они уже просто разлетались в клочья.
Рашен с закрытыми глазами мучительно подсчитывал, сколько людей
внутри корабля находилось к моменту кувырка в свободном движении.
В наушниках стоял многоголосый крик боли.
Ива резко убрала тягу. Ошпаренный чужак уже проскочил точку
наивысшей температуры выхлопа, а энергия нужна была Фоксу, чтобы
добить гада из кормовых батарей.
Внутренности "Тушканчика" еще раз тряхнуло, и на миг людям
показалось, будто они валятся на пол. Но мгновенная невесомость тут же
прошла - включились гироскопы рабочей зоны, раскручивая ее до земной
силы тяжести.
Пострадавший связист отлепился от экрана, рухнул на пол, и стало
особенно хорошо видно, как буквально в двух шагах прямо по курсу
плавится чужой. Его корпус расползался, как масло на сковородке. Одной
секунды в пламени выхлопа хватило загадочному и страшному чужаку,
чтобы превратиться в студень. Не так уж он оказался крут.
Фокс выстрелил. "Тушканчик" опять дернулся, и Рашен с надеждой
подумал, что этот рывок на сегодня последний. Четыре кормовых батареи
дали залп, и четыре огненных шара размазались по корпусу чужого.
Электроника услужливо подрисовала на обзорном экране невидимые в
безвоздушном пространстве лучи, и рядом с каждым - "100/100/100".
Полная мощность лазера на выходе, сто процентов вероятности поражения,
сто процентов мощности реализовано на поверхности цели.
- Ого! - сказал Фокс.
Чужого не разорвало на куски, он не взорвался и не рассыпался в
пыль, как это случалось при стрельбе по кораблям жителей Солнечной.
Чужого просто раздавило. В местах попаданий расползлись вмятины, будто
чужака стукнули туда огромной кувалдой, и его размякший корпус вдруг
|
|
неожиданным образом вывернулся наизнанку. Вместо красивой и жутковатой
в своей чужеродности серебристой загогулины на экране теперь был серый
оплавленный комок непонятно чего.
Еще чужого отбросило с курса. Фокс ударил его под небольшим
углом, насколько это было возможно при стрельбе почти в упор, и
останки противника сейчас медленно проплывали в сотне метров от борта
"Тушканчика".
- А небольшой, - сказал Рашен в наступившей тишине. - Примерно
как наш дестроер.
Рядом скрежетнуло - Боровский расстегнул маску. Рашен вспомнил,
что теперь это можно сделать, и тоже потянулся к замкам на шее.
- Двадцать пять секунд на все, про все, - сказал Боровский и
хрипло закашлялся.
- Ты живой? - спросил Рашен, усиленно массируя лицо. - Посчитай
тогда потери в свободной вахте. Думаю, человек двадцать мы сегодня
поломали. Да и в отдыхающей у нас тоже не все по койкам лежат... А из
тех, кто лежит, не все пристегиваются.
- Теперь будут, - пообещал Боровский, с трудом выдирая себя из
кресла. - Жизнь научит. Слушай, откуда он взялся, а?
- Это нуль-Т, - сказала Ива. - Он возник ниоткуда.
- А может, он просто маскировку выключил, - предположил Фокс,
вытаскивая из карманов сигару и зажигалку.
- Нет, Майк, я же все-таки навигатор. Я видела, - Ива посмотрела
на монитор диагностики и взялась за свою контактную доску.
- Кенди! - позвал Рашен. - Не надо, милая. Не переворачивай нас
обратно... Давай сначала посмотрим, все ли на месте. Не верь
диагностике, могло кабели порвать. Отдыхайте пока, ребята.
Толстые щеки Фокса были все в мелких красных точечках - от
|
|
перегрузки выдавило кровь. У Ивы на скулах медленно вспухали синяки.
- Доктор Эпштейн, - сказал Рашен в микрофон. - Ты цел, док?
- Несмотря на ваши усилия, патрон. Что это было?
- Экстренное торможение переворотом. А как Линда?
- В порядке.
- Тогда отправь ее по кораблю оказывать неотложную помощь, а сам
быстренько ко мне в ходовую. У нас тут, похоже, труп.
- Я думаю, не только у вас, патрон.
