Сон 1. Северная Таврия, октябрь 1920 г. 6 глава

Гарпагон позволил наконец Элизе выйти за Валера, а Клеанту взять в жену Мариану, при условии, что ему возвратят драго­ценную шкатулку, а г-н Ансельм возьмет на себя расходы по обеим свадьбам, справит Гарпа­гону новое платье и заплатит комис­сару за состав­ление оказав­ше­гося ненужным прото­кола.

Тартюф

В доме почтен­ного Оргона по пригла­шению хозяина обос­но­вался некий г-н Тартюф. Оргон души в нем не чаял, почитая несрав­ненным образцом правед­ности и мудрости: речи Тартюфа были исклю­чи­тельно возвы­шенны, поучения — благо­даря которым Оргон усвоил, что мир являет собой большую помойную яму, и теперь и глазом не моргнул бы, схоронив жену, детей и прочих близких — в высшей мере полезны, набож­ность вызы­вала восхи­щение; а как само­заб­венно Тартюф блюл нрав­ствен­ность семей­ства Оргона...

Из всех домо­чадцев восхи­щение Оргона ново­яв­ленным правед­ником разде­ляла, впрочем, лишь его матушка г-жа Пернель. Эльмира, жена Оргона, её брат Клеант, дети Оргона Дамис и Мариана и даже слуги видели в Тартюфе того, кем он и был на самом деле — лице­мер­ного святошу, ловко поль­зу­ю­ще­гося заблуж­де­нием Оргона в своих немуд­реных земных инте­ресах: вкусно есть и мягко спать, иметь надежную крышу над головой и еще кой-какие блага.

Домашним Оргона донельзя опосты­лели нраво­учения Тартюфа, своими забо­тами о благо­при­стой­ности он отвадил от дома почти всех друзей. Но стоило только кому-нибудь плохо отозваться об этом ревни­теле благо­че­стия, г-жа Пернель устра­и­вала бурные сцены, а Оргон, тот просто оста­вался глух к любым речам, не проник­нутым восхи­ще­нием перед Тартюфом. Когда Оргон возвра­тился из недолгой отлучки и потре­бовал от служанки Дорины отчета о домашних ново­стях, весть о недо­мо­гании супруги оста­вила его совер­шенно равно­душным, тогда как рассказ о том, как Тартюфу случи­лось объесться за ужином, после чего прод­рых­нуть до полудня, а за завтраком пере­брать вина, преис­пол­нила Оргона состра­да­нием к бедняге.

Дочь Оргона, Мариана, была влюб­лена в благо­род­ного юношу по имени Валер, а её брат Дамис — в сестру Валера. На брак Марианы и Валера Оргон вроде бы уже дал согласие, но почему-то все откла­дывал свадьбу. Дамис, обес­по­ко­енный собственной судьбой, — его женитьба на сестре Валера должна была после­до­вать за свадьбой Марианы — попросил Клеанта разуз­нать у Оргона, в чем причина промед­ления. На расспросы Оргон отвечал так уклон­чиво и невра­зу­ми­тельно, что Клеант запо­до­зрил, не решил ли тот как-то иначе распо­ря­диться будущим дочери.

Каким именно видит Оргон будущее Марианы, стало ясно, когда он сообщил дочери, что совер­шен­ства Тартюфа нужда­ются в возна­граж­дении, и таким возна­граж­де­нием станет его брак с ней, Мари­аной. Девушка была ошелом­лена, но не смела пере­чить отцу. За нее пришлось всту­питься Дорине: служанка пыта­лась втол­ко­вать Оргону, что выдать Мариану за Тартюфа — нищего, низкого душой урода — значило бы стать пред­метом насмешек всего города, а кроме того — толк­нуть дочь на путь греха, ибо сколь бы добро­де­тельна ни была девушка, не настав­лять рога такому муженьку, как Тартюф, просто невоз­можно. Дорина гово­рила очень горячо и убеди­тельно, но, несмотря на это, Оргон остался непре­клонен в реши­мости пород­ниться с Тартюфом.

Мариана была готова поко­риться воле отца — так ей велел дочерний долг. Покор­ность, дикту­емую природной робо­стью и почте­нием к отцу, пыта­лась преобо­роть в ней Дорина, и ей почти удалось это сделать, развернув перед Мари­аной яркие картины угото­ван­ного им с Тартюфом супру­же­ского счастья.

