От святилища Зевса Урия к Трапезунту 5 глава




Говоря о Нимфее, нельзя оставить в стороне такой интереснейший вопрос, как измена Гилона. Этот исторический случай известен нам из письменных источников. Знаменитый аттический оратор Эсхин в одной из своих речей, произнесенной в 330 г. до н. э. против другого зна­менитого оратора Демосфена, сообщил следующее: «Был некто Гилон из дема Керамеев. Он предал врагам Ним­фей, местечко в Понте, который находился тогда во вла­дении нашего государства, и после доноса бежал из го­рода (будучи приговорен к смерти), не подчинившись приговору; он прибыл в Боспор, получил там в дар от тиранов так называемые Кены (Сады) и женился на женщине, правда, богатой, клянусь Зевсом, и принесшей в приданое много золота, но родом скифянке» (III, § 171). Схолиаст Эсхина кратко отмечает по этому пово­ду: «Нимфей/ храм Нимф — местность города при Пон­те. Ею владели афиняне, но афинянин Гилон передал тиранам Боспора. Беглец удалился в изгнание и получил от тиранов местечко, которое называлось Кепами (Сада­ми)». Аналогичные сведения содержатся и в некоторых других источниках, из которых для нас представляет ин­терес отрывок из «Другого жизнеописания Демосфена»: «Афинянин Гилон, возбудив, я думаю, зависть своими доб­лестями (это чувство весьма обычно в Афинах), был об­винен в том, что предал Нимфей, местечко в Понте. Бу­дучи обесславлен обидою обвинения, а может быть, и испугавшись сикофантов (их шайка сильна в Афинах), он не дождался их суда и удалился раньше обвинения. Прибыв в Скифию, он женился на дочери одного из ту­земцев, взяв за ней большое приданое» (VIII, 23 Д). Вопрос об измене Гилона тесно переплетен с пробле­мой вхождения Нимфея в Афинский морской союз. Эта тема является предметом оживленной дискуссии уже мно­го десятков лет. Привлекая весь комплекс нарративных, эпиграфических, нумизматических, археологических и других данных, одни ученые доказывают, что Нимфей входил в Афинский морской союз, затем был предан Гилоном и перешел к Боспорскому царству, другие же оп­ровергают эти утверждения[40]. Недавно Ф. В. Шелов-Коведяев собрал воедино, тщательно проанализировал имею­щиеся источники, выводы и аргументацию своих предшественников и пришел к следующему конечному выводу: «В середине 30-х годов независимый от Боспора Нимфей, поддерживавший тесные связи со скифами, во время экспедиции Перикла в Понт вступает в Афинский союз. Где-то между 410 и 405 гг. Гилон, будучи предста­вителем Афин в Нимфее и не имея сил удерживать его в обстановке развала союза, сдал город боспорским тира­нам. Сам он бежал под их покровительство и был облас­кан Сатиром»[41].

При сопоставлении этого вывода с процитированными выше сведениями древних авторов возникают некоторые вопросы и неясности. Поэтому ознакомимся ближе в письменными источниками. По Эсхину, события происхо­дили так: Гилон предал врагам Нимфей, после доноса бежал из города и прибыл в Боспор, где получил от ти­ранов Кепы. Аналогичным образом описывает их и ав­тор «Другого жизнеописания Демосфена»: Гилон был об­винен в том, что предал Нимфей, удалился из города и прибыл в Скифию. Отсюда неоспоримо следует, что ука­занный Нимфей географически находился за пределами Боспора, за пределами Скифии. А схолиаст Эсхина, пы­таясь сжато изложить имеющуюся информацию, исказил ее: по его представлению, поскольку Гилона приняли боспорские тираны, то город он передал именно им. В дей­ствительности же первоисточники не сообщают, кому именно Гилон предал Нимфей.

