Г 4 Лишь внутренний порыв, лишь страсть и любовь помогают нам одолевать преграды, прокладывать пути и подняться над тем узким кругом, из которого тщетно рвутся другие.
Иоганн Вольфганг Гёте
Иной раз призвание выявляется благодаря какому-то делу, занятию, вызывающему вдохновение и прилив сил.
В детстве Марта Грэхем (1894-1991) глубоко страдала от неумения выразить свои чувства и переживания; слова, казалось ей, передать их неспособны. Однажды она впервые в жизни попала на балет. Движения и позы танцовщицы совершенно ясно говорили о чувствах. Танцовщица рассказывала о них не словами, а языком тела.
Марта стала брать уроки танцев — и почувствовала, что ее призвание в этом. Только в танце она ощущала себя живой и выразительной. С годами она пошла дальше и создала новый язык танца, совершив революцию в этом жанре искусства.
Порой искра вспыхивает при соприкосновении не с предметами или занятиями, а с какими-то событиями или явлениями культуры.
Наш современник, антрополог и лингвист Дэниел Эверетт (род. 1951) рос на границе штата Калифорния и Мексики, в ковбойском городке. С самых ранних лет его привлекала мексиканская культура. Все его восхищало: звучание речи, когда разговаривали между собой работники-мигранты, пища, манеры, совсем иные, чем у американцев нелатинского происхождения. Дэниел погрузился, насколько мог, в язык и культуру мигрантов. Это повлияло на всю его жизнь, на интерес к иному — к разнообразию культур на планете и их роли в эволюции человечества.
Кому-то истинное призвание может открыться через встречу с настоящим мастером.
С самого детства росший в Северной Каролине Джон Колтрейн (1926-1967) чувствовал себя странным, не таким, как все. Он выделялся среди одноклассников серьезностью, был погружен в себя, испытывал сильные эмоциональные потрясения, но не знал, как их выразить. Музыка была для него скорее развлечением: он играл на саксофоне в школьном оркестре. Но вот несколько лет спустя Колтрейн услышал вживую игру великого джазового саксофониста Чарли Паркера, и музыка тронула его сердце. Из саксофона Паркера вырывались необыкновенные звуки — что-то глубоко личное, истинное слышалось в них, то был голос самой души. Внезапно перед Колтрейном открылась возможность выразить через музыку свою собственную неповторимость, наделить голосом свои мысли и переживания. Он с таким усердием принялся за обучение игре на инструменте, что через десяток лет стал величайшим джазовым музыкантом своего времени.
|
|
Для того чтобы стать мастером в каком-то деле, необходимо полюбить свой предмет и почувствовать глубинную связь с ним.
Важно понять следующее: для того чтобы стать мастером в каком-то деле, необходимо полюбить свой предмет и почувствовать глубинную связь с ним. Интерес должен выходить за рамки предмета, граничить с религиозным поклонением. Для Эйнштейна важна была не собственно физика, а восхищение невидимыми силами, которые управляют Вселенной. Для Бергмана — не фильмы, а ощущение, что он создает и одухотворяет саму жизнь. Для Колтрейна — не музыка, а возможность подарить голос переполнявшим его чувствам. Подобные вещи, манящие нас с самого детства, трудно определить словами — скорее это чувства: смесь сильного удивления с восторгом, особое, чувственное удовольствие, ощущение силы или приобщенности к высокому знанию.
|
|
Важно научиться узнавать и различать эти неподдающие- ся описанию приманки, ведь именно они явно свидетельствуют о ваших, и только ваших, симпатиях и фор-
мируются не по желанию окружающих. Их не могут вложить в нас родители — увлечения, возникающие под их влиянием, лежат ближе к поверхности, они вполне осознанны и могут быть облечены в слова. А вот ощущения, поднимающиеся с самых глубин, принадлежат нам самим, отражая нашу неповторимую личность.
Обращайте внимание на свою непосредственную реакцию на простые вещи: желание заниматься чем-то таким, что никогда вам не надоедает; предметы,неизменно вызывающие у вас любопытство и необычный интерес; чувство легкости и силы, возникающее в определенных ситуациях.
Все это уже живет в вас.
