– А ты помнишь, почему твоя бабушка утверждала, что у тебя есть способность Видеть? – настаивал Гарри.
– По правде говоря, я ничего уже не помню. Только то, что у меня были какие‑то видения или сны, и что я никому об этом не рассказывала. Наверное, поэтому я такая тихая и спокойная. Это просто стало моей природой.
– А сейчас у тебя бывают видения или сны? Пророческие сны?
Бренвен заколебалась. Они снова появились у нее после того, как она приехала в Лланфарен, но многолетний обет молчания было не так легко нарушить. Она сказала:
– Прошли годы, и я совсем забыла о них. Но после того, как я приехала в Лланфарен… Это так трудно, Гарри. Почему ты спрашиваешь?
Он наклонился через стол и схватил ее за руку.
– Потому что у тебя действительно есть способность Видеть! Я называю эту способность ее древним настоящим именем. Не отрицай свой дар. Ты должна научиться пользоваться им!
Бренвен тряхнула головой.
– Я не отрицаю, Гарри. Просто я никогда не облекала то, что со мной стало происходить недавно, в конкретные слова. Но в то же время я вовсе не уверена, что хочу «пользоваться» этим даром. И я точно знаю, что предпочитаю вообще не говорить о подобных вещах.
– Почему, Бренвен? И почему ты отказалась вернуться вместе со мной к священным местам? Ты не хочешь повторения подобных опытов? Отчего? Я так и не понял этого.
Бренвен протянула руку и начала собирать камни. Один за другим она опускала их в мешочек.
– Потому что то, что я увидела, существует в действительности. Я знаю это, даже если не могу объяснить. И еще я чувствую: то, чем ты собираешься заняться, мне не по силам. Я думаю, что, если бы мне понадобилось, но сейчас… Нет, спасибо. Это не для меня. – Она положила последний синий камень в мешочек и крепко завязала его. – Я хочу вернуть это тебе. Может быть, у тебя и есть право на священные камни, но у меня его нет.
Это был один из немногих случаев в жизни, когда Гарри Рейвенскрофт почувствовал себя униженным. Иметь такой дар, как у нее, и так небрежно с ним обращаться! Она протянула ему мешочек, но он покачал головой.
– Пожалуйста, не спорь со мной, Бренвен. Эти рунические камни были моими очень, очень долго. Теперь они твои. У тебя столько прав на них, сколько и у меня, а может быть, даже и больше. Они только помогают Видеть, вот и все. Камни можно бросать, чтобы с помощью рун читать слова, но без способности Видеть и толковать Увиденное сами эти значки не означают ничего. Именно поэтому потеря восьми камней не имеет значения. Пусть эти камни будут у тебя. Пользуйся ими. Кто знает – может быть, наступит день, когда тебе понадобится вся твоя сила.
Внутренний голос сказал Бренвен: Возьми их, он прав. Наступит день, когда тебе понадобятся рунические камни.
– Спасибо, – она наклонила голову в знак согласия и изучающе посмотрела на Гарри. Загадочный человек! – Скажи мне, Гарри, чего ты хочешь? Что в действительности скрывается за этим исследованием? Ты называешь это фольклором, но и ты, и я знаем, что за этим лежит нечто большее. Чего ты хочешь добиться?
Гарри постучал пальцами по столу и прищурился.
– Если я скажу, ты не должна никому говорить об этом.
– И Джейсону тоже?
Он кивнул; светлая прядь снова упала на глаза, и он снова отбросил ее назад.
– Хорошо, я не скажу.
– Я хочу снова найти ту власть и силу, которую мы когда‑то потеряли. Силу тех, кого римляне называли друидами. Снова научиться изменять сделанное, вызывать к жизни и принуждать к поступкам! – Его светлые глаза блестели, как расплавленное серебро.
Бренвен вздрогнула и почувствовала, что ее спина похолодела.
