Глава 71
Дарби проснулась от того, что сквозь зашторенные окна пробивалось солнце и светило ей в глаза.
Мамы в комнате не было. При виде пустой кровати Дарби охватила паника. Она откинула одеяло, быстро оделась и спустилась вниз. Было три часа дня.
Куп сидел за стойкой, пил кофе и смотрел маленький телевизор. Он увидел выражение ее лица и тут же понял, о чем она думает.
– Твоей маме захотелось на свежий воздух, поэтому сиделка усадила ее в инвалидное кресло и увезла на прогулку, – сказал Куп. – Ты будешь есть? Я приготовлю кашу.
– Нет, спасибо, мне хватит кофе. Что говорили в новостях?
– Сразу после рекламы начнется второй выпуск. Бери стул, а я пока приготовлю кофе.
Бостонские СМИ очень рьяно взялись на эту историю. За те десять часов, что Дарби спала, репортеры пронюхали о связи между Дэниелом Бойлем и специальным агентом Мэннингом.
Настоящее имя Эвана Мэннинга – Ричард Фоулер. В пятьдесят третьем году Джаниз Фоулер, после родов страдавшая тяжелой формой депрессии, повесилась, находясь на стационаре в психиатрической больнице. В ее медицинской карте было отмечено, что самоубийство произошло вскоре после того, как муж, Трентон Фоулер, застал ее за попыткой утопить их единственного сына в ванной. Джаниз рассказала мужу, что задремала, а когда проснулась, то увидела у своей кровати сына с большим кухонным ножом в руке. Ричарду Фоулеру на тот момент было всего пять лет.
Через семь лет, когда Ричарду исполнилось двенадцать, его отец убирал урожай комбайном, как вдруг один из жерновов засорился. Трентон Фоулер не стал выключать двигатель. Он встал на платформу, чтобы устранить помеху, но поскользнулся на шелковистом слое пыли и упал вниз. Позже Ричард рассказывал полиции, что не знал, как остановить комбайн.
Тетя Ричарда, Офелия Бойль, забрала «золотого» мальчика и отвезла к дочери, которая жила в недавно выстроенном доме в Гленне, штат Нью‑Хэмпшир. Дочь Офелии, Кассандра, как раз ждала первенца. Кассандре было двадцать три, и она не была замужем. Она отказалась усыновлять Ричарда.
В шестьдесят третьем году быть матерью‑одиночкой было стыдно, это могло вызвать грандиозный скандал и испортить репутацию семьи, особенно во влиятельных кругах, куда были вхожи Офелия и ее муж Аугустус. Они и увезли Кассандру в Гленн, подальше от Бэлхема, и ежемесячно выплачивали ей содержание на воспитание ребенка – мальчика, которого она назвала Дэниелом. Отец мальчика, по словам Кассандры, погиб в автокатастрофе.
Все бывшие соседи описывали Дэниеля как классического нелюдима – вечно угрюмого и замкнутого. К тому же их настораживали близкие отношения между Дэниелом и его привлекательным, обаятельным кузеном Ричардом.
Алисия Кросс жила меньше чем в двух милях от дома Бойля. Летом семьдесят восьмого года, когда она исчезла, ей было двенадцать. К тому времени Ричард Фоулер по неустановленным причинам превратился в Эвана Мэннинга. Казалось, единственным человеком, который знал об изменении имени был Дэниел Бойль, кузен Ричарда.
Когда исчезла Алисия Кросс, Эван, недавно закончивший Гарвардскую школу права, жил в Вирджинии и посещал специальные курсы ФБР. Дэниелу Бойлю было шестнадцать и жил он дома. Тело девочки, как и ее убийцу, не нашли.
Спустя два года выпускник закрытого военного лицея в Вермонте Дэниел Бойль поступил на военную службу и стал метким стрелком. Его целью было вступить в ряды «зеленых беретов». Но в двадцать два года его выгнали из армии за нападение с применением физического насилия. Женщина из местного общества заявила, что Бойль пытался ее задушить.
Когда Бойль ушел из армии, ему не было необходимости устраиваться на работу – он получил доступ к открытому в его пользу внушительному трастовому фонду. Он год скитался по стране, периодически подрабатывая довольно странным образом, – плотничеством, например. А когда в восемьдесят третьем наконец вернулся домой, то обнаружил, что шкафы, в которых мать хранила свои вещи, пустуют. Тогда он позвонил бабушке, чтобы узнать, где мама и что с ней. Но Офелия Бойль ничего не знала. Они написали заявление в полицию, но оно было отклонено, так как паспорт на имя Кассандры Бойль пропал вместе с его владелицей. Больше Кассандра не появлялась.
