Творческие люди думают не только словами, они используют все свои чувства, вовлекают в процесс мышления весь организм. Они находят сенсорные раздражители, будь то сильный запах или тактильные ощущения от сжимания резинового мяча, способные стимулировать мыслительные процессы на многих уровнях. Это означает, что такие люди более открыты для различных, альтернативных способов мышления и творчества, широчайшего спектра чувственного познания мира.
Вы тоже должны, насколько можете, расширить свои представления о мышлении и творчестве за пределы слов, логических построений и философствования. Воздействуя на мозг и органы чувств с помощью разнообразных раздражителей, вам удастся разблокировать свой природный творческий потенциал и оживить свой подлинный ум.
Этап третий: творческий прорыв —
НАПРЯЖЕНИЕ И ПРОЗРЕНИЕ
Высочайшие внутренние стандарты мастеров — Передышка — Эйнштейн, пауза и гениальное открытие — Рихард Вагнер видит во сне финал оперы — Как мозг достигает вершин активности — Блокады и последующие озарения — Вспышка гениальности у Эвариста Галуа — Роль напряжения — Ставьте себе сроки — Роль давления в работе Томаса Эдисона
Изучая творческую жизнь великих мастеров, мы почти всегда обнаруживаем одну и ту же закономерность: они приступают к выполнению задуманного, пережив интуитивное прозрение и ощущая подъем при мысли о результате, успехе, который их ждет. Обычно это бывает связано с чем-то глубоко личным и крайне значимым для них, и они принимают это весьма близко к сердцу.
Нервное возбуждение уже с самого начала вдохновляет мастера, подсказывает направление движения, затем он начинает придавать работе очертания, сужая круг поисков и направляя энергию на реализацию идей, принимающих все более отчетливые формы. Наконец, мастер вступает в фазу чрезвычайной сосредоточенности.
Однако мастерам безоговорочно присуще и еще одно качество, затрудняющее рабочий процесс: они крайне редко бывают удовлетворены тем, что делают. Безусловно способные чувствовать волнение и радость, они испытывают также и сомнения в качестве своей работы. Их внутренние стандарты, требования к самим себе невероятно высоки. Продолжая трудиться, они начинают замечать огрехи и слабые места первоначальной идеи, которые не сумели предвидеть сразу.
По мере того как процесс становится менее интуитивным и более осознанным, идея, некогда такая близкая и интересная мастеру, увядает и теряет часть привлекательности.
По мере того как процесс становится менее интуитивным и более осознанным, идея, некогда такая близкая и интересная мастеру, увядает и теряет часть привлекательности. Равнодушно отнестись к этому довольно трудно, поэтому мастер энергичнее прежнего окунается в работу, стараясь найти решение проблемы. Чем упорнее старания, тем сильнее внутреннее напряжение и даже отчаяние. Растет ощущение застоя, топтания на месте. В начале работы разум кипел бесконечными ассоциациями, теперь, кажется, он обречен двигаться узким путем, мысли больше не искрятся, ежеминутно рождая новые образы. Наступает момент, когда те, кто послабее, могут сдаться, опустить руки — остановиться на достигнутом, удовольствовавшись среднего качества работой, выполненной лишь наполовину. Но мастера сильны. Подобное состояние им уже хорошо знакомо, сознательно или нет, но они понимают, что должны двигаться дальше, преодолевая отчаяние и ощущение тупика.
Когда напряженность достигает наивысшей точки и становится невыносимой, мастер устраивает краткую передышку. Например, просто прекращает работу и ложится спать. А может, решает поехать отдохнуть или временно переключается на другой проект. В такие-то моменты почти неизбежно случается нечто очень важное: к мастерам приходит решение, блестящая идея, позволяющая завершить дело, довести его до конца.