– Ты никогда не задумывался, – прошептала она, – если мы, если ты когда‑то обладал такой властью, то почему потерял ее?
Бренвен поцеловала Джейсона на прощание и обняла Гарри. Она положила ладонь на капот голубого «морриса‑минор» и попрощалась также и с автомобилем. Они продадут его там же, где и купили – в Ливерпуле. Они отказались также и от аренды коттеджа. Гарри объяснил, что они смогут вернуться только в том случае, если он добьется финансирования, которое позволит ему продолжить исследования и закончить написание книги. Он больше не может позволить себе держать здесь машину или арендовать коттедж на собственные деньги.
Джейсон сел за руль. Задним ходом он выехал на дорогу, развернулся и направился к дамбе. Бренвен стояла на дороге перед коттеджем и махала им вслед. Джейсон рассердился на нее, потому что она решительно отказалась ехать вместе с ним в Соединенные Штаты. Он не мог понять того, что ей казалось таким простым и понятым: даже если она сможет сама содержать себя и получит стипендию для обучения в Редмунд‑колледже, у нее не будет средств, чтобы помогать родителям. Она выросла, прекрасно сознавая и принимая тот факт, что, будучи старшим ребенком в семье, обязана помочь родителям вырастить младших. Она не позволила Джейсону просто отмахнуться от этого, и он рассердился. Бренвен вся похолодела внутри, когда увидела, что в гневе его лицо в точности похоже на то, что она видела, держа в руке камни.
Бренвен вздохнула. Ей будет не хватать Джейсона. Уже сейчас ее тело тосковало без него. Возможно, этого не следовало делать, но она никогда не будет сожалеть о том, что в конце этого лета Джейсон преподал ей эти сладкие сексуальные уроки. Он сказал ей, что вернется сюда следующим летом независимо от того, приедет Гарри или нет. Он сказал, что любит ее и не оставит надолго.
Бренвен закинула волосы за спину и направилась к замку. На самом деле она не думала, что он любит ее. Хоть и с большой неохотой, но она все же признавалась себе, что ее Голос был прав: она не любила его. Не любила по‑настоящему. Но заниматься с ним любовью было так приятно. Во всяком случае, это было, несомненно, лучше, чем сидеть в одиночестве рядом с Джоном и Люси!
Она остановилась у подножия пандуса и посмотрела наверх. Ворота замка показались ей невероятно далекими, а дорога, ведущая к ним, необыкновенно длинной. Ее собственные ноги, казалось, налились свинцом. «Может быть, – подумала Бренвен, – я совершила ужасную ошибку? Может быть, я должна была уехать в Америку с Джейсоном и Гарри?..»
Проходило время после их отъезда, и Бренвен понимала, что ей необходимо что‑то предпринять. Она чувствовала себя крайне неловко в обществе Керров. В последнее время взгляд Люси стал прямо‑таки угрожающим – возможно, из‑за Джона, который стал уделять слишком много внимания Бренвен. Похоже, он только что обнаружил эту молодую женщину под своей крышей и делал ей комплименты, и бросал на нее похотливые взгляды слишком часто, чтобы Бренвен и Люси чувствовали себя спокойно.
Лланфарен становился ей в тягость, и Бренвен подумала, что ей лучше было бы попросить перевода в другое место, чем потерять работу вообще. Она не сказала об этому Джону и Люси, хотя, если следовать общепринятой процедуре, должна была это сделать. Она спрятала написанное ею письмо в трест и в понедельник, когда Лланфарен был закрыт для посетителей, прошла пешком три мили, чтобы лично отнести это на почту в Олмвич‑порт. Перевод был последней надеждой Бренвен, поскольку сейчас она не могла надеяться на помощь Гарри, а о Джейсоне просто не позволяла себе думать.
Но она не могла запретить снам приходить к ней.
