– На что смотрите?
Она резко обернулась на звук голоса Бена. Он прислонился к дверной раме, скрестив ноги.
– Ни на что, – резко ответила она, отпустив занавеску. Бен лениво улыбнулся и, подойдя к окну, выглянул наружу. Диаз снова смотрел в другую сторону, его силуэт выделялся на фоне темнеющего неба.
– Диаз – старый чудак, – задумчиво произнес Бен. – Работник из него не слишком, но истории его так хороши, что нам пришлось нанять его. Он незаменим во время охоты по следу.
– Я не спрашивала твое мнение. – Адди вдруг решилась и вышла из комнаты, скользнув мимо Бена по пути к входной двери. Он засунул руки в карманы и последовал за ней.
Когда она пересекла веранду, Диаз повернул голову и слабо улыбнулся, кивнув ей.
– Мистер Диаз, – нервно сказала она, заламывая руки. Его глаза были такими тусклыми, что она могла видеть в них свое отражение. – Не возражаете, если я посижу с вами минутку?
– Конечно. Пожалуйста. – Он жестом разрешил ей делать все, что она пожелает, и она заметила, что у него доброе лицо. Он был старым, убеленным сединами ковбоем, кожа его потемнела от долгих лет работы на солнце, седые волосы приплюснулись от того, что он весь день ходил в шляпе. Тело его было приземистым и крепким, с небольшим животиком, но он был бесспорно вынослив. Руки, огрубевшие и сильные от тяжелой работы, лежали на его колене, пока он сидел на ступеньках, поджав ноги.
Она молча опустилась на ступеньки рядом с ним, сцепив руки на коленях, не думая о том, как испортится ткань ее платья из‑за шершавых ступенек. Бен подошел и уселся на нижнюю ступеньку, делая вид, что не замечает явного желания Адди, чтобы он ушел.
– Я хотела бы кое о чем с вами поговорить, – сказала она Диазу и неловко замолкла. Она не знала, как продолжить. Что именно она надеялась узнать от него? Что же Лиа говорила про него? У него было свое мнение о подобных вещах. Всем нравилось слушать его истории. Он мог предсказывать будущее.., он мог сделать так, что самые безумные вещи казались естественными…
Диаз улыбнулся, словно смог прочесть ее мысли, поднял короткую пеньковую веревку, лежавшую у его ноги и осторожно скрутил ее.
– Гляньте‑ка в небо, – сказал он, махнув кончиком веревки. – Такое чистое, что видна каждая звезда. Ночи, вроде этой, заставляют меня думать. Люди смотрели на те же самые звезды сотню лет назад, наверное, даже думали о них то же самое, что и мы. И через сотню лет они все еще будут смотреть на них. Звезды никогда не изменятся.
– Звучит несколько чудно, – нерешительно сказала Адди.
– Чудно? Да, мэм. Я видел и слышал такие вещи, которые любого разумного человека сделали бы чудным. – Он по‑техасски сильно растягивал гласные. Когда она смотрела на него, в ее сердце пробуждалась надежда, которая все никак не успокаивалась. Понимание, которое она ощущала в нем, вовсе не было принятием желаемого за действительное. Если существовала такая вещь как интуиция, то она заставляла ее задать несколько вопросов. У него были ответы. Она готова была побиться об заклад.
– Значит, вы верите в то, что случаются такие вещи, которые трудно понять? Вещи, которые, казалось бы, происходят только в сказках?
– Конечно. Я за свою жизнь видел множество чудес. Проблема в том, что большинство людей их не замечает. – Увидев, что Бен цинично скривился, старик улыбнулся. – Вот этот например, – сказал он, показывая на Бена, – он – один из них. Он попытается найти объяснение всем чудесам, если не сможет их понять.
– Но это не значит, что чудеса не случаются, – сказала Адди, и Диаз послал ей улыбку.
– Ну, понимаете…
Его прервал язвительный смешок Бена.
