Сон 1. Северная Таврия, октябрь 1920 г. 11 глава




Приходят Аня, Варя и Петя Трофимов. Ранев­ская заводит разговор о «гордом чело­веке». По мнению Трофи­мова, в гордости нет смысла: грубому, несчаст­ному чело­веку нужно не восхи­щаться собой, а рабо­тать. Петя осуж­дает интел­ли­генцию, не способную к труду, тех людей, кто важно фило­соф­ствует, а с мужи­ками обра­ща­ется, как с живот­ными. В разговор всту­пает Лопахин: он как раз рабо­тает «с утра до вечера», имея дело с круп­ными капи­та­лами, но все больше убеж­да­ется, как мало вокруг поря­дочных людей. Лопахин не дого­ва­ри­вает, его пере­би­вает Ранев­ская. Вообще все здесь не хотят и не умеют слушать друг друга. Насту­пает тишина, в которой слышится отда­ленный печальный звук лопнувшей струны.

Вскоре все расхо­дятся. Остав­шиеся наедине Аня и Трофимов рады возмож­ности пого­во­рить вдвоем, без Вари. Трофимов убеж­дает Аню, что надо быть «выше любви», что главное — свобода: «вся Россия наш сад», но чтобы жить в насто­ящем, нужно сначала стра­да­нием и трудом иску­пить прошлое. Счастье близко: если не они, то другие обяза­тельно увидят его.

Насту­пает двадцать второе августа, день торгов. Именно в этот вечер, совсем некстати, в усадьбе зате­ва­ется бал, приглашен еврей­ский оркестр. Когда-то здесь танце­вали гене­ралы и бароны, а теперь, как сетует Фирс, и почтовый чиновник да начальник станции «не в охотку идут». Гостей развле­кает своими фоку­сами Шарлотта Ивановна. Ранев­ская с беспо­кой­ством ожидает возвра­щения брата. Ярослав­ская тетка все же прислала пятна­дцать тысяч, но их недо­ста­точно, чтобы выку­пить имение.

Петя Трофимов «успо­ка­и­вает» Ранев­скую: дело не в саде, с ним давно покон­чено, надо взгля­нуть правде в глаза. Любовь Андре­евна просит не осуж­дать её, пожа­леть: ведь без вишне­вого сада её жизнь теряет смысл. Каждый день Ранев­ская полу­чает теле­граммы из Парижа. Первое время она рвала их сразу, потом — сначала прочитав, теперь уже не рвет. «Этот дикий человек», кото­рого она все-таки любит, умоляет её прие­хать. Петя осуж­дает Ранев­скую за любовь к «мелкому негодяю, ничто­же­ству». Сердитая Ранев­ская, не сдер­жав­шись, мстит Трофи­мову, называя его «смешным чудаком», «уродом», «чистюлей»: «Надо самому любить... надо влюб­ляться!» Петя в ужасе пыта­ется уйти, но потом оста­ется, танцует с Ранев­ской, попро­сившей у него прощения.

Наконец появ­ля­ются скон­фу­женный, радостный Лопахин и усталый Гаев, который, ничего не рассказав, тут же уходит к себе. Вишневый сад продан, и купил его Лопахин. «Новый помещик» счастлив: ему удалось превзойти на торгах богача Дери­га­нова, дав сверх долга девя­носто тысяч. Лопахин подни­мает ключи, брошенные на пол гордой Варей. Пусть играет музыка, пусть все увидят, как Ермолай Лопахин «хватит топором по вишне­вому саду»!

Аня утешает плачущую мать: сад продан, но впереди целая жизнь. Будет новый сад, роскошнее этого, их ждет «тихая глубокая радость»...

Дом опустел. Его обита­тели, простив­шись друг с другом, разъ­ез­жа­ются. Лопахин соби­ра­ется на зиму в Харьков, Трофимов возвра­ща­ется в Москву, в универ­ситет. Лопахин и Петя обме­ни­ва­ются колко­стями. Хотя Трофимов и назы­вает Лопа­хина «хищным зверем», необ­хо­димым «в смысле обмена веществ», он все-таки любит в нем «нежную, тонкую душу». Лопахин пред­ла­гает Трофи­мову деньги на дорогу. Тот отка­зы­ва­ется: над «свободным чело­веком», «в первых рядах идущим» к «высшему счастью», никто не должен иметь власти.