Почти все время снился Джейсон, и, хотя она старалась забыть обо всем после пробуждения, тело было полно воспоминаниями. Часто она прикасалась пальцами к мешочку с руническими камнями, который всегда держала под подушкой, хотя и понимала, что это глупо и граничит с суеверием. Порой ее охватывало отчаяние, она хотела бросить камни, воспользоваться своей способностью Видеть – готова была сделать что угодно, лишь бы впереди блеснула надежда.
Дни шли, ничего не менялось. Она редко писала теперь в своем дневнике, потому что в последнее время из‑под руки стали выходить лишь болезненные бессвязные фразы. Дневник больше не приносил покоя.
А внутренний Голос не говорил уже так долго, что она забыла о нем.
В конце апреля, когда Джон разбирал почту, он вручил ей письмо из Центрального треста. При этом он удивленно‑вопросительно поднял бровь, но Бренвен, сделав вид, что не заметила этого, поблагодарила и сунула письмо себе в карман. Позднее, уже в своей комнате, она прочитала его. В просьбе о переводе ей было отказано, хотя и в исключительно хвалебных выражениях. Она была слишком ценным приобретением для Лланфарена. Вместо перевода ей увеличили жалованье. Увеличение было небольшим, но даже значительная прибавка не могла бы ее утешить.
Длинное письмо Джейсона прибыло, как он и рассчитывал, в тот день, когда Бренвен исполнилось девятнадцать лет. Он начал его словами о том, что сожалеет о своем долгом молчании и надеется, что это письмо сгладит его вину. Он писал, что был занят очень деликатной работой, порученной ему правительством. Сейчас он успешно завершил эту работу и может написать обо всем, что у него на сердце.
Джейсон написал Бренвен любовное письмо. Письмо это было великолепно, это было произведение искусства, такое же высокомерное в восхвалениях и убедительное в образах, каким был и его автор. Слова Джейсона, как капли дождя, падали на иссохшую душу Бренвен. Она оделась в его обещания, как в броню. Он писал, что приедет в начале июня, и сделал это. Бренвен бросила рунические камни, и они предостерегли ее. Ее долго молчавший Голос вновь заговорил и предостерег ее. Она убрала камни подальше; она заставила свой Голос замолчать. Бренвен вышла замуж за Джейсона.
Часть вторая
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Вирджиния и Вашингтон, 1965–1967 гг
Глава 1
– Привет, Гарри. – Дверь закрылась. – Прошло уже много времени.
Гарри узнал ее голос; валлийский акцент проявлялся даже в нескольких словах. Он упрямо продолжал стоять лицом к окну своего офиса, ибо успел хорошо попрактиковаться в упрямстве за последние шесть месяцев, после того как Джейсон привез Бренвен, теперь миссис Джейсон Фарадей, в Редмунд‑колледж. Гарри был разъярен поступком Джейсона и разочарован Бренвен и поэтому отказывался принимать их приглашения и не приходил на те вечеринки и мероприятия, где семья Фарадеев оказывалась вдвоем. Он был не удивлен тем, что Джейсон ничего не предпринимал для того, чтобы возобновить их предполагаемую дружбу, но ожидал, что Бренвен будет разыскивать его. Неделя проходила за неделей, она не появлялась, и разочарование Гарри становилось все глубже; она не была тем, кем он ее считал. Она позволила Фарадею поглотить ее, стала созданием самого Джейсона. Поэтому‑то Гарри и не обернулся после того, как услыхал голос Бренвен.
– Э‑э, – сказала Бренвен и прокашлялась, – я не стала заранее договариваться с тобой о встрече, потому что боюсь, что ты не захочешь видеть меня!
Молчание. Мысленно Гарри представил, как она расправила плечи и по‑королевски тряхнула головой, отбрасывая свои длинные черные волосы за спину. Так она и сделала и с нажимом в голосе продолжала:
– Тебе лучше повернуться и поговорить со мной, потому что я не уйду, пока ты не сделаешь этого, Гарри Рейвенскрофт!