Итак, фигурируемый в источниках Нимфей находился вне Боспора и вне Скифии. Кроме того, речь идет не о городе: у Эсхина и автора «Другого жизнеописания Де­мосфена» это — местность, а у схолиаста Эсхина — храм Нимф. Таким образом, становится очевидным, что боспорский город Нимфей не имеет никакого отношения к ис­тории Гилона. О каком же Нимфее тогда идет речь? Местность под таким названием известна на южном бе­регу Понта. Она упоминается именно Аррианом и рас­положена, по его данным, в 180 стадиях восточнее Гераклеи. Надо полагать, именно к этому Нимфею был причастен Гилон.

Следовательно, у нас нет никаких оснований связы­вать боспорский Нимфей с историей афинянина Гилона. Но этот вывод, разумеется, нисколько не влияет на раз­работку проблемы вхождения указанного города в Афин­ский морской союз.

Следующая строка полного перипла гласит: «От Ним­фея до деревушки Акра 65 стадиев, 8 2/3 мили» (§ 76). Это расстояние, равное примерно 10 км, приводит нас в район с. Заветное. Где-то здесь находилось селение Акра, что в переводе означает «мыс». Его точное местоположе­ние остается пока неизвестным. Исследователи высказы­вали на этот счет различные гипотезы, но к единому мне­нию так и не пришли.

Недавно К. К. Шилик пришел к выводу, что Акра разрушена морем и ее остатки находятся под водой в районе пересыпи небольшого озера у с. Заветное[42]. Про­исхождение ее названия он объясняет тем, что эта пес­чаная коса якобы выступала в море в виде мыса. Но этой локализации Акры и объяснению ее названия противоре­чит как традиция размещения античных городов и посе­лений, так и толкование слова «акра» в связи с конкрет­ной топографией района. Во-первых, древние греки предпочитали селиться на возвышенных местах, а не в низи­нах. Во-вторых, слово «акра» применяется, как правило, к высокому, хорошо заметному издалека мысу. Ярким примером может служить болгарский мыс Калиакра, т. е. Прекрасный мыс — высокий, обрывистый, мощный утес, выступающий далеко в море и прекрасно видимый на большом расстоянии. В-третьих, деревня Акра находи­лась, как сообщают античные авторы, у оконечности Бос­пора Киммерийского. Здесь кончался пролив и начинался Понт Эвксинский. Весьма примечательное для мореплава­телей место! Конечно, Акра была для них важным ори­ентиром. Все эти соображения со всей очевидностью по­казывают, что Акра стояла, бесспорно, не на песчаной низменности у самого уреза воды, а на высоком, выдаю­щемся далеко в море и хорошо заметном мысу.

Кроме того, К. К. Шилик при расчетах расстояний допустил методологическую ошибку: провел измерения не по стадиям, а по милям. Как уже говорилось, перерасчет стадиев в мили был сделан византийским географом по иному, чем в античное время, стандарту. В результате этого расстояние по милям не соответствует расстоянию по стадиям. Оно больше действительного. Все это значи­тельно снижает ценность выводов К. К. Шияика и заставляет осторожнее относиться к предложенной им ло­кализации.

Несколько слов о подводных находках исследователя. Здесь обнаружен оказавшийся под водой колодец, откуда извлечены античные амфоры, чернолаковые сосуды и| другие отдельные предметы. Говорить об остатках каких-либо строительных сооружений пока преждевременно. Ясно только то, что здесь в низине стоял колодец. Не исключено, что поблизости могли находиться какие-либо постройки. Но помещать здесь целиком всю Акру нет никаких оснований.

Таким образом, имеющиеся данные свидетельствуют о том, что Акра находилась у оконечности Боспора Ким­мерийского на высоком, выдающемся далеко в море, хо­рошо заметном мысу, которым ограничивался пролив. Этот мыс был расположен, как показывают измерения расстояний по стадиям Арриана и топография местности, несколько южнее пересыпи указанного озера. Береговая линия за прошедшие тысячелетия здесь существенно из­менилась. Морем уничтожена полоса берега до несколь­ких сот метров. Мыс, на котором стояла Акра, видимо, полностью разрушен. Остатки этого пункта были пере­молоты абразией и волнами. Возможно, на дне моря ча­стично сохранилась прибрежная часть селения. Будем надеяться, что подводные исследования несколько к югу от пересыпи принесут определенные результаты.