Ранев­ская и Гаев даже пове­се­лели после продажи вишне­вого сада. Раньше они волно­ва­лись, стра­дали, а теперь успо­ко­и­лись. Ранев­ская соби­ра­ется пока жить в Париже на деньги, присланные теткой. Аня вооду­шев­лена: начи­на­ется новая жизнь — она закончит гимназию, будет рабо­тать, читать книги, перед ней откро­ется «новый чудесный мир». Неожи­данно появ­ля­ется запы­хав­шийся Симеонов-Пищик и вместо того, чтобы просить денег, наоборот, раздает долги. Оказа­лось, что на его земле англи­чане нашли белую глину.

Все устро­и­лись по-разному. Гаев говорит, что теперь он банков­ский служака. Лопахин обещает найти новое место Шарлотте, Варя устро­и­лась экономкой к Рагу­линым, Епиходов, нанятый Лопа­хиным, оста­ется в имении, Фирса должны отпра­вить в боль­ницу. Но все же Гаев с грустью произ­носит: «Все нас бросают... мы стали вдруг не нужны».

Между Варей и Лопа­хиным должно, наконец, произойти объяс­нение. Уже давно Варю дразнят «мадам Лопа­хина». Варе Ермолай Алек­се­евич нравится, но сама она не может сделать пред­ло­жение. Лопахин, тоже прекрасно отзы­ва­ю­щийся о Варе, согласен «покон­чить сразу» с этим делом. Но, когда Ранев­ская устра­и­вает их встречу, Лопахин, так и не решив­шись, поки­дает Варю, восполь­зо­вав­шись первым же пред­логом.

«Пора ехать! В дорогу!» — с этими словами из дома уходят, запирая все двери. Оста­ется только старый Фирс, о котором, каза­лось бы, все забо­ти­лись, но кото­рого так и забыли отпра­вить в боль­ницу. Фирс, вздыхая, что Леонид Андре­евич поехал в пальто, а не в шубе, ложится отдох­нуть и лежит непо­движно. Слышится тот же звук лопнувшей струны. «Насту­пает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву».

Ядя Ваня

Пасмурный осенний день. В саду, на аллее под старым тополем, серви­рован для чая стол. У само­вара — старая нянька Марина. «Кушай, батюшка», — пред­ла­гает она чаю доктору Астрову. «Что-то не хочется», — отве­чает тот.

Появ­ля­ется Телегин, обед­невший помещик по прозвищу Вафля, живущий в имении на поло­жении прижи­вала: «Погода очаро­ва­тельная, птички поют, живем мы все в мире и согласии — чего еще нам?» Но как раз согласия-то и мира и нет в усадьбе. «Небла­го­по­лучно в этом доме», — дважды произ­несет Елена Андре­евна, жена профес­сора Сереб­ря­кова, прие­хав­шего в имение.

Эти отры­вочные, внешне не адре­со­ванные друг другу реплики, всту­пают, пере­кли­каясь, в диало­ги­че­ский спор и высве­чи­вают смысл напря­женной драмы, пере­жи­ва­емой действу­ю­щими лицами пьесы.

Зара­бо­тался за десять лет, прожитых в уезде, Астров. «Ничего я не хочу, ничего мне не нужно, никого не люблю», — жалу­ется он няньке. Изме­нился, надло­мился Войницкий. Раньше он, управляя имением, не знал свободной минуты. А теперь? «Я <...> стал хуже, так как обле­нился, ничего не делаю и только ворчу, как старый хрен...»

Войницкий не скры­вает своей зависти к профес­сору в отставке, особенно его успеху у женщин. Мать Войниц­кого, Мария Васи­льевна, просто обожает своего зятя, мужа её покойной дочери. Войницкий прези­рает ученые занятия Сереб­ря­кова: «Человек <...> читает и пишет об искус­стве, ровно ничего не понимая в искус­стве». Наконец, он нена­видит Сереб­ря­кова, хотя его нена­висть может пока­заться весьма пристрастной: ведь он влюбился в его краса­вицу жену. И Елена Андре­евна резонно выго­ва­ри­вает Войниц­кому: «Нена­ви­деть Алек­сандра не за что, он такой же, как все».

Тогда Войницкий выстав­ляет более глубокие и, как ему пред­став­ля­ется, неот­ра­зимые осно­вания своего нетер­пи­мого, непри­ми­ри­мого отно­шения к экс-профес­сору — он считает себя жестоко обма­нутым: «Я обожал этого профес­сора... я работал на него как вол... Я гордился им и его наукой, я жил и дышал им! Боже, а теперь?...он ничто! Мыльный пузырь!»

