- Если кто-то начнёт меня искать, мои друзья просто ответят, что меня нет дома.
Тим упрямо сжал челюсти.
- Я плачу за те комнаты. И иногда я там остаюсь, если после поздно закончившегося спектакля у меня на утро стоит ранняя репетиция.
- Давайте пока оставим этот вопрос. Я хочу кое-что ещё узнать об Анни, - произнёс я. - Было ли в её жизни нечто, что Фроман бы не одобрил? То, что она пыталась утаить?
- Не знаю, - ответил Тим. - Но вам стоит поговорить с её соседями. Сложно хранить секреты от людей, с которыми столько времени проводишь бок о бок.
Именно этим в данный момент и занимались Алистер с Изабеллой.
- Анни знала о вашей тайне? - спросил я, в конце концов.
- Думаю, нет.
Но выражение тревоги на его лице говорило мне о том, что он не уверен в этом. Мог ли страх из-за разоблачения его секретов послужить мотивом для убийства?
Мы продолжили разговаривать ещё пару минут, и я предупредил Тима:
- Если для вас настолько важно сохранить в тайне вашу жизнь здесь, то лучше будет перебраться в ту квартиру в центре города, пока мы не раскроем дело.
Если честно, я сказал так не только из-за беспокойства о секретах По. Я бы предпочёл, чтобы он оставался среди своих коллег-актёров, где я бы всегда мог контролировать его местонахождение.
- Думаю, вы правы, - произнёс голос сбоку.
В комнату вошёл Уолтер, переодетый в форму официантов лучших ресторанов Нью-Йорка - чёрный пиджак и брюки в сочетании с белоснежной рубашкой и галстуком-бабочкой.
- Это ненадолго, Тим. Тебе рискованно пока оставаться здесь.
Я вышел из квартиры вслед за Уолтером.
- Вы ведь, вероятно, будете ещё тревожить Тима? - с беспокойством Уолтер. - На нём и так это уже тяжело сказалось.
Я мог ответить ему только правду.
|
|
А правда была в том, что я и сам не знал.
Но в одном я был уверен: если я сообщу обо всём Малвани - а я даже не представлял, как мне от него это утаить - то он моментально посчитает Тимоти По главным подозреваемым.
«И небезосновательно», - подумал я.
А может, во мне говорит не логика, а неоправданное предубеждение?
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Ресторан «Мама», 34-ая улица.
- В свете того, что мы выяснили вчера, я не верю, что Тимоти По - подозреваемый. Но то, что вы о нём рассказали, вызывает определённые опасения. Возможно, стоит ещё раз пересмотреть все факты.
Алистер стал непривычно задумчив после того, как я рассказал ему и Изабелле о своём посещении квартала, где жил По.
Мы обедали в ресторане «Мама» - «экспериментальном» заведении, которое вообще мало походило на ресторан.
Мы сидели в гостиной Луизы Леоне в её квартире на 34-ой улице и наслаждались блюдами за пятьдесят центов вместе с десятком других клиентов. Еда была исключительной, а декор - простым, но ярким: красные клетчатые скатерти на пяти столиках и ярко-алые шторы, отделяющие зал ресторана от кухни.
- Потому что твой анализ оказался ошибочным? - поддразнила его Изабелла. - Или потому что личная жизнь Тимоти По настолько важна?
В глазах Алистера промелькнуло недовольство, и он покачал головой.
- Криминологический анализ может быть удачным лишь в том случае, если мы хорошо понимаем его предмет. В данном случае объект анализа - Тимоти, а он нам серьёзно соврал.
- Боюсь, вынужден согласиться, - кивнул я. - Если он утаил ту информацию, то только представьте, что ещё он мог нам не рассказать.
|
|
Я сделал глоток кьянти - именно его Мама очень рекомендовала попробовать и заказала из винного магазинчика своего мужа.
Я хотел налить и второй бокал, но передумал. На часах было только пять вечера, и хоть мы и сели рано ужинать, ночь у меня обещала быть длинной.
Изабелла решила отведать закуску из печеных моллюсков с огромного блюда, которое только что принесли к нашему столу.
- Вы оба просто смешны, - пробормотал он между двумя укусами. - Итак, Тимоти По солгал. И он определённо не первый, кто так поступил, особенно если учесть, что последствия признания могли стоить ему карьеры. Это не делает из него убийцу.