- Этот главный. Он тут у меня все захламляет. Не сможешь
починить, так хоть унеси. И вот что, возьми у Жан-Поля ребят из
дежурной вахты себе в помощь. Они как раз сейчас потери будут считать.
Пусть для тебя перетаскивают, кого надо.
- Да, сэр.
Ива отстегнулась, встала и подошла к телу, лежащему на полу
неподвижно. Прозрачные "глаза" маски оказались красны от крови,
залившей их изнутри. Связист был хороший парень и толковый астронавт.
Но он сам накликал беду. На вахте пристегиваться нужно. Если выживет,
Рашен с него три шкуры спустит и прогонит вниз. Навсегда.
- Надеюсь, ты не переживаешь, Кенди? - спросил Рашен, играя
контактами "доски" и вглядываясь в показания диагностической системы.
- Надеюсь, я не убила никого, о ком буду плакать, - честно
сказала Ива. Запнулась и повернулась к адмиралу. На лице ее отразился
с трудом сдерживаемый ужас.
- Беги, - сказал Рашен. - Беги, девочка.
И она побежала.
* * *
Ива нашла Вернера только через двадцать минут. Эндрю сидел на
полу боевой рубки и, злобно рыча что-то себе под нос, ковырялся в
большой куче микросхем. Рядом понуро стояли двое техников, один с
забинтованной головой, другой с рукой на перевязи. У самого Эндрю на
|
|
лбу красовалась здоровая ссадина, наспех залитая клеем. И одет он был
вместо спецкостюма в легкую рабочую форму.
Ива влетела в рубку с такой скоростью, что Эндрю даже головы
повернуть не успел.
- Энди! - крикнула Ива, падая на колени и бросаясь ему на шею. -
Живой! Милый! Любимый мой! - она обняла немного опешившего Вернера так
крепко, будто собиралась задушить, и с наслаждением зарыдала.
- Шеф, мы пошли, - сказал техник с забинтованной головой,
подхватил с пола инструментальную сумку и, увлекая за собой товарища,
выскочил за дверь.
Ива плакала. Эндрю гладил ее по волосам и шептал на ухо ничего не
значащие ласковые слова. Экран боевой рубки показывал удаляющегося
чужого, вернее - то немногое, что от него осталось.
- Жалость какая, - пробормотал Эндрю, глядя одним глазом на
экран. - Даже не сходишь посмотреть, как чужие живут. Интересно,
сколько там у них сейчас рентген. И сколько градусов. Ива, солнышко,
ты же всех нас спасла. Ну что ты плачешь?
- Это я от радости, - прохлюпала Ива. Эндрю покопался в кармане и
достал ей салфетку.
- Спасибо... Я так испугалась. Ты же никогда на месте не сидишь,
все время ползаешь где-то... Я подумала - а вдруг тебя?...
- Родная... Ты не беспокойся. Когда тяга, я всегда пристегнут. С
чем бы ни работал, прямо к этому и пристегнут.
- А лбом ударился все-таки. Дай посмотреть.
- Да ничего, просто ссадина. Усилитель треснул, разорвал
подкладку. Бывает.
- Тебя не подташнивает? - деловито спросила Ива, утирая слезы.
Вид у нее был уже не испуганный, а скорее озабоченный. - Голова не
кружится?
- Нет, - соврал Эндрю, глядя на Иву в полном умилении. С ним еще
ни одна женщина так заботливо не разговаривала. Если не считать
матери, конечно. Но мать, как правило, еще и злилась на ребенка за то,
что он причинил себе вред. А Ива просто беспокоилась о его здоровье,
совершенно искренне.
- Видишь, меня уже Эпштейн обработал, - еще раз соврал Эндрю,
тыча пальцем себе в лоб.
- Я его потом спрошу, - пообещала Ива. - И не надейся, что
забуду. Представляю, какой это был удар, если ты разбил налобный
щиток. Еще могу представить, что осталось от прибора, об который ты
бился, - она вдруг улыбнулась. Ей тоже приходилось по долгу службы
врезаться головой в различные жесткие предметы. Стоимость некоторых из
них у Ивы даже вычли из жалованья.
