Ужасно скандальный развод
От автора: надеюсь, начало вашей недели будет в разы лучше моего.
Приятного чтения, Софи
***
Завтра. Уже завтра она снова станет собой.
Гермиона потянулась за бутылкой, едва не опрокинула её на пол, потеряв равновесие, свалилась на колени Гарри, засмеялась. Комната уже давно имела размытые и неясные очертания, трудно на чём-то сфокусироваться, когда собственное сознание такое рассеянное. Это домашняя настойка миссис Уизли.
– Ты в порядке? – интересно, это у Джинни язык заплетается, или её пьяные уши так речь воспринимают?
– Да. Лей ещё!
Рон щедро плеснул тёмно-бардовую жидкость в стакан и протянул Гермионе. Она уже успела выпрямиться, не без помощи Гарри, уселась в позе лотоса и, не дожидаясь, пока у остальных бокалы тоже наполнятся, сделала три больших глотка.
– За мисс Грейнджер! – громко провозгласила она. – За свободу выбора и одиночество.
Она не увидела, как друзья переглянулись между собой и только затем выпили, не поддерживая сомнительный тост. Напиться так, чтобы вообще перестать соображать что-либо – общая идея. Маленького Джеймса оставили на попечение миссис Уизли, и теперь четверо друзей сидели на полу веранды в Уэльсе в доме Гарри и Джинни. В последний раз, когда Гермиона напивалась, она потеряла память и её заставили выйти замуж. Наконец, она освобождается от той главы своей жизни, всё возвращается на круги своя.
– Ох, как у нас завтра будет болеть голова, – неожиданно спохватился Гарри.
– В первый раз, что ли? – Рон снова разливал жидкость по стаканам.
– У нас не столь богатый опыт, как у тебя, Рональд, – ответила Джинни, самая трезвая из всех. Материнство сказывается?
– Я вот не понимаю, Гермиона, – Гарри поправил на носу перекосившиеся очки, – почему мы твой развод празднуем сегодня, а не завтра?
– Потому что завтра я хочу провести всю ночь в обнимку с подушкой и рыдать.
Лица друзей вытянулись, и она усмехнулась:
– Я шучу, Гарри. Не знаю, почему сегодня. Какая, собственно, разница? Генри сказал, что это только формальность – нужно всего лишь подписать бумаги.
– Но вы всё равно идёте в суд, – Рон покачал головой.
– На этот раз никаких зрителей.
– И что ты собираешься делать, когда станешь свободной девушкой?
– Жить в своё удовольствие. И уж точно я не выйду больше замуж.
– Не говори глупостей, – резко оборвала Джинни, сжав руку подруги. – Это всё пьяный бред…
– Ладно, наливай ещё, слишком много мыслей у меня в голове…
Ночь была ужасной. Гермиона просыпалась каждый час, чтобы погасить пылающую жажду во рту. Комната вместе с кроватью ходила кругами – вот они последствия неразумных доз алкоголя. Но она не корила себя, ведь знала, что будет нечто подобное. Что понапрасну лить слезы, молоко всё равно убежало. Но в следующий раз она тысячу раз подумает, прежде чем так напиваться.
Утро оказалось чуть приятнее ночи, потому что коллективно страдали все четверо. Запах жаренной яичницы вызывал тошноту, и Гермиона благоразумно отказалась от завтрака, заняв свободное место между ребятами. Рон опустил голову, уткнувшись лбом в столешницу, и высунул язык, его руки безвольными плетями свисали по бокам. Гарри подпирал щёку кулаком, перед ним стоял стакан с каким-то зельем, рядом же лежали его очки. Джинни выглядела самой живой, но двигалась менее проворно и изящно, чем обычно.
– Во сколько слушанье?
– В десять, – перед Гермионой появилась чашка с мятным чаем. Вкус оказался приятным и освежающим.
Часы показывали половину девятого. Гермиона критично осмотрела себя. Нет, определённо нельзя появляться перед Люциусом в джинсах и мятой фланелевой рубашке, тем более казалось, будто вся одежда провоняла спиртом.
– Хочешь, чтобы я пошёл с тобой? – чётко разделяя каждое слово, спросил Гарри. Ему далось это с очевидным трудом.
– Нет, я хочу, чтобы ты вернулся в постель и отоспался. И Рон тоже.
– А работа…
– Я уже отправила записку, что ты заболел, – Джинни строго посмотрела на мужа. – Пей зелье и возвращайся в кровать. Вы оба!
Гермиона почувствовала себя виноватой, но слишком нервничала перед предстоящим делом, чтобы долго переживать о вчерашней пьянке. В конце концов, им всего по двадцать лет, так что, можно сказать, они вели себя соответственно возрасту. Подобное случалось крайней редко, ведь все четверо очень рано повзрослели.