Офелия оплатила Эвану обучение в частном лицее, а Ричарду – Гарвардскую школу права. Она даже купила ферму и сама вела ее, причем успешно. Но зимой девяносто первого года Офелию и ее мужа застрелили грабители, вломившиеся в дом. Полиция подозревала, что в этом мог быть замешан кто‑то из своих, и допросила Дэниела Бойля. Но Бойль на уик‑энд уезжал в Вирджинию навестить кузена, который к тому моменту уже работал в не так давно сформированном отделе бихевиористики ФБР. Эван Мэннинг подтвердил алиби Бойля.
После смерти бабушки и дедушки и исчезновения матери Бойль стал единственным наследником процветающего поместья стоимостью более десяти миллионов долларов.
Сегодня рано утром полиция вскрыла шкаф с картотекой в подвале Бойля и обнаружила там фотографии женщин, исчезнувших в Массачусетсе летом восемьдесят четвертого года, которое местная пресса окрестила «Лето страха». Фотографии подтверждали, что Бойль держал этих женщин в подвале своего дома.
Мало что известно о времени после Бэлхема, когда Бойль путешествовал по стране. В какой‑то момент он вернулся и в подвале дома на ферме соорудил лабиринт из комнат. Один из следователей отозвался об этом лабиринте, как о самой ужасной вещи, которую ему приходилось видеть за время тридцатилетней службы в правоохранительных органах. Было создано специальное подразделение из археологов‑криминалистов по поиску безымянных могил в окрестностях дома Бойля.
Кэрол Крэнмор расценивали как неразработанную «золотую жилу». В репортаже было представлено интервью с Дианой Крэнмор на тему состояния ее дочери: «Кэрол до сих пор в шоке. Ей еще многое предстоит пережить в жизни, но я теперь всегда буду рядом с ней. Моя малышка жива, и это самое главное. Но ее не было бы сейчас со мной, если бы не Дарби МакКормик из бостонской криминалистической лаборатории. Спасибо ей за то, что она не сдалась и не опустила руки».
Репортер также отметил, что большинству жертв так не повезло. Затем шло интервью с Хеленой Круз: «Я все это время гадала, что же все‑таки произошло с Мелани. И даже сейчас, двадцать лет спустя, мне не дает покоя этот вопрос. Как выяснилось, мою дочь убил не Виктор Грэйди, а федеральный агент. Поэтому ФБР вряд ли станет отвечать на мои вопросы. Но кто‑то же знает, что случилось с моей дочерью, я в этом более чем уверена…»
Дарби смотрела на Хелену Круз, когда зазвонил телефон. Это был Банвиль.
– Ты смотрела новости? – спросил он.
– Сейчас смотрю NECN. Они рассказывают о связи между Эваном и Бойлем.
– Чем дальше, тем увлекательнее. Оказалось, что мать Бойля, Кассандра, приходилась ему сестрой.
– О боже! – Теперь понятно, почему семья загнала ее в самую глушь Нью‑Хэмпшира. – А Бойль об этом знал?
– Понятия не имею. Что касается Кассандры, которая собрала вещи и удрала, то все выглядит вполне логично. Хотя кто его знает… Я поднял дело о смерти его бабушки и деда. Ни подозреваемых, ни свидетелей. Неизвестный пришел среди ночи, застрелил их, пока они спали, и обчистил дом.
– А Мэннинг организовал алиби, – подсказала Дарби.
– Да. А еще я просмотрел «Блэкберри» и нашел там парочку сообщений, которые подтверждают, что он помогал Бойлю устроить все эти взрывы. Номер, по которому звонил Бойль, тоже принадлежит Мэннингу. Скорее всего, Бойль звонил, чтобы его предупредить.
– А как обстоят дела с ноутбуком Бойля? Вам удалось взломать пароли?
– Частично. Он проводил все банковские платежно‑расчетные операции в режиме «онлайн». Мы не получили доступа к его счету в частном банке на Каймановых островах, который управляет всей его недвижимостью, зато нашли кое‑какие фотографии. Бойль хранил снимки своих последних жертв в компьютере. Кроме того, там есть карты, на которых отмечены места захоронения. Они охватывают всю страну.
– А что насчет Мелани Круз? Вы нашли что‑нибудь о ней и о женщинах, исчезнувших в восемьдесят четвертом?
– Мы не нашли карту Бэлхема. Но я точно знаю, что Мелани Круз мертва. В картотеке Бойля есть кое‑какие снимки. Если захочешь на них взглянуть, подъезжай в участок. Я буду здесь целый день.
– А что на фотографиях?
– Лучше один раз увидеть…
Глава 72
Банвиль как раз разговаривал по телефону, когда пришли Дарби и Куп. Банвиль, увидев их на пороге кабинета, жестом пригласил войти и указал на два стула у стены, рядом с вешалкой.
Через пятнадцать минут он повесил трубку и потер ладонями лицо, прогоняя усталость.
– Я только что разговаривал с судебным антропологом штата. Я послал в лес Картера, чтобы тот разузнал, что да как. Но оказалось, что кроме останков, которые нашли федералы, больше ничего не похоронено.
– Удивляюсь, как это федералы подпустили его к этому месту, – сказал Куп.