Хотя Боспор Киммерийский остался позади, познако­мимся еще с несколькими лежащими вблизи городами и поселениями, которые входили в состав Боспорского царства. В 30 стадиях (5 км) от Акры перипл указывает го­род Китей. Этот античный центр находился на высоком обрывистом морском берегу у небольшой бухты. Его локализация бесспорно подтверждается одной знамена­тельной находкой. В 1918 г. здесь был найден храмовый стол — массивная каменная плита с двумя подставками в виде бюстов кариатид. Надпись на плите гласит о том, что в 234 г. община города Китея соорудила храм «богу гремящему, внемлющему».

Большая часть города разрушена морем. Вся приле­гающая к сохранившимся остаткам городища прибреж­ная часть моря насыщена обломками амфор, мелкими камнями и другими следами уничтоженного культурного слоя. Этот материал безвозвратно утерян для науки. Но при этом здесь все же необходимы подводные исследова­ния. Они могут помочь определить первоначальные гра­ницы Китея, его топографию и другие конкретные вопро­сы. В настоящее время сохранившиеся руины- города занимают площадь в 4,5 га. А сколько же гектаров по­глотило море? Примерные подсчеты на основании имеющихся данных показывают, что разрушенная морем часть Китея составляет не менее 10 га. Следовательно, его об­щая площадь была равна примерно 15 га.

Далее в полном перипле сообщается: «От Кит до го­рода Киммерика 60 стадиев, 8 миль; там есть стоянка для кораблей, защищенная от западных ветров. Напро­тив него в море, в недалеком расстоянии от материка, два скалистых, не очень больших острова» (§ 76). Этот город был расположен на мысу у левого берега устья современного оз. Элькен, близ известной горы Опук. Озе­ра Элькен в современных очертаниях тогда не существо­вало. Его устье представляло собой бухту, которая слу­жила, как свидетельствует античный автор, стоянкой для кораблей. Киммерик издавна известен археологам и неоднократно исследовался. Интересно отметить, что в первой половине прошлого века П. Дюбрюкс, проведя небольшие раскопки, обнаружил водоем, дно которого было выложено мозаикой из гальки в виде геометриче­ского орнамента.

А в море напротив Киммерика в нескольких километ­рах от берега находятся указанные в перипле скалистые островки, так называемые Элькен-Кая, т. е. Скалы-ко­рабли. Издали они похожи на корабли. Отсюда и на­звание. Но в настоящее время здесь не две, а три скалы. Подчеркивая это, современные исследователи иногда стараются увидеть здесь ошибку античного автора. Од­нако никакой ошибки здесь нет. Дело опять-таки в раз­рушительной силе морской стихии. За прошедшие тыся­челетия море превратило «два скалистых, не очень боль­ших острова» в совсем уже маленькие три скалы. С каждым годом они становятся все меньше и меньше и в скором времени полностью исчезнут в пучине.

В следующем параграфе читаем: «От Киммерика до деревни Казека, лежащей у моря, 180 стадиев, 24 мили» (§ 77). Это расстояние, равное 28 км, приводит нас к устмо небольшого озера вблизи известного мыса Чауда. Казека почти не изучалась исследователями, и ее конк­ретная история еще неизвестна.

Затем автор перипла указывает Феодосию, один из крупнейших античных городов Причерноморья: «От Ка­зека до Февдосии, опустевшего города, имеющего и га­вань, 280 стадиев, 371/з мили; и это был древний эл­линский город, колония милетян; о нем есть упомина­ния во многих сочинениях. Ныне же Февдосия нааланском, или таврском, наречии называется Ардабда, т. е. Семибожный. В этой Февдосии, говорят, жили не­когда и изгнанники из Боспора» (§ 77). Феодосия упо­мянута в трудах многих античных авторов. Специально отмечают они и прекрасную гавань города. В «Геогра­фии» Страбона, например, указан «город Феодосия с плодородной равниной и гаванью, пригодной даже для сотни судов» (VII, 4, 4). Выгодное географическое по­ложение Феодосии, близость оживленных морских путей, прекрасная гавань, плодородные земли в округе — все это обеспечило городу быстрое экономическое развитие и процветание.

