“Сумрак судьбы?” — переспросил Дюдермонт.
“О, очень хорошее заклятье”, — начал взволнованно говорить Харкл. “Быстро свершает, ну знаешь там — двигай жизнь вперед — и так далее. Показывает, куда идти. Даже доставляет тебя туда, кажется, но не объясняет, зачем”. Маг поднял руку к краю подбородка, и его одеяло снова соскользнуло, но он, похоже, этого не заметил. “Над этим надо будет поработать. Да, да тогда я узнаю, зачем я здесь”.
“Ты даже не знаешь?”, — спросила Кэтти‑бри и повернулась к бортику, даже наклонилась через него, чтобы не смотреть на костлявые ягодицы Харкла.
“Полагаю, что принимаю приглашение”, — ответил Харкл.
Выражения лица Кэтти‑бри выражало истинное сомнение, как и лицо Дриззта.
“Это правда!” — неистово запротестовал Харкл. “О, как удобно все забыть. Я считаю, не надо говорить того, чего не имеешь в виду. Когда ты, вы оба”, — он посмотрел с одного на другого, шатая пальцем — “проходили через Лонгсэдл шесть лет назад, вы упомянули, что надеетесь, что наши пути, снова пересекутся. ‘Если когда‑либо ты будешь рядом с нами’. Это ваши собственные слова!”
“Я не — ”, — начал Дриззт, но Харкл жестом приказал ему замолчать, потом бросился к переполненному мешку, который он притащил с собой, и который высыхал на палубе. Его одеяло соскользнуло еще дальше, но он был слишком занят своим занятьем, что бы это заметить. Кэтти‑бри даже не стала отворачиваться, просто усмехнулась и потрясла головой.
Харкл вытащил из мешка маленький флакончик, из скромности поправил одеяло, и отскочил назад, чтобы встать рядом с Дриззтом. Вызывающе щелкая пальцами в воздухе перед дроу, маг выдернул пробку.
Из флакона раздался голос Кэтти‑бри. “Если когда‑либо ты будешь рядом с нами”, произнесла она, “загляни”.
“Вот так”, — сказал Харкл, надменным голосом, суя пробку на место. Он долго стоял, руки на бедрах, пока улыбка Дриззта не стала заразительной. “Так все‑таки где же мы?” — спросил маг, поворачиваясь к Дюдермонту.
Капитан посмотрел на рэйнджера‑дроу, Дриззт в ответ мог лишь пожать плечами. “Идем, я покажу тебе”, — сказал капитан, ведя мага к своей каюте. “И я дам тебе нормальную одежду поносить, пока не высохнет твоя мантия”.
Когда эти двое ушли, Кэтти‑бри подошла к другу. Робиллард стоял неподалеку, глазея на них обоих.
“Молитесь, что мы не встретим пиратов, с кем придется драться, пока не избавимся от груза”, — сказал волшебник.
“Харкл попытается помочь”, — ответила Кэтти‑бри.
“Молитесь посильнее”, — проворчал Робиллард и отошел.
“Надо быть осторожней со словами”, — заметил Дриззт Кэтти‑бри.
“Это спокойно мог бы быть и твой голос”, — резко ответила молодая женщина. “К тому же, Харкл действительно пытался помочь в сражении”.
“Он легко мог бы поглотить и нас, волной или огнем”, — быстро напомнил ей Дриззт.
Кэтти‑бри вздохнула, ей нечего было ответить. Они повернулись в сторону каюты Дюдермонта, где капитан стоял с Харклом, собираясь войти.
“Так на наших пиратских друзей ты наколдовал сумрак судьбы?” — спросил Дюдермонт, пытаясь выглядеть заинтересованным.
“А?” — ответил Харкл. “Это? О нет, нет, это был огненный шар. Я хорошо умею их колдовать!” Харпелл взял паузу и опустил глаза, входя в каюту за Дюдермонтом. “Вот только этот я нацелил слишком низко”, — тихо признался Харкл.
Кэтти‑бри и Дриззт посмотрели друг на друга, за тем на Робилларда. “Молиться”, прошептали трое в унисон.
* * * * *
Дриззт и Кэтти‑бри ужинали этой ночью отдельно, вместе с Дюдермонтом, который казался более оживленным, чем он был с тех пор, когда они выплыли из Уотердипа. Двое друзей несколько раз пытались извиниться за появление Харкла, но Дюдермонт сметал подобные мысли, давая понять, что вовсе не расстроен появлением Харпелла.
Наконец, Дюдермонт откинулся в кресло, вытер свою бородку атласной салфеткой и сильно уставился на пару друзей. Они замолчали, понимая, что капитан собирался сказать им что‑то важное.
“Мы находимся в этих водах не случайно”, — притупив взгляд, признался Дюдермонт.
“И мы не плывем во Врата Балдура”, — урезонил Дриззт, который, все подозревал с самого начала. Предположительно Морская Фея плыла во Врата Балдура, но Дюдермонт не особо заботился о том, что бы держатся ближе к берегу, что было более прямым и безопасным путем. Путем, который скорей всего позволил бы им найти и захватить пиратов.
И, снова, установилась длинная пауза, как будто капитан, что‑то улаживал в своей голове, прежде чем открыто признаться им. “Мы поворачиваем на запад, к Минтарну”, — сказал Дюдермонт.
У Кэтти‑бри повисла челюсть.
“Свободный порт”, — напомнил и предупредил Дриззт. Остров Минтарн заработал репутацию рая для пиратов и других беглецов, грубое и беспорядочное место. Как примут в таком порту Морскую Фею, поборника правосудия?
“Свободный порт”, — согласился Дюдермонт. “Свободный для пиратов и свободный для Морской Феи нуждающейся в информации”.
Дриззт не стал, открыто спрашивать капитана, но его лицо, выдававшее сомнения, говорило громче.
“Лорды Уотердипа полностью передали мне Морскую Фею ”, — немного резко сказал Дюдермонт. “Теперь она мой корабль подчиняющийся только моим приказам. Я могу вести ее в Минтарн, на Муншаез, хоть до Руатима, если так угодно, и пусть никто не задает мне вопросов!”
Дриззт откинулся на спинку кресла, уязвленный резкими словами и удивленный тем, что Дюдермонт, открыто называвший его другом, вел с ним себя как с нарушителем субординации.
Капитан открыто поморщился при виде разочарования дроу. “Прошу прощенья”, — тихо сказал он.
Дриззт двинулся вперед, обопрясь локтями о стол, что бы быть ближе к Дюдермонту. “Кэрвич?” — спросил он.
Дюдермонт посмотрел ему прямо в глаза. “Доппельгангер говорил о Кэрвиче, значит, я должен плыть на Кэрвич”.
“А ты не думаешь, что приплывешь прямо в ловушку?” — вмешалась Кэтти‑бри. “Отправившись туда, куда они хотели, чтобы ты отправился?”
“Кто?” — спросил Дюдермонт.
“Тот, кто послал доппельгангера”, — резонно заметила Кэтти‑бри.
“Кто?” — снова спросил Дюдермонт.
Кэтти‑бри пожала плечами. “Пиночет?” — сделала она догадку. “А возможно какой‑нибудь другой пират, почувствовавший на себе Морскую Фею ”.
Дюдермонт отклонился к спине стула, как и Дриззт. Все трое просидели в тишине, несколько долгих мгновений. “Я не могу, и верю, что вы тоже не можете, плавать вверх вниз по Побережью Мечей, как будто ничего не произошло”, объяснил капитан. Дриззт закрыл свои лиловые глаза, ожидая подобного ответа и соглашаясь с его логикой. “Кто‑то могущественный, ведь наемные доппельгангеры редки и недешевы, желает моего отречения от моря и конца Морской Феи, и я намереваюсь узнать, кто это может быть. Я никогда не бегал от драки, как и моя команда, и любой, кто не готов плыть на Кэрвич, сойдет на берег в Минтране и поймает попутный корабль до Уотердипа за мой счет”.
“Никто не сойдет”, призналась Кэтти‑бри.
“И все же мы даже не знаем, существует ли Кэрвич на самом деле”, — заметил Дриззт. “Многие утверждают, что были там, но это байки мореходов, байки слишком часто преувеличенные выпивкой или шумихой”.
“Так мы и выясним”, — сказал Дюдермонт тоном завершенности. Ни Дриззт, ни Кэтти‑бри, оба желавшие встретить проблему лицом к лицу, не высказали ни слова несогласья. “Возможно, не так уж плохо, что появился ваш приятель маг”, — продолжил капитан. “Другой маг, обладающий знаниями в области мистических искусств, может помочь нам разобраться в этой тайне”.
Кэтти‑бри и Дриззт обменялись сомнительными взглядами; капитан Дюдермонт явно не знал Харкла Харпелла! Но больше они об этом не говорили, и закончили трапезу, обсуждая более существенные проблемы управления кораблем и командой. Дюдермонт хотел плыть в Минтарн, значит, Кэтти‑бри и Дриззт последуют за ним.
После еды, двое друзей в прогулочном темпе вышли из каюты капитана, и пошли гулять под сводом брильянтовых звезд по почти пустынной палубе шхуны.
“Тебе стало легче после рассказа капитана”, — подметила Кэтти‑бри.
После минутного удивления Дриззт кивнул.
“Ты думал, что нападение в Уотердипе связано с тобой, а не с Дюдермонтом или Морской Феей ”, — продолжила Кэтти‑бри.
Дроу просто стоял и слушал, так как, как обычно, восприимчивая женщина в точности поняла его чувства, читая его как раскрытую книгу.
“Ты всегда будешь бояться, что каждая опасность исходит из твоего дома”, — сказала Кэтти‑бри, подходя к бортику и наклоняясь, чтобы увидеть отраженье звезд в качающихся водах.
“Я нажил себе много врагов”, — ответил Дриззт, присоединившись к ней.
“Ты оставлял их, похороненными по своим следам”, — смеясь, сказала Кэтти‑бри.
Дриззт разделил с ней смешок, и он вынужден был признать, что она права. Он полагал, что в этот раз, это не связано с ним. Уже несколько лет, он был актером в большей постановке мира. Личный характер опасностей, которые следовали за ним с тех пор, как он покинул Мензоберранзан, казался пережитком прошлого. Сейчас, под звездами, с Кэтти‑бри подле него, в тысячах миль и многих годах от Мензоберранзана, Дриззт До’Урден чувствовал себя истинно свободно и беззаботно. Он не боялся плаванья в Минтарн, или к любому мистическому острову после, какие бы слухи о появляющихся призраках, не преследовали его. Дриззт До’Урден никогда не боялся опасностей. Он жил на краю по собственному желанию, и если у Дюдермонта были проблемы, то Дриззт был более чем готов поднять свои скимитры.
Кэтти‑бри чувствовала себя также, со своим луком, Тулмарилом, а ее великолепный меч — Кхазид’хеа, висел на бедре, всегда готовый к бою. Готова была и Гвенвивар, всегда верная спутница. Дриззт не боялся опасности, только вина могла согнуть его стоические плечи. Казалось, в этот раз на нем не было ни вины, ни ответственности за нападение и за курс, выбранный Морской Феей. Он был лишь актером, самовольно принявшим роль, в пьесе Дюдермонта.
Они с Кэтти‑бри грелись на ветре и брызгах, и долгими часами молча наблюдали за звездами.
Глава 6
Кочевники
Киерстаад, сын Ревджака, опустился коленями на мягкий дерн, пробороздив ими землю. Он был невысокого роста по стандартам кочевников Долины Ледяного Ветра, едва достигая шести футов, и он не был так мускулист, как большинство варваров. У него были длинные светлые волосы, цвет его глаз напоминал небо в ярчайшие дни, а его улыбка, которую он редко демонстрировал, сияла от теплоты души.
Через равнинную тундру Киерстаад видел покрытую снегом вершину Горы Кельвина. Это была одинокая, единственная гора на тысячу квадратных миль земли, называемой Долиной Ледяного Ветра, ветреной голой тундры, расположенной между Морем Движущегося Льда и северо‑западным отрогом гор Мирового Хребта. Киерстаад знал, что если он пройдет еще несколько миль в сторону горы, то увидит кончики мачт рыболовецких судов, плавающих по Лак Диннесшеру — второму по величине из трех озер региона.
Несколько миль до другого мира, осознал Киерстаад. На самом деле, он был всего лишь мальчиком, повидавшим всего семнадцать зим. Но за это время, он повидал Королевства, видел жизни большее, чем большинство людей в мире даже знало. По зову Вулфгара, он пропутешествовал далеко, далеко, вместе со многими воинами, из Долины Ледяного Ветра в место под названьем Сэттлстоун. Он праздновал свой девятый день рождения в дороге, вдали от семьи. В одиннадцать молодой варвар бился с кобольдами, гоблинами и эльфами дроу, сражаясь подле Берктгара Храброго — главы Сэттлстоуна. Именно Берктгар решил, что настало время народу варваров, вернутся в Долину Ледяного Ветра, дом их предков, и к путям их праотцев.
Киерстаад много повидал, он прожил две разных жизни, казалось, что он жил в двух разных мирах. Сейчас он был кочевником, охотником в открытой тундре, и его восемнадцатилетие, а с ним и первая самостоятельная охота приближались. Хотя, глядя сейчас на Гору Кельвина и зная о рыболовецких судах на Лак Диннесшере, на Маер Дуалдоне на западе и на Редуотерсе на юге, Киерстаад осознал, насколько ограниченным стало его существование, и на сколько шире был мир. Этот мир был всего лишь в нескольких коротких милях от того места, где он сейчас стоял на коленях. Он мог представить себе рынки Брин Шандера, самого большого из десяти городов, окружавших озера. Он мог представить себе раскрашенные во множество цветов одеяния, драгоценные камни, волнение, когда караваны торговцев приезжали с наступлением весны, южан, обменивающих украшения, вырезанные из головной кости форели, в изобилии имевшейся в трех озерах.
Одеяние самого Киерстаада было коричневым, как тундра, как олени, на которых охотились он и его народ, как палатки, в которых они жили.
И все же вздох юноши был не оплакиванием того, что было для него потеряно, а скорее смирением с тем, что теперь это был его путь, путь его предков. Киерстаад вынужден был признать, что в его простоте была красота, а также тяжесть, укрепляющая тело и душу. Хоть Киерстаад и был молод, но он был умен не по годам. Считалось, что это семейная черта, ведь отец Киерстаада — Ревджак, возглавил объединенные племена после ухода Вулфгара. Спокойный и сдержанный, Ревджак не пошел на войну в Мифриловом Зале, объяснив это тем, что он был слишком стар и зациклен на своих путях. Ревджак остался с большинством народа варваров, укрепляя союз между кочевыми племенами, а так же укрепляя связи с населеньем Десяти Городов.
Ревджак не был удивлен, скорее, обрадован возвращению Берктгара, Киерстаада — своего младшего сына — и всех остальных. И все же, с этим возвращением возникло много вопросов, касающихся будущего кочевых племен и лидерства в народе варваров.
“Еще кровь?” — прилетел вопрос, оторвавший юношу от его созерцания. Киерстаад повернулся и увидел других охотников, среди которых был Берктгар, подходящих к нему сзади.
Киерстаад кивнул и указал на запачканную красным землю. Берктгар попал в оленя отличным броском с большого расстояния, но только ранил животное, и оно стало сопротивляться. Всегда эффективные, особенно с животными столь много им дававшими, охотники бросились в погоню. Они не станут ранить животное, чтобы то умерло не взятым. Это был не их путь. Это был, ссылаясь на Берктгара “расточительный путь людей, живших в Дести Городах и к югу от Мирового Хребта”.
Берктгар подошел сзади к склонившемуся юноше, замкнув свой взгляд на далекую Гору Кельвина. “Мы должны скорее поймать зверя”, — заявил Берктгар. “Если он слишком близко подберется к долине, его украдут дварфы”.
Пронеслось несколько кивков согласия и охотничья группа пошла быстрым шагом. На этот раз Киерстаад стал отставать, отяжеленный словам лидера. С того момента, как они покинули Сэттлстоун, Берктгар плохо говорил о дварфах, о народе, который был их другом и союзником, о народе Бруенора, который дрался на войне за доброе дело подле варваров. Что случилось с весельем от победы? Его самым ярким воспоминанием о паре коротких лет проведенных в Сетллстоуне была не война с дроу, а последовавшее за ней празднество, время великого братства между дварфами, любопытными свирфнеблями, и воинами из нескольких окружающих деревень, присоединившимися к делу.
Как все это могло так драматично измениться? Буквально через неделю пути из Сэттлстоуна, история пребывания там варваров, начала меняться. Хорошие времена не упоминались, а на их место пришли рассказы о трагедиях и трудностях, об опущении духа Варваров до мелочных занятий, недостойных Племени Лося или Племени Медведя, или любого из племен предков. Такие речи продолжались всю дорогу вокруг Мирового Хребта, всю дорогу до Долины Ледяного Ветра, и только потом, постепенно они прекратились.
Теперь, со слухами, что несколько сотен дварфов вернулись в Долину Ледяного Ветра, критические замечания Берктгара снова начались. Киерстаад понимал, в чем их причина. Ходили слухи, что сам Бруенор Бэттлхаммер, Восьмой Король Мифрилового Зала, вернулся. Вскоре после войны с дроу, Бруенор вернул трон своему предку Гандалугу, основателю Клана Бэттлхаммер, который вернулся после веков магического заключения от рук эльфов дроу. Даже на пике своего союза, отношения между Берктгаром и Бруенором были натянутыми, ведь Бруенор был приемным отцом Вулфгара, человека выше всех стоявшего в легендах варваров. Бруенор выковал, могучий Эйджис‑фэнг, молот, который в руках Вулфгара, стал самым чтимым орудием всех племен.
Но когда Вулфгар умер, Бруенор не отдал Эйджис‑фэнг Берктгару.
Даже после своих героических достижений в битве против дроу за Долину Хранителя, Берктгар остался в тени Вулфгара. Восприимчивому Киерстааду, казалось, что лидер развернул кампанию по дискредитации Вулфгара, чтобы убедить свой гордый народ в том, что Вулфгар ошибался, что Вулфгар не был сильным лидером, что он даже был предателем своего народа и богов. Их старая жизнь, скитание по тундре свободными от всяких связей, по словам Берктгара, была наилучшим путем.
Киерстааду нравилась его жизнь в тундре, и он не был уверен в том, что расходится с Берктгаром в наблюдениях касающихся того, какой стиль жизни был более почетным. Но юноша вырос, восхищаясь Вулфгаром, и слова Берктгара о мертвом лидере не находили отклика в его душе.
Киерстаад смотрел на гору Кельвина, пока бежал по мягкой, губчатой земле, гадая, правдивы ли слухи. Вернулись ли дварфы, и если да, то был ли среди них король Бруенор?
И если был, то, могло ли случиться так, что он привез с собой Эйджис‑фэнг — самый могущественный из всех молотов?
Киерстаад затрепетал при этой мысли, но все это забылось мгновеньем позже, когда Берктгар заметил раненного оленя, и охота разгорелась с новой силой.
* * * * *
“Веревку!” проревел Бруенор, швырнув на землю бечевку, которую ему дал владелец магазина. “Толщиной с мою руку, проклятые орочьи мозги. Ты думаешь, что эта удержит туннель?”
Взволнованный владелец подобрал бечевку и побрел прочь, ворча на каждом шагу.
Стоявший слева от Бруенора Реджис вздохнул.
“Что?” — потребовал краснобородый дварф, наклоняясь, что бы посмотреть хафлингу прямо в глаза. Дварф ростом в четыре с половиной фута, не на многих мог смотреть свысока, но Реджис как раз был одним из тех.
Реджис своими пухлыми ручками поправил свои кудрявые волосы и хихикнул. “Хорошо, что у тебя глубокая казна”, — сказал хафлинг, ни в малейшей степени не боясь взрывного Бруенора. “Иначе бы Мабойо вышвырнул бы тебя на улицу”.
“Ба!” — фыркнул дварф, выпрямляя свой обломанный, однорогий шлем, пока он отворачивался. “Ему нужна сделка. А мне нужно открыть шахты, это значит деньги для Мабойо”.
“Это хорошо”, — пробормотал Реджис.
“Продолжай хлопать губами”, — предупредил Бруенор.
Реджис посмотрел вверх с любопытством, выражение его лица выражало чистое изумление.
“Что?” — настоял Бруенор, поворачиваясь к нему лицом.
“Ты увидел меня”, — выдохнул Реджис. “И вот опять, ты увидел меня”.
Бруенор начал было отвечать, но слова застряли у него в глотке. Реджис стоял слева от него, а Бруенор потерял свой левый глаз, в схватке в Мифриловом Зале. После войны между Мифриловым Залом и Мензоберранзаном, один из сильнейших жрецов Сильвермуна, прочитал ряд исцеляющих заклятий над лицом Бруенора, на котором был шрам, шедший по диагонали ото лба, через глаз до левой стороны его челюсти. К тому времени рана сильно постарела, и клирик предсказал, что его работа будет, возымеет скорее косметическое действие. И в самом деле, новый глаз в глубине шрама появился лишь несколько месяцев спустя, и лишь по прошествии еще некоторого времени, он вырос до настоящих размеров.
Реджис подтянул Бруенора поближе. Неожиданно, хафлинг закрыл его правый глаз рукой, вытянул палец свободной и подвигал им в сторону левого глаза дварфа.
Бруенор подпрыгнул и схватил двигающуюся руку хафлинга.
“Ты видишь!” — воскликнул он.
Бруенор схватил Реджиса в крепкие объятия, даже перевернул его в воздухе. Это — правда, зрение вернулось в левый глаз дварфа!
Несколько других посетителей магазина наблюдали за эмоциональной вспышкой, и когда Бруенор заметил их взгляды, хуже того, их улыбки, он грубо бросил Реджиса обратно на пол.
Мабойо появился с мотком крепкой веревки в руках. “Вот это удовлетворит твои требования?” — спросил он.
“Для начала сойдет”, — рыкнул на него Бруенор, к которому внезапно вернулось кислое выражение лица. “Мне нужно еще тысячу футов”.
Мабойо уставился на него.
“Сейчас же!” — зарычал Бруенор, — “Принеси мне веревки, или я отправлюсь в Лускан с достаточным количеством повозок, чтобы запастись веревкой, для меня и моего рода, на сто лет вперед!”
Мабойо еще немного поглядел на него, потом сдался и отправился на свой склад. Он уже знал, что дварф выкупит у него запасы многих товаров, в тот момент, когда тот вошел в его магазин с тяжелым кошельком. Мабойо любил распродавать товары медленно, не торопясь, завышая цену каждой покупки и вытягивая как можно больше золота из клиентов. Бруенор, самый тяжелый деловой партнер по эту сторону гор, в эти игры не играл.
“Прозрение не слишком‑то улучшило твое настроение”, — заметил Реджис, как только Мабойо отошел.
Бруенор подморгнул ему. “Подыграй мне, Рамблбелли”, — тихо сказал дварф. “Этот наверняка рад, что мы вернулись. Ведь это удвоит его доходы”.
Это правда, понял Реджис. С возвращением Бруенора и двух сотен дварфов в Долину Ледяного Ветра, магазин Мабойо, самый крупный в Брин Шандере, во всех Десяти Городах, станет процветать.
Конечно, это значило, что Мабойо придется мириться с самыми суровыми из всех клиентов. Реджис незаметно усмехнулся при мысли о сраженьях между Бруенором и продавцом, так как это было примерно десять лет назад, когда каменистая долина к югу от Горы Кельвина раздавалась звоном молотов дварфов.
Реджис уперся взглядом в Бруенора. Хорошо было быть дома.
Часть II
Сумрак Судьбы
Мы центр мирозданья. В мыслях каждого из нас, кому‑то это покажется высокомерием или эгоистичностью, мы центр, а весь мир движется вокруг нас, для нас и из‑за нас. Это парадокс общества, один и все, желания одного часто вступают в конфликт с желаньями всех. Кто из нас не думал, что мир всего лишь личная мечта?
Я не думаю, что подобные мысли высокомерны или эгоистичны. Это всего лишь вопрос восприятия. Мы можем импонировать другим, но мы не можем видеть мир так, как его видит другой человек, не можем судить о том, как различные события влияют на ум и сердце другого, даже друга.
Но мы должны пытаться. Ради блага всего мира, мы должны пытаться. Это тест на альтруизм, основополагающий и не отрицаемый ингредиент общества. В этом и заключается парадокс, ведь логически мы в основном должны больше заботиться о себе, чем о других, и все же, если как рациональные создания мы последуем по этому логическому пути и поставим наши нужды и желанья над нуждами общества, тогда общества не будет.
Я родом из Мензоберранзана, города Дроу, города себя, города эгоцентристов. Я видел этот эгоистический путь. Я видел, как он печально пал. Когда потворство себе управляет тобой, все сообщество теряет, и, в конце концов, все стремящиеся к личной наживе, остаются ни с чем действительно ценным.
Ведь все то ценное, что мы познаем в жизни, приходит к нам от отношений с теми, кто окружает нас. Потому что невозможно материально измерить неосязаемые любовь и дружбу.
Поэтому, мы должны пересилить нашу эгоистичность, должны пытаться; должны заботиться. Я четко это осознал после нападения на капитана Дюдермонта в Уотердипе. Я первым делом подумал, что мое прошлое навлекло беду и снова причинило боль другу. Этого я бы не вынес. Я чувствовал себя старым и уставшим. Впоследствии, знание того, что беду скорей всего наслали старые враги Дюдермонта, вернуло мне желание сражаться.
Но почему? Ни мне, ни Дюдермонту, ни Кэтти‑бри, ни кому‑либо вокруг нас грозила не меньшая опасность.
И все же мои побужденья были искренними, абсолютно искренними, и я познал и понял хотя бы их, если не их природу. Теперь в отражении я понял ее, и я горжусь ею. Я видел падение само потворства; я убежал из того мира. Я скорее умру из‑за прошлого Дюдермонта, чем позволю ему умереть из‑за моего. Я вынесу физическую боль, и даже конец своей жизни. Это лучше чем смотреть на то, как тот, кого ты любишь, страдает и умирает из‑за тебя. Пусть лучше вырвут мое биологическое сердце, чем уничтожат то, в котором теплица любовь, сочувствие и необходимость принадлежать чему‑то большему, чем грубая плоть.
Забавная штука — эти побужденья. Как они парят над логикой, как подавляют самые основные инстинкты. Потому как, по меркам времени, по меркам человечности, мы ощущаем, что эти инстинкты потворства себе — наша слабость, мы чувствуем, что нужды общества стоят превыше желаний индивида. И только когда мы признаем наши неудачи и осознаем свои слабости, мы сможем подняться над ними.
Вместе.
—Дриззт До'Урден
Глава 7
Минтарн
Дриззту пришлось напрячь зрение, чтобы заметить пантеру. Остров Минтарн, находившийся на расстоянии четырехсот миль к юго‑западу от Уотердипа, был окутан толстыми деревьями, и Гвенвивар идеально сливалась с ними, полулежа на ветке, на высоте двадцать футов от земли. Она так хорошо замаскировалась, что олень мог пройти под кошкой, так и не осознав, что он находится в смертельной опасности.
Но сегодня Гвенвивар не охотилась на оленей. Прошло меньше двух часов с тех пор, как Морская Фея зашла в порт, с опущенным флагом, без каких либо опознавательных знаков и с прикрытым названием. Но все же трехмачтовую шхуну было легко узнать, ведь на Побережье Мечей, она была уникальна и множество мошенников, находившихся сейчас в свободном порту, раньше убегали от ее преследования. Так что к Дриззту, Дюдермонту и Кэтти‑бри подошли вскоре после того, как они пришли в Фримэнтл — таверну, находившуюся сразу на выходе из доков.
Сейчас они ждали связного, почти ожидая засаду в лесном массиве, находившемся в сотне ядрах от городка.
Именно тогда и там, Дюдермонт смог оценить истинную ценность таких могущественных и верных друзей. С Дриззтом и Кэтти‑бри, и вечно настороженной Гвенвивар, следящей за всем, капитан не боялся никаких засад, даже если бы против него поднялись все пираты Побережья Мечей! Без этих троих поблизости, Дюдермонт бы был невероятно уязвимым. Даже Робиллард, бесспорно могущественный и в равной степени непредсказуемый, не смог бы смог бы предложить капитану подобную поддержку. По мнению Дюдермонта выше умений этой троицы, стояла лишь их преданность. Ни один из них не бросит его, не смотря ни на какой риск.
Уши Гвенвивар распрямились, и пантера тихонько рыкнула, звук, который остальные скорей почувствовали желудками, чем услышали.
Дриззт низко присел и осмотрел территорию, он указал на восток и на север, а затем, тихий как смерть скользнул в тени. Кэтти‑бри отошла за дерево и приложила стрелу к тетиве Тулмарила. Она попыталась повторить движенья Дриззта, пытаясь увидеть приближение связного, но дроу уже исчез. Казалось, что он просто растворился вскоре после того, как он вошел в густые заросли. Как выяснилось, ей не потребовалось повторять движенья Дриззта, потому что их посетители не были приверженцами тихого и незаметного продвижения по лесу.
Дюдермонт стоял спокойно и открыто, скрестив руки за спиной. Как и всегда он поднял одну руку, что бы поправить трубку, находившуюся у него во рту. Он тоже почувствовал близость других людей, нескольких других людей, занимающих свои места между деревьями за ним.
“Вам здесь не место”, — раздался из тени ожидаемый голос. Говоривший — небольшой человек с маленькими черными глазами и огромными ушами, торчащими из под его подстриженных в форме шара волос — и не представлял себе, что его заметили за двадцать шагов до его нынешнего места, находившегося более чем в десяти ярдах от капитана. Не знал он и того, что семь его спутников были замечены Дриззтом, Кэтти‑бри и особенно Гвенвивар. Пантера тенью двигалась по веткам, расположившись так близко, что она смогла бы достать одним прыжком четверых из них.
По левую сторону от говорившего, один из его спутников заметил Кэтти‑бри и поднял свой лук, направив стрелу на женщину. Он услышал шелест, но прежде чем он успел среагировать, мимо него пронеслась темная фигура. Он взвизгнул, упал на спину и увидел просвистевший мимо плащ лесного цвета. Затем фигура исчезла, не причинив вреда ошеломленному человеку.
“Брер’Кэннон?” — спросил человек, говоривший с Дюдермонтом, с разных сторон послышался шелест.
“Я в порядке”, — быстро ответил потрясенный Брер’Кэннон, поднимаясь и пытаясь понять, чего хотела пронесшаяся мимо фигура. Он понял это, когда, наконец, посмотрел на свой лук и увидел, перерезанную тетиву. “Проклятье”, — выругался Брер’Кэннон, неистово осматривая кисть.
“Я не привык разговаривать с тенями”, — четко сказал Дюдермонт, ровным голосом.
“Ты пришел не один”, — ответил говоривший.
“Ты тоже”, — не колеблясь, сказал Дюдермонт. “Так что выходи, и давай покончим с этим делом, что бы ни привело тебя ко мне”.