В рационализме Нового времени концепт «субстанция» является не чем иным, как проекцией на бесконечность, представляющей деятельности человека, его мышления, озабоченного обоснованностью своих познавательных притязаний к миру как объекту. Но Спинозой в понятии субстанции формируется только результат этой деятельности – понятие абсолютно необходимого бытия вне предшествующего мыслительного усилия по его конституированию. Для него субстанция есть такое абсолютно необходимое существование, которое ничем не ограничено, в том числе и представлением субъекта, но оно не может выступить и как самопредставление. Между мышлением и субстанцией образовался зазор, невоспроизводимый рациональным мышлением, поскольку абсолютное бытие лишено мышления в себе самом. Спиноза как бы гениально реализует тупиковую ветвь новоевропейской метафизики, «вынув» субстанцию из представляющего мышления. Другим следствием такого обстояния дел явилась «модальная катастрофа», выразившаяся в том, что не только natura naturans, но и natura naturata как логическое следствие первыми могли мыслиться только в одной модальности – необходимости, которой явно недоставало для объяснения всей совокупности явлений в универсуме, и, прежде всего, – спонтанности человеческой воли, специфицирующей человека среди сущего наряду с мышлением. В спинозизме воля представлена как иллюзия, эпифеномен причинно-действенных связей мира. Более того, исходя только из одной необходимости, невозможно было адекватно представить и уяснить сущность рефлексивного мышления, имеющего модальную структуру, в которой реальная действительность предстает лишь как возможное (декартово сомнение), а возможная трансцендентальная позиция становится необходимой (всеобщей и общезначимой) в длящемся акте cogito, который выступает, таким образом, в качестве действительного. И, наконец, сама причинность как реализация того, что еще не существует актуально, предполагает модальность возможности, матрица для которой в субстанции Спинозы не существует. Таким образом, необходимость, которая в философии Декарта задавалась в сфере представляющего мышления, в системе Спинозы оказывается выполнимой только на материале res extensa. Но если природно сущему придан статус необходимого, то оно не может стать объектом научного познания, которое предполагает постоянное преобразование природных вещей в физических и мыслительных экспериментах.
«Логос» новой антропоцентрической свободы – это «логос чистого разума», всеобъемлющей власти представления, получающей свое выражение в модусе всеобщей объективации. Заданная Декартом субъект-объектная связка становится не только принципом мыслительных актов познания вещей, но и порождения их; объект задается нам через определенную совокупность операций, которые субъект на самом себе схватывает. В таком акте субъект и объект, по сути дела, совпадают. Вводится проблема тождества бытия и мышления. Этот предельный случай акта мысли Спиноза пытается рассматривать в других онтологических категориях – в категориях природы порождающей (natura naturans) и природы порожденной (natura naturata): «...под natura naturans нам должно понимать то, что существует в самом себе и представляется само через себя, иными словами, такие атрибуты субстанции, которые выражают вечную и бесконечную сущность, то есть... бога, поскольку он рассматривается как свободная причина. А под natura naturata я понимаю все то, что вытекает из необходимости природы бога... т.е. все модусы атрибутов бога, поскольку они рассматриваются как вещи, которые существуют в боге...»[200].
Мы можем лишь мыслить объекты, но не имеем дара их порождения, который присущ natura naturans. Декарт задал связку между схватыванием субъектом понятия объекта и схватыванием субъектом на себе некоторой совокупности операций, посредством которых задается объект. Эта процедура предполагает существование такого акта, совершаемого субъектом, в котором он достигает своей тождественности с объектом, то есть мыслительный акт направлен на такой объект, который задан этому акту самим же этим актом. Следовательно, субъект, направленный на самого себя, является для себя объектом. Порождающая природа может рассматриваться как предельное объективированное представление этой связки. Акт, направленный на некоторый предмет, совпадает с порождением этого акта и является, по мнению Спинозы, привилегией Бога, который порождает те объекты, которые сам и созерцает. Отношение между двумя природами осмысливается им в пределе интеллектуальной интуиции, то есть деятельности мышления, порождающей в своих актах предметы (вещи) или идеи и представляющей их созерцанию. Если способность к интеллектуальной интуиции Средневековье приписывало только божеству, то в эпоху антропоцентризма она вменяется человеку.