Но когда Валер спросил Мариану, соби­ра­ется ли она подчи­ниться воле Оргона, девушка отве­тила, что не знает. В порыве отча­яния Валер посо­ве­товал ей посту­пать так, как велит отец, тогда как сам он найдет себе невесту, которая не станет изме­нять данному слову; Мариана отве­чала, что будет этому только рада, и в резуль­тате влюб­ленные чуть было не расста­лись навеки, но тут вовремя подо­спела Дорина. Она убедила молодых людей в необ­хо­ди­мости бороться за свое счастье. Но только действо­вать им надо не напрямик, а околь­ными путями, тянуть время, а там уж что-нибудь непре­менно устро­ится, ведь все — и Эльмира, и Клеант, и Дамис — против абсурд­ного замысла Оргона,

Дамис, настро­енный даже чересчур реши­тельно, соби­рался как следует пристру­нить Тартюфа, чтобы тот и думать забыл о женитьбе на Мариане. Дорина пыта­лась осту­дить его пыл, внушить, что хитро­стью можно добиться боль­шего, нежели угро­зами, но до конца убедить его в этом ей не удалось.

Подо­зревая, что Тартюф нерав­но­душен к жене Оргона, Дорина попро­сила Эльмиру пого­во­рить с ним и узнать, что он сам думает о браке с Мари­аной. Когда Дорина сказала Тартюфу, что госпожа хочет побе­се­до­вать с ним с глазу на глаз, святоша оживился. Пона­чалу, рассы­паясь перед Эльмирой в тяже­ло­весных компли­ментах, он не давал ей и рта раскрыть, когда же та наконец задала вопрос о Мариане, Тартюф стал заве­рять её, что сердце его пленено другою. На недо­умение Эльмиры — как же так, человек святой жизни и вдруг охвачен плот­ской стра­стью? — её обожа­тель с горяч­но­стью отвечал, что да, он набожен, но в то же время ведь и мужчина, что мол сердце — не кремень... Тут же без обиняков Тартюф пред­ложил Эльмире предаться восторгам любви. В ответ Эльмира поин­те­ре­со­ва­лась, как, по мнению Тартюфа, поведет себя её муж, когда услышит о его гнусных домо­га­тель­ствах. Пере­пу­ганный кавалер умолял Эльмиру не губить его, и тогда она пред­ло­жила сделку: Оргон ничего не узнает, Тартюф же, со своей стороны, поста­ра­ется, чтобы Мариана как можно скорее пошла под венец с Валером.

Все испортил Дамис. Он подслушал разговор и, возму­щенный, бросился к отцу. Но, как и следо­вало ожидать, Оргон поверил не сыну, а Тартюфу, на сей раз превзо­шед­шему самого себя в лице­мерном само­уни­чи­жении. В гневе он велел Дамису убираться с глаз долой и объявил, что сегодня же Тартюф возьмет в жены Мариану. В приданое Оргон отдавал буду­щему зятю все свое состо­яние.

Клеант в последний раз попы­тался по-чело­ве­чески пого­во­рить с Тартюфом и убедить его прими­риться с Дамисом, отка­заться от непра­ведно приоб­ре­тен­ного имуще­ства и от Марианы — ведь не подо­бает христи­а­нину для собствен­ного обога­щения исполь­зо­вать ссору отца с сыном, а тем паче обре­кать девушку на пожиз­ненное мучение. Но у Тартюфа, знат­ного ритора, на все имелось оправ­дание.

Мариана умоляла отца не отда­вать её Тартюфу — пусть он заби­рает приданое, а она уж лучше пойдет в мона­стырь. Но Оргон, кое-чему научив­шийся у своего любимца, глазом не моргнув, убеждал бедняжку в душе­спа­си­тель­ности жизни с мужем, который вызы­вает лишь омер­зение — как-никак, умерщ­вление плоти только полезно. Наконец не стер­пела Эльмира — коль скоро её муж не верит словам близких, ему стоит воочию удосто­ве­риться в низости Тартюфа. Убеж­денный, что удосто­ве­риться ему пред­стоит как раз в противном — в высо­ко­нрав­ствен­ности правед­ника, — Оргон согла­сился залезть под стол и оттуда подслу­шать беседу, которую будут наедине вести Эльмира и Тартюф.

Тартюф сразу клюнул на притворные речи Эльмиры о том, что она якобы испы­ты­вает к нему сильное чувство, но при этом проявил и известную расчет­ли­вость: прежде чем отка­заться от женитьбы на Мариане, он хотел полу­чить от её мачехи, так сказать, осяза­емый залог нежных чувств. Что до нару­шения запо­веди, с которым будет сопря­жено вручение этого залога, то, как заверял Эльмиру Тартюф, у него имеются свои способы стол­ко­ваться с небе­сами.