Посвятив десять долгих лет непрерывной работе над проблемой относительности, Альберт Эйнштейн однажды решил, что сдается. С него довольно. Это выше
его сил. Он вышел из-за стола, рано лег спать, а когда проснулся, в голову пришло то самое долгожданное решение. Композитор Рихард Вагнер усердно трудился над написанием оперы «Золото Рейна», но вдруг почувствовал, что работа зашла в тупик. Утомленный, отчаявшийся, Вагнер уехал из города, гулял, подолгу бродил по лесам. Однажды, не то заснув, не то погрузившись в лихорадочный бред, он ясно ощутил, что очутился в быстрой реке. Шум воды складывался в музыкальные аккорды. Композитор проснулся в ужасе, задыхаясь, ему казалось, что он тонет. Поспешив домой, он перенес на бумагу приснившиеся ему созвучия, которые великолепно передавали характер бурной водной стихии. Эти созвучия были использованы в оркестровом вступлении к «Золоту Рейна» для лейтмотива бегущей воды и стали одним из самых блестящих и выразительных музыкальных фрагментов, когда-либо им написанных.
Подобные истории, а таких немало, иллюстрируют что- то существенно важное в работе нашего мозга, приподнимают завесу над тем, как мастер достигает вершин своей активности, открывая шлюзы творчества. Попытаемся определить это следующим образом: оставайся мы в состоянии возбуждения с начала до конца проекта, над которым трудимся, не давая угаснуть брызжущему интуитивными догадками вдохновению, мы никогда не сумели бы отдалиться от своей работы на расстояние, необходимое, чтобы увидеть и исправить все ее недостатки, усовершенствовать. Утрата этого начального воодушевления помогает нам продолжать трудиться, дорабатывая и перерабатывая первоначальную идею. Она принуждает нас двигаться дальше, не останавливаясь слишком рано, не удовлетворяясь легкими решениями. Нарастающее разочарование и стесненность, ощущение нехватки творческого воздуха, порожденные зацикленностью на одной теме или проблеме, естественно подводят к переломному моменту. Мы сознаем, что не можем сдвинуться с мертвой точки. Подобные моменты служат нам сигналом, дают понять, что мозгу требуется передышка — короткая или на продолжительный период, и люди творческие сознательно и бессознательно понимают и принимают это.
Мы сознаем, что не можем сдвинуться с мертвой точки. Подобные моменты служат нам сигналом, дают понять, что мозгу требуется передышка.
Выбросив работу из головы, мы не догадываемся, что под поверхностью сознания продолжают бурлить идеи и ассоциации. Между тем как только скованность и усталость отступают, мозг мгновенно возвращается в исходное состояние оживленного возбуждения, многократно усиленное благодаря всей проделанной нами тяжелой работе. Теперь мозг получает возможность сделать правильные выводы, выявить то, что нам не удавалось различить из-за слишком большого напряжения. Как знать, может быть, тема воды в «Золоте Рейна» давно возникла в мозгу Вагнера и только искала выхода. Лишь прекратив напряженные поиски, сраженный сном композитор сумел установить связь с собственным подсознанием и позволил кипевшим внутри музыкальным идеям выйти наружу в форме сновидения.
Главное на этом этапе — помня о том, как протекает процесс, дать волю сомнениям, заняться доработками и переделками, не оставлять напряженных усилий, пока хватает сил, понимая важность и значение творческой усталости и ощущения тупика, которые вы испытываете. Представьте, что сейчас вы сами себе наставник дзен. Такие наставники нередко третируют учеников, доводя их до предела отчаяния и внутреннего напряжения, поскольку знают, что подобные состояния часто предшествуют просветлению.
Среди тысяч историй великих прозрений и открытий одна из самых необычных — история Эвариста Галуа, талантливого французского студента-математика, который уже подростком демонстрировал блестящие способности в алгебре. В 1831 году двадцатилетний Эварист вступился за честь женщины и был вызван на дуэль. В ночь перед поединком, предчувствуя, что его ждет скорая гибель, Галуа решил подвести итог всем своим размышлениям по поводу алгебраических уравнений, которые занимали его в течение нескольких лет. Вдруг нахлынуло вдохновение, в голову приходили все новые
мысли. Юноша записывал их всю ночь с лихорадочной скоростью. На следующий день он, как и предвидел, погиб на дуэли, но его записи, впоследствии прочитанные и опубликованные, вызвали настоящий переворот в высшей математике. В этих торопливых заметках были намечены направления развития математики, настолько опережающие время, что трудно даже предположить, каким образом Галуа мог дойти до них.
Ощущение, что мы располагаем неограниченным запасом времени и нам некуда спешить, не только расхолаживает, но и лишает нас сил.