– Они там такой переполох учинили! Да только после драки кулаками не машут. Птичка вылетела из клетки. О Мэннинге говорят по всем каналам. Федералы наведались в его квартиру в Бэк‑Бэй. Вы очень удивитесь, но наши приятели из ФБР не торопятся поделиться информацией ни по Мэннингу, ни по этому нацистскому ублюдку, которого они убили. В общем, пресса воспылала к ребятам большой и светлой любовью, которая обернется для них тем еще кошмаром, – Банвиль взглянул на Дарби. – Готовься к фотосессии. СМИ эту историю неделями мусолить будут.
– Картер нашел весь скелет?
– Полнее не бывает, – сказал Банвиль. – Останки определенно принадлежат женщине, и пролежали они там от десяти до пятнадцати лет. А может, и больше.
Банвиль откинулся на спинку стула.
– Я рассказал Картеру о женщинах, которые исчезли здесь летом восемьдесят четвертого. Останки вполне могут принадлежать одной из них. Но судя по росту и параметрам костей, это определенно не Мелани Круз.
– Я могу взглянуть на фотографии?
Банвиль протянул ей конверт.
Рассматривать четкие, яркие фотографии, на которых была изображена связанная и с кляпом во рту Мелани в винном погребе в подвале Бойля, было тяжело. Снимки очень реалистично передавали ужас на ее лице. На каждой фотографии Мелани была одна. И на каждой она плакала.
На ее месте могла быть я…
– Есть какие‑нибудь версии ее смерти?
Банвиль покачал головой.
– Будь у нас ее останки, можно было бы строить какие‑то предположения. Ты думаешь, что Мэннинг и Бойль похоронили ее где‑то в лесу?
Спроси… у своей… матери.
Дарби поерзала на стуле.
– Не знаю, что и думать.
– Картер сказал, что без более точной информации или улик, указывающих на месторасположение могилы Мелани Круз, найти ее не представляется возможным.
Дарби положила снимки назад в конверт.
Мелани перебирает «висюльки» на браслете, слушая, как рыдает за мусорными контейнерами Стэйси. «Почему бы нам не помириться и дружить дальше?» – спросила Мел позже, уже в школе.
«И почему я тогда не согласилась?» – думала Дарби.
Наконец она нашла в себе силы заговорить.
– А что с другими женщинами? Что‑нибудь известно?
– Бойль запирал их в подвале и там проделывал с ними разные… разные вещи. – Банвиль протянул ей конверт побольше. Внутри были пачки полароидных снимков, перетянутые канцелярскими резинками.
Дарби сразу узнала некоторых женщин – Тару Харди, Саманту Кент, лица женщин, исчезнувших после них. На дне конверта были снимки женщины с худым лицом и длинными светлыми волосами. Как и Рэйчел Свенсон, она выглядела истощенной до предела.
Дарби взяла одну из фотографий Саманты Кент.
– Эту женщину я видела тогда в лесу, – сказала она. – Что с ней?
– Я не знаю, ни что с ней, ни где находятся ее останки, – сказал Банвиль. – Мэннинг тебе ничего не говорил?
– Только то, что она пропала без вести. – Дарби положила конверты на край стола и вытерла влажные ладони о джинсы.
– Ты уверена, что хочешь услышать остальное?
Дарби кивнула. Она сделала глубокий вдох и задержала дыхание.
– Подвал, в котором тебя держали, весь утыкан камерами, – сказал Бойль. – Бойль хранил все отснятые видеоматериалы в своем компьютере. Там есть материалы восьмилетней давности – примерно в это время он вернулся на восток. Поначалу Бойль и Мэннинг охотились за одной женщиной, потом за двумя, тремя… Затем Бойль построил новые камеры и изменил правила игры. Он выпускал своих жертв в лабиринт. Если женщине удавалось пройти на другую сторону, то двери камеры для нее открывались, а на пороге ждала еда. И самое главное – ее оставляли в живых.
– Так вот как Рэйчел удалось так долго продержаться, – сказала Дарби. – Она научилась проходить через каждую дверь.
– Могу предположить, что Бойль занимался похищениями, а Эван его прикрывал, подтасовывая улики в зависимости от дала, по которому он работал, – Виктор Грэйди, Майлз Гамильтон, Эрл Славик. Я уверен, что есть еще и другие, о которых мы просто не знаем.
– И как долго они этим занимаются? Есть предположения? – спросил Куп.
Банвиль встал.
– Я покажу, что мы нашли.
Глава 73
Дарби шла за ним по коридору, гудевшему, как растревоженный улей, на тысячи голосов, к которым примешивались телефонные звонки и звуки факсов.
Банвиль привел их в большой конференц‑зал, где они уже собирались, чтобы обсудить детали поимки Странника. Стулья были сдвинуты в угол, чтобы освободить место для демонстрационных стендов на колесиках. Таких стендов там насчитывалось около дюжины, и на каждом были фотографии нескольких женщин, размером восемь на десять.
