Стефани Пинтофф – И занавес опускается
Переведено специально для группы
˜”*°•†Мир фэнтез膕°*”˜
https://vk.com/club43447162
Оригинальное название: A Curtain Falls
Автор: Стефани Пинтофф / Stefanie Pintoff
Серия: Simon Ziele #2 (Саймон Зиль #2)
Перевод: Романенко Карина
Редактор: Волкова Евгения
Аннотация
Карьера нью-йоркского детектива Саймона Зиля и его бывшего напарника капитана Деклана Малвани пошла в абсолютно разных направлениях после трагической гибели невесты Зиля во время крушения парохода «Генерал Слокам» в 1904 году.
Хотя обоих мужчин ждало большое будущее, но Зиль переехал в Добсон - маленький городок к северу от Нью-Йорка - чтобы забыть о трагедии, а Малвани закопал себя ещё глубже - согласился возглавить участок в самом бандитском районе города.
В распоряжении Малвани находится множество детективов и неограниченные ресурсы, но когда происходит очередное преступление при загадочных обстоятельствах, Деклан начинает искать того, кому может полностью доверять.
На сцене Бродвея найдена хористка, одетая в наряд ведущей примы. И никаких следов насилия. Ни порезов, ни синяков - вообще ничего.
Под давлением сверху коронер был бы вынужден признать происшедшее самоубийством, если бы это не был второй подобный случай за последние несколько недель.
Новости о предполагаемом серийном убийце станут катастрофическими для набирающего силы мира театра. Не говоря уже о простых жителях Нью-Йорка.
Оглавление
ГЛАВА ПЕРВАЯ. 5
ГЛАВА ВТОРАЯ. 9
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 16
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. 20
ГЛАВА ПЯТАЯ. 28
ГЛАВА ШЕСТАЯ. 36
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. 45
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. 52
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. 57
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. 61
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. 65
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. 71
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. 78
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. 83
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. 86
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. 92
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. 100
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. 104
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. 110
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. 120
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. 126
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. 133
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. 137
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. 148
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. 152
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. 161
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. 168
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ. 173
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. 176
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ. 181
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ. 183
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ. 186
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. 190
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. 196
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ. 202
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ. 204
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Преступление ужасно показательно.
Ты можешь пытаться изменять свои методы, сколько хочешь;
но твои вкусы, твои привычки, твоё умственное отношение и твоя душа
обнаруживаются твоими действиями».
- Агата Кристи
Пятница
16 марта 1906 года
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Здание уголовного суда. Напротив «Гробницы [1] ».
Некоторые говорят, что можно узнать, говорит ли человек правду, просто посмотрев ему в глаза.
А вот я так не могу.
Но с твёрдыми доказательствами я могу разоблачить то, что могло остаться нераскрытым.
Обычно так и происходит.
Потому что некоторые люди настолько преуспели в искусстве убеждения, что, несмотря на все улики, говорящие не в их пользу, им удаётся заставить даже самых скептически настроенных людей поверить в сказку.
И никому ещё не удавалось это лучше, чем женщине, которая сейчас сидела за массивным дубовым столом напротив судьи. Она молитвенно сложила ладони, ожидая вердикта суда.
Я три дня наблюдал за её представлением.
Одета она была идеально: белая блузка с кружевами, чёрная узкая юбка, туфли и белые перчатки. Эффект это производило стильный, но в то же время, скромный и сдержанный. Как и полагается женщине, находящейся в трауре по мужу.
Когда она отвечала на вопросы, её манера поведения оставалась смущённой и тихой. А голос, не переставая, дрожал, словно она вот-вот не сдержит слёз.
И все эти дни она смотрела на окружающих широко распахнутыми глазами, будто не могла поверить, что всё это происходит именно с ней.
Но верхом её актёрского мастерства было точно рассчитанное время, когда ей пускать слезу: как раз перед тем, как она бросала взгляд из-под длинных, чёрных ресниц на двенадцать мужчин-присяжных.
Каждый её жест должен был уверить их в одной важной истине: она абсолютно не способна на хладнокровное убийство, в котором её обвиняют.
