казалось, что я слишком тяжела сверху. У меня есть обрез, начавший жизнь как ружье «Итика-37», но сейчас используемый только для ликвидации вампиров с близкого расстояния. У «Итики» есть ремень, и ее можно подвешивать к телу как неуклюжую сумочку. Чтобы ружье не ерзало, пока не будет нужно, Эдуард, мой друг и единственный из всех моих знакомых пользователь огнемета, помог приспособить к кобуре на левом бедре липучки. Эта набедренная кобура была моя, но предназначена для запасных патронов, не для оружия. Ремень с липучкой шел поверх укороченного ствола, и он был прижат к ноге, но не так, чтобы я могла случайно отстрелить себе коленную чашечку. Одно быстрое и сильное движение – и обрез уже у меня в руках, и очень, очень близко дулом к вампиру. У «Моссберга» был ружейный ремень «Урбан Опс» из Тактического Запаса США. Этот ремень давно стал моим предпочтением для оружия покрупнее. К несчастью, нельзя нести два ружья на двух ремнях «Урбан», потому что ремень рассчитан на перехват рук, на облегчение движений. То есть ружье само будет двигаться вокруг тела. Эдуард, настоящий наемный убийца, каким попытался обозвать меня Хадсон, не в восторге от ремня Урбан, в отличие от меня, но ему не приходится работать с монстрами так близко в своей работе под прикрытием. Он почти всегда действует как истребительная группа из одного человека. И еще этот ремень действует лучше, если на тебе куртка поплотнее, чтобы не соскальзывал с плеча. Будь у меня плечи пошире, он бы лучше подошел, а поскольку испытывают такое снаряжение в основном мужчины, мне трудно на что-то жаловаться. Все равно очень удачный элемент снаряжения.
К прикладу «Моссберга» был примкнут запасной магазин. Я начала носить запасные патроны в набедренной кобуре, но на этом бедре висел «браунинг». Оказалось, что если носить патроны на левом бедре, то доставать их труднее. Это мне обходилось в секунду или три. Поскольку правое бедро для этой цели не годится, то запасной магазин – вторая отличная вещь. Я добавила запасные патроны в левую набедренную кобуру – знаете старую поговорку, что лучше иметь ненужное, чем не иметь нужного? К патронам она точнее всего относится.
– Почти такая же набедренная кобура, как я дал тебе для «браунинга», – сказал Дерри. – Если она у тебя уже есть, тебе не надо было брать нашу.
– У меня две для патронов. Отдельной для пистолетов у меня нет. Если бы это было удобно, я бы могла обойтись одной.
– Тогда рад, что Мобильный резерв помог тебе испытать наши новые игрушки, – улыбнулся он.
Я улыбнулась в ответ.
– Он тебе дал какую-то вшивую кобуру, и ты уже с ним заигрываешь. Я тебе отдал весь свой запасной набор – и ничего, – сказал Киллиан.
– Это я не заигрываю, Киллиан. Когда я начну заигрывать, у тебя не останется сомнений.
– О-о! – протянул Дерри.
Подошел Хадсон в полном снаряжении.
– Вы будете отвлекать моих людей, маршал, или готовы уже выполнить ваш ордер?
– Я закончила их отвлекать, если вы закончили планировать.
– Закончил.
– Тогда и я тоже. Пошли убивать вампиров.
– Не охотиться, просто убивать?
– Охота на вампиров – это не спорт «поймать и отпустить», сержант.
Он засмеялся – коротким удивленным смехом.
– То ли вы становитесь забавнее, то ли чертовски поздно.
– Чертовски поздно, – ответила я. – Десятки людей вам подтвердят, что ничего забавного во мне нет.
Это снова заставило его засмеяться. Когда собираетесь вместе рисковать жизнью, есть много куда худших способов начать.
Глава семьдесят седьмая
Это было одно из зданий в центре города, столько раз перестроенное, что стало архитектурной достопримечательностью, и это спасло его от сноса, но внутри оно было ультрасовременным, ультрашикарным, с коврами и почти пустыми холлами, как будто, когда люди согласились на двухтоновую покраску, они больше уже ни на что согласны не были. В здании оставались пустые квартиры, но в основном оно было занято. Приятно для инвесторов, но неприятно для нас. Если бы здание было пустым, меньше была бы вероятность побочного ущерба. Побочный ущерб – прекрасный термин. Вот почему пришлось эвакуировать столько людей. Тут уж никак не скрыть от вампов, что затевается что-то.
Мы стояли снаружи кондоминиума. Он все еще принадлежал Джил Конрой. Такое было чувство, что мы узнали об этом давным-давно, но на самом деле всего час прошел от первых сведений и до нашего прихода в этот коридор. Мы наконец-то нашли номер кого-то из ее коллег-юристов. Джил не появлялась на работе уже пять дней. Три из этих дней она звонила, что болеет, а на четвертый день перестала подходить к телефону. Хм, три дня болезни, потом молчание. Я готова была спорить, что Джил Конрой стала нежитью. Злобной и нечестивой нежитью, не членом Церкви Вечной Жизни и, как я точно знала, не вошла в число вампиров Жан-Клода. И то, что в нашем городе появился третий игрок, и никто из двух других сторон об этом не догадался, было плохо. То ли мастер этих ребят невероятно силен, то ли мы стали беспечны.