Согласно картезианской концепции, субстанция не просто то, что существует, а то, в зависимости от чего все существует. Субстанциальность сущего удерживается в бесконечном бытии Бога. Но в таком случае, говорит Спиноза, можно вести речь лишь об одной субстанции, которая есть и Бог, и природа. Мышление (принцип cogito) не субстанция, а выражение ее существенного свойства. В этом смысле мыслящее «я» есть модус атрибута. Бог как такая субстанция, от которой зависит атрибут мышления, является природой порождающей, а само наше мышление как вещь, существующая в мысленном универсуме, – природой порожденной. В акте предельного понимания (в акте совпадения сущности и существования Бога) акт созерцания для Бога равен акту творения. Наше постижение Бога не есть активность воображения, а предельное состояние мышления. Понятие Бога заключает предельное состояние нашего мышления, в котором Бог порождается в сверхъестественном смысле. О таком состоянии нашего мышления идет речь у Спинозы, когда он говорит о natura naturans.
Субстанция Спинозы суть бытие всего сущего, принцип существования всякой отдельной вещи. Субстанция содержит в себе порядок, следуя которому мы можем выводить свое мышление на уровень бесконечного постижения, открывая мир как протяженный и мыслящий. Спиноза устанавливает онтологическое различие между мышлением человека и божественным[201]. Идея Бога заключает в себе цель совершенства, ибо состояние нашей мысли есть интеллектуальная любовь к Богу, а не чистый акт. Этот зазор будет развернут Лейбницем. Но если мы говорим, что связь идей равна связи вещей, если имеем дело с объективно сущим, то мы исходим из предположения, что связь идей и связь вещей одна и та же.
Понимая абсолютность субстанции, мы достигаем абсолютности нашего мышления. Относительно деятельности разума Спиноза пишет: «Те идеи, которые он образует абсолютно, выражают бесконечность»[202]. Бесконечность по отношению к субстанции означает существование бесконечного числа атрибутов. Но конечность нашего мышления заключается в том, что нам открыты только два атрибута. Если в само понятие субстанции входит абсолютная независимость ее от нашего мышления, то, с другой стороны, мышление абсолютного предполагает действование конечного существа по преодолению собственной конечности. Это имеет этический смысл. Философия оказывается этикой. Как отмечает Ж. Делез: «Разум – это принцип этического различия между “теми, кто живет по одному только руководству разума”, и теми, кто остается под диктатом чувства, между теми, кто освобождается, и теми, кто остается рабами»[203].
Если по отношению к субстанции постулируется ее способность существования необходимым образом, то для мышления требуется его сосуществование с вечным миром. Движение к субстанциальности подразумевает согласование своих действий со связностью вещей в мироздании, своего поведения – с законами мира. Следовательно, суть этики заключается в описании чистой природы. Господство разума над аффектами достигается, по мнению Спинозы, истинным познанием чувств, изучением их причин; причем предпочтение должно быть отдано тем чувствам, источники которых нам известны. Все чувства необходимо привести в систему, с преобладанием тех из них, которые связаны с познанием субстанции. Чувства есть то, что нуждается в некотором очищении, чтобы послужить основой для деятельности мышления. Мышление характеризуется ясностью и отчетливостью. Но причинная устроенность мира выражается как в мысли, так и в чувствах.
Наше трансцендирование означает стремление к трансцендентному условию мира. Но коль скоро божественная субстанция мыслится как трансцендентное условие нашего опыта познания, то мы имеем дело с пониманием Бога не как бесконечной личности, а как бесконечной причины.
В Новое время мы сталкиваемся с двойственностью парадокса: с чувственным опытом, который не обязательно обосновывается рационально, и с познающим рациональным образом субъектом, обнаруживающим некоторую обоснованность своего познания. Но эта процедура относится не к технике философствования, а к способности мыслителя создавать определенный мыслительный ряд. Необходимо дать не просто определенный категориальный строй, а описать схематизм действующего разума. Позиция философствующего субъекта манифестируется как абсолютная позиция. Коль скоро структура нашего мышления совпадает со структурой бытия, то мышление есть реализация абсолютного бытия, бытия как такового. Всякое сущее содержит в себе божественный смысл не в силу его сотворенности, а в силу того, что оно попадает в поле нашего видения, когда оно имеет субстанциальное происхождение. Это онтотеологическая тенденция, конституирующая обезличенность мира как мира объектов. Божественный смысл выносится за пределы мира вместе с самопроизвольностью сущего, и этим устанавливается непреодолимая граница между миром как пространством наличествования вещей и миром, в котором обретается смысл. Обезбоженность мира заключается в том обстоятельстве, что наша мысль исчерпывается в силу ее намеренности, в силу того, что она становится обязанностью, обретая самодостаточный по отношению к сущему характер. Субстанция Спинозы как causa sui – это не только начало, самодостаточность, существующая лишь в своих определениях, но и причина всякого возможного существования.
Субстанция есть не только то, что подлежит логическим определениям (существуя независимо от других вещей в логическом смысле), но и то, что имеет свое место в бытии. Поскольку она не нуждается в другом существовании, то может быть только одна. Как причина субстанция есть причина для всего конечного, бытие как таковое, которое познается в аспекте мышления и протяжения. Субстанция становится сущностью, логический и онтологический способы существования которой совпадают. Такая независимость присутствия свидетельствует об окончании причинного ряда. В цепи бытия как в цепи причинно-действенных связей мы можем замкнуть причинный ряд. Именно такое замыкание осуществляется у Спинозы. «Под субстанцией, – пишет Спиноза, – я разумею то, что существует само в себе и представляется само через себя, т.е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которого оно должно было бы образовываться»[204].
Если для античного мышления (Парменид) одно и то же (τό αύτό) означает принадлежность совместному, мышление и бытие совместно принадлежат одному и тому же и в своей совместности проистекают из одного и того же взаимопринадлежно, то утверждение свободы самопроизводящего мышления редуцирует бытие к нашим полаганиям. Спиноза стремится выявить, каким образом может существовать мыслящая субстанция; можно ли в мыслящей вещи эксплицировать такие структуры мышления, на основе которых человек мог бы строить свою жизнь по схеме и расположению всех тел, образующих Вселенную. Мышление носит необходимый характер, если оно сообразуется со структурой всего мироздания в целом[205]. Человеческое мышление обладает максимумом совершенства, если его схема сообразуется с условиями бесконечной Вселенной. Таким образом, идея субстанции объемлет основные принципы постоянного совершенствования интеллекта человека. Понимая все способы своих действий, мыслящая вещь приемлет себя как причину самой себя.
«Под причиной самого себя (causa sui), – пишет Спиноза, – я разумею то, сущность чего заключает в себе существование, иными словами, то, чья природа может быть представляема не иначе, как существующая»[206]. Спиноза тем самым постулирует единство всеобщей мысли и существования. Система Спинозы выражает аналитическую логику очищения всего божественного и совершенного от всякого личностного аспекта. Формирование этой логики восходит к периоду Средневековья (Бог есть бытие, которое не нуждается ни в чем ином для своего существования; он обладает всей полнотой бытия и совершенства, и природа его неотделима от его существования).
Основные определения системы Спинозы являются основоположениями как бытия, так и мышления, выражая тем самым аналитическое развертывание, особую логику сознательного конструирования Бога, природы и субстанции. Конечные вещи в горизонте логического или физического континуума выступают, по сути дела, не как вещи, а как определения, аспекты божественного, коль скоро «конечною в своем роде называется такая вещь, которая может быть ограничена другой вещью той же природы»[207].
Тело не может быть ограничено мыслью, как и мысль не ограничивается телом. Следовательно, оформляющей себя в своей содержательной истине самодовлеющей целостности присущи два атрибута: мышление и протяжение. «Под атрибутом, – пишет Спиноза, – я разумею то, что ум представляет в субстанции как составляющее ее сущность»[208]. Модус же не есть постигаемая сущность, но «состояние субстанции (Substantiae affectio), иными словами, то, что существует в другом и представляется через это другое»[209].
Мир становится существующим в той мере, в которой он может быть представлен; в рамках абсолютной целостности возникает многообразие представления мироздания. Поскольку все становится представлением, то это представление требует решимости, усилия, волевого настроя. Представленность мира осуществляется таким образом, что все сущее определяется и удерживается в форме системы. Спиноза говорит не о системе категорий, но о системности самого сущего. «Система призвана раскрыть единство и структуру всего сущего в целом, причем эта структура осознается в пределе абсолютного знания»[210]. Мир как представление оказывается развернутым в форме системы. Метафизика Спинозы первопричиной всего сущего полагает Бога как бесконечное бытие, предельную полноту бытия. Но коль скоро бытие Абсолюта является истинно достоверным, так как он обладает актуальным разумом, то «из необходимости божественной природы должно вытекать бесконечное множество вещей бесконечно многими способами... Бог есть производящая причина (causa efficiens) всех вещей, какие только могут быть представлены бесконечным разумом»[211].
Сущность Бога есть абсолютное совершенство, тождество бытия и мышления, где всякий мыслительный акт включает свое собственное осуществление. Совершенство становится таким конституэнтом, который определяет степень бытия как реальности. Из понятия Бога как первопричины следует, что вещь, подлежащая какому-либо действию, производится к этому необходимо Богом, поскольку воля – необходимая причина, модус, определяемый другим модусом. Воля тождественна разуму, ибо она всегда согласуется с ясным, осознанным усмотрением. Поэтому у Спинозы «воля не может быть названа причиной свободной, но только необходимой. Воля составляет только известный модус мышления, точно так же как и ум: поэтому... каждое отдельное проявление воли может определяться к осуществлению и действию только другой причиной, эта – снова другой и так до бесконечности»[212].
Единая субстанция, выражающая свою вечную бесконечную сущность под атрибутом мышления, есть мир умопостигаемый; атрибутом протяжения она эксплицируется как природа. Следовательно, природа и мышление выражают одну и ту же божественную сущность, одно и то же содержание. Спиноза исходит из абсолютной корреляции между атрибутами, из которой следует тождество res extensa и res cogitans с субстанциальной точки зрения: «Порядок и связь идей те же, что и порядок и связь вещей»[213].
Поскольку Бог есть источник всякого сущего и всей позитивности бытия как такового, то вся позитивность и полнота человеческого существования может иметь свой источник только в Боге; это есть концепция свободы без свободы воли. Ясное видение Добра предполагает акт отчетливого видения Истины. Добро и Истина в этом плане суть одно и то же, поскольку они суть субстанциальное бытие. Самый свободный акт существования заключается в том, что он является наилучшим (у Лейбница он будет назван оптимальным). Бог есть бесконечная полнота бытия, поэтому все позитивное в человеческом существовании есть непременно божественное.
Проследим некоторые метафизические ходы мысли Спинозы. С одной стороны, человек есть данное, конкретным и случайным образом устроенное (в смысле своей представляющей способности) существо, которое воспринимает воздействующий на него мир согласно собственному строению. Но этот человек не есть весь человек; осуществление акта всеобщего познания основывается на существовании в человеке какой-то другой силы, действующей в нем, – некоторой полноты бытия, которую он обнаруживает не через органы чувств и не идя к внешнему миру, но обращаясь к действию чего-то в себе. И это сила бытия. Мы должны направить свои усилия на это бытие, действующее в нас. Тогда возникает вопрос: откуда же в конечном существе идеи, понятия, обладающие признаками бесконечности? Они есть проявление силы, действующей в человеке, отличающейся от него самого как существа конечного. Эти понятия есть признаки того, что в человеке действует полнота бытия; идеи, согласно Спинозе, есть всегда, были и будут, даже если бы не существовало человеческого субъекта. Сам акт познания случается так, что человек, помыслив нечто, попадает в такой горизонт, который координирует, регулирует и направляет его действие, т.е. какие-то независимые от человека связи и необходимости его мысленного движения, которые называются интуицией. Субъект с ее помощью оказывается включенным в некоторое поле, континуум сознания, где среди понятий существуют путеводные нити, направляющие путь человека так, как если бы он двигался в направлении заранее знаемого. «Я» указывает на что-то, являющееся ведущим в эмпирическом «я» независимо от него. Это, несомненно, выше эмпирического субъекта. Ясная и отчетливая идея есть основа познаний, и вводится она как познавательный идеал со ссылкой на акт сознания, осуществляемый «я». «Я» есть не только нечто ведущее внутри субъекта и независимое от него, но и то, что требует от субъекта акта сознания этой действующей внутри силы. Это требует постоянно возобновляющегося усилия со стороны субъекта. Человек запрашивает Бога по той причине, что все порожденное (natura naturata) требует для своего сохранения некоторого независимого основания – божественного усилия. Следовательно, человек есть такое существо, которое определенным усилием разума может построить из себя «я». Таким образом, поскольку человек составляет часть целой природы, порядку которой и следует, он связан, и только способность осознавания единой реальности целого дарует ему свободу. Возможности осознания вменяется особая достоверность. Как несомненная аподиктическая достоверность осознаваемая данность берется в качестве некоторого прозрачного горизонта, сквозь который все становится зримым. Достоверность осознанности конституируется как нечто первознаемое. Речь идет о сознании, которое не просто как-то случается, а есть нечто, доведенное актами рефлексии до вида, не содержащего в себе никаких конкретных состояний чувствующего существа. Сознание, обработанное актами мышления до чистоты, является важнейшим. Таким образом: «Вопрос о пути истинного познания совпадает с вопросом о развитии и обладании ясными идеями, которые тотчас же затемняются, когда смешиваются с неясными»[214].
Для осуществления предельного понимания необходимо понятие Бога как гаранта мыслительного усилия, обусловливающего непрерывность познания. Сам субъект есть сохранение своей идеальной тождественности, поскольку она задана мыслящему «я» универсальной логикой Абсолюта: «...в Боге необходимо существует познание всего, что имеет место в объекте идеи, составляющей человеческую душу, поскольку Бог составляет природу человеческой души, то есть... познание этого объекта необходимо будет в душе...»[215].
В устанавливающейся картине мира все вещи должны быть причастны представлению, ибо если мы представляем бытие как идею, а идею интерпретируем как представление, то все зависит от представления. Поэтому атрибуты не есть самостоятельно существующие сущности, но способы умственного постижения субстанциальности. Познавая единичные вещи, мы приближаемся к пониманию natura naturans. Движение познания от единичных вещей (модусов) в их всеобщей сущности (субстанции) эксплицируется в терминах необходимости. В этом усматривается некая двойственность. С одной стороны, Бог, природа как субстанция существует необходимо, и из нее развертываются атрибуты и модусы. Возможность рационально существующего (как возможность быть) ограничена необходимостью. С другой стороны, существует необходимость нашего мышления, которое является свободным. Свобода – это не свобода выбора, а осознанная необходимость. Познание не просто процесс восхождения по познавательным уровням, а взятие на себя обязательства мыслить соответственно природе того сущего, которое собирает на себя всякое бытие. Необходимость есть обязательство мыслить сущее, исходя из природы истинно сущего, субстанции, и эта необходимость оказывается реализацией нашей свободы. У Спинозы метафизический опыт перетолковывается в терминах чистой необходимости. Наше познание есть познание вечного, необходимого. Таким образом, свобода как осознанная необходимость оказывается субстанциальной свободой, заключающей наиболее полное знание всех причин. Эта свобода обладает опытом, превосходящим наше мышление. Если абсолютный опыт совпадает с пределами всей природы, то мы, познавая часть, обнаруживаем природу как таковую. Необходимо исходить из того, что, помимо природы, открытой в опыте, нам открыта природа как таковая в качестве метафизической дефиниции. Интенция разумного познания обращена к божественному, к слиянию с Богом. Двигаясь по атрибуту субстанции к разумению абсолютного смысла, сущности как таковой, мышление устанавливает канон и правила того, как можно понимать все сущее в плане его протяженности. Путем разумного познания происходит обожествление человека, имеющее своим следствием рассмотрение всякого опытного события как некой конструкции чего-то порожденного.
Разум и его истина конституируются в статусе бесспорности и несомненности, требующих своего безоговорочного принятия. Недаром основной пафос собственных умозаключений Спиноза резюмирует словами: не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать. Именно в понимании его философия находит вечное спасение. Знание эмпирического, исходящее из опыта, не только не удовлетворяет, но оскорбляет разум. Основной интенцией разума является континуум всеобщих и необходимых, несотворенных и ни от кого не зависимых истин. «Естественно» мышление человека устремляется к самоочевидности, к достижению такого видения, которое усматривает в том, что нечто существует, не только факт его существования, но то, что оно есть по необходимости. Только такое мышление дает нам настоящее знание. Необходимость разделяет с божеством власть над сущим, ибо в Боге, кроме него самого, есть и «другое» – его природа. Согласно Спинозе, Бог действует без всякого принуждения, только согласно законам своей собственной природы. Природа в Боге есть первичность божественной возможности, отбрасываемая его чистой актуальностью в «абсолютном смысле». Это парадоксальное отношение Бога к себе как к своей собственной основе заложено уже самими понятиями nаtura naturans и natura naturata.
Разум диктует законы, которые он в силу своей природы принужден диктовать, следовательно, у него тоже нет свободы в выборе. Бытие поглощено какой-то безличной властью, избавиться от которой оно не в состоянии. Спиноза отвергает произвол как разнузданность и возвращается к идее знания, основанного на необходимости и доказательствах, превращающих непосредственные данные сознания в незыблемые истины. Это знание наделяет человека квазибожественной энергийностью, освобождая безграничные потенции его интеллектуальной мощи, способной воздействовать на природные и социальные обстоятельства, определять какой угодно ход событий. По мнению Спинозы, человеческое познание возможно в виде совокупности причинно-действенных связей. Мысль, развертывающаяся в отношениях причинных связей и зависимостей, репрезентирует все присутствующее как механизм, в котором речь может идти о свободе подчинения, использования последнего в целях осуществления собственных амбиций, о свободе в рамках экономических, социально-политических и юридических структур функциональной системы.
Природа, все сущее во все большей степени вовлекаются в практическую деятельность человека, который стремится овладеть миром, представленным определенным образом, направленным на то, чтобы он мог удержаться в качестве субъекта (основания) всего сущего, рассматриваемого с точки зрения наибольшей полезности, результативности. Ценность человека определяется его полезностью, ибо, «когда всякий отдельный человек всего более ищет для себя собственной пользы, тогда люди бывают более полезными друг для друга. Ибо чем более каждый ищет собственной пользы и стремится сохранять самого себя, тем он... добродетельнее или, что то же… тем способнее к действованию по законам своей природы, то есть… к жизни по руководству разума»[216].
Метафизическая же концепция Спинозы строится на соотношении natura naturans и natura naturata. Сущность человека, пишет Спиноза, «составляет известные модификации (модусы) атрибутов Бога»; «сущность человека... составляет нечто существующее в Боге, что без Бога не может ни существовать, ни быть представляемо, иными словами… состояние или модус, выражающий природу Бога известным и определенным образом»[217]. Речь идет о видоизменениях, существующих по отношению к нашему уму.
Способность представления (объективирования), присущая человеческой душе, необходимо опосредована божественной способностью познания, делающей объектом своего развертывания и саму человеческую «самость». Ибо «сущность человека не заключает в себе необходимо существования, т.е. в порядке природы является возможным как то, чтобы тот или другой человек существовал, так и то, чтобы он не существовал»[218].
Спиноза настаивает на том, что мир как таковой не существует, то есть сам по себе есть ничто, представляя собой лишь форму Бога. Мир оказывается существующим не сам по себе в своей внутренней структуре, но развернутым как объект. Когда Бог провозглашается единственной подлинной действительностью, тогда мир и человек упраздняются в Боге.
Спиноза устанавливает совпадение воли и идеи. Поэтому человеческая свобода «есть прочное существование, которое наш разум получает благодаря непосредственному соединению с Богом, с тем чтобы вызвать в себе идеи, а вне себя действия, согласующиеся с его природой, причем его действия не должны быть подчинены никаким внешним причинам, которые могли бы их изменить...»[219].
В своем опыте мы вынуждены прибегать к ограниченности нашего понятия, отличать опыт собственного мышления от мышления вообще, наш опыт от абсолютного. Человеческий опыт имеет условный характер, где одним из условий является понятие абсолютного, другим – понятие конечного, случайного, вероятного. Мы в нашем опыте не можем поставить вопрос о сущности конечного и бесконечного, не можем найти то, в чем все собирается как в безусловном. Мы познаем вещь через каузальный ряд и только тогда выходим на необходимое существование субстанции. В результате совпадает природа и все, ею порождаемое. Речь идет о бесконечном, о природе как таковой. Как мыслящие существа мы ясно и отчетливо можем осознавать все то, что удерживает нас в природе, и тогда наша свобода есть осознанная необходимость. Детерминизм Спинозы основан на автономии разума; коль скоро свобода мыслится в рамках причинных связей, ввергающих мир в отношения причинной зависимости. Рассуждения о свободе воли развертываются вокруг того обстоятельства, что люди не знают причин собственных действий, причин, которыми они определяются к деятельности. Аффект есть смутная идея, находящаяся в нашей власти тем более, чем яснее мы знаем причины. Возникает возможность различать вещи по степеням. Так, принужденные вещи детерминированы внешним образом, свободные – сами собой. Объективно все в мире необходимо, однако сама необходимость может быть либо свободна, либо принуждаема. Свободна лишь из себя проистекающая необходимость. Только самоопределяющийся человек свободно необходим. Его свобода не есть свобода выбора; она заключается в том, чтобы знать истинное и поступить истинным образом. «Отметим, что Спиноза отличает друг от друга два вида необходимости: необходимость вещи в отношении к ее сущности и необходимость вещи в отношении к производящей ее причине. Совокупность знаний о необходимостях первого вида Лейбниц впоследствии назвал истинами разума; совокупность же знаний о необходимостях второго вида он назвал истинами факта»[220].
В достижении совершенного знания состоит высшее благо, ибо знание есть свобода. Человек самодетерминирован, когда действует согласно разуму, в соответствии с его законами, но, подчиняясь аффектам, он попадает во власть принуждения. Разум не в состоянии воздействовать на аффекты, только другие аффекты могут вытеснить, подавить предыдущие. И здесь мы сталкиваемся с проблемой, так как действие человека по аффектам адекватно законам его собственной природы, но разум их подавить не может. Выход видится в осуществлении следующей познавательной процедуры: когда мы познаем аффект, то есть образуем о нем адекватную идею, тогда он перестает быть пассивным состоянием. Перевод аффектов в область сознания обеспечивает человеку возможность контролирования самого себя. «Поэтому мы, – говорит Спиноза, – в особенности должны заботиться о том, чтобы, насколько возможно, ясно и отчетливо познавать каждый аффект, дабы таким образом душа наша определялась этим аффектом к мышлению того, что она воспринимает ясно и отчетливо и в чем она находит для себя полное удовлетворение, а потому должна заботиться о том, чтобы самый аффект был отделен от представления внешней причины и соединен с представлениями истинными»[221]. Мы ясно воспринимаем лишь то, что знаем от сознания. Сознание как первое и непосредственное знание полностью задает содержание психических актов. Спиноза считает, что внутренний мир субъекта познается ясно и отчетливо лишь в той мере, в какой он является осознаваемым. Сознание есть идея идеи. При изучении чувственности человека критерий ясности и отчетливости регулирует ее познание только тогда, когда она берется на уровне осознания. Взятое на другом уровне восприятие лишено ясности и отчетливости, а значит, пассивно и страдательно. Только ясность и отчетливость гарантирую человеку включенность в этот мир и его познание.