Её адвокаты – двое крупных мужчин в плохо сидящих серых костюмах – постоянно находились вблизи от неё. Даже, я бы сказал, слишком близко. Рядом с ними она казалась ещё более хрупкой, беспомощной и слабой. Не сомневаюсь, что именно на такой эффект она и рассчитывала.
Чему же поверит суд – доказательствам или истории, которую сплела эта женщина?
Её дело должно было оказаться простым. Предъявление обвинений, вынесение вердикта. Она обвинялась в убийстве первой степени.
Доказательства, предъявляемые прокурором, были убедительны. Эта женщина устала от своего мужа и жаждала свободы.
Многие, вероятно, предпочли бы развод, но она выбрала менее традиционный метод и заменила обезболивающее средство своего мужа цианидом ртути[2]. И, когда у мужа случился очередной приступ головной боли, он достал из шкафчика с лекарствами не обезболивающее, а яд.
И, спустя четверо суток невыносимой боли и непрекращающейся рвоты, он умер.
Уверен, следить за такой смертью было непросто. Она не могла не оставить следа на совести обвиняемой.
- Господа присяжные, вы готовы вынести вердикт? – судья произнёс слова, которые требовал от него закон.
Женщина сжала руки в белых перчатках.
- Да, Ваша честь, - громко и мрачно ответил председатель.
- Подсудимая, встаньте, - сказал судья.
Адвокаты с обеих сторон поддерживали женщину, которая навалилась на стол, словно её в один момент покинули все силы. Её бледное лицо молило присяжных о помиловании.
Мужчина посмотрел её в глаза, и по этому взгляду я сразу понял, каким будет вердикт; ещё до того, как слова «не виновна» пронеслись по залу.
Со всех сторон раздались удивлённые вздохи и бормотание. Я развернулся и быстрым шагом направился к выходу из здания, торопясь выйти на улицу, прежде чем кричащая толпа и вездесущие репортёры собьют меня с ног.
Какое горькое разочарование.
Я арестовал её и собрал все доказательства вины: свидетельства доктора, услышавшего резкий запах миндаля; записи фармацевта, продавшего женщине яд; рассказ близкой подруги, которой подсудимая жаловалась на проблемы в семейной жизни.
Может, улики были и косвенными, но вполне убедительными. Я предоставил суду правду, но её театральное представление всё разрушило. Я больше ничего не мог сделать.
Я начал тяжело спускаться по ступеням, направляясь в сторону улицы Франклина.
Конечно, каким бы не был вердикт, я всё равно был бы в проигрыше. Даже если бы её признали виновной. Справедливость несовершенна. Никакой суд не сможет вернуть к жизни умерших. Как и не сможет изменить тот факт, что, в данном случае, судьба девятилетней девочки навсегда изменится после смерти отца и суда над матерью.
Важно лишь то, что эта женщина представляет угрозу в отдалённом – или не очень отдалённом – будущем.
Убьёт ли она снова?
Или её настолько напугает возможность знакомства с палачом и краткое заточение в тюрьму, что теперь она станет законопослушной?
Возможно.
Но я считал, что человеку, единожды совершившему преступление, гораздо легче решиться на второе. Я никогда не забирал чью-то жизнь, хоть и понимал, что из-за своей работы постоянно нахожусь в группе риска. Но это было чертой, которую я надеялся никогда не пересечь.
- Детектив! Детектив Зиль!
Звавший меня голос был громким и исполненным собственного достоинства. Меня пытался догнать сержант, и по его широкому, ещё детскому лицу скатывались бисеринки пота.
Я остановился, чтобы его подождать. Похоже, я чуть ли не сорвался на бег, направляясь к станции подземки у Ратуши.
- Капитан Малвани сказал, что вы вот-вот должны закончить в суде. Он послал меня передать вам, что вы нужны ему в центре города.
Деклан Малвани был дородным ирландцем, с которым мы были напарниками ещё в начале моей карьеры, когда я служил патрульным в Нижнем Ист-Сайде.
Его недавно повысили до капитана Девятнадцатого участка, в юрисдикцию которого входил и Тендерлойн – район города, который имел сомнительную честь соперничать с Нижним Ист-Сайдом за наиболее криминогенную обстановку.
Хоть наши карьерные пути и разошлись, мы всё равно оставались близки. И вызывать меня подобным образом для него было нехарактерным.