По мере того как мы растем и развиваемся, связь с этими сигналами из глубин нашего сознания нередко слабеет и может быть утрачена. Они оказываются погребенными под грудами новых получаемых нами знаний. Наша сила и будущее зависят от того, сможем ли мы вновь обрести утраченную связь, вернуться к своим истокам. Поищите следы таких сигналов в своих детских воспоминаниях. Обращайте внимание на свою непосредственную реакцию на простые вещи: желание заниматься чем-то таким, что никогда вам не надоедает; предметы, неизменно вызывающие у вас любопытство и необычный интерес; чувство легкости и силы, возникающее в определенных ситуациях. Все это уже живет в вас. Ничего не нужно выдумывать — надо лишь покопаться и снова найти то, что все это время в вас таилось. Если вам — в любом возрасте — удается вновь обрести связь с этой сердцевиной, искры глубинного, первичного интереса вновь вспыхнут в вашей жизни, указывая путь, который в итоге станет делом вашей жизни.
|
|
2. Занять соответствующую нишу: эволюционная стратегия А. Вилейанур Рамачандран — Б. Йоки Мацуока
А. Ребенком — а детство его проходило в 1950-е годы в индийском городе Мадрасе — Вилейанур Рамачандран чувствовал, что отличается от других. Его не интересовали ни спорт, ни прочие обычные развлечения мальчишек его возраста. Он любил читать о науке. Часто мальчик в одиночестве бродил по безлюдному берегу моря, поражаясь невероятному разнообразию ракушек, выброшенных на песок. Он начал собирать их и подробно изучать. Знание позволяло ему почувствовать себя сильным — в этом ему не было равных, никто в школе не
знал о раковинах столько, сколько было известно ему. Рамачандрана привлекали наиболее редкие и удивительные формы морских моллюсков, такие, например, как ксенофора, которая подбирает пустые раковины других моллюсков и прикрепляет к собственной, маскируясь таким образом. В какой-то степени он и себя считал кем-то вроде ксенофоры — аномалией. В природе подобные аномалии несут особое эволюционное предназначение: они помогают занимать новые экологические ниши, расширяя возможности для выживания вида. Мог ли Рамачандран сказать то же самое о собственной необычности?
Шли годы, детская увлеченность теперь касалась уже других предметов — подростка Рамачандрана интересовали особенности анатомического строения человека, некоторые химические феномены, всевозможные аномалии. Отец, опасаясь, как бы юношу не занесло в увлечение эзотерическими практиками, уговорил сына поступить на медицинский факультет. Здесь для него открывалась возможность изучать науки всесторонне, набираясь и практических навыков. Рамачандран согласился.
Поначалу учеба на медицинском факультете понравилась, но уже вскоре юношу начала мучить неудовлетворенность. Постоянная зубрежка была ему не по душе. Его тянуло экспериментировать, исследовать и совершать открытия, а преподаватели требовали механического заучивания. Рамачандран читал всевозможные научные журналы и книги, которых не было в списке обязательной литературы. В числе прочих изданий ему подвернулась книга «Глаз и мозг» нейробиолога Ричарда Грегори. Особенно заинтриговали студента оптические иллюзии, эксперименты со слепым пятном и другими удивительными свойствами зрительной системы, изучение которых проливало свет на работу собственно мозга.
Вдохновившись этой книгой, он начал проводить собственные эксперименты, результаты которых сумел опубликовать в престижном журнале. Результатом было приглашение изучать нейробиологию зрения в аспирантуре Кембриджского университета. Рамачан-
дран без колебаний воспользовался этим предложением, радуясь шансу заняться чем-то более соответствующим его интересам. Но, проведя в Кембридже несколько месяцев, юноша понял, что попал не туда. В мальчишеских мечтах занятия наукой виделись ему романтическим приключением, поиском истины, чем- то даже сродни пути религиозного познания. А в Кембридже студенты и сотрудники относились к этому как к обыденной работе, рутине: твое дело — отбыть в лаборатории требуемое количество часов и внести мизерный вклад в виде нескольких цифр в статистический анализ, только и всего.