Я предпочёл бы избегать разговоров о подобных вещах в присутствии Изабеллы, но она, как и всегда, воспротивилась, когда я собрался поговорить с Алистером наедине, напомнив мне, что я пообещал полностью держать её в курсе дела в обмен на её помощь.
- К тому же, - добавила она, - вы же не думаете, что я не читаю газеты? Да, знаю, многие уверены, что это неподобающее занятие для юной леди, и разговоры о судах за непристойное поведение - не лучшая тема для разговора дам за ланчем. С другой стороны, большинство тем, которые мы обсуждаем с Алистером, не подходят для светской беседы.
И она была права.
Я до сих пор полностью не понимал, что заставляет её проводить день за днём, помогая своему свёкру в криминологических исследованиях.
Ради её собственной безопасности, Алистер не допускал Изабеллу к допросам преступников и извращенцев. Но он целиком привлекал её ко всем аспектам своих исследований. Это был её собственный выбор, сделанный вскоре после неожиданной смерти мужа.
|
|
Я знал, что её работа с Алистером связана со скорбью по Тедди. Но ещё я осознавал, что дело не только в этом. Она была искренне заинтересована в преступниках и их преступлениях, ведь смерть Тедди так никто полностью объяснить и не смог.
Я не мог расспрашивать её об этом.
Вместо этого я поинтересовался тем, что беспокоило меня гораздо меньше.
- Почему вы так стойко защищаете Тимоти По? Вы ведь даже ни разу не встречались.
Она выпрямилась.
- А хотелось бы. В данном случае, полагаю, я бы лучше смогла разобраться в его личности, чем любой из вас.
Алистер побледнел.
- Ты не будешь с ним встречаться, пока мы полностью не удостоверимся, что По не убийца.
Конечно же, он помнил об огнестрельном ранении, которое чуть не отправило Изабеллу на тот свет всего четыре месяца назад. Это убедило его в опасности, которую представляют его криминологические исследования, поэтому с тех пор он стал ещё жёстче ограждать Изабеллу от рисков его работы.
- Я на минутку отойду.
Алистер сложил салфетку, поднялся из-за стола и направился к грузному, высокому человеку, только что вошедшему в ресторан. Стоящая рядом с ним миниатюрная женщина едва дотягивала ему до плеча.
Похоже, Алистер знал обоих, потому что помог даме снять шубу и повесил её на вешалку у стены.
- Оскар Хаммерстайн со своей женой, - просветила меня Изабелла.
Её глаза скользнули по висевшему на стене портрету широко известного тенора Энрико Карузо. Он занимал это почётное место, потому что в своё время был первым покровителем Мамы - самый преданный поклонник её стряпни, уговоривший Маму открыть свой ресторан, несмотря на возражения её мужа. А потом он пригласил в этот ресторан своих друзей-музыкантов, и с тех пор они были здесь завсегдатаями.
- Будем надеяться, что сегодня певцы из Метрополитен-оперы сюда не придут. Иначе мы станем свидетелями грандиозной стычки!
Я бросил взгляд на Хаммерстайна.
- Почему? Они не ладят?
Изабелла покачала головой.
- Они яростные соперники. Мистер Хаммерстайн - ревностный поклонник оперы, но он высказался о последних неутешительных стараниях Метрополитен. По сути, он приступил к созданию собственного оперного театра. Он строится на той же улице; вы, должно быть, проходили мимо него, когда направлялись сюда.
Да, проходил. Но на той улице было столько строящихся зданий, что я даже не заострил на них внимания.
Алистер вернулся за наш столик с широкой улыбкой.
- Итак, на чём мы остановились?
- Мы собирались отложить свои необоснованные подозрения в отношении мистера По, - без запинки произнесла Изабелла, - и рассказать Саймону, что нам поведали соседи Анни Жермен.
- Точно, - кивнул я.
Но тут наш официант - Жене, младший сын Мамы - принёс нам полную тарелку лингуине[8] с острым соусом из моллюсков.
Мы подождали, пока он отошёл достаточно далеко, и продолжили разговор.
- Анни делила комнаты в доме на 37-ой улице с ещё двумя актрисами, которых мы вчера с вами мельком видели в гримёрной.
Алистер сперва наполнил тарелку для Изабеллы. В его голосе сквозило разочарование.
- Прошлым вечером они отправились с Джеком Богарти, и вероятно, рассказали ему всё, что знали, под воздействием чрезмерно выпитого в баре «Никербокер» алкоголя.