Сержант схватился за бок, пытаясь отдышаться. Ему явно было не по душе подобное поручение. Вообще-то, сержантам обычно не дают подобных заданий. Значит, больше Малвани послать было некого.
- Что случилось? – я продолжил ходьбу, и сержанту пришлось последовать за мной.
- Вы нужны капитану в театре «Гаррик». По слухам, кто-то устроил там сегодня утром «представление», - сержант усмехнулся, довольный собственным чувством юмора.
- И Малвани меня там ждёт? – спросил я, решив проигнорировать поведение парня.
- Ага, - хмыкнул он. – Там произошло убийство. Убили какую-то актриску.
Я резко остановился и повернулся лицом к сержанту.
- В этом городе каждый день происходят убийства. А Малвани руководит самым крупным участком. Зачем я ему понадобился именно в этом деле?
Будучи капитаном, у Малвани не было проблем с нехваткой ресурсов. И если он просил меня о помощи, то для этого должна быть какая-то особая причина.
Сейчас я проводил время частично в Нью-Йорке, а частично в Добсоне – небольшом городке в двадцати километрах от Нью-Йорка, куда я переехал почти год назад, чтобы пожить тихой жизнью.
Но мои коллеги в городе не хотели меня отпускать. К тому же, последнее серьёзное дело в Добсоне – жестокое убийство – произошло аж четыре месяца назад.
Сержант оценивающе на меня смотрел, пытаясь понять, что мне можно говорить, а что – не стóит. Я понимал, что знает он немного, а имеет право говорить ещё меньше, но…
Но до него уже определённо дошли какие-нибудь слухи. И ему нужно было моё согласие на сотрудничество.
- Кажется, в этом деле замешан кто-то влиятельный. Наш большой босс лично держит под контролем это дело и уже задержал некого мужчину для допроса, - наконец произнёс сержант.
Похоже, сержант прав.
Если подозреваемый уже был в допросной, значит, либо на месте происшествия остались какие-то важные улики, либо сверху надавили и пришлось немедленно арестовывать хоть кого-нибудь.
Но это всё равно не объясняло, зачем Малвани хочет привлечь к этому делу меня.
В этом деле должны быть какие-то сложности.
Когда мы дошли до входа в станцию подземки у Ратуши, сержант пошёл своей дорогой, а я начал спускаться по ступеням вниз.
Пока я ждал на платформе поезд, заметил позади меня какого-то мужчину. Он, не отрываясь, смотрел в моём направлении.
Я прошёл чуть дальше к толпе ожидающих людей.
Но стоило мне подойти к краю платформы, как мужчина двинулся за мной.
Здесь, рядом со зданием суда, я не мог не подумать о тех, чьему задержанию и пребыванию за решёткой поспособствовал за все эти годы. Не сомневаюсь, что многие хотели мне отомстить.
Мужчина подошёл ещё ближе.
Как раз в этот момент подошёл мой поезд, обдав стоящих на платформе тёплым воздухом. Двери открылись, и пассажиры начали выходить из вагона.
Я бросил взгляд через плечо и посмотрел на лицо мужчины. Острый нос, выступающий подбородок и щегольски сдвинутая набок фетровая шляпа показались мне очень знакомыми.
Неужели это...?
Нет. Я наверняка ошибаюсь. После стольких лет… Невозможно.
Я зашёл в вагон, двери с лязгом захлопнулись, оставляя мужчину на платформе.
Сквозь стекло я смотрел, как он исчезает в толпе.
Но воспоминания о его лице не переставали беспокоить меня до самого центра города. А там, когда я добрался до нужной мне остановки, то вернулся мыслями к месту преступления, ожидавшему меня в театре «Гаррик».
ГЛАВА ВТОРАЯ
Театр «Гаррик», 35-ая улица, дом 67.
Начался снегопад. Воздух потемнел от падающих густых хлопьев. На город словно опускалась сверху белая пелена, но стоило снежинкам коснуться земли, как они мгновенно таяли, оставляя после себя слякоть из грязи и воды.
Типичная мартовская погода.
Несколько хлопьев снега угодили мне за шиворот, и я поёжился от холодного прикосновения. Сразу тупой болью отозвалась моя правая рука – боль всегда усиливалась в холодную и сырую погоду.
Я научился предвидеть боль в подобное время года с тех пор, как почти два года назад повредил руку во время спасательной операции после катастрофы парохода «Генерал Слокам».
Ранение должно было быть временным, но из-за недостаточного умения врача, который меня лечил, оно превратилось в постоянное.
Я отогнал подобные мысли и повернул на 35-ую улицу, уворачиваясь от накренившейся на бок повозки с лошадью.
Повозка пыталась разминуться с блестящим чёрным автомобилем, который выехал на середину улицы, и который периодически заносило на скользкой дороге.
На улице было полно лошадей и машин, велосипедистов и пешеходов – здесь могли передвигаться все. Неудивительно, что в газетах каждый день появлялись сообщения о произошедших авариях.
Я повернул к театру «Гаррик», и меня тотчас поразила мысль, что сержант был прав: какой бы ни была причина, убийство в здании старались держать в секрете.
Снаружи не было ни одного офицера, хотя по стандартному протоколу рядом с входом обязательно должен кто-то стоять, чтобы отгонять людей и пресекать вопросы журналистов и простых любопытствующих.
Я ожидал бурную деятельность, но вся улица возле театра была пустынна.
Так рано утром – а было сейчас около одиннадцати часов – театральный квартал спал. Оживёт он гораздо позже, после обеда, когда откроются билетные кассы и приедут на репетиции актёры.
Только после наступления вечера окрестности озарятся электрическими вывесками на входе каждого театра. Именно благодаря им Бродвей получил своё новое прозвище – Великий Белый Путь.
Я вошёл в театр «Гаррик» через парадный вход с массивными колонами и очутился в украшенном красным бархатом фойе рядом с отполированной дубовой будкой кассы. Оттуда я направился в главный зал, где, наконец, заметил занятых работой полицейских.
Откуда-то из-за кулис донёсся истерический вопль женщины. На месте преступления всегда рука об руку шли организованность и хаос.
Но моё внимание привлекло то, что было на сцене. Женщина, которую освещал единственный софит.
Она растянулась во весь рост на золотисто-зелёном диване, окружённая всевозможными декорациями и бутафорией.
Усыпанные бриллиантами волосы были уложены над головой в виде короны из кучеряшек рыже-красного цвета, а несколько прядей были соблазнительно разложены на подушке. Одета женщина была в атласное пурпурное платье с кружевом, обрамлённое рубиновыми пайетками, которые переливались в свете прожектора.
Лицо было ярко накрашено, как и подобает актрисе на сцене. Смотрела женщина прямо перед собой, не стесняясь находиться под софитами.
И, когда я собрался с духом и направился к сцене по центральному проходу, мне показалось, что наши взгляды встретились. У неё были ярко-васильковые глаза, густо подведённые тушью и тенями.
Вблизи она выглядела ещё прекрасней, чем я мог себе представить, и полностью соответствовала званию ведущей актрисы.
Если, конечно, не обращать внимания на то, что она была мертва.
Я направился к Малвани, чья широкоплечая фигура на полголовы возвышалась над коллегами.
Вдохнув пыльный, спёртый воздух, я тяжело сглотнул. Это была извечная проблема в закрытых местах происшествий без окон. Вот и сегодня в рассеянном свете софитов я видел летающие в воздухе раздражающие частицы пыли.
Громкий и чёткий голос Малвани заглушал царящую вокруг суматоху.
- Уилкокс сказал ничего не трогать. Поэтому я не собираюсь ничего переносить, пока он не приедет.
Он говорил о Максе Уилкоксе - новом коронере, который часто занимался случаями в районе Тендерлойна.
Стоящий рядом низенький мужчина злился.
- А вы сказали доктору, что она находится здесь уже с прошлого вечера? Мы не можем так оставлять её и дальше. Это неслыханно! Если сегодняшнее выступление не начнётся вовремя, то люди Фромана очень сильно расстроятся.
- Господи, в этом театре произошло преступление! Ваш спектакль перенесут.
Малвани проревел последнюю фразу, но даже грубый ирландский акцент полицейского не смог напугать его собеседника как следует. Малвани скрестил руки на груди.
Мужчина, споривший с Малвани, был невысоким, крепко сбитым, с привычно прищуренными тёмными глазами, в коричневом драповом костюме, из-за которого он походил на полицейского в гражданском.
Но кем бы он ни был, его определённо не страшило звание Малвани.
- Вы же знаете, у Фромана есть связи. Если вы заставите его отказаться от того, чего он хочет, вам придётся заплатить за это огромную цену.
Я знал, что Чарльз Фроман был основателем и руководителем Театрального Синдиката[3], который управлял большей частью всех известных театров. Он имел хорошие связи, и ему лучше было не переходить дорогу. Фроман жёстко управлял Великим Белым Путём, который очень важен для растущей экономики города. Даже противники Фромана говорили, что у него железная хватка.
Но Малвани был не из тех, кого можно запугать, хотя, будучи новым руководителем полицейского участка, он изо всех сил старался избежать вражды с влиятельными людьми. Поэтому следующие его слова были чётко взвешены.
- Мир не вращается вокруг Чарльза Фромана, чтобы ни думали он и его люди. Она останется здесь, пока не приедет Уилкокс. И, если в результате расследования отменят сегодняшнее выступление, значит, так тому и быть.
Собеседник Малвани прищурился.
Истерические всхлипывания женщины за портьерой позади сцены переросли в пронзительный крик, от которого вздрогнул даже Малвани.
Я подошёл ближе, и он тепло меня поприветствовал. Я в ответ кивнул с улыбкой и перевёл взгляд на мужчину в коричневом костюме. Малвани представил его как Дэвида Марвина, старшего детектива под его командованием.
- Слышал, вы прежде работали с Малвани, - произнёс Марвин. – Может, попробуете его образумить?
И он, извинившись, покинул нас, присоединившись к продолжающему обыску.
Малвани подождал, пока Марвин не скрылся из вида.
- Он, вообще-то, неплохой парень, если не обращать внимания на его завышенное самомнение, - произнёс Малвани, а потом перевёл взгляд на меня и вскинул бровь. – Хорошо, что я услышал о твоем прибытии сегодня в город в связи с делом Снайдер. Полагаю, вердикт уже вынесли.
Я мрачно кивнул.
- Значит, её оправдали, - покачал головой Малвани. – Что ж, от присяжных никогда не знаешь, чего ожидать. Тёмные лошадки. И я слышал, что обвиняемая была настоящей красоткой, - со знанием дела заметил он.
Нас прервал ещё один пронзительный вопль.
- Кто это так кричит? – спросил я.
- Мисс Лили Боуэн, прима этого театра. Я так понимаю, она очень расстроилась из-за платья. Вот это, - Малвани кивнул на тело на сцене, - её платье. Нам пришлось рано утром пригласить сюда мисс Боуэн, чтобы выяснить, есть ли между ними связь.
Ещё один вопль. Малвани передёрнул плечами, но быстро взял себя в руки.
- Конечно, она нам не сильно помогла. Я рад, что ты пришёл. Должен признать, что это одно из самых тревожных дел, с которыми мне приходилось сталкиваться, - заметил Малвани.
Я бросил взгляд на мёртвую девушку, которая сейчас находилась слева от нас.
- Кто она?
- Анни Жермен. Одна из хористок в пьесе «Дочери пастуха», который они ставят тут уже три недели. И, естественно, у обычных хористок не бывает подобных нарядов. Она накрашена и одета, как ведущая актриса.
- Есть идеи, почему? – поинтересовался я.
- Пока нет.
Малвани направился к центру сцены и остановился рядом с телом, полностью погружённый в свои мысли и глядя на юную актрису так, словно видел её впервые в жизни.
- По словам Льва Айзмана – художественного руководителя – всё, что на ней надето, принадлежит мисс Боуэн, даже бижутерия и парик. И всё это было заперто в шкафчике мисс Боуэн. Ключ пропал, и нет никаких признаков взлома.
- И рядом с жертвой ключ не нашли?
- Нет, - покачал головой Малвани. – И мисс Жермен обычно выглядит совершенно по-другому. В связи с этим возникает вопрос: она сама переоделась, или это дело рук её убийцы?
Я посмотрел в невидящие голубые глаза.
- Как она умерла?
- Понятия не имею, – Малвани прислонился к краю сцены и провёл рукой по короткому стриженому «ёжику» на лысеющей голове. – Я не смог найти на теле ни одной подсказки, ни одной отметины.
Малвани достал из кармана часы и посмотрел на время.
- Почти полдень. Какого чёрта Уилкокс так задерживается?
Коронер был профессионалом и серьёзно относился к своим обязанностям, хотя немногословная манера общения не прибавляла ему друзей.
И заставлять ждать человека в должности Малвани без какой-либо причины было совершенно не в его правилах.
- Где он?
Малвани не ответил.
Отбросив в стороны портьеры, на сцену, громко причитая, бросилась женщина. За ней семенил мужчина. Наверно, он и есть художественный руководитель.
Это был крупный мужчина лет сорока с густыми чёрными волосами и резкими чертами лица. Женщина же находилась в истерике, и речь её была практически бессвязна. Я улавливал лишь обрывки фраз: «моё платье», «виновата, виновата».
Наконец, мистер Айзман схватил женщину за руку и заставил остановиться. Её длинные каштановые волосы, завитые в мелкие кудряшки, рассыпались по плечам.
- Послушай меня, - резко и зло прошипел он. – Прекращай это. Только подумай, что будет, если рассказы о твоём поведении просочатся за пределы театра!
Что он говорил дальше, мы не расслышали, но слова возымели должный эффект: женщина моментально прекратила истерику и лишь изредка всхлипывала. И то это было больше похоже на икоту.
- Мне надо с ними разговаривать именно сейчас? – она посмотрела прямо на нас.
Мистер Айзман ответил спокойно, но в его словах определённо сквозило предупреждение.
- Ты же не хочешь, чтобы мистер Фроман услышал, что ты не идёшь на сотрудничество с полицией, ведь так?
- Мисс Боуэн, - обратился к ней Малвани, делая шаг вперёд, - присядьте, пожалуйста.
Он жестом указал на один из трёх металлических стульев, стоящих за занавесом в стороне от сцены.
Здесь, за портьерами, находилась организованная небольшая площадка для актёров, ожидающих своего выхода на сцену. Пространство было небольшим, поэтому, когда Малвани и мисс Боуэн сели на стулья, их колени почти соприкасались. Мы с мистером Айзманом остались стоять.
Зато теперь мы хотя бы не видели труп на сцене.
Лили Боуэн бросила на нас взгляд и прикусила губу.
- Мы не станем беспокоить вас множеством вопросов. Мы понимаем, что вам сейчас тяжело.
Малвани удалось добавить в голос нотку сочувствия и понимания. Но говорил он по-прежнему быстро, и я видел, насколько ему не терпится закончить этот опрос и получить ответы.
- Вы хорошо знали мисс Жермен?
- Естественно, нет! – раздражённо воскликнула дива. – Она состояла простой певичкой в хоре.
Каждое её слово было пропитано возмущением, но тут она поймала неодобрительный взгляд мистера Айзмана, тяжело сглотнула и перефразировала:
- Мы с мисс Жермен не были особо близки, но я видела её на репетициях с самого их начала, и мне очень жаль, что с ней такое произошло.
- Когда вы видели её в последний раз? – Малвани быстро задавал вопросы.
- Прошлым вечером около одиннадцати часов. Она ждала у двери, когда я уходила.
- Кто ещё был в тот момент в театре?
- Не знаю. Я была одной из последних, кто покидал театр. А может быть даже и самой последней.
Она легонько промокнула глаза носовым платком.
- Вы знаете, чего ждала мисс Жермен? Возможно, у неё был новый поклонник?
Мисс Боуэн резко рассмеялась.
- Очень в этом сомневаюсь. И не могу представить, зачем она вернулась в театр и надела мои украшения и моё платье.
- Или почему она теперь мертва? – не смог я сдержаться. Мне было очень неприятно слышать пренебрежение к молодой актрисе, которое мисс Боуэн и не подумала скрывать.
Но я сразу же пожалел о своей вспышке, потому что её глаза моментально наполнились слезами. Она устроила целое представление, доставая из кармана новый платок и начиная снова всхлипывать.
Малвани задал её ещё пару кратких вопросов, и мисс Боуэн удалилась в свою гримёрную.
Мистер Айзман повернулся к Малвани и заговорил громким театральным шёпотом, который остальные якобы не должны были услышать.
- Мистер Фроман и я хотели бы, чтобы ваши люди как можно быстрее переместили тело мисс Жермен в подвал. Я приказал расчистить там свободное место. Его должно хватить.
Малвани его перебил.
- Вы очень добры, но не стóит беспокоиться – мы совсем скоро заберём её отсюда. Через некоторое время сюда прибудет коронер.
- Вообще-то, именно этого я и боюсь, - ответил Лев Айзман. – Уже начинается вторая половина дня, и кто-то может её увидеть. Если новости о смерти девушки выйдут за порог театра, люди решат, что сегодняшнее шоу отменено. Возможно, они даже испугаются и не будут приходить к нам всю неделю. А то и дольше.
Малвани начал злиться.
- И что вы предлагаете? Оставить её в подвале на неопределённый срок? Могу вас уверить, мистер Айзман, что это решение вам быстро разонравится. Чего только стоит запах трупного разложения, который будет распространяться из вашего подвала.
- Мистер Фроман твёрдо уверен, что публикация новостей о смерти мисс Жермен разрушит нашу репутацию и поставит под угрозу наши будущие проекты. Мы хотели бы оставить её тело в местном подвале. Лишь на сегодняшний день. А после того, как закончится сегодняшнее представление, и толпа разойдётся по домам, коронер и его люди могут прийти и обследовать её тело.
Малвани рассмеялся над абсурдностью такого предложения.
- Значит, вы хотите, чтобы мы перевезли её тело после сегодняшнего спектакля, чтобы никто не увидел?
- Именно, - холодно взглянул на Малвани Лев Айзман.
Малвани поджал губы.
- Я уже вам объяснил, что мы следуем протоколу, поэтому, как только доктор Уилкокс осмотрит тело, мы заберём его. Поступить по иному – абсолютно незаконно, и я из-за этого могу лишиться своего места.
- Можете. Или вас может лишить его мистер Фроман, - мрачно предупредил Малвани мистер Айзман и удалился.
У Малвани перекосилось лицо.
- Я слышал кое-что о Чарльзе Фромане, - произнёс я. – Но то, что я о нём знаю, не объясняет того, почему все здесь настолько…
Я запнулся, пытаясь подобрать нужное слово: смесь уважения и страха, которые я видел в глазах и у мистера Айзмана, и у мисс Боуэн.
- Настолько необъяснимо напуганы этим человеком?
Малвани скривился, но потом снова посерьёзнел.
- Ну, почему напугана мисс Боуэн, я могу понять, - заметил Малвани. – Чарльз Фроман – глава Синдиката и руководитель сотен театров, а значит, именно он выбирает актёров и актрис, которые будут играть в его спектаклях. Он создал себе определённую репутацию – если он берётся за какую-то актрису, то делает из неё звезду. И если мисс Боуэн хочет стать – и оставаться впредь – одной из ведущих актрис, то ей лучше играть по его правилам.
- А мистер Айзман?
Малвани широко усмехнулся.
- А ему, я полагаю, очень хорошо платят.
Наш разговор прервал доктор Уилкокс, который, наконец, приехал и пробирался к сцене с чемоданчиком в руках.
Это был высокий, худой, чуть сгорбленный мужчина с лысиной и в очках в чёрной оправе. Он всегда был худощавым, но с тех пор, как я видел его последний раз – а было это почти год назад – кажется, он ещё больше потерял в весе.
Макс Уилкокс поприветствовал нас кивком головы и без предисловий приступил к работе. Здесь он проводил лишь предварительный осмотр, который должен выявить основную информацию о происшествии, прежде чем тело Анни Жермен будет перенесено.
Доктор надел плотные хлопчатобумажные перчатки и склонился над телом, аккуратно приподнимая волосы жертвы, чтобы осмотреть её шею.
- Вы уже сделали снимки? – уточнил он.
- Первым же делом, - рассеянно кивнул Малвани. – Мы сфотографировали сцену в целом, а затем само тело. Особенно сфокусировались на лице и шее.