Вокруг Сереб­ря­кова сгуща­ется атмо­сфера нетер­пи­мости, нена­висти, вражды. Он раздра­жает Астрова, и даже жена с трудом его выносит. Все как-то прослу­шали выска­занный диагноз болезни, пора­зившей и героев пьесы, да и всех их совре­мен­ников: «...мир поги­бает не от разбой­ников, не от пожаров, а от нена­висти, вражды, от всех этих мелких дрязг». Они, включая и саму Елену Андре­евну, как-то забыли, что Сереб­ряков — «такой же, как все» и, как все, может рассчи­ты­вать на снис­хож­дение, на мило­сердное к себе отно­шение, тем более что он стра­дает подагрой, муча­ется бессон­ницей, боится смерти. «Неужели же, — спра­ши­вает он свою жену, — я не имею права на покойную старость, на внимание к себе людей?» Да, надо быть мило­сердным, твердит Соня, дочь Сереб­ря­кова от первого брака. Но услышит этот призыв и проявит к Сереб­ря­кову непод­дельное, заду­шевное участие только старая нянька: «Что, батюшка? Больно? <...> Старые, что малые, хочется, чтобы пожалел кто, а старых-то никому не жалко. (Целует Сереб­ря­кова в плечо.) Пойдем, батюшка, в постель... Пойдем, светик... Я тебя липовым чаем напою, ножки твои согрею... Богу за тебя помо­люсь...»

Но одна старая нянька не могла и не смогла, конечно, разря­дить гнетущую, чреватую бедой атмо­сферу. Конфликтный узел так туго завязан, что проис­ходит куль­ми­на­ци­онный взрыв. Сереб­ряков соби­рает всех в гостиной, чтобы пред­ло­жить для обсуж­дения приду­манную им «меру»: мало­до­ходное имение продать, выру­ченные деньги обра­тить в процентные бумаги, что позво­лило бы приоб­рести в Финляндии дачу.

Войницкий в него­до­вании: Сереб­ряков позво­ляет себе распо­ря­диться имением, которое факти­чески и юриди­чески принад­лежит Соне; он не подумал о судьбе Войниц­кого, который двадцать лет управлял имением, получая за то нищен­ские деньги; не заду­мался и о судьбе Марии Васи­льевны, столь безза­ветно преданной профес­сору!

Возму­щенный, взбе­шенный Войницкий стре­ляет в Сереб­ря­кова, стре­ляет дважды и оба раза прома­хи­ва­ется.

Напу­ганный смер­тельной опас­но­стью, лишь случайно его мино­вавшей, Сереб­ряков решает вернуться в Харьков. Уезжает в свое небольшое именьице Астров, чтобы, как прежде, лечить мужиков, зани­маться садом и лесным питом­ником. Зату­хают любовные интриги. Елене Андре­евне не хватает смелости отве­тить на страстное увле­чение ею Астрова. При расста­вании она, правда, призна­ется, что увлек­лась доктором, но «немножко». Она обни­мает его «поры­висто», но с оглядкой. А Соня окон­ча­тельно убеж­да­ется, что её, такую некра­сивую, Астров полю­бить не сможет.

Жизнь в усадьбе возвра­ща­ется на круги своя. «Опять заживем, как было, по-старому», — мечтает нянька. Без послед­ствий оста­ется и конфликт между Войницким и Сереб­ря­ковым. «Ты будешь акку­ратно полу­чать то же, что и получал, — обна­де­жи­вает профессор Войниц­кого. — Все будет по-старому». И не успели отбыть Астров, Сереб­ря­ковы, как Соня торопит Войниц­кого: «Ну, дядя Ваня, давай делать что-нибудь». Зажи­га­ется лампа, напол­ня­ется черниль­ница, Соня пере­ли­сты­вает контор­скую книгу, дядя Ваня пишет один счет, другой: «Второго февраля масла пост­ного двадцать фунтов...» Нянька садится в кресло и вяжет, Мария Васи­льевна погру­жа­ется в чтение очередной брошюры...

Каза­лось бы, сбылись ожидания старой няньки: все стало по-старому. Но пьеса так стро­ится, что она посто­янно — и в большом и в малом — обма­ны­вает ожидания и её героев, и чита­телей. Ждешь, к примеру, музыки от Елены Андре­евны, выпуск­ницы консер­ва­тории («Мне хочется играть... Давно уже я не играла. Буду играть и плакать...»), а играет на гитаре Вафля... Действу­ющие лица расстав­лены так, ход сюжетных событий прини­мает такое направ­ление, диалоги и реплики спаяны такими смыс­ло­выми, часто подтек­сто­выми пере­клич­ками, что с аван­сцены оттес­ня­ется на пери­ферию тради­ци­онный вопрос «Кто виноват?», уступая её вопросу «Что вино­вато?». Это Войниц­кому кажется, что его жизнь погубил Сереб­ряков. Он наде­ется начать «новую жизнь». Но Астров рассе­и­вает этот «возвы­ша­ющий обман»: «Наше поло­жение, твое и мое, безна­дежно. <...> Во всем уезде было только два поря­дочных, интел­ли­гентных чело­века: я да ты. На какие-нибудь десять лет жизнь обыва­тель­ская, жизнь презренная затя­нула нас; она своими гнилыми испа­ре­ниями отра­вила нашу кровь, и мы стали такими же пошля­ками, как все».