Я внутренне застонал, вспомнив двух блондинок, которые преданно ловили каждое слово, произнесённое репортёром. Была ли одна из них той, кто рассказал Богарти и Райли о столь тщательно охраняемом По секрете?
- Но с вами они тоже поговорили?
- Поговорили. Но сомневаюсь, что они были настолько же откровенны, как в компании Богарти после трёх бутылок шампанского, - Алистер нахмурился. - По большей части, они сообщили подробности своей повседневной жизни. Судя по всему, у них довольно жалкое существование: им едва хватает денег, чтобы прожить от понедельника до понедельника. Откладывать на будущее ничего не получается; всё уходит на оплату проживания и еду.
- Если Анни была в такой же ситуации, могла ли она задолжать кому-нибудь деньги? - начал размышлять я вслух. - И ввязаться в неприятности из-за долгов?
Изабелла покачала головой.
- Мы проверили. Флоренс и Фанни это отрицают. Анни не была привередлива и обычно тратила мало.
- Обычно?
Я отодвинул тарелку с лингуини. Надеюсь, неисчерпаемый запас кулинарных изысков на сегодня подошёл к концу. Я не привык за один раз съедать столько изысканных блюд.
- Похоже, около двух с половиной недель всё изменилось, - произнесла Изабелла. - В шкафу появились новые платья; каждое утро у кровати стоял новый букет цветов, а шею и запястья украшали новые безделушки.
- Судя по всему, у неё появился новый кавалер, - заметил я.
- Именно.
Алистер подозвал парнишку, заказал ещё вина, а затем продолжил:
- К сожалению, Анни его ни с кем не знакомила.
- Значит, они его не знают?
- В общем-то, да. Она никогда не приводила его с собой, даже не приглашала на спектакли.
- Но вы же узнали его имя?
Алистер и Изабелла обменялись взглядами и покачали головой.
- Вы хотя бы узнали, как он выглядел? - резко спросил я.
Снова отрицательный ответ.
- Вам вообще удалось о нём что-нибудь узнать?
От разочарования я повысил голос, смял салфетку и отложил её в сторону. Аппетит пропал.
- Ну...
Изабелла торжествующе улыбнулась, засунула руку с свою чёрную кожаную сумочку и вытащила бумаги.
- Похоже, новый кавалер Анни любил посылать ей письма. Флоренс вспомнила об этом не сразу. И по нашей просьбе сначала обыскала комнату Анни, а затем посмотрела в выброшенных вещах - и нашла вот это.
Изабелла протянула мне бумаги. Бумага была дешёвой, тонкой и квадратной - со стороной около двенадцати сантиметров. Мятая, с загнутыми уголками, покрытая масляными пятнами.
Но это всё не имело значения. Я узнал этот тонкий почерк со слабым нажимом, который уже несколько раз видел за последние двадцать четыре часа.
«Встретимся после спектакля в нашем обычном месте. Жду тебя».
Я вздрогнул и посмотрел на Алистера.
- Видите? - Алистер погладил подбородок. - Флоренс и Фанни ничего не знали о личности ухажёра Анни. Но мы знаем.
- Теперь вы ведёте себя смешно, - произнёс я. Мысли лихорадочно проносились в голове. - Мы всё равно не знаем, кто он - ни его имени, ни описания внешности.
- Разве нет?
Глаза Алистера загорелись.
- Мы знаем нечто гораздо более полезное. Имя может быть вымышленным. Внешность можно замаскировать. А мы же получили информацию о том, что он не смог бы изменить, как ни хотел: о его поведении.
Меня вновь накрыло с головой разочарование. Я попытался скрыть раздражение в голосе и говорить тихо, чтобы не потревожить других посетителей.
- Я вас умоляю! Мы лишь узнали кое-что о его почерке - и всё! Не о поведении. А каким образом это поможет определить его среди всех мужчин в городе? Мы можем искать любого!
- Мне кажется, - непринуждённо произнёс Алистер, - что вы теряете из виду то, что мы знаем, слишком беспокоясь о том, что нам неизвестно.
Наступила долгая, неудобная пауза, когда Жене принёс выпечку.
- Ваш десерт, - произнёс парнишка. - И Мама просила узнать, понравился ли вам ужин?