- Да я промазал. В стену попал, - в третий раз соврал Эндрю. На
самом деле он расколотил лбом бронированное стекло монитора здесь, в
боевой рубке. Но монитор уже стоял новый, и доказать ничего было
нельзя. А по виду микросхем, которые валялись под ногами, трудно было
понять, куда именно он въехал коленом. Панель комбайна управления
огнем Эндрю тоже успел поменять. Но что творилось сейчас под этой
панелью... Если бы Фоксу пришлось стрелять из боевой рубки, а не из
ходовой, у него могло бы возникнуть серьезное затруднение, известное
на флоте под кодовым названием "облом системы".
Причем наметки этого самого "облома" Эндрю и заметил в тот
момент, когда "Тушканчик" напоролся на чужого. Обрадовался, что
возможная неприятность обнаружена вовремя и на данной стадии легко
устранима. Немного ослабил ремни, чтобы дотянуться до нужного
контакта. Тут судно крутануло, и система управления огнем была
обломана механически путем ударения об нее лейтенанта Вернера.
- Чужой пришел на нуль-Т? - спросил Эндрю, переводя разговор в
другую плоскость.
- Угу, - кивнула Ива. - И по-моему, это у него слабое место. Я бы
успела отскочить. В смысле - земной корабль успел бы. А этот дурак
вообще не шевелился. Наверное, он сразу после выхода в обычное
пространство двигаться не может. Хорошо, конечно, что он маленький
был. Раза в три меньше, чем те, которых видел Файн.
- Ты чудо, - сказал Эндрю. - Ты герой. Можешь крутить на
"парадке" дырку под Звезду.
- Не-а. За что? Крест дадут в лучшем случае... Интересно, кто.
Некому ведь больше давать. Мы же сейчас вне закона.
- А Рашен своей властью. У него бланков наградных должен быть
полный сейф. А когда все наладится, Адмиралтейство утвердит.
- Энди, милый, - сказала Ива очень серьезным тоном. - Проснись.
Ничего уже не наладится. Вообще. Никогда.
- Почему? - удивился Эндрю. - Кто это тебе сказал? Паникер
Боровский?
- Ты подумай головой. Вот этой умной, любимой моей головой... -
Ива осторожно поцеловала Эндрю в лоб. Задумчиво облизнула губу. И
вдруг схватила Вернера за шиворот и принялась трясти.
- Ой! - воскликнул Эндрю. - Не так резко! Солнышко, за что?
- Тьфу! - Ива поняла, что делает не совсем то, что положено
вытворять с человеком, у которого сотрясение мозга. - Вставай! Если
можешь... Погоди, дай помогу. Ну? Руку!
- Да что такое?! - притворно возмутился Эндрю, но руку Ивы
все-таки приял. Встал и заметно пошатнулся.
- К Эпштейну! - приказала Ива, обхватывая Эндрю за талию. - Не
бегом, но очень быстро. Пошли! Ты чем голову заклеил, врунишка? Ну как
тебе не стыдно, а?!
- Интересно, откуда девушка знает вкус силиконового герметика? -
спросил Эндрю окружающее пространство, осторожно переставляя ноги.
Мало того, что у него кружилась голова, так он еще и слегка хромал. -
Что-то я о таких извращениях еще не слышал.
- Я знаю вкус медицинского клея, дурак! - сказала Ива в сердцах.
- А его где лизала? - поинтересовался Эндрю невинным тоном.
- Мордой билась, - объяснила Ива грубо, но по существу. -
Зашивать времени не было, плеснули клея, чтоб губа не висела. Я когда
очнулась, у меня полный рот этой дряни был.
Из бокового прохода им навстречу появились давешние техники.
Головы оказались забинтованы уже у обоих.
- Кретины!!! - рявкнула Ива на них. - Уроды!
- Виноват, мэм? - спросил тот, у которого руки остались целы. Он
опять, как и в боевой рубке, тащил за собой второго за здоровую
конечность. Этот на злобную реплику старшего по званию никак не
отреагировал. Похоже, его серьезно мутило.
Ива вознамерилась объяснить, почему техники кретины и уроды, но
Эндрю ее перебил.
- Закончите там, - сказал он. - Сейчас же.
- Да, сэр! - кивнул дееспособный техник и быстро уволок
индифферентного коллегу подальше от разъяренной женщины-навигатора.