Процветающий город обратил на себя взоры правите­лей Боспорского царства. Включение в его состав Фео­досии, экономического и в некоторой степени политиче­ского соперника, сулило большие выгоды. И Спартокиды взяли курс на захват Феодосии. Войну начал Сатир I. Однако феодосийцы оказали упорное сопротивление и призвали на помощь Гераклею Понтийскую. Борьба за­тянулась. Подчинить город удалось уже сыну Сати­ра I — Левкону I. Видимо, в 80-х годах IV в. до н. э. Феодосия была лишена самостоятельности, права чека­нить собственную монету и вошла в состав Боспорского царства.

Феодосия — один из немногих античных городов, со­хранивших свое название до настоящего времени. Он на­ходился, как известно, на месте современной Феодосии. В этом плане античному городу не повезло. Он был пе­рекрыт средневековой Каффой, а затем строениями но­вого и новейшего времени. Поэтому античные слои зна­чительно пострадали, и их изучение в настоящее время затруднено.

С Феодосией связано проведение одних из первых в нашей стране и в мире вообще комплексных палеогеографических и историко-археологических исследований. В конце XIX — начале XX в. среди западноевропейских ученых разгорелась дискуссия, связанная с причинами нахождения под водой затопленных объектов, уровнем Средиземного и Черного морей в древности и т. д. В дискуссию включился и русский ученый Л. П. Колли. В ноябре 1905 г. он с помощью водолазов провел подвод­ные работы в Феодосийском порту, где в 1894 г. при строительстве портовых сооружений был обнаружен древний мол: во время дноуглубительных работ землечерпалки извлекли из воды около 4000 свай. Именно здесь Л. П. Колли обнаружил 15 античных амфор и доказал, что обнаруженный мол относится к античному времени. Кроме того, он подкрепил свои соображения анализами грунта, взятого в месте находок свай. На ос­новании проведенных исследований и наблюдений уче­ный пришел к важному выводу о местном понижении берега в историческое время. В результате этих работ было определено точное местоположение широко извест­ной в древности феодосийской гавани, одной из прекрас­нейших гаваней Понта Эвксинского.

Итак, мы вкратце ознакомились с основными города­ми и поселениями Боспорского царства, лежащими по маршруту античного мореплавателя от златообильной Колхиды к суровой Таврии. В следующей главе мы про­должим свое плавание далее на запад и направимся к берегам знаменитого Херсонесского государства.


Херсонес Таврический

 

После упоминания Феодосии Арриан в кратком перипле сообщает: «Отсюда двести стадиев до покинутого пор­та скифо-тавров» (§ 30). А в полном перипле приводится и название этого порта: «От Февдосии до пустынной гавани Афинеона, или гавани скифо-тавров 200 стадиев, 26 2/3 мили; здесь спокойная стоянка для кораблей» (§ 78). Указанные 200 стадиев, т. е. примерно 32 км, приводят в район современного пос. Курортное. Здесь и следует искать гавань Афинеон. Ее точное местополо­жение пока неизвестно. Для поисков гавани необходимы специальные исследования. А пока сведения Арриана остаются для нас единственным источником в этом пунк­те. Сопоставляя эти отрывки, следует отметить, что они, несомненно, восходят к одному источнику, который значительно сокращен Аррианом.