– Сегодня утром специалист из компьютерного отдела взломал защиту на ноутбуке Бойля, – сказал Банвиль. – Все фотографии, которые хранились там, вы сейчас видите. Мы перенесли фотографии на компакт‑диски и распечатали их. К счастью, все фотографии Бойль хранил в папках, обозначенных по названиям штатов, в которых он побывал. Вероятно, Бойль, покинув Бэлхем, подался сюда.
С этими словами Бойль остановился у стенда с надписью «Чикаго». На верхней фотографии была изображена женщина с лучезарной улыбкой. Ее звали Табита О'Хар. Она пропала третьего октября тысяча девятьсот восемьдесят пятого года.
Ниже висела фотография Кэтрин Десоуза, находящейся в розыске с пятнадцатого октября восемьдесят пятого года.
Затем Джаниз Бикени, исчезнувшая двадцать восьмого октября восемьдесят пятого.
Кроме того, там были еще четыре женщины, но их фотографии не были подписаны. Итого семь женщин, и все они числятся в розыске.
– Где они похоронены? – спросил Куп.
– Не знаю, – сказал Банвилъ. – Мы не нашли карту.
Дарби перешла к следующему стенду – «Атланта». Тринадцать пропавших женщин и, если верить сопроводительной информации, все они были проститутками.
Следующей остановкой Бойля был Техас. За два года в Хьюстоне пропали двадцать две женщины. После Техаса Бойль наведался в Монтану, а потом во Флориду. Дарби сосчитала фотографии на двух стендах – двадцать шесть исчезнувших женщин. Ни имен, ни дат, одни только снимки.
– Мы обратились в полицейские службы по всей стране, – сказал Банвиль. – Они будут пересылать нам по факсу или электронной почтой документы по розыскным делам. Мы будем работать вместе. Но на это уйдут недели, а может, и месяцы.
Дарби нашла стенд с пометкой «Колорадо». Наверху висела фотография Кимберли Санчез, а под ней еще восемь снимков.
– Я до сих пор не могу разобраться в истории о нападении, которую нам рассказал Мэннинг, – сказал Банвиль. – Вы думаете, это был Бойль?
– Да, – ответила Дарби.
– То есть он уже тогда начал готовиться к тому, чтобы «повесить» это дело на Славика. Но зачем понадобились такие сложности с инсценировкой покушения?
– Бойлю необходимо было, чтобы Мэннинг контролировал ход расследования, – сказал Куп. – Я думаю, именно поэтому они заложили бомбы в госпитале и лаборатории. Чтобы классифицировать взрывы как террористический акт и на основании этого передать дело федералам.
– Позволив тем самым Мэннингу дергать за ниточки, – добавил Банвиль.
Дарби кивнула.
– Конечно, мы можем ошибаться. К сожалению, два человека, которые могли бы развеять наши сомнения, мертвы.
В комнату заглянул коп:
– Мэт, у нас тут звонок поступил. Детектив Пол Вагнер из Монтаны. Говорит, это срочно.
– Скажи, что уже иду. Пусть подождет. – Банвиль повернулся к Дарби. – Сегодня провели вскрытие тел Мэннинга и Бойля. Мэннинг был тем человеком, который проник в твой дом. У него микроперелом на левой руке. Я подумал, что тебе стоит об этом знать.
Банвиль оставил их одних среди фотографий исчезнувших женщин. Дарби разглядывала стенд с пометкой «Сиэтл». Новые фотографии пропавших без вести женщин, новые стенды с помеченными и непомеченными карточками, выстроившиеся вдоль длинной стены…
– Взгляни‑ка на это фото, – сказал Куп Дарби.
На стенде висело шесть снимков с улыбающимися женскими лицами. На стенде не был указан штат. Женщины тоже остались неопознанными.
– Судя по прическам и одежде, фотографии были сделаны где‑то в начале восьмидесятых, – заметил Куп.
Женщина с бледной кожей и светлыми волосами показалась Дарби знакомой. Похоже, она уже где‑то видела лицо этой женщины…
И тут она вспомнила. Это была блондинка, чью фотографию принесла ей сиделка. Она нашла ее, когда перебирала вещи, которые Шейла отдала на благотворительность. Дарби тогда показала эту фотографию матери. Это дочь Синди Гринлиф, Регина. В детстве вы с Региной играли в одной песочнице. Они переехали в Миннесоту, когда тебе исполнилось пять. Каждое Рождество Синди присылает мне открытки и вкладывает в них фотографии Регины.
Дарби сняла фото со стенда.
– Мне нужно сделать копию, – сказала она. – Сейчас вернусь.
Глава 74
Бродя по коридорам в поисках цветного ксерокса, Дарби увидела полицейского, провожающего какую‑то пожилую женщину к кабинету Банвиля.
