Я внимательно посмотрел на его шею.
— Не похоже.
— Нет, — сказал он, — у меня свинка дома. Морская.
— Не вижу связи с зеленым горошком и таможней
— Связь прямая. Она рожает.
— Кто? Таможня?
— Свинка.
— И что?
— Светка нервничает. Просит, чтобы я приехал.
— Кто просит? Свинка?
— Светка, — сказал он. — Жена.
— А ты женат? — удивился я.
— Уже полгода.
— Поздравляю.
— Издеваешься, да? Ты же свидетелем на свадьбе был.
— Не помню, — сказал я. — Вот здесь помню, а здесь не помню. Ромашка какая‑то.
— Ну будь ты человеком, Гоша!
— Слушай, Славик, — сказал я, — у всех свои проблемы. У тебя свинка рожает, а у меня тараканы с утра не кормлены, так я вот сижу и не рыпаюсь.
— Ну съезди, а? Тебе ведь все равно делать нечего.
— Мне делать нечего? — спросил я. — Это мне делать нечего? Да у меня презентация нашего сайта на носу, между прочим, а ты тут лезешь со своим зеленым горошком.
— А я тебе пива поставлю.
— Ящик, — сказал я.
— Заметано, — сказал он. — Короче, вот бумаги, такси уже едет, водителя зовут Витей.
— Водителя такси? Откуда ты знаешь, как зовут водителя такси?
— Водителя фуры, идиот.
— Ящик хорошего пива, — сказал я.
— Само собой, не «Балтики».
— Уговорил, мерзавец, — сказал я.
— Век не забуду, — пообещал он, швырнул на стол пачку документов и умчался.
Такси подъехало минут через десять. Этого времени мне хватило только на то, чтобы выйти из программы, закрыть Виндоус и вырубить машину. Я сграбастал со стола документы, помахал ручкой сослуживцам и отчалил.
Ездить на такси днем приятно. Все те же пробки, те же наглые иномарки с тонированными стеклами, мигалками и триколорами на номерах, те же подрезающие тебя чайники и лезущие под колеса пешеходы. Только вот нервы они, для разнообразия, треплют не тебе. Вдвойне приятно ездить на такси за казенный счет.
Мы потрепались с водителем о погоде, о горящих торфяниках, об очередном проигрыше «Спартака» на международной спортивной арене, о порочности внешнеполитического курса Соединенных Штатов Америки, о нестабильности нашей собственной экономики и поделились самыми свежими анекдотами. Когда я выложил свой последний вычитанный в Интернете перл относительно новых русских, их шестисотых «мерседесов» и догоняющих последние «запорожцев», мы попали в очередную пробку и я увидел здание таможни. Пешеходы поток еле ползущих машин легко обгоняли, поэтому я дал таксисту денег, пожелал удачи и бросил его уныло стоять в пробке.
Через двадцать минут я разговаривал с таможенником.
Таможенник был моего возраста и выглядел весьма ушлым типом. Он бегло просмотрел подсунутые мной документы, нацарапал свою подпись, ни к чему не придираясь, очевидно потому, что ему было уже заплачено, хлопнул меня по плечу и указал на ворота терминала. Уматывай, дескать, раз больше с тебя взять нечего.
Умотать оказалось не так просто. О фуре я знал немногое. Только номер, стоявший во всех документах, и то, что водителя зовут Витей. А фур на территории терминала было немерено.
Фуры ведь все похожи. Сами понимаете, такая здоровая фигня с кабиной и двигателем, называется она тягачом, к которой прицеплена еще более здоровая фигня, забитая чьим‑то товаром. А негодяй Славик мне ни марки машины, ни цвета не сообщил.
Пришлось бродить по терминалу, как призраку коммунизма по Европе, и читать все номера подряд. Люди смотрели на меня странно. Обычно на таможне все бегают и суетятся, а я брожу с потерянным видом, покуриваю сигарету и отчаянно пытаюсь делать вид, что гуляю.