Это, разумеется, удивительный, беспрецедентный пример, но в нем можно видеть яркое подтверждение гипотезы о важнейшей роли напряжения в творчестве. Ощущение, что мы располагаем неограниченным запасом времени и нам некуда спешить, не только расхолаживает, но и лишает нас сил. Внимание рассеивается, притупляется острота мысли. Недостаток собранности мешает совершить финальное усилие, прийти к каким-то выводам. Связи, необходимые для этого, не формируются. Вот почему крайне важно всегда ставить себе определенные сроки, будь то реальные или условные. Когда времени до конца проекта остается всего ничего, разум начинает работать в усиленном режиме. Идеи фонтанируют, мысли рождаются одна за другой. Мы не можем позволить себе роскошь впадать в отчаяние. Каждый день несет новые вызовы, каждое утро может быть наполнено оригинальными идеями и неожиданными ассоциациями, подталкивающими нас вперед.
Если над вами нет никого, кто ставил бы вам сроки, устанавливайте их сами. Изобретатель Томас Эдисон знал, что под давлением ему работается намного лучше. Он намеренно рассказывал журналистам о каком-то своем изобретении как о уже завершенной работе. Возникал резонанс, начиналось обсуждение вариантов возможного использования изобретения. Прекрати Эдисон работу или затяни ее слишком надолго, это означало бы, что пострадает его репутация. Поэтому изобретатель прилагал все усилия, чтобы не допустить этого. В подобных случаях можно уподобить наш мозг армии, которая дошла до берега моря или цепи неприступных гор, и больше отступать ей некуда. Чувствуя близость смерти, солдаты будут сражаться яростнее, чем когда бы то ни было.
Эмоциональные ловушки
Подойдя к этапу активного творчества в своей профессиональной деятельности, мы оказываемся перед новыми испытаниями, лежащими не только в интеллектуальной сфере. Нам предъявляют все более высокие требования, мы получили самостоятельность и теперь предоставлены сами себе, между тем ставки растут. Теперь мы больше на виду, нашу работу придирчиво оценивают и критикуют. Мы можем выступать с самыми что ни на есть блестящими предложениями, чувствовать в себе силы справляться с самыми серьезными интеллектуальными задачами, но, не проявив достаточной осторожности, можем попасть в эмоциональные западни. Нас охватывает неуверенность, мы проявляем повышенный интерес к мнению окружающих или, наоборот, становимся заложниками чрезмерной самоуверенности. Или же нам становится скучно, пропадает вкус к трудной работе, без которого все теряет смысл. Попав в одну из подобных ловушек, мы не всегда можем выбраться из нее самостоятельно: мы теряем способность видеть проблему в верном ракурсе, а потому не способны понять, в чем ошибаемся. Лучше заранее знать о существовании таких опасностей и стараться в эти капканы не попадать. Ниже описаны шесть наиболее типичных эмоциональных ловушек, которые могут встретиться на нашем пути.
Самоуспокоенность. В детстве мир представлялся нам чем-то волшебным. Все вокруг казалось ярким, объемным, вызывало восхищение и ощущение чуда. Теперь, став взрослыми, мы считаем тот детский восторг проявлением наивности и простодушия, которое мы, умные и опытные, давно переросли. Слова «очарование» или «чудо» вызывают у нас презрительную усмешку. Но представьте на минутку, что на самом-то деле все обстоит иначе. Тот факт, что жизнь зародилась много миллиардов лет назад, что вид разумных животных появился, сумел выжить и развиться до своей современной формы, что люди совершили полет на Луну и пришли к пониманию фундаментальных законов физики, ну и так далее, — все это не может не вызывать восхищения, смешанного с
трепетом. А все эти скептические, циничные усмешечки способны закрыть перед нами дверь к множеству интереснейших и важных вопросов, да и к самой реальности.
Постоянно напоминайте себе о том, как мало мы на самом деле знаем и какое это удивительное и таинственное место — мир, в котором мы живем.
Пройдя путь усердного ученичества и начиная пробовать свои силы в творчестве, мы, разумеется, не можем не чувствовать удовлетворения, ведь мы столькому научились и так далеко продвинулись. Мы сами не замечаем, как начинаем считать банальными и примитивными представления, которым нас учили, и идеи, которые развивали сами. Потом мы перестаем задавать вопросы, которые раньше нас занимали, — ведь все ответы мы уже знаем. Мы чувствуем свое превосходство. Незаметно сознание наше сужается, коснеет по мере того, как в душу закрадывается самоуспокоенность, и, хотя наши былые заслуги, возможно, помогут добиться признания, творческие силы уйдут и никогда не посетят нас вновь.