- Тактические характеристики, - объяснил Эндрю. - Не имеем права.
Должны. Полностью восстановить, - речь его вдруг стала прерывистой и
затрудненной. Видимо, пока он был занят своим делом, у него хватало
сил держаться. А теперь силы кончились.
- Иди, - сказала Ива, внутренне содрогаясь. - Не останавливайся.
- Даже если резерв в порядке. Ребята обязаны. Дать все двести
процентов. Бедные ребята. Как их побило, - бормотал Эндрю. - Слушай.
Может отдохнем? Секунду... - и начал валиться на пол. Ива поймала его
и осторожно уложила. Почувствовала, как дрожат губы, и этот признак
надвигающейся истерики заставил ее действовать. Подбородком она нажала
рычажок на воротнике.
- Эпштейн! - закричала Ива в микрофон, с беспомощным ужасом глядя
в закатившиеся глаза Эндрю. - Эпштейн! Док! Отзовись! Да отзовись же,
чтоб ты сдох!!!
* * *
Через сутки чужой превратился в крошечную точку на кормовом
сегменте обзорного экрана. Положение останков чужака на всякий случай
обозначал специальный маркер. Ива и Фокс то и дело на него озирались.
Слишком уж много неприятностей принес "Тушканчику" этот красный
треугольничек с быстро увеличивающимся числом метров сверху.
"И чего эта тварь болталась возле нашего бакена?" - спрашивал
Фокс всех, кто заходил в рубку.
Ответы разнились от "вынюхивала что-то, сука" до "надо было ей,
вот и болталась".
Сам корабль не особенно пострадал. Ходовая и боевая части
работали просто идеально (учиненные Вернером разрушения его команда
устранила так быстро, что никто и не заметил). Рассыпалось несколько
внутренних перегородок на жилой палубе и треснула в двух местах
переборка, отделяющая реакторный отсек. Самопроизвольно отстрелился и
улетел так резво, что уже не поймаешь, аварийный модуль резервного
командного поста. На складах побился слабо закрепленный груз. Но в
целом, ни одна из этих проблем ущерба боеспособности не нанесла.
Зато прорвало трубы регенерационной системы. И не где-нибудь, а в
нежно любимой экипажем зоне отдыха. И пока дежурная вахта суетилась,
подбирая раненых и пересчитывая живых, дерьмо успело заполнить до
краев бассейн, затопить прилегающие душевые и так уделать
кают-компанию, словно в ней резвился ассенизационный обоз.
Разъяренный Боровский объявил авральные работы и загнал на
приборку столько народу, сколько удалось поймать. От старпома
прятались по всем углам, и это приключение слегка разрядило обстановку
на корабле.
Потому что трупов оказалось, как и предполагал Рашен, достаточно.
Восемнадцать. И еще десяток человек с серьезными переломами и тяжелым
сотрясением мозга. И еще пятнадцать с мелкими повреждениями. В их
число попал и Вернер, которого док накачал лекарствами и отправил
спать.
В прозрачном саркофаге медлаборатории лежал нарушивший технику
безопасности связист. Все его тело превратилось в один громадный
синяк, лицу требовалась дорогая пластика, но лейтенант был жив. Ввиду
чего Боровский заочно влепил ему тридцать суток ареста с отсрочкой
исполнения и лишил премиальных за год.
Иву утешали всем экипажем. Разве что Линда не сказала ей ни
слова, только заглянула в глаза и крепко пожала руку. А все остальные
хором уверяли, что она молодец, и действовала правильно. Общественное
мнение как-то вообще не учитывало, что смертельный номер с кувырком
Ива не сама выдумала, а просто идеально выполнила приказ. Но
поблагодарить кого-то людям было необходимо, а истинный виновник
торжества, Рашен, во-первых, оказался трудно досягаем, а во-вторых, не
выглядел особенно расстроенным из-за потерь. Он скорее выглядел злым.
Адмирал лично разобрал каждый случай, когда травму получил человек,
которому на момент кувырка полагалось быть пристегнутым хоть к
чему-нибудь. Самих людей - тех, кто по состоянию здоровья мог его
выслушать, - он не особенно ругал. Зато в пух и прах разнес их
командиров. А явившегося с повинной головой Боровского, формально
отвечающего за соблюдение техники безопасности на всем корабле, вообще
не тронул. Едва старпом приблизился к нему на два шага, Рашен сморщил
нос и сказал:
- Фу! Иди отсюда! Топай обратно говно черпать!