На втором круге пришлось признать, что занятие это бесперспективное, жарко, глаза уже слезятся и номера слишком маленькие, чтобы читать их на расстоянии. Подойти ближе и пойти по рядам? Эта идея меня тоже не слишком вставляла, рядов было чертовски много, а некоторые фуры стояли под парами, так что рядом с ними было особенно жарко, да еще неприятно пахло дизельным топливом.
Чтобы сузить круг подозреваемых, я решил пойти логическим путем. Что мы знаем о фуре? Практически ничего. А что мы знаем о ее грузе? Абсолютно все.
Зеленый горошек прислали из Венгрии. Венгрия находится в Европе. В Европе действуют другие экологические нормы, так что наши машины туда не пускают. Таким образом, из списка подозреваемых можно сразу выкинуть все супер‑МАЗы и КамАЗы. Эти таможатся из стран ближнего зарубежья.
Машина принадлежит нашей конторе. Шеф предпочитает скромность, но против экологических норм не попрет, значит, новенькие «актроссы» и «магнумы» тоже можно исключить, а вот к подержанным «сканиям» и «ивеко» имеет смысл присмотреться.
Ага. Вон, там стоит нечто импортное, но не особо новое. Там их две штуки сразу. Оттуда и начнем.
Удача — шанс для подготовленного человека. Одна из этих машин, пяти‑шестилетний «МАН», несла на своем переднем бампере искомый мной номер. Водителя в кабине не было.
Что мы знаем о дальнобойщиках? Что они никогда далеко и надолго от своей машины не отходят, тем более если машина с грузом. Тем более если она стоит на таможне, где полно всякого ворья. И если водителя нет в машине, то он… Правильно, под машиной.
Я сел на корточки и заглянул под тягач. Так и есть, здоровенный мужик в промасленной одежде валялся на асфальте и крутил какие‑то гайки.
— День добрый, — сказал я.
— Для кого и добрый, — ответил он.
— Простите, что отвлекаю. — сказал я. — Но вы случайно не Витя?
— Кому Витя, а кому Виктор Палыч. И совершенно не случайно. Ключ на двадцать два подай.
Я огляделся вокруг и заметил, что сижу посреди множества разбросанных по асфальту железок. Все железки были грязными, и мне не особо хотелось к ним прикасаться, тем более что руки тут мыть негде.
— Рожковый? — спросил я.
— Накидной.
Я взял накидной на двадцать два двумя пальцами и протянул под фуру. Ключ был еще и горячим, неудивительно, он ведь на солнце лежал.
— Надолго тут у вас?
— Да нет, — сказал он. — Так, пару болтов подтяну, чтобы потом не мудохаться. А ты от Славика, что ли?
— Типа того.
— И как успехи?
— Можно ехать.
— Сейчас и поедем, — сказал он. — В кабине пока посиди, да?
— Ага, — сказал я, но в кабину не полез.
Что я, дурак, что ли? Там же сейчас как в парной, а я ни шлепанцев, ни полотенца с собой не захватил.
Отошел в относительную тень, отбрасываемую полуприцепом, и закурил сигарету. И тут же мое внимание привлекла разворачивающаяся рядом с соседней машиной драма.
Действующих лиц было трое. Широкоплечий кряжистый мужик средних лет в синем комбинезоне на голое тело и с прилепленной к верхней губе папиросой — очевидно, водитель. Рядом с ним прыгал маленький, толстый и плешивый азиат, хозяин груза. Третьим был таможенник, как обычно молодой, в белой рубашке и с чрезвычайно усталым лицом.
— Слюшай, дарагой, — говорил азиат, — какой‑такой сертификат‑шмертивикат, а?
— Обычный сертификат, — отвечал таможенник. — Соответствия, выданный российскими органами Госстандарта. Вы не можете торговать своим товаром на территории Российской Федерации без сертификата соответствия и гигиенического сертификата, выданных российскими же органами сертификации.