Как видно из этих сведений, за Феодосией уже начи­нались владения тавров, населявших в древности Горный Крым, который по имени этих племен назывался тогда Таврией или Тавридой. Горные племена тавров находи­лись на более низком экономическом и культурном уров­не развития, слабо контактировали с греками и прослы­ли у них диким и жестоким народом. Согласно древне­греческим мифам, Артемида похитила у ахейцев Ифигению и перенесла ее именно в Тавриду, где она стала жрицей в святилище Артемиды и приносила в жертву богине всех попадавших сюда чужестранцев. Этой теме знаменитый древнегреческий трагик Еврипид посвятил свое прославленное произведение «Ифигения в Тавриде». О жестокости и суровых нравах тавров сооб­щают многие античные авторы. Псевдо-Скимн, например, характеризует их следующим образом: «Тавры — народ многочисленный и любит кочевую жизнь в горах; по своей жестокости они варвары и убийцы и умилостивля­ют своих богов нечестивыми деяниями» (§ 831—834).

Афинеон названа гаванью скифо-тавров. Судя по на­званию, она находилась где-то в пограничной зоне тер­ритории этих племен. Во времена рассматриваемого ис­точника, видимо, из-за каких-то военно-политических событий гавань была покинута и опустела. Когда именно это произошло, сказать трудно. По общеисторическим соображениям и датировке некоторых сообщений Арриана приблизительной датой можно считать конец IV — начало III в. до н. э. Более точный ответ могут дать археологические материалы.

После гавани Афинеон в перипле указана Лампада. Арриан в кратком перипле отмечает: «а отсюда до Лам­пады в Таврической земле шестьсот стадиев» (§ 30), а в полном — несколько подробнее: «От Афинеоне, или га­вани скифо-тавров, до Лампады 600 стадиев, 80 миль; там стоянка для кораблей» (§ 78). Если отсчитать от пос. Курортное приведенные 600 стадиев, т. е. примерно 95 км, то мы попадем в район пос. Малый Маяк. В этом месте и находилась Лампада. Перипл ничего не говорит о том, что это за объект. В переводе с древнегреческого это название означает «факел, светильник». Поэтому на­до полагать, что речь идет о маяке. Об этом свидетель­ствуют и более поздние названия этого пункта — Кучук Лампад, Малый Маяк. Этот античный маяк служил важ­ным ориентиром на таком сложном участке плавания. Здесь была и стоянка для кораблей, где мореплаватели в случае необходимости могли найти пристанище.

Читая следующие строки краткого перипла, мы сно­ва сталкиваемся с тем, что Арриан сокращает свой источник. После упоминания Лампады он сообщает: «От Лампады до порта Символа, также таврического, пятьсот двадцать стадиев» (§ 30). В полном же перипле он ука­зывает: «От Ламлады до высокой горы Бараньего лба, мыса Таврической земли, 220 стадиев, 29 1/3 мили... От Бараньего лба до таврической же гавани Символа, на­зываемой также гаванью Символов, 300 стадиев, 40 миль; здесь спокойная гавань» (§ 78, 81), Здесь от Лампады до гавани Символов также 520 стадиев. Следовательно, оба отрывка восходят к одному источнику. Но во втором случае между этими пунктами указан еще мыс Бараний лоб, который отсутствует в кратком описании. Это зна­чит, что Арриан не счел нужным упоминать малозначи­тельный в свете его задачи (описание пути для Адриа­на) мыс, сократил имеющийся источник, затем сложил расстояние от Лампады до Бараньего лба и от Баранье­го лба до гавани Символов и получил указанные 520 ста­диев.

Итак, мыс Бараний лоб. Он находился, как сообщает Арриан в 220 стадиях или 35 км от пос. Малый Маяк. Это расстояние приводит нас к мысу Ай-Тодор. Следова­тельно, именно он назван в перипле мысом Бараний лоб. Казалось бы, этот вопрос ясен и решен окончательно, Од­нако все гораздо сложнее.

Мыс Бараний лоб, как следует из описаний древних авторов,— крайняя южная точка Крыма. Какой же это мыс? Этот вопрос долгое время вызывал споры среди со­временных исследователей[43]. Одни ученые считали, что это мыс Сарыч, другие — Ай-Тодор, третьи — Аю-Даг. Три претендента на одно название. Между тем этот во­прос важен как в общем историко-географическом пла­не, так и для решения конкретных задач античной гео­графии Причерноморья. Детальные расчеты и измерения расстояний показали, что мыс Аю-Даг никак не мог быть мысом Бараний лоб. Тогда остается выбирать между дву­мя пунктами: мысом Сарыч и мысом Ай-Тодор. Какой же из этих мысов античные мореплаватели называли Ба­раньим лбом? Кто же из исследователей прав?

