В далеком будущем бессмертного шедевра Пола Верховена несокрушимый Шварц вытаскивает из носа «жучок» размером с теннисный мяч, когда уже к концу двадцатого века они стали не больше острия иголки.
А еще, а еще, а еще…
В этом месте старый демон сказал себе «стоп», еще немного, и придется поместить на обложке фотографию Джона Траволты и назвать рукопись приложением к «ТВ‑парку»[6].)
Среди остальной части программ явными лидерами были документальные фильмы о расплодившейся в стране преступности и тщетных попытках ее побороть, изобилующие окровавленными трупами и разбитыми машинами. Еще в моде были ток‑шоу, часть которых была политическими, часть опять же посвященными преступности, часть скандальными, а остальные представляли собой смесь из всех трех видов.
Ночью стало еще хуже. Некоторые каналы постоянно крутили одни и те же музыкальные ролики, перемешивая их с рекламой в процентном соотношении фифти‑фифти, другие транслировали все те же американские, но более старые фильмы. Любопытный экземпляр я поймал в полночь на НТВ. Весьма своеобразная программа, в которой люди, беззаветно отдавшие себя интересному только им и никому больше делу, самозабвенно рассказывали о нем всем, кто желал это слушать, рисуя схемы и графики и брызгая слюной на постоянно курящего ведущего. Странно, что такая программа вообще есть. С другой стороны, она придает каналу некий изысканный интеллектуальный акцент, а идет в то время, когда телевизор все равно никто не смотрит и больших денег на рекламе не сделаешь.
Когда все это безобразие закончилось, я включил радио и принялся листать купленные днем журналы.
Газеты подходят для создания впечатления об обществе гораздо хуже, чем журналы. Газеты — это ежедневные издания, пишущие о сиюминутных новостях и ориентированные на самый широкий круг читателей. Газеты дешевы, и их покупают представители всех социальных слоев. Все газеты пишут на своих страницах одно и то же, только с разными акцентами, в зависимости от того, кто дает им деньги.
С журналами история другая.
Журналы стоят на порядок дороже, выходят на порядок реже и строго ориентированы на конкретного потребителя.
По журналам уже можно судить об интересующих людей темах.
Подавляющее большинство журналов можно было разбить на три категории: журналы для мужчин, журналы для женщин и журналы для подростков обоих полов.
Превалирующей темой мужских журналов были: деньги, автомобили, голые женщины и оружие. Наверное, без этого набора смертный индивидуум сейчас не может чувствовать себя полноценным членом мужского континуума.
Женщин интересовали: красота и здоровье, слезливые истории из жизни знаменитостей, рецепты пищи для похудения и секс. «Восемь способов добиться продвижения по службе, расположив к себе начальника». Вам это ничего не напоминает?
Самые интересные всегда молодежные журналы, ведь молодежь — будущее нации, а журналы являются одним из созидательных факторов этого будущего, хотя, должен признать, и не основным.
Молодежь активно интересовалась сексом, причем начинала это делать, как только вылезала из вентилируемых памперсов со специальным абсорбирующим слоем.
Молодежь интересовалась музыкой, но не так сильно, как сексом.
Молодежь интересовалась деньгами, а именно: как и где их можно взять быстро, при этом не затрачивая больших как физических, так и умственных усилий.
Молодежь интересовалась кино и телевидением. Молодежи «по барабану» было образование, она «забивала» на культурные и общечеловеческие ценности, ей было «в лом» искать себе работу и «совсем не по кайфу» интересоваться религией. Так следовало из прочитанных мною изданий.
Сегодняшним молодежным кумиром был Саша Белый. Его биография сильно меня заинтересовала, поскольку, судя по всему, он относился к тому же социальному срезу общества, что и пресловутая группа товарищей из Люберец, с которой начались все наши проблемы. Поэтому я решил копнуть глубже.
Как выяснилось, Саша Белый не был реальным грешником, а существовал в виде персонажа местного телевизионного сериала, шедшего по государственному каналу. Саша Белый был бандитом.