Услы­шан­ного Оргоном из-под стола было доста­точно, чтобы наконец-то рухнула его слепая вера в святость Тартюфа. Он велел подлецу немед­ленно убираться прочь, тот пытался было оправ­ды­ваться, но теперь это было беспо­лезно. Тогда Тартюф пере­менил тон и, перед тем как гордо удалиться, пообещал жестоко покви­таться с Оргоном.

Угроза Тартюфа была небез­осно­ва­тельной: во-первых, Оргон уже успел выпра­вить дарственную на свой дом, который с сего­дняш­него дня принад­лежал Тартюфу; во-вторых, он доверил подлому злодею ларец с бума­гами, изоб­ли­чав­шими его родного брата, по поли­ти­че­ским причинам вынуж­ден­ного поки­нуть страну.

Надо было срочно искать какой-то выход. Дамис вызвался поко­ло­тить Тартюфа и отбить у него желание вредить, но Клеант оста­новил юношу — умом, утвер­ждал он, можно добиться боль­шего, чем кула­ками. Домашние Оргона так еще ничего не приду­мали, когда на пороге дома объявился судебный пристав г-н Лояль. Он принес пред­пи­сание к завтраш­нему утру осво­бо­дить дом г-на Тартюфа. Тут руки заче­са­лись уже не только у Дамиса, но и у Дорины и даже самого Оргона.

Как выяс­ни­лось, Тартюф не преминул исполь­зо­вать и вторую имев­шуюся у него возмож­ность испор­тить жизнь своему недав­нему благо­де­телю: Валер принес изве­стие о том, что негодяй передал королю ларец с бума­гами, и теперь Оргону грозит арест за пособ­ни­че­ство мятеж­нику-брату. Оргон решил бежать пока не поздно, но страж­ники опере­дили его: вошедший офицер объявил, что он арестован.

Вместе с королев­ским офицером в дом Оргона пришел и Тартюф. Домашние, в том числе и наконец прозревшая г-жа Пернель, приня­лись дружно стыдить лице­мер­ного злодея, пере­числяя все его грехи. Тому это скоро надоело, и он обра­тился к офицеру с просьбой огра­дить его персону от гнусных нападок, но в ответ, к вели­кому своему — и всеоб­щему — изум­лению, услышал, что арестован.

Как объяснил офицер, на самом деле он явился не за Оргоном, а для того, чтобы увидеть, как Тартюф доходит до конца в своем бесстыд­стве. Мудрый король, враг лжи и оплот спра­вед­ли­вости, с самого начала возымел подо­зрения отно­си­тельно личности донос­чика и оказался как всегда прав — под именем Тартюфа скры­вался негодяй и мошенник, на чьем счету великое множе­ство темных дел. Своею властью госу­дарь расторг дарственную на дом и простил Оргона за косвенное пособ­ни­че­ство мятеж­ному брату.

Тартюф был с позором препро­вожден в тюрьму, Оргону же ничего не оста­ва­лось, кроме как вознести хвалу мудрости и вели­ко­душию монарха, а затем благо­сло­вить союз Валера и Марианы.

БОМАРШЕ. Женитьба Фигаро.

Действие проис­ходит в течение одного безум­ного дня в замке графа Альма­вивы, чьи домо­чадцы за это короткое время успе­вают сплести голо­во­кру­жи­тельную интригу со свадь­бами, судами, усынов­ле­нием, ревно­стью и прими­ре­нием. Сердце интриги — Фигаро, домо­упра­ви­тель графа. Это — неве­ро­ятно остро­умный и мудрый человек, ближайший помощник и советник графа в обычное время, но сейчас впавший в неми­лость. Причина недо­воль­ства графа в том, что Фигаро решает жениться на очаро­ва­тельной девушке Сюзанне, горничной графини, и свадьба должна состо­яться в тот же день, все идет отлично, пока Сюзанна не расска­зы­вает о задумке графа: восста­но­вить постыдное право сеньора на девствен­ность невесты под угрозой расстроить свадьбу и лишить их прида­ного. Фигаро потрясен подобной низо­стью своего хозяина, который, не успев назна­чить его домо­упра­ви­телем, уже соби­ра­ется послать его в посоль­ство в Лондон курьером, чтобы спокойно наве­щать Сюзанну. Фигаро клянется обвести сласто­лю­би­вого графа вокруг пальца, заво­е­вать Сюзанну и не поте­рять прида­ного. Как говорит невеста, интрига и деньги — его стихия.

