- И кто он? - подозрительно вскинул я брови.
- Давний знакомый, который также является экспертом в области анализа почерка.
- Алистер, - в моём голосе зазвучало предостережение. - В этом деле я просил о помощи вас, а не какого-то шарлатана. Я не хочу слышать, что характер преступника можно определить по размеру его головы или стилю его письма.
Алистер снисходительно улыбнулся.
- Вы имеете в виду френологию и графологию: эти дисциплины действительно изучают окружность чьей-то головы или образцы почерка и по ним определяют специфические черты характера. - Алистер качнул головой. - Не беспокойтесь, Зиль. Мой коллега также великолепный судебно-медицинский эксперт. Он неоднократно выступал в судах Лондона в качестве эксперта по почеркам и определению подделок. Вы увидите, что его логика основана на науке.
- Вы уверены?
Учитывая сегодняшнее утреннее происшествие в суде, мне не хотелось следовать за доказательствами, которые потом нельзя было бы показать в суде.
- Конечно, - решительно ответил Алистер. - Я очень хорошо вас знаю, Зиль, и не стану предлагать информацию, которую вы потом не смогли бы предоставить в суде.
Я неохотно согласился, и Алистер сделал звонок. Мы отправились через весь город к ресторану Шерри, где, несмотря на мои сомнения в научности подхода, должен состояться разговор, который коренным образом изменит наш подход к делу.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ресторан Шэрри, пересечение 45-ой улицы и Пятой Авеню.
- Он контролирует жизнь своих подопечных больше, чем вы думаете. Не поверите, но он разрешает своим ведущим актрисам ходить только по Пятой Авеню, но ни в коем случае не по Бродвею.
- О чём вы? - я не поспевал за мыслями Алистера.
Мы шли по Пятой авеню к центу города, где располагался ресторан Шерри.
Как всегда, беспечный на вид Алистер, казалось, просто рассматривает витрины магазинов, вдоль которых мы проходили, но было ясно, что его ум продолжает лихорадочно работать.
- О Чарльзе Фромане, естественно.
- Это нелепо, - сказал я со смехом, выслушав подобное предположение. Как можно контролировать, кому и где ходить?
- Конечно, это лишь слухи, - легко согласился Алистер и взглянул на меня. - Но у меня есть причины считать, что это не ложь. Я был некогда знаком с одной из его звёзд.
Он сделал паузу для пущего эффекта.
- Вам когда-либо случалось видеть Мод Адамс на сцене? Очаровательная женщина.
Я покачал головой. Она была самой известной актрисой на Бродвее, и, естественно, я о ней слышал. Но ни разу не видел, как она играет.
- Однажды мисс Адамс поделилась со мной: Фроман считает, что жизнь актёров вне сцены полностью отражается на их репутации на сцене, - тихо произнёс Алистер. - Я также знаю, что однажды, из-за вмешательства Фромана, мисс Адамс даже пришлось разорвать отношения, которые он считал неприемлемыми.
Я с подозрением посмотрел на Алистера, но решил не комментировать. Какими бы ни были его личные тайны, он был вправе держать их при себе.
- И какое отношение эта история - если, конечно, учесть, что она правдива - имеет к убийствам в театре «Гаррик» и в «Империи»?
- Возможно, никакого. По крайней мере, напрямую, - ответил Алистер. - Но такова среда, в которой будет проходить ваше расследование, и вам стоит это учитывать.
Я кивнул.
- Вот мы и пришли.
Алистер поднял руку и показал на классическое здание из красного кирпича, где располагался ресторан Шерри. Здание находилось в новом квартале, построенном Стэнфордом Уайтом, через дорогу от своего основного конкурента – ресторана Дельмонико.
Это был один из лучших ресторанов Нью-Йорка – место, куда люди приходили не просто поесть, а показать себя.
Я никогда здесь не был, но, как и большинство жителей Нью-Йорка, знал о его репутации. Завсегдатаи этого заведения были постоянными героями газет.
Я, конечно, не часто читал колонку светской хроники, но в последние месяцы я стал время от времени её просматривать: а вдруг я наткнусь там на имя Изабеллы?
Это был обычный пятничный вечер, и ресторан оказался забит до отказа. Но, как и предсказывал Алистер, для нас сразу нашли небольшой столик.
Сдержанный вид ресторана снаружи не подготовил меня к роскоши внутри заведения.
Пока мы шли в зал для курящих, я, открыв рот, разглядывал потолок, покрытый искусной витой сеткой, которая простиралась во всех направлениях и у стен переходила в изящный цветочный орнамент, украшавший витые окна.
Множество пальм в горшках создавали эффект тропиков, и я внезапно забыл, что за окнами морозный мартовский вечер.
Мы сели за столик. Наш официант – вышколенный мужчина в чёрном костюме – моментально оценил стоимость моего коричневого костюма, кладя мне на колени салфетку с надписью «Шерри».
Я бросил взгляд на Алистера.
Он сразу же убрал свою салфетку и тем самым избежал назойливого внимания официанта.
- Принести винную карту, сэр?
Официант обращался к Алистеру. Не ко мне.
- Не надо.
Алистер заказал бутылочку любимого бордо, которое, как он знал, хранилось в подвале ресторана.
А я тем временем пытался сосчитать лежащие передо мной вилки.
Набор был разложен слева направо от маленьких до больших вилок, за исключением самой крохотной, лежавшей сверху над тарелкой.
Я перевернул один из приборов и прочитал гравировку: «Тиффани и Ко».
Я отложил вилку в сторону и бегло просмотрел меню. Если мы хотим попасть на сегодняшнее представление, то у нас не так много времени.
Появился официант с заказанной бутылкой вина. Он с хлопком вытащил пробку и налил немного вина Алистеру в бокал для дегустации. Алистер сделал глоток и кивнул. Тогда официант налил вино и мне, наградив снисходительным взглядом, который я вернул сторицей.
- Могу я предложить вам ростбиф, сэр? Он очень популярен, подаётся с великолепным картофелем лионез.
Предложение было адресовано мне, и явно содержало грубость, которую я не смог оценить в полной мере.
- Благодарим, но мы заинтересованы в вашем сегодняшнем специальном предложении, а не в обычном меню, - ровно ответил Алистер. – Что может порекомендовать шеф-повар?
Я нетерпеливо слушал, как официант начинает описывать мясо молодого ягнёнка, не пропуская ни одной детали его приготовления.
В конце концов, я положился на Алистера, который сделал заказ за двоих: закуска из устриц, а затем ягнёнок.
Я не очень хорошо переносил устричное мясо и моментально пожалел о своём решении позволить Алистеру выбирать.
- Не думал, что снова вас увижу, Зиль, - произнёс Алистер, покачивая бокал и вдыхая аромат вина. – Но рад, что вы пришли. Не важно, случайно или благодаря предыдущим заслугам, но вы предложили мне очень интересное дело.
Но я был не в настроении поддерживать задушевную беседу с Алистером.
Я взглянул на карманные часы.
- В каком часу ваш специалист по почеркам обещал к нам присоединиться?
Вновь появился официант, чтобы долить в наши бокалы вина, хотя ни я, ни Алистер не сделали больше двух-трёх глотков.
Алистер нахмурился, видя моё нетерпение.
- Доктор Вольман будет здесь с минуты на минуту.
Другой официант – на этот раз юный парень – принёс нам закуску из устриц и положил ещё одну вилку странной формы.
Алистер с нетерпением попробовал одну из них.
- Почему бы нам не расслабиться и не получить удовольствие от вина и еды? Эти устрицы великолепны. Давайте, Зиль, попробуйте!
Зная, что официант, расставлявший перед нами тарелки для оставшихся устричных раковин, пристально на меня смотрит, я сделал, как сказал Алистер.
Солоноватый вкус моря ещё можно было терпеть, но вот их холодная, скользкая текстура...
Я быстро сделал огромный глоток бордо.
Официант словно почувствовал, что мне не понравилось то, чем восхищаются все остальные, и неодобрительно нахмурился. Я посмотрел на него в ответ, и он, наконец, отошёл от столика.
Алистер, похоже, даже не заметил моей реакции и продолжил:
- Это устрицы «Блю Пойнт», редкий деликатес. Конечно, истинные устрицы из Южного залива на Лонг-Айленде уже исчезли, но эти, переселённые, тоже неплохи. Их привозят из Чесапикского залива и выращивают несколько месяцев в Южном заливе, а затем продают.
Алистер причмокнул.
- Настоящий деликатес, а не то, что продают в забегаловках на Канал-стрит.
Я не сомневался, что он прав. Но и завсегдатаем ресторанов на Канал-стрит тоже не был.
Несмотря на то, что многие жители Нью-Йорка наслаждались устрицами каждый день, мне они никогда не нравились. Не нравился даже их вид. И пусть их оформление в ресторане Шерри было гораздо более изысканным, чем я когда-либо видел, устрицы всё равно выглядели неаппетитно.
- Вы уверены, что ваш эксперт сможет нам помочь? Мы могли бы лучше распорядиться этим временем – например, поговорить с актёрами в театре «Гаррик».
Я уже начинал сомневаться в плане Алистера. Я никогда слепо не бросался на новые идеи и не сразу доверял новым теориям.
К тому же, я помнил прошлое расследование с Алистером. Он был свято уверен, что благодаря своим записям и исследованиям знает человека, ответственного за жестокие убийства, которые я расследовал прошлой осенью.
И он смертельно ошибался.
Но сейчас Алистер легко и непринуждённо рассмеялся.
- С актёрами и актрисами будет легче поговорить сразу после представления, а не до него. И не забывайте, Зиль: это вы попросили меня о помощи.
Последнюю фразу Алистер произнёс с заметным самодовольством.
- Вы не можете сказать, что я вам нужен, Саймон, а потом отказаться от моего совета.
Он налил себе в стакан ещё бордо – похоже, я обидел или даже напугал нашего слишком навязчивого официанта – и продолжил:
- Искусство анализа почерка – а это действительно скорее искусство, чем истинная наука – развивалось сотни лет. Вы знаете, что первый научный трактат по этому поводу был опубликован во Франции в начале XVII века?
Я не успел ответить. К нам подошёл низенький пожилой, но энергичный мужчина. Он нёс бронзовую трость, но я заметил, что он совсем на неё не опирался, и решил, что она скорее является деталью образа, нежели необходимостью.
- Доктор Вольман, - Алистер поднялся ему навстречу.
- Профессор, - доктор Вольман приветственно кивнул и перевёл заинтересованный взгляд на меня. – Вижу, у вас новый ассистент.
- Это детектив Саймон Зиль. Я помогаю ему в новом расследовании, - пояснил Алистер. – Зиль, познакомьтесь с доктором Генри Вольманом – судебно-медицинским экспертом в области почерков, а также профессором социологии в Нью-Йоркском университете.
- Приятно познакомиться, - улыбнулся доктор Вольман и опустился на стул, прислонив трость к столешнице. – Итак, джентльмены, чем я могу вам помочь?
Он отмахнулся от протянутого Алистером меню.
- Только коньяк. Да, было бы неплохо. Попробую согреть свои старческие кости.
Он наклонился ко мне и таинственным шёпотом пояснил:
- Вскоре вы поймёте, что из года в год это всё сложнее и сложнее сделать.
Доктор печально вздохнул, а Алистер взмахнул рукой, призывая официанта, который на этот раз подошёл неохотно.
Спустя пару минут перед доктором Вольманом появился стакан коньяка, а нам с Алистером принесли основное блюдо.
Ягнёнка подали с нарезанным ломтями жареным картофелем и яркой спаржевой фасолью. До сегодняшнего дня я много раз ел ягнёнка, но такого – никогда. Пусть я и не мог в полной мере оценить художественные изыски главного повара, я понимал, что ем нечто совершенно отличающееся от обычного мяса.
- Прежде чем мы начнём, - дипломатично произнёс Алистер, - было бы полезным, если бы вы, доктор, объяснили детективу Зилю, чем вы занимаетесь.
- Полагаю, он новичок в моей области?
Доктор Вольман вздохнул в притворном раздражении, но было ясно видно, что он рад возможности поговорить о своём занятии.
- Во-первых, я хочу отметить, что область моей работы появилась из-за роста подделок, с которым столкнулась наша страна в последние несколько десятков лет. Наше общество стало более образованным, и, к сожалению, некоторые личности пустили свои таланты на тёмные цели. Сейчас больше, чем когда-либо, закон должен знать, является ли предоставленный документ настоящим, или это искусная подделка. Отсюда, благодаря совместным усилиям экспертов, и появились основные принципы понимания проблемы.
Я резко перебил мужчину, поскольку он, как мне показалось, заметно отклонился от нужной нам темы.
- Но то, с чем мы к вам пришли, не имеет никакого отношения к подделкам.
Доктор Вольман отмахнулся от меня.
- То, что начало исследований связано с подделками, не означает, что их принципы ограничены лишь определением подделок, - нетерпеливо фыркнул он. – Давайте, я покажу вам, и вы всё поймёте.
Слегка неуверенной, трясущейся рукой он вытащил из кармана пальто записную книжку и карандаш и протянул их мне.
- Прошу вас, напишите своё имя пять раз. Так, как вы обычно это делаете.
Сбитый с толку, я подчинился и написал требуемое в столбик.
Алистер едва сдерживал улыбку. Скорей всего, он уже знал смысл этого упражнения. Возможно, он даже сам некогда его проходил.
- Видите? – доктор Вольман светился от гордости. – Отличаются не только почерка разных людей, но и подписи одного человека, написанные друг за другом. Сравните эти пять строк. Гляньте, как они отличаются: в каждой подписи буква «З» разной высоты. Буквы «и» отличаются друг от друга шириной. Даже длина вашей подписи в каждой строке разная и существенно отличается в первой и пятой попытке. Третий номер самый длинный и превышает остальные миллиметра на три-четыре.
Я взглянул на свои надписи и должен был признать, что он прав.
- И это несмотря на то, - включился в разговор Алистер, - что вы писали в контролируемых условиях среды: одно время, один карандаш, та же бумага. А теперь представьте, какими будут отличия, если писать на разной бумаге разными принадлежностями – то карандашом, то ручкой, у которых различная толщина грифеля. Иногда человек пишет в спешке, иногда – медленно и вдумчиво. А поверхность, на которой он пишет, может быть твёрдым деревянным столом, а может – мягкими листами в блокноте.
- Возраст также сказывается на почерке, - печально улыбнулся доктор Вольман. – Сегодня мои слабые руки трясутся, и написанное ни в какое сравнение не идёт с почерком моей молодости.
- Тогда каким образом нам вообще может помочь этот анализ, если почерк настолько изменчив и зависит от окружения? – спросил я.
Я начал подозревать, что эта встреча была ещё одной гимнастикой для ума от Алистера, игрой для интеллектуального развлечения, не дающей никакой существенной информации.
- Хороший вопрос, - кивнул доктор Вольман. - Но, несмотря на все эти мелкие нестыковки, из написанного вами я могу судить о том, что вы не скроете, как ни старайтесь.
Похоже, доктор Вольман привык защищаться от скептиков.
Он продолжил:
- Взгляните на начальную «С» вашего имени. В каждой из подписей в ней есть характерная петля... Хоть она и отличается размерами в разных строках. В вашем письме наблюдается постоянный наклон влево, буквы написаны уверенно, с постоянным нажимом и соединены вместе. Но особенно...
Он оборвал сам себя на полуслове и посмотрел мне в глаза.
- Подозреваю, вы не всегда писали левой рукой. Что-то произошло - травма правой кисти или предплечья - и это заставило вас сменить основную рабочую руку. Ваше написание уверенное и твёрдое, но медленное. Я заметил минимальное колебание, неуверенность при письме, если хотите. И это выдаёт с головой тот факт, что ваша манера написания появилась недавно, а не выработана годами с рождения. Подобная же черта развивается у человека, страдающего артритом. Вы уже не молоды, но ещё и не достаточно стары, чтобы страдать заболеваниями суставов. Следовательно, вы были ранены, о чём и свидетельствует ваше написание, нравится вам это или нет.
- Довольно интересно, - я был потрясен его открытием, но не хотел этого показывать. Мне нужно было его заключение о почерке убийцы, а не о моём.
Я протянул доктору письмо убийцы Даунс, которое нам оставил Малвани, а Алистер передал письмо, полученное редакцией «Таймс».
- Что вы думаете об этом?
Он не ответил, продолжая внимательно рассматривать письма.
- Не скажу, что у нас есть какие-то реальные сомнения, - заявил я, - но мы полагаем, вы подтвердите, что они написаны одним и тем же человеком. Бумага одинаковая - голубая от фирмы Крейна - и почерк такой же убористый. Мы заметили схожести в написании букв «и», «с» и «в» и в манере их соединения с соседними буквами. Они почти идентичны.
Доктор Вольман хмыкнул, потом взял письмо, найденное рядом с телом Элизы Даунс.
- Во-первых, то, что я вам скажу, вы наверняка уже и так знаете. Вкратце: судя по содержанию, это хорошо образованный человек, знакомый с поэзией, в том числе и стихами Браунинга. Ни одной орфографической или пунктуационной ошибки, слова и предложения составлены по всем правилам.
Но, когда доктор Вольман развернул письмо из «Таймс», его глаза загорелись от возбуждения, словно он готов был поведать нам очень важный секрет.
- А вот это письмо - чистой воды золото. По крайней мере, для вас. Почему? Сейчас объясню.
Он положил перед нами письмо, чтобы было видно всем, и даже Алистер взглянул на него с интересом, ожидая, что скажет доктор Вольман.
Наконец, он откашлялся и заговорил.
- Если вы надеетесь с помощью писем выяснить личность убийцы и поймать его, то именно это письмо в «Таймс» может вам помочь. Благодаря его длине, мы можем получить важную информацию о лингвистических привычках автора и его истинном подчерке. На короткое время любой может изменить манеру изложения и написания. Но вот на длительный промежуток... Его манера письма одинакова на всём протяжении листа, а значит, мы можем с уверенностью утверждать, что видим истинный подчерк человека.
- Почему его тон стал более небрежным? - спросил я и процитировал написанное. - «Это ваш шанс на самую крупную статью дня. Ваша работа?»
- Он пишет для другой аудитории, - тихо произнёс Алистер. - Обращаясь в газету, а именно в «Таймс», он взаимодействует с людьми, которых там не было. Эти люди не знают его жертву, не видели её тела. Значит, для него важно не столько то, что он сделал, а то, кто он и чего хочет.
Так кто же он? И чего хочет?
Я перечитал письмо, вновь заметил тревожное «ад ждёт» и невольно содрогнулся. Неприятно было сегодня утром смотреть на жертву, но ещё более пугающим для меня было чтение его письма.
Доктор Вольман снова заговорил, привлекая моё внимание к письму.
- В его истинном почерке буквы довольно широкие с частым отрыванием ручки от бумаги. Это движение пера прочно укоренилось в нём, и ему будет очень сложно избавить себя от этой привычки и скрыть её. Сравните написанное.
Он указал на начальные строки в каждом письме.
- Заметили? В каждом случае он сначала пытался писать с наклоном влево. Но не смог удерживать эту манеру долго. Поэтому к середине письма, - доктор Вольман показал нам, где именно, - он вернулся к своему настоящему написанию с лёгким наклоном в правую сторону. И во всех его «у» и «д» есть характерные петли, которые, как я считаю, настоящие.
Доктор Вольман был доволен собой, продолжая:
- Также с определённой уверенностью могу вам заявить, что автор - человек в самом расцвете сил. У вас может возникнуть искушение решить, что он старше и у него слабые руки, раз пишет так мелко.
Я кивнул. Про этот убористый почерк я подумал в первую очередь.
- Но если бы он был пожилым, вряд ли мы увидели эти постоянные отрывы ручки от бумаги. Я вам уже показал, что с возрастом возрастает неровность и неуверенность письма - а у него все строки написаны одинаково уверенно.
Несомненно, умозаключения доктора были весьма интересны, но я продолжал сомневаться, что это на самом деле сможет помочь нам определить личность автора писем - если нам только не улыбнётся удача, и убийца не подпишется настоящим именем.
Я произнёс это вслух, и, к моему удивлению, он согласно кивнул.
- Существует определённый предел возможностей для анализа почерка, детектив, - улыбнулся доктор. - Но то, что смогу, я вам обязательно скажу.
- Значит, по подчерку о его личности вы не можете ничего сказать? - уточнил я.
Я слышал, что некоторые эксперты в области почерков способны на такое. Признаться, именно этого я от этой встречи и ожидал.
- Это совершенно другая область исследования, называемая графологией, - трезво рассудил он. - И поскольку вы можете обратиться к графологу, чтобы определить, не скажет ли он вам чего-то нового, должен предупредить: будьте осторожны. В этой сфере сейчас много шарлатанов, которые возьмут деньги, а взамен предоставят вам плоды своих неуёмных фантазий, никак не связанных с научными знаниями.
Он отодвинул стул.
- Джентльмены, - он пожелал нам спокойной ночи. - Этим вечером я собирался посетить одно шоу. И вам тоже стоит поторопиться, если не хотите опоздать.
Я взглянул на часы: половина восьмого.
Алистер положил на стол несколько купюр и с огромной неохотой согласился, что нам пора, не переставая сетовать на то, что мы так и не попробовали десерт.
- «Шерри» заказывает свежайшую клубнику прямо у Генри Джоралемона из Нью-Джерси. Его удачные эксперименты позволяют ему собирать урожай прекрасных ягод каждый месяц.
Алистер скорбно посмотрел на соседний столик, где посетители пробовали сырную нарезку и клубничный десерт.
- Такое впечатляющее лакомство, и мы его пропускаем.
Алистер настоял на том, чтобы купить лучшие билеты за два доллара, поэтому вскоре мы уже сидели по центру в третьем ряду.
Мы очень извинялись, что заставили полряда уважаемых господ подняться и пропустить нас за пару минут до начала.
Затем я глубоко утонул в мягких бархатных креслах и позволил полумраку окутать меня.Музыканты в оркестровой яме начали громко и ярко играть увертюру.
Первый акт представлял собой череду музыкальных и танцевальных номеров, пытавшихся компенсировать невразумительный сюжет. Возможно, всё дело в моём воображении, но у меня создалось впечатление, что актёры и актрисы сегодня просто одеревенели.
Естественно, к этому времени они уже должны были знать, что убита одна из их коллег. Удивительно, как они вообще вышли сегодня на сцену.
Едва с объявлением антракта включился свет, как кто-то резко хлопнул меня по плечу.
- Вы детектив Зиль? - спросил мужчина громким шёпотом.
Я кивнул.
- Тогда это вам.
Он передал мне розовый листок бумаги, пахнущий дешёвым парфюмом. Внутри большими, по-детски написанными буквами было приглашение встретиться с некой Молли Хансен у чёрного выхода сразу после шоу.
«P.S. Только избавьтесь от щёголя, что сидит рядом с вами», - приписала она.
Я развернул программку и просмотрел список актёров и актрис, задействованных в сегодняшнем выступлении.
Я не сомневаюсь, что мой резкий вдох был хорошо слышен, когда внизу списка я заметил её имя.
«Молли Хансен - молочница».
Это была актриса, заменившая сегодня Анни Жермен.
После того, как опустился занавес, завершая второй акт, я шёпотом быстро попросил Алистера опросить актёров за сценой.
- Встретимся здесь через час, - добавил я, понимая, что так просто он меня не отпустит.
Его глаза подозрительно прищурились и задержались на записке, которую я сжимал в руке.
Естественно, ему не нравилось, что я не беру его с собой.
- Кто-то хочет встретиться со мной наедине. К тому же, - добавил я, - это идеальное время. Я надеялся, что вы сегодня сможете лично поговорить с мисс Боуэн. Ведущая актриса такого уровня скорее станет разговаривать с вами - человеком, разбирающемся в театре...
К счастью, он оценил мою попытку лести.
И тот факт, что мисс Лили Боуэн была исключительно красива, пресёк все его дальнейшие возражения.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
35-ая улица.
Я ждал её у чёрного входа. И с каждой минутой чувствовал себя всё более неуютно - я не мог избавиться от ощущения, что за мной наблюдают.
Я окинул взглядом обе боковые аллеи и подъезды близлежащих зданий, но никого не заметил.
Зрители быстро расходились, ибо погода была холодной и неприятной.
Я дрожал от холода и потирал ноющую правую руку, нервно оглядываясь через плечо. Бесспорно, это было реакцией на то, что я понимал: убийца Анни Жермен поджидал её в этом самом месте всего за пару часов до смерти. Возможно, я даже вижу то же самое, что и он: пустынная аллея, одинокий мужчина, курящий сигарету у газетного киоска на другой стороне улицы, спешащие укрыться от промозглого мартовского ветра прохожие.
Моя тревога нарастала, пока, наконец, не появилась Молли Хансен. Она изо всех сил старалась спрятаться от холода под наброшенным на голову и плечи плотным чёрным платком.
Едва кивнув в качестве приветствия, девушка схватила меня за руку и потащила вниз по кварталу.
- Быстрей, - скомандовала она, оглядываясь через плечо. - Если мистер Айзман увидит, что я вышла из театра в сценическом костюме, я получу нагоняй. У него отвратительный характер: он считает, что любое нарушение правил, есть смертный грех.
Мы быстро шагали по улице, пока не добрались до «Изумрудного Острова» - ирландского паба, в который она, очевидно, частенько наведывалась.
Помещение было небольшим - за узкой деревянной дверью открывалась комната, где стояли всего восемь столов и скамеек, за которыми ели и пили немногочисленные посетители. Но в камине горел огонь, а воздух был наполнен запахом трубочного табака, неожиданного для подобного заведения.
Молли Хансен заняла столик у барной стойки. Я осторожно последовал за ней.
- Два виски «Бушмилс», - крикнула она бармену.
- Ага.
Бармен налил золотисто-коричневый виски в два невысоких стакана и принёс нам, даже не взглянув на меня.
- Снова работаешь, Молли?
- Конечно, - ответила девушка, снимая пальто и вешая его на спинку свободного стула рядом с собой. Затем она стащила с головы тёмный парик, высвободив копну рыжих кудряшек, которые быстро стянула в хвост.
- Играю в одном спектакле в театре «Гаррик». Приходи как-нибудь вечером, посмотришь на меня. Договорились?
Она одарила его широкой улыбкой, показав белые, ровные зубы и ямочки на щечках.
Молли извинилась и сказала, что отойдёт на минутку.
Чтобы не встречаться взглядом с барменом, я вытащил из кармана часы и взглянул на время. Пятнадцать минут одиннадцатого. Осталось полчаса до нашей с Алистером встречи.
Молли Хансен вернулась, переодевшись в зелёное платье и смыв с лица грим. Я заметил, что кожа её была удивительно красивой - чистой и свежей, цвета свежих сливок, за исключением россыпи веснушек на носу.
Я решил, что она лет на десять меня старше - сорок или около того; несмотря на то, что она оставалась красивой женщиной, я отметил лёгкую седину в рыжих кудряшках. К тому же от неё веяло уверенностью, которая ко многим женщинам приходит лишь в зрелом возрасте.
Я взял стакан с виски, но пока не поднёс ко рту. Что-то в её облике заставляло меня быть настороже.
- О чём вы хотели поговорить?
Она склонила голову набок, пристально меня разглядывая.
- Вы не такой, каким я вас ожидала увидеть, - произнесла она наконец.
- И кто или что заставило вас ожидать иного?
- Обычные слухи...
Она одним глотком осушила стакан, откинула голову назад и крикнула:
- Джонни, ещё виски!
Бармен подошёл с ещё одним стаканом, и на этот раз бросил на меня обеспокоенный взгляд. Я понял, что обычно Молли Хансен не пьёт столько, и бармен логично предположил, что за её нехарактерным поведением стою я.
- Кажется, я вас раньше видел, - в конце концов, произнёс он. - Вы здесь раньше бывали?
- Не думаю.
Я спокойно и уверенно встретился с ним взглядом. Я никогда его прежде не видел и уже точно не заходил в этот бар.
Он отошёл, качая головой и бормоча что-то непонятное.
- Вы собирались объяснить, зачем я здесь, и как вы на меня вышли.
После этих слов я сделал небольшой глоток виски. Я не очень любил виски, но этой мрачной ночью обжигающий мою глотку напиток был тем, что надо.
Она вся напряглась, хотя и заставила себя широко улыбнуться.
- Думаю, я могу вам помочь, детектив. У меня есть информация о Анни Жермен, которая может вам пригодиться.
Я ждал, зная, что она продолжит. Её лицо выражало полную решимость.
- И я надеюсь, что взамен вы тоже будете готовы мне помочь.
- Я так не работаю, мисс Хансен, - произнёс я, откидываясь назад. - И позвольте вам напомнить, что это официальное расследование. Ваш долг - рассказать мне всё, что знаете. В противном случае, для подобного поведения у нас даже существует специальный термин: «воспрепятствование осуществлению правосудия».
Я сделал паузу, чтобы она осознала сказанное.
Женщина качнула головой и улыбнулась.
- Зовите меня просто Молли. И вы меня неправильно поняли, детектив. Я говорила лишь об акте доброй воли, ничего более.
Я всё правильно понял, но решил не заострять на этом внимание.
- Насколько хорошо вы знали мисс Жермен? - спросил я.