Гарри неохотно улыбнулся уголком рта. Он обернулся и, опираясь на подоконник, протянул:
– Добрый день, миссис Фарадей.
Бренвен вздернула подбородок, а ее сине‑зеленые глаза блеснули. В них был виден дух, который он помнил, неукротимый дух. Прищурившись, он окинул ее взглядом. То, что он увидел, не могло принадлежать девушке с такими бездонными сине‑зелеными глазами, девушке, умеющей разговаривать с прошлым. Создание Джейсона, жена Джейсона, кричала ее одежда: черный суконный жакет самого модного покроя с широким норковым воротником; из‑под расстегнутого жакета были видны юбка из того же материала и свитер бледно‑аметистового цвета. Интересно, во что она обута? Гарри обошел вокруг стола. Ну конечно – черные кожаные сапоги до колена на высоком каблуке. Именно это должна носить зимой 1965 года хорошо одетая жена преподавателя колледжа.
– Ну что ж, – сказал Гарри, – поскольку ты уже здесь, то мы можем и присесть.
Он показал жестом на пару мягких, слегка потертых кожаных кресел, разделенных низким круглым столиком, заваленным книгами и бумагами. Он не предложил ей помочь снять жакет, а молча сидел и смотрел, как она снимает его, а затем садится, поджав на одну сторону свои ноги, обутые в высокие сапоги. На мгновение ему показалось, что перед ним чужой человек, всего лишь одна из многих женщин – студенток или коллег, сидевших в этом кресле. Но вот Бренвен улыбнулась, шевельнула головой, длинные черные волосы рассыпались по плечу, и снова стала той молодой женщиной, которую он помнил. Гарри улыбнулся, потер руки:
– Мне кажется, нам нужно выпить! Херес, моя дорогая? Это единственное, что я держу у себя в кабинете.
– Херес подойдет.
Бренвен в свою очередь наблюдала за Гарри Рейвенскрофтом на фоне его кабинета на верхнем этаже одной из псевдоготических башен Редмунда. Эта комната подходила ему. Обиталище ученого джентльмена: кругом одни книги и темное дерево и потускневшее изящество довольно потертого, с поблекшими цветами восточного ковра.
Когда Гарри направлялся к ней, неся в каждой руке по небольшому стакану с хересом, косой луч ясного, по‑зимнему безжалостного, послеобеденного солнца проник в окно и попал прямо на светлые волосы Гарри. Бренвен подняла глаза и увидела, что его голова окружена ореолом холодного пламени; тот же солнечный луч превратил в языки огня стаканы с красновато‑коричневой жидкостью у него в руках. У нее перехватило дыхание, она моргнула и тут же отвернулась… отбрасывая прочь видение, которое уже почти предстало перед ее глазами. В ее сознании снова забился старый‑старый вопрос: кто этот человек, эта загадка? Представляет ли он собой добро или зло?
– Бренвен. – Гарри наклонился над ней.
Она взяла протянутый ей стакан и пробормотала благодарность. Херес имел привкус ореха, был сухим и пикантным; он помог ей собраться с силами. Она посмотрела на Гарри, который в знакомой позе сидел в противоположном кресле.
– Знаешь, на какое‑то мгновение, – призналась она, – я подумала, мне показалось, что мы снова в Лланфарене. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Гарри пожал плечами, ничего не ответив, и отхлебнул из своего стакана. Бренвен, которую его молчание снова заставило занервничать, скрестила ноги и подняла глаза к окну, через которое лился свет. «Как быстро садится солнце зимой, – подумала она, – и в Вирджинии, и в Уэльсе. Скоро наступят сумерки, и мне нужно будет уходить. Я не могу просто сидеть здесь, пить вино, чувствуя себя так, будто ничего не изменилось. Мне надо спросить…»
Гарри прервал ее мысли.
– Камни все еще у тебя?
– Рунические камни? Конечно.
– Я полагаю, – небрежно протянул Гарри, – что ты вряд ли… э‑э… советовалась с камнями по поводу своего брака. Ни до свадьбы, ни после.
– Нет, я советовалась… – Бренвен ощутила облегчение от того, что Гарри коснулся этой темы, и продолжила: – До свадьбы, но не после.
– И…
– И, – сказала она, тряхнув головой, – то, что я увидела, – только мое дело. Я оставила все это там, позади, Гарри. Все это принадлежит Уэльсу, Лланфарену. Это новая страна. У меня новая жизнь. И мне столькому необходимо научиться!
– Твои способности, твой дар будут работать здесь не хуже, чем в Уэльсе, и ты сама об этом знаешь.
Бренвен молчала. Когда Гарри стало ясно, что она не собирается отвечать, он сказал:
– Да, у тебя здесь действительно новая жизнь. Я знаю, что ты записалась на английское отделение.
Будучи профессионалом‑медиевистом, Гарри преподавал и историкам, и археологам, и студентам английского отделения. Он специально зашел в учебную часть, чтобы посмотреть на ее документы; он знал не только, что она записалась на английское отделение, но и какие курсы посещает; а когда сессия останется позади, узнает, какие она получила оценки.
– Да, я – на английском отделении. Но я не это имела в виду, когда говорила, что мне столькому надо научиться. Если бы я была только студенткой, мне было бы намного легче. Я имела в виду все остальное… Гарри, я думала, что, когда я приеду сюда, у меня будет здесь как минимум один друг. Помимо Джейсона, я хочу сказать. Ты. Что случилось? Почему ты избегаешь нас, тратя на это столько усилий? Я видела, как ты окидываешь взглядом комнату на этих ужасных преподавательских вечеринках и, видя нас с Джейсоном, тут же исчезаешь. Не говоря уже о том, что ты ни разу не пришел к нам в дом, хотя мы тебя приглашали. Ты даже не ответил на приглашения! Я знаю, что‑то здесь не так. Должна же быть какая‑то причина!
– О да, причина существует, – кивнул Гарри.
Ее отчаяние было очевидно, и он рад был снова увидеть страстно правдивую женщину под этим внешним налетом самообладания и уверенности в себе. Ему доставил удовольствие сам неосознанный выбор слов: «эти ужасные преподавательские вечеринки», и его сердце смягчилось. И еще, сидя рядом с ней, он заметил несколько интересных деталей. Ее одежда отвечала последним требованиям моды, но лицо – нет. На нем совершенно не было косметики. Хотя он и не был специалистом в этом вопросе, но похоже, что и губы ее не подкрашены. А кожа была такой же матовой, какой он ее запомнил, но слишком бледной, что свидетельствовало о том, что Бренвен уже долго находится в сильном напряжении. И волосы были точно такими же, как раньше: длинными и гладко спадающими вниз от прямого пробора, а не начесанными до невыразимой высоты согласно теперешней моде. Ее руки были ухоженными, но ногти коротко подстрижены и не накрашены, и на левой руке не было обручального кольца с бриллиантом. У нее было всего лишь простое тонкое золотое кольцо. Это удивило его. Он был уверен, что Джейсону хотелось бы, чтобы его жена демонстрировала окружающим бриллиант с голубиное яйцо. Возможно, думал Гарри, она, в конце концов, и не является полностью созданием Джейсона.
Внезапно Гарри спросил:
– Джейсон покупает тебе одежду? Я не имею в виду, платит ли он за нее, а выбирает ли он ее сам, говорит ли тебе, что тебе носить?
– Да, – озадаченно ответила она, застигнутая врасплох этим вопросом.
– Он подарил тебе обручальное кольцо с бриллиантом?
– Он хотел, но… Гарри, я не понимаю, какое это имеет отношение к теме нашего разговора!
– Просто пойди мне навстречу, у меня есть причины, чтобы задать тебе этот вопрос. Джейсон хотел подарить тебе бриллиант, но… что?
– Но я не захотела принять его. Я поступила некрасиво, но не стыжусь этого. Я вынудила Джейсона продать кольцо и на эти деньги купить ренту для моих родителей. Я заставила его понять, что если выйду за него замуж и перестану работать, то лишу свою семью источника существования, в котором она действительно нуждается.
– И конечно же, Джейсон был против того, чтобы его жена работала.
– Он так сказал.
– Поэтому он купил ренту для твоих родителей.
Гарри ничего не делал, чтобы нарушить тишину, повисшую в комнате. Он знал, что Бренвен чувствует себя неловко, но хотел, чтобы она чувствовала себя именно так. Наконец он сказал жестким голосом:
– Ты понимаешь, что в какой‑то мере Джейсон купил тебя.
– В какой‑то мере да, я полагаю, что он купил меня. – Бренвен вздернула подбородок, но вызывающее выражение ее лица не могло скрыть темных теней, залегавших у нее под глазами. – Ну и что?
– Мне просто интересно, вот и все.
Гарри принял решение быть честным с Бренвен до конца. Он еще не знал в точности, почему она вышла замуж за Джейсона, но по крайней мере убедился, что она не полностью капитулировала перед мужчиной, которого он теперь считал своим врагом. Гарри скажет ей правду, какой бы тяжелой она ей ни показалась.
– Значит, – начал он, – ты хочешь знать, почему я не встретил тебя и твоего мужа с распростертыми объятиями, когда вы возвратились сюда после своего медового месяца? Я не скажу, что был рад получить твое письмо из Лондона, в котором ты сообщила мне, что вышла замуж, но это было очень мило, что ты проинформировала меня об этом. Я расскажу тебе все, но сначала мне бы хотелось узнать: что сказал Джейсон о причинах нашего… э‑э… отчуждения? Я думаю, ты задавала ему такой вопрос.
– Да. Он сказал, что твое поведение вообще стало очень странным после того, как тебе отказали в финансировании проекта. Что ты все еще ощущаешь горечь поражения, и что встреча со мной только лишний раз напомнила бы тебе об этом.
– Горечь поражения… – Гарри холодно улыбнулся. – Остроумный ответ и в каком‑то отношении правдивый. Я слегка потерял голову после того, как мне отказали в финансировании. Если бы я не впал тогда в один из своих мрачных периодов – со мной такое случается, ты поймешь, когда узнаешь меня лучше – возможно, ничего из того, что последовало за этим, не случилось бы. Я до сих пор не могу простить себе временной слабости. Бренвен, я продолжу свой рассказ, но перед этим я должен попросить тебя никогда не говорить Джейсону ничего из того, что ты сейчас услышишь. Обещаешь?
Последовала долгая пауза, она принимала решение.
– Да, обещаю.
– Очень хорошо. Я хочу начать с того, что Джейсон и я никогда не были друзьями в настоящем смысле этого слова. Я очень сомневаюсь в том, что этот человек вообще способен к дружбе. И поэтому я так же серьезно сомневаюсь в том, что он способен к жизни в браке, и ты должна позволить мне остаться при своем мнении. Когда Джейсон приехал сюда четыре или пять лет назад, мы сблизились благодаря тому простому факту, что мы почти одного возраста, хотя я и немного старше, оба были холостяками в обществе, где социальные обязательства играют первостепенную роль, и где почти все были женаты. Нам было удобнее все делать вместе – это избавляло нас от необходимости становиться кавалерами совершенно неинтересных женщин по воле хозяек, которые не могли выносить нечетного количества гостей за своим обеденным столом.
– Я вполне могу понять это. Все эти так называемые социальные обязанности для меня – мука.
– Вот‑вот. Мне понадобилось некоторое время, где‑то около года, чтобы понять, что Джейсон Фарадей ни с кем не дружит. Он скорее поддерживает отношения с людьми, которые могут в какой‑то степени оказаться ему полезными. Я был ему полезен, потому что открыл перед ним двери в определенный слой общества. Твой муж – блестящая, харизматическая личность, но он приехал в Редмунд, если можно так выразиться, неотесанным. Я думаю, что с первого же раза, когда я пригласил его к себе домой, он хотел впитать мой образ жизни, и я охотно брал его повсюду с собой, давая ему такую возможность. Я не чувствую себя так, будто мною воспользовались, потому что мне самому это было интересно. Власть обаяния Джейсона, его способность манипулировать людьми просто изумляла меня. И кроме того, я не люблю путешествовать в одиночестве. Джейсон оказался приятным товарищем для путешествий. Я думаю, он ездил со мной, потому что раньше у него не было таких возможностей выезжать за пределы страны, но ты сама видела, что он часто оказывался очень полезен. В путешествиях брал на себя свою долю обязанностей и выполнял ее.
Бренвен кивнула.
– Итак, мы неплохо уживались друг с другом, пока впервые наши мнения серьезно не разошлись. Мы спорили о тебе, Бренвен. Я недооценил его. Понимаешь, он был одержим идеей заполучить тебя, но я думал, что после того, как… – Гарри замялся, раздумывая, как бы поделикатнее выразиться.
Бренвен поняла, что он хочет сказать, и пришла ему на помощь:
– Ты думал, что после того, как мы станем любовниками, он потеряет ко мне интерес. То же самое думала и я.
– И ты? – Гарри улыбнулся. – Очевидно, мы оба ошиблись. Но вернемся к нашему разговору. Джейсон обманул и предал меня. Весь прошлый год, когда я думал, что он покончит с тобой, он сидел и плел заговор. Он зациклился на том, чтобы завладеть тобой, и знал, что я попытаюсь предотвратить это. Поэтому он устроил все так, чтобы оказаться в Уэльсе прошлым летом, и, кроме того, он сделал все для того, чтобы меня там не было. О, я уверен, что он прекрасно знал: я сделаю все, что будет в моей власти, чтобы не дать тебе выйти за него замуж!
Бренвен была обеспокоена, ее глаза потемнели, но она молчала.
– Я осмелюсь предположить, что ты не знаешь очень многого о человеке, за которого вышла замуж. Ты просто не можешь этого знать – он очень мало отдает себя и в то же время высасывает другого человека полностью, если его не остановить. Ты не должна позволить ему сделать это с тобой!
Она все так же молча, медленно покачала головой, а ее потемневшие глаза стали просто огромными.
– Я сам, – продолжал Гарри, – знал его, оказывается, плохо. Летнее письмо, в котором ты сообщала о своем замужестве, настолько потрясло меня, что вывело из состояния апатии. Я был изумлен тем, что он отправился в Уэльс в одиночку. Я очень мало видел Джейсона весь предыдущий год – он проводил гораздо больше времени в Вашингтоне, чем раньше, и поэтому у меня не было ни малейшего представления о том, что он задумал. У меня были какие‑то неясные мысли о том, чтобы пригласить тебя приехать сюда поработать вместе со мной над нашим проектом с тем, чтобы слегка изменить его и добиться‑таки его финансирования, но я не продумал все это до конца, потому что был убежден, что у меня еще есть время. И вот – пожалуйста! Новость о твоем замужестве свалилась мне на голову, как тот снег из пословицы!
– О, Гарри!
– Я могу сказать тебе, что этот шок заставил меня действовать. У меня есть собственные друзья в Вашингтоне, они отличаются от друзей Джейсона, но по‑своему тоже очень влиятельны. Я начал наводить справки. Видишь ли, Бренвен, я хотел добиться правительственного финансирования, государственная деятельность – это сфера Джейсона. Внезапно мне показалось весьма вероятным, что Джейсон использовал свое влияние и устроил так, чтобы мне было отказано. Конечно, для того, чтобы быть уверенным, что я не окажусь следующим летом в Уэльсе.
– О нет! – в отчаянии воскликнула она. – Ведь он помогал тебе целых два лета. Ты ошибаешься, Гарри!
– Скажи мне честно. Ты вышла замуж за Джейсона потому, что он предоставил тебе финансовую возможность уехать из Уэльса в эту страну. Но он сделал бы это только при одном условии: чтобы ты была с ним, а ты не стала бы жить с ним, если бы вы не были женаты. Если бы я был там, Бренвен, если бы я смог помочь тебе приехать в Соединенные Штаты другим способом, ты все равно бы вышла замуж за Джейсона Фарадея?
Бренвен глубоко вздохнула.
– Это было не совсем так… но какой смысл оглядываться в прошлое. Если ответить честно… – Бренвен понурилась и почувствовала себя несчастной, ибо ей нелегко давалось подобное признание, – если бы у меня был какой‑нибудь другой выход, если бы ты приехал, я бы не вышла замуж за Джейсона.
– Проклятье! – Взволнованный, рассерженный Гарри вскочил с кресла и заходил по комнате.
Бренвен попыталась успокоить его.
– Сейчас, после того как я вышла замуж, я действительно думаю, что все будет хорошо. Мне понравится жить здесь, я привыкну. Я благодарна Джейсону, что он помог моей семье, и у меня здесь есть возможности, которых у меня не было бы никогда, если бы я осталась там, в Англии. Теперь только от меня зависит, воспользуюсь я ими или нет. Джейсон действительно очень хорошо ко мне относится, он любит меня…
Гарри остановился, сердито смахнул со стола книги и бумаги и сел на него прямо перед Бренвен. Он взял обе ее руки в свои, и в глазах его показались слезы гнева или печали, или и того и другого.
– Бренвен, милая, будь осторожна. Когда я наводил справки о Джейсоне, узнал нечто, гораздо более обеспокоившее меня, чем просто информация о том, что если бы он захотел помешать мне получить финансирование – а я уверен, что он захотел этого, то он мог бы это сделать. Видишь ли, Бренвен, я выяснил, что никто в точности не знает, чем занимается в столице Джейсон. Все только подозревают, на кого он работает. А если и есть люди, которые посвящены в его деятельность, то они боятся об этом говорить. Его не любят и не уважают – его боятся. Джейсон Фарадей – человек, который занимается секретной деятельностью в очень высоких сферах. Это опасно, Бренвен. И он лжец. Никогда, никогда не забывай, моя дорогая, что твой муж – Большой Мастер Лжи!
Бренвен вздрогнула. Она вырвала свои руки из рук Гарри и охватила себя за плечи. Против своей воли она вспомнила о том, о чем Гарри уже спрашивал: советовалась ли она с руническими камнями до свадьбы. Да, она сделала это и тут же постаралась убедить себя, что не поняла этих нечетких, ужасных видений. Она не хотела видеть правды. Ее Голос, как бы утешая, говорил менее пугающие вещи. «Подожди, – сказал Голос, – придет время, и ты найдешь другой выход». Но Джейсон был так настойчив. Как часто сила его обаяния заставляла ее забывать то, о чем говорил Голос? Часто, настолько часто, что теперь она уже больше не слышала его.
И кроме того, ее положение казалось безысходным, она больше не могла ждать.
Гарри поднес наполовину полный стакан хереса прямо к носу Бренвен.
– Допей. Ты почувствуешь себя лучше.
Она послушно допила. Затем заметила, что комнату заполнила полутьма, а небо за окном стало темно‑синим.
– Мне пора возвращаться домой, – сказала она, надевая жилет. – Я приехала сюда сегодня в надежде найти способ каким‑то образом помирить вас с Джейсоном, но вижу, что это невозможно. Я хотела, чтобы мы дружили втроем и чем‑то занимались все вместе, как это было в Лланфарене, но этого больше не будет. Прости меня.