Аппарировав в собственную квартиру, Гермиона первым делом забралась под душ. Почему она так озабочена своим внешним видом? Люциусу нет дела до того, как она выглядит. Но вопрос даже не в нём. Важно чувствовать себя уверенной, и это всегда давалось ей сложно, когда рядом оказывался он.
Следовало поторопиться, времени оставалось мало. Гермиона быстро откусила этикетку от новой юбки-футляра, нырнула в белоснежную шелковую рубашку с маленькими перламутровыми пуговичками и неуверенно прошлась в высоких сапогах на шпильке. Волосы она собрала в строгий пучок на затылке, оставив свободно свисать у висков по тонкой прядке снова длинных волос. Мочки ушей украшали миниатюрные жемчужины-гвоздики. Всё идеально, как и должно быть. Разве что голова всё ещё не совсем ясная. Гермиона застегнула мантию и, вздохнув, аппарировала в Министерство. В следующий раз, когда она вернётся домой, она уже будет разведённой женщиной.
|
|
|
|
|
|
***
На этот раз слушанье проходило в малом зале. У дверей собралась толпа журналистов и фотографов. И как только узнали о разводе? Неужели в этом мире невозможно что-либо утаить?
– Гермиона, у меня плохие новости.
Генри выцепил её из толпы и повёл за собой в маленький пустой кабинет, прилегающий к залу суда.
– Что… что случилось? – она слегка запыхалась, так быстро они шли.
– Судья Диксон заболел, дело будет слушать судья Фриман.
– Я его не знаю, – Гермиона нахмурилась.
– Я тоже. Разве что – это ОНА, а не он. Судья Вильгельмина Фриман. Она недавно работает на Министерство, но уже прославилась своими нестандартными и неожиданными решениями.
– Господи, – Гермиона рухнула на стул, в ужасе открыв рот. Дурное предчувствие унесло её в очередной круговорот страха и ужаса. – Но ты ведь говорил, что это простая формальность. Нам нужно только подписать бумаги.
– Мне жаль, Гермиона, но всё оказалось не так просто, как мы предполагали, – Генри сел напротив неё и взял за руку, выразительно глядя в глаза. – Ваше предыдущее разбирательство наделало слишком много шума.
– И что?
– Не знаю, – раздражённо ответил он, передёрнув плечами. – Будем надеяться, что у меня всего лишь паранойя, и всё закончится благополучно.
– Но меня ведь не посадят в тюрьму за то, что я вышла замуж за Малфоя? – задала глупый вопрос Гермиона. Генри снисходительно взглянул на неё и покачал головой.
– Нет, разумеется, не посадят. Будем надеяться, что Малфой не стал нигде упоминать, что ты… была в его хранилище. Это может осложнить всё.
– Генри, ты меня пугаешь.
– Я предупреждаю, чтобы это не стало для тебя неожиданностью, – он взглянул на часы. – Пойдём, пора.
Малый зал отличался не только размерами, но и содержанием. Его можно было назвать большим кабинетом: в центре расположился длинный овальный стол, во главе которого сидела та самая судья Фриман – крупная тёмнокожая женщина с чёрными, словно уголь, глазами. Люциус и его адвокат уже были на своих местах. Гермиона взглянула на мужа – невозмутим, как и всегда. Чуть откинулся на спинку стула, рука спокойно лежит на наконечнике неизменной трости, пальцы легонько постукивают по набалдашнику.
– Доброе утро, – Генри первым делом приветствовал судью, а затем пожал руку своему оппоненту.
Гермиона тоже поздоровалась, с Люциусом они обменялись короткими кивками. Разумеется, её место – напротив него. Гермиона поставила локти на стол, скрестила пальцы замком, коснулась ими кончика подбородка и задумчиво посмотрела на своего пока-ещё-мужа. Они оба прекрасно владели собой в это утро, и игра в гляделки была прервана голосом судьи. Она закончила просматривать бумаги и обратилась к Гермионе:
– Вы всё ещё продолжаете настаивать, что вышли замуж не по собственной воле?
– Так и было.
– Мистера Малфоя оправдали по всем пунктам ваших обвинений, не так ли?
– Полагаю, что так.
– Хм, – судья снова погрузилась в чтение бумаг, а Льюис начал что-то болтать о том, что Гермиона не имеет права претендовать на недвижимое имущество и состояние Малфоев, потому как всё это принадлежало Люциусу до её появления.
Она не слушала. Ей не нужны ни деньги, ни лошади, ни дома – только свобода.