Без сомнения, под руку с полицейским шла Хелена Круз. У Мел и ее матери были выступающие скулы и маленькие уши, которые всегда краснели на холоде.
– Дарби… – произнесла Хелена Круз еле слышно. – Дарби МакКормик.
– Здравствуйте, миссис Круз.
– Вообще‑то я теперь мисс Круз. Мы с Тэдом давным‑давно развелись. – Мать Мелани сглотнула, стараясь, чтобы болезненные воспоминания не отразились на лице. – Я слышала о тебе в новостях… Ты работаешь в криминалистической лаборатории.
– Да.
– Ты можешь мне сказать, что случилось с Мелани?
Дарби не ответила.
– Пожалуйста, если тебе что‑то известно… – Голос Хелены Круз надломился. Но она быстро взяла себя в руки. – Мне необходимо знать. Пожалуйста! Я устала жить в неведении.
– Детектив Банвиль все вам расскажет. Он у себя в кабинете, Я отведу вас туда.
– Но ты ведь и сама знаешь, что произошло, разве не так? у тебя это на лице написано.
– Мне очень жаль.
Если бы вы только знали, как мне жаль…
Хелена Круз смотрела себе под ноги.
– Сегодня утром, приехав в Бэлхем, я пошла к своему рому дому. Я не была там много лет. Во дворе женщина сгребала в кучу листья, а ее дочь играла в песочнице – в той самой, в углу двора, где играли еще вы с Мел. Когда вы были маленькими, то могли часами оттуда не вылезать. Мелани любила строить песочные замки, а ты обычно их ломала. Только Мелани на тебя за это никогда не сердилась. Ее вообще было сложно вывести из себя.
Дарби слушала миссис Круз и мыслями возвращалась в далекое прошлое – к ночевкам с Мелани, недельным летним поездкам на Кэйп Код. Женщина, которая с ней сейчас разговаривала, много лет назад проверяла, достаточно ли Дарби нанесла солнцезащитного крема, потому что ее бледная кожа могла в считанные минуты обгореть на солнце.
Но той женщины больше нет. От нее осталась только оболочка, которая и стояла сейчас перед Дарби. Из ее взгляда ушла доброта. Выражение ее лица напоминало лица многочисленных жертв, которых Дарби видела на снимках. На нем были написаны боль и страдания оттого, что человек, которого любишь больше жизни, мог вот так просто исчезнуть. И в этом нет твоей вины…
– Я воспитала Мел слишком доверчивой. Я учила ее всегда видеть в людях добро и теперь в этом искренне раскаиваюсь. Ты стараешься, хочешь как лучше, а потом выясняется что все это зря. Иногда Бог поступает с тобой так, как ему угодно, и тебе не понять его деяний, сколько ни пытайся сколько ни моли дать ответ. Я непрерывно повторяю себе что все это уже не имеет значения, потому что ничто не справится с моей болью.
Дарби сто раз представляла себе этот момент, готовила слова, которые скажет, и пыталась угадать реакцию Хелены Круз. Глядя на гримасу боли, исказившую ее лицо, вслушиваясь в ноты отчаяния, сквозившие в ее голосе, Дарби вспомнила все те письма, которые писала, когда была младше. Та ее часть, которая чувствовала себя виноватой, втайне надеялась, что если ей удастся подобрать правильные слова, которые помогут сформулировать терзающие ее чувства, то они помогут преодолеть общее горе и прийти наконец‑то к взаимопониманию.
Тогда же она эти письма и рвала. Хелене Круз нужны были не письма, а дочь. И даже сейчас, через двадцать два года, Дарби ни на шаг не продвинулась в поисках Мелани.
– Я не знаю, где Мелани, – выдавила из себя Дарби. – Если бы знала, то обязательно бы сказала.
– Скажи хотя бы, что она не мучалась. Дай мне хотя бы это.
Дарби думала над ответом. Но он не понадобился. Хелена Круз развернулась и ушла.
Глава 75
Куп подбросил Дарби к дому и уехал. Она зашла в кухню, ожидая увидеть там мать, но сиделка сказала, что Шейла на заднем дворе.
Она сидела около старого цветника. Ближе к вечеру воздух стал прохладным и колючим. Со стулом в руках Дарби прошла прямо по траве. Шейла надела старую бейсболку Биг Рэда с эмблемой «Сокс» и накинула на теплую флисовую куртку его синюю телогрейку. Колени и большая часть инвалидного кресла были укрыты теплым шерстяным пледом.
Дарби поставила стул рядом с матерью, греющейся в последних лучах заходящего солнца. На коленях у Шейлы лежал альбом с детскими фотографиями. Дарби увидела себя новорожденную, завернутую в розовую пеленку и с таким же чепчиком на голове.
Глаза матери припухли и покраснели. Она плакала.
– Я видела новости, – сказала Шейла тихо, разглядывая наклейку на лице Дарби. – Остальное рассказал Куп.