Рамачандран не сдавал позиций, упорно трудился на кафедре, искал тему, которая была бы интересна ему, успешно защитил диссертацию. Спустя несколько лет он получил место ассистента профессора на кафедре психологии зрения Калифорнийского университета в Сан- Диего. Прошло время, и, как уже не раз бывало прежде, интересы молодого ученого переместились в другую область — теперь они касались функционирования человеческого мозга. Ему не давал покоя феномен фантомных болей — люди с ампутированной ногой или рукой нередко испытывают нестерпимые боли в отсутствующей конечности. Рамачандран начал изучать явление фантомных болей. Его эксперименты привели к удивительным открытиям в области нейробиологии и помогли нащупать новые подходы к избавлению таких пациентов от страданий.
Внезапно ощущение, преследовавшее его с детства — что он не такой, не на месте, — пропало. Изучение аномальных неврологических расстройств стало темой, которой он хотел посвятить остаток своей жизни. Перед ним открывалась головокружительная возможность найти ответы на такие вопросы, как проблемы эволюции разума, происхождения языка и другие, подобные им. Он словно описал полный круг и вернулся к тем дням, когда собирал редкостные раковины. Это была ниша, которую он хотел бы занять полностью, осваивая и развивая ее в последующие годы жизни, это дело соответствовало его изначальным наклонностям, занимаясь им, он мог наиболее эффективно служить делу научного прогресса.
Б. Для Иоки Мацуоки детство было нелегким, смутным временем, полным смятения. Девочка росла в Японии 1970-х, и все, казалось, было предрешено для нее заранее. Система школьного образования предписывала ей занятия, приличествующие девочкам, почти не давая возможности выбора. Родители, уверенные в том, что для развития дочери важен спорт, настояли, чтобы с ранних лет девочка занималась плаванием на весьма серьезном уровне. Помимо того, ее отдали учиться игре на фортепьяно. Многим японским детям такая жизнь показалась бы завидной, но для Иоки она была сплошным мучением. Ее интересовало совсем другое, в школе привлекали серьезные предметы, особенно математика и естественные науки. Нравилось ей и заниматься спортом, но отнюдь не плаванием. Девочке было непонятно, как сложится ее дальнейшая жизнь, если с самого начала всё решают за нее.
В одиннадцать лет девочка взбунтовалась. Довольно с нее плавания, заявила Иоки, она хочет заниматься теннисом. Родители согласились с ее выбором. Нацеленная на победы и успех, Иоки в мечтах видела себя чемпионкой, однако в теннис она пришла довольно поздно. Чтобы наверстать упущенное время, девочка начала упорно заниматься, работая в невероятно напряженном графике. Она ездила на тренировки в пригород Токио, а уроки делала в поезде по дороге домой. Часто ей приходилось читать учебник математики или физики, стоя в переполненном вагоне, и в таком положении решать заданные на дом уравнения. Иоки нравилось ломать голову над задачами, иногда она так сосредоточивалась на мыслях о задании, что совершенно не замечала, как пролетало время в пути. Странно, но чем-то это напоминало тренировку на корте — полная сосредоточенность, когда ничто другое для нее не существовало.
В редкие свободные минуты Иоки думала о своем будущем. Наука и спорт стали для нее двумя важнейшими делами в жизни. Через них она могла выразить разные стороны своей натуры — стремление к лидерству, желание что-то делать своими руками, красиво и изящно двигаться, анализировать и решать проблемы. В Японии не принято разбрасываться, человек рано должен выбирать себе конкретную специальность. Что бы она ни избрала для себя, прочими интересами придется пожертвовать, но при одной этой мысли Иоки охватывала тоска. Однажды она размечталась о том, что хорошо бы изобрести робота, который играл бы с ней в теннис. Работать над созданием этого устройства, а потом играть с роботом в теннис — так она удовлетворила бы все свои разносторонние интересы. Но ведь это только мечты...
Хотя Иоки удалось подняться на высокий уровень и стать одной из ведущих теннисисток страны, она уже понимала, что ее ждет другое будущее. На тренировках она побивала всех, а во время соревнований часто медлила, упускала инициативу и могла проиграть спортсменке, намного уступающей ей в мастерстве. К тому же ее измучили постоянные травмы. Стало понятно: пора сделать выбор, сосредоточиться не на спорте, а на науке. Пройдя обучение в специальной спортивной школе тенниса во Флориде, Йоки убедила родителей разрешить ей остаться в Штатах и подала документы в бакалавриат Калифорнийского университета Беркли.
