Проблемы источниковедения 1 глава

Содержание

Предисловие..........................................................................................3

Введение.................................................................................................6

Глава I.

ИСТОРИЯ, МЕТОДОЛОГИЯ И ИСТОЧНИКИ.........................13

1. Проблемы историографии и методологии...................................13

2. Проблемы источниковедения.......................................................35

Глава II.

ИСТОРИЯ ВЕЛИКОЙ СТЕПИ В КОНТЕКСТЕ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ...........................................................60

1. Проблемы периодизации............................................................60

2. К истории становления производящего хозяйства..................71

3. Древняя история..........................................................................83

4. Средневековая история.............................................................119

5. Новое время...........................................:...................................156

Глава III.

ФЕНОМЕН КОЧЕВОГО ОБЩЕСТВА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ...............................................188

1. Этносоциальные параметры кочевого общества...................188

2. Территориальная организация кочевого общества................196

3. Кочевое государство: особенности политической системы кочевников Евразии....................................................................205

4. Социальная организация: проблема рода и родства...............220

5. Хозяйственно-культурная система:генезис, типология, структура......................................................................................233

Заключение

Ключевые проблемы истории Великой степи...............................248

Список литературы.........................................................................272

Приложение

Пеголошадные пионеры степной цивилизации.......................285

 

Артыкбаев Ж.О.

Кочевники Евразии (в калейдоскопе веков и тысячелетий). - СПб.: Мажор, 2005.-320 с.

В монографии автор дал развернутую картину истории Великой степи с древнейших времен до начала XV века. Основная задача автора - показать структурообразующую роль кочевых обществ Центральной Азии в евразийском пространстве на протяжении многих веков и тысячелетий. Одновременно в книге даны основные параметры этносоциальной структуры кочевого мира. Мощная система социальных, политических, хозяйственно-культурных ценностей определяет доминирующую роль кочевников на просторах Старого Света.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В силу различных обстоятельств мне всегда приходилось заниматься изучением проблем этносоциальной структуры кочевников. Вначале это было казахское общество в XIX веке, затем казахское общество в XVIII веке и т. д.

В1997 году, во время защиты моей докторской диссерта­ции по этносоциальной структуре казахского общества XVIII века, моими коллегами были высказаны пожелания о необхо­димости широкой апробации теории и методов этносоциоло-гических исследований в изучении истории казахского обще­ства. Такая задача представлялась мне легко выполнимой.

По мере углубления в тему и накопления материалов стали возникать проблемы. Во-первых, из-за отсутствия каких-либо серьезных гипотез и исследований по этносоциальным инсти­тутам казахского общества. Во-вторых, из-за недостаточ­ной разработанности одного из базовых источников по дан­ной теме - устной традиции казахов.

Попытки изучения казахского общества в вышеуказанных хронологических границах с опорой на национальные источни­ки приводят к осознанию необходимости проработок вопро­сов, связанных с периодизацией. Имеющиеся периодизации ис­тории Великого степного пояса не укладываются в схемы ми­ровой истории. Важность периодизации заключается в том, что она, несмотря на кажущуюся условность, в историчес­кой науке выполняет интеллектуальную, гносеологическую функцию. Хорошо разработанная периодизация - это, преж­де всего, логика исторического процесса, его зримый ход, мож­но сказать - формула.

Еще одна не менее важная проблема Отечественной ис­торической науки заключалась в том, что история Казахста­на рассматривалась в отрыве от остального мира и, прежде всего, от истории Центральной Азии. Теория и практика рос­сийской историографии и небоскреб европейской историчес­кой науки стоят над самосознанием историков национальных

окраин, и эта зависимость выражается, прежде всего, в так называемом европоцентризме, или даже в оседлоцентризме. Естественным желанием постколониального сознания казах­ского народа освободиться от этой зависимости пользуются многочисленные дилетанты, превратившие это дело в выгод­ное ремесло. Определенная абсурдизация исторического мате­риала уже присутствует в нашем современном обществе. В целом, этот абсурд представляется мне необходимым звеном развития науки.

История степного мира связана как с Востоком, так и с Западом, но во всемирную историю мы входим со своим бага­жом культурно-исторических ценностей. Прошлое и настоя­щее Великого степного пояса до сих пор самобытно и непо­нятно. Феномен кочевого мира заключается не только в уни­кальном характере его природной среды обитания и способов жизнеобеспечения. Главной структурной составляющей лю­бого общества служит его этносоциальная организация, а движущая сила и энергия этноса зиждется на человеческом материале. Пока никто, к сожалению, не смог дать картину внутренних законов жизнедеятельности степных народов, не проведен анализ системы, которая многие тысячелетия слу­жила главным субъектом и стержне-образующим фактором истории. В свою очередь мы глубоко убеждены в том, что внутреннее состояние этноса, его дух можно понять только по национальным источникам. В существующих историогра­фических традициях живая структура степного сообщества заслоняется статичным образом «варвара», за которым от­рицается самостоятельная роль во всемирно-историческом процессе.

Степное знание, привлеченное для осмысления этносоци­альной организации казахов в вышенамеченных хронологичес­ких рамках, в корне изменило наши представления о начале казахского общества. В ходе дальнейших поисков я решил не останавливаться на XV веке и идти дальше. Все этносоциаль­ные институты Казахского ханства и вообще кочевников ев-

разийских степей Нового времени берут свое начало с леген­дарного периода. Как это ни странно, не Жанибек и Керей, а легендарные Алаша-хан, Уыз-хан (Огуз-хан).Джучи-хан, Аз Жанибек-хан считаются первыми казахскими правителями. Меня не перестает удивлять необыкновенная живучесть ми­фических и исторических образов в казахском степном знании. Ведь время Алаиш-хана, даже по самым поверхностным на­шим представлениям - седая древность, энеолит, или же по­здний неолит. Эта ситуация заставила меня выйти за рамки первоначального хронологического ориентира и искать корне­вую систему общественных ценностей казахов в дебрях ты­сячелетий.

Мое исследование не ограничивается родовой, т.е. степ­ной территорией Казахстана, а выходит далеко за ее преде­лы. Часто я вынужден идти на этот шаг, следуя по пятам степных пассионарных групп, вторгающихся в лоно матриар­хальных, инертных и замкнутых цивилизаций Востока и Запа­да. В этом плане данная книга как бы открывает окно в мир кочевников Евразии, выявляет некоторые закономерности ис­тории кочевых обществ Евразии, отмечает наиболее важные этносоциальные институты и формы этносоциальных связей.

• •-",*-;'.о~г. "^•i?^;;.v._;;;;n *::,Ч;;---С >.^;

•,/.-.= '-Н-; -".'^-ч*??'. •*•'.';'• -"Х- '"' :-',',-'•< ~':'к ''-• •'-';••- •(>'•'"!'.'^;; л^'гЫ*'¹--£'>*';•<';",..= К, i'.'VS-".* _s..-*;.. *••<•- v?o;^;'^v:=H R',;":-./;¹-'-¹] •>".;!!».: ^:-*-"-^:

В ранних описаниях истории времен Великого потопа ко­чевые народы-скотоводы выступали в образе положительного «доброго пастыря» человечества. «Каин принес от плодов зем­ли дар Господу. И Авель принес также от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его. А на Каина и на дар его не призрел», - повествует Биб­лия. Это был первый результат победы пастуха над дикой природой, победа, потребовавшая от него громадного уси­лия над собой, многолетней работы. И она была достойно отмечена и признана Господом, но одновременно омраче­на завистью со стороны Каина, его единоутробного брата.

Поистине каиновская ненависть многих современных ис­ториков определяет их отношение к феномену кочевничества. «Время от времени они покидали свои земли и врывались во владения соседних оседлых цивилизаций... несмотря на нере­гулярные набеги, на оседлые цивилизации, временно включав­шие в поле исторических событий, общество кочевников явля­ется обществом, у которого нет истории», - писал А.Тойнби /232. - С. 186/. Цивилизационная оценка А.Тойнби, оттеснив­шая кочевые народы к периферии мировой истории, поддер­живается многими западными историками. «Надлежит еще за­метить, что «варвары», которые и в самом деле опасны для цивилизаций, почти все относятся к одной разновидности лю­дей: к кочевникам лежащим в центре Старого Света пустынь и степей. И только Старый Свет знал эту исключительную кате­горию «в составе человечества», - делает вывод Ф.Бродель. Включая степные народы в «состав человечества», он в то же

время отнимает у них всякое право оставаться полноправным действующим субъектом всемирной истории. Говоря о вели­ких завоеваниях кочевников, Ф.Бродель отводит им роль пара­зитов: «В целом же речь идет об исключительном случае- слу­чае паразитизма... случае почти абсурдном, невзирая на его огромный резонанс» /56. - Т. 1. - С.112/.

Таким образом, понятие «кочевничество», в широком смыс­ле слова, в историографических традициях претерпевает уди­вительный катаклизм, и носители этого образа жизни превра­тились из добрых пастырей в страшных паразитов человече­ства. Таковы превратности судьбы.

Кочевое общество Евразии нами изучено как в историчес­кой динамике, так и в своих этносоциальных параметрах. Этот принципиально новый подход, апробированный в наших пре­дыдущих исследованиях, позволяет рассматривать историчес­кий процесс как сложную конструкцию во взаимосвязи и взаи­модействии природы и человеческого сообщества. История этносоциальной организации не поддается визуальному ана­лизу, поскольку она представляет общность, связанную узами генеалогических, экономических, территориальных, а также потестарно-политических отношений. Изучение этносоциаль­ной организации кочевников Евразии в вышеперечисленных структурно-функциональных параметрах позволяет объектив­но описать историю и определить место этого образования во Всемирной истории.

Предшествующая историография истории Великой степи была преимущественно описательной, эмпирической и даже в теоретических подходах догматичной, в результате, сложные вопросы, связанные с необходимостью изучения внутренних законов функционирования общества, остались закрытыми.

Классическое отношение к истории со времен Рашид ад-Дина фактически не претерпело существенных изменений: «История состоит из записи и расположения в определенном порядке каждого необыкновенного положения и удивительного происшествия, которые редко случаются; /затем все/ это заносят в тексты тетрадей и на внутренние листы /книги/. Мудрецы

называют источник такого происшествия /и самое описание его/ историей данного обстоятельства; посредством этого они стремятся познать количество и меру времени. Соответственно с этим исторически определяется возникновение каждой нации и каждого государства. /211. - Т.1. - Кн. 1. - С.65/.

Для анализа этносоциальной организации, исследователь должен обратиться к более изысканным и сложным методам, системному подходу, позволяющим адекватно воссоздать прошлое. Системный подход, исходящий из апробированных структзрноч^ункционалистических методов, выработанных на почве этнологических школ, позволяет строить мыслительные конструкции, позволяющие в той или иной степени моделировать традиционное общество. Он предполагает воспроизводство и построение модели традиционного общества кочевников путем скрупулезного изучения исторических материалов. В данном случае не готовые структуры накладываются на общество, а конкретные события и явления, изученные в плане воспроизводства основных связей /трансляции/, позволяют воссоздать модель общества.

Кочевое общество держится на разнообразных видах связи, которые выражаются как во взаимоотношениях и поведении людей, так и в серии невидимых узлов интеграционного характера. Это некое единство, организм, состоящий из различных артерий и коммуникативных узлов. На наш взгляд, наиболее существенные из этих форм связей, если их рассматривать в широком смысле: этнические, стержнем которых служат родовые и субэтнические отношения, хозяйственные, нередко понимаемые в нашей историографии как общинные, социальные, а также политические, административные, культурные. И именно рассмотрение этих связей входит в задачи нашего исследования.

В этой организации, субъектом взаимодействия является больше всего социальная группа, страты /род, племя, субэтническая группа/ и т.д., несущие в себе определенные функциональные нагрузки. Результатом взаимодействия

Подобных групп является общество и его ценностные параметры.

Над действиями социальных групп обычно стоят и руково­дят ими определенные идеи или же ценностные представле­ния. Последние, в конечном счете, составляют основной стер­жень духовного единения общества. Отсутствие объединяю­щих идей или каких-либо шкал ценностных представлений говорит скорее об отсутствии общества, или же об его глубо­ком кризисе. В этом плане нами предпринята попытка анализа мощной базы единения казахских племен. Здесь своеобразным символом, а также мощным началом единения служат леген­ды, связанные с именем Алаша-хана. Внутренний порядок и сосуществование в среде Великой степи многочисленных пле­мен связаны их верой в свое происхождение от легендарного Алаша. В данном случае эти легенды одновременно служат и национальной идеей. Жизнелюбие казахского этноса, стабиль­ность государственного строя, сохранившиеся и выдержавшие испытания на протяжении нескольких столетий - заслуга этой идеи.

Изучение кочевого общества через анализ различных форм социальных коммуникаций и связей представляет самые серь­езные трудности. Вместе с тем, отношение к обществу, как к целому и живому организму, облегчает исследовательскую за­дачу, поскольку отношение к функционально организованно­му предмету определяет ход исследовательской работы.

Кроме основной национальной идеи ценностной ориента­цией казахскому обществу служит целый ряд культурных тра­диций. Казахское общество вобрало в себя много важного из наследия Золотой Орды, а также из многотысячелетнего на­следия степных народов Евразии. Вместе с тем, оно уже с пер­вых дней независимости начало вырабатывать свои эталоны ценностей. Это случилось в первую очередь потому, что реаль­ность Евразийского мира была уже не в их пользу. Огромная империя тюрко-монголов распалась, и перспектив ее возрож­дения оставалось все меньше и меньше, т.к. все более усилива-

лась западная цивилизация. Поэтому Казахское ханство, со­зданное в середине XV в., изначально было национальным и, в некоторой степени, унитарным политическим организмом.

Структура этносоциальной организации, как стержня об­щественной системы казахов, складывается из взаимодействия различных социальных групп /родов, племен и т.д./. Именно участие в общественной жизни обеспечивает ролевые стату­сы каждой конкретной социальной группы. Во взаимодей­ствии социальных групп определяются также социальные нормы поведения. Эпоха образования государства у казахов является периодом, когда традиционные нормы кочевого об­щества, общепринятые ценности, преломляясь через действу­ющие реалии, прошли процесс институционализации, т.е. зак­репились как обязательные для существования общества.

По всей вероятности, первоначально сформировалась внутренняя иерархическая структура племен, вошедших в казахский союз. Основное ядро племен объединилось в государство под флангом верности традициям Алаша-хана, эпоха которого соответствует культуре самого ран­него этапа Великого степного пояса.

В самом названии этого этнообразующего ядра звучит древ­ность. Алаша-хан - олицетворение начала государства, начало тюрко-монгольского мира, начало величия степного мира Ев­разии.

А.П.Чулошников в своей книге по истории Казахстана, по­святивший специальный раздел историческим преданиям об Алаша, пишет: «Остается рассмотреть теперь последнюю и особенно интересную группу исторических легенд, ценных для нас потому, что в них нашла свое выражение действительно древнейшая народная традиция о своем прошлом. Большин­ство из них, как мы выше указали, связано с мифической лич­ностью Алача» /254. - С.259/.

Присутствие в устной традиции кочевников Евразии сим­волов, связанных с именем Алаша, - одна из причин, заставив­шая нас обратиться в седую древность. В ней выделены нами

несколько условных этапов, совпадающих по своим парамет­рам как с изменениями природно-климатических условий гео­графической среды, так и с внешними влияниями. Раннюю историю степных народов отличает активное участие в этно-политической, а затем и этнокультурной жизни Евразийского континента и, в особенности, Востока. Периодически степные племена /или элитные группы/ глубоко вторгаются в оседло-земледельческие регионы Старого Света, достигая северных окраин Африки, Индокитайского полуострова и Атлантичес­кого океана. Мощное структурообразующее влияние они ока­зывают на более внутренние оазисы. Под перманентным воз­действием степных народов находились Месопотамия, Вос­точная и Южная Европа, Северная Индия, Северный Китай. Одними из баз концентрации сил являются территории Сред­ней Азии /Гуран/, Северного Причерноморья, Семиречье и Восточный Туркестан. Трудно точно определить начало гос­подства степных народов в Евразийском мире. Материалы позволяют говорить о постоянном пастырстве степняков в пос­ледние пять тысячелетий. Это господство на континенте про­должается до эпохи Великих географических открытий и зна­менует свой конец распадом Золотой Орды.

Пастырство иногда понимают у нас однобоко, в смыс­ле военного превосходства кочевников над оседлыми на­родами. Оно же предполагает разовость и непродолжи­тельность, то есть кратковременность актов. В самом деле, господство и доминирование предполагают в широком смысле верховенство кочевников во многих аспектах и, в особенности, в политическом и духовном. В то же время, по отношению к населению оседлых цивилизаций их заво­еватели были мизерны в численном отношении.

Время образования Казахского государства совпало с нача­лом кризиса Великого степного пояса. В этот период заметно сужается обширное пространство, на котором кочевники мог­ли до этого беспрепятственно обитать, ограничивается сфера влияния этой доминантной силы. Основное противодействие

оказывается с Запада, который в неумолимом движении на Восток берет на себя функции, тысячелетиями находившиеся у властителей степного мира. С XV в. кардинальным образом меняется соотношение сил в Евразийском континенте и, сле­довательно, отношения между Востоком и Западом.

Но интересная деталь - нет прежней вольности и беско­нечности пространства, чувства господства над временем и власти, признаваемой в мире. Время неумолимо диктует свое, но, наперекор этому, из глубин Великой степной зоны вновь и вновь ощущаются толчки, постепенно ослабевающие и исчер­павшие себя к концу XVIII в. В XIX в. происходит кардиналь­ная катастрофа - переход к новой системе ценностей и полное признание того, что уже диктуется противоположной сторо­ной. Но, тем не менее, вплоть до начала XX в. в степи присут­ствует обессилевший, но бунтарский дух, выразившийся в по­встанческом движении 1916 г., в политическом движении «Алаш» 1917-1920 гг., в многочисленных восстаниях кочевых групп казахов против различных силовых и репрессивных ме­роприятий Советского государства 30-х гг.

Мы исходим из того, что исторический процесс невозмож­но объяснить на фактологических материалах, на цифрах, по­скольку движущей силой истории является дух, выражающий­ся в различных идеях. Носителями этих идей и духа выступа­ют вполне определенные этносы, этнокультурные образования и т.д.

Обращение к этносоциальной структуре не избавляет ис­торика от всех трудностей, она не панацея от всех проблем. Эта структура не указывает конкретно на причины и формы движения истории, но в то же время позволяет максимально близко рассмотреть ход истории, основные контуры истори­ческого процесса и, главное, почувствовать дух исторического времени. Она показывает действующий субъект того процесса более отчетливо, чем все остальные пути познания истории. Такова сегодняшняя реальность в развитии научной мысли.

Глава!

ИСТОРИОГРАФИЯ, МЕТОДОЛОГИЯ

И ИСТОЧНИКИ

1. Проблемы историографии и методологии

Большинство людей привыкли воспринимать историю как поток различных изменений, событий и явлений. И в са­мом деле, человеческая деятельность создает определенные серии фактов, весь материальный мир в движении. Фактов очень много, человеческая деятельность многогранна и раз­нообразна, а исследовательская возможность историка ог­раничена, и не в состоянии охватить весь арсенал эмпири­ческого материала.

С другой стороны, потенциальные возможности истори­ческих знаний ограничены по очевидной причине: ни один из профессионалов-историков, исключая, конечно, «дилетантов», не в состоянии знать во всех подробностях не то что мировую историю, но даже историю одного небольшого государства. В зависимости от фактологического материала у каждого уче­ного складывается свое видение, своя картина истории.

Более того, в зависимости от наличия фактологических материалов, исторической, общественной ситуации, представ­ление и оценка истории у каждого профессионала меняются. Те «образы» истории, которые сформировались сегодня и на какой-то миг создают иллюзию завершенного и окончательно­го, завтра могут потерять всю логику и цельную конструкцию.

Смысл истории состоит в том, насколько человек вбирает из нее познавательный материал и ценностную ориентацию. При этом не исключено, что знание конкретных фактов имеет в некоторых случаях более объективный характер, нежели зна­ние целого. В этом заключается роль истории как объективно­го духовного начала. В конечном счете, объективность истори-

ческого труда заключается в ее соответствии к реалиям про­шлого. А когда это почти невозможно, то осознание духа исто­рии является главным ориентиром.

Вместе с тем, второе не отрицает первое. Видение истории не обеспечивается анализом духовного состояния прошлого /духовных помыслов общества или же отдельного индивида/. Цель исторического исследования заключается не только в опи­сании психологии общества /социальная психология/. Историк должен стремиться к воссозданию подлинной картины исто­рии со всем присущим ей разнообразием красок, восстановле­нием фактов с точным описанием событий и т.д. Знание духа облагораживает материал, придает ему целостность, позволя­ет увязать отдельное событие с общечеловеческой историей, и, что немаловажно, оживляет прошлое.

Исследовательская практика, когда она не связана с простым эмпирическим описанием, направлена на разработку форм ис­тории, в которых протекает исторический процесс. Это дости­гается путем упорядочения и систематизации фактов, знанием этносоциальной организации. Определяющую роль при этом играет подготовка исследователя, его объективность и умение критически рассмотреть собранный им фактический матери­ал. Историк общества должен быть нацелен на анализ субъек­тов исторического прошлого, т.е. его интересуют функции раз­личных социальных институций, политических учреждений, экономических составляющих, а также деяния отдельных лич­ностей. Без четкого определения функций субъектов истори­ческого процесса невозможно воссоздать историю. В функци­ях заключается действующий механизм истории.

Следующий этап в исследовательской работе предполагает поиск связей и реконструкцию их. Во-первых, связь между событиями, во-вторых, связь между субъектами историческо­го процесса, в-третьих, связь между носителями отдельных функций, связь между различными формами движения исто­рии. В данном случае определяется причинная зависимость между событиями и зависимость второстепенных от кардиналь-

ных форм движения истории. Суть заключается в том, что по­средством многочисленных узлов связей держится единство общества, государства, этноса и человечества.

Этносоциальная организация любого человеческого обра­зования - это, прежде всего, переплетение множества форм коммуникаций. Все аспекты социальной жизни образуют слож­ный комплекс связей, обеспечивающие нормальное функцио­нирование общества. Выявляя различные формы движения ис­тории и проводя реконструкцию связей между ними, мы осоз­наём прошлое как совокупное движение материального и ду­ховного начал. Только так можно понять историческое прошлое. И ни один из аспектов этого прошлого, будь это экономичес­кий, политический или религиозно-духовный, сам по себе не существует. Только в совокупности с другими аспектами уда­ется проанализировать прошлое любого из явлений.

В политической истории формы несколько заранее предоп­ределены, поскольку исследователь имеет дело с различными государственными учреждениями, правящими династиями и политическими событиями. В сущности, историческая наука в своем развитии всегда больше увлекалась политической исто­рией. Как говорил К.Поппер: «они /люди-Ж.А.1 говорят об ис­тории человечества, однако на самом деле то, что они в основ­ном имеют в виду и изучают в школе, представляет собой ис­торию политической власти» /199. - Т.2. - С.311/. К сожалению, такая тенденция является господствующей и по сей день. По­вествовательный характер истории, в чем сегодня обвиняется историческая наука, ориентирована на изучение морфологии общества /благодаря доступности политической истории/.

В то же время в оценке политической истории Великого степного пояса Евразии мы сталкиваемся с массой проблем. В первую очередь, они возникают по причине отсутствия самой главной формулы - дефиниции кочевого политического обра­зования. Прежде всего, вопрос касается содержания этого по­нятия, формы и стадиальной принадлежности. Реальное со­стояние кочевого общества, как политико-правовой системы в

виде различных государственных образований и империй, рас­сеяно в многочисленных определениях, часто абсолютно про­тиворечащих друг другу. Научная литература изобилует различ­ными вывесками политико-правовой системы степных наро­дов, твердящих о патриархально-родовом, раннефеодальном, предклассовом или же классовом феодальном характере госу­дарства. В последнее время перед этим интересным зданием появились и вовсе премудрые названия типа «параполитарно-доминомагнатного».

Это является следствием сведения всего разнообразия ре­альной истории человечества к европоцентрической схеме, в соответствии с ее формационной характеристикой, с теорией классовой борьбы. Это - результат идеологии, сводящей нача­ло государственности к прибавочному продукту и антагониз­му классов. В этой связи пора признать, что «единой истории человечества нет, а есть лишь бесконечное множество исто­рии»/199.-T.2.-C.3I2/

Изучение этносоциальной структуры позволяет понять спе­цифику исторического движения отдельных политических об­разований, достойно оценить их прошлое и притом не замы­каться в эмпирике, нагромождение которой заслоняет реаль­ную картину истории.

В экономической истории близость к жизни гораздо ощу­тимее, чем в политической. Продуктом научного анализа ста­новятся в первую очередь скотоводство, земледелие, ремесло и т.д., напрямую связанные с социальными устоями жизни. Подлинные проблемы экономической истории предполагают выработку и поиск формы и структуры движения истории че­ловечества. Хозяйственно-культурные процессы, представляя по сути явления социального характера, позволяют четко улав­ливать малейшие изменения в системе. Вместе с тем в науч­ном инструментарии нашей историографии сформировались некоторые абстрактные понятия, накладывающие в любую хо­зяйственно-культурную общность, независимо от принадлеж­ности, стадиональности этой системы. К такому роду высшей абстракции относится, например, понятие общины.

Первоначально, община рассматривалась только в каче­стве поземельной организации. Самый наглядный пример пред­ставляет нам А.А.Кауфман в предисловии своего известного ко-чевниковедам труда «К вопросу о происхождении русской зе­мельной общины»: «И вот на помощь нам, при установлении генезиса русской земельной общины и русского общинного пра­ва, является «метод переживании», является «живая история об­щины», изучение типов и эволюции землевладения и землеполь­зования, как эти типы могут быть наблюдаемы в настоящее время, как эта эволюция происходит в наших глазах» /126. -С.5/. Эта вьщержка из книги А.А.Кауфмана недвусмысленно го­ворит об одном: община рассматривалась в связи с хозяйствен­ной организацией, т.е. в экономическом плане, и здесь ни од­ним словом не говорится об общине, как о целостном социаль­ном организме. Это был нормальный подход в решении про­блем изучения традиционного общества. Общинная тема ста­ла ортодоксальной только в связи с усилением роли марксизма в России, когда хоздетерминистический подход к истории стал доминирующим. В связи с этим постепенно из поля зрения ис­следователей исчезли человеческие внеэкономические отноше­ния внутри этносоциальной организации.