Генри вступил в переговоры, пытаясь привести доводы, что Гермиона, как минимум, заслуживает моральной компенсации.
– Мистер Малфой оплачивал её лечение в больнице святого Мунго после выкидыша, миссис Малфой была определена в лучшую палату с платным уходом. Она провела целый месяц в Италии, путешествуя за счёт мистера Малфоя, следует думать, что он сполна выплатил свой долг перед супругой.
Гермиона с отвращением посмотрела на Льюиса. Если она и ненавидела кого-то в этой жизни, то этого скользкого, циничного и гадкого человека. Воспоминания о том, что он говорил в больнице, стоя у дверей её палаты, едва не заставили Гермиону накинуться на Льюиса. Хотелось расцарапать ему лицо, заставить замолчать, а ещё лучше – превратить в червя, а затем хладнокровно растоптать.
Гермиона сжала кулаки и снова перевела взгляд на Малфоя. Он смотрел в сторону, ухмыльнулся какой-то своей мысли – интересно, о чём он думает в эту минуту?
– Генри, – прервала она горячий спор адвокатов. – Мне не нужно ни кната, я лишь хочу снова стать мисс Грейнджер.
Трое мужчин взглянули на неё так, будто она произнесла какую-то глупость. Гермиона пожала плечами. Разве она когда-то искала лёгкий способ разбогатеть? За кого они её принимают? Материальное никогда не заменит духовное.
– Миссис Малфой, почему вы требуете развода? – Гермиона в изумлении перевела взгляд на судью.
Разве это не очевидно? Ох, наверное, она должна произнести причину вслух, Генри что-то говорил об этом.
– Мой муж мне изменял – это главная и основная причина. К тому же, у нас с ним неразрешимые противоречия, которые препятствуют созданию семьи.
Глаза Люциуса расширились в лёгком изумлении. Он усмехнулся.
– Мистер Малфой, каковы ваши причины?
– Я не люблю свою жену и хочу с ней развестись.
На несколько мгновений Гермиона забыла, как дышать. Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Он будто выстрелил в неё, в груди образовалась дыра, но тело и разум по нелогичным причинам остались живы и крайне чувствительны. В кончики пальцев впились маленькие ядовитые иголочки, заставив Гермиону сжать руки.
А что, собственно, она ожидала? Последнее, что он может к ней чувствовать – любовь. Это весьма логичная причина, но она не была готова услышать подобное. Ведь в глубине души ещё жила надежда, что его чувства не померещились ей. Оказывается, и она, и София тешили себя напрасными надеждами. Этот мужчина не умеет любить.
– Очень интересное заявление, мистер Малфой, ведь в протоколе от 5 октября указано, что, при даче показаний, вы упомянули, что любили свою супругу, потому и женились на ней.
– С тех пор многое изменилось, – сухо ответил он, продолжая испытывать Гермиону взглядом. Что он пытается рассмотреть? Уж не думает ли, что она в истерике упадёт на колени и начнёт умолять о его любви?
– Что же, для меня ясно одно, – судья Фриман захлопнула толстую папку и обвела присутствующих непреклонным взглядом. – Вы поторопились со своим браком, следовало дождаться, когда к миссис Малфой вернутся воспоминания. И, по моему мнению, теперь вы тоже торопитесь, потому я отказываю вам в расторжении брака.
Рот Гермионы в ужасе округлился. Люциус тоже дёрнулся, убийственным взглядом отвечая судье.
– Разводы стали слишком частым явлением в нашем мире, и это не то, что нужно нам для создания крепкого социального строя. Я даю вам три месяца на то, чтобы наладить отношения. Два раза в неделю вас будет посещать семейный магоконсультант и отправлять мне отчёт о текущем положении дел. Я хочу, чтобы вы помнили – я буду пристально следить за вами. Если через три месяца вы не добьётесь никакого прогресса, то мы можем пересмотреть это дело. Но вы должны стараться и работать над своей семьёй, иначе я решу, что дала слишком маленький срок. Мистер Малфой, миссис Малфой, всего хорошего.
Судья Фриман выскользнула за дверь, оставив всех четверых в ошеломлённом молчании.
– Это вообще законно? – первой подала голос Гермиона.
– Увы, – отозвался Генри.
Гермиона почувствовала, как глаза наполняются слезами. Господи, жизнь будет когда-нибудь справедливой? Три месяца под одной крышей с Малфоем! Три месяца рядом с человеком, который сказал, что не любит её и хочет развестись!
– Я сплю, и мне снится кошмар, – пробормотала она себе под нос, теперь старательно избегая смотреть на Люциуса. – Генри, мы можем что-то сделать?