В финале пьесы, правда, Войницкий и Соня мечтают о будущем, но от заклю­чи­тель­ного моно­лога Сони веет безыс­ходной печалью и ощуще­нием бесцельно прожитой жизни: «Мы, дядя Ваня, будем жить, <...> будем терпе­ливо сносить испы­тания, какие пошлет нам судьба; <...> мы покорно умрем и там, за гробом, мы скажем, что мы стра­дали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами. <...> Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах... Мы отдохнем! (Стучит сторож. Телегин тихо наиг­ры­вает; Мария Васи­льевна пишет на полях брошюры; Марина вяжет чулок.) Мы отдохнем! (Занавес медленно опус­ка­ется.)»

Три сестры

Действие проте­кает в губерн­ском городе, в доме Прозо­ровых.

Ирине, младшей из трех сестер Прозо­ровых, испол­ня­ется двадцать лет. «На дворе солнечно, весело», а в зале накры­ва­ется стол, ждут гостей — офицеров расквар­ти­ро­ванной в городе артил­ле­рий­ской батареи и нового её коман­дира подпол­ков­ника Верши­нина. Все полны радостных ожиданий и надежд. Ирина: «Я не знаю, отчего у меня на душе так светло!... Точно я на парусах, надо мной широкое голубое небо и носятся большие белые птицы». На осень намечен переезд Прозо­ровых в Москву. Сестры не сомне­ва­ются, что брат их Андрей поступит в универ­ситет и со временем обяза­тельно станет профес­сором. Благо­ду­ше­ствует Кулыгин, учитель гимназии, муж одной из сестер, Маши. Подда­ется общему радост­ному настро­ению Чебу­тыкин, военный доктор, когда-то безумно любивший покойную мать Прозо­ровых. «Птица моя белая», — целует он растро­ганно Ирину. Поручик барон Тузенбах с вооду­шев­ле­нием говорит о будущем: «Пришло время <...> гото­вится здоровая, сильная буря, которая <...> сдует с нашего обще­ства лень, равно­душие, предубеж­дение к труду, гнилую скуку». Так же опти­ми­стичен Вершинин. С его появ­ле­нием у Маши проходит её «мере­хлюндия». Атмо­сферу непри­нуж­денной жизне­ра­дост­ности не нару­шает и появ­ление Наташи, хотя сама она ужасно смущена большим обще­ством. Андрей делает ей пред­ло­жение: «О моло­дость, чудная, прекрасная моло­дость! <...> Мне так хорошо, душа полна любви, восторга... Дорогая моя, хорошая, чистая, будьте моей женой!»

Но уже во втором действии мажорные ноты сменя­ются минор­ными. Не находит себе места от скуки Андрей. Его, мечтав­шего о профес­суре в Москве, нисколько не прельщает долж­ность секре­таря земской управы, а в городе он чувствует себя «чужим и одиноким». Маша окон­ча­тельно разо­ча­ро­вы­ва­ется в муже, который когда-то казался ей «ужасно ученым, умным и важным», а среди его това­рищей учителей она просто стра­дает. Не удовле­тво­рена своей работой на теле­графе Ирина: «Чего я так хотела, о чем мечтала, того-то в ней и нет. Труд без поэзии, без мыслей...» Уставшей, с головной болью возвра­ща­ется из гимназии Ольга. Не в духе Вершинин. Он еще продол­жает уверять, что «все на земле должно изме­ниться мало-помалу», но тут же и добав­ляет: «И как бы мне хоте­лось дока­зать вам, что счастья нет, не должно быть и не будет для нас... Мы должны только рабо­тать и рабо­тать...» В калам­буры Чебу­ты­кина, кото­рыми он поте­шает окру­жа­ющих, проры­ва­ется зата­енная боль: «Как там ни фило­соф­ствуй, а одино­че­ство страшная штука...»