Шейла взяла Дарби за руку и сжала ее. Дарби накрыла руку матери ладонью и посмотрела в глубь двора, где ветер играл развешанными на бельевой веревке белыми простынями. Веревка была натянута в нескольких футах от двери в подвал, через которую Эван Мэннинг, а никакой не Виктор Грэйди, двадцать лет назад попал к ним в дом.
Дарби мыслями вернулась к тому дню, когда увидела Эвана, ожидающего ее на подъездной дорожке. Он тогда специально пришел разузнать, что ей известно об увиденном в лесу. Это Эван взял тогда запасной ключ? Или Бойль, когда приходил сюда разведать обстановку?
– Где ты была? – спросила Шейла.
– Мы с Купом ездили в полицейский участок. Банвиль, детектив, который ведет это дело, позвонил и сказал, что нашел кое‑какие фотографии, – Дарби повернулась и внимательно посмотрела на мать. – Фотографии Мелани.
Шейла смотрела вдаль. Ветер раскачивал ветки деревьев, срывая с них листья.
– Я встретила там Хелену Круз, – продолжала Дарби. – Она спрашивала у меня, где похоронена Мел.
– А ты знаешь, где?
– Нет. И не узнаю, пока не появится какая‑нибудь дополнительная информация.
– Но ты знаешь, что произошло с Мел?
– Да.
– И что же?
– Бойль несколько дней – а может, и недель – держал Мел в подвале своего дома и всячески над ней издевался… – Дарби засунула руки в карманы. – Это все, что мне известно.
Шейла провела пальцем по фотографии, на которой была изображена спящая в колыбели Дарби.
– Я постоянно смотрю на эти снимки и вспоминаю события, которые с ними связаны, – сказала она. – Я думаю, можно ли забрать воспоминания с собой или они исчезают, когда человек умирает.
Дарби учащенно дышала. Она знала, о чем нужно сейчас спросить.
– Мама, когда я оказалась с Мэннингом в подвале, он мне кое‑что рассказал о могиле Мелани… – Слова давались ей с трудом. – Когда я спросила, где она и что с ней произошло, Мэннинг посоветовал спросить у тебя.
У Шейлы был такой вид, будто ей отвесили пощечину.
– Ты что‑то знаешь?
– Нет, что ты, откуда.
Дарби сжала кулаки. Она была настроена решительно. Она достала свернутый лист бумаги – цветную копию фотографии женщины со стенда – и положила его на альбом.
– Что это? – спросила Шейла.
– А ты разверни.
Мать так и сделала. Когда она побледнела, Дарби все поняла.
– По‑твоему, я должна знать эту женщину? – спросила Шейла.
– Помнишь, сиделка нашла эту фотографию в вещах, которые ты собиралась отдать в благотворительный фонд? Я показала ее тебе, и ты сказала, что это дочь Синди Гринлиф, Регина.
– Из‑за морфия память начала меня подводить. Можешь отвезти меня в дом? Я очень устала и хочу прилечь.
– Это фотография со стенда в участке. Женщина – одна из жертв Бойля и Мэннинга. Мы не знаем, кто она.
– Пожалуйста, отвези меня в дом, – попросила Шейла.
Но Дарби не шелохнулась. Она ненавидела себя, но должна была это сделать.
– Уехав из Бэлхема, Бойль отправился в Чикаго. И пропали девять женщин. В Атланте – восемь, в Хьюстоне – двадцать две. Бойль колесил по штатам, а Мэннинг тем временем подыскивал «козлов отпущения». Речь идет о сотне пропавших женщин. А может, и больше. Есть такие, чьих имен мы даже не знаем. Как, например, эта женщина на фотографии.
– Оставь это, Дарби. Пожалуйста! Не береди прошлое.
– У этих женщин тоже были семьи. Остались матери, как Хелена Круз, которые до сих пор гадают, что же случилось с их дочерьми. Мама, я знаю, ты что‑то скрываешь. Что, мама?
Взгляд Шейлы задержался на фотографии Дарби с двумя недостающими передними зубами, стоящей в ванной на втором этаже.
– Мам, ты должна мне все рассказать. Пожалуйста.
– Ты не знаешь, каково это… – начала Шейла.
Дарби слушала с учащенно бьющимся сердцем.
– Не знаю что, мама?
Шейла посмотрела на небо, скользнула взглядом по облакам. На восково‑бледном лице ее проступили крошечные синие жилочки.
– Когда впервые берешь на руки своего ребенка, свою кровиночку, баюкаешь его, наблюдаешь, как он растет, то понимаешь, что пойдешь на все, лишь бы его защитить. На все! Любовь которую ты к нему испытываешь… Диана Крэнмор очень точно это описала. Это больше, чем может выдержать сердце.
– Что случилось?
– У него была твоя одежда… – сказала Шейла.
– У кого была моя одежда?
– Детектив Риггерс сказал мне, что нашел в доме Грэйди одежду одной из пропавших женщин и фотографии. Твою одежду и фотографии Грэйди тоже взял.