– Может, мы могли бы ей заплатить? – подал голос Льюис.
– Только не этой женщине, – как Малфою удаётся сохранять спокойствие?
– Что значит “попытаться наладить отношения”? Разве она не понимает, что это не просто невозможно, а нелепо!
– Полностью с вами согласен, миссис Малфой, – с издёвкой в голосе ответил Люциус.
Гермиона послала ему взгляд, полный ледяной ярости.
– Это всё твоя вина! “Любил свою супругу до того, как вступил с ней в брак”. Удивительно, что тебя до сих пор не посадили в Азкабан за лжесвидетельство!
– Держите себя в руках, – взгляд Люциуса был не менее яростным. – Можешь догнать судью и попытаться высказать ей свои возражения.
Гермиона скрестила руки на груди и повернулась к Генри. Он выглядел растерянным.
– Мистер Малфой прав, Гермиона. Мы ничего не можем изменить сейчас. Я попытаюсь кое-что сделать, но пока придётся следовать её указаниям.
– Следовать указаниям? Мне что, снова придётся жить с ним под одной крышей?!
– Видимо, да.
– Нет! – зашипела Гермиона.
– Я испытываю от этого не больше удовольствия, чем вы, многоуважаемая миссис Малфой, – его голос насквозь пропитался ядом. – Но чтобы избавиться друг от друга окончательно, нам придётся ещё некоторое время провести… вместе.
Гермиона хотела было обвинить Малфоя в том, что он всё это подстроил – уж слишком он спокойно воспринял новость, хотя одному дьяволу известно, что творится у него в голове. Но зачем бы ему это понадобилось? Она по-прежнему удерживает его золото в заложниках, как гарантию, что развод действительно состоится.
– Я не стану переезжать в твой дом, – упрямо заявила Гермиона, закрыв лицо руками. Может, это действительно дурной сон? Она сейчас проснётся, и окажется, что суд ещё и не начинался.
– Хочешь, чтобы я переехал в твою конуру?
Люциус Малфой в её милой маленькой квартирке? Где нет места, чтобы спрятаться? Нет, только не это. Ох, чёрт возьми, чем она всё это заслужила?
– Прекрасно, – Гермиона отняла руки от лица. – Три месяца. Двенадцать недель. У меня бывали и менее приятные моменты в жизни.
– Я рад, что к вам вернулась способность мыслить здраво, миссис Малфой, – всё так же ехидно заметил он и поднялся со своего места. – Жду вас этим вечером.
***
Гермиона сложила только самые необходимые вещи и теперь металась по комнате, как бешеная муха. Волк спрятался под креслом, положил голову на лапы и только глазами наблюдал за своей обезумевшей хозяйкой. Время от времени Гермиона принималась выть на одной ноте, стенать и плакаться, но на самом деле она была в бешенстве, и слёзные железы вдруг стали слишком гордыми, чтобы плакать. Проклинать Люциуса Малфоя самыми последними словами оказалось более интересным занятием, но и оно вскоре надоело. Ничего не скажешь, сплошная полоса везения!
Интересно, когда в его понимании наступает вечер? Гермиона не хотела являться слишком рано. Пять часов? Шесть? Наверное, стоит появиться к ужину. Или после него? Клубок снова запутывался. Гермиона чувствовала себя в липком коконе, и огромный паук продолжал оплетать её своей паутиной.
Она опустилась на диван, обхватила голову руками и начала раскачиваться взад-вперёд. Всё это не может быть реальностью. Попытка наладить отношения? Даже притвориться будет сложно! Магоконсультант? С каких пор у волшебников появились психотерапевты? Действительно ли возросло количество разводов? У судьи Фриман будут проблемы, если они с Люциусом поубивают друг друга в своих попытках сохранить брак.
– Волк, пойдём! – Гермиона поймала зверя за ошейник. – Пожалуй, ты будешь рад вернуться в особняк. Там гораздо больше места.
У ворот их встречал Оникс. Он расплылся в улыбке при виде “госпожи” и забрал у неё сумку с вещами. Гермиона вошла в дом и, к своему ужасу, услышала голоса из столовой. Люциус не один? Только этого не хватало. Она хотела тут же подняться к себе в комнату, но отругала себя за трусость. Прятаться? Нет уж, он не дождётся подобного удовольствия!
Волк ни на шаг не отставал от хозяйки. Гермиона уверенно распахнула дверь, сделала два шага вперёд и замерла, обводя взглядом присутствующих. Моментально пожалела, что всё-таки не отправилась прямиком в спальню. За столом, кроме Люциуса, сидел его сын с женой и блондинка Эстель. Жаль, что Гермиона не может просто провалиться на месте. Пришлось улыбнуться и вежливо пожелать доброго вечера и приятного аппетита.