Наташа, посте­пенно приби­ра­ющая к своим рукам весь дом, выпро­ва­жи­вает гостей, ожидавших ряженых. «Мещанка!» — в сердцах говорит Маша Ирине.

Прошло три года. Если первое действие разыг­ры­ва­лось в полдень, а на дворе было «солнечно, весело», то ремарки к третьему действию «преду­пре­ждают» совсем о других — мрачных, печальных — собы­тиях: «За сценой бьют в набат по случаю пожара, начав­ше­гося уже давно. В открытую дверь видно окно, красное от зарева». Дом Прозо­ровых полон людей, спаса­ю­щихся от пожара.

Ирина рыдает: «Куда? Куда все ушло? <...> а жизнь уходит и никогда не вернется, никогда, никогда мы не уедем в Москву... Я в отча­янии, я в отча­янии!» Заду­мы­ва­ется в тревоге Маша: «Как-то мы проживем нашу жизнь, что из нас будет?» Плачет Андрей: «Когда я женился, я думал, что мы будем счаст­ливы... все счаст­ливы... Но Боже мой...» Еще, быть может, сильнее разо­ча­рован Тузенбах: «Какая мне тогда (три года назад. — В. Б.) мере­щи­лась счаст­ливая жизнь! Где она?» В запое Чебу­тыкин: «В голове пусто, на душе холодно. Может быть, я и не человек, а только делаю вид, что у меня руки и ноги... и голова; может быть, я не суще­ствую вовсе, а только кажется мне, что я хожу, ем, сплю. (Плачет.)». И чем упорнее твердит Кулыгин: «Я доволен, я доволен, я доволен», тем очевиднее стано­вится, как все надлом­лены, несчаст­ливы.

И наконец, последнее действие. Прибли­жа­ется осень. Маша, проходя по аллее, глядит вверх: «А уже летят пере­летные птицы...» Артил­ле­рий­ская бригада поки­дает город: её пере­водят в другое место, то ли в Польшу, то ли в Читу. Офицеры приходят проститься с Прозо­ро­выми. Федотик, делая фото­графию на память, заме­чает: «...в городе наступит тишина и спокой­ствие». Тузенбах добав­ляет: «И скучища страшная». Андрей выска­зы­ва­ется еще кате­го­ричнее: «Опустеет город. Точно его колпаком накроют».

Маша расста­ется с Верши­ниным, кото­рого она так страстно полю­била: «Неудачная жизнь... Ничего мне теперь не нужно...» Ольга, став началь­ницей гимназии, пони­мает: «В Москве, значит, не быть». Ирина решила — «если мне не суждено быть в Москве, то так тому и быть» — принять пред­ло­жение Тузен­баха, который вышел в отставку: «Мы с бароном завтра венча­емся, завтра же уезжаем на кирпичный, и после­завтра я уже в школе, начи­на­ется новая жизнь. <...> И у меня вдруг точно крылья выросли на душе, я пове­се­лела, стало много легко и опять захо­те­лось рабо­тать, рабо­тать...» Чебу­тыкин в умилении: «Летите, мои милые, летите с Богом!»

На «полет» благо­слов­ляет он по-своему и Андрея: «Знаешь, надень шапку, возьми в руки палку и уходи... уходи и иди, иди без оглядки. И чем дальше уйдешь, тем лучше».

Но не суждено сбыться даже самым скромным надеждам героев пьесы. Соленый, влюб­ленный в Ирину, прово­ци­рует ссору с бароном и убивает его на дуэли. Надлом­лен­ному Андрею не хватает сил, чтобы после­до­вать совету Чебу­ты­кина и взять в руки «посох»: «Отчего мы, едва начавши жить, стано­вимся скучны, серы, неин­те­ресны, ленивы, равно­душны, беспо­лезны, несчастны?...»

Батарея поки­дает город. Звучит военный марш. Ольга: «Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить! <...> и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем стра­даем... Если бы знать! (Музыка играет все тише и тише.) Если бы знать, если бы знать!» (Занавес.)

Герои пьесы не свободные пере­летные птицы, они заклю­чены в прочную соци­альную «клетку», и личные судьбы всех, в нее попавших, подвластны законам, по каким живет вся страна, пере­жи­ва­ющая всеобщее небла­го­по­лучие. Не «кто?», а «что?» господ­ствует над чело­веком. У этого глав­ного винов­ника несча­стий и неудач в пьесе несколько имен — «пошлость», «низость», «грешная жизнь»... Особенно зримым и непри­глядным выглядит лицо этой «пошлости» в размыш­ле­ниях Андрея: «Город наш суще­ствует уже двести лет, в нем сто тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других... <...> Только едят, пьют, спят, потом умирают... родятся другие, и тоже едят, пьют, спят и, чтобы не отупеть от скуки, разно­об­разят жизнь свою гадкой сплетней, водкой, картами, сутяж­ни­че­ством...»