Свадьбе Фигаро угро­жают еще два врага. Старый доктор Бартоло, у кото­рого граф с помощью хитрого Фигаро похитил невесту, нашел возмож­ность посред­ством своей домо­упра­ви­тель­ницы Марсе­лины отомстить обид­чикам. Марсе­лина соби­ра­ется через суд заста­вить Фигаро выпол­нить долговое обяза­тель­ство: или вернуть её деньги, или на ней жениться. Граф, конечно, поддержит её в стрем­лении поме­шать их свадьбе, зато её собственная свадьба благо­даря этому и устро­ится. Некогда влюб­ленный в свою жену, граф через три года после женитьбы слегка к ней охладел, но место любви заняла бешеная и слепая ревность, при этом от скуки он воло­чится за красот­ками по всей округе. Марсе­лина по уши влюб­лена в Фигаро, что понятно: он не умеет сердиться, вечно в добром распо­ло­жении духа, видит в насто­ящем одни только радости и так же мало помыш­ляет о прошлом, как и о будущем. На самом деле, жениться на Марсе­лине — прямой долг доктора Бартоло. Брач­ными узами их должен был связать ребенок, плод забытой любви, укра­денный еще во младен­че­стве цыга­нами.

Графиня, однако, не чувствует себя окон­ча­тельно поки­нутой, у нее есть поклонник — паж его сиятель­ства Керу­бино. Это очаро­ва­тельный маленький проказник, пере­жи­ва­ющий сложный период взрос­ления, уже осозна­ющий себя привле­ка­тельным юношей. Пере­мена в миро­вос­при­ятии совсем сбила подростка с толку, он по очереди ухажи­вает за всеми женщи­нами в его поле зрения и тайно влюблен в графиню, его крестную мать. Легко­мыс­ленное пове­дение Керу­бино вызы­вает неудо­воль­ствие графа, и тот хочет отослать его к роди­телям. Мальчик в отча­янии идет жало­ваться Сюзанне. Но во время разго­вора в комнату к Сюзанне входит граф, и Керу­бино в ужасе прячется за кресло. Граф уже без обиняков пред­ла­гает Сюзанне деньги в обмен на свидание перед свадьбой. Неожи­данно они слышат голос Базиля, музы­канта и свод­ника при дворе графа, он прибли­жа­ется к двери, граф, в страхе, что его застанут с Сюзанной, прячется за кресло, где уже сидит Керу­бино. Мальчик выбе­гает и заби­ра­ется с ногами в кресло, а Сюзанна накры­вает его платьем и стано­вится перед креслом. Базиль ищет графа и заодно поль­зу­ется случаем угово­рить Сюзанну на пред­ло­жение его хозяина. Он наме­кает на благо­склон­ность многих дам к Керу­бино, в том числе её и графини. Охва­ченный ревно­стью, граф встает из-за кресла и прика­зы­вает немед­ленно отослать маль­чика, дрожа­щего тем временем под своим укры­тием. Он сдер­ги­вает платье и обна­ру­жи­вает под ним малень­кого пажа. Граф уверен, что у Сюзанны было свидание с Керу­бино. Вне себя от ярости, что подслу­шали его щекот­ливый разговор с Сюзанной, он запре­щает ей выхо­дить за Фигаро. В эту же минуту появ­ля­ется толпа нарядно одетых поселян с Фигаро во главе. Хитрец привел вассалов графа, чтобы те торже­ственно благо­да­рили своего госпо­дина за отмену права сеньора на девствен­ность невесты. Все восхва­ляют добро­де­тель графа, и ему ничего не оста­ется, как, проклиная хитрость Фигаро, подтвер­дить свое решение. Его умоляют также простить Керу­бино, граф согла­ша­ется, он произ­водит юношу в офицеры своего полка, с усло­вием немед­ленно уехать служить в далекую Ката­лонию. Керу­бино в отча­янии, что расста­ется с крестной, и Фигаро сове­тует ему разыг­рать отъезд, а потом неза­метно вернуться в замок. В отместку за неуступ­чи­вость Сюзанны граф соби­ра­ется поддер­жать на суде Марсе­лину и сорвать, таким образом, свадьбу Фигаро.