В компании троих своих товарищей по детским играм, таких же «отморозков»[7], именующих себя «Бригадой»[8], Саша Белый рвется к большим деньгам, к большой власти и к большим проблемам. Рвется, в каждой серии оставляя за собой горы трупов и моря крови, но при этом является примерным семьянином, верным мужем, хорошим отцом и любящим сыном. Соответственно, сначала он получает большие деньги, потом большую власть, а потом — большие проблемы. Товарищей по детским играм зверски убивает другой отморозок, работающий на временами тайного, а временами явного конкурента, чья история развивается параллельно с историей самой Бригады с самой первой серии. Саша расстраивается, хоронит павших товарищей, имитирует собственную гибель в автокатастрофе, а потом конечно же мстит своим обидчикам, подкараулив их всех в одном весьма удобном для задуманного месте и перестреляв в лучших традициях американских фильмов. Финал не окончателен, ибо Саша Белый остается жив, рейтинг проекта на высоте, а публика обожает истории с продолжениями. А почему, вы думаете, Библия такая толстая?
В чем феномен популярности этого сериала среди молодежи?
Большого секрета для меня здесь нет. Саша Белый является воплощением всех молодежных желаний. У него куча денег, молодая, умная и красивая жена, много дорогих машин, роскошный загородный дом, и при этом он ни разу в жизни даже не пытался работать. Он вхож в самые высокие кабинеты, разве что двери в них не распахивает ударом ноги, он держит правильные базары, всегда их фильтрует и отвечает за них, он не порет стрел, не гонит пургу, всегда дает сдачи, пользуется большим и незаслуженным авторитетом, иными словами, именно Саша Белый является «героем нашего времени» в этой отдельно взятой стране.
И при этом создатели фильма и исполнители главных ролей не устают твердить о том, что хотели предостеречь молодняк при выборе основной жизненной платформы, показать, насколько может быть короток этот путь и как неизбежно наступит расплата.
Судя по тому, что кривая молодежной преступности после показа сериала резко пошла вверх, именно этого контекста молодняк и не уловил.
После исследовательской работы один вывод я для себя сделал точно — я этот фильм смотреть не буду. Грешников я, что ли, не видел?
Теперь о радио. Радио меня, признаться честно, порядком разочаровало. Несмотря на обилие радиостанций в эфире, тех, что вещали исключительно на местном языке — а меня по понятным причинам интересовали только они, — было всего три. Остальные передавали в эфир песни, написанные на языке, о котором подавляющее большинство населения страны имело весьма отдаленное представление. И при этом они почему‑то были самыми популярными.
Через час я уже твердо знал почему. Беда была не в музыке, она находилась в русскоязычных текстах, вот почему народ и предпочитал слушать непонятную для него иностранную белиберду, чем выслушивать полный идиотизм на родном языке. Возможно, а скорее всего, так оно и есть, иностранные тексты были немногим лучше, однако при их прослушивании смертный ощущал в себе исключительно недостаток образования, слушая же родную музыку, он должен был бы чувствовать себя полным дебилом.
Не желая быть голословным, привожу примеры. Поскольку я говорю о трех радиостанциях, работающих в разном, как теперь принято здесь говорить, формате, возьму по паре песен с каждой.
«Русское радио». Первая, кто набрел на гениальную мысль вещать на родном языке в собственной стране. Транслирует так называемую популярную музыку. Ориентирована на молодежь.
«У нее глаза — два бриллианта в три карата»[9]. Четверо парней явно никогда не видели бриллиантов в три карата и вообще не имеют никакого представления о ювелирном деле. Девушка с глазами подобного размера никак не может считаться эталоном красоты, разве что конкурс проводится в стране слепых. Три карата для бриллианта — это нормально, для человеческого глаза — это даже не целый зрачок.
«Танец двух теней в полной темноте»[10]. Насколько известно зрелому демону, для наличия хотя бы одной тени нужен хоть какой‑то источник света. В темноте следить за танцами теней невозможно.
«Снегири — не гири, улетят, и не поймаешь»[11]. Сие глубокое жизненное и очень обоснованное с точки зрения логики утверждение я оставлю без комментариев. Действительно — не гири, действительно — улетят, действительно — поймать их после этого будет далеко не просто. Только почему же авторы поместили это наблюдение в песне? А если и поместили, то почему не пошли дальше? Я — демон от поэзии далекий, но даже у меня есть варианты для следующих хитов, посвященных наблюдениям за животным миром планеты: «Барсуки — не суки, убегут, и хрен догонишь» или, например, «Кашалот — не рыба, на червя ты фиг поймаешь». Также логично и также непонятно, о чем в песне поется.
«Какая же ты страшная»[12]— песня, посвященная женщине. «Какая же ты падла»4[13]— песня другого исполнителя, посвященная, вполне возможно, той же женщине.
«Мамочка, что же мне делать? Я полюбила бандита». Глупый вопрос. Что делать? Радоваться, конечно. На похоронах ты будешь самой прикинутой.
«В кулачке моем звезда, к уху приложу — звенит»[14]. Звезды гораздо больше, чем предметы, обычно помещаемые в кулачок, и даже если бы они были соответствующего размера, то всего за одно мгновение сожгли бы кулачок вместе с рукой, примерно по локоть. И если уж звезде придет в голову блажь «звенеть», то почему она это делает не все время, а только поднесенная к уху? Или, быть может, у девушек в голове звенит отнюдь не звезда?
«Здесь правит не тот, у кого есть бумага, а тот, у кого длинней джагга‑джагга»[15]. Возникает вопрос, что такое «джагга‑джагга», а также кто и чем ее мерил?
«Радио Шансон». Никогда ничего не имел против хорошего шансона, пока не услышал, что под этим словом подразумевается в России. Неистребимая криминальная романтика, пропаганда греховного образа жизни такая, что лучшим нашим агитаторам и не снилась. Тексты изобилуют такими изысканными рифмами, как «вор — двор — прокурор», «душа — ни гроша — ни шиша» и «водка — селедка». Встречаются столь элегантные обороты, как «мент — сучара», «мусор» и «кому вы руки вяжете, волки?». Радиостанция ориентирована на взрослую мужскую часть населения, треть которой уже побывала в местах, как говорится, не столь отдаленных, и половине которой еще предстоит там побывать. Музыка на этой станции очень однообразна, все исполнители поют одинаково хриплыми, пропитыми и прокуренными голосами и отличаются друг от друга только именами, поэтому много примеров я приводить не буду.
Хотя один просто напрашивается. «У тела мертвого отца с ножом в груди там мать стояла, И шестилетняя сестра в кровати тихо умирала»[16]. То есть во время очередного рейда на мирно спящее село лирический герой данного опуса в темноте имеет неосторожность убить своих родителей и только потом зажечь свет. Ну зачем этому великовозрастному бандиту убивать взрослых, это понятно — чтобы они не оказали сопротивления. А скажите на милость, зачем ему понадобилось убивать маленького ребенка, да еще и мирно спящего в своей кровати? Или он просто маньяк? Другого ответа на этот вопрос я не вижу.
Вообще, все герои этих песен похожи на клонированных близнецов. Все они обычно ни в чем не виноваты, все свои преступления валят на судьбу‑злодейку и на подставивших их мусоров, все беззаветно любят свою мать, причем делают это, исключительно находясь в местах лишения свободы[17]. Что ж, очевидно, авторы таких песен вряд ли имели возможность получить хорошее образование, приличное воспитание, и в детстве им негде было взращивать в себе чувство прекрасного. Самое странное для меня заключалось в том, что подобная музыка в этой стране была популярна, любима и востребована, а один из концертов подобных личностей прошел в концертном зале главной крепости России, недалеко от рабочего места руководителя страны.
«Наше радио». Их девиз — «только качественная музыка». Пускают в эфир рок‑н‑ролл, рэп и другие модные течения. Самый низкий рейтинг из всех русскоязычных станций. То ли качество все еще не то, то ли народ до качественной музыки просто не дорос.
Музыка качественная, спору нет, но от ее прослушивания создается впечатление, что авторы все свои силы и время кладут именно на написание музыки, а тексты дописывают потом, в спешке, левой ногой, притом либо находясь в сильнейшем наркотическом бреду, либо в не менее сильном похмелье. Иначе как объяснить такие фразы:
«Мне под кожу бы, под кожу запустить дельфинов стаю»[18]. Невозможный с точки зрения анатомии и несовместимый с дальнейшей жизнедеятельностью организма эксперимент явно навеян сильнейшими психотропными средствами, принятыми поэтом в момент написания.
«Я тебя ненавижу, вижу, но к тебе я все ближе, ближе»[19]. С какой целью герой этой песни приближается к объекту своей ненависти? Точно не для того, чтобы по плечу похлопать.
«Скажи своей толстой маме, что сегодня ты останешься здесь»[20]. Пусть она и негабаритная, но зачем так грубо о будущей теще?
«Он был очень умен, и за это его называли Тутанхамон»[21]. С этим персонажем я знаком лично, вот бы он удивился, что Тутанхамоном его назвали за острый ум. Разве что его папа обладал даром ясновидения и узрел недюжинные интеллектуальные способности сына еще в его младенчестве.
Глубоко религиозная песня группы «Ленинград» «Мне бы в небо»[22], и перл, который я оставлю без комментариев: «Дымит резина, кончает Зина».
Рок‑н‑ролл, как говорил мне Джон Леннон, — это музыка протеста, это вызов общественной морали, плевок в лицо закоснелому в старых и отживших свое традициях обществу. Согласен. Но не до такой же степени!
Так что после просмотра, прочитывания и прослушивания местных средств массовой информации я стал лучше понимать, почему выходцы из близлежащих территорий не особенно ходят жаловаться на жизнь в аду. Чего им жаловаться, если они такое при жизни терпят.
Архив Подземной Канцелярии
Мемуары демона Скагса
Запись три тысячи четыреста восемьдесят девятая
В семь утра я заснул, а проснулся около девяти от того, что активировался мой ноутбук. Сие могло означать лишь одно, так что я сразу включился в окружающую действительность и уставился на экран.
Так и есть, первая монета обрела своего носителя. Я запросил подробности, и на дисплее высветились имя, адрес, возраст, домашний телефон и короткая выжимка из биографии. Ничего примечательного, индивидуум был еще слишком молод.
Я щелкнул по клавишам и получил изображение, транслируемое с монеты. Старое доброе заклятие и последние достижения современной техники просто творят чудеса.
Ситуация в доме искушаемого могла стать очень интересной, поэтому я внимательно вгляделся в дисплей, дабы не пропустить момент, наиболее подходящий для моего появления на сцене с надлежащим эффектом.
Архив Подземной Канцелярии
Собрание искушений
Том 5792. Глава 482. Искушения демона Скагса
Хроника первого искушения
День первый. Он же последний
К тебе приходит тот,
Кому ты очень рад.
Его поганый рот
Тебя зовет в военкомат.
Но ты не хочешь туда,
Куда зовет он тебя…
«Мальчишник»
Подобно большинству своих ровесников Леша не хотел служить в армии. Перспектива отдавать долг своей стране, в течение двух лет таская на себе кирзовые сапоги, немодную мешковатую форму на два размера больше и тяжеленный автомат Калашникова его не очень‑то прельщала, потому как он себя должником не чувствовал. В представлении Леши так же, как и в представлении многих людей, не бывавших «там», армия была сродни тюрьме. То же самое ограничение свободы на определенный период, тот же свод узких правил, в которые втиснута твоя жизнь, дедовщина, копание офицерских огородов и осенняя покраска травы перед прибытием с инспекцией какой‑нибудь шишки из Генштаба. Изъясняясь доступным Леше языком, в армию его «не перло». От армии его не «плющило». На армию у него не…
Не важно.
И главное, что у него был шанс проскочить мимо этого сомнительного института, в котором, как гласит массовое общественное заблуждение, мальчики превращаются в настоящих мужчин. Этот шанс он сам «заколбасил».
Быть выгнанным из высшего учебного заведения неприятно. Быть выгнанным из высшего учебного заведения на третьем курсе еще более неприятно. Быть выгнанным из высшего учебного заведения на третьем курсе со скандалом вдвойне неприятнее. Быть выгнанным из высшего учебного заведения на третьем курсе со скандалом, разразившимся в результате любовных утех в учебном помещении, пусть даже и после окончания занятий, втройне неприятнее. А быть выгнанным из высшего учебного заведения на третьем курсе со скандалом, разразившимся в результате любовных утех с дочкой заместителя ректора вышеозначенного учебного заведения, да еще и в самое время сезонного призыва в Вооруженные силы, это уж не просто неприятно. Это отвратительно и обидно до слез. Если бы хоть оно того стоило.
Рассказывать своим сокаме… собратьям по «учебке», как ты соблазнил недоступную блондинку с роскошными ногами и параметрами 90‑60‑90, носившую на этих параметрах и ногах ажурное французское белье и черные чулки, как ты обхаживал ее несколько недель, водил в театры, рестораны и катал на папином «порше», как ты задаривал ее цветами, посвящал ей стихи, в общем, подкатывал красиво и культурно, и как ты добился мгновения, которое предвкушал все это время, как медленно и эротично она раздевалась под приятную французскую музыку, а ты полулежал на роскошной двуспальной кровати в «Балчуге» или в «Интуристе» и разливал по хрустальным бокалам холодный «Дом Периньон», это одно удовольствие. Это воспоминание об утраченной романтике, из‑за которой ты попал в сегодняшнее незавидное положение, поможет создать тебе имидж героя‑любовника, покорителя дамских сердец и Казановы нашего времени.
А если рассказать им правду? Что это была толстая потная деваха в платье ниже колен и в туфлях времен Гражданской войны, которая была готова с каждым и которую ты завалил чисто на спор и ради прикола? И что твой выигрыш в этом споре составил пять бутылок пива и соответствующий им закусон в виде трех пакетиков сухариков «Емеля»? Ни любви, ни романтики, ни оргазма, которому помешал внезапно появившийся папаша, наведенный в аудиторию кем‑то из добреньких подруг дочурки. Иными словами, полный облом.
Денег у Лешиных родителей было немного, лишних же не было совсем. И пускать последние сбережения на избавление нерадивого отпрыска от всеобщей воинской они не собирались. Мама немного поплакала и смирилась, отец пробурчал, что это, дескать, будет для оболтуса хорошей школой, и закрыл тему.
Так что теперь Леша сидел один в родительской квартире и с тоской вслушивался в шаги на лестнице. В каждом звуке ему чудилась поступь военкома. Все равно как если бы Дон Жуана предупредили о предстоящем визите Командора.
Как гласит народная мудрость — а мы еще не раз дальше по тексту убедимся, что она еще гласит, — кто ждет, тот обязательно дождется. И одним погожим летним деньком, когда по вине врожденной лени Леша не успел смотаться из дому, он дождался. В дверь позвонили.
Звонок был долгим и уверенным, неотвратимым и беспощадным, как приговор. Так звонят милиционеры, знающие, что преступник скрывается от них именно за этой дверью, сантехники, видящие, что из‑под двери хлещет вода, и понимающие, что хозяину никак не уклониться от предложенной таксы, налоговые инспекторы и военкомы. А поскольку Леша ничего криминального за собой не числил, коммерцией не занимался, да и вода вроде бы ниоткуда не хлестала, он на сто пятьдесят процентов был уверен, что за дверью именно военком.
Когда на цыпочках и стараясь не скрипеть древним паркетом он подкрался к двери, он убедился, что был прав на двести процентов. Вместе с военкомом имел место участковый. Оба были в форме, один в военной, другой в милицейской, и у каждого в руках был блокнот. Только блокнот военкома был закрыт, а участковый рассеянно листал свою книжицу.
— Все верно, — сказал он. — Шестаков Алексей Игоревич, восемьдесят второго года рождения, на учете не состоит.
Военком не удостоил его ответом и снова вдавил кнопку звонка. Военкома звали Компостер, и он был одним из самых страшных кошмаров призывников города Москвы. Был он тяжел и лыс. Обладал на уклонистов особым нюхом, имел бульдожью хватку и изворотливость прущего напролом бульдозера. Свое прозвище он получил за то, что прокомпостировал билет «туда» уже нескольким поколениям москвичей и на достигнутом останавливаться не собирался. Леша не видел его раньше, но слышал много легенд. Он узнал противника с первого взгляда.
Тактический план предстоящего сражения был прост, хотя гениальностью или оригинальностью не отличался. Леша решил сделать вид, что его нет дома. Враги постоят немного под дверью и уйдут ловить следующего.
Через пятнадцать минут непрерывной трели раскалившегося дверного звонка Леша уже не был в этом так уверен.
— Наверное, его дома нету, — сказал участковый.
В тот момент Леша готов был полюбить этого простого труженика, честного работника свистка и резиновой дубинки, пожилого человека с непростой и интересной судьбой аки родного брата. И как же он раньше не замечал, что их участковый такой приятный человек?
— Может быть, — задумчиво сказал Компостер. — А может быть, и нет. Такова обычная модель поведения молодняка в кризисных ситуациях, так называемая стратегия страуса. Сделать вид, что тебя нет дома, и выждать, пока опасность не уберется из поля зрения. А там хоть трава не расти. Молодняк однообразен и глуп. Но служить все равно будет.
По спине Леши потекла струйка холодного пота. Противник был умен и настойчив. Но ходов у него было немного. Только бы кто‑нибудь из предков с ключами на обед не завалился.
Компостер развернулся на девяносто градусов, дошел строевым шагом до двери соседней квартиры и позвонил. У Леши все упало. Такого поворота событий он не ожидал.
Соседняя дверь открылась так, словно хозяин, а точнее, хозяйка квартиры подслушивала за дверью подобно Леше. Скорее всего, так оно и было.
— Здравия желаю, — сказал Компостер.
— И вам того же, — недоверчиво заявила Клавдия Ивановна.
Сколько Леша себя помнил, она всегда была противной старушенцией, живущей через стену. В безоблачном детстве он любил засовывать спички в замочную скважину ее двери или поджигать коврик у ее порога, пока соседка не сменила его на резиновый, который при попытке поджога слишком вонял. Соответственно, она к Леше большой любви не испытывала, о чем не единожды оповещала и весь двор вообще, и Лешиных родителей в частности.
— Чего надо?
— Хороший денек, — сказал Компостер, игнорируя прущую из старушки доброжелательность.
Участковый за его спиной пытался слиться со стенами подъезда, что благодаря их свежей побелке у него получалось плохо, и сделаться как можно более незаметным. Клавдия Ивановна часто доставала его жалобами на громкую музыку, подростков в подъездах, собак на лестничной клетке и бомжей в подвале, и ему еще ни разу не удавалось ее убедить, что со стихийными бедствиями наша милиция бороться не призвана. Старушка не желала слушать его аргументов.
— Кому как, — сказала Клавдия Ивановна. — Лично меня ревматизм измучил совсем. Да и магнитную бурю сегодня обещали.
— Верно, — согласился Компостер. — С ревматизмом это уже не того… Да и бури тоже… Я вот по какому поводу… э… мадам…
— Клавдия Ивановна я, а никакая не мадам, — сказала Клавдия Ивановна. — Я, если хотите, мадемуазель.
— Извините, — сказал Компостер. — Так вот, Клавдия Ивановна, я чего хочу спросить: вы соседа своего Алексея хорошо знаете?
— Этого‑то? — Она презрительно кивнула в сторону Лешиной двери. — Сорванец тот еще. Натворил он чего или что?
— Пока нет, — сказал Компостер. — Но может. Он может совершить крупную ошибку, о которой потом будет жалеть всю оставшуюся жизнь.
Насчет ошибок, о которых потом долго жалеют, у Леши было собственное мнение, и с мнением Компостера оно вряд ли совпадало.
— О как, — сказала Клавдия Ивановна. — А вы сами‑то откуда будете?
— Из военкомата, — отрубил Компостер.
— О как, — повторила Клавдия Ивановна, но в голосе ее заметно прибавилось дружелюбия. — Вы что же, забрать его пришли? А я вас на пороге держу! Да вы проходите, проходите, гости дорогие!
— Мы здесь постоим, — сказал Компостер. — И в армию не забирают, а призывают, между прочим. Вы случайно не знаете, дома он или, может, вышел куда‑нибудь?
— А куда ему выходить? — изумилась Клавдия Ивановна. — Из института поперли его, а для дискотеки ихней рано совсем. Дома он, дома.
Вообще старушки являются кладезем самой разнообразной информации. Иностранные шпионы, вербуя агентов, делают ставки совсем не на тех людей. Вместо того чтобы пытаться за бешеные деньги купить кого‑нибудь из ученых или чиновников, им стоит потратиться лишь на пачку чая и коробку шоколадных конфет, напроситься в гости к какой‑нибудь старушке, выдав себя за работника собеса, и завести разговор о погоде. И через сорок минут выяснится, что у старушки есть подруга, чья знакомая работает уборщицей в засекреченном институте ядерной геологии и в курсе всех последних разработок в этой области.
— А мы чего‑то звоним, а никто не открывает, — простодушно сказал Компостер.
— Давайте я попробую, — сказала Клавдия Ивановна. С резвостью, наводящей на мысль о чудотворном избавлении от ревматизма, старушка проковыляла до Лешиной двери, нажала на звонок и проговорила неестественно добрым голосом, о существовании которого Леша даже не подозревал: — Алешенька, внучок, открой дверь, пожалуйста, это я, соседка твоя, баба Клава. Я тут варенье собралась варить, а у меня соль кончилась. Будь хорошим мальчиком, насыпь хоть полгорсточки.
Такого коварства от старушки Леша не ожидал. Компостер же, повидавший на своем веку и не такое вероломство, стоял с совершенно невозмутимым лицом, участковый за его спиной сложился пополам и пытался замаскировать истерический смех взрывами истерического кашля. Как мы уже упоминали выше, с маскировкой у милиционера было туго.
— А соль в варенье зачем? — спросил Компостер.
— Для достоверности, — сказала старушка. — Алешенька!
— Здесь я. — Выдержать такое более минуты Леша бы не смог, и прекрасно это понимал. Военком и мент — это одно, но эта баба‑яга… — Уберите старушку.
— Спасибо, Клавдия Ивановна, — сказал Компостер. — Дальше мы сами.
Военком понимал, что выиграл только первый бой. Между ним и призывником по‑прежнему находилась обычная для московских домов тяжелая металлическая дверь с деревянной облицовкой. Враг имел неосторожность обнаружить свое присутствие, но до полного разгрома далеко.
— А я что? — спросила Клавдия Ивановна. — Я могу и дальше.
— Спасибо, — еще раз сказал Компостер.
— Как знаете, — неодобрительно сказала старушка и скрылась в своей квартире.
Впрочем, Леша готов был биться об заклад, что дальше смотрового глазка она не уйдет.
— Алексей, — сказал Компостер, — открой дверь.
— Зачем? — спросил Леша, понимая глупость подобного вопроса.
— Надо, — сказал Компостер.
— Кому надо? — спросил Леша.
— Большей частью тебе, — сказал Компостер.
— Сомневаюсь, — сказал Леша.
— Зря, — сказал Компостер. — Поначалу все сомневаются, но потом они убеждаются в моей правоте.
— Я пока не убежден, — сказал Леша.
Наступила тридцатисекундная пауза. Стороны обдумывали свои следующие шаги.
— Алексей, — убежденно сказал Компостер, — каждый сознательный россиянин должен отдать священный долг Родине, которая родила, воспитывала и обучала его.
— Меня мама родила и воспитывала, — сказал Леша.
— Ересь, — сказал Компостер. — Родина‑мать зовет.
— Не слышу, — сказал Леша.
— Открой дверь и услышишь, — сказал Компостер. Это была угроза.
— Я вас не знаю, — сказал Леша. — А меня с детства учили дверей незнакомым людям не открывать. А вдруг вы не военный, а бандит или террорист чеченский?
— Глупости, — сказал Компостер. — Хочешь, я тебе удостоверение покажу?
— А оно поддельное, — сказал Леша.
— Разумно. — сказал Компостер. — Но своего участкового ты в лицо‑то должен знать, а?
— Должен, — неохотно признал Леша. — Но, с другой стороны, вы могли его обмануть.
— Я нашего военкома двадцать лет знаю, — сказал участковый и сразу потерял львиную долю Лешиных симпатий. — Он и меня в свое время убедил пойти служить.
— Все равно не открою, — сказал Леша.
— Почему? — спросил участковый.
— Разве ты не хочешь отдать священный долг? — спросил Компостер.
— Не хочу, — сказал Леша. — Меня с детства пичкали всякой ахинеей о дедушке Ленине и прочем таком, а потом оказалось, что все это чушь. Почему я оказался что‑то должен стране, которая меня с младенчества обманывала?
— Идеология тут ни при чем. — На Компостера подобная демагогия никакого впечатления не произвела. За тридцать лет работы на этой должности он наслушался и не такого. — Речь идет о твоей стране. Страну не выбирают.
— Четыре волны эмиграции могут с вами поспорить, — сказал Леша. — И вообще, я в армии служить не могу.