- Передайте ей, пожалуйста, что он был великолепен. Как и всегда, - тепло произнесла Изабелла. Жене улыбнулся ей, пообещал, что скоро принесёт кофе, и убежал дальше.
- Думаю, я понимаю, куда клонит Алистер. Автор этого письма, - Изабелла легонько коснулась пальцами бумаги, - ухаживал за своей жертвой: платья, украшения, цветы, ужины. Он проводил с ней много времени, узнавал её. И таким образом соблазнил. Полагаю, надо поговорить с друзьями Элизы Даунс, чтобы определить, повториться ли там подобная поведенческая модель.
- Именно.
Алистер с энтузиазмом принялся за пирожные.
- Если нам повезёт, то один из знакомых девушек даст нам зацепку: или его внешность, или имя. А если нет, то у нас будет даже больше информации о модели его поведения. И мы сможем использовать это, чтобы определить следующую жертву.
Я мог лишь устало взглянуть на Алистера.
- Не стану притворяться, что знаю многое об актрисах с Бродвея, - произнёс я, - но мне кажется, записки и цветы не выходят за рамки нормального поведения мужчины, который увлечён молодой хористкой. И вспомните: Молли Хансен сказала мне, что привязанность Анни к тому человеку была вызвана лишь амбициями. Он обещал сделать из неё звезду, а не возлюбленную.
- А с каких пор это стало взаимоисключающими вещами, Саймон? - снисходительно улыбнулась Изабелла.
- К тому же, это придаёт свою специфику поведению мужчины. Он не просто соблазняет жертву. Он, в некотором роде, совершенствует их: их наряды, их поведение, их жизнь. Вот на что нам надо обратить внимание, пытаясь определить личность следующей жертвы. Держать ушки на макушке.
- Их наряды и поведение...
А машинально повторил эти слова, потому что они показались мне знакомыми.
А потом я понял.
- Именно об этом вы мне говорили прошлым вечером! Чарльз Фроман! Он даже указывал своим актрисам, что они должны прогуливаться не по Бродвею, а только по Пятой Авеню. Ведь имидж - это всё! И кажется, Тимоти По намекнул мне сегодня на нечто подобное...
Алистер забеспокоился.
- Вы же не предполагаете, что...
- Я не предполагаю ничего. Но всё возможно, - я старался говорить спокойно. - Держать ушки на макушке - так вы, кажется, сказали?
Алистер молча кивнул.
В этот момент Мама принесла к нашему столику кофейник. Я налил себе целую чашку ароматного горячего кофе, но отказался от выпечки, которую Алистер, напротив, с удовольствием поглощал.
По крайней мере, в одном Алистер был прав: убийца, решившийся на столь изощрённый план - да не один раз, а два! - не собирался останавливаться.
Он убьёт снова.
Вопрос лишь в одном: когда?
И хватит ли нам времени, чтобы его остановить?
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Здание Девятнадцатого полицейского участка.
- Комиссар Бингем на это не пойдёт.
Малвани был мрачным и угрюмым. Он сидел за своим столом, скрестив недовольно руки.
Но я не отступал.
- Но ты же понимаешь, почему нам нужно с ним поговорить. Я не предлагаю вести его сюда для допроса. Мы можем просто по-дружески поговорить: либо в твоём кабинете, либо у него дома.
Малвани чуть не зарычал на меня, стукнув по столу кулаком:
- Уж дома-то точно не стоит тревожить Чарльза Фромана! Ты, кажется, не совсем понимаешь, какими связями обладает этот человек. Он находится в прекрасных отношениях и с мэром, и с комиссаром, и со многими другими. Всем нравится, какие деньги приносят городу его спектакли.
Малвани чуть успокоился и откинулся на спинку стула.
- Дело в том, что меня уволят к чертям, если я буду слишком глубоко копать в деле, которое меня попросили оставить в покое.
Мы с Малвани практически были одни в участке. Поздним вечером в субботу тут находился лишь один-единственный полицейский на первом этаже на пропускной, и он явно находился вне пределов слышимости.
Я начал расхаживать взад и вперёд перед его столом.
- Но ты же понимаешь, почему мне нужно с ним поговорить. Если в деле замешан и не Фроман лично, то уж точно один из его работников. Убийства происходят в его театрах. И то, как убийца контролирует своих жертв, очень напоминает контроль самого Фромана над актёрами.
Я развернулся лицом к Малвани.