— Слюшай, дарагой, пока я все эти бумажки‑шмамажки оформлю, у меня весь товар испортится, да.
— А это уже не мое собачье дело есть, — сказал таможенник. — Может, у вас там зараза какая. Атипичная пневмония, например.
— Какая зараза? Хароший виноград, три дня назад еще на веточках висел, да.
— Ага, — сказал таможенник. — Ты уже вторые сутки здесь паришься, так что, ты его вместе с деревьями привез, что ли?
— Зачем с деревьями, да? Обижаешь, дарагой.
— Жарко тут, — сказал водила. — Скоро вонять начнет. Я тебе говорил, Хасан, термос тут не пойдет. Рефрижератор надо было брать.
— Э, какой‑такой рефрижератор‑шрефрижератор, сколько твой рефрижератор стоит, а?
— На машине сэкономил, в товаре потеряешь.
— Зачем потеряешь? — обиделся азиат. — Слюшай, дарагой, помоги, а? Хочешь, я тебе винограда дам, а? Хароший виноград.
— На хрена мне твой виноград, — сказал таможенник. — Бабки есть? Бабки давай.
— Будут бабки, будут, как только виноград продам. Сколько скажешь заплачу, только дай бумажку, а?
— Нет бабок, нет и бумажки, — сказал таможенник. —У нас ведь как? Утром — бабки, вечером — бумажка. Вечером — бабки, утром — бумажка. Но бабки вперед.
— Слюшай, дарагой, давай так договоримся: утром —бумажка, через два дня — деньги. Можно так, а?
— Можно, — сказал таможенник, — Но бабки сначала.
— Вах, — сказал азиат. — Нету сейчас бабок, понимаешь?
— Понимаю, — сказал таможенник. — Тебя с терминала выпусти, только тебя и видели. А мне потом что, по всей Москве тебя искать?
— Зачем искать, сам привезу, дарагой.
— Ага, — сказал таможенник. — А потом догонишь и еще раз привезешь.
— Обижаешь, дарагой. Возьми виноград, а?
— Ага, — сказал таможенник. — Ужо. Хотя подожди. — Он лениво вытащил из кармана мобилу и неторопливо набрал номер. — Вась? Как сам? Как жена? Дети? И я потихоньку. Слушай, тут тема такая, тебе в твой магазин виноград нужен? Чей? Чей виноград‑то у тебя?
— Узбекский, — тут же среагировал воспрянувший духом азиат. — Узбекский, пальчики оближешь, да.
— Узбекский, — сказал таможенник в мобилу. — Почем он сейчас? Ага. Сорт какой?
— Дамские пальчики. — сказал азиат. — Сладкий как мед.
— Дамские пальчики, — сказал таможенник в мобилу. — Ага. Не, документов нету. На кой тебе документы, если проверка, просто Степану позвони. Ага. Как обычно, в пополаме. Ага. — Таможенник убрал трубу. — Значит, слушай сюда, Хусейн…
— Хасан, — сказал азиат.
— А мне один хрен, — сказал таможенник. — Через два часа сюда подъедет «газелька». Ты туда виноград сгрузишь сколько влезет, да? А вечером меня найди, я тебе бумажку выдам. И считай, что дешево отделался. Без претензий?
— Какие претензии, дарагой! — затараторил азиат. — Уважил ты меня, спасибо. Возьми и себе, хоть ящик, а? Жене, детям…
— Неженатый я, — сказал таможенник.
— Ну сам поешь, друзей угостишь… — не сдавался азиат.
— Отвали, — сказал таможенник. — Вечером меня найди.
— Спасибо, дарагой, — рассыпался в благодарностях азиат, но таможенник его не слушал.
Он уже шагал в сторону здания, когда у него снова зазвонил телефон.
— Алло? Не, Вась, пива пока нету. Весь конфискат я тебе на той неделе отправил. Слушай, вечером две фуры из Германии должны прийти, там посмотрим. Ага. Ладно, бывай.