Не позволяйте себе скатываться до этого, противьтесь опасной тенденции, старайтесь сохранить способность удивляться чудесам. Постоянно напоминайте себе о том, как мало мы на самом деле знаем и какое это удивительное и таинственное место — мир, в котором мы живем.
Консерватизм. Достигнув на этом этапе хотя бы небольшого успеха или внимания, вы подвергаетесь серьезнейшей опасности впасть в консерватизм. Опасность консерватизма проявляется в различных формах. Вы начинаете проникаться любовью к идеям и стратегиям, которые сослужили вам хорошую службу и в прошлом хорошо себя оправдали. К чему рисковать, менять что-то или пробовать новые подходы в работе? Безопаснее и надежнее держаться того, что проверено и испытано. О репутации тоже придется заботиться — лучше не говорить и не делать ничего такого, что может раскачать лодку. Вы постепенно привыкаете к материальным удобствам, комфорту, пришедшим вместе с положением. Незаметно для себя вы становитесь сторонником идей, в которые, как вам кажется, искренне верите, но которые на самом деле просто помогают понравиться аудитории, спонсорам или кому бы то ни было.
Творчество по природе своей связано со смелостью и бунтарством. Не успокаивайтесь на достигнутом, не миритесь с существующим положением вещей или общепринятым мнением. Играйте по правилам, которым учились, экспериментируя и исследуя границы возможного. Мир жаждет храбрости и бунтарского духа, людей, которые не боятся исследовать и пробовать. Ползучий консерватизм сужает границы кругозора, стреноживает ваше воображение, предлагая придерживаться уютных, хорошо знакомых представлений и толкая двигаться вниз по наклонной, — творческие порывы больше не посещают вас, вы все сильнее цепляетесь за старые, отжившие идеи, прошлые заслуги и потребность поддерживать свой статус. Пусть вашей целью станет не комфорт и уют, а творчество, и в будущем вы достигнете неизмеримо больших успехов.
Пусть вашей целью станет не комфорт и уют, а творчество, и в будущем вы достигнете неизмеримо больших успехов.
Зависимость. На этапе ученичества вы полагались на наставников и старших по опыту и положению в вашей области. Но при неосторожности можно перенести эту потребность в одобрении с их стороны и на следующий этап. Вместо того чтобы полностью доверяться наставнику в оценке того, что делаете, вы — испытывая все возрастающую неуверенность в себе и своей работе — начинаете всецело полагаться на мнение более широкой аудитории. Мы не предлагаем вам полностью игнорировать оценки других людей, но нужно сначала как следует потрудиться над выработкой внутренних эталонов и независимости суждений. Научитесь смотреть на плоды своих рук отстраненно, как бы с некоторого расстояния, — вы это можете. Слыша реакцию окружающих, научитесь отделять то, на что полезно обращать внимание, от того, что следует отбросить за ненужностью. Ваша конечная цель — научиться слышать голос своего наставника внутри себя, как если бы стали сразу и учителем, и учеником. Если этого не произойдет, у вас не возникнет внутренней шкалы для оценки своей работы. В этом случае вас все время будет швырять в разные стороны в зависимости от разных оценок случайных людей, и вы рискуете так и не обрести себя.
Нетерпение. Возможно, эта ловушка самая коварная из всех. Это качество свойственно нам всем, какими бы дисциплинированными и сдержанными мы ни были. Вы станете убеждать себя, что работа уже закончена и сделана хорошо, на самом же деле это будет голос вашего нетерпения, окрашивающего оценку.
Со временем мы теряем энергию, которая била ключом, пока мы были молодыми и задорными. Не сознавая того, мы начинаем повторяться — вновь и вновь используем старые идеи, ходы, идя проторенными тропами. К сожалению, творчество не терпит этого, требуя постоянных усилий и стремления вперед. Каждое дело, проект или проблема отличается от всех остальных. Спешка, стремление поскорее закончить работу или подсунуть старые идеи обычно приводят к весьма средненьким результатам.