– Что бы это ни значило, я знаю одно. Бессмысленно верить в магические формулы, чудеса и маленьких эльфов…
– Мы не об эльфах разговариваем, – сказала Адди, раздраженная его вмешательством. – И если тебе хочется поговорить о них с мистером Диазом, приходите попозже, а сейчас у меня с ним личная беседа, и если вы не собираетесь уходить, можете хотя бы посидеть молча.
Бен ухмыльнулся, встал и отряхнул пыль со своих «Ливайсов». Он очевидно подумал, что она потворствует полету своей фантазии, а ему совсем не хотелось это выслушивать.
– Хорошо. Оставляю вас двоих обсуждать ваши фокусы‑покусы. А мне нужно струны на гитаре поменять.
Адди обеспокоенно смотрела, как он шагает прочь, а затем вздохнула.
– У меня возник один вопрос. Но несколько глупо обсуждать это, когда он слушает. Это… вопрос о времени.
– Времени? Это вопрос, в котором я, признаться, не слишком разбираюсь, мисс Аделина. – Улыбнулся он. – Разве что оно бежит слишком быстро, а мне уж очень нравится тратить его по пустякам.
– Я думала о вещах, которые случаются с людьми в прошлом и возможно или нет… ну, вернуться в прошлое и что‑нибудь изменить.
– Это и правда было бы чудом. Большим.
– Думаете, время может повернуться вспять? – Она покраснела, осознав, как глупо, должно быть, это звучит.
Диаза, похоже, вовсе не удивил ее вопрос.
– А вы думаете, что может, мисс Аделина?
– Я не уверена. Время – это просто часы и минуты. Вот, что я всегда думала о нем. Сейчас – это сейчас, а вчера было вчера, и вернуться нельзя. Вот как все о нем думают.
– Не все.
– Но я начинаю думать о нем совсем по‑другому, как о расстоянии, которое ты должен пройти. Словно есть дорога между сейчас и вчера. А как Вы думаете?
Глаза его блеснули.
– Дайте‑ка подумать, есть ли в этом смысл. Мы движемся вперед сквозь время прямо сейчас. Но если вы можете идти вперед, разве не логично, что вы можете двигаться и обратно?
– Да. Да. Значит Вы думаете, что кто‑то мог бы вернуться назад во времени? Вы в самом деле думаете, что такое могло произойти?
– Да, мэм. Может, это вопрос и не совсем ко мне, но мне нравится верить в подобные вещи.
– Мне тоже, – мягко сказал она.
– Хотя ручаюсь, такое происходит нечасто. Мало кто из людей заслуживает второго шанса.
– Что вы хотели сказать насчет второго шанса?
– Ну, все эти путешествия назад во времени, разве нет? Второй шанс. Зачем кому‑то возвращаться обратно по другой причине?
– Чтобы изменить то, что совершили другие.
Диаз пожал плечами.
– Может быть. Но я думаю, каждый должен заниматься только своим делом. – Он помедлил и искоса поглядел на нее. – Что ж, предположим, кто‑то может вернуться назад во времени. Может быть, кто‑то вроде Вас. Зачем Вам возвращаться, чтобы что‑то менять, разве что Вы сделали это сами?
– Но что если я вернулась в то время, когда я еще не родилась?
Диаз задумчиво склонил голову набок.
– Не знаю, могло ли такое произойти.
– Вы думаете, что я не могла вернуться во время до своего рождения? Значит, Вы уверены, что человек может вернуться только на время своей собственной жизни?
Он улыбнулся и пожал плечами.
– Все это становится слишком сложно для меня.
– Для меня тоже, – сказала Адди, разочарованно вздохнув. Она устало поднялась. – Но спасибо. Вы дали мне пищу для размышлений. О, и, пожалуйста, не рассказывайте никому, о чем мы с Вами разговаривали. Особенно Бену.
– Не буду, мисс Аделина, – сказал он с печальной улыбкой.
Взволнованная, она развернулась и направилась к загону для скота. Не верю, что все, что он сказал, правда. Я–то знаю, что не из этого времени. Я родилась в 1910. Аделина Уорнер родилась раньше, не я. Если только… если только я не настоящая Аделина Уорнер.
Невозможно. Она отбросила эту мысль. Она была безумна. Но все, что с ней произошло, было безумно. Сердце внезапно так резко заколотилось, что заныло в груди.
Она не могла быть Аделиной Уорнер. Как же тогда Адди Пек? Как же ее жизнь с Лиа и годы, проведенные в доме на окраине Санрайза? Вздрогнув, она подумала о двух часах в день, когда исчезла Аделина Уорнер.
– Что случилось в тот день? – прошептала она. – Что случилось с ней? Куда она пропала?
Пугающие мысли пееполняли ее. Может быть, она попала в будущее. Может, она прожила двадцать лет за те два часа, а потом вернулась назад. Может, Аделина Уорнер заняла место Адди Пек.
– Нет, – выдохнула она и прислонилась к воротному столбу загона, у нее кружилась голова. – У меня нет воспоминаний Аделины Уорнер. Только мои собственные. Я – не она. Я не хочу быть ею. О, Боже, почему я заняла ее место?
Адди хотелось плакать, но слез не было. Ее охватило оцепенение. Она помнила мирную, спокойную жизнь, которую вела с Лиа в качестве компаньонки. Ей было трудно и одиноко, но она всегда была уверена, что каждый новый день будет таким же, как предыдущий. Почему ее лишили этого? Зачем она здесь на месте девушки, которая была легкомысленной и темпераментной, эгоистичной и испорченной? Это – не я, – в отчаянии подумала она.– Я не Аделина.
Ее захлестнуло какое‑то холодное ощущение, и она, покачнувшись, ухватилась за деревянный столб. Перед ее глазами возникла картинка. Это был Санрайз, по немощеной главной улице катились фургоны и старомодные телеги, которые тащили крепкие лошади. Все слегка искаженное, словно во сне, но детали все же поразительно четкие. Она могла чувствовать деревянный настил тротуара под ногами, слышать запах пыли, поднятой колесами фургонов.
Она шла вниз по улице, и ей казалось, что незнакомка завладела ее телом и шагает вместо нее. Городской пропойца, Чарли Кендрикс, прислонился к стене магазина и остановился, чтобы посмотреть, как она идет мимо. Она видела, как ее руки презрительным жестом отряхнули юбки, как будто она могла испачкаться, пройдя рядом с ним.
Легкий ветерок бросил прядь волос на ее лицо, и она остановилась, чтобы заколоть ее обратно, разглядывая свое отражение в витрине маленького магазина. Затем образ ее исчез, хотя она все еще могла видеть улицу и здания позади. Пораженная, она протянула руку к стеклу, но та в нем не отразилась. Внезапно лучи яркого солнца ударили в витрину, ослепив ее. Прикрыв глаза, она вскрикнула от боли, но не смогла услышать собственный голос. Ее охватил жар, обжигающий как тысяча солнц, и она почувствовала, как тело ее увядает, растворяется, проваливается в бесконечный колодец времени и пространства. Она услышала последний вздох старой женщины, и крик ребенка.
Адди открыла глаза, и видение исчезло. Вдыхая сквозь горящие ноздри, она попыталась собраться с мыслями и припала к воротному столбу, чтобы не упасть. Вот, что произошло с Аделиной Уорнер в день, когда она исчезла.
– Вот, что произошло со мной, – прошептала она. – Это была я.
Аделина Уорнер и Адди Пек были одним и тем же человеком. Одна женщина, две разные жизни. Она родилась дважды, один раз в 1860 и один в 1910, обе жизни объединились в ней, и она помнила отрывки обеих.
В ужасе, Адди отскочила от загона и бросилась бежать. Не имело значения, что бежать ей было некуда. Она должна была найти, где укрыться, спрятаться от всех и подумать. Она не могла идти домой. Она никого не могла видеть.
– Адди?
Услышав тихий голос она замерла на месте. Она посмотрела на ступеньки барака, где сидел Бен с гитарой на коленях, с тонкими, стальными струнами, натянутыми на грифе. Он отставил гитару в сторону и встал, прищурив глаза.
– Адди, что случилось? – Она не могла пошевелиться, лишь молча смотрела, как он идет к ней. – Что произошло?
– Н…ничего.
– Диаз сказал что‑то, что тебя расстроило?
– Нет. Пожалуйста, не прикасайся ко мне. Не надо. – Она вздрогнула, когда его ладони сомкнулись на ее руках, его большие пальцы оказались в ямках ее локтей. Он всмотрелся в ее бледное лицо и, обняв ее за плечи, повел ее к дому.
– Идем со мной. Я отведу тебя обратно.
– Нет, – сказала Адди, пытаясь вырваться.
– Ладно, ладно. Не злись. Пойдем. – Он потянул ее к одному из сараев рядом с загоном для скота, скрытому из виду, и повернул ее лицом к себе. Его резко очерченные плечи выделялись на фоне ночного неба. Он был достаточно силен, чтобы сделать все, что угодно. Достаточно силен, чтобы убить. Но его ладони были нежными, когда он сжимал ее руки. Она знала, что он может чувствовать, как она дрожит. – Нам нужно поговорить, Адди.
– Я… я не могу.
– Что Диаз сказал тебе? Просто скажи мне. Я обо всем позабочусь.
– Нет, не надо говорить с ним, – смогла сказать она. – Не надо.
– Я сделаю это, если ты не расскажешь мне, что не так.
Она беспомощно покачала головой.
– Все не так, особенно я. Все не так. – Она неосознанно стиснула его предплечья, его лицо казалось белым в вечернем свете. – Бен, я ведь не такая как раньше? Ты не видишь разницы? Ты сказал, что я изменилась с того дня. Ты сам сказал это.
Его брови хмуро сошлись.
– Ты имеешь в виду тот день, когда мы с Кейдом не могли найти тебя в городе?
– Да. С тех пор я изменилась. Стала словно другой женщиной.
– Не так уж ты и изменилась.
– Так уж, – настаивала она, ногти ее впились в его предплечья. Бен, словно на заметил боли, вглядываясь в ее лицо. – Ты сказал, что у меня даже лицо стало другим.
– Да, сказал, – беззаботно заявил он. – Да, я заметил в тебе некоторые изменения. – В голосе его послышались дразнящие нотки. – Приятные.
– Я знаю то, о чем раньше не знала. И я не умею ездить верхом так хорошо, как раньше. Я больше не та Аделина Уорнер.
– Почему тебе так важно быть не такой как прежде? На твоем месте я бы не стал совсем отказываться от старой Аделины. – От его холодности и рассудительности ей стало немного легче. Она завидовала его хладнокровию, его бесстрашию. Как здорово было бы смотреть на мир его глазами и верить, что все разумно и правильно. – Было в тебе и то, что меня восхищало.
– В чем я изменилась?
– Есть в тебе кое‑что, чего я прежде не замечал, думаю. – Бен помедлил и отпустил ее руки, прижав ладони к стене позади нее, надежно взяв ее в кольцо. – Ты несколько мягче. В тебе больше сострадания. И у тебя самая нежная улыбка, которую мне когда‑либо, – Глаза их встретились в темноте, и Адди почувствовала, как плавится каждая косточка в ее теле. Она безвольно прислонилась к стене, дыхание ее ускорилось. – Ты всегда казалась слишком жестокой для женщины, – продолжил Бен. – Снаружи – невинной, словно ребенок, а внутри – бессердечной и расчетливой, как какая‑нибудь раскрашенная кошечка из Абилина.
– Что за раскрашенная кошечка? – прошептала она, и он тихо рассмеялся.
– Никогда не слышала о публичном доме, милая? – Слово «милая» было небрежным ласковым обращением, которым пользовались все. Но когда его произнес Бен, оно прозвучало откровенной лаской.
– О, – сказала она, и лицо ее залилось краской. – Как ты можешь быть таким грубым, когда…
– Похоже, у нас проблемы с пониманием, Аделина. Как тебе удалось выучить так много новых слов и забыть так много старых?
– Я… я не знаю.
– Вот сейчас ты выглядишь совсем не так как раньше. Как будто тебе нужен кто‑то, чтобы заботиться о тебе. В прошлом ты опиралась на Рассела, ведь так? Он решал твои проблемы, взваливал на свои плечи твою ношу. Но почему‑то в последнее время ты не полагаешься на него. Почему нет? Вы двое что, поссорились? В этом проблема?
– Нет. Не спрашивай, я устала от вопросов, и мне не нужен никто, чтобы обо мне заботиться…
– Нет, нужен. Уже несколько дней в твоих глазах застыло это голодное выражение. Выражение, которое говорит, что тебе нужен мужчина. Разве Джеф не выполняет этой роли, как твой почти что жених?
Вздрогнув, она отвернулась и попыталась уйти, но он ей не позволил. Его ладони легли на ее плечи, и едва заметная сила его хватки грозила увеличиться, если она не успокоится. Защитные стены, окружавшие ее сердце дали трещину. Чем сильнее она старалась застыть в его объятиях, тем беспомощнее становилась. Между ними воцарился какой‑то волшебный покой, пока каждый из них пытался разгадать тайну другого.
– Нет, не выполняет, – хриплым голосом сказал Бен, нарушив молчание. – И ты ищешь что‑нибудь получше. Значит, начинаешь видеть, каков он на самом деле, а?
– Не правда! То есть, да, я знаю, какой он на самом деле, и мне он все равно нравится!
– Он нравится тебе из‑за внешности и денег, и, конечно же, из‑за приятных личностных качеств. И в то же время ты презираешь его за то, что он – мягкотелый дурак. Ни одна женщина не сможет терпеть мужчину, который позволяет ей собой помыкать.
Она свирепо уставилась на него, сквозь нежную округлость ее щек проступила резкость скул, когда она стиснула зубы.
– Когда ты так говоришь, все выглядит ужасно. Я не такая.
– Я вычислил тебя с самого первого момента нашей встречи. О, конечно пришлось внести несколько поправок, но все же я тебя раскусил.
– Не может быть, чтобы ты начал понимать меня, – сказала она высоким голосом.
– Ты знаешь, кто такой угонщик, Адди?
– Тот, кто ворует скот.
– А точнее ‑ делец. Он никому не позволит стать между ним и тем, чего он хочет. Я такой по природе, Адди, и ты такая же. И ни один из нас не уважает человека, который позволяет нам себя использовать. У меня такое ощущение, что очень скоро обаяние Джефа тебе надоест, и ты начнешь искать кого‑нибудь, кто не даст тебе собой манипулировать. Не стоит обижаться. Ты ведь знаешь, что это правда.
– Нет, – ту же ответила она. – Ты совсем не знаешь меня, или что происходит между мной и Джефом.
Улыбка его стала язвительной.
– Не знаю?
– Нет, – сказала она холодно. – Джеф сможет обо мне позаботиться. И я им не манипулирую!
Бен ухмыльнулся, заметив, как ее бледность сменилась здоровым румянцем негодования.
– Будь честной. Ты водишь его за нос.
– Не правда!
Он насмешливо улыбнулся.
– Такая впечатляющая преданность мужчине, который ничего о тебе не знает. Готов поставить свой последний цент, что ваши разговоры с ним не заслуживают упоминания. Но, возможно, тебя интересует вовсе не его интеллект. Вполне может быть, что он дает тебе славно покувыркаться с ним на травке. Надо признаться, выглядит он сносно, и кроме того есть ведь еще и крайне соблазнительное ранчо, которым владеет его отец…
– Мои отношения с Джефом – не твое собачье дело!
– Не мое что?
– Ты знаешь, что я хотела сказать!
Глаза его сверкнули, и она поняла, что он над ней смеется.
– Да, я знаю, что ты хотела сказать.
Ей вдруг пришло в голову, что он был смертельным врагом Рассела. Ей отчаянно хотелось, чтобы это было не так.
– Бен… ты же никогда не обидишь моего отца, так ведь?
– Обижу Расса? – Он выглядел ошеломленным. – Боже всемогущий, нет. Конечно, нет. С чего ты это взяла?
– Он доверяет тебе больше, чем кому‑либо. Ты ему ближе всех остальных. Тебе легко его ранить.
Лицо Бена стало бесстрастным, словно маска вернулась на место. Вся его теплота испарилась в мгновение ока.
– Я ему обязан. Он помог мне, когда я нуждался в помощи, дал мне возможность тяжело трудиться и хорошо зарабатывать. И даже если не брать в расчет честь, у меня есть и практические соображения оправдать его доверие ко мне. С какой стати мне кусать руку, которая меня кормит? Я был бы психом, если бы причинил ему вред. – Он выпрямился и качнул головой в сторону дома. – Идем. Я провожу тебя обратно. – Губы его искривились в сухой усмешке. – Никто тебе не говорил, что у тебя талант портить настроение, Адди?
– Какое настроение?
Бен рассмеялся, покачал головой и взял ее под руку.
– Иногда, правда нечасто, мне даже жаль Джефа Джонсона. Идем.
Глава 4
Как только Уоттс щелкнул кнутом, а Каролина сумела удобно разместиться на плетеном сидении, легкий экипаж отъехал от главного входа.
– Каро, тебя не растрясет?– взволнованно спросила Аделин, взбивая подушки и подкладывая еще одну под спину Каро. – Если поездка в город может тебе как‑то повредить, я…
– Да нет, я же не еду за тридевять земель. Мне просто необходимо выбраться с ранчо, или я закричу от тоски. Ты не помнишь, как было с Лиа? Я могла заниматься, чем хочу, ходить, куда угодно, до самой последней недели. Хотя, возможно, ты и не помнишь. Тебе было только десять лет. Забавно, мама родила нас с разницей десять лет, и я рожаю этого ребенка через десять лет после рождения Лиа. Возможно, она станет второй мамой для этого ребенка, совсем как я когда‑то стала второй мамой для тебя.
Женщины разговаривали почти шепотом, чтобы не беспокоить Уоттса. Он работал на ранчо и вызвался отвезти их в город. Дети, роды – темы, обсуждаемые исключительно женщинами, мужчины предпочитали слышать об этом как можно меньше.
Если бы Уоттс услышал, о чем они толкуют, он не смог бы остаться равнодушным. Это был молодой парнишка, чуть‑чуть постарше Адди, чуть‑чуть пониже среднего роста, коренастый и широкоплечий. Его синие глаза были наполнены предчувствием беды и необъяснимой злобой. Хотя он всегда был безукоризненно вежлив, Адди не покидало чувство смутного беспокойства, когда ей приходилось к нему обращаться. Уоттс был подчеркнуто вежлив, но Адди чувствовала непонятное презрение по отношению к себе.
– Вы уже выбрали имя для младенца? – спросила она Каролину.
– Если будет мальчик, назовем его Расселом, если девочка, Сарой, в честь прабабушки.
– Согласна, – отозвалась Адди, чувствуя комок в горле. – Это замечательное имя.
Выбор был правильным. Это было имя ее мамы. Но она уже не будет мамой Адди, потому что сама Адди находится здесь. И она – не Аделина Уорнер, и в этом–то вся загвоздка.
Возможно, она будет рядом с Сарой, когда она взрослеет, и узнает ее с той стороны, которую ей не суждено было узнать.
Адди не покидало чувство нереальности происходящего, как будто она спит и видит сон. Но стоило ей посмотреть на милое, пополневшее лицо Каролины, она поняла, что все это происходит в действительности. Солнце припекало сзади. Толчки экипажа, силуэты ковбоев на некотором расстоянии от него – это не плод ее воображения. Она не могла отрицать очевидное, происходящее прямо на ее глазах. Но сможет ли она перестать горевать о потере той, другой своей жизни, в которой было все понятно? Адди не могла точно описать свои чувства к Уорнерам. Они ей нравились, она испытывала к ним невольную привязанность, но… она не могла любить Мэй и Рассела, как должна любить дочь своих родителей. Кейд и Каролина были очень приятными людьми, но к ним она также не чувствовала сильной привязанности. Она просто плохо их знала.
– Сразу после рождения малыша, мы с Питером решили, что вся наша маленькая семья переедет в Северную Каролину, – сказала Адди. – И я жду не дождусь этого события.
– Ты действительно должна ехать? – возразила Амелия. – Северная Каролина так далеко…
– Мамины родственники уже нашли для него работу, и я знаю, что нам очень хорошо примут. И я уверена, Лиа там понравится.
Нет, это не так. Однажды она вернется в Техас.
– А Питер не мог бы чем‑нибудь заняться в Далласе или еще где‑нибудь поближе к нам? Я знаю, его не интересует работа на ранчо, но ведь в Техасе всегда можно найти другое достойное занятие…
– Именно из Техаса мы и хотим уехать, Аделина. Ой, ты сейчас посмотрела на меня совсем как отец, когда я ему это сказала! Просто Техас не для меня. Я не вижу в нем ничего такого, что представляется всем Вам. Так же как и Питер. Земли кажутся мне бесплодными. Здесь мне одиноко… а иногда я просто умираю от скуки. Неужели тебе не кажется, что здесь унылое, печальное место?
Адди посмотрела на бесконечное просторы, покрытые зеленой летней травой, и постаралась увидеть этот пейзаж в том же свете, что и Каролина. Но для Адди небо лучилось солнечным светом. Она всмотрелась в красно–оранжевые заросли индейской кастиллеи[4], перевела взгляд на хлопковые плантации и мескитовые деревья. И дальше на море голубых люпинов, по которому ветер гнал фиолетовые волны. Эта была земля, на которой в поте лица трудились земледельцы, заботясь о своем скоте. И эта земля, и эта жизнь были для них прекраснее всего на свете. Раньше Адди не понимала их переживаний, только сейчас у нее открылись глаза. В любое другое место в мире казалось слишком тесным, перенаселенным. Только здесь мужчины могли ездить верхом по бескрайним просторам, могли работать до изнеможения, а в конце рабочего дня, собраться вместе под одной крышей, где их встречали ароматы хлеба из опары и мяса, копченого на мескитовых прутьях. В теплую ночь они выносили свои постельные принадлежности и матрасы на улицу и спали под открытым небом. Ковбои никогда не страдали от невыносимого одиночества. Они чувствовали себя членами общины в той мере, насколько это было им необходимо. Что касается семьи, люди собирались, гуляли на свадьбах, на пикниках, барбекю, ходили на танцы, соревнования по стрельбе. Им не нужно было выдумывать предлоги, чтобы увидеться с другими людьми, позвать соседей, когда кто‑то из них нуждался в обществе себе подобных.
– Нет, я никогда не считала это место унылым, – задумчиво ответила Адди. – или скучным. Здесь всегда есть чем заняться, жизнь кипит. Здесь в Техасе даже больше чем в других местах.
– И так думаешь даже после двух лет обучения в Вергинии? Я не понимаю тебя, Аделина. Как ты можешь выбрать существование на этом старом пыльном ранчо, вдали от цивилизации, вдали от мест, где много людей, современные удобства…
Адди больше не слушала Каролину, рассуждающую о чудесах жизни в городе. Она могла бы описать Санрайз через пятьдесят лет, чудеса техники, которые Каролина не могла даже представить. Хотела бы Адди жить в том Санрайзе? Возможно, и нет. Можно чувствовать себя одиноким, даже если вокруг много людей. Счастье ведь не в прогулках по большим магазинам, не в автомобилях, не в кинотеатрах. Счастье – это то, что всегда от нее ускользало, и будет продолжать ускользать, пока она не найдет ответы на вопросы, которые Адди только начала себе задавать. Адди подумала, что станет счастливой, только если найдет человека, с которым могла бы поделиться самым сокровенным. Человека, который в ней нуждался. И тогда ее, наверное, не будет заботить, где и в какое время она живет.
–… для Питера здесь нет будущего, – продолжала Каролина. – Жизнь на ранчо не для него. Ему нужна хорошая работа где‑нибудь в офисе, где он мог бы зарабатывать на жизнь своей головой, а не руками. Его совсем не интересуют стада паршивых старых коров, у него другая натура. Единственный человек, который бы мог пойти по стопам отца, это Бен, и все это знают.
Ну вот, опять ее охватило смятение. Как обычно, это произошло с Адди при мысли о Бене и Расселе. За что ей такое проклятие, знать судьбу обоих? Как бы ей хотелось ничего не знать. Знание непомерно давило на Адди, обязывало ее спасти Рассела и все время не спускать глаз с Бена. Но как он смог это сделать? Должно быть, он страдал раздвоением личности.
– Посмотри‑ка туда, – обратилась к ней Каролина, и Адди увидела всадника, скачущего к ним легким галопом. Даже не видя его лица, Адди уже узнала, что это Бен, по наклону его фетровой шляпы с низкой тульей. Спереди шляпа с загнутыми полями была низко натянута на лоб, что означало деловой стиль. Только молодой, неопытный мальчишка или модный денди носили шляпы натянутыми сзади на затылок. Бен направил свою лошадь параллельно с экипажем, перешел на прогулочный шаг. Поравнявшись с дамами, он кивнул им, в знак уважения, прикоснувшись рукой к полям шляпы.
– Да ведь это две самые прекрасные девушки в Техасе.
– Привет, – ответила Каролина, радостно улыбаясь, пока Адди претворялась, что интересуется видами из окна с другой стороны экипажа.– Чем ты занимаешься этим утром?
– Работаю, как обычно.
Его улыбка обещала многое.
– Но если бы у меня было время, я бы сам отвез вас в город и купил для вас два самых больших стакана прохладного лимонада, какие вам даже трудно представить.
Лицо Каролины осветила самодовольная улыбка.
– Да ты просто мошенник, способный уболтать любого. Ну не душка ли он, Аделина?
Аделин повернула к нему голову, напустив полное безразличие. Бен выглядел до боли мужественно, одетый в свои обычные джинсы «Ливайс», ботинки, старую рубашку. Солнечный свет отражался в его глазах, сиял на его щеках. Он был одним из немногих на ранчо, кто брился ежедневно, но его щетина была такой темной, что всегда немного просвечивала. Она вообразила, как ведет кончиками пальцев сначала по гладкой коже его лица по направлению роста волос, а потом в противоположном направлении, словно по наждачной бумаге. Отчасти поэтому он был так опасен, и так волнующе привлекателен.
Ну почему он не гадкий уродец?
– Разве ты не должен сейчас работать? – резко спросила Адди.
– Аделина, зачем так грубо? – протестуя, воскликнула Каролина.
– Ну, обычно в это время он связывает скотину, отпиливает рога, осушает канавы. Вы сегодня отдыхаете, мистер Хантер?
Бен улыбнулся и потянулся к карману на рубашке, чтобы вытащить маленький листок бумаги. Он передал его ковбою, сидящему впереди.
– Уоттс, это список товаров, которые надо закупить в городе. Просто загляни в большую лавку.
– Ладно.
Уоттс забрал список.
– Миссис Уорд, – обратился Бен к Каролине.– Сегодня будет жаркий день. Вы уверены, что с Вами будет все в порядке?
Он тактично намекал на ее беременность. Когда он разговаривал с Каролиной, он казался таким дружелюбным и заботливым. Адди была удивлена и даже немного обижена. Он никогда не был таким по отношению к самой Адди. Напротив, он всегда насмехался над ней. Хоть бы раз он поговорил с Адди таким тоном!