- Да мы уж вычерпали, - печально сообщил Боровский, принюхиваясь.
- Мы теперь все чистим и дезинфицируем.
- Себя потом не забудь продезинфицировать... Спаситель
человечества.
Спаситель человечества вздохнул и ушел вымещать злобу на младших
по званию. А Рашен связался с библиотекой и принялся искать в ее куцем
собрании хоть что-то, что могло бы рассказать ему, как люди жили
раньше, не употребляя эпитетов "деструктивные тенденции" и "преступная
недальновидность". Однако вся история была сто лет назад в очередной
раз переписана заново, и ничего ободряющего о прошлых веках Рашену
найти не удалось. Выходило, что хотя человечество и докатилось до
Заварухи по собственной глупости, но выводов не сделало, и только
ядерная зима Полуночи заставила людей поумнеть. Согласно учебникам,
волны религиозного и расового противостояния накатывали одна за другой
в течение всех четырех веков атомной эры. Остановить насилие смогли
два фактора, и оба человеческие. Установление "народного капитализма"
на всей обитаемой территории Земли - раз, и решительный отказ от всех
постулатов традиционной культуры - два.
Фактор первый вытекал из самой Полуночи - с ядерной зимой не
поспоришь, нужно было как-то сплотить людей, чтобы выживать. Это
сделали через объединение капиталов. Второй фактор тоже имел место не
от хорошей жизни. Глобальная катастрофа разразилась на
религиозно-этнической почве, и залогом того, что она не повторится,
могло стать только насильственное стирание граней между культурами
уцелевших наций. Сгоревшие книгохранилища и потерянные из-за
электромагнитных всплесков файлы весьма этому способствовали. На
израненной Земле осталось совсем мало литературы во всех ее
проявлениях, и отфильтровать ее по качественным признакам оказалось
довольно легко. А в самой идее единого общества не было ничего
особенно нового. Она только ждала условий, когда ее претворят в жизнь.
Для этого требовалось, чтобы у власти оказались люди, больше других
заинтересованные в стабильности - профессиональные менеджеры и
профессиональные военные. А таких из ядерного пекла вышло живыми куда
больше, чем остальных. У них хватило ума договориться, втихую
перестрелять уцелевших политиков и дать людям то, что их всех
примирило - общие интересы и общую судьбу.
Все это Рашен отлично знал еще со школы. Более того, он до сих
пор верил в то, что ксенофобия неизлечима. Его учили, что если человек
религиозен, то он всегда найдет себе врага, а коли гордится особым
цветом кожи - и подавно. Но с годами Рашен стал задумываться, не были
ли межпланетные войны, в которые он по долгу службы оказался втянут,
результатом какой-то серьезной ошибки в самой основе земного уклада
жизни. И не гниет ли земное общество изнутри, если оно так тупо, по
принципу "нравится - не нравится" реагирует на действия Совета
Директоров. И почему вообще оно живет, как в воду опущенное, тоскливо
развлекаясь, неумно размножаясь, паразитируя на оставшихся в
наследство технических идеях? И почему за сто лет не создало ни одного
мало-мальски заметного произведения искусства?
Сейчас ему представился шанс проверить это общество на прочность.
И он был уже почти готов это сделать. Ему не хватало только одного -
понимания, куда идти потом.
За фамилией "Успенский" стояло одиннадцать поколений русских
священников, начиная аж с семнадцатого века. Если бы Рашен об этом
узнал, он бы очень удивился. Но возможно, именно в этой информации он
и нашел бы какие-нибудь ответы на свои многочисленные вопросы.
* * *
В зоне лунной орбиты корабль Рашена подвергся бездарной атаке
земного бэттлшипа. "Тушканчик" подставился сам. Он двигался к Земле
хитрым обходным маневром и теплой встречи не ждал. Поэтому дежурная
вахта, та, которую по привычке все еще называли "вахтой Фальцфейн",
излишне расслабилась. Сомнительное уплотнение пространства в мегаметре
строго по курсу обнаружили именно тогда, когда оно взяло, и от души
стрельнуло.