Чайка

Действие проис­ходит в усадьбе Петра Нико­ла­е­вича Сорина. Его сестра, Ирина Нико­ла­евна Арка­дина, — актриса, гостит в его имении вместе со своим сыном, Констан­тином Гаври­ло­вичем Треплевым, и с Борисом Алек­се­е­вичем Триго­риным, белле­три­стом, довольно знаме­нитым, хотя ему нет еще сорока. О нем отзы­ва­ются как о чело­веке умном, простом, несколько мелан­хо­личном и очень поря­дочном. Что же каса­ется его лите­ра­турной деятель­ности, то, по словам Треплева, это «мило, талант­ливо <...> но <...> после Толстого или Золя не захо­чешь читать Триго­рина».

Сам Константин Треплев также пыта­ется писать. Считая совре­менный театр пред­рас­судком, он ищет новые формы теат­раль­ного действа. Собрав­шиеся в имении гото­вятся смот­реть пьесу, постав­ленную автором среди есте­ственных деко­раций. Играть в ней един­ственную роль должна Нина Михай­ловна Заречная, молодая девушка, дочь богатых поме­щиков, в которую Константин влюблен. Роди­тели Нины кате­го­ри­чески против ее увле­чения театром, и поэтому она должна прие­хать в усадьбу тайно.

Константин уверен, что его мать против поста­новки пьесы и, еще не видев, горячо нена­видит ее, так как белле­тристу, кото­рого она любит, может понра­виться Нина Заречная. Ему также кажется, что мать его не любит, потому что своим возрастом — а ему двадцать пять лет — он напо­ми­нает ей о собственных годах. К тому же Констан­тину не дает покоя тот факт, что его мать — известная актриса. Ему дума­ется, что поскольку он, как и его отец, ныне покойный, киев­ский мещанин, то его терпят в обще­стве знаме­нитых арти­стов и писа­телей только из-за матери. Он стра­дает также из-за того, что его мать открыто живет с Триго­риным и ее имя посто­янно появ­ля­ется на стра­ницах газет, что она скупа, суеверна и ревнива к чужому успеху.

Обо всем этом в ожидании Заречной он и расска­зы­вает своему дяде. Сам Сорин очень любит театр и лите­ра­торов и призна­ется Треплеву в том, что сам когда-то хотел стать лите­ра­тором, да не полу­чи­лось. Вместо этого он двадцать восемь лет прослужил в судебном ведом­стве.

Среди ожида­ющих спек­такль также Илья Афана­сьевич Шамраев, поручик в отставке, управ­ля­ющий у Сорина; его жена — Полина Андре­евна и его дочь Маша; Евгений Серге­евич Дорн, доктор; Семен Семе­нович Медве­денко, учитель. Медве­денко безот­ветно влюблен в Машу, но Маша не отве­чает ему взаим­но­стью не только потому, что они разные люди и друг друга не пони­мают. Маша любит Констан­тина Треплева.

Наконец приез­жает Заречная. Она сумела вырваться из дома только на полчаса, и потому все спешно начи­нают соби­раться в саду. На эстраде деко­раций нет никаких: только занавес, первая кулиса и вторая кулиса. Зато откры­ва­ется вели­ко­лепный вид на озеро. Над гори­зонтом стоит полная луна и отра­жа­ется в воде. Нина Заречная, вся в белом, сидя на большом камне, читает текст в духе дека­дент­ской лите­ра­туры, что тут же отме­чает Арка­дина. Во время всей читки зрители посто­янно пере­го­ва­ри­ва­ются, несмотря на заме­чания Треплева. Вскоре ему это надо­едает, и он, вспылив, прекра­щает пред­став­ление и уходит. Маша спешит за ним, чтобы отыс­кать его и успо­коить. Тем временем Арка­дина пред­став­ляет Нине Триго­рина, и после недол­гого разго­вора Нина уезжает домой.

Пьеса не понра­ви­лась никому, кроме Маши и Дорна. Ему хочется наго­во­рить Треплеву побольше прият­ного, что он и делает. Маша же призна­ется Дорну, что любит Треплева, и просит совета, но Дорн ничего не может ей посо­ве­то­вать.