В Беркли Йоки долго не могла ни на чем остановиться — ни одно направление не соответствовало ее обширным интересам в полной мере. За неимением лучшего девушка остановила свой выбор на электротехнике. Однажды она рассказала профессору этой кафедры о своей детской мечте создать робота для игры в теннис. К ее удивлению, профессор не рассмеялся, а вместо этого предложил девушке сделать дипломный проект в лаборатории робототехники. Работу Йоки сочли настолько многообещающей, что она была принята в магистратуру в Массачусетском технологическом институте, а позже — в лабораторию искусственного интеллекта, возглавляемую пионером робототехники Родни Бруксом. Лаборатория работала над созданием робота с искусственным интеллектом, и Мацуока получила задание разработать для робота руку и кисть.
С самого детства, занималась ли она теннисом, играла на фортепьяно или торопливо записывала математические уравнения, Иоки внимательно изучала собственные руки. Человеческая рука — удивительный, фантастический проект. Сейчас ей предстояло своими руками потрудиться над созданием руки — это вызов, пусть и не в спорте. Наконец нашлось занятие, соответствующее ее многочисленным и разнообразным интересам! Иоки работала день и ночь, стараясь наделить конечность робота силой и изяществом человеческой руки. Ее проект покорил Брукса — молодая японка намного опередила время, предложив уникальное решение, которое никому прежде не приходило в голову.
Чувствуя, что ей серьезно недостает базовых знаний, Йоки приняла решение получить дополнительное образование в области нейробиологии. Если она сможет лучше разобраться в том, как действуют связи между конечностью и мозгом, можно будет создать протез, повинующийся владельцу, как живая рука.
Йоки продолжала работу, приобретая все новые познания, а результатом стало появление совершенно нового направления в науке. Она назвала его нейроробототехникой — создание роботов, наделенных подобием нервной системы человека, которая принципиально изменит и намного облегчит управление ими. Разработки в этой области стали огромным научным успехом Йоки, позволили ей занять лидирующую позицию — и реализовать все свои жизненные интересы и наклонности.
Профессиональный мир чем-то напоминает экосистему: люди занимают определенные ниши, в которых могут существовать, конкурируя, однако, за место и ресурсы. Чем больше конкурентов собрано в одном месте, тем напряженнее борьба между ними. Работа в такой обстановке быстро утомляет и изнашивает человека, которому приходится сражаться за то, чтобы быть замеченным,
участвовать в политических играх и интригах, вырывать у окружающих кусок хлеба. Подчас мы столько времени тратим на эти занятия, что на достижение истинного мастерства его почти не остается. Подобные места влекут, кажутся соблазнительными, ведь часто можно видеть, как люди безбедно существуют и даже процветают, двигаясь по проторенному пути. Вы не представляете, насколько в действительности сложно такое существование.
Лучше выберите для себя другую игру: вместо того чтобы толкаться локтями, найдите такую нишу, где вы сможете стать главным.
Лучше выберите для себя другую игру: вместо того чтобы толкаться локтями, найдите такую нишу, где вы сможете стать главным. Это совсем-совсем не просто — найти такую нишу. От вас потребуются терпение и целеустремленность.
Вначале вы выбираете отрасль, хотя бы приблизительно соответствующую вашим интересам (медицина, электротехника). Отсюда можно двигаться в двух направлениях. Первое — путь Вилейанура Рамачандрана. Отталкиваясь от избранной сферы, вы начнете искать боковые ответвления, особо привлекательные для вас (в случае Рамачандрана — исследования в области оптики и физиологии зрения). По возможности вступайте на этот узкий путь. Процесс уточнения продолжится до тех пор, пока вы наконец не обнаружите никем не занятую нишу — чем более узкую, специализированную, тем лучше. В каком-то смысле эта ниша будет отражать вашу уникальность, как, например, особая форма неврологии, заинтересовавшая Рамачандрана, отражала его восприятие самого себя как некоего исключения.
Второй вариант — путь Иоки Мацуоки. Добившись успеха в одной отрасли (робототехника), вы занимаетесь поиском новых знаний, пытаетесь овладеть какими-то новыми методами (нейробиология), пусть даже потратив на это свое свободное время, если необходимо. Теперь можно комбинировать новые знания и умения с теми, что у вас уже есть, и создать принципиально новую область или, по крайней мере, построить новые связи между уже имеющимися. Продолжать этот процесс можно сколь угодно долго, как в случае с Йоки, которая
и не думает останавливаться на достигнутом. В конечном счете вы сумеете создать нишу, идеально соответствующую лично вам. Эта вторая версия развития событий хорошо соответствует нашим условиям, когда информация широкодоступна, а соединение различных идей может являться формой власти.