— Волки, — сказал азиат, когда таможенник уже не мог его слышать.
— Жадный ты, Хасан, — философски сказал ему водила. — У самого винограда — двадцать тонн, а сколько в ту «газельку» влезет? Полторы от силы, и то если его ногами трамбовать.
— Все равно волки, — сказал Хасан и тоже побрел куда‑то. Подсчитывать прибыль, наверное.
Минут через двадцать Виктор Палыч вылез из‑под машины, утер лоб грязной тряпкой, очевидно служившей ему носовым платком, и взгромоздился в кабину.
— Поехали, что ли? — спросил он.
— Поехали, — сказал я.
Насчет парной в кабине я оказался прав. Уже через тридцать секунд пребывания внутри «МАНа» рубашка моя промокла насквозь, а брюки начали липнуть к ногам. Кондиционера в кабине явно не наблюдалось, так что я открыл окно и возложил все свои надежды на встречный ветерок. Хотя какой в Москве, к черту, ветерок?
Мы выехали с терминала и встали в пробку. Метрах в пятистах впереди по курсу виднелась желтая крыша такси. Вполне возможно, что это было то самое такси, на котором я сюда приехал.
Воздух, временами задувавший в окно, был не менее горячим, чем в кабине, так что особого облегчения не приносил.
— Москва, — сказал Виктор Палыч, уловив мой недовольный взгляд. — Москва, етить ее в душу.
— В Европе лучше?
— А то как же. Дороги ровные, водители вежливые, гаишников вообще нету. Хорошо там, где нас нет, словом.
— А где же нас теперь нет? — поинтересовался я.
— И то правда, — сказал он. — В Германии на автобане от наших братков не пропихнуться.
— Угу, — поддакнул я и уставился в окно.
Поток машин в столице нашей нищей страны состоял из иномарок на девяносто процентов. Две трети иномарок были новыми, одна треть — «мерседесы».
Сейчас приготовьтесь. Вы выслушаете сентенцию об автомобилях в нашей стране и о нашем к ним отношении.
Автомобиль является средством передвижения в любой другой стране, но только не в России. Что нужно от своего автомобиля тому же англичанину или немцу? Чтобы он довез его из пункта А в пункт Б утром, в обратном направлении вечером и не сломался в пункте В, лежащем между первыми двумя пунктами. Но в нашей стране автомобиль это не просто вещь, которая возит вашу… бренную оболочку, в России все вещи на самом деле значат больше, чем это в них заложено изначально. Поэт в России больше чем поэт, а автомобиль — больше чем автомобиль. Это второй, а для кого и первый, дом, это — передвижной офис на колесах, где решаются деловые вопросы, это — показатель вашей успешности или неуспешности, это — продолжение вашего личного имиджа, это — место для общения и распития спиртных напитков[1], наконец, это — место, где зарождается жизнь, и место, где она может угаснуть. Автомобиль есть символ независимости. Школьники угоняют машины своих папаш и катают на них девчонок. Студенты копят деньги и покупают ржавые «копейки» за двести долларов, и они счастливы тем, что приобщились к избранному кругу автовладельцев, так счастливы, что готовы кричать об этом на каждом углу. Пенсионеры в зависимости от вида деятельности, которым они занимались при активной общественной жизни, выбираются на свои дачи и огороды посредством горбатых «запорожцев» и новеньких «вольво». Интеллигенция, в основном инженеры и врачи, получившие вожделенные четырехколесные транспортные средства на своих предприятиях еще в советские времена, отчетливо понимают, что на этих машинах им ездить всю оставшуюся жизнь, а потом на них будут ездить и их дети, если не смогут избавиться от своей интеллигентности, а посему тщательно следят за своими неновыми «шестерками» и «семерками». Люди среднего достатка меняют автомобили раз в три‑четыре года, крупные бизнесмены — раз в два года, бандиты — каждый год. Владельцы автосалонов — два раза в неделю.
Сентенция закончена.