Давно она не испытывала подобной неловкости. Единственный человек, который мог спасти её, молчал и смаковал момент. Что за мелочная месть! Молчание затягивалось.
– Надеюсь, мой дорогой супруг, вы не проглотили язык? – Гермиона положила руку Люциусу на плечо, улыбнувшись правильно выбранным словам. Астория приоткрыла рот в удивлении, блондинка Эстель часто заморгала, а Драко значительно побледнел, сжав в кулаке серебряный нож. Только Люциус и Гермиона оставались невозмутимыми и спокойными. По крайней мере, внешне.
– Как приятно знать, что дорогая супруга обо мне заботится. Присоединитесь к ужину, миссис Малфой?
– Ваша вежливость и гостеприимство не ведает границ, мистер Малфой, но я вынуждена отказаться. Присутствие шлюхи в столовой напрочь отбивает мне аппетит. А теперь прошу простить, у меня был сложный день, и я хочу отдохнуть.
– Как вам угодно, миссис Малфой.
Гермиона смогла перевести дыхание только когда оказалась на лестнице. Как он вообще посмел усадить свою любовницу за один стол с сыном и невесткой? Впрочем, Люциус Малфой способен на любую низость. Ох, ну почему он завёл себе эту блондинку так скоро? Клин клином вышибается? И вообще, был ли этот клин когда-либо? Может, ей тоже стоит воспользоваться методами своего супруга?
Гермиона открыла дверь спальни и с ходу поняла – что-то тут не так. Тяжёлый запах приторно-сладких духов и сигарет, кровать смята, в кресле навалена чужая одежда, пол усеян туфлями на высоком каблуке.
Он поселил свою блондинку в комнате Гермионы? Это уже слишком!
Она громко хлопнула дверью.
– Оникс!
– Госпожа?
– Оникс, пожалуйста, не называй меня госпожой. Моё имя Гермиона. Это… это приказ!
– Да, гос… Гермиона!
– Отлично. Оникс, куда ты отнёс мои вещи?
– В хозяйские покои.
– Не думаю, что это хорошая идея, – Гермиона покачала головой.
– Так велел хозяин Малфой.
– Понятно, – уныло ответила она. – Спасибо, Оникс.
Спальня Люциуса Малфоя – последнее место, где она хотела бы очутиться. Гермиона прошлась по коридору, проверяя каждую комнату, из которых чудесным образом исчезли все кровати. Что же, если придётся, она будет спать на полу, но только не с ним! Распаляя в себе злость всё сильнее, Гермиона снова спустилась на первый этаж, но пока не была готова присоединиться к счастливому семейству Малфоев. Вместо этого она свернула в противоположную сторону и оказалась в кабинете Люциуса. Если он по-прежнему следует своим привычкам, то после ужина придёт сюда.
Гермиона откинулась на спинку его высокого рабочего кресла и взяла первую попавшуюся книгу, которая лежала на столе. “Государь” Никколо Макиавелли – настольная книга. Как это похоже на Малфоя! Тут же отыскался старинный трактат о семье Борджиа – одна из самых влиятельных фамилий в Европе на рубеже 15-16 веков. Увы, обе книги написаны на итальянском языке. Интересно, какими языками он ещё владеет?
– Я знал, что найду тебя здесь, – тихий вкрадчивый голос неожиданно напугал Гермиону, что она выронила книгу, и та с громким стуком упала на стол. – Неужели вы нервничаете, миссис Малфой?
– Обязательно было подкрадываться? – раздражённо спросила она, положив обе книги на место.
– Мне жаль. Я не хотел тебя напугать, – их снова разделял стол. Люциус чувствовал себя хозяином ситуации. Иначе и быть не может. – Я так полагаю, нас ждёт длинная беседа.
– Правильно полагаешь. И, думаю, ты догадываешься о причинах.
– Что же, диалог вполне уместен. Надеюсь, ты помнишь значение слова “компромисс”?
– Ты такого низкого мнения о моих умственных способностях?
– Временами. Итак, я готов выслушать претензии, миссис Малфой.
Гермиона взглянула на него из-под нахмуренных бровей и вдруг остро осознала, что Люциус играет с ней в какую-то странную, одному ему известную игру. Его спальня, любовница – это намеренный ход, чтобы он мог выдвинуть собственные требования, когда она попросит его избавиться от блондинки Эстель. И что теперь делать? Играть по его правилам или придумать собственные? Увы, Гермиона также осознавала, что Люциус предусмотрел оба исхода, но так просто сдаваться она не собиралась.