Оказалось, что правы и те и другие исследователи. Всестороннее изучение сведений древних авторов пока­зало, что они называли Бараньим лбом два разных мыса: Псевдо-Скилак, Страбон, Плиния — мыс Сарыч, а Арри­ан, Псевдо-Скимн, Птолемей — мыс Ай-Тодор. Казалось бы, налицо явное противоречие, и следует задать вопрос, чьи сведения достоверны, а чьи ошибочны. Но такой во­прос неправомерен. Действительно, под Бараньим лбом в источниках фигурируют два различных мыса: Сарыч и Ай-Тодор. Но этот факт не бросает тень на авторитет античных географов и имеет вполне убедительное объяс­нение. Дело в том, что оконечность Крымского полуострова не выклинивается в море каким-то одним мысом, а выдается в общем довольно плавной линией. Для тех, кто плывет из Херсонеса в Феодосию, особенно, приметен мыс Сарыч. А для плывущих из Феодосии на этом уча­стке величественно вырисовывается мыс Ай-Тодор, тем более что внимание к нему усиливает соседняя гора Ай-Петри.

Таким образом, выясняется, что античные географы называли Бараньим лбом два различных мыса: одни — мыс Сарыч, другие — мыс Ай-Тодор. Первоначально это название относилось, видимо, к Сарычу. А затем неко­торые мореплаватели, следуя со стороны Феодосии, при­нимали за Бараний лоб Ай-Тодор. В результате в раз­ных источниках под одним названием стали фигуриро­вать два различных мыса.

Название мыса Бараний лоб связано опять-таки с мифом о золотом руне. В приписываемом Плутарху со­чинении «О названиях рек и гор и об их произведени­ях», например, читаем следующее объяснение: «Фрикс, лишившись в Эвксинском Понте своей сестры Геллы и этим, естественно, опечалившись, остановился на верши­не одного холма. Когда же его заметили какие-то варва­ры и стали взбираться туда с оружием в руках, то зла­торунный баран, взглянув вперед и увидев приближаю­щуюся толпу, человеческим голосом разбудил спавшего Фрикса и, взяв его на свою спину, привез к колхам. По этому-то случаю холм и назван был Бараньим лбом» (XIV, 4).

Далее в перипле указана гавань Символов, находив­шаяся на месте современной Балаклавы. Эта исключи­тельно удобная бухта была настоящим притоном таврских пиратов. О негостеприимстве таврских племен рассказывал еще Геродот: «Из них тавры имеют следую­щие обычаи. Они приносят в жертву Деве и потерпев­ших кораблекрушение, и тех эллинов, которых они за­хватят, выплыв в море, таким образом: совершив пред­варительные обряды, они ударяют их дубинкой по голове. Одни говорят, что тело они сбрасывают вниз со скалы (ведь святилище воздвигнуто на скале), а голову втыка­ют на кол; другие же соглашаются с тем, что голову втыкают на кол, однако говорят, что тело не сбрасывают со скалы, но предают земле. Сами же тавры говорят, что то божество, которому приносят жертвы,— это Ифиге­ния, дочь Агамемнона» (IV, 103).

Сведения о процветании пиратства у тавров приводят и другие античные географы. Эти морские разбои, став­шие обычаем и доходным промыслом, покрыли тавриче­ское побережье столь печальной славой. Понтийское пи­ратство временами принимало, как уже говорилось, неви­данные размахи, парализовывало морскую торговлю и плавания настолько, что боспорскому царю Евмелу при­шлось принимать активные действенные меры борьбы государственного масштаба.