– Но он не брал в тот вечер никакой одежды!
– Риггерс сказал, что Грэйди мог еще до того побывать у нас дома и взять твои вещи. Он не сказал, зачем. Это было ни к чему… Все было зря, потому что Риггерс провел незаконный обыск, и все, что он тогда нашел, потеряло доказательную силу. У этих так называемых профессионалов ничего не оказалось на Грэйди, и они его отпустили.
– Это Риггерс тебе рассказал?
– Нет, Бастер. Друг твоего отца. Помнишь, вы еще вместе ходили в кино…
– Я знаю, кто такой Бастер. Так что он тебе сказал?
– Бастер рассказал мне, как Риггерс «запорол» дело, как они следили за каждым шагом Грэйди, ища, за что бы зацепиться, пока он не собрался и не уехал из города.
Голос Шейлы дрожал.
– Это чудовище приходило в мой дом… за моей дочерью… а полиция взяла и отпустила его.
Дарби догадывалась, что ей предстоит услышать, – это неслось на нее с неумолимостью железнодорожного состава.
– Твой отец… У него был запасной пистолет – «игрушка», как он любил его называть. Он прятал его внизу. Я умела им пользоваться и знала, что с ним не «засвечусь». Когда Грэйди ушел на работу, я пробралась в его дом. На улице шел дождь. Дверь черного входа не была заперта. Я зашла внутрь, а вещи собраны. Все разложено по коробкам.
Дарби вдруг начало знобить.
– Я спряталась в шкафу спальни и ждала его возвращения, – продолжала Шейла. – Ждала, пока он поднимется наверх и ляжет спать. Я слышала, как работает телевизор. Я подумала, что Грэйди заснул перед ним, и спустилась вниз. Он сидел в кресле «в отключке». Он пил, на полу стояла бутылка. Я подошла к креслу. Он не шелохнулся, и даже выстрел в лоб его не разбудил.
Глава 76
Мысленно Дарби представила дом Виктора Грэйди – таким, каким видела его в своих кошмарах. В комнатах беспорядок, мебель уже давно пора выбросить на свалку, мусорное ведро забито пивными банками и пакетами из‑под фаст‑фуда. Она представила, как он пришел домой и принялся сваливать содержимое ящиков комода в коробки, мусорные пакеты, во все, что попадалось под руку. Ему нужно было срочно убираться из города, потому что полиция задалась целью упечь его в тюрьму по обвинению в похищении женщин.
Шейла, крадучись, спустилась вниз, быстро пересекла комнату и подошла к креслу, в котором развалился пьяный в стельку Грэйди. Ее мать, любительница распродаж и мирная домохозяйка, приставила ему ко лбу дуло «двадцать второго» и нажала на курок.
– Выстрел не произвел много шума, – сказала Шейла. – Я уже вложила пистолет в руку Грэйди, как вдруг услышала шаги – кто‑то бежал из подвала наверх. Это был тот человек, Дэниел Бойль. Я подумала, что он из полиции, и угадала. Он показал мне свой полицейский значок и представился федеральным агентом.
Дарби представила, как разворачиваются события. Шум дождя и работающий телевизор заглушили звук выстрела, но Бойль все равно его услышал, потому что был в доме, подбрасывая улики. Он выбежал наверх, думая, что Грэйди застрелился, но увидел Шейлу, стоявшую над телом.
– Когда я увидела значок, то совсем потеряла голову, – сказала Шейла. – Я думала о том, что будет с тобой, если я попаду в тюрьму. Я умоляла его отпустить меня. Но он ничего не отвечал. Просто стоял и смотрел на меня. По‑моему, он даже не удивился, у него были абсолютно пустые глаза.
Дарби размышляла, почему Бойль не убил или не забрал с собой ее мать. Нет, похитить – это выглядело бы чересчур подозрительно, оставалось только убить. Бойль пришел подбросить улики, доказывающие виновность Грэйди, а оказалось, что Грэйди убит. Бойлю срочно нужно было что‑то придумать.
Потом Дарби вспомнила, что Эван рассказывал, как следил за домом Грэйди. Эван знал, что Бойль в доме. И Эван видел пожар.
– Он велел мне идти домой и ждать звонка, – сказала мать. – Он сказал, что если я кому‑нибудь об этом расскажу, то попаду в тюрьму. Он приказал мне выйти через подвал. О пожаре я узнала только на следующее утро. Он позвонил мне через два дня и сказал, что «позаботился» о Грэйди.· Но пожар уничтожил большую часть улик. Он сказал, что кое‑что придумал, чтобы уберечь меня от тюрьмы. Сказал, что нашел улики, но их должна была забрать я, потому что сам он занят расследованием этого дела. Улики были закопаны в лесу. Он дал мне координаты и велел взять их и отнести домой. А он потом заберет их. Он не сказал, какого рода улики там были. Он повторял, чтобы я не нервничала. Он говорил, что понимает, почему я убила Грэйди. Я пошла туда рано утром, захватив садовые перчатки и лопатку. Я нашла коричневый бумажный пакет, до отказа набитый женскими вещами, и фотографию.