Леонардо да Винчи превосходно понимал опасности, таящиеся в таком нетерпении. Его девизом было выражение ostinato rigore, что можно перевести с итальянского, как «упрямая строгость» или «неотступные усилия». Начиная каждый из своих проектов — а к концу жизни их насчитывались тысячи, — он повторял себе эти слова, после чего принимался за работу с не меньшими, чем в молодости, энтузиазмом и рвением.
Лучший способ нейтрализовать наше природное нетерпение — учиться находить радость и даже своего рода удовольствие в боли. Подобно атлетам, полюбите суровые и утомительные тренировки, превозмогая себя и не поддаваясь искушению следовать простыми путями.
Мания величия. Порой в успехе и похвалах кроется опасность не меньшая, чем в нападках. Если научиться правильно реагировать на критику, она может закалить нас, помогая устранить недостатки работы. Восхваления вредны практически всегда. Медленно, постепенно акцент перемещается от радости творчества к жажде внимания и к нашему раздутому самомнению. Не осознавая того, мы меняем и формируем свою работу, чтобы с ее помощью привлекать к себе столь желанное внимание.
Мы не понимаем, что успех зачастую несет в себе элемент случайности, везения — возможно, он достался нам просто потому, что по случайному стечению обстоятельств мы оказались в нужное время в нужном месте. Вместо того чтобы помнить об этом, мы внушаем себе, что это наша гениальность притягивает успех и внимание, начинаем верить, что и в самом деле обречены на общее признание. По мере того как самомнение раздувается все больше, нам грозит вернуться на грешную землю только в результате провала, громкой неудачи, а такой исход ранит очень больно.
С
Мы не понимаем, что успех зачастую несет в себе элемент случайности, везения — возможно,он достался нам просто потому, что по случайному стечению обстоятельств мы оказались в нужное время в нужном месте.
Чтобы избежать плачевной участи, необходимо уметь взглянуть на себя критически. Каким бы талантливым вы себя ни чувствовали, всегда можно найти более гениальных, чем вы сами. Определенную роль в этом, разумеется, играет удача, но не менее важна также помощь наставника и всех тех, кто в прошлом проторил и вымостил вам путь. Главным стимулом для вас должно стать само дело и творчество. Публичное внимание на самом деле только мешает и отвлекает от дела. Такое отношение — единственная защита против опасности попасть в капкан собственного эго.
Необходимо уметь взглянуть на себя критически.
Каким бы талантливым вы себя ни чувствовали, всегда можно найти более гениальных, чем вы сами.
Негибкость. Творческая деятельность подразумевает наличие некоторых парадоксов. Вы должны разбираться в своем деле, знать его вдоль и поперек, но все же не утратить способности задавать вопросы, подвергая сомнению самые устоявшиеся истины, аксиомы. Вам следует сохранять определенную наивность и сочетать ее с оптимистичной уверенностью, что сумеете решить все проблемы. Вместе с тем вы должны постоянно сомневаться в том, что достигли цели, и подвергать свою работу жесткой самокритике. Все это требует незаурядной гибкости и подвижности ума — это означает, что нельзя подолгу застревать, зацикливаться на одном состоянии или умонастроении. Умейте подчиняться требованию момента и принимать соответствующие моменту решения.
Развить в себе гибкость весьма непросто. Вы увидите, как трудно перестроиться, чтобы на смену радости и надеждам пришло более критичное отношение к собственной работе. Подвергнув результаты беспощадной критике и разобрав работу по пунктам, вы почувствуете, как теряете оптимизм и любовь к своему делу. Для того чтобы научиться избегать таких проблем, требуется практика и некоторый опыт — если вы пережили сомнения в прошлом, в следующий раз преодолевать их будет проще. Как бы то ни было, вам следует избегать эмоциональных крайностей и нащупывать путь к тому, как научиться испытывать и оптимизм, и сомнения одновременно — чувство нелегкое, его трудно описать словами, но многим мастерам оно знакомо не понаслышке.
Занимаясь творчеством, мы на самом деле творим себя.