Фигаро тем временем решает действо­вать с не меньшей после­до­ва­тель­но­стью, чем его сиятель­ство: умерить его аппе­титы насчет Сюзанны, внушив подо­зрение, что и на его жену пося­гают. Через Базиля граф полу­чает анонимную записку о том, что некий поклонник будет во время бала искать свидания с графиней. Графиня возму­щена, что Фигаро не стыдно играть честью поря­дочной женщины. Но Фигаро уверяет, что не позволит себе этого ни с одной женщиной: боится попасть в точку. Довести графа до белого каления — и он у них в руках. Вместо прият­ного время­пре­про­вож­дения с чужой женой он будет вынужден ходить по пятам за своею собственной, а в присут­ствии графини он уже не осме­лится поме­шать их брако­со­че­танию. Опасаться нужно только Марсе­лины, поэтому Фигаро прика­зы­вает Сюзанне назна­чить графу вечером свидание в саду. Вместо девушки туда пойдет Керу­бино в её костюме. Пока его сиятель­ство на охоте, Сюзанна с графиней должны пере­одеть и приче­сать Керу­бино, а затем Фигаро его спрячет. Керу­бино приходит, его пере­оде­вают, и между ним и графиней проскаль­зы­вают трога­тельные намеки, гово­рящие о взаимной симпатии. Сюзанна отлу­чи­лась за булав­ками, и в этот момент граф возвра­ща­ется с охоты раньше срока и требует, чтобы графиня его впустила. Очевидно, что он получил записку, сочи­ненную Фигаро, и вне себя от ярости. Если он обна­ружит полу­раз­де­того Керу­бино, то застрелит его на месте. Мальчик прячется в туалетной комнате, а графиня в ужасе и смятении бежит откры­вать графу. Граф, видя смятение жены и услыхав шум в туалетной комнате, хочет взло­мать дверь, хотя графиня и уверяет его, что Сюзанна там пере­оде­ва­ется. Тогда граф идет за инстру­мен­тами и уводит с собой жену. Сюзанна откры­вает туалетную, выпус­кает еле живого от страха Керу­бино и зани­мает его место; мальчик же выпры­ги­вает из окна. Граф возвра­ща­ется, и графиня в отча­янии расска­зы­вает ему про пажа, умоляя поща­дить ребенка. Граф откры­вает дверь и, к своему изум­лению, находит там смею­щуюся Сюзанну. Сюзанна объяс­няет, что они просто решили его разыг­рать, и Фигаро сам написал ту записку. Овладев собой, графиня упре­кает его в холод­ности, беспоч­венной ревности, недо­стойном пове­дении. Ошелом­ленный граф в искреннем раска­янии умоляет его простить. Появ­ля­ется Фигаро, женщины застав­ляют его признать себя автором аноним­ного письма. Все уже готовы поми­риться, как приходит садовник и расска­зы­вает о выпавшем из окна мужчине, который помял все клумбы. Фигаро спешит сочи­нить историю, как, испу­гав­шись граф­ского гнева из-за письма, он выпрыгнул в окно, услыхав, что граф неожи­данно прервал охоту. Но садовник пока­зы­вает бумагу, выпавшую из кармана беглеца. Это — приказ о назна­чении Керу­бино. К счастью, графиня вспо­ми­нает, что на приказе недо­ста­вало печати, Керу­бино говорил ей об этом. Фигаро удается выкру­титься: Керу­бино якобы передал через него приказ, на котором граф должен поста­вить печать. Тем временем появ­ля­ется Марсе­лина, и граф видит в ней орудие мести Фигаро. Марсе­лина требует суда над Фигаро, и граф пригла­шает местный суд и свиде­телей. Фигаро отка­зы­ва­ется жениться на Марсе­лине, поскольку считает себя