Землянин тоже оказался тот еще тормоз. Вместо того, чтобы,
затаившись, подпустить круизер Рашена вплотную, он саданул по нему со
всей дури с большой дистанции, слегка опалил "Тушканчику" борта, а сам
на ближайшие несколько минут остался без энергии.
То ли на бэттлшипе раньше времени испугались до полных штанов,
увидев приближающийся флагман, то ли переоценили свою огневую мощь, то
ли просто в целом сказался непрофессионализм. А может, с этого
направления Рашена ждали меньше всего, и в патруль сюда назначили
самый ненадежный корабль, так, для порядка. У него даже эскорта
файтеров не было.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что придурковатый бэттлшип
еще пару месяцев назад ходил в составе группы F. Но судя по манере
ведения боя, экипаж на нем сменили вплоть до последнего кладовщика.
Вахта Фальцфейн взяла ноги в руки и принялась изобретательно
заглаживать допущенную оплошность. Вместо того, чтобы окутаться роем
ложных целей, и вообще, прятаться, "Тушканчик" поддал газу и пошел на
агрессора в лоб.
- Атакуйте, - разрешил по интеркому проснувшийся Рашен. - Я
сейчас подключусь.
На то, чтобы присоединиться к игре, адмиралу потребовалось немало
времени. Навигатор выжал из корабля максимально разрешенные двенадцать
"же", и Рашен предпочел не отрываться от койки. Усилители-то
усилителями, но в любом случае весил сейчас адмирал побольше
ископаемого бегемота, и запросто мог одним неловким движением поломать
свой пульт, установленный в каюте. Именно на такой случай безумно
дорогой командирский спецкостюм был напичкан электроникой. А воткнуть
себе на ночь в грудь штекер бортовой сети Рашен, в отличие от
некоторых, не забыл еще ни разу. Он задержался с подключением только
из-за того, что ему тяжело было совершать точные движения пальцами.
Бэттлшип отползал на маневровых двигателях, копя энергию для
нового залпа. На "Тушканчике" уже было все давно посчитано, и когда
бомбардир противника нажал спуск, круизер сделал "горку", пропустив
залп под брюхом и вернувшись на прежний курс.
- Только не стреляйте, - посоветовал из своей каюты Фокс. - И
обманки раньше времени не сбрасывайте. Пусть они, гады, испугаются как
следует.
- Без тебя знаем, - ответили ему из рубки. - Не ты, что ли, нас
учил?
С третьего залпа бэттлшип попал. Разумеется, не в круизер, а в
одну из сброшенных в последний момент "обманок", сбивших ему прицел. А
на четвертую попытку времени у него не осталось. Круизер подошел на
дистанцию эффективного выстрела и так дал бедолаге в рыло, что
громадная махина вся содрогнулась. А "Тушканчик" проскочил мимо. Легко
подавил слабый огонь бортовых орудий врага и поймал всего-то один
несильный удар в область грузового шлюза и еще один касательный по
аварийному модулю жилой палубы. Модуль, зараза, тут же отстрелился и
улетел, как будто его делом было спасать в первую очередь не людей, а
себя.
Бэттлшип дал энергию на отражатель и двинулся вперед. Видимо, его
командир уже догадался, что сейчас будет, и решил хотя бы так
осложнить Рашену задачу.
- Бейте ему в третий, пятый и шестой, - сказал Рашен. - Так
больнее получится.
Круизер, будто заправский самолет, изобразил полупетлю и сел
противнику на хвост. Обзорный экран в рубке перешел на графический
режим. Окосевшая от выхлопа шести большущих отражателей врага оптика
закрыла стальные веки, и картинку теперь целиком моделировал
компьютер.
Впрочем, бэттлшипу пришлось не легче, потому что, заглядывая себе
под корму, он видел то же самое пламя, которое слепило преследователя.
Залпом его кормовых батарей "Тушканчику" немного прижгло нос, и не
более того.
- Есть захват третьего и шестого отражателей, - сообщили Рашену.
- Огонь, - сказал тот.
Круизер дважды издал тяжелый вздох. Потом, без команды, еще раз.
- И пятый разбили! - доложил радостно стрелок.