Сентенции, составляемые мною мысленно в виде послания к далеким потомкам, не имеющим представления о жизни своих предков, то есть нас, помимо информативного имеют еще одно, весьма практичное свойство. Они помогают скоротать время.
Это я замечал неоднократно, заметил и теперь, потому что, как только закончилась сентенция, сразу же закончилась и пробка, и наш грузовик разогнался до крейсерской в это время дня скорости в сорок пять километров в час. Ветерок подул интенсивнее, что было приятно. По крайней мере он хоть подсушивал выступающий на коже пот.
Но, как известно всем людям, считающим себя цивилизованными и достаточно разумными, ничто хорошее просто не может длиться долго. Нам махнул своей волшебной палочкой кормящийся у обочины ментозавр, Виктор Палыч нажал на тормоз и вывернул руль вправо. Сентенцию, посвященную гаишникам, вы прочтете чуть ниже.
— Вот тебе и здрасте, — сказал Виктор Палыч, протягивая мне папку с документами и выразительно глядя в глаза. Ты, мол, сопровождающий, ты и иди разбираться.
Я вздохнул и пошел разбираться. О, как должно было икаться Славику в эту минуту!
Гаишник был стреляным калачом, или тертым воробьем, это как хотите. Был он солиден (то есть имел солидный живот, скрыть объем которого не могла даже портупея), лыс (то есть из‑под фуражки не выбивалось даже намека на волосы) и сердит. Понять его было можно. На улице жарко, салон стоящей рядом служебной иномарки тоже нагрелся, машины только‑только выезжают из пробки и водители не успевают ничего нарушить.
— День добрый, — сказал гаишник. Капитан такой‑то, батальон такой‑то чего‑то там какого‑то округа — я эту белиберду мимо ушей пропустил. Информационный фильтр у меня между ушами, как в компьютере. — Вы — водитель?
— Нет, я сопровождающий.
— Тогда я сначала с водителем поговорю.
— Как угодно.
Он обошел фуру и постучал в дверцу Виктора Палыча. Не знаю, о чем они разговаривали, но гаишника не было минут пять. Потом он вернулся, вытирая лоб платком. Жезл болтался на его правой руке.
— С машиной все в порядке, — сказал он. — Что везем?
Я протянул ему документы.
— Ага, — сказал он. — Консервы.
— Консервы, — сказал я.
— Из Венгрии, — уточнил он.
— Именно, — сказал я.
— Давайте посмотрим на ваши консервы, — сказал он. — Откройте свою лабуду.
Я сбегал к кабине, взял у Виктора Палыча ключи и открыл «свою лабуду». Гаишник заглянул внутрь.
— Ага, — удовлетворенно сказал он.
Я тоже заглянул.
Потом еще раз заглянул.
Снял солнцезащитные очки фирмы «Рей‑Бан» и заглянул невооруженным глазом. Не помогло.
— Ну что ж, — сказал гаишник, и я понял, что мой дебют в роли сопровождающего груза закончился фиаско. — Консервы как консервы. Счастливого пути.
— Сп… спасибо, — сказал я и захлопнул дверь, чтобы он не бросил еще одного взгляда на эти консервы и не заметил вопиющего несоответствия, которого он, не знаю почему, умудрился не заметить с первого раза.
Он отвернулся и пошел к патрульной машине. Все еще не веря своему везению, я на негнущихся ногах подошел к машине и залез в кабину.
— Трогай, водила, — сказал я.
— Потрогал и офигел, — сказал Виктор Палыч, выжимая сцепление. — У тебя вид какой‑то странный, браток.
— И есть тому причины, — сказал я. — Вот можете вы мне ответить на один вопрос?
— Это смотря на какой.
— Вы права свои давно получили?
— Да уж лет тридцать без малого.
— А меняли когда?
— Года три назад, а что?
— Реально меняли или по блату?
— Слушай, а тебе‑то что? — ворчливо спросил он, и я понял — по блату. — Ты кто, прокурор?