Мне бы хотелось протолкнуть свою силу в эти стены и проверить, сколько их там. Я теперь на это способна, но если они там настолько умелые, как я подозревала, они почуют. Я боялась, что они пустят в ход больше вампирских трюков, если узнают, что с копами я – или кто-то с моими способностями. Если они будут думать, что пришли только копы, они могут понадеяться на быстроту и силу. В этом случае я ставлю на нас. Так что, блин, опять придется вламываться вслепую.
В свое время я брала много вампирских логовищ, но никогда – с Мобильным резервом или другим спецподразделением. В некоторых отношениях это было совсем другое, а в других – то же самое. Различие первое: я не в первых рядах. Как только мы вошли в здание, главным стал Хадсон. Ему приходилось командовать и раньше, насколько мне известно, но он должен был отчитываться перед старшими по команде. Руководитель операции, руководитель переговоров, начальник штаба операции – но никто из них с нами в здание не идет, а тут дело в том, кто согласен взять оружие и встать с тобой плечом к плечу.
Хадсон встал третьим в цепь, хотя это на самом деле не была одиночная цепь.
– Вы пойдете, когда я пойду, Блейк. Будете, черт возьми, моей тенью, пока я не отменю команду. Внутри вы будете выполнять мои приказы, или я надену на вас наручники и отдам под стражу. Вопросы есть?
– Никак нет, – ответила я.
Кажется, как личность я ему нравилась, но мы пришли сюда работать. Работа – вещь не личная, а как профессионала он меня совсем не знал. И никаким обаянием не снять того, что он не доверил бы мне прикрыть себе спину. Я еще не заслужила такого доверия.
Ребята притащили здоровенный металлический щит с маленьким окошком. Его тащил Болдуин. Он не был тут самым крупным, самым крупным был Дерри, но Болдуин был высок, а так как за этим щитом собирались пригнуться все, то рост надо было учитывать – как когда высокие ребята пытаются залезть под зонтик коротышки.
Я думала, что будет и большой металлический таран, но его не было. Миз Конрой заплатила неслабые денежки за сплошную стальную дверь с замком, гарантирующим настоящую безопасность. Все эти изучения здания и разговоры с людьми окупились – ребята заложили небольшой заряд в замок и взорвали его.
Сперва внутрь полетели светошумовые гранаты, а следом за оглушительным грохотом и ослепительным светом ворвались мы. Когда пылающее сияние погасло, единственным освещением служили лучи фонариков, установленных на стволах. Потом наступил хаос. Не хаос боя, потому что в первой комнате никого не было, но хаос от шаркания за щитом в попытке не споткнуться самому и никому ножку не подставить. Ребята шаркали как единое целое, но так быстро, будто в комнату влетел снаряд из тел. При этом упражнении в шагистике или танцах еще надо было осматривать темноту, следить за оружием у себя в руках и высматривать, во что стрелять.
Благодаря брифингу я знала расположение комнат кондоминиума чуть ли не лучше, чем у себя дома. Большая пустая гостиная, рядом маленькая кухня, коридор с туалетом для гостей слева и комнатой для гостей справа. Слава Богу, ничего запутанного.
Хадсон заговорил в микрофон у моего уха – шепотом, хотя я стояла прямо у него за спиной:
– Мендес, Дерри – кухню!
Они без единого слова отделились от группы, и наша конга стала поворотливей. Юнг шевельнулся, и я ощутила его руку у себя на спине. Приятно знать, что не только мне нужна успокаивающая рука.
Рация у меня в ушах:
– Жертва, женщина. Не Морган.
Кажется, это был Дерри.
– Укусы?
– Есть.
– Блейк, проверить.
Я споткнулась, заставила споткнуться Юнга, как будто мы косточки домино. Вспомнила, что надо нажать кнопку.
– Что?
– Осмотри тело.
Я могла бы поспорить, но времени не было. Понятно было, что он это делает, чтобы от меня избавиться. Может, я действительно их задерживала, но он явно хотел вывести меня из дела, пока не стало по-настоящему горячо.
Я отделилась от группы, следуя примеру Дерри и Мендеса, и вошла в кухню. Выполнила приказ, хотя и не была согласна. Пошла осмотреть тело, поскольку так приказал, черт его побери, сержант.
В кухне я не стала терять время, потому что, если поспешить, я еще успею в строй до начала главной схватки. Свет проникал сквозь жалюзи кухонной двери. Кровь я учуяла еще раньше, чем коснулась двери.
Свет ошеломил меня, потом стал нормальнее, когда глаза привыкли. Дерри шел к двери, через которую я вошла. Голос Хадсона, сдавленный, но ясный, прозвучал в рации:
– Оставайся с Блейк, пока она не осмотрит тело.
Рация смолкла.
Дерри разочарованно ссутулился, но спорить не стал.
Он только встал рядом со мной, винтовка наготове. Я двинулась с ним, направляя ружье чуть в сторону. Места здесь не слишком хватало, и уж точно не хватило бы на всех нас, чтобы наставить оружие внутрь без риска зацепить своих. Одной из моих целей сегодня было этого не делать.
Я отчасти знала, что мы найдем, потому что чуяла запах. Не только кровь, застарелая кровь, но и мясной запах жидкостей, и старый запах секса. Мужского. Это помогло мне собраться перед тем, что предстояло увидеть.