- Вижу. Сейчас его закрутит.
Но бэттлшип не закрутило, только чуть повело. Оставшись без трех
отражателей, он мгновенно убрал тягу и принялся стрелять. В результате
артиллерийской дуэли "Тушканчик" выбил ему две кормовых батареи из
четырех, получил еще раз легонько по носу, решил себя поберечь и
отвалил на безопасную дистанцию. Все-таки, бой одиночного крейсера с
целым линкором никакими правилами не был предусмотрен. Случись такое в
старые добрые времена на море, от "Тушканчика" осталось бы одно
воспоминание. Да и в космосе, где маневры идут в трех измерениях,
кидаться на громадину вчетверо больше себя мог только настоящий ас,
причем из категории вовсе отпетых.
- Убрать тягу, судно в режим ожидания, - приказал Рашен. - И
попробуйте наладить с этим деятелем связь в оптическом диапазоне. Хуже
не будет, и так на весь космос фейерверк устроили. Надо же знать, кого
бьем.
- Не можем сигналить - доложила рубка. - Похоже, он нам лампочку
сжег.
- Тогда глазом ему моргай!!! - взорвался Рашен. - Сами
подставились, сами и придумайте что-нибудь... Носовой позиционный
огонь в прерывистый режим поставьте.
- Нет огня носового, - упавшим голосом ответили ему.
- Пусть главным шлюзом похлопают, - дал совет Боровский.
- Идиот... - прорычал Рашен.
- Да это я шучу, патрон. Это я, так сказать, язвлю.
- Оно и видно. Слушайте, молодые люди, у нас позиционных огней
было с утра четыре. Хоть один уцелел?
- Кажется... Есть кормовой.
- Ну, и мигай. Не знаешь, как - позови лейтенанта Вернера.
- Господин адмирал, сэр! - позвал Вернер. - Я у себя в посту,
сейчас все организуем.
- Отлично. Andrey, тогда поговори с ним сам. Морзянку-то не забыл
еще? Помнишь?
- Так точно.
- Спроси, кто он, и чего ему надо вообще.
- Не так быстро, сэр. Мне тут еще паять и паять.
- Жду. Ты не спеши.
Бэттлшип на вопросы не реагировал.
- Скажи, будет дурака валять - остальные зеркала поотшибаем! -
требовал Рашен.
Бэттлшип тупо висел на месте и упорно отмалчивался.
- Ну, и хрен с ним! - вздохнул Рашен. - Надо бы поучить дурака,
да себя жалко, любимого. Дежурный навигатор! Давай полную тягу, идем к
Эссексу. А сам, как встанем на курс, немедленно ко мне!
- Есть, сэр, - хмуро сказал дежурный.
- Готовь смазку, - посоветовал ему стрелок. - Разозлил ты
старика. Он сейчас тебе по самые печенки впендюрит за утерю
бдительности.
- Да кто ж мог знать, что эта сволочь здесь торчит! - возмутился
дежурный. - Когда такое было, чтобы в этом секторе... А тебе,
юмористу, как вернусь, самому задницу надеру!
- Мне-то за что? - удивился стрелок. - А потом, ты ведь не
вернешься. Это я тебе в карцер передачи носить буду. А их у меня не
примут, хе-хе...
Дежурный задумчиво оглядел свою вахту.
- Ребята, - сказал он. - Ни у кого не завалялось пожрать
чего-нибудь вкусненького? Найдите варенья хоть пару тюбиков, а? Так,
на всякий случай...
* * *
Скаут "Хелен Рипли" опустился в плоскость эклиптики примерно в
четырехстах мегаметрах от Земли. Файн мог бы и до самой орбитальной
базы идти нехожеными тропами, но его внимание привлек одинокий
бэттлшип с горящими позиционными огнями. Кроме того, "Рипли" и так уже
снижался.
- О-па! - воскликнул Файн. - Да это же наши! Это "Пиркс"! Ну-ка,
вызывай его!
Бэттлшип не реагировал. То ли в группе F поменялись коды, то ли...
- А что-то с ним нехорошо, - заметил второй навигатор. -
Посмотрите, Эйб, по-моему, у него корма не в порядке.
- О-па... - теперь уже не воскликнул, а скорее пробормотал Файн.