- Возможно, я придумал способ поговорить с Фроманом неофициально, не привлекая к этому тебя. Мы же можем с ним столкнуться случайно, скажем, не вечеринке или в театре?
Не успел я закончить фразу, как Малвани громко хлопнул ладонью по столу и разразился гомерическим хохотом, мгновенно забыв о раздражении.
- Ты, Зиль?! Завсегдатай званых вечеров? И когда последний раз ты был на подобных мероприятиях?
Я усмехнулся и покачал головой.
- Ты же прекрасно знаешь, что не был вообще. Но никогда не поздно начать, верно?
Идея явно забавляла Малвани.
- Подобные вечера больше подходят твоему профессору. Кстати, где он сегодня?
- Повёл Изабеллу слушать симфонию.
После ужина, они отправились в Карнеги-Холл на выступление Нью-Йоркского филармонического оркестра. Алистер взял билеты, потому что сегодняшняя программа включала так любимые Изабеллой Бранденбургские концерты[9].
- Хм. В любом случае, у него больше возможностей получить приглашение на званый вечер среди театралов, чем у тебя.
Голос Малвани вновь стал серьёзным.
- Хотя я и не понимаю, чем тебе это поможет. Ты должен отказаться от идеи поговорить с Фроманом.
- Значит, комиссар не слишком заинтересован в поимке настоящего убийцы и скорее сделает козлом отпущения не того человека? - я опять развернулся к Малвани лицом.
Малвани посмотрел на меня со смесью разочарования и усталости.
- Идём, - произнёс он, наконец. - Ты домой на поезде? Если да, то я пойду с тобой. Сам направляюсь в сторону Центрального вокзала.
Я согласно кивнул. Мы вышли из здания участка, и лишь в свете уличных фонарей я разглядел, что всё его лицо покрыто морщинами от усталости.
Малвани потянулся к верхней пуговице пальто, чтобы запахнуться плотнее, хотя сегодняшняя погода была значительно теплее, чем вчерашний кратковременный снегопад.
Несколько кварталов мы прошли молча, а затем Малвани заговорил:
- Как там говорят, Зиль? Будь осторожен в своих желаниях? - мужчина вздохнул. - Я всегда хотел быть капитаном участка. Но это может быть таким неблагодарным делом! Столько людей с противоположными интересами, а я должен балансировать между ними...
- Хочешь сказать, мой интерес теперь тоже противоположен другим? Вспомни, это ты попросил меня о помощи. Это было твоё дело, а не моё.
Я понимал, что был резок, напоминая ему об этом.
- Я не это имел в виду... Видишь ли, этот комиссар... - начал Малвани, но замолчал на полуслове.
- Я знаю, у тебя сейчас стало больше проблем, - уже мягче произнёс я. - Но и ты, и я сталкивались с ними всегда. Помнишь, как мы начинали? Только выпустились, только закончили подготовку и узнали, что наш начальник...
- Брал взятки? - печально прервал меня Малвани. - Да, я помню. Ты так ему доверял, а потом узнал, что он тоже во всём замешан.
Я подстроился под широкие шаги Малвани.
- И всё это - в разгар реформ Рузвельта. Он сделал много всего, пока был шефом полиции, чтобы очистить наши ряды от коррупции, но даже он не смог положить всему конец.
Малвани усмехнулся.
- Он издал указ, благодаря которому и ты, и я смогли служить в полиции. Это многое значит.
Наш нынешний президент, Тедди Рузвельт, был шефом полиции Нью-Йорка в 1896 году, когда Малвани и я сдавали вступительный экзамен, обязательный для всех новых полицейских.
Нам повезло.
До Рузвельта в ряды полиции можно было попасть только двумя способами: либо взятки, либо хорошие связи. Либо и то, и другое.
Хотя никто из прохожих не мог нас подслушать, я всё равно понизил голос, прежде чем ответить:
- Помнишь, тогда мы решили, что единственное, что важно - сами жертвы. Что мы будем бороться против любого проявления коррупции, которая будет мешать нам добиться правосудия, которого они заслуживают. Остальное неважно.
Малвани глубокомысленно кивнул.
- Помню. Ты называл это «вопросом выбора правильного сражения».
Я стиснул зубы.
- И я выбираю этот. Потому что у нас две жертвы — Анни Жермен и Элиза Даунс— чьи интересы находятся под угрозой.
Малвани не повернулся ко мне, избегая взгляда, и я на секунду подумал, что сейчас он вновь взорвётся.