— Исключено, — сказал я. — Просто я хотел бы знать, когда вы в последний раз проходили медкомиссию.
— Тогда и проходил, когда права менял. Слушай, — подозрительно сказал он, — а ты на что намекаешь?
— Да ни на что, — сказал я. — Просто любопытно, там же, в медкомиссии, есть такой тест — на дальтонизм?
— Ну есть.
— И вы его прошли? Не обижайтесь, я просто хочу исключить тот вариант, что вы — дальтоник.
— Я — не дальтоник, — сказал он. — А ты лучше заткнись. Мне все эти разговоры не нравятся.
— Как угодно, — сказал я. — А вы в собственный прицеп заглядывали?
— А чего я, зеленого горошка не видел, что ли?
— Понял, — сказал я.
У меня было твердое мнение на этот счет, и оно состояло в том, что зеленого горошка в своем прицепе он точно не видел. По крайней мере в этом рейсе. Потому что то, что находилось в этом прицепе, в последнюю очередь было зеленым, хотя, возможно, на ощупь с горошком его и можно было перепутать.
Первым делом я позвонил Славику. Это была его работа, так что он пусть и думает. Принимать решение в такой ситуации я:
а) не хотел;
б) не мог;
в) не имел права.
— Славик? — осведомился я, когда чей‑то голос буркнул мне «алло».
— Сейчас позову, — сказал голос, и я услышал звук брошенной на твердую поверхность трубки.
— Славик у телефона, — сказали мне секунд через тридцать. Семнадцать центов по моему тарифу, кстати.
— Это Гоша, — сказал я. — Свинка родила?
— Кто? — спросил Славик. — А, да, родила.
— А со мной кто первым разговаривал? Акушер?
— Кто? — спросил Славик. — А, нет, это сосед зашел. Отметить рождение, так сказать.
— Мог бы и поумнее отмазку придумать, — сказал я.
— Что? — спросил Славик. — А, это не отмазка. Она реально родила. Хочешь заезжай, я тебе этих покажу, как их, поросят.
— Поросят я не видел, — сказал я. — Слушай, я тут с грузом твоим…
— А? — спросил Славик. — Понял. Как таможня?
— С таможней все ровно, — сказал я. — Выехали. Но с грузом проблема.
— Что? — спросил Славик. Меня уже начал раздражать тот факт, что каждую свою фразу он препровождал вопросом. — Банки, что ли, помялись?
— Да нет, не особо, — сказал я. — Слушай, а ты вообще внутрь заглядывал?
— На фиг? — спросил Славик. — Зеленого горошка я не видел?
— Ты бы его и не увидел.
— В смысле? — спросил Славик. — Нет горошка? А что есть? Машина‑то груженая.
— Груженая, — сказал я.
— Вот, — сказал Славик. — Гош, послушай, это вообще‑то проблема уже не моя. Мое дело какое — документы оформить, машину с таможни забрать. А уж что там, в машине, это не ко мне. Без обид.
— Какие обиды, — сказал я. — И с кем мне проконсультироваться?
— С шефом лучше всего, — сказал он. — Извини, кажется, у нее еще один поросенок лезет.
И повесил трубку.
— Зашибись, — сказал я и набрал номер шефа. — Эдуард Петрович? Это Гоша.
— Правду говорят, как день встретишь, так его и проведешь. Чувствую, не избавиться мне от тебя до самой полуночи.
— Я по делу, между прочим, — сказал я. — Я тут Славика временно замещаю, ну там партия консервов венгерских и все такое.
— В курсе, — сказал он. — А сам Славик где?
— Дела у него. — Про свинку я говорить не стал.
— Разберемся еще, что у него за дела, — сказал шеф, и Славику я посочувствовал. Но он мне выбора не оставил, пусть теперь сам отдувается. — В чем проблема?
— У меня вопрос, — сказал я, — представляющий отнюдь не академический интерес. Вы не знаете, что дороже, горошек или сладкая кукуруза?
