Вспыхивает ослепительно‑белое пламя.
Глава сорок вторая
У меня, наверное, снежная слепота.
Я потерялась в океане белого цвета, и в голове моей от холода непрестанно стучат молоточки. Откуда‑то издалека доносится голос – кто‑то окликает меня по имени:
– Доктор Ферри! Кэтрин!
Голос кажется мне знакомым, но я ничего не вижу.
В лицо мне ледяным порывом ударяет ветер.
Ослепительную белизну пронизывает вспышка черного, а потом грязно‑желтый свет обрамляет расплывающееся лицо.
– Доктор Ферри! Вы меня слышите?
Да… слышу.
– Кэт! Это Джон Кайзер. Специальный агент Джон Кайзер.
Точно. Это и в самом деле Джон Кайзер. Его карие глаза смотрят на меня с расстояния всего в несколько дюймов.
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Я не знаю. Мы надеемся, что вы нам расскажете.
Щурясь от желтого света, я пытаюсь разглядеть, кто это «мы» и где я вообще нахожусь. Похоже, я опираюсь спиной о ванну, надо мной возвышается стульчак, а мои раскинутые ноги вытянуты в сторону дверного проема. Рядом с Кайзером стоит какой‑то врач, а позади него виднеется темное лицо Кармен Пиаццы, начальника уголовного розыска Управления полиции Нового Орлеана. Пиацца выглядит сердитой.
– Вы ранены? – спрашивает Кайзер. – Они не обнаружили никаких повреждений, но вы были без сознания.
– У меня болит голова. Как вы попали сюда?
– Не думайте об этом. А вот как попали сюда вы?
Я поворачиваю голову, чтобы убедиться, что труп Малика по‑прежнему лежит в ванне позади меня. Он там.
– Доктор Малик хотел, чтобы мы встретились здесь. Я приехала.
– Господи! – бормочет капитан Пиацца. – Вы слышали? Нет, будь я проклята, вы слышали это?
Кайзер качает головой.
|
|
– Доктор Малик пытался убить вас, Кэт?
Нет, – почти готова ответить я. Но, к счастью, здравый смысл сумел справиться с тем, что случилось.
– Мне нужен адвокат.
Кайзер выглядит разочарованным.
– Вам нужен адвокат?
– Не знаю. Вы можете дать слово, что не станете арестовывать меня?
Он оглядывается на Пиаццу, потом переводит взгляд на меня.
– Вы знаете, что я не могу пообещать этого.
– Тогда мне нужен адвокат.
Он поднимается и отдает распоряжение врачу осмотреть меня. Пока длится осмотр, я слышу, как кто‑то приказывает очистить место преступления. Затем до меня долетает приглушенный сердитый голос капитана Пиаццы, а Кайзер звучным баритоном пытается успокоить ее.
– Вы можете идти? – спрашивает Кайзер. Он снова стоит в дверях.
– Думаю, да.
– Тогда пойдемте со мной.
Я поднимаюсь и, бросив последний взгляд на Малика и череп у него на коленях, выхожу за агентом Кайзером на парковочную площадку. Череп не дает мне покоя, но сейчас не время размышлять над этим. На парковочной площадке, прежде пустой, сейчас стоят патрульные автомобили Управления полиции Нового Орлеана, карета «скорой помощи», фургончик коронера и машины детективов без опознавательных знаков. Мы с Кайзером проходим вдоль ряда комнат ярдов двадцать – достаточно далеко чтобы никто не мог нас подслушать.
– Послушайте меня, Кэт. Я приехал сюда с другого места преступления. Наш НСУБ нашел себе шестую жертву.
– Кто на этот раз?
– Вы не кажетесь мне удивленной.
– Мы до сих пор не поймали убийцу. Так почему он должен остановиться?
– Вы не думали, что убийцей был Малик?
|
|
– Если бы я так думала, меня бы здесь не было.
Некоторое время Кайзер молча рассматривает меня. Я оглядываюсь на номер и вижу Пиаццу, которая разговаривает с двумя детективами. Взмахом руки она указывает на меня, и оба детектива смотрят в нашу сторону. Они похожи на пару питбулей, ожидающих команды хозяина.
– При убийстве шестой жертвы тот же самый почерк? – спрашиваю я.
– Да. Два огнестрельных ранения, следы укусов, то же самое послание на стене: «Моя работа никогда не закончится». Пока мы работали на месте преступления, в штаб оперативной группы кто‑то позвонил и сообщил, что Малик скрывается здесь.
– Снова анонимный звонок?
– Да.
– Тот, кто звонит, и есть убийца, Джон.
Кайзер смотрит на меня взглядом строгого отца.
– Расскажите мне о «группе X».
– Вы ничего не узнали от тех двух пациентов, которые имеются в вашем распоряжении?
– У нас их больше нет. Обе женщины исчезли сегодня утром. Может быть, вчера вечером, не знаю. Я не понимаю одного: как они узнали, что надо смываться? Я проверил записи входящих звонков – никто подозрительный им не звонил.
– Побеседуйте со всеми, кто им звонил, – советую я, понимая, что теперь Энн, пожалуй, единственная, кто может назвать нам пациентов «группы X». Кроме самих женщин, естественно.
Разве что удастся найти документальный фильм Малика. Может быть, он спрятал его где‑нибудь в номере?
– Мы проверяем всех, – отвечает Кайзер. – Но вам известно больше, чем вы рассказали.
– Вы не сажаете меня в тюрьму, и тогда мы разговариваем.
– Это может оказаться невозможным.
– Вам нужно раскрыть это дело. Кто шестая жертва, Джон?
|
|
Похоже, он размышляет, что мне ответить. Наконец говорит:
– Офицер полиции. Это все, что я могу сказать сейчас. Да и этого говорить не следовало.
– Почему же вы сказали?
– Потому что я должен знать, что вам известно о том, что здесь произошло. Если вы спрячетесь за адвоката, потому что вы параноик, то мы потеряем время, которое уже не наверстаем. Если вам нечего скрывать – имеющего отношения к делу, во всяком случае, – то вы ничего не теряете, если поговорите со мной.
Я хочу поговорить с ним, но знаю, что агент ФБР, несмотря на свои благие намерения, не сможет помешать Управлению полиции Нового Орлеана арестовать меня по обвинению в убийстве, если оно пожелает сделать это. С другой стороны, поддержка Кайзера пойдет мне только на пользу.
– Что вам было нужно от Малика? – спрашивает он.
– Я приехала, чтобы узнать, каким образом моя тетя связана с Маликом. А также прояснить некоторые вещи из своего прошлого.
– Вы поговорили с ним?
– Он был уже мертв, когда я приехала сюда.
– Почему вы были без сознания?
– Моя голова чувствует себя так, словно по ней кто‑то ударил.
– Из вашего пистолета стреляли. Пуля попала Малику в грудь.
Меня пробирает ледяной озноб. Могла ли я случайно застрелить Малика? Нет… И тут я с тошнотворным чувством вспоминаю его предсмертный спазм в ванне.
– Если это и правда, то он был уже мертв к тому моменту, как я выстрелила в него. Или близок к смерти. Вскрытие подтвердит это. У него случился нервный спазм, и это напугало меня до смерти. Я выстрелила случайно.
Несколько секунд Кайзер через мое плечо наблюдает за Пиаццой. Потом берет меня за руку и говорит:
– Послушайте меня. Слушайте так, как никого и никогда еще не слушали в своей жизни, и отвечайте только правду. Понятно?
– Я вас слушаю.
– Если бы вы убили Натана Малика, вы бы знали об этом?
На глаза мне падает полупрозрачная пелена, и мгновенно возникает ощущение, что нас с Кайзером разделяет искаженное восприятие. Его или мое, не знаю.
– Что вы имеете в виду?
– В последние несколько дней я много о вас думал. Ваши приступы паники на месте преступления. Ваша история болезни – то, что мне о ней известно, по крайней мере. Характерный почерк преступника, главным образом состоящий из следов укусов, которые можно имитировать. А как это сделать, вам известно лучше, чем кому‑либо. И тот факт, что вы подвергались сексуальным надругательствам…
– Кто вам сказал? – перебиваю я, и голос у меня дрожит. – Шон?
– Да.
– Сукин сын!
– Прошу прощения, Кэт. Но я думаю, что «вьетнамский синдром» и прошлое сексуальное насилие могли привлечь вас к Малику, после чего вы стали его пациенткой, даже не сознавая этого.
– Господи Боже мой! Вы что, серьезно полагаете, что я могла убивать этих мужчин, не осознавая этого?
Кайзер пожимает плечами.
– Я всего лишь рассматриваю возможные варианты. О которых могут заговорить другие. Кармен Пиацца, например. Она не знает всего, что знаю я, но то, что она знает, ей не нравится. Я несколько раз прослушал запись вашего разговора с Маликом. Он говорил о множественном расщеплении личности и что вы как раз страдаете подобным множественным расщеплением, только называется оно по‑другому. С учетом ситуации, в которой я вас только что обнаружил, с моей стороны будет безответственно не учитывать этого.
Ощущая на себе яростные взгляды Пиаццы и ее питбулей, я никак не могу призвать на помощь внутренние резервы, чтобы выстроить правильную линию защиты.
– Джон, я не убивала Натана Малика. Равно как не убивала и не помогала ему осуществить убийство любой из шести жертв в вашем деле. Теперь что касается множественного расщепления личности… Если бы я действительно им страдала, то, гарантирую, и не подозревала бы, что совершила что‑либо из вышеупомянутого. Я была бы твердо уверена в своей невиновности. Но вы имеете представление о том, как редко встречается подобное заболевание? Даже среди людей, пострадавших от сексуального насилия? Это один из захватывающих воображение мифов, подобно амнезии. За последние двадцать лет Голливуд состряпал о нем больше фильмов, чем за всю историю человечества было зарегистрировано случаев этого заболевания в действительности.
Кайзер смотрит на меня, как пилот бомбардировщика, решающий, стоит ли сровнять с землей подозрительную деревню противника. Малейший нюанс может склонить чашу весов в ту или иную сторону.
– Если вы позволите посадить меня в тюрьму, – продолжаю я – то потеряете свой лучший шанс раскрыть это дело.
– Почему?
– Доктор Малик сказал, что я знаю правду о том, что случилось, и должна лишь найти способ вытянуть ее из памяти. Я думаю, то же самое вполне справедливо в отношении этого дела. Каким‑то образом они связаны.
– Быть может, Малик имел в виду альтернативную личность внутри вас?
– Господи, да вернитесь же вы с небес на землю! Вы разговариваете с женщиной, которая забеременела от женатого мужчины. Я пытаюсь бросить пить и только что узнала, что подвергалась сексуальному насилию со стороны кого‑то из членов своей семьи. У меня нет времени носиться кругами и убивать людей для развлечения или ради выгоды. О'кей?
В глазах Кайзера промелькнуло какое‑то непонятное выражение – человечность, может быть. Потом он в очередной раз взглянул через мое плечо на Пиаццу. Кайзер моя единственная надежда остаться на свободе.
– Я разговаривала с Маликом по телефону, – признаюсь я. – Он рассказал мне кое‑что об этом деле. Если вы меня арестуете, то никогда не узнаете, что именно.
– Что он вам рассказал? – интересуется он, прищурив глаза.
– Вы нашли коробку в его номере?
– Нет. Что в этой коробке?
Я лишь качаю головой в ответ.
Кайзер хватает меня за запястье.
– Идемте со мной.
Он тащит меня к «Краун‑Виктории», в которой я уже имела честь прокатиться несколькими днями раньше. Я оглядываюсь через плечо. Два детектива из Управления полиции Нового Орлеана идут следом. Кайзер вталкивает меня на заднее сиденье и садится рядом.
Оказавшись в небольшом замкнутом пространстве, я вновь ощущаю исходящий от него магнетизм – как и тогда, у меня дома, когда мы были с Шоном.
– И что сейчас будет? – задаю я вопрос.
Он напряжен и взвинчен.
– Не знаю, но наверняка что‑нибудь интересное.
Один из детективов стучит по стеклу.
– Не выходите из машины, пока я не разрешу, – предостерегает Кайзер.
– Хорошо, не выйду.
Он выходит из машины и закрывает за собой дверцу. Снаружи разгорается горячий спор, но Кайзер постепенно отводит детективов в сторону, так что до меня долетают лишь обрывки разговора. Как в тумане, я слышу отдельные слова. Арест. Тайный сговор. Соучастие и оказание помощи. В перепалку вступает женский голос. Капитан Пиацца разглагольствует о юрисдикционном контроле и федеральном вмешательстве. До меня долетает слово «психопатка». Кайзер, должно быть, разговаривает приглушенным голосом, потому что я его не слышу. Спустя пару минут Кайзер возвращается и усаживается рядом со мной.
– Меня арестуют?
– Они хотят это сделать. Пиацца думает, что вы лгали нам с самого начала. Что вы снабжали Малика информацией о ходе расследования. Она отстранила от дела Шона и теперь хочет содрать с вас кожу живьем. Она хочет сама допросить вас.
– Просто замечательно!
Кайзер впивается в меня взглядом.
– Что было в коробке, о которой вы говорили, Кэт? В данную минуту это единственное, что может спасти вас от тюрьмы.
– Фильм.
По глазам Кайзера я вижу, как он со скоростью света делает необходимые выводы.
– Оборудование для видеосъемки, – говорит он. – Аппаратура, которую мы обнаружили на тайной квартире Малика. Так она предназначалась как раз для этого?
– Браво!
– И что это за фильм?
– Малик снимает документальный фильм о сексуальном насилии. Об экспериментальной лечебной группе, с которой он работал. О «группе X».
– Будь я проклят!
– Она состоит только из женщин. Он сказал, что применял радикальные методы лечения. Что это работа всей его жизни. Ни за что не поверю, что Малик покончил с собой до того, как закончил фильм. И он, похоже, считал, что многие готовы на все, только бы этот материал не увидел свет.
Кайзер некоторое время обдумывает услышанное.
– Он назвал вам имена хотя бы некоторых пациентов из этой его «группы X»?
– Нет.
– Ваша тетя входила в их число?
– Он не сказал. Я не знаю.
– Вы разговаривали со своей тетей?
– Нет.
– Проклятье! Теперь, когда Малик мертв, мы можем и не узнать кто был в этой группе. Разве что ваша тетя поможет нам.
Это не все, чего мы никогда не узнаем, – с отчаянием думаю я. – Тайна моей жизни могла умереть вместе с Маликом. Разве только Энн знает ее. Знает и расскажет мне…
– А в фильме показаны женщины из «группы X»?
– Да. Предположительно, они заново переживают сексуальное насилие перед камерой.
– Полагаю, убийца Малика забрал фильм с собой.
Я одаряю Кайзера слабой улыбкой.
– Вот теперь вы мыслите вполне разумно.
Он оглядывается на детективов из Управления полиции Нового Орлеана, которые со злостью рассматривают нашу машину.
– Будь оно все проклято! Расскажите мне об этой комнате в мотеле, Кэт.
– Я узнала, где находится Малик, за пять минут до того, как приехала сюда. Он дал номер телефона, по которому я должна была ему позвонить. Когда я приехала, дверь была открыта. Я вошла внутрь и обнаружила его в ванной. Кровь на стене была совсем свежей. Потом я увидела пистолет у него в руке.
– А что, если Малик был убийцей и застрелился, посчитав, что его «дело» все‑таки закончено? После шестой жертвы, я имею в виду?
Я качаю головой.
– На самом деле вы так не думаете, Джон. Делом Малика был его фильм, а не убийство. Расскажите мне о шестой жертве.
Кайзер оглядывается на мотель. Пиацца снова подошла к своим детективам.
– Его зовут Квентин Баптист. Он был детективом убойного отдела Управления полиции Нового Орлеана.
– Что? Проклятье!
– Угу. Скорее всего, Баптист снабжал убийцу информацией о ходе расследования – вольно или невольно. Это одна из причин, по которой Пиацца хочет повесить это дело на вас.
– Сколько лет было Баптисту?
– Сорок один.
– Пока это самая молодая жертва. Шон сейчас работает на месте преступления?
– Он направлялся туда, когда я уехал. Сейчас он уже наверняка знает о том, что здесь произошло. Надо увезти вас отсюда.
– Как насчет родственников женского пола?
– Что?
– Вы проверили родственниц Баптиста женского пола? Одна из них могла быть пациенткой Малика. Одна из них могла входить в состав «группы X». Если ему исполнился только сорок один год, я бы проверила дочерей, падчериц и племянниц. А также братьев и отцов этих женщин.
– Я как раз собирался отдать соответствующие распоряжения, когда мы получили приказ ехать сюда. Поскольку Баптист был полицейским, нетрудно… – Внезапно его лицо искажается. – Проклятье!
В нескольких ярдах от нас с визгом тормозит темно‑зеленый «сааб». Шон выскакивает из машины и мчится к мотелю. Кайзер подносит к губам рацию:
– Ричард, немедленно сюда. Не говори детективу Ригану, где доктор Ферри.
– Шон снова живет дома? – интересуюсь я.
Кайзер встречается со мной взглядом.
– Я думаю, да. Пытается помириться с женой.
– Сделайте так, чтобы он узнал, что со мной все в порядке.
– Хорошо.
Передняя дверца «Краун‑Виктории» распахивается, и за руль прыгает агент ФБР в сером костюме, Ричард. Он заводит мотор, когда из номера восемнадцать выскакивает Шон и обводит взглядом парковочную площадку. Наши глаза встречаются. Он устремляется к машине, но водитель Кайзера выруливает на бульвар Уильямса раньше, чем Шон успевает добежать до нас.
Мы уже в трех кварталах от мотеля, когда на меня снисходит откровение. У меня кружится голова, как от сильного удара.
– Поворачивайте назад!
– Это было бы ошибкой, – возражает Кайзер. – Для вас обоих.
– При чем здесь Шон? Череп… Я должна увидеть этот череп.
– Зачем?
Я пытаюсь справиться с возбуждением.
– Зубы этого черепа оставили следы укусов на жертвах. Я уверена.
– Поворачивай! – командует Кайзер.
Менее чем через минуту Ричард доставляет нас обратно к «Тибодо». «Сааб» Шона уже уехал. Должно быть, капитан Пиацца ясно дала ему понять, что если он будет нас преследовать, то это самым плачевным образом скажется на его карьере.
Вызванная Кайзером по радио женщина‑эксперт подходит к нашей машине, держа в руках череп, упакованный в большой пластиковый пакет «зиплок». Кайзер опускает стекло, берет череп у эксперта и кладет его мне на колени.
Отполированный череп смотрит на меня с сардонической ухмылкой, на которую я обратила внимание еще в ванной мотеля. Кости слегка отливают желтым – должно быть, кто‑то обработал его консервационным лаком.
– Мне нужны перчатки.
– Дайте ей перчатки, – приказывает Кайзер эксперту.
Сердце у меня учащенно бьется, пока я пытаюсь натянуть латексные перчатки эксперта, которые вывернулись наизнанку, когда она их снимала. Даже не разжимая челюсти черепа, я вижу, что его боковые резцы – искусственные, протезированные, как и те, что оставили отметины на телах наших жертв. Надев перчатки, я открываю «зиплок» и вынимаю череп.
За время работы мне приходилось держать в руках великое множество черепов. Одни были клинически стерильными, подобно этому, другие – с помощью экскаватора только что извлечены из мест массовых захоронений в Боснии. Черепа, похожие на этот, часто можно увидеть в кабинетах дантистов и врачей. Они великолепно подходят для того, чтобы прочесть пациенту лекцию, хотя и придают медицинскому офису некоторую жутковатую мрачность.
Верхняя челюсть легко опускается на пружинах, прикрепленных шурупами к внутренней поверхности скуловой кости и нижней челюсти. Сравнительный анализ следов укусов может превратиться в утомительное и длительное мероприятие, но иногда для этого не требуется быть семи пядей во лбу. И сейчас как раз такой случай. Верхняя арка следов укусов, оставленных на месте преступления, отпечаталась в моей памяти, и зубы верхней челюсти этого черепа идеально совпадают с ней.
– Ну? – спрашивает Кайзер.
– Совпадение полное.
Глава сорок третья
Пока мы несемся вдоль берега озера Понтшартрен по направлению к местной штаб‑квартире ФБР, Кайзер по телефону разговаривает с кем‑то, несомненно, обладающим большой властью. Голова у меня по‑прежнему раскалывается от боли, которая теперь сконцентрировалась позади глазных яблок. Череп лежит на переднем сиденье, рядом с водителем.
Наконец Кайзер заканчивает разговор и поворачивается ко мне.
– Шеф полиции лезет на стенку из‑за того, что я не позволил Пиацце арестовать вас. Теперь, когда я увез вас с места преступления, он звонит моему боссу. Скоро начнется маленькая бюрократическая грызня.
– Меня арестуют?
– Наше местное отделение одновременно является и штабом оперативной группы. Если вы какое‑то время пробудете там, не поднимая шума, то, скорее всего, сможете избежать тюрьмы.
– Послушайте, мое появление в этом мотеле просто манна небесная для убийцы. Это ведь он дал наводку, где вы найдете орудие убийства и видеооборудование, а потом сообщил местонахождение мотеля и черепа. Он пытается подставить Малика. И то, что туда явилась и я, стало для него своего рода бонусом. Если вы догадались, что самоубийство было подстроено, то обвинить в этом можно меня. Уж я‑то со своим опытом знаю, как это сделать.
– Все сходится, – соглашается Кайзер, – но я могу предложить и другой сценарий, который столь же удачно вписывается в происходящее.
– Только не эти фантазии о множественной личности!
– Нет. Женщины из «группы X» знают, что Малик убивает насильников и что он среди прочих убил невиновного. И у одной из них случается кризис совести. Как у женщины, которая пыталась покончить с собой, Маргарет Лавинь.
– Лавинь все еще в коме?
– Да. Собственно, я даже думал, что нашим неизвестным абонентом может быть ваша тетя.
– Голос принадлежал женщине?
– Да.
Я поворачиваюсь к озеру и молча всматриваюсь в серые волны. Возможно, тетя Энн действительно могла бы сделать эти звонки. Но почему‑то я в этом сомневаюсь. Если Энн заплатила за Малика залог, то что могло так быстро настроить ее против него? Она узнала, что был убит невинный человек? Может быть. Но я сомневаюсь, что такой факт мог поколебать ее лояльность.
– На лице мертвого полицейского обнаружены следы укусов?
– Причем самые жестокие и многочисленные.
– Это личная месть, Джон. И следы укусов оставлены еще при жизни. Это своего рода пытка. Но жертву, до того как искусать, необходимо было лишить возможности двигаться.
– И…
– И наш убийца – женщина. Я подозревала это с самого начала. Скорее всего, одна из входящих в «группу X».
Кайзер медленно выдыхает.
– Это возможно, конечно, но, учитывая способ убийства, маловероятно. Нет никаких упоминаний о том, что женщина когда‑либо совершала подобные убийства на сексуальной почве. Ни одного.
– Пять минут назад вы практически обвинили в этом меня!
– Вы особый случай. Ваше прошлое, ваша подготовка в качестве судебно‑медицинского эксперта… И я предположил, что вы помогали Малику. То есть сценарий работы в смешанной команде, состоящей из мужчины и женщины.
– Почему тогда не две женщины? Мы же не знаем, сколько человек входило в «группу X».
– Продолжайте.
– Как только мы связали Малика с теми двумя его пациентками, убийца поняла, что мы наступаем ему на пятки, даже если сами этого не знаем. Поэтому она подбросила пистолет в квартиру Малика и сдала ее нам. Мы подбирались все ближе, поэтому следующим ходом она преподнесла нам Малика и череп в красивой подарочной упаковке. И сейчас наша девочка наверняка чувствует себя в безопасности.
Кайзер выжидательно смотрит на меня. Что‑то засело на задворках памяти, какая‑то деталь, но пока что она ускользает от меня.
– Вы обнаружили хоть что‑нибудь интересное относительно родственниц Квентина Баптиста?
– Подождите минутку. – Он звонит капитану Пиацце. Их разговор короток и конкретен. Положив трубку, Кайзер объявляет: – У детектива Баптиста было шесть кровных родственниц. Жена, три племянницы, две дочери.
– Сколько лет дочерям?
– Пиацца не может назвать их возраст, но одна работает учительницей, вторая – няней в центре дневного ухода за детьми. Одна из племянниц совсем недавно закончила полицейскую академию.
– Та‑ак, эта знает, как обращаться с оружием… – Я думаю вслух. – Как и, держу пари, дочь первой жертвы. Морленд. Ребенок кадрового военнослужащего, дочь полковника.
– Мы не спускали глаз с дочери Морленда, внимательно следили за каждым ее шагом, поскольку она была родственницей первой жертвы. Она чиста, Кэт. Но я прямо сейчас дам команду оперативной группе вплотную заняться родственницами Баптиста. И все‑таки… Женщина‑убийца – слишком уж невероятное предположение, если исходить из того, что у нас есть.
– До Эйлин Вуорнос у нас тоже не было прецедентов. Забудьте о прошлом, Джон. Посмотрите на улики у себя под носом.
На горизонте появляется высокий белый парус. Мои глаза отдыхают, глядя на него. Когда веки тяжелеют, я вспоминаю о таблетке валиума, проглоченной перед поездкой в мотель.
– Как ваша голова? – проявляет заботу Кайзер.
– Болит. Прошлой ночью я неважно спала, так что, перед тем как отправиться в мотель, приняла валиум.
– У вас может быть сотрясение мозга. Может, стоит сделать компьютерную томографию?
– Просто отвезите меня в местное отделение. Мне нужно отдохнуть.
– Если захотите прилечь, я оставлю с вами сиделку.
– Делайте, что хотите. А я отправляюсь в постель.
Я прислоняюсь лбом к стеклу, но тут мой сотовый начинает наигрывать «Кровавое воскресенье». Я опускаю руку в карман. Он пуст.
– Ваш телефон у меня, – заявляет Кайзер, держа его так, чтобы я могла видеть экран. – Вам знаком этот номер?
– Нет, но это код северной части побережья Мексиканского залива. Может быть, это Энн. Я оставила ей сообщение с просьбой перезвонить.
Кайзер быстро анализирует ситуацию, потом протягивает мне телефон.
– Только не говорите ей, что Малик мертв.
Я киваю и нажимаю «ответ».
– Алло?
– Привет, Кэт, малышка!
Сердце готово выскочить у меня из груди. Это Энн. Я быстро киваю Кайзеру, и тот напряженно замирает.
– Как дела, девочка?
В голосе Энн слышится дрожащая хрупкость, которую я привыкла связывать с приступами болезни. Как мне вести себя с ней?
– Собственно говоря, не очень хорошо, – устало отвечаю я.
– Судя по голосу, тебе нужно выпить.
– С удовольствием, но я стараюсь завязать.
– Ух ты! В сообщении сказано, что ты знаешь что‑то такое обо мне и докторе Малике. Что конкретно тебе известно?
– Я знаю, что ты заплатила залог за него. Это знает и ФБР.
– В этом нет ничего противозаконного, не так ли?
Мгновенный, рикошетом ответ вопросом на вопрос. У нее определенно приступ маниакального психоза.
– Доктор Малик замешан в нескольких убийствах, Энн.
Пауза. Потом из трубки доносится голос женщины, полагающей себя неуязвимой и умной:
– «Замешан» – это очень туманное определение, девочка. Натан не мог сделать того, что ему приписывают. Я знаю мужчин, милочка. В Натане этого нет.
Энн знает мужчин так, как поджигатель знает, что такое огонь.
– В последнее время я с ним общаюсь довольно тесно, – говорю я.
– Ты знаешь, где он?
Теперь я слышу нотки беспокойства.
– Да. – Я закрываю глаза. – Его снова арестовали.
– Арестовали? – Тревога, звучащая в одном‑единственном слове, не вызывает сомнения. – Где?
– Здесь, в Новом Орлеане. Думаю, тебе следует приехать повидаться с ним. Да и я хотела бы с тобой поговорить. Ты в Билокси?
– Нет.
– Где‑нибудь поблизости?
Снова пауза.
– Прости меня, девочка. Не думаю, что прямо сейчас стоит тебе все рассказывать. Ты знаешь, как это бывает. Ты сама всегда держала язык за зубами.
– Ты права. Но иногда я жалею об этом. Я бы очень хотела чтобы все мы разговаривали друг с другом больше и чаще.
– Ох, милая… я тоже. Желаю тебе найти общий язык с Натаном. Для меня он сотворил чудо.
– Я и сама этого хочу, – отвечаю я почти чистую правду. – Я недавно обнаружила кое‑что в своем прошлом, что буквально сводит меня с ума. Я бы хотела задать тебе несколько вопросов. Чтобы понять, не случилось ли с тобой того же.
– Ох, девочка моя! – хриплым голосом отвечает Энн. – Я так о тебе беспокоюсь. Но об этом лучше поговорить с Натаном, а не со мной.
Неужели она хочет дать понять, что и сама подверглась насилию? Иначе почему бы ей беспокоиться обо мне?
– Почему ты так обо мне волнуешься?
– Ты очень похожа на меня, Кэт. Гвен говорила, что тебе поставили диагноз «циклотимия», но это та же биполярность, только под другим именем. У нас это в крови. И Натан – настоящий специалист. А я не в состоянии сейчас раздавать советы.
Кайзер, беззвучно шевеля губами, пытается мне что‑то сказать. Похоже, он говорит: «Группа X».
– Доктор Малик рассказывал мне о чем‑то, что называется «группа X». Мне показалось, это действительно что‑то крутое. Он рассказал и о фильме. Словом, обо всем. Ты тоже в этом участвовала?
Энн начинает было отвечать, но потом замолкает. Но я чувствую, что она слушает меня. Слушает, сконцентрировав разум, пребывающий на пике маниакального психоза. По коже у меня ползут мурашки. Мне знакомо чувство гиперсосредоточенности, когда рассудок выходит на этот уровень. Если прислушаться к траве, то можно услышать, как она растет.