дворян­ского звания. Правда, роди­телей своих он не знает, так как его украли цыгане. Благо­род­ство его проис­хож­дения дока­зы­вает знак на его руке в виде шпателя. При этих словах Марсе­лина броса­ется на шею Фигаро и объяв­ляет его своим поте­рянным ребенком, сыном доктора Бартоло. Тяжба, таким образом, разре­ша­ется сама собой, и Фигаро вместо разъ­яренной фурии обре­тает любящую мать. Графиня между тем соби­ра­ется проучить ревни­вого и невер­ного графа и решает сама пойти на свидание к нему. Сюзанна под её диктовку пишет записку, где графу назна­ча­ется встреча в беседке в саду. Граф должен прийти обольщать собственную жену, а Сюзанна получит обещанное приданое. Фигаро случайно узнает о назна­ченном свидании, и, не понимая его истин­ного смысла, теряет рассудок от ревности. Он прокли­нает свою злосчастную судьбу. В самом деле, неиз­вестно чей сын, укра­денный разбой­ни­ками, воспи­танный в их поня­тиях, он вдруг почув­ствовал к ним отвра­щение и решил идти честным путем, и всюду его оттес­няли. Он изучил химию, фарма­цев­тику, хирургию, был вете­ри­наром, драма­тургом, писа­телем, публи­ци­стом; в резуль­тате заде­лался бродячим цирюль­ником и зажил беспечной жизнью. В один прекрасный день в Севилью прибы­вает граф Альма­вива, узнает его, Фигаро его женил, и вот теперь, в благо­дар­ность за то, что он добыл графу жену, граф вздумал пере­хва­тить его невесту. Завя­зы­ва­ется интрига, Фигаро на волоске от гибели, едва не женится на собственной матери, но в это самое время выяс­ня­ется, кто его роди­тели. Он все видел и во всем разо­ча­ро­вался за свою трудную жизнь. Но он искренне верил и любил Сюзанну, и она так жестоко предала его, ради какого-то прида­ного! Фигаро спешит на место пред­по­ла­га­е­мого свидания, чтобы застать их с поличным. И вот в темном уголке парка с двумя бесед­ками проис­ходит финальная сцена безум­ного дня. Зата­ив­шись, свидания графа с «Сюзанной» ждут Фигаро и насто­ящая Сюзанна: первый жаждет мести, вторая — забав­ного зрелища. Так они подслу­ши­вают весьма поучи­тельный разговор графа с графиней. Граф призна­ется, что очень любит свою жену, но к Сюзанне его толк­нула жажда разно­об­разия. Жены обычно думают, что если они любят мужей, то это уже все. Они до того преду­пре­ди­тельны, так всегда услуж­ливы, неиз­менно и при любых обсто­я­тель­ствах, что однажды, к своему изум­лению, вместо того, чтобы вновь ощутить блажен­ство, начи­наешь испы­ты­вать пресы­щение. Жены просто не владеют искус­ством поддер­жи­вать в своих мужьях влечение. Закон природы застав­ляет мужчин доби­ваться взаим­ности, а дело женщин уметь их удер­жи­вать. Фигаро пыта­ется разыс­кать в темноте бесе­ду­ющих и наты­ка­ется на Сюзанну, пере­одетую в платье графини. Он все равно узнает свою Сюзанну и, желая проучить графа, разыг­ры­вает сцену обольщения. Разъ­яренный граф слышит весь разговор и созы­вает весь дом, чтобы публично изоб­ли­чить неверную жену. Приносят факелы, но вместо графини с неиз­вестным поклон­ником обна­ру­жи­вают смею­щихся Фигаро и Сюзанну, а графиня тем временем выходит из беседки в платье Сюзанны. Потря­сенный граф во второй раз за день молит жену о прощении, а моло­до­жены полу­чают прекрасное приданое

Гёте. Фауст.

Трагедия откры­ва­ется тремя всту­пи­тель­ными текстами. Первый — это лири­че­ское посвя­щение друзьям моло­дости — тем, с кем автор был связан в начале работы над «Фаустом» и кто уже умер или нахо­дится вдали. «Я всех, кто жил в тот полдень луче­зарный, опять припо­минаю благо­дарно».

Затем следует «Теат­ральное вступ­ление». В беседе Дирек­тора театра, Поэта и Коми­че­ского актёра обсуж­да­ются проблемы худо­же­ствен­ного твор­че­ства. Должно ли искус­ство служить праздной толпе или быть верным своему высо­кому и вечному назна­чению? Как соеди­нить истинную поэзию и успех? Здесь, так же как и в Посвя­щении, звучит мотив быст­ро­теч­ности времени и безвоз­вратно утра­ченной юности, пита­ющей твор­че­ское вдох­но­вение. В заклю­чение Директор даёт совет реши­тельнее присту­пать к делу и добав­ляет, что в распо­ря­жении Поэта и Актера все дости­жения его театра. «В дощатом этом бала­гане вы можете, как в миро­зданье, пройти все ярусы подряд, сойти с небес сквозь землю в ад».

Обозна­ченная в одной строке пробле­ма­тика «небес, земли и ада» разви­ва­ется в «Прологе на небе» — где действуют уже Господь, архан­гелы и Мефи­сто­фель. Архан­гелы, поющие славу деяниям Бога, умол­кают при появ­лении Мефи­сто­феля, который с первой же реплики — «К тебе попал я, Боже, на прием...» — словно заво­ра­жи­вает своим скеп­ти­че­ским обая­нием. В разго­воре впервые звучит имя Фауста, кото­рого Бог приводит в пример как своего верного и наиусерд­ного раба. Мефи­сто­фель согла­ша­ется, что «этот эскулап» «и рвётся в бой, и любит брать преграды, и видит цель, манящую вдали, и требует у неба звёзд в награду и лучших насла­ждений у земли», — отмечая проти­во­ре­чивую двой­ственную натуру учёного. Бог разре­шает Мефи­сто­фелю подверг­нуть Фауста любым иску­ше­ниям, низвести его в любую бездну, веря, что чутье выведет Фауста из тупика. Мефи­сто­фель, как истинный дух отри­цания, прини­мает спор, обещая заста­вить Фауста пресмы­каться и «жрать <...> прах от башмака». Гран­ди­озная по масштабу борьба добра и зла, вели­кого и ничтож­ного, возвы­шен­ного и низмен­ного начи­на­ется.

...Тот, о ком заключён этот спор, проводит ночь без сна в тесной готи­че­ской комнате со свод­чатым потолком. В этой рабочей келье за долгие годы упор­ного труда Фауст постиг всю земную премуд­рость. Затем он дерзнул посяг­нуть на тайны сверхъ­есте­ственных явлений, обра­тился к магии и алхимии. Однако вместо удовле­тво­рения на склоне лет он чувствует лишь душевную пустоту и боль от тщеты соде­ян­ного. «Я бого­сло­вьем овладел, над фило­со­фией корпел, юрис­пру­денцию долбил и меди­цину изучил. Однако я при этом всем был и остался дураком» — так начи­нает он свой первый монолог. Необык­но­венный по силе и глубине ум Фауста отмечен бесстра­шием перед истиной. Он не обольща­ется иллю­зиями и потому с беспо­щад­но­стью видит, сколь огра­ни­ченны возмож­ности знания, как несо­из­ме­римы загадки миро­зданья и природы с плодами науч­ного опыта. Ему смешны похвалы помощ­ника Вагнера. Этот педант готов прилежно грызть гранит науки и корпеть над перга­мен­тами, не заду­мы­ваясь над крае­уголь­ными пробле­мами, муча­ю­щими Фауста. «Всю прелесть чар рассеет этот скучный, несносный, огра­ни­ченный школяр!» — в сердцах говорит о Вагнере учёный. Когда Вагнер в само­на­де­янной глупости изре­кает, что человек дорос до того, чтоб знать ответ на все свои загадки, раздра­жённый Фауст прекра­щает беседу. Остав­шись один, учёный вновь погру­жа­ется в состо­яние мрачной безыс­ход­ности. Горечь от осознания того, что жизнь прошла в прахе пустых занятий, среди книжных полок, склянок и реторт, приводит Фауста к страш­ному решению — он гото­вится выпить яд, чтобы покон­чить с земной долей и слиться со вселенной. Но в тот миг, когда он подносит к губам отрав­ленный бокал, разда­ются коло­кольный звон и хоровое пение. Идёт ночь Святой Пасхи, Благо­вест спасает Фауста от само­убий­ства. «Я возвращён земле, благо­да­ренье за это вам, святые песно­пенья!»

Наутро вдвоём с Вагнером они влива­ются в толпу празд­нич­ного народа. Все окрестные жители почи­тают Фауста: и он сам, и его отец без устали лечили людей, спасая их от тяжких болезней. Врача не пугала ни моровая язва, ни чума, он, не дрогнув, входил в зара­жённый барак. Теперь простые горо­жане и крестьяне кланя­ются ему и усту­пают дорогу. Но и это искреннее признание не радует героя. Он не пере­оце­ни­вает собственных заслуг. На прогулке к ним приби­ва­ется чёрный пудель, кото­рого Фауст затем приводит к себе домой. Стре­мясь побо­роть безволье и упадок духа, овла­девшие им, герой прини­ма­ется за перевод Нового Завета. Отвергая несколько вари­антов начальной строки, он оста­нав­ли­ва­ется на толко­ваньи грече­ского «логос» как «дело», а не «слово», убеж­даясь: «В начале было дело», — стих гласит. Однако собака отвле­кает его от занятий. И наконец она обора­чи­ва­ется Мефи­сто­фелем, который в первый раз пред­стаёт Фаусту в одежде стран­ству­ю­щего студента.

На насто­ро­женный вопрос хозяина об имени гость отве­чает, что он «часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла». Новый собе­седник, в отличие от унылого Вагнера, ровня Фаусту по уму и силе прозрения. Гость снис­хо­ди­тельно и едко посме­и­ва­ется над слабо­стями чело­ве­че­ской природы, над людским уделом, словно проникая в самую серд­це­вину терзаний Фауста. Заин­три­говав учёного и восполь­зо­вав­шись его дремотой, Мефи­сто­фель исче­зает. В следу­ющий раз он появ­ля­ется нарядно одетым и сразу пред­ла­гает Фаусту рассеять тоску. Он угова­ри­вает старого отшель­ника обла­читься в яркое платье и в этой «одежде, свой­ственной повесам, изве­дать после долгого поста, что озна­чает жизни полнота». Если пред­ло­женное насла­ждение захватит Фауста настолько, что он попросит оста­но­вить мгно­венье, то он станет добычей Мефи­сто­феля, его рабом. Они скреп­ляют сделку кровью и отправ­ля­ются в стран­ствия — прямо по воздуху, на широком плаще Мефи­сто­феля...

Итак, деко­ра­циями этой трагедии служат земля, небо и ад, её режис­сёры — Бог и дьявол, а их асси­стенты — много­чис­ленные духи и ангелы, ведьмы и бесы, пред­ста­ви­тели света и тьмы в их беско­нечном взаи­мо­дей­ствии и проти­во­бор­стве. Как притя­га­телен в своём насмеш­ливом всесилии главный иску­си­тель — в золотом камзоле, в шляпе с пету­шиным пером, с задра­пи­ро­ванным копытом на ноге, отчего он слегка хромает! Но и спутник его, Фауст, под стать — теперь он молод, красив, полон сил и желаний. Он отведал зелья, сварен­ного ведьмой, после чего кровь его заки­пела. Он не знает более коле­баний в своей реши­мости постичь все тайны жизни и стрем­лении к высшему счастью.

Какие же соблазны приго­товил бесстраш­ному экспе­ри­мен­та­тору его хромо­ногий компа­ньон? Вот первое иску­шение. Она зовётся Марга­рита, или Гретхен, ей идет пятна­дцатый год, и она чиста и невинна, как дитя. Она выросла в убогом городке, где у колодца кумушки судачат обо всех и все. Они с матерью похо­ро­нили отца. Брат служит в армии, а младшая сест­рёнка, которую Гретхен вынян­чила, недавно умерла. В доме нет служанки, поэтому все домашние и садовые дела на её плечах. «Зато как сладок съеденный кусок, как дорог отдых и как сон глубок!» Эту вот бесхит­ростную душу суждено было смутить премуд­рому Фаусту. Встретив девушку на улице, он вспыхнул к ней безумной стра­стью. Сводник-дьявол немед­ленно пред­ложил свои услуги — и вот уже Марга­рита отве­чает Фаусту столь же пламенной любовью. Мефи­сто­фель подна­чи­вает Фауста довести дело до конца, и тот не может проти­виться этому. Он встре­ча­ется с Марга­ритой в саду. Можно лишь дога­ды­ваться, какой вихрь бушует в её груди, как безмерно её чувство, если она — до того сама правед­ность, кротость и послу­шание — не просто отда­ётся Фаусту, но и усып­ляет строгую мать по его совету, чтобы та не поме­шала свида­ниям.

Почему так влечёт Фауста именно эта просто­лю­динка, наивная, юная и неис­ку­шённая? Может быть, с ней он обре­тает ощущение земной красоты, добра и истины, к кото­рому прежде стре­мился? При всей своей неопыт­ности Марга­рита наде­лена душевной зорко­стью и безупречным чувством правды. Она сразу разли­чает в Мефи­сто­феле посланца зла и томится в его обще­стве. «О, чуткость ангель­ских догадок!» — роняет Фауст.

Любовь дарит им осле­пи­тельное блажен­ство, но она же вызы­вает цепь несча­стий. Случайно брат Марга­риты Валентин, проходя мимо её окна, столк­нулся с парой «ухажеров» и немед­ленно бросился драться с ними. Мефи­сто­фель не отступил и обнажил шпагу. По знаку дьявола Фауст тоже ввязался в этот бой и заколол брата возлюб­ленной. Умирая, Валентин проклял сестру-гуляку, предав её всеоб­щему позору. Фауст не сразу узнал о даль­нейших её бедах. Он бежал от расплаты за убий­ство, поспешив из города вслед за своим вожатым. А что же Марга­рита? Оказы­ва­ется, она своими руками невольно умерт­вила мать, потому что та однажды не просну­лась после сонного зелья. Позже она родила дочку — и утопила её в реке, спасаясь от мирского гнева. Кара не мино­вала её — брошенная возлюб­ленная, заклей­мённая как блуд­ница и убийца, она зато­чена в тюрьму и в колодках ожидает казни.