Проходит несколько дней. Действие пере­но­сится на площадку для крокета. Отец и мачеха Нины Заречной уехали в Тверь на три дня, и это дало ей возмож­ность прие­хать в имение Сорина, Арка­дина и Полина Андре­евна соби­ра­ются в город, однако Шамраев отка­зы­ва­ется предо­ста­вить им лошадей, моти­вируя это тем, что все лошади в поле на уборке ржи. Проис­ходит маленькая ссора, Арка­дина чуть было не уезжает в Москву. По дороге в дом Полина Андре­евна почти призна­ется Дорну в любви. Их встреча с Ниной у самого дома дает ей ясно понять, что Дорн любит не ее, а Заречную.

Нина ходит по саду и удив­ля­ется тому, что жизнь знаме­нитых актеров и писа­телей точно такая же, как жизнь обык­но­венных людей, со своими быто­выми ссорами, пере­пал­ками, слезами и радо­стями, со своими хлопо­тами. Треплев приносит ей убитую чайку и срав­ни­вает эту птицу с собой. Нина же говорит ему, что почти пере­стала пони­мать его, так как он стал выра­жать свои мысли и чувства симво­лами. Константин пыта­ется объяс­ниться, но, увидев пока­зав­ше­гося Триго­рина, быстро уходит.

Нина и Тригорин оста­ются вдвоем. Тригорин посто­янно запи­сы­вает что-то в записную книжку. Нина восхи­ща­ется тем миром, в котором живут, по ее пред­став­лению, Тригорин и Арка­дина, восхи­ща­ется востор­женно и считает, что их жизнь напол­нена счастьем и чуде­сами. Тригорин же, напротив, рисует свою жизнь как мучи­тельное суще­ство­вание. Увидев убитую Треплевым чайку, Тригорин запи­сы­вает в книжечку новый сюжет для неболь­шого рассказа о молодой девушке, похожей на чайку. «Случайно пришел человек, увидел и от нечего делать погубил ее».

Проходит неделя. В столовой дома Сорина Маша призна­ется Триго­рину, что любит Треплева и, чтобы вырвать эту любовь из своего сердца, выходит замуж за Медве­денко, хотя и не любит его. Тригорин соби­ра­ется уезжать в Москву вместе с Арка­диной. Ирина Нико­ла­евна уезжает из-за сына, который стре­лялся, а теперь соби­ра­ется вызвать Триго­рина на дуэль. Нина Заречная соби­ра­ется тоже уезжать, так как мечтает стать актрисой. Она приходит попро­щаться (в первую очередь с Триго­риным). Нина дарит ему меда­льон, где обозна­чены строки из его книги. Открыв книгу на нужном месте, тот читает: «Если тебе когда-нибудь пона­до­бится моя жизнь, то приди и возьми ее». Тригорин хочет после­до­вать за Ниной, так как ему кажется, что это то самое чувство, которое он искал всю жизнь. Узнав об этом, Ирина Арка­дина на коленях умоляет не поки­дать ее. Однако, согла­сив­шись на словах, Тригорин дого­ва­ри­ва­ется с Ниной о тайном свидании по дороге в Москву.

Проходит два года. Сорину уже шесть­десят два года, он очень болен, но также полон жаждой жить. Медве­денко и Маша женаты, у них есть ребенок, но счастья в их браке нет. Маше отвра­ти­тельны и муж, и ребенок, а сам Медве­денко очень от этого стра­дает.

Треплев расска­зы­вает Дорну, который инте­ре­су­ется Ниной Заречной, ее судьбу. Она убежала из дома и сошлась с Триго­риным. У них родился ребенок, но вскоре умер. Тригорин уже разлюбил ее и опять вернулся к Арка­диной. На сцене у Нины все скла­ды­ва­лось, кажется, еще хуже. Играла она много, но очень «грубо, безвкусно, с завы­ва­ниями». Она писала Треплеву письма, но никогда не жало­ва­лась. В письмах подпи­сы­ва­лась Чайкой. Ее роди­тели знать ее не хотят и не пускают к дому даже близко. Сейчас она в городе. И обещала прийти. Треплев уверен, что не придет.

Однако он ошиба­ется. Нина появ­ля­ется совер­шенно неожи­данно. Константин в который раз призна­ется ей в любви и верности. Он готов все ей простить и всю жизнь посвя­тить ей. Нина не прини­мает его жертвы. Она до сих пор любит Триго­рина, в чем и призна­ется Треплеву. Она уезжает в провинцию играть в театре и пригла­шает Треплева взгля­нуть на ее игру, когда она станет великой актрисой.