Двигаясь в одном из описанных направлений, вы обретете нишу, в которой вас не будут теснить конкуренты. Теперь вы можете свободно искать и исследовать интересующие вас вопросы. Вы сами можете определять себе ритм работы и решать, как и на что расходовать доступные в данной нише ресурсы. Вы более не отягощены необходимостью интриговать и бороться за место и обрели время и пространство для того, чтобы позволить раскрыться делу своей жизни.
3. Избежать ложного пути: стратегия бунта Вольфганг Амадей Моцарт
В 1760 году отец начал учить четырехлетнего Вольфганга Амадея Моцарта игре на клавесине. Не по годам развитой ребенок, Вольфганг сам просил о том, чтобы ему давали уроки, — его семилетняя сестра к этому времени уже начала играть. Возможно, причиной такого рвения отчасти стало соперничество брата с сестрой: видя, с каким восторгом и любовью принимают зрители девочку- музыканта, маленький Моцарт хотел, чтобы и к нему относились так же.
Уже после нескольких месяцев занятий Леопольд, отец Моцарта — талантливый исполнитель и композитор и прекрасный педагог, — понял, что его сын необычайно одарен. Особенно поражало, что в столь нежном возрасте ребенку нравилось подолгу заниматься — вечером родителям приходилось буквально оттаскивать его от инструмента. В пять лет мальчик стал сочинять собственные пьесы.
Вскоре Леопольд организовал для одаренного сына и его талантливой сестры триумфальное турне по европейским столицам. Вольфганг играл при дворах, приводя
высокопоставленных слушателей в полный восторг. Он музицировал уверенно, непринужденно и импровизировал, поражая сложностью рождающихся под его пальчиками мелодий. К малышу относились как к замысловатой игрушке. Отец умело играл на интересе европейских дворов к чудо-ребенку и использовал его популярность, чтобы пополнить семейный бюджет.
Будучи главой семьи, Леопольд требовал от детей полного подчинения, невзирая на то, что находился, по сути дела, на содержании у собственного сына. Впрочем, Вольфганг охотно повиновался отцу, ведь он был ему обязан решительно всем. Но мальчик рос, становился старше, и в душе его что-то происходило. Что доставляет ему такую радость — сама ли игра на клавесине и органе или то внимание, то восхищение, которые он получает в результате? Его охватывала смутная тоска. Он уже столько лет сочиняет музыку, выработал собственный стиль, а отец по-прежнему настаивает, чтобы писались приятные пустячки для развлечения придворной публики, ведь это позволяет зарабатывать деньги для семьи.
Зальцбург, где они жили, был провинциальным буржуазным городком. Юноше хотелось самостоятельности, он стремился к чему-то большему. Вольфганг задыхался, с каждым годом это чувство становилось все мучительнее.
Наконец в 1777 году отец позволил сыну — которому к тому времени исполнился двадцать один год — уехать с матерью в Париж. На эту поездку возлагались большие надежды: там Вольфганга ожидало престижное место дирижера оркестра, что позволяло и дальше содержать семью. Однако Париж встретил молодого Моцарта неприветливо. Предложенное место не соответствовало уровню его дарования. К тому же мать тяжело заболела и умерла по дороге домой. Поездка принесла лишь разочарования и несчастья.
Вольфганг возвратился в Зальцбург сломленный, готовый вновь повиноваться воле отца. Он согласился занять пост придворного органиста, но его по-прежнему мучила неудовлетворенность. Невыносимо было влачить эту жалкую
С
жизнь, писать музыку по заказу, угождая вкусам ничтожных провинциалов. «Я композитор, — писал он отцу, — я не могу и не должен зарывать свой талант к сочинению, которым милостивый Господь щедро наградил меня».
Леопольда сердили жалобы сына, звучавшие все чаще. Он напоминал Вольфгангу, что тот перед ним в неоплатном долгу, ведь именно он, отец, научил его всему и тратился, оплачивая бесконечные турне. В какой-то момент Вольфганг внезапно осознал: исполнительское мастерство никогда не было для него главным, он не мог этого сказать даже о музыке как таковой. Не вдохновляли его и публичные выступления, он чувствовал себя марионеткой. Сочинительство — вот для чего он создан. Более того, в нем открылась страстная любовь к театру. Ему хотелось писать оперы — это и есть его истинный голос. Но, оставаясь в Зальцбурге, ему ни за что не удастся реализовать свой дар. Отец неодолимой преградой стоял на его пути, он разрушал его жизнь, подтачивал здоровье, лишал уверенности в себе. И дело было не только в деньгах — в действительности Леопольд завидовал таланту сына и, сознательно или нет, пытался всячески помешать его развитию. Вольфгангу необходимо было на что-то решиться, сделать первый шаг, пусть невыносимо трудный, пока еще не поздно...
Во время поездки в Вену в 1781 году Моцарт принял судьбоносное решение остаться. Он никогда не вернется в Зальцбург. Отец не простит сына, словно тот нарушил некое табу — предал его, бросил семью. Отношения между ними так никогда и не восстановятся. Чувствуя, что потерял непростительно много времени, подчиняясь воле отца, Моцарт наверстывал упущенное и писал неистово, лихорадочно, создавая самые знаменитые, самые великие свои оперы и симфонии.
Ложный путь в жизни — обычно что-то, что удерживает нас или привлекает по ложным причинам: деньги, слава, внимание и так далее. При недостатке внимания мы нередко ощущаем внутреннюю пустоту и надеемся запол-
нить ее, ища одобрения окружающих — своего рода подделки под любовь. Однако, поскольку выбранное дело не соответствует нашим глубинным склонностям, мы почти никогда не обретаем удовлетворения, к которому стремимся. От этого страдает дело, а внимание, которого мы, возможно, удостаивались в начале, иссякает и слабеет — это очень болезненно. Если мы делаем выбор в пользу денег и комфорта, это часто означает, что нами движут тревога и неуверенность, а также желание угодить родителям. Они толкают нас к какому-то прибыльному делу, потому что любят нас и стремятся обеспечить безбедное будущее, хотя за этими мотивами может таиться и что-то иное — например, капелька зависти из-за того, что мы пользуемся большей свободой, чем они в годы своей юности.
Если мы делаем выбор в пользу денег и комфорта, это часто означает, что нами движут тревога и неуверенность, а также желание угодить родителям.
Ваши действия следует разделить на два этапа. Первый — вы должны понять, что выбрали неверный путь, руководствуясь ложными причинами, и сделать это нужно как можно раньше, пока ваша уверенность не дала трещину. И второй — решительно подняться на борьбу с силами, сталкивающими вас с верного пути. С презрительной усмешкой откажитесь от потребности искать внимания и одобрения — это увлекает вас в сторону. Возмутитесь тем, что родители пытаются навязать вам занятие, к которому у вас нет призвания. Это нормальная ступень развития — вступить на независимый путь, оторваться от родителей и заняться развитием собственной личности. Позвольте действовать бунтарскому духу, наполняющему вас энергией и чувством целеустремленности. Если на пути у вас, словно Леопольд Моцарт, возвышается идеализированный образ отца, разрушьте его и расчистите дорогу.
4. Освободиться от прошлого: стратегия адаптации Фредди Роуч
С момента рождения в 1960 году Фредди Роуча прочили в боксеры и готовили к карьере чемпиона. Его отец и сам был профессиональным боксером, а мать судила мат-
чи. Старший брат Фредди с малых лет занимался спортом, и, как только Фредди исполнилось шесть лет, его тоже отвели в местный спортзал в южном Бостоне, чтобы начать усердные тренировки. Мальчик занимался с тренером по нескольку часов ежедневно и по шесть дней в неделю.
К пятнадцати годам Фредди стало казаться, что он совсем выдохся. Он искал все новые отговорки и предлоги, лишь бы не пойти на тренировку. Наконец мать заметила это и спросила: «Зачем ты вообще боксируешь? Терпишь поражение за поражением. Ты не боец». Мальчик привык к постоянным насмешкам и критике отца и братьев, но совсем другое дело услышать такую трезвую оценку из уст матери — это было для него встряской: мама уверена, что его старшего брата ждут великие дела, а в него она не верит.
Фредди принял решение любой ценой доказать, что она в нем ошибается. Юноша возобновил упорные занятия в зале. Он нашел вкус в изнурительных тренировках и самодисциплине. Ему нравилось улучшать показатели, приятно было получать одну за другой спортивные награды, но особенно радовало то, что он смог наконец побить старшего брата. Любовь к спорту разгорелась с новой силой.
Видя, что Фредди подает самые большие надежды среди всех братьев, отец отвез его в Лас-Вегас, где было больше шансов сделать спортивную карьеру. Там восемнадцатилетний Фредди встретился с легендарным тренером Эдди Фатчем и стал заниматься под его руководством.
Начало выглядело весьма многообещающим: юношу отобрали в сборную Соединенных Штатов, началось восхождение. Вскоре, однако, перед ним возникло очередное препятствие. Фредди научился у Фатча эффективным маневрам и отработал все приемы до совершенства, но в настоящей схватке этого оказалось мало. Выйдя на ринг, он забывал обо всем и дрался, повинуясь инстинкту, эмоции захлестывали, брали над ним верх.
Все чаще его бои превращались в многораундовые потасовки, и он терпел поражение за поражением.
О
Через несколько лет тренер объявил Роучу, что тому пора уходить с ринга. Но ведь бокс составлял всю его жизнь; что он станет делать, уйдя на покой? Фредди продолжал боксировать и проигрывать, пока не смирился с очевидным и не ушел из спорта. Он работал торговым агентом в фирме, распространяющей товары по телефону, начал пить. Спорт Роуч теперь ненавидел — он столько вложил в него, а отдачи никакой. Однажды, буквально против собственного желания, он явился в зал Фатча поболеть за своего друга Вирджила Хилла. Оба соперника тренировались у Фатча, но в углу Хилла не было никого, кто помогал бы ему, поэтому роль секунданта взял на себя Фредди Роуч. Он подавал боксеру воду, советовал, как вести бой. На другой день он снова пришел к Фатчу, чтобы помочь товарищу, а со временем стал появляться в спортзале постоянно. Там ему не платили, поэтому Фредди не увольнялся с работы, но в глубине души он чувствовал, что его место здесь, и рвался сюда. Он приходил точно вовремя и оставался дольше других. Прекрасно зная все приемы Фатча, он готов был обучить им других боксеров. Он все более ответственно относился к своим обязанностям.
В глубине души, однако, Роуч не мог преодолеть неприязни к боксу и сам не понимал, сколько все это может продолжаться. В этом беспощадном мире с жесточайшей конкуренцией не только спортсменов, но и их тренеров обычно хватает ненадолго. Что его ждет — унылая рутина, бесконечный повтор приемов и упражнений, которым он выучился у Фатча? Иногда ему хотелось самому вернуться на ринг — схватки, по крайней мере, не настолько предсказуемы.
Как-то Вирджил Хилл рассказал Роучу о способе тренировок, подсмотренном у кубинских боксеров: они работали не с боксерской грушей, они вели бой на ринге с тренером, надевшим особые большие перчатки — плоские, набитые уплотнителем. Это отчасти напоминало настоящий спарринг, в ходе которого спортсмены отра
батывали удары. Роуч попробовал этот метод с Хиллом, и у него загорелись глаза. Он снова оказался на ринге, но здесь было нечто иное. Бокс ему приелся, потеряли новизну и старые тренерские приемы. Роуч задумался о том, что работу с тренером на ринге можно превратить во что-то большее, нежели простая отработка ударов. Теперь тренер мог проработать со спортсменом тактику всего боя, демонстрируя ее в режиме, максимально приближенном к реальному. Это могло означать переворот в боксе, оживить его. Роуч принялся за отработку нового метода с теми спортсменами, которых он тренировал. Он демонстрировал им приемы в деле, создавая по ходу тренировок живые и динамичные ситуации.
Вскоре Роуч расстался с Фатчем и стал работать самостоятельно. Он быстро приобрел отличную репутацию, поскольку его тренировки оказались куда более эффективными, чем у кого бы то ни было. Буквально через несколько лет Фредди Роуч уже считался самым успешным среди тренеров своего поколения.