— А что?
— Просто от вашего ответа зависит, кинули ли нашу компанию или кто‑то просто что‑то напутал.
— Кукуруза дороже, по‑моему, — сказал он. — Ненамного. А что?
— У меня тут ее двадцать тонн, — сказал я.
— А что должно было быть?
— Горошек.
— А по документам?
— Горошек.
— Водитель что говорит?
— Он в прицеп не заглядывал.
— Понятно, — сказал шеф. — Обычное разгильдяйство. Ты на таможне?
— Уже выехал.
— Как так? — удивился шеф.
— Они тоже в прицеп не заглядывали.
— А ты чего полез?
— Гаишник заставил.
— И сколько ты ему дал?
— Нисколько, — сказал я. Конечно, я — человек наглый, но не до такой степени. Честное вымогательство — это одно дело, а надувательство за глаза, к которому относится и завышение накладных расходов, — совсем другое. — Он не заметил разницы.
— Действительно, — сказал шеф, — одно желтое, другое зеленое, вот и вся разница.
— Бардак, — сказал я.
— Бардак, — согласился он. — И чего ты от меня хочешь?
— Чего делать‑то? — спросил я.
— Как чего? — удивился шеф. — Вези на склад, сдавай.
— А возьмут? Без документов?
— Я им звякну. И вообще, товар наш, товар проплачен. А я в Венгрию коллегам позвоню. Будем решать.
— Ясно, — сказал я.
— И чтобы завтра я тебя на твоей мотоколяске не видел, — сказал шеф и бросил трубку.
В Венгрию, наверное, звонить будет.
Архив службы безопасности Подземной Канцелярии
Документ: Расшифровка тайной аудиозаписи конфиденциальной встречи Асгарота, секретаря Князя тьмы, и Азраеля, секретаря Того Самого Знаете Кого
Тема: Возможный заговор. Беседа вторая.
Копия: Архив службы безопасности Небесной Канцелярии
Азраель. Ну что, подготовил бумаги? Асгарот. Конечно. А вы определились с личностью искусителя?
Азраель. Ага. (Вытаскивает из кармана фотографию.) Вот этот.
Асгарот (удивленно). Это же фотография из личного дела! Вы что, имеете доступ к нашим файлам?
Азраель. Проще пареной селедки. В одной же Сети работаем.
Асгарот. А почему он?
Азраель. А почему нет? Дело‑то, как ты говоришь, плевое?
Асгарот. Допустим.
Азраель. Базовую подготовку все демоны проходят?
Асгарот. Все.
Азраель. Ну вот. А кроме базовой подготовки там ничего и не надо. А то пошлешь ты профи какого‑нибудь, он и начнет мудрить. Или у тебя есть возражения по кандидатуре?
Асгарот. По кандидатуре, на которой вы настаиваете, особых возражений нет. Мне просто любопытно, по какой причине из всех демонов ада вы выбрали именно его.
Азраель. А он мой старый знакомый. Начинали мы с ним вместе, он в своей конторе, я в своей. Пересекались пару раз по роду деятельности. Я‑то с тех пор приподнялся, а он у вас во внешнем круге прозябает, вот, думаю, и порастрясу мальца.
Асгарот. А запасных кандидатур у вас нет? Он ведь может и не согласиться.
Азраель. Ты демон или воробей на батарейках? Предложи так, чтобы он согласился. Мне, что ли, тебя учить?
Асгарот. Хорошо. Прочтите договор, встретимся завтра для его подписания.
Азраель. Лады. Только ты там его имя сразу проставь, ладно?
Асгарот. Если вы настаиваете.
Азраель. Настаиваю. Покедова, демон. (Улетает.)
Асгарот. Вот не было печали. (Тоже улетает.)
Архив Подземной Канцелярии
Из дневника Гоши
Запись сто сорок шестая
Шеф действительно позвонил на склад, и кладовщик против кукурузы сильно возражать не стал, потому что она действительно была дороже. Грузчики оказались смышлеными ребятами и так навалились на разгрузку со своими карами, чем‑то напоминающими мне машинки из детского «автодрома», что не успел я выкурить и двух сигарет, как дело было сделано.
Я подписал необходимые бумаги у кладовщика, завершил все процедуры, связанные со «сдал — принял», вызвал такси и поехал в офис.
Рабочий день к этому моменту уже закончился, так что я справедливо рассудил, что бумаги отдавать сегодня некому и вселенская катастрофа не разразится, если я сделаю это завтра. Вот и русская народная мудрость, кстати, гласит, что хрен утром слаще, чем редька вечером. Или что‑то в этом роде.
Поэтому в контору я заходить не стал, расплатился с таксистом и пересел в свою малютку. И направился… Конечно не домой. Ведь у меня еще было дело, которое никак нельзя было отложить.
Ни в какой «Автомир» я не поехал, конечно, делать мне больше нечего. Кредит мне был не нужен, так как на руках у меня обреталось десять тысяч наличных денег, и отправился я в другой автосалон, обладающий целым рядом неоспоримых достоинств по сравнению с «Автомиром». Во‑первых, он был почти рядом с моим домом, а во‑вторых, работал круглосуточно, что меня устраивало как нельзя больше.
Припарковав свою машину под единственным деревом, чудом уцелевшим в этом технократическом индустриальном районе, я погладил ее по рулю, шепнул в колонки пару ободряющих слов и вошел в прохладный зал автосалона. Естественно, ко мне сразу же подбежал продавец. Темный низ, белый верх, галстук, папка с прайс‑листами в руках и мобила на поясе, словом, все как положено.
— Добрый день, — сказал он. — Я могу вам помочь?
— Добрый, — согласился я. — Помочь вы мне совершенно определенно можете.
— Вот и хорошо. Что вас интересует?
— Давайте сначала познакомимся, — сказал я. — Мне как‑то легче разговаривать с человеком, когда я знаю, как его зовут. А вам?
— Совершенно верно, — сказал он. — Меня зовут Петр.
— А меня — Гоша, — сказал я. — А можно, я буду называть вас Петей?
— Желание клиента для нас — закон, — сказал он.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Насколько я понимаю, вы — продавец?
— Менеджер по продажам, — сказал он.
— Значит, продавец, — сказал я. Обзовись ты как хочешь, суть от этого не изменится, правда? Если он — менеджер по продажам, то я тогда кто? Менеджер по покупкам. — Видите ли, Петя, обстоятельства сложились таким образом, что сегодня я вынужден буду купить отечественную машину.
— Сочувствую, — сказал он, продемонстрировав мне превосходную работу стоматолога.
— Вот вы улыбаетесь, — сказал я. — А я, между прочим, принципы свои нарушаю.
— Вы зря так расстраиваетесь, — сказал он. — В последнее время качество автомобилей Волжского автозавода сильно возросло.
— Только не надо меня лечить, Петя, — сказал я. — Единственная характеристика автомобилей Волжского автозавода, имеющая постоянную устойчивую тенденцию к росту, это цена.
— Ценовую политику определяет завод, — сказал Петя. — Мы, автосалоны, здесь абсолютно ни при чем.
— Не стоит оправдываться, — сказал я. — Я же сказал, что мне необходимо купить машину, так что без нее я сегодня не уйду, и вы гарантированно получите свои комиссионные.
— Это меня радует, — сказал он. — Какую машину будете брать?
— А что у вас есть?
— Всё, — с гордостью сказал он. — У нас полностью представлен весь модельный ряд всех отечественных автозаводов, все цвета и комплектации, включая тюнинговые модели.
— Хорошо, — сказал я. — Пройдемся по всему модельному ряду. Вот это у нас что?
— Классика, — сказал он.
— Ага, — сказал я. — Если мне не изменяет память, классика — это пятнадцать лет назад модифицированная «копейка», поставленная на производство тридцать лет назад?