Треплев после ее ухода рвет все свои руко­писи и бросает их под стол, затем уходит в соседнюю комнату. В поки­нутой им комнате соби­ра­ются Арка­дина, Тригорин, Дорн и другие. Соби­ра­ются играть и петь. Разда­ется выстрел. Дорн, сказав, что это, очевидно, лопнула его пробирка, уходит на шум. Вернув­шись, он отводит Триго­рина в сторону и просит его увести куда-нибудь Ирину Нико­ла­евну, потому что ее сын, Константин Гаври­лович, застре­лился.

М.А. БУЛГАКОВ.

Багровый остров

Действие пьесы происходит в первой половине XX века.

Хозяин театра Геннадий Панфилович получает от драматурга Дымогацкого экземпляр пьесы "Багровый остров"- революционно искаженные произведения Жюля Верна в одном флаконе. Проблема в том, что критик, который должен оценить пьесу, уезжает, и поэтому труппа театра должна в один день разыграть генеральную репетицию. На этом пролог заканчивается, и начинается пьеса Дымогацкого.

Акт первый.

На отдаленном Туземном острове назревает бунт. Краснокожие туземцы собираются восстать против власти белых арапов, с их королем Сиси-Бузи. Лидеры туземцев - Кай-Кум и Фарра-Тетте, схвачены и приведены к королю. Вместе с ними был приведен министр Бузи - проходимец при дворе, Кири-Куки. Кири притворился единомышленником туземцев, чтобы потом донести на них. Приговоренные к смерти Кай и Фарра прыгают со скалы в море.

Пока Сиси, Кири и араповая гвардия пытаются их найти, к острову приплывает яхта лорда Гленарвана. На яхте сам лорд, его жена, капитан Гаттерас с матросами, профессор Паганель и его лакей Паспарту. Европейцы узнали от Сиси, что на Острове очень много огромного жемчуга, в огромных количествах. Лорд платит Сиси за жемчуг несколько тысяч стерлингов, кучу ситца и бочку "огненной воды"(водки). Контракт при этом подписывает Кири-Куки - единственный образованный человек на Острове. Кири дарит леди Гленарван ругающегося, как матрос, попугая, после чего яхта с европейцами уплывает. Король устраивает народные гуляния на Острове.

Акт второй.

Король Сиси-Бузи погиб. Ночью произошло извержение вулкана, и его вигвам вместе с гаремом и половиной гвардии утонул в лаве. Кири-Куки притворяется другом краснокожего народа, и становиться королем Острова. Кири подчиняет себе араповую армию вместе с генералом Рикки-Тикки, и переименовует Туземный остров в Багровый. Также Кири "объявляет" на Острове социализм. Спустя несколько дней к Кири приходят трое туземцев, чтобы объявить Кири о хорошем улове жемчуга. Также туземцы говорят Кири, что он делает неправильно, собираясь отдать европейцам жемчуг. Спор переходит в перебранку, после которой Рикки-Тикки дает одному из туземцев в зубы. Неожиданно в вигвам к Кири заходят живие Кай-Кум и Фарра-Тетте, которые были подобраны рыбаками из моря, и привселюдно разоблачают короля Острова. Спасаясь от толпы туземцев, Кири, Рикки, и гвардия запираются в вигваме и отсреливаются оттуда стрелами.

Акт третий.

В замок лорда Гленарвана, в Англии, прибывают Кири, Рикки-Тикки и гвардия. Они просят лорда остаться в его замке, после чего лорд, посоветовавшись с Паганелем и Гаттерасом, соглашается на условиях, что арапы будут работать в каменоломнях. На требование сдать оружие Рикки-Тикки протестует, на что Гаттерас вызывает вооруженную команду матросов. Сломленные, арапы ведутся в каменоломни. Сам Кири-Куки остается в замке Лорда и становиться любовником леди Гленаран. Остепенившийся Кири пытается заигрывать с симпатичной горничной Бетси, что приводит к скандалу между ним и леди, которая увольняет Бетси. Бетси делится своей бедой со своим любимым - адъютантом Ликки-Тикки Тохонгой. Тот решает бежать обратно на Остров на небольшом катере. Вместе с ним решает ехать Рикки-Тикки, возненавидевший Кири. Троица уносит все вещи из замка лорда и уплывает. Когда Гленарван обнаруживает это, он решает ехать на Остров вместе с арапами и вооруженной командой. Неожиданно, в театр прибывает сам критик - Савва Лукич. Геннадий Панфилыч знакомит его с сюжетом пьесы, актерами и продолжает спектакль в "революционном" стиле(Матросы поют "Все мы вышли из народа", а попугай кричит революционные лозунги).



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: