– Наша галерея. – Гулкое эхо его голоса заполнило пространство высокого коридора. – Здесь вы можете видеть всех моих предков, начиная от Эдварда Чарльза Эшкомба, первого графа, и его супруги Филиппы Лидии, завещавшим всем нам голубую кровь. В наших с Родди жилах, по крайней мере, течет самая обыкновенная красная, и в этом мы убедились в юном, очень юном возрасте при помощи перочинного ножа.
На эту его шутку публика отреагировала негромким смешком.
– И здесь было бы кстати, – продолжил Ройстон, – представить вам окровавленный воротник рубахи, в которой казнили Томаса Мора, или отшлифованные в форме граната алмазы из шкатулки Марии Стюарт. Но, увы, – Ройстон пожал плечами и сделал несчастное лицо, – и то и другое вот уже без малого сто лет как бесследно исчезло. Поэтому я прошу вас довольствоваться тем, что есть. – С этими словами Эшкомб толкнул массивную дверь и жестом пригласил всех войти в открывшееся за ней помещение. – Итак, перед вами знаменитая спальня Эстрехэм Хауса!
Переступив порог комнаты, публика восторженно зашумела.
Стены, обитые шелковыми обоями оттенка ванили, украшали многочисленные вышитые панно с изображениями кораблей на Темзе, сцен охоты, уборки урожая и сева. Их пряные осенние краски прекрасно гармонировали с пасторалями кисти Ватто. В то же время лепнина на потолке, панели и пилястры вдоль стен оставались белыми, а белоснежный камин был уставлен фигурками путти в самых разных позах. Обивка кресел напоминала желтизну весенних примул, а в центре комнаты возвышалась огромная кровать, кремовый балдахин которой имел оттенок лепестков чайной розы.
– Разумеется, я охотно предложил бы вам ночевать здесь, вместо того чтобы помещать вас в спартанские условия наших гостевых комнат. – В публике снова послышались смешки, и Ройстон саркастически улыбнулся. – Но я боюсь, вы неправильно истолкуете этот мой дружеский жест. В конце концов, не каждому понравится быть разбуженным среди ночи озлобленными духами.
Ада недоверчиво посмотрела на Эшкомба.
– Может, расскажешь нам подробней, что за призрак творит непотребство в Эстрехэме?
– Призрак? – поднял брови Ройстон. – Дорогая Ада, неужели мы, Эшкомбы, производим впечатление людей, которые могут позволить себе не более одного призрака? Кроме дамы в черном, которая является в эту спальню, мы будем рады представить вам даму в белом – безголовую в буквальном смысле этого слова! – которая при полной луне выгуливает в саду свою собачку. Вон там… – Ройстон подошел к окну и показал в направлении рощицы из каштановых и ореховых деревьев, с краю которой на поляне расположились гости. – Видите те две трубы? Это домик садовника, где и произошла вся эта кровавая история…
– Где? – привстав на цыпочки, Ада напряженно вглядывалась в даль. – Я ничего не вижу!
– С твоего разрешения, Саймон.
Ройстон встал позади Ады и, обхватив ее за талию, приподнял с такой легкостью, будто она весила не более подушки. Ада захихикала и заболтала ногами, ухватившись за его плечи.
– Ну, теперь видишь? Серая черепичная крыша?
– Да, да! – закричала Ада, давясь от смеха. – Теперь вижу!
– Кошмарная, кошмарная история… – запричитал Ройстон замогильным голосом, опуская Аду на пол. – Именно по этой причине вот уже несколько десятков лет этот дом используется только для складирования разного хлама. – За мной, леди и джентльмены! В конце концов, я должен собственными глазами убедиться, что Сис придется жить в более‑менее сносных условиях.
Компания направилась за ним, в то время как Ада все еще глядела в окно, в задумчивости покусывая нижнюю губу.
– Ада!
Лицо Ады озарилось улыбкой, когда Саймон взял ее за руку и отвел от окна. Они запутались в желтых, оттенка кукурузных початков, занавесках из шелка буре и целовались, пока не начали задыхаться. И только после этого, взявшись за руки, побежали догонять остальных.
Ночь была жаркой. После роскошного обеда с пышными речами в честь героев дня все поспешили в бальный зал. За день и без того душный воздух над рекой прогрелся еще сильнее, и в озаряемом фейерверками небе цвета темно‑фиолетового шелка не было ни облачка. Даже река казалась неподвижной в своем русле. Но это нисколько не повлияло на праздничное настроение гостей, тем более молодежи. Счастливые и нарядные, они кружили под музыку, точно стеклышки в калейдоскопе.
– Теряюсь в догадках, что он в ней нашел? – Хелен Дюнмор обмахивала веером разгоряченное лицо. – Я полагала, у него лучший вкус.
– О ком это вы? – почтительно поинтересовался Родерик Эшкомб.
– Да вот же. – Веер, расписанный в японском стиле веточками цветущей вишни, устремился в направлении Ады. – Саймон Дигби‑Джонс…
Родерик взглянул на девушку в бледно‑розовом платье. Судя по выражению ее лица, на душе у нее было тоскливо. В этот вечер Аде запретили танцевать.
– Все же мне непонятно, что все находят в этих Норбери! – продолжала возмущаться Хелен. – Настоящие деревенские померанцы. В Лондоне ни один уважающий себя мужчина на них не оглянется.
Родерик перевел взгляд на Грейс. Разгоряченная, с сияющими глазами, она возвращалась после танца под руку с его деверем Генри. Даже золотая вышивка на ее платье, казалось, сверкала ярче обычного.
– О‑о‑о! – восхищенно протянул Родерик.
И тут же сжался в комок под пронизывающим взглядом Хелен.
– Боюсь, я становлюсь стар для подобных развлечений… Генри, граф Бэзилдон, скорчил капризную гримасу, придавшую его раскрасневшемуся лицу, обрамленному седыми волосами, что‑то мальчишеское.
Грейс рассмеялась.
– Я этого не заметила, лорд Бэзилдон.
– Вы мне, конечно, льстите, но все равно ваши слова – бальзам на душу.
Граф весело поклонился Грейс, та ответила ему церемонным книксеном.
– Ты ведь не хочешь отдохнуть, дорогой? – Сестра Ройстона Лидия тут же взяла под руку мужа, украдкой утиравшего лоб носовым платком.
В свои неполные тридцать она была намного моложе лорда Генри. Серые глаза, алебастровую кожу и классические черты лица сестры Ройстона унаследовали от матери. Однако каштановые волосы, равно как и чувство юмора, делавшее их приятными собеседницами, переняли от Эшкомбов.
– О, горе мне! – театрально застонал лорд Бэзилдон, увлекаемый супругой на середину зала.
В этот момент кто‑то схватил Грейс за руку. Обернувшись, она встретилась глазами с Леонардом.
– Спаси меня, Грейс, – прошептал тот, закатывая глаза. – Или, по крайней мере, прикрой.
– От кого?
Леонард показал взглядом на двух девушек едва ли старше Ады, не сводивших с него огромных голубых глаз.
– Что ж, охотно предоставлю тебе прикрытие. – Грейс закусила нижнюю губу, чтобы сдержать смех. – По крайней мере, до тех пор, пока тебе не взбредет в голову потащить меня на танец.
После нескольких туров вальса коньячного цвета платье с зеленой отделкой и металлической вышивкой, то самое, что было на ней на вечере в Гивонс Гров, неприятно липло к спине.
– Может, выйдем на свежий воздух?
Грейс кивнула, и Лен увлек ее за собой, мимо голубоглазых девушек, чьи лица разочарованно вытянулись.
Пробираясь через толпу, они направились к открытым нараспашку дверям и по пути взяли с подноса ливрейного слуги по бокалу шампанского.
– И кто же это был? – Грейс прыснула от смеха, не успели они переступить порог зала.
– Эти? – Лен сделал глоток и махнул бокалом в сторону девушек. – Миртл и Майра, безнадежно скучные кузины Ройстона.
Грейс поставила свой бокал на парапет террасы и села рядом.
– Привыкай, скоро ты станешь их родственником!
Она резко обмахнулась веером и снова взяла шампанское.
– И тебя это так забавляет? – Лен усмехнулся, делая шаг по направлению к Грейс.
– Мммм… – Она скорчила задумчивую гримасу. – Да, пожалуй!
Их дружный смех быстро смолк, сменившись неловким молчанием. Грейс пригубила шампанского и, болтая ногами, принялась разглядывать гуляющие в саду пары.
Наконец она не выдержала.
– Все в порядке, Лен?
Он взглянул на нее поверх бокала, глотнул шампанского и отвел взгляд.
– Да, а почему ты спрашиваешь?
– Я… – Она глубоко вздохнула и покрутила бокал в руке. – У меня такое чувство, будто последнее время ты меня избегаешь.
Лицо Лена расплылось в улыбке.
– И это все, что ты хотела мне сказать?
И без того разгоряченные щеки Грейс запылали еще сильней. Было бы глупо полагать, что от внимания Леонарда ускользнуло, как они с Джереми подходят друг другу, ведь он знал ее как никто другой. Тем не менее пристальный взгляд Лена она выдержала с трудом. Леонард был полной противоположностью Джереми, но, прежде всего, он был ее лучшим другом, ее братом, мужской половиной ее «я». Она не хотела выбирать между ним и Джереми.
– Твоя дружба много для меня значит, Лен, – сказала Грейс, не поднимая глаз.
– Твоя для меня тоже, Грейс, – отозвался Лен. – И с моей стороны так и останется впредь.
– С моей тоже.
Она подняла лицо и улыбнулась.
Лен нахмурил лоб и ответил с несвойственной ему серьезностью:
– Я не хочу лезть не в свое дело, Грейс, но… – Он как будто задумался. – Насколько хорошо ты знаешь Джереми? Ты уверена?
Грейс вздрогнула. Лен прикоснулся к открытой ране. Она часто вспоминала миссис Данверс и думала о том, что Джереми так и не рассказал своей матери о ней.
– Ты хочешь сообщить мне что‑то конкретное?
Леонард придвинулся к Грейс и заглянул в глаза.
– Я хочу, чтобы ты знала: я останусь с тобой, что бы ты ни решила. Ты всегда можешь на меня рассчитывать.
Грейс почувствовала себя неловко и невольно отвернулась.
– Ты не ответил на мой вопрос.
Леонард рассмеялся.
– Да нет же, с Джереми все в порядке! А я веду себя, как заботливый старший брат. Хотел бы я видеть себя со стороны! Возможно, причина моего беспокойства кроется в том, что моей сестренке скоро предстоит выйти замуж. – Он поставил бокал на парапет и протянул руки Грейс. – Пойдем потанцуем, мы отдохнули достаточно! В конце концов, ночь только началась!
Грейс тоже поставила свое шампанское, сложила веер и остановилась, поигрывая его застежкой.
– Грейс. – Лен прижал ладони к ее щекам. – Я не хочу встревать между вами. Джереми – мой друг, ты – моя подруга. Я всего лишь хочу… – его голос понизился до шепота, – чтобы ты была счастлива.
Грейс твердо взглянула ему в глаза.
– Я счастлива, Лен, – ответила она.
Их голоса и шаги по каменным плитам постепенно удалялись, пока не смолкли, поглощенные доносившимися из зала звуками музыки. Только тогда пришли в движение два вырисовывавшихся в тени террасы силуэта. – Ну вот, мы с тобой опять в роли «невольных свидетелей», – шепотом заметил Стивен, нащупывая портсигар. – Такова уж, как видно, наша участь.
– Похоже на то, – кивнул Джереми.
– В любом случае здесь есть над чем подумать, – выдавил сквозь зубы Стивен, уже дымя сигаретой.
Джереми сделал затяжку и выпустил облачко дыма.
– У загнанных в угол, вроде нас, вариантов немного. – Джереми стряхнул пепел с нижней губы. – А ты все‑таки должен решить, нужна ли тебе Бекки, и перестать морочить ей голову.
– Если бы все было так просто… – вздохнул Стивен.
Он согнул ногу в колене и уперся ступней в стену. Он неоднократно пытался сблизиться с Бекки, чтобы лучше уяснить для себя суть их отношений. Однако каждый раз это вызывало у нее столь бурный прилив чувств, что рядом с ней становилось трудно дышать. В то же время в отсутствие Бекки Стивен начинал понимать, как не хватает ему ее смеха, ее восторженного взгляда и беззаботной болтовни. Запрокинув голову, Стивен откинулся на балюстраду.
– А ты что, всегда знаешь, чего хочешь?
Несколько секунд Джереми молчал.
– Да, всегда. – Он уверенно выпустил облачко дыма. – Пусть не сразу, но через некоторое время обязательно…
Стивен твердо взглянул ему в глаза.
– И с Грейс?
– И с Грейс. – Его голос задрожал, словно потому, что речь зашла об особом для Джереми предмете.
Друзья докурили и побросали окурки на гальку.
– Джереми, – сказал Стивен, глубоко запустив руки в карманы брюк. – Не обижайся, но… неужели Лен прав? Скажи, ты что‑нибудь скрываешь от Грейс?
Джереми пожал плечами.
– Ну… у каждого есть свои маленькие тайны… Я отвечу тебе так: перед Грейс моя совесть чиста. Ты доволен?
В сущности, Стивен не так хорошо знал Джереми. Гораздо хуже, чем Ройстона или Леонарда. Тем не менее иногда ему казалось, что между ним и Джереми существует особая связь. И, по совести говоря, он скорее хотел бы видеть Грейс замужем за Данверсом, чем за Леонардом.
– Вполне, – кивнул Стивен, отвечая на вопрос.
– В таком случае позволишь ли ты мне завтра поговорить с ней с глазу на глаз?
– Разумеется, – не задумываясь, согласился Стивен. – Только скажи, что ты намерен делать?
Данверс глубоко вздохнул и посмотрел в сторону парка.
– Ничего плохого, готов тебе поклясться. – И добавил тише: – Надеюсь, я все решил правильно.
Веселье продолжалось и на следующее утро, правда, не такое шумное. После позднего завтрака хозяева и гости собрались на террасе и лужайке для совместного времяпрепровождения вплоть до вечернего чаепития, которым должны были завершиться эти праздничные выходные.
Леди Эвелин с беспокойством наблюдала за настойчивыми ухаживаниями Родерика и холодностью, с которой их принимала Хелен Дюнмор. Несмотря на то что связь с Хейнсвортами представлялась делом решенным, миссис Эшкомб ни в коей мере не считала Хелен подходящей партией для своего младшего сына. В кошмарных снах она уже видела себя окруженной толпой бледных конопатых внуков с огненно‑рыжими волосами, которые особенно не любила в Хелен.
В это время лорд Эшкомб с гордостью демонстрировал лорду Грэнтэму темно‑желтые цветы молочая Миля, который велел посадить по периметру террасы, после чего последовал серьезный разговор на хозяйственные темы и обсуждение предстоящего сезона охоты. Здесь же присутствовал и племянник майора Оливера Хейнсворта Леонард, которого дядя, равно как и Томми, всегда с радостью допускал к сокровищнице своего бесценного жизненного опыта. Однако на этот раз Леонард не проявлял к рассказам дяди никакого интереса и, уставившись в пустоту, думал о чем‑то своем.
Мысль о прощанье была подобна горьковатой нотке ликера в сладком десерте. Особенно огорчало расставание с приятелями. На следующий день Ройстон, Стивен, Леонард, Саймон и Джереми один за другим покидали Эстрехэм, чтобы в конце концов занять свои комнаты в казармах Королевского полка в Чичестере. Однако особых оснований для печали все‑таки не было, ведь уезжали они не навсегда. Следующая встреча предстояла самое позднее на Рождество.
Взгляд полковника скользил по толпе оживленно лопочущих гостей, которые сейчас воздавали должное роскошным интерьерам Эстрехэма и его саду; по сияющим лицам Сесили и Ройстона, удивительно свежим после столь бурной ночи. Однако ни комплименты, ни пожелания счастья, ни непрекращающаяся болтовня Бекки, ни потерянный вид Стивена не могли отвлечь сэра Уильяма от одной‑единственной мысли, мучившей его с утра:
– Где Ада?
Голос полковника прозвучал угрожающе резко.
– Должно быть, отправилась с Грейс осматривать сад, – ответила мужу леди Норбери, принимая от прислуги чашку чая.
– А Дигби‑Джонс?
Констанс улыбнулась и встала рядом с супругом.
– Тебе не кажется, что ты переусердствуешь, дорогой? – ласково прошептала она. – Все то время, пока мы были вместе, Саймон вел себя очень прилично, в том числе и по отношению к Аде. Оставь их в покое хотя бы на оставшиеся дни. Послезавтра утром он упакует вещи и уедет к родителям в Сомерсет.
Полковник недовольно хмыкнул и принялся помешивать чай.
– Оглянись, – продолжала леди Норбери. – Здесь так многолюдно. У них нет ни малейшей возможности уединиться. Да и Грейс не спускает глаз с сестры. Они расстаются на несколько месяцев, а в их возрасте это целая вечность. Маловероятно, что их привязанность друг к другу выдержит такое испытание.
– Это обнадеживает, – заметил полковник и решительно глотнул из чашки. – И чем дальше будут они друг от друга, тем лучше.
– Строго говоря, все это, – Грейс показала рукой в сторону аллеи, усаженной вечнозелеными скальными дубами, – Суррей. Вся область к югу от Темзы. Раньше Эстрехэм, как и Шамлей, принадлежал аббатству Чертси. Было душно, а край неба за деревьями цвета серого чугуна предвещал скорую грозу.
– Ты и раньше бывала здесь? – спросил Джереми.
Он снял пиджак и зажал его под мышкой, закатал рукава рубахи и расстегнул пуговицы манжет. Кроме них и Саймона с Адой, которые шли сзади, прижавшись друг к другу, на узкой дорожке, ведущей к воротам имения, никого не было.
Грейс кивнула.
– Один или даже два раза. Леди Эвелин уже устраивала здесь приемы. Но тогда мне удалось посмотреть лишь небольшую часть дома и кусочек сада.
Джереми повесил пиджак на указательный палец и перекинул через плечо.
– Похоже, ты основательно укоренилась здесь, в Суррее.
– Да, не то что ты в своем Линкольншире, – весело улыбнулась Грейс.
Джереми сжал губы.
– Нет, я прекрасно помню, откуда вышел и как это на меня повлияло. – Он покачал головой. – Хотя не более того…
Грейс понимающе кивнула и сорвала сухую травинку на обочине дороги.
Она вышагивала рядом с ним в простеньком бело‑зеленом платье, без шляпы и зонтика, как будто ее мало заботило, что она может загореть или получить на нос лишнюю порцию веснушек. Джереми вот уже в который раз подумал о том, как не похожа Грейс на тех девушек и женщин, с которыми ему приходилось иметь дело до сих пор. Дочь офицера и баронета, выросшая в деревне, она ни к коей мере не производила впечатления провинциальной барышни и в то же время была плоть от плоти своей малой родины.
– А ты смогла бы жить где‑нибудь в другом месте?
Она пожала плечами:
– Я не знаю. Все, вероятно, зависит от того, где именно, почему и с кем…
Грейс запнулась, заметив, как многозначительно прозвучал конец ее фразы. Джереми тоже уловил это, и его глаза вспыхнули. Грейс в смущении прикусила нижнюю губу и сделала шаг в сторону. Однако вскоре вернулась и как бы случайно коснулась его обнаженного предплечья.
– Я многого еще не видела в этом мире, – быстро заговорила она. – Кроме Суррея, Лондона и окрестностей Портсмута, в общем, ничего. Правда, в тринадцать лет мы с мамой и Адой ездили в Италию. Ты помнишь, Адс? – Грейс обернулась и обмерла. – Адс!
Ни Ады, ни Саймона нигде не было видно.
– Адс! Саймон! Адс! – Грейс поднялась на цыпочки и огляделась по сторонам. – Я должна их найти! – закричала она, подбирая юбки.
– Стой! – Джереми резко схватил ее за руку. – На Саймона можно положиться.
– Вероятно, но отец в любом случае должен об этом знать. Иначе случится нечто ужасное…
Однако Джереми еще крепче вцепился в ее плечо.
– Ты ведь не отвечаешь за Аду, Грейс. Как и за мир и покой в твоем доме. Твоя сестра достаточно взрослая, чтобы понимать, что к чему. И потом… – Тут он понизил голос, который тем не менее не стал от этого ласковей. – И потом, мы ведь тоже остались одни.
Грейс вспомнила голубую дымку над цветущей майской поляной и прохладную тень чащи, и на мгновенье земля под ее ногами будто куда‑то поплыла.
– Мы – совсем другое дело, – прошептала она.
– Ты уверена?
Джереми скользнул ладонью по ее руке и ухватил за запястье, а потом оба смотрели, как сплетаются их пальцы.
Расстелив пиджак на земле, Джереми обнял Грейс за талию и посадил рядом с собой. Она вздрогнула, когда он впервые прикоснулся губами к ее виску. Потом он целовал ей щеки, пока не добрался до уголков рта и пахнущих клевером и сухой травой губ, сразу ставших мягкими и податливыми.
Ада и Саймон бежали через южную часть сада, которую почему‑то называли «дикой», несмотря на аккуратно подстриженные ряды самшита и тиса, образующие вместе с низкими кустарниками граба своего рода лабиринт, по углам которого располагались четыре выкрашенных в белый цвет деревянных павильона. Внезапно Ада остановилась, так что Саймон чуть не налетел на нее. Он вскрикнул от удивления, когда она, развернувшись на каблуках, ухватила его за лацканы пиджака и принялась целовать.
– Ты с ума сошла! – прошептал Саймон, переводя дух. – А если нас кто‑нибудь увидит?
– Здесь никого нет, – промурлыкала Ада, прильнув к его щеке.
Саймон вскинул голову и огляделся. Лишь убедившись, что окружающая их живая стена действительно непроницаема для посторонних взглядов, он ответил на ее ласки. При этом забылся настолько, что Ада в конце концов оттолкнула его, и он зашатался как пьяный.
– Ада! – закричал Саймон ей вслед, когда она снова сорвалась с места.
Но она только смеялась, а он бежал следом так, что сосало под ложечкой.
Это походило на игру в догонялки, правила которой устанавливала Ада. Они миновали оранжерею, цветущие гранатовые деревья, грядки с овощами и арку, обвитую белыми и красными розами. Саймон послушно следовал за Адой. Время от времени она резко останавливалась, как заяц, и, обвив руками его шею, покрывала лицо поцелуями, пока у обоих не начинала кружиться голова.
Через узкую лужайку и рощицу они выбежали к небольшому кирпичному домику с серой черепичной крышей. Задыхаясь, Ада прислонилась спиной к двери, а потом, дождавшись Саймона, толкнула ее и исчезла внутри.
Створка тяжело захлопнулась. На некоторое время Саймон остановился в нерешительности, а потом вошел следом.
– Ада! – позвал он, переступив порог.
По обе стороны от входа обнаружились низкие комнатки, доверху набитые разным хламом. Саймон разглядел увитые паутиной шкафы и диваны, на которых громоздились многочисленные мешки и коробки. Здесь пахло плесенью и пылью, отсыревшим деревом и старой бумагой, смертью и вечностью.
– Ада!
– Я здесь, наверху!
Саймон взглянул на узкую лестницу, верхняя половина которой терялась в темноте, и решительно поставил ногу на первую ступеньку.
Темное небо лежало на верхушках деревьев, как меховая шапка. Птицы и насекомые смолкли, и все вокруг погрузилось в полную тишину. Где‑то вдали прогремел гром, пространство словно завибрировало, и на несколько секунд в воздухе повисло гулкое эхо. – Нам лучше вернуться, – прошептал Джереми, почти касаясь губами лица Грейс.
Ее веки дрогнули. Медленно, будто нехотя открыв глаза, Грейс кивнула. Джереми выпустил ее из объятий, встал и наклонился, чтобы подобрать пиджак, который, небрежно встряхнув, перекинул через плечо.
Ни слова не говоря, Джереми протянул ей руку, и она так же молча вложила в нее свою ладонь. А потом тишину нарушали лишь их шаги, сначала по сухой земле, а потом по гравию, да ветер прошелестел в листве над их головами и смолк.
– Ты будешь писать мне из Чичестера?
Новый раскат грома потряс воздух. На этот раз более сильный и отозвавшийся продолжительным эхом. Тем глубже и пронзительнее показалась нависшая после него тишина.
– Джереми!
В тучах блеснула молния.
Внезапно Джереми остановился и еще крепче сжал ее руку.
– В последнее время я много думал над этим, Грейс. У меня не идет из головы, как так вышло, что министерство предоставило выпускникам пять мест в одном полку? Лично я не могу объяснить это одной лишь военной реформой. Мне кажется, здесь имеются более веские причины.
Уголки его рта напряглись, между бровями пролегла чуть заметная складка.
– Сейчас все как будто тихо, однако не исключено, что в недалеком будущем министерство планирует вовлечь нас в какое‑нибудь дело.
Горло Грейс сжалось так, что говорить стало трудно.
– И что это может быть?
– Вероятно, Африка, – ответил Джереми, глядя куда‑то вдаль. – Новый кризис после зулусов и буров. Может, Египет.
Египет. Песок, пирамиды и Нил. Фараоны, феллахи и сфинксы. Грейс попыталась вспомнить, что в последнее время читала об этой стране в газетах и журналах. Коррумпированное и бедное государство, много задолжавшее европейским державам и потому подверженное их влиянию. Марионеточное правительство, хедивы и Османская империя. Египет – яблоко раздора для Великобритании и Франции и зона вечных конфликтов египтян и черкесов, турок и албанцев, нищеты и роскоши, прошлого и настоящего. Страна, далекая от Суррея, как Луна.
– Королевский Суссекский поддерживает гарнизоны на Мальте и Кипре. По всей видимости, в Чичестере я долго не задержусь. По крайней мере, надеюсь на это. И, если начнется война, я хотел бы быть там, Грейс! Это мой шанс, пойми, мой шанс выслужиться, быть может, получить повышение. – Его глаза горели как в лихорадке. – Это наш с тобой шанс, Грейс.
Сердце бешено колотилось в ребра, и Ада еще сильней прижалась спиной к стене возле двери. О привидениях лучше было не вспоминать. При одной мысли о них волоски на ее руках вставали дыбом. Тем не менее страха она не чувствовала. Вероятно, из‑за близости Саймона. А он находился рядом, в этом ее убеждал скрип половиц с той стороны двери. – Ада?
Так или иначе, сегодня утром она одна, без сопровождения ускользнула из комнаты для гостей, чтобы взглянуть на домик садовника вблизи, пока Грейс крепко спала на широкой кровати под балдахином.
– Ада, где ты?
Тут Ада заметила в комнате кровать, на которой лежали кипы отсыревшего постельного белья и несколько подушек, и сердце ее упало.
– Я здесь, Саймон.
Когда он вошел, ища ее глазами, она отделилась от стены и, обойдя его сзади, встала в ногах кровати. Попутно Ада скинула туфли и вытащила из волос оставшиеся шпильки. Саймон протянул руку, но Ада обошла его стороной. Встречаться с ним взглядом она тоже избегала.
Потом она прикрыла глаза и расстегнула на платье верхние пуговицы. Всего их было немного, так что одеваться и раздеваться она могла без посторонней помощи.
– Что ты де…
Вопрос будто застрял у него в горле, которое вдруг стало сухим и жестким, как наждачная бумага. Не в силах пошевелиться, Саймон смотрел, как Ада выскользнула из своего платья, оставив его лежать на полу, как один за другим расстегнула на груди крючки корсета и небрежно отбросила его в сторону; как с нее наконец упала нижняя юбка.
Саймона бросало то в дрожь, то в холод. Он судорожно сжимал пальцами пиджак, который снял, когда поднимался по лестнице.
Нет, Ада, нет… прекрати…
В одном нижнем белье она села на край кровати и, не торопясь, спустила чулки. Затем сжалась в комок, чтобы снять через голову приталенную сорочку, и поочередно приподняла бедра, стягивая длинные панталоны с оборками.
После этого, оглядев гору белья у своих ног, Ада села, слегка подавшись вперед и сдвинув колени. Густые волосы шелковыми прядями падали на ее грудь и плечи.
Ада подняла раскрасневшееся лицо и посмотрела на Саймона, склонив голову набок.
– Ну, давай же!
Ее бледная кожа казалась прозрачной, как у русалки. Во всем ее облике не чувствовалось никакой порочности. Ада была сама невинность, и все это походило на игру. И в то же время Ада предстала перед Саймоном воплощенным соблазном, женщиной в полном смысле этого слова.
Нет, Ада, нет, мы не имеем права… Пиджак выскользнул из рук, и ноги сами понесли Саймона к ней. За четыре шага до кровати он вдруг вспомнил о полковнике. Я не могу, я не должен… Уж сэр Уильям позаботится о том, чтобы Саймон Дигби‑Джонс вылетел со службы и никогда больше не нашел себе места. Воображение рисовало картины одну кошмарней другой. Он видел, как отец Ады направляет на него пистолет и решетит его пулями, а затем вынимает саблю и одним ударом… О боже, Ада, я так хочу тебя…
Потом Саймон опустился перед Адой на колени и больше уже ни о чем не думал.
Осторожно, словно боясь, что она растворится в воздухе или оттолкнет его, Саймон положил руки на ее бедра и, убедившись, что ничего страшного не произошло, приложился к ним щекой. От нее исходил едва уловимый аромат, насыщенный, как запах поздних лилий. Саймон раздвинул головой ее ноги и, обхватив руками бедра, узкие и в то же время полные и округлые, принялся прокладывать себе путь к источнику запаха.
Когда Саймон прижал лицо к ее темному лобку, Ада дернулась и издала похожий на смешок звук. А Саймон продвигался все выше и выше, через плоский живот к маленьким грудям, бледные кончики которых походили на розовые бутоны.
Тем временем она запустила пальцы в его волосы и принялась ласкать ему затылок, отчего по спине у Саймона словно пробежал электрический ток. Наконец Ада стащила с него рубашку, а уже сам он, не помня когда и как, снял с себя носки и ботинки.
Оба улыбались как безумные, когда Ада, откинувшись назад, осторожно опустилась на середину кровати, а Саймон, рывком стащив с себя брюки и трусы, оказался на четвереньках сверху.
А потом была только Ада. Ее мягкая кожа и волосы, тонкие руки и нежные девичьи округлости тела, ее рот, язык – все, к чему он прикасался и что пробовал на вкус, все, чем он дышал, была Ада и только Ада. Ее пальцы, еще неопытные и в то же время уверенные, трогали, гладили и направляли его. Каждый мускул его тела был напряжен до предела, каждая жилка готова разорваться от переполнявшего его желания. Он будто ждал чего‑то, но забыл чего. Вероятно, он хотел о чем‑то спросить Аду, или она сама должна была ему что‑то сказать. Но вдруг его терпению пришел конец, и он, как мог медленно и нежно, вошел в нее и остановился, чтобы перевести дух. А дальше ему уже ничего не оставалось, как полностью отдаться на волю той пьянящей волны, которая исходила от Ады.