Все мы ищем способа почувствовать тесную связь с реальностью — с окружающими нас людьми, с временами, в которых живем, с миром природы, с собой и собственной неповторимостью. Наша культура так или иначе все больше тяготеет к отдалению от реального мира. Одни ищут забвения в алкоголе или наркотических средствах, другие занимаются экстремальными видами спорта или идут на ненужный риск просто, чтобы пощекотать нервы, выйти из дремотного состояния будничной жизни, острее ощутить связь с реальностью. Впрочем, наилучший и самый мощный способ почувствовать эту связь — занятия творчеством. В это время мы ощущаем подъем, все наши чувства обостряются, а все потому, что мы делаем что-то, производим, а не потребляем, в этот момент мы — властелины небольшой сотворенной нами реальности. Занимаясь творчеством, мы на самом деле творим себя.
Хотя творчество требует жертв и часто заставляет страдать, радость и наслаждение от этого процесса настолько сильны, что мы непременно хотим пережить их снова. Потому-то люди творчества вновь и вновь возобновляют свои усилия, несмотря на все возникающие при этом сомнения и тревоги. Так природа вознаграждает нас за усилия; не получая такой награды, люди не стали бы заниматься ничем подобным, и человечество в результате понесло бы непоправимые потери. Радость творчества станет и вашей наградой, в той степени, в какой вы сумеете отдаться ему.
Стратегии этапа активного творчества
Заканчивая ученичество, все будущие мастера оказываются перед дилеммой: никто на самом деле не обучил их процессу творчества как такового, да и не существует ни книг, ни учителей, способных этому научить. Стараясь, как могут, более активно и с фантазией применять полученные знания, они развивают собственный творческий путь, собственную манеру — ту, что наилучшим образом соответствует их темпераменту и той области, в которой они трудятся.
В процессе творческого развития мастеров мы можем различить некоторые закономерности и извлечь полезные для всех нас уроки. Девять описанных ниже историй раскрывают девять разных подходов, девять разных способов приблизиться в одной и той же цели. Изложенные методы применимы к любой области человеческой деятельности, потому что связаны с творческими силами мозга, которые даны всем нам. Постарайтесь проникнуться каждой из них, обогатив свое понимание процесса обретения мастерства и расширяя собственный творческий арсенал.
1. Самобытный голос Джон Колтрейн
Не задумывайтесь о том, почему задаете вопросы, просто не переставайте их задавать. Не волнуйтесь, если на что-то не можете ответить, и не пытайтесь объяснить то, чего не знаете. У любопытства свои резоны. Разве -
С детства Джон Колтрейн, мальчишка из американской Северной Каролины, относился к музыке как к хобби. Беспокойному парню требовался выход для энергии, буквально распиравшей его. Сначала он научился играть на альтгорне, потом перешел на кларнет, но в итоге остановился на альт-саксофоне. Джон играл в школьном оркестре и, по воспоминаниям тогдашних знакомых, ничем не выделялся среди прочих участников.
В 1943 году семья Колтрейнов переехала в Филадельфию. Вскоре после этого Джону случилось побывать на концерте великого джазового саксофониста Чарли Паркера, создателя стиля бибоп. Игра Паркера заворожила его. Никогда раньше ему не доводилось слышать ничего подобного, он и представить не мог, что в музыке есть такие возможности. У Паркера была своеобразная манера: его пальцы буквально летали над клавишами саксофона, а во время игры он не то пел, не то гудел, так что звук инструмента смешивался со звуком человеческого голоса. Слушая, как играет Паркер, можно было, казалось, почувствовать то же, что чувствует сам музыкант.
г* вас не восхищает созерцание тайн вечности, жизни, чудесной структуры, лежащей в основе реальности? И таково чудо человеческого разума — использовать его построения, концепции и формулы как инструменты, чтобы объяснить, что человек видит, чувствует и осязает. Постарайтесь каждый день узнавать чуть больше. Не теряйте святой любознательности. Альберт Эйнштейн
С этого момента Джон Колтрейн точно помешался. Стать последователем Паркера, научиться играть так же, но по-своему — отныне это стало целью его жизни.
Колтрейн, разумеется, не был уверен, что сумеет достичь в игре на саксофоне таких же высот, но знал, что Паркер уделял большое внимание изучению теории музыки и неутомимо упражнялся на инструменте. Колтрейн и в этом был на него похож — он не отличался общительностью и больше всего, пожалуй, любил учиться, расширяя свои познания. Парень стал брать уроки сольфеджио и теории музыки в небольшой частной консерватории. А кроме того, он теперь играл днем и ночью, в каждую свободную минуту, с таким рвением, что мундштук иногда становился красным от крови. В свободное от занятий время Джон заходил в местную фонотеку и слушал там классическую музыку, жадно впитывая звуки. С фанатичным упорством он разучивал гаммы, доводя всю семью до безумия. Взяв за основу учебник игры на фортепьяно, он разучивал все эти упражнения на своем саксофоне, осваивая тонкости западной музыки.
Позже Джон стал выступать с оркестрами в Филадельфии, добившись первого громкого успеха в оркестре Диззи Гиллеспи. Гиллеспи предложил Колтрейну перейти на тенор-саксофон, чтобы звук больше напоминал Чарли Паркера, и Джон за несколько месяцев, в результате долгих часов занятий, овладел новым инструментом.
В последующие пять лет Колтрейн переходил из оркестра в оркестр, каждый со своим стилем и репертуаром. Переходы сказались на нем благотворно — это была возможность познакомиться и впитать, кажется, все мыслимые музыкальные стили. Но одновременно проявились
С “
и некоторые проблемы. Когда подходило время соло, Джон нервничал и зажимался. Он тяготел к рваному, синкопированному ритму, который не вполне подходил к стилю большинства оркестров, где ему приходилось играть. Чувствуя неуверенность в себе, всякий раз, солируя, он начинал имитировать чужую манеру исполнения. Если суммировать, Джон постоянно экспериментировал с новым звучанием. Многим начинало казаться, что во всех этих метаниях молодой Колтрейн так никогда не обретет собственного лица.
В 1955 году Майлс Дэвис, лидер самого знаменитого джаз-квартета того времени, решил пригласить Колтрей- на в свой коллектив. Разумеется, он знал, что этот молодой человек занимается на саксофоне часы и дни напролет и потому владеет блестящей техникой. Но Дэвис уловил в игре Колтрейна что-то необычное, сумел услышать рвущийся наружу новый, неповторимый голос. Он всячески подбадривал Колтрейна, убеждая его смело и без оглядки идти своим путем. Временами Дэвис жалел о своем выборе — музыкант, которого он взял, с трудом вписывался в его команду. У Колтрейна была странная, изломанная, угловатая манера, не похожая на текучий стиль остальных музыкантов. Быстрые пассажи он чередовал с протяжными звуками, когда подолгу тянул аккорды, так что создавалось впечатление, будто саксофон звучит одновременно несколькими разными голосами. Никто прежде не достигал подобного эффекта. Окраска звука тоже была совершенно необычной; Колтрейн захватывал мундштук каким-то особым способом, очень плотно, и слушателям казалось, что к звуку инструмента примешивается низкий голос самого музыканта. В его игре чувствовались тревога, агрессия, придававшие музыке особую напряженность.
Хотя многих это необычное новое звучание отпугивало, некоторые критики находили в нем что-то притягательное, волнующее. Один критик в своем описании игры Колтрейна заметил, что из его саксофона вылетают «пласты музыки», как если бы Джон проигрывал одновременно множество нот, целые группы, неразделимые в
едином потоке, сметающем слушателя. Но, даже обретя признание и известность, Колтрейн не почивал на лаврах. Он продолжал сомневаться и искать. Все эти годы, не оставляя постоянных упражнений и музыкальных экспериментов, он искал что-то неуловимое, что едва ли мог передать словами. Он яростно пытался сделать звук своего инструмента уникальным, неповторимым, стремился передать через него самую суть своей личности, немедленно выразить все, что чувствует, что бурлит у него внутри, — зачастую это были переживания духовные и трансцендентальные, облечь которые в слова вряд ли возможно.
Временами Колтрейна охватывало чувство бессилия от невозможности заставить саксофон звучать, как собственный голос.
Временами Колтрейна охватывало чувство бессилия от невозможности заставить саксофон звучать, как собственный голос. Возможно, помехой были глубокие знания, которые стесняли и ограничивали музыканта. В 1959 году Колтрейн расстался с Майлсом Дэвисом и организовал собственный квартет. Теперь ничто не препятствовало ему почти все время экспериментировать и пробовать, пока он не нашел наконец звук, которого искал.