Несколько слов об Ифигении. Согласно мифам, она должна была быть принесена в жертву. Но Артемида в самый последний момент заменила ее ланью, перенесла в Тавриду и сделала жрицей в своем храме. Эти мифы, как известно, вдохновили знаменитого трагика Еврипида на создание известного произведения «Ифигения в Тав­риде». В нем героиня так, например, рассказывает о себе: «Но Артемида похитила меня у ахейцев, дав вместо меня лань, и, перенесши по светлому эфиру, поселила меня в этой земле тавров, где царствует над варварами варвар Фоант, который, передвигая быстрые ноги, по­добно крыльям, получил такое имя за быстроту ног. Он поставил меня жрицею в этом храме, где такими обы­чаями услаждается богиня Артемида на празднике, одно имя которого прекрасно, а об остальном умалчиваю, бо­ясь богини. По обычаю, и прежде существовавшему в этой стране, я приношу в жертву всякого эллина, кото­рый прибывает в эту землю. Я освящаю жертву, а таин­ственным убиением ее внутри этих чертогов богини за­нимаются другие» (ст. 28—41).

После упоминания о гавани Символов Арриан в крат­ком перипле сообщает: «Отсюда 180 стадиев до Херсоне­са Таврической земли» (§ 30). А в полном перипле это сообщение дополняют некоторые подробности: «От гава­ни Символа до города Херронеса или Херсонеса в Тав­рической земле, колонизованного понтийскими гераклеотами, 180 стадиев, 24 мили; здесь пристань и хорошие гавани» (§ 81). Эти мелкие детали опять-таки наглядно подтверждают вывод о том, что Арриан сокращал свой источник. Этот, казалось бы, частный факт вместе с другими аналогичными наблюдениями имеет принципи­ально важное значение.

Итак, наш мореплаватель прибыл в Херсонес Таври­ческий, один из крупнейших городов Северного Причерноморья, основанного, как уже говорилось, переселенца­ми из Гераклеи Понтийской. Само слово «Херсонес» бук­вально означает «полуостров». Это название полностью соответствует географическому положению города. Он расположен в чрезвычайно удобном месте — на обшир­ном мысу, образованном берегом моря и Карантинной бухтой теперешнего Севастополя, исключительно пре­красной гаванью. Этот мыс находится в северной части полуострова, который был назван Гераклейским. Удоб­ные заливы, глубоко вдающиеся в сушу бухты создава­ли благоприятные условия для мореплавания и, конечно, привлекали древнегреческих переселенцев.

Интересные сведения об этом районе приводит Страбон, ведущий свое описание со стороны Каркинитского, или Тамиракского, залива: «Если плыть из Тамиракско-го залива, то влево будет городок и другая гавань хер­сонесцев. Затем, если плыть вдоль берега, к югу выдает­ся большой мыс, составляющий часть целого Херсонеса. На нем расположен город гераклеотов, колония живущих на южном берегу Понта, называемый также Херсонесом и находящийся в 4400 стадиях от устья Тиры. В этом городе есть святилище Девы, какой-то богини, имя кото­рой носит и находящийся перед городом, на расстоянии 100 стадиев, мыс, называемый Парфением (т. е.Деви­чьим). В святилище есть храм богини и статуя. Между городом и мысом есть три гавани, затем следует древний Херсонес, лежащий в развалинах, а за ним бухта с узким входом, возле которой преимущественно устраивали свои разбойничьи притоны тавры, скифское племя, нападав­шее на тех, которые спасались в эту бухту; называется она бухтою Символов. Она с другой бухтой, называемой Ктенунтом, образует перешеек в 40 стадиев. Это и есть тот перешеек, который замыкает малый Херсонес, со­ставляющий, как мы сказали, часть большого Херсонеса и имеющий на себе город, носящий одинаковое с полу­островом название — Херсонес» (VII, 4, 2).