Но вместо этого он покорно взглянул на меня.
- Эх, Зиль, если бы тебе удалось закончить колледж, ты бы стал чертовски классным адвокатом. Я не могу с тобой спорить.
- Так как ты можешь оправдывать и защищать Фромана, если существует вероятность, что он или кто-то из его подчинённых замешаны в смерти двух девушек? - резко произнёс я. - Ты не можешь такое говорить.
- Сейчас я могу тебе сказать только одно, - побледнел Малвани. - Делай, что должен. И если сможешь провернуть всё так, чтобы не взбаламутить воду, то всё будет отлично.
На этом мы с ним попрощались возле здания Центрального вокзала.
Я направился к скамейке напротив девятнадцатого пути, на который через десять минут должен был прибыть мой поезд. Я правильно поступил, когда не рассказал Малвани о Тимоти По.
С этого момента я больше не буду чувствовать вину за утаивание неприятной информации о личной жизни актёра. Если бы Малвани узнал правду, то сразу бы бросился вновь арестовывать По; может даже, и не столько из-за убеждённости в его причастности к преступлению, сколько из-за того, что По в качестве козла отпущения удовлетворит любую влиятельную верхушку.
А это никому и ничего хорошего не принесёт. Особенно двум несчастным девушкам, чьи смерти мне поручено расследовать.
На часах было 21:25.
Зная, что с минуты на минуту придёт мой поезд, я поднялся со скамьи, взял шляпу, поношенный коричневый портфель и газету.
Сегодняшние заголовки были посвящены празднованию в городе дня Святого Патрика, в том числе и параду на Пятой Авеню. Я хотел почитать что-нибудь лёгкое, чтобы отвлечься от расследования убийств и тёмных мыслей, которые вызывала такая работа.
Я засунул газету в портфель.
И не заметил мужчину, стоящего всего в паре метров передо мной.
Поэтому его голос совершенно застал меня врасплох.
Но в подсознании я узнал этот хриплый, глубокий баритон ещё до того, как поднял глаза и смог подтвердить свою догадку.
Всего два слова.
«Здравствуй, сынок».
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Здание Центрального вокзала.
Прошло больше десяти лет с тех пор, как я его видел в последний раз.
Он даже не попрощался.
Вообще-то, тут почти нечего рассказывать.
Отец попросил Ника Скарпетту - владельца игрового дома, где мой отец просаживал деньги - сообщить матери, что он уехал.
Никки был грубоватым, но добросердечным немногословным человеком, и я до сих пор не могу понять, как он смог сообщать матери эти ужасные новости: отец не только проиграл все их сбережения, но и уехал из города с другой женщиной.
Как и у большинства мошенников, у моего отца был прекрасно подвешен язык. И хотя обычно он использовал свой дар для игры в карты или для того, чтобы выпутаться из передряги, но я всегда считал, что он задолжал нам с матерью последнее «прощайте».
Конечно, всё, что он сказал бы, было бы ложью. И всё же слова прощания помогли бы моей матери лучше переварить горькую правду.
Он прислонился к спинке скамьи, и фонарь над головой осветил его точёные, безошибочно узнаваемые черты.
Он, как и всегда, прекрасно выглядел и был одет с иголочки. Несмотря на то, что его туфли были слегка поношенными и не чищенными, а пальто из дорогой тёмной шерсти было явно куплено в деньки, когда он был на коне.
Такие лица, как у него, женщины всегда считали симпатичными: умные карие глаза, мужественные, решительные черты лица и очаровательная улыбка.
Он был выше меня и шире в плечах.
Но теперь, когда я стал старше, я заметил, насколько моё лицо поразительно похоже на его, пусть и без такой очаровательной улыбки и возрастных морщин.
- Что ты здесь делаешь? - спросил я.
Как же странно и непривычно было видеть его перед собой спустя столько лет!
- Эх, Саймон, - непринуждённо произнёс отец, широко улыбаясь. - И никакого намёка на радость от встречи со своим стариком? Только не говори, что ты уже знал, что я в городе!
Он закашлялся, прижимая ко рту платок в мнимом смущении.
- Не знал, - холодно ответил я.
Но, уже произнося это, вспомнил, как последние несколько дней меня не отпускало чувство, будто кто-то следит за мной.
Теперь я осознал, что это, скорей всего, был он.
- Конечно, нет.
Он легко скользнул на сидение рядом со мной и скрестил ноги. Постукивая пальцем по подбородку, отец оценивающе взглянул на меня.
- Выглядишь уставшим, Саймон, - произнёс он. - Ты работаешь слишком много. Я за тобой наблюдал.
На несколько секунд повисла тишина.
- Зачем ты вернулся?
- Разве отец не может захотеть снова увидеть сына?
Он пристально смотрел мне в глаза, произнося фразы сладким, льстивым тоном, и я сразу вспомнил, как ему удавалось убалтывать мать наутро после крупных проигрышей.
Он умел заставить человека чувствовать себя важным, ценимым высоко, сосредоточив всё своё внимание на нём. И для объекта его внимания это чувство было опьяняющим.
Но я знал, что это обычное подхалимство.
- Снова? - скептически приподнял я бровь. - Десять лет спустя?
- Туше, - отец усмехнулся краем рта. - Понимаешь, обстоятельства так сложились... Я задолжал здесь крупные суммы очень сомнительным людям. И за мою голову назначали солидную цену.
Я поднял на него взгляд.
- Сколько я себя помню, ты всегда был в долгу у ростовщиков. И за твою голову всегда назначали плату. И, как правило, ты решал эти проблемы, просто уходя в подполья и вылезая только тогда, когда считал, что опасность миновала. Что изменилось в тот раз? Дело было в женщине?
Но прежде чем мужчина смог ответить, его прихватил приступ кашля, который длился целую минуту.
- Подожди минутку, мой мальчик. Мне нужно попить, - сказал он виновато.
Я покорно поднялся и купил ему у продавца неподалёку стакан воды. На его тележке можно было найти всё, что потребуется поздним пассажирам - от ореховых смесей до газет.
К тому времени, как я вернулся с водой, на нашу скамейку подсела дама. Она сидела рядом с двумя яркими белыми шляпным коробками и аккуратно ела сандвич.
Я протиснулся мимо неё, посмотрел на отца; тот молча кивнул, и мы передвинулись на другой конец скамьи.
Он сделал глоток воды; ему, похоже, полегчало, и он продолжил наш разговор с того самого места, на котором мы остановились.
- Нет, Саймон, я уехал из Нью-Йорка не из-за женщины, - он бросил на меня странный взгляд. - Я знаю, что ты вряд ли поймёшь, но... Мне нужно было начать всё с чистого листа.
- А мать? - мой голос был холоден, как лёд.
- Твоя мать была прекрасной женщиной, - твёрдо сказал он. - Не думай, что я не понимал, что она заслуживает кого-то лучше, чем я.
- А вот здесь я с тобой согласен. Но тебя это не остановило, и ты решил найти себе новую даму сердца. Ты всё ещё с ней?
- Нет, не с ней, - закашлялся он.
- Но и не один, - резко заметил я.
Он никогда не оставался один.
Отец замялся на долю секунды, но продолжил:
- Я слышал, твоя мать умерла в прошлом году, - он был непривычно серьёзен. - Мне жаль.
- Она так больше и не стала прежней после твоего ухода.
- А ещё ты потерял свою любимую.
Он побарабанил пальцами по скамье.
- Красивая юная леди. Как её звали?
- Ханна, - сухо ответил я.
- Ну да, ну да...
Он постучал пальцем по виску и снова улыбнулся мне.
- Я не молодею, Саймон. Мой разум уже не тот, что прежде.
Да он никогда не помнил того, что не касалось его лично!
Отец тем временем продолжал:
- Она была очаровательна. И стала бы тебе прекрасной женой.
Мужчина кашлянул.
- Столько людей погибло в тот день. До сих пор тяжело представить, что один горящий пароход мог стоить стольким жизни. Я слышал об Ангерах и о Фельцке...
Я перебил его:
- Слишком много... Слишком много погибло в тот день.
Около тысячи людей умерли, когда пароход «Генерал Слокам» загорелся и утонул. И многие из них были моими друзьями и соседями.
Как только я услышал о катастрофе, я сразу же отправился на одну из спасательных лодок.
Да, кого-то мы спасли.
Но я был свидетелем того, как люди в отчаянии встречали свои смерти: одни были обречены из-за неисправности спасательных кругов и жилетов, а другие - из-за пассажиров, которые прыгали с палубы в воду слишком близко к ним, из-за чего первые теряли сознание и тонули.