– Ту, что я тебе показала?
Шейла кивнула, у нее дрожали губы.
– Ты знаешь, как ее зовут? – спросила Дарби.
– Он не сказал.
– Что еще ты там нашла?
Что‑то нехорошее сквозило во взгляде Шейлы. Что‑то, от чего хотелось бежать подальше.
– Это была… – Голос Дарби дрогнул. Она нервно сглотнула. – Ты нашла Мелани?
– Да.
У Дарби было такое чувство, что ее режут на кусочки.
– Я видела только ее лицо, – сказала Шейла сдавленным голосом, как будто каждое слово было обмотано колючей проволокой. – Сумка лежала у Мел на лице.
Дарби открыла рот, но так и не смогла ничего произнести. Шейла не выдержала:
– Я не знала, что делать, поэтому просто закопала ее и вернулась домой. Он позвонил мне следующим утром, и я рассказала ему о Мелани. Для него это не было новостью. Он посоветовал мне заглянуть в почтовый ящик. Там в запечатанном конверте лежала видеокассета. Он велел мне посмотреть кассету, а потом рассказать, что я там увидела. На кассете была я… И то, как я копала в лесу яму.
У Дарби голова шла кругом, перед глазами все плыло.
– Там же лежали фотографии, на которых была изображена ты в гостях у тети с дядей. Он пригрозил, что если я расскажу кому‑нибудь о случившемся или о том, что видела в лесу, то он отправит пленку в ФБР. И сказал, что убьет тебя, как только я окажусь в тюрьме. И я ему поверила! Он уже пытался забрать тебя у меня, и я не могла допустить… Я не могла снова рисковать. – Шейла зажала рот рукой. – Он постоянно присылал мне фотографии, напоминая о себе. На фотографиях была ты в школе, ты с друзьями. Иногда он даже вкладывал их в рождественские открытки. А потом начал присылать одежду.
– Одежду? Мою одежду?
– Нет, она принадлежала другим людям. Другим женщинам. Она приходила в посылках вместе с фотографиями. Как, например, эта. – Шейла смяла лист бумаги в кулаке. – Я не знала, что делать.
– Мама, эта одежда, где она?
– Я собиралась когда‑нибудь… просто собиралась… что‑нибудь сделать с этими вещами. Например, анонимно отправить их в полицию. Не знаю. Не знаю, о чем я думала, но они пролежали у меня достаточно долго.
– Ты кому‑нибудь рассказывала об этом? Может, адвокату?
Шейла покачала головой. На щеках ее блестели слезы.
– Я постоянно думала, что было бы, если бы я выдала его полиции. Выдала себя. Как могла я держать у себя вещи всех этих пропавших женщин и молчать? Но если бы я так поступила, то люди подумали бы, что ты помогала мне скрывать улики. И не важно, что это было неправдой, все равно все подумали бы, что ты со мной заодно. Вспомни, разве не так было, когда ты работала по делу об изнасиловании? Твой напарник подделывал улики, а все думали, что ты ему в этом помогаешь. Если бы я заявила в полицию, это разрушило бы твою карьеру.
Дарби с большим трудом заговорила:
– Что ты сделала с одеждой?
– Она в коробке, которую я отдаю на благотворительность.
– А фотографии?
– Я их выбросила.
Дарби закрыла лицо руками. И снова увидела лица исчезнувших женщин, десятки лиц на снимках, развешанных на стендах в полицейском участке. Если бы мать не промолчала, эти женщины были бы живы! Понимание этого росло внутри нее, пуская корни все глубже и глубже.
– Я не знала, как быть… – повторила Шейла. – Ведь сделанного не воротишь. Я сто раз думала о том, чтобы пойти в полицию, но мысль о тебе, о том, что он может с тобой сделать, меня останавливала. Для меня ты оказалась важнее всего.
– То место, где ты нашла Мел… – произнесла Дарби.
– Я не помню.
– Постарайся вспомнить.
– Я уже целый день пытаюсь… С той самой минуты, как увидела по телевизору лицо того человека. Но так и не вспомнила. Это было больше двадцати лет назад.
– Ты помнишь, где оставляла машину тем утром? Ты далеко от нее отошла?
– Нет.
– А как насчет координат, что дал тебе Бойль? Они у тебя сохранились?
– Я выбросила их. – Шейла начала тихонько всхлипывать как будто слова вырывали из нее клещами. – Не нужно меня ненавидеть! Я не могу умереть с мыслью, что ты меня ненавидишь.
Дарби подумала о Мел, закопанной где‑то в лесу – там, где ее никто никогда не найдет.
– Ты можешь меня простить? – спросила Шейла. – Можешь хотя бы постараться?
Дарби молчала. Она думала о Мел. Вспомин