Удобный во всех отношениях мыс у современной Ка­рантинной бухты привлек внимание греков, видимо, еще в VI в. до н. э., когда здесь появилось небольшое посе­ление. Затем, как уже говорилось, в 422—421 гг. до н. э. выходцы из Гераклеи основали здесь Херсонес. Исклю­чительно выгодное местоположение города, особенно в связи с краткими морскими путями, привело к его быст­рому экономическому развитию. В IV в. до н. э. Херсо­нес присоединил к своим владениям обширные плодо­родные равнины северо-западной части Крыма, где были расположены Керкинитида, Калос-Лимен (Прекрасная гавань), и стал одним из крупнейших производителей и экспортеров хлеба. О важном значении этих районов, о внутренней и внешнеполитической жизни, о духе того времени ярко свидетельствует знаменитая «херсонесская присяга», относящаяся к началу III в. до н. э.:

«Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями олимпийскими, героями, владеющими городом, территорией и укрепленными пунктами херсонесцев.

Я буду единомышлен о спасении и свободе государст­ва и граждан и не предам Херсонеса, Керкинитиды, Прекрасной гавани и прочих укрепленных пунктов и из остальной территории, которою херсонесцы управляют или управляли, ничего никому, ни эллину, ни варвару, но буду оберегать все это для херсонесского народа.

Я не буду ниспровергать демократического строя, и не дозволю этого предающему и ниспровергающему, и не утаю этого, но доведу до сведепия государственных должностных лиц.

Я буду врагом замышляющему и предающему или отторгающему Херсонес, или Керкипитиду, или Пре­красную гавань, или укрепленные пункты и территорию херсонесцев.

Я буду служить народу и советовать ему наилучшее и наиболее справедливое для государства и граждан.

Я буду охранять для народа „састер" и не буду раз­глашать ничего из сокровенного ни эллину, ни варвару, что должно принести вред государству.

Я не буду давать или принимать дара во вред госу­дарству и гражданам.

Я не буду замышлять никакого несправедливого дела против кого-либо из граждан не отпавших; и не дозво­лю этого и не утаю, но доведу до сведения и на суде подам голос по законам.

Я не буду составлять заговора ни против херсонесской общины, ни против кого-либо из граждан, кто не объявлен врагом народа; если я вступил с кем-нибудь в заговор или связан какой-либо клятвою или заклятием, то мне, нарушившему это, и тому, что мне принадле­жит, да будет лучшее, а соблюдающему — противополож­ное.

Если я узнаю о каком-либо заговоре, существующем или зарождающемся, я доведу об этом до сведения долж­ностных лиц.

Хлеб, свозимый с равнины, я не буду ни продавать, ни вывозить с равнины в какое-либо иное место, но толь­ко в Херсонес.

Зевс, Гея, Гелиос, Дева, божества олимпийские! Пребывающему во всем этом да будет благо мне самому и потомству и тому, что мне принадлежит, не пребывающему же да будет злое и мне самому и потомству и тому, что мне принадлежит, и пусть ни земля, ни море не приносят мне плода, пусть женщины не разрешатся от бремени благополучно...» (перевод С. А. Жебелева). Эта торжественная присяга, вырезанная на мрамор­ной плите, была принята, надо полагать, в связи с каки­ми-то важными военно-политическими событиями в Херсонесском государстве.

Вернемся однако к Арриану. В кратком перипле он после упоминания о Херсонесе продолжает описание далее к западу, а в полном приводит некоторые итоговые цифры: «Береговая линия Таврического Херсонеса, от гавани Афинеона до Прекрасной гавани, в объезде со­ставляет 2600 стадиев, 346 2/3 мили, а от деревни Порт-митиды, лежащей на крайнем пункте Европы при входе в Меотийское озеро, или в Танаис, до Херсона 2260 ста­диев, 301 1/3 мили; от Боспора или Пантикапея до города Херсона 2200 стадиев, 293 1/3 мили» (§ 82). Исследова­тели обычно полагают, что эти сведения взяты из како­го-то другого перипла. Но эти цифры представляют собой не что иное, как сумму промежуточных расстояний, ука­занных в кратком перипле Арриана. Византийский автор VI в. н. э. не стал бы заниматься такими подсчетами расстояний между давно несуществующими пунктами. Остается одно объяснение: все эти сведения имелись в источнике Арриана, но он и здесь сократил свое описа­ние.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: