– Ей нельзя вмешиваться, и Mʼsieu тоже. Мне нужна твоя помощь, Лиана.
– Уходи. – Она сделала два шага назад и поняла, что допустила ошибку, но он уже был в коридоре. – Я тебя не приглашала.
– Разве ты когда‑нибудь закрывала у меня перед носом дверь и оставляла мерзнуть на холодном пороге?
Если он хотел обратить это в шутку, должен был бы понимать, что не преуспеет. Все вокруг замерло, и Лиана осознавала, что любой другой псион на ее месте ужасно занервничал бы, окажись в его прихожей нихтврен.
– Я думала, что вы, маньяки‑кровопийцы, не можете шагнуть через порог без приглашения, – заявила она настолько ледяным тоном, насколько позволяло бешено стучащее сердце. Развернулась на босых пятках и направилась в кухню.
У нее аж пальцы зудели, так хотелось сжать рукоять меча, но под кухонным столом был спрятан плазменный пистолет, который в этом случае будет более эффективен. Лиана инстинктивно и по привычке сразу хваталась за меч. Что неудивительно, ведь она выросла в доме, где катана считалась аналогией поединка, чести и наказания. Обычно Данте так обходилась с возникавшей у нее на пути проблемой: рассекала ее надвое.
И вроде бы это правильно, считала Лиана.
– Лиана, – еще раз попытал счастья Тьенс. – Мне… так жаль. Я не хотел причинить тебе боль.
Но все‑таки причинил.
Жестоко и вместе с тем ужасно нечестно. Он просто легко и доброжелательно отверг ее из‑за того, что она была очень юна и к тому же человек. Всего лишь человек, пусть и обученный сражаться маг.
Боже, как мне хотелось быть кем‑то другим! Хоть секс‑ведьмой, все лучше.
– Закрой‑ка за собой дверь, Тьенс. И будь добр оказаться по другую сторону от нее.
– Я попросил у тебя помощи, petite. Я в отчаянии. – Он даже говорил так, словно это правда. Обычно такой мелодичный голос срывался. – Если хочешь, я готов тебя умолять.
Лиана закрыла глаза, протянула правую руку и коснулась стены, которая загудела у нее под пальцами. Защиты дома работали без сбоев, как будто через них только что не прошел нихтврен. Конечно, он знал ее работу, и, если честно, его вовсе не хотелось оставлять за дверью, ведь так?
– Тебе нужна не я. – В горле у Лианы пересохло, и слова карканьем рвались наружу. – Ты ищешь убийцу.
Прежде чем заговорить, он вздохнул – смех, да и только, ведь нихтврены не дышат! Они нарочно так делают, когда стремятся втянуть во что‑то нужного человека. Лиана покачала головой.
Зажатый в левой руке меч издавал сквозь ножны слабое гудение: высокий и тонкий звук – ответ металла на ее страдания.
Это твоя честь, Лиана. Никогда ее не роняй!
– Не утруждайся, незачем опять мне лгать, Тьенс. – Ей даже самой показалось, что слова прозвучали как‑то странно. – Просто закрой чертову дверь. Пойду приготовлю чай. – Она осторожно шагнула. Похоже, конечности отлично ей повинуются. – Когда будешь готов, приходи на кухню. Расскажешь, кого нужно убить.
– Завтра в полночь она прибудет на личном транспорте. Николай вмешиваться не может, ведь я не его вассал. – Тьенс смотрел в голубую чашку с чаем каркаде: напиток был красным, как бледная кровь, терпким и вяжущим, а потому нихтврен мог выпить его и не мучиться жестокими спазмами желудка. Но все же он не пил, а просто вдыхал аромат и смотрел на Лиану невозможно голубыми глазами.
– Ну а Джаф? Разве он не может заставить ее отвалить?
– У него… много других забот.
Вечная история. Полным‑полно таких забот, что нам, жалким смертным, даже не снились. Он занят тем, как бы не дать Данте разгрызть клеть или собственные запястья, удержать Священный Город от Десятины, совладать с требованиями Гегемонии. Дела, дела, дела…
– Помощь тебе в его график не вписывается?
– Я не просил, Лиана. У Mʼsieu нынче довольно проблем. – Он нахмурился, для пущего эффекта задействовав каждую черту лица.
– Так зачем тебе убивать эту Амелию? – Лиана постучала по столу обкусанными ногтями.
Здесь слишком холодно. Окончив учебу, она сразу же сбежала на юг и никогда не оглядывалась на прошлое.
Правильно. Никогда не оглядывалась назад. Поэтому я сейчас здесь.
Он устремил на нее взгляд отчаянно голубых глаз, в которых мелькнула тень, но она даже не удосужилась ее назвать.
– Она – мой создатель и явится, чтобы меня подчинить. Или причинить неприятности Mʼsieu. Так или иначе, с ней нужно покончить. К кому мне еще обратиться, если не к тебе?
Несправедливо. Ужасно несправедливо. Лиана сжала пальцы, к горлу подступил комок.
– Она – твой создатель, значит, ты не можешь ее атаковать. Каким же образом я смогу…
– Я могу ее отвлечь, сопротивляясь приказам. Я стар, я тоже Мастер, petite. Я буду ее отвлекать, а ты обезглавишь и освободишь меня. Легко, правда?
– Ничто никогда не бывает легким, – пробормотала Лиана.
Я говорю совсем как Данте. Впрочем, так и должно быть, ведь она меня вырастила.
– Как, черт возьми, могу я убить нихтврена? Я – смертная, Тьенс! Ты до хрипоты не уставал мне напоминать об этом.
– Просто отдели ее голову от тела. Не так и сложно. – Он задумался, словно собираясь что‑то добавить.
Лиана вздохнула и откинула голову назад, чтобы ослабить сковавшее шею напряжение. Потом сказала:
– Ты хочешь, чтобы я с риском для жизни обезглавила твоего Мастера. Зачем мне это?
– Я могу довериться только тебе. – Он не смотрел на нее широко распахнутыми влажными и невинными глазами, но то, как он опустил взгляд в кружку, было еще хуже. Лиана вот‑вот ожидала услышать всплеск. – Если бы на то была твоя воля, ты бы стерла мое сердце в порошок, и я не виню тебя за это. Но предательство… Нет! Это не в твоем характере.
На твоем месте я бы не была так в этом уверена…
– Сейчас уходи, Тьенс. Возвращайся завтра на закате, и я дам тебе ответ.
– Не сейчас?
– Однажды ты велел мне подождать. Теперь подождешь ты. – Она смотрела на свою солнечно‑желтую кружку, которая стояла на поцарапанной и щербатой столешнице. – Хочу задать тебе один вопрос. Как ты меня нашел?
– Если я должен ждать ответа, то и тебе придется. – Тьенс поднялся с табурета и молча стоял на потертом линолеуме.
Лиана жила в настоящей развалюхе и вдруг ужасно устыдилась этого. Зато дыра стоила совсем недорого, и она понадеялась, что возвращение домой, к истокам, пройдет незамеченным.
Похоже на то, что я просчиталась, да?
– Отлично. Не забудь закрыть за собой дверь.
Лиана прислушивалась к звукам в коридоре. Специально для нее он шагал нарочито громко. С закрытыми глазами она отчетливо видела его ауру – строгое, восхитительное свечение ночного хищника с привкусом зла. Эти существа словно машины, созданные для обольщения и могущества. Кровопийцы! На миг в ушах загудело: тело инстинктивно отвечало на близость враждебного, опасного существа. Так, почуяв волка, дрожит овечка.
Входная дверь отворилась и закрылась. Когда аура нихтврена рассекла одним нежным ударом защиту вокруг дома, она срезонировала – тщательно налаженная, но не настолько сильная, чтобы, подобно неоновой вывеске, громогласно заявлять: «Я здесь, приходите, поглядите!» И вот он исчез, растворился под покровом окутавшей Священный Город ночи. После того как Тьенс исполнил трюк для отвода глаз, которым славятся нихтврены, в воздухе повисло лишь слабое мерцание.
Лиана раскрыла глаза и опустила взгляд. Левой рукой она обхватила ножны с катаной, а правую так сильно сжала в кулак, что обкусанные ногти впились в ладонь. В электрическом свете вспыхнул перстень в виде трех переплетенных колец серебристого металла с темным самоцветом, из глубины которого пробивался единственный тонкий зеленый луч, который померк, когда Лиана медленно и глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы избавиться от напряжения. Как учила Данни.
Это твой лучший друг, говорила приемная мать своим удивительным благозвучным голосом. Используй дыхание, ибо оно полностью подчиняется тебе. В отличие от всего прочего – сердца, сновидений или пряных ноток в ауре, которые делают тебя магом, а не шаманом или некромантом. В отличие от случайного генетического сбоя, благодаря которому ты превращаешься в объект ненависти нормалов и постоянных стычек с полицией Гегемонии.
Лиана взяла правой рукой горячую голубую кружку и, обжигая пальцы, поднесла ее к губам, на миг прижалась к краю, там, где могли бы оказаться его губы, если бы он соизволил сделать хотя бы глоток.
Можно бросить кружку на пол. Швырнуть в окно. Только потом придется убирать.
Она соскользнула с табурета, подошла к раковине и выплеснула содержимое. Размокший чайный пакетик сгустком крови плюхнулся в мойку. Лиана разжала пальцы и выпустила кружку, тут же пожалев, что не бросила ее и не разбила.
Потом сняла трубку громоздкого старомодного видеотелефона, висящего на стене. Набрала номер, который пылающими цифрами горел у нее в памяти. Вот бы он ответил…
Послышались два гудка, щелчок и тишина. То ли он слушал молча, то ли автоответчик включился. Кто знает?
– Это я, – сказала она в черную трубку, глядя на видеоэкран, где горела надпись: «Видеосигнал отключен». – Я дома. Ты мне нужен.
И отключилась, прежде чем он – если, конечно, у видеофона был он – смог ответить.
Защитный экран небоскреба в центре города на Седьмой был настолько мощным, что почти стал видимым. Он клубился ленивым водоворотом черно‑алмазного пламени демонической магии, взаимодействующим с потоками энергии окружающей среды. У входа имелась клавиатура коммутационной панели, слот для кредиток и сканер радужной оболочки глаза, но не успела она приложить палец с кольцом к коммутатору, как защитный экран изменился, туго натянулся, весь во внимании, и расширился на несколько футов. Покалывало плечи и кожу головы. Не успела она ввести свой персональный код, как дверь скользнула в сторону.
Лиана вошла и оказалась в лифте. Приступ клаустрофобии на миг сжал горло, но она быстро подавила его. Чесалась голова.
Ни за что не стану переодеваться или мыться перед встречей с ней!
Она не меняла одежды с тех пор, как два дня назад приехала сюда на грузовом воздухолете.
Мешковина и пепел, кому‑то не нравится?
Пока скоростной лифт набирал высоту, у Лианы несколько раз заложило уши, несмотря на то что он был герметичный. Снаружи небоскреб выглядел таким изящным и тонким, что совсем забывалось, насколько внушительным было здание на самом деле и что говорила эта конструкция.
Священный Город входил в число тех немногих городов, которых не коснулась первая Десятина, когда отверзлись Врата Ада и оттуда выплеснулось безумие. В ту же ночь и в течение последующей недели умерла двадцатая часть населения Гегемонии: исчадия ада охотились в свое удовольствие или просто толкали нормалов к самоубийству, сводили с ума. Одни маги умирали, пытаясь загнать их обратно, другие гибли, пытаясь защитить войско Гегемонии или же просто оказавшись не в том месте и не в то время. С Союзом Пучкина дела обстояли того хуже: там хаос раздулся до глобальных масштабов, но вдруг иссяк по непонятным причинам. Целых семь лет все было благополучно… Пока Врата Ада не отверзлись во второй раз.
Лиане тогда было девятнадцать лет, и она помнила, как к ее матери пришли посланцы Гегемонии.
Город от Десятины не пострадал. Почему?
И Данте ответила: вам лучше знать, высокомерные вы болваны! Заходите и спросите его о том, зачем пришли.
Лифт звякнул и остановился, снова звякнул, и двери раскрылись. Ее поглотил знакомый холл – белый пол, белые стены, сдержанная гравюра Берскарди над белым эмалированным столиком в стиле неодекора. Голова чесалась, спутанные длинные черные волосы торчали в разные стороны, к тому же Лиана не сомневалась, что одежда на ней не первой свежести. Сойдет разве что походная рубаха из антибактериального микроволокна да джинсы с заплатами из кожи. Тихонько поскрипывала нескользящая подошва ботинок, им вторило слабое эхо. В конце холла открылась дверь.
Из нее лился серо‑дождливый зимний свет и отблесками ложился на деревянный пол. В огромном и похожем на пещеру зале для спарринга одна стена была зеркальной, другая – из окрашенного пуленепробиваемого стекла. Вдоль зеркальной стены тянулся балетный станок, отполированный руками танцоров и воском. Спиной к двери там стояла стройная женщина в свободном одеянии из черного шелка, с длинными волнистыми темными волосами. В глаза бросался золотистый тон кожи ее рук.
Данте Валентайн повернулась и посмотрела на свою приемную дочь. Все та же проницательная, ранящая и умная осмотрительность в темных, подернутых влагой глазах. Знакомые высокие скулы и свежие соблазнительные уста, изогнувшиеся в суровой полуулыбке. То же ловкое изящество плеч. Левая рука сжимает что‑то длинное и изогнутое. Изумруд на щеке Данте приветливо полыхнул зеленым лучом поверх татуировки – крылатым кадуцеем, скользящим под кожей. Предательски ответила татуировка Лианы – чернильный шип с вживленным в плоть бриллиантовым подножием. Перстень сжался, и в глубине самоцвета закружил зеленый водоворот. Потом он успокоился и стал безжизненно‑темным.
Они разглядывали друг друга, и Лиана почувствовала себя бесформенной и раздутой, словно капля химически активной краски в невесомости.
Ты – вылитая мать, всякий раз повторяла Данте. Она была очень хороша.
Каждый раз Лиану передергивало. Уж очень мерзко быть копией мертвой женщины с аккуратной улыбочкой и темными волосами, которую она не могла вспомнить даже по голоснимкам. Ей хотелось быть такой же прекрасной, как приемная мать, – самая известная некромантка в мире. Та, которая вырастила Лиану, чей демон играл с ней в долгие часы смутного детства.
Как всегда, у Лианы первой сдали нервы.
– Возвращение блудной дочери, – бросила она с вызовом и внутренне отшатнулась, когда плечи Данте дрогнули, будто она сжалась под ударом.
– Я не ждала тебя. Даже не знала, что ты в городе.
– Ночной вор.
Спроси, что я здесь делаю. Рассердись, черт возьми! Скажи хоть что‑нибудь!
– Ты… – Данте умолкла. Что с тобой? У тебя все хорошо? Она никогда так не спросит. – Ты надолго приехала? Я…
– Пробуду здесь совсем немного. – Теперь, когда меня разыскал Тьенс. – Просто зашла поздороваться. И повидаться с Джафом.
Опять то же едва уловимое движение, будто слова ранили ее плоть мечом.
– И только? – За этими двумя словами теснилось множество других вопросов: Ты простила меня? Если нет, то как долго будешь меня ненавидеть?
Это были вопросы без ответов.
– Не совсем. Полагаю, он в офисе? Я же знаю, он там. Координирует защиту и пытается удержать этот город на плаву. Может, еще занимается организацией лагерей беженцев.
– Да. – Данте чуть склонила изящную голову, а когда сделала один‑единственный шаг вперед, шелк зашелестел.
Брюки свободного покроя и рубашка со стоячим воротником в китайском стиле, местами укрепленная вставками, а не джинсы и походная рубаха, которые надела бы она сама, намереваясь выйти из небоскреба.
– Я беспокоилась о тебе, Лиа.
В неподвижном сером воздухе поползли новые невысказанные слова: Я должна тебя защищать. Я обещала твоей матери.
Посреди скандала Лиана, в которой бушевала юность, швырнула ей ответ: Мне нет дела до того, что ты ей обещала! Я – не она!
– Ко мне приходил Тьенс, – сказала она. И услышала, как ее голос дрогнул, и ненавидела себя за это. – Не говори Джафу, но для него я покопаюсь в грязном белье. Яблоко от яблони недалеко падает, верно?
Данте вздохнула:
– Если ты хотела поспарринговаться, пришла бы немного позже. Ты же знаешь, до полудня я не готова убивать.
У Лианы сжалось сердце.
– Прости, что разочаровала.
– Sekhmet saʼes. – На сей раз брани недоставало обычной резкости. – Что мне делать, Лиа? Чего ты хочешь? Крови?
Как будто ты можешь ради меня истечь кровью. В тот же миг, как ты порежешься, появится Джаф, и мне в довершение всего придется иметь дело с написанным на его лице разочарованием. Сохрани меня Исида!
– Я просто зашла поздороваться. Имею на это право?
– Ведь ты сама сбежала. – Некромантка неожиданно сделала поспешное движение, слишком быстрое и непохожее на дрожь. – Могу ли я предложить сходить пообедать? Тот ресторанчик с отменной лапшой на улице Жердей все еще работает. Или можем просто прогуляться. Даже…
– Даже поспарринговаться? Ты просто хочешь подольше задержать меня здесь, верно? – Чтобы послушать, как я хнычу. Я пообещала себе, что этому не бывать. – Сейчас я гораздо лучше, чем раньше.
– Я слышала об этом. – Плечи Данте расслабились. – Зачем ты на самом деле пришла, Лиа?
Хотела бы я знать.
– Просто хотела поздороваться, мама. – Умышленно выделенное слово – и Данте превратилась в изваяние из жидкого золота. Каждый дюйм ее тела напрягся и пришел в боеготовность: уступать она не намерена. Только глаза… Притаившаяся в них боль – утешение и отрава. – Я, пожалуй, пойду. Передай привет Джафу.
– Возвращайся скорее, – прошептала Данте. Ее аура, сотканная из коронных ярких вспышек магии некроманта, окруженных черным алмазным огнем демона, потемнела и стала мягче от боли. – Пожалуйста, Лиа…
– Быть может. Когда рак на горе свистнет. – И Лиана пошла прочь. Ну вот. Миссия выполнена. Теперь можно идти.
Но, как всегда, последнее слово осталось за Данте.
– Я тебя люблю. – Нежные слова были шершавыми от смертного гнева и настолько хриплыми, что артачились и просто не желали лететь по воздуху. – И всегда буду любить.
Лиана прошла через холл и села в лифт, только после этого стала рыться в карманах свободной рукой.
Что ж, все прошло неплохо. Я повидалась с ней. Теперь я вольна снова исчезнуть. Через час можно будет добраться на чем‑нибудь до Анджелес‑Тиюан и быть там к вечеру.
Но горячие слезы, ручьями текущие по щекам, говорили совсем о другом.
Пришлось снять дешевую комнату в гостинице на окраине Танка. Когда Лиана, дочиста отмывшись и наконец‑то перестав чесаться, мокрая, вышла из душа, даже не очень удивилась, обнаружив его в своем номере. Он сидел на кровати, положив руки на колени. Опустилась ночь и давила на занавешенное окно рябью выстрелов и криков из‑за угла. Несмотря на то что удалось изобрести лекарство от самого страшного наркотика этого столетия, люди все равно пристрастились к «Хлормену‑13» и стреляли друг в друга и в невинных прохожих, попавших под горячую руку. Пагубное влияние старого города, подпитываемое наркоманией, проникало во внешний мир, хотя уже не так быстро, как двадцать лет назад.
В тусклом желтом свете прикроватного светильника глаза Тьенса ярко горели.
– Прелестно!
Да пошел ты! Лиана бросила полотенце на кучу грязной одежды, взяла чистую рубашку и натянула на себя. Комната почти не отапливалась, и она дрожала от холода. Подергивались длинные тонкие шрамы на ягодицах и на боку; Тьенс порывисто вздохнул. Ну надо же. Я его удивила.
– Что это?
Лиана вздохнула, застегнула рубашку, натянула трусики и джинсы. Кожаные заплатки потемнели от химчистки. Она плюхнулась на расшатанный стул и натянула носки, зашнуровала ботинки и завязала двойным узлом.
– Совсем как демон.
Который очень рисковал.
Больше, чем ты можешь себе представить.
Стена между адом и миром так истончилась, что обученному демоном магу ничего не стоило ее разрушить. Но проблема в том, что она едва ли сможет контролировать то, что выберется оттуда. Для истончения стены она использовала имя демона, которого побаивался новый Князь Тьмы… или желал покарать.
– Mʼsieu… – начал Тьенс.
– Не смей даже заикаться Джафу. Если хочешь, чтобы я тебе помогла, не смей сплетничать обо мне. У него достаточно забот, и вообще это не его дело. Ясно?
– Я не могу… – Горло нихтврена дернулось, когда он судорожно сглотнул, и в груди Лианы зажегся злобный лучик удовлетворения.
– Если ты смог сохранить в секрете то, что чуть было не случилось между нами, то и о кусочке содранной кожи помолчишь. – Она причесала черные волосы пальцами и быстрыми движениями начала заплетать косу. – А теперь займемся делом. Каков из себя твой нихтврен? Не хотелось бы по ошибке убить кого‑то другого.
– Это особь женского пола. Брюнетка. Очень молода. – Когда Лиана завязала косу, он нервно дернулся. – Я буду ее встречать, и ее рабы…
– Сколько их?
Проклятие, раньше ты даже не упоминал о рабах!
– Не знаю. Мне известно только, что она приезжает, а потом… Да поможет мне бог!
Час от часу не легче!
– Ничего больше не хочешь мне сказать, Тьенс?
Будь сейчас на моем месте мать, она задала бы тебе жару. Но я – это я, причем я даже не знаю, зачем делаю это.
Сердце в груди превратилось в раскаленный шар. Ложь! Я знаю зачем. Потому что, когда я покончу с этим, мы будем квиты и я смогу уехать.
Он медленно встал, и Лиана потупилась. Левая рука метнулась к катане, которая стояла прислоненная к столику с тонкими ножками, – его и мебелью‑то можно было назвать с большой натяжкой. Подтянула меч поближе.
В сгустившемся воздухе повисло напряжение. Тьенс остановился всего в двух футах от нее.
Это твоя честь, Лиа. Никогда ее не роняй! Голос Данте звучал у нее в ушах с тех самых пор, когда десятилетняя Лиана впервые взяла в руки меч. Тогда она поняла, что она – всего лишь человек.
– Я мог бы сказать, что сожалею и что мне очень хотелось бы, чтобы я тогда поступил иначе. Но ты все равно не поверишь. И мне нужна твоя помощь. – Тихо зашуршала ткань, и Тьенс склонился вперед, обдав теплом ее щеку. Должно быть, он поел, кровь или секс запускают метаболизм и питают сверхъестественные мускулы. – Я совершаю грех уже тем, что прошу об этом. Скажи, если бы я снова попросил, если бы умолял и говорил, что ты была права, ты обнажила бы для меня свое горло?
Губы Тьенса почти касались ее щеки, дыхание казалось теплой влагой, приправленной ароматом ночи и, как ни странно, мяты. Наверное, он почистил клыки. От этой мысли у нее вырвался истерический смешок, тело окоченело при воспоминании о нежных поцелуях и страстном шепоте, прикосновении его пальцев к юной и смертной плоти. Она поперхнулась воздухом и судорожно выдохнула, правая рука непроизвольно потянулась к рукояти катаны.
Тьенс поспешил удалиться, на миг пропал из виду и снова возник на противоположном конце комнаты. Мерцали два дюйма стали, горели голубым огнем тонкие, как паутина, руны, отблески плясали по дешевым обоям, и комната стала напоминать подводный мир.
– И тут она взялась за кинжал, чтобы прогнать возлюбленного. – Тьенс издал странный звук, вероятно символизирующий смех. От его голоса стены вдруг застонали. Этот звук Лиана помнила с детства – так физический мир отвечал на гнев сверхъестественного существа.
– Ты мне не возлюбленный, Тьенс. Что очень ясно дал мне понять… – меч со щелчком вернулся в ножны; Лиана даже вспотела от происходящего, – пять лет назад.
Пять лет, два месяца и четырнадцать дней. Часы тоже сосчитать? Но я уже не та. Жизнь на юге стоит дешевле бутыли соймалт‑40 и такое делает с человеком…
– Значит ли это, что ты отказываешься помочь мне расправиться с врагом? – Он сунул руки в карманы, словно малолетний преступник на голоидном шоу.
Сохрани меня Исида! Лиана пожала плечами:
– Я здесь и уже приобрела оружие. Грешно им не воспользоваться.
Частные транспортные пирсы расходились лучами и обслуживали запад Священного Города. Этот был похож на протянувшийся в бесконечность длинный лоснящийся черный железный язык. Лиана притаилась с краю, в тени, и очень жалела, что придется обойтись без плазменного оружия. Если бы у нее был шанс перегнать взрывную волну, когда плазменное поле войдет во взаимодействие с реактивным покрытием днища воздухолета, она могла бы просто взорвать эту сучку Амелию и бежать до тех пор, пока Священный Город за ее спиной не превратится в грязное пятно на горизонте.
Если бы желания были лапшой, никто не страдал бы от голода.
Тьенс стоял в конце пирса, и оранжевый свет городских огней высвечивал его бледные волосы и вечно мятый костюм. Левой рукой Лиана коснулась приклада плазменного ружья, потом снова сжала девятимиллиметровый смит‑вессон. Экспансивные бронебойные боеприпасы. Хорошо бы побыстрее пустить нихтврену кровь. Если, конечно, удастся в нее попасть. Она не была таким снайпером, как Данте, не обладала ее изяществом и немыслимой скоростью берсерка. Видеть приемную мать в бою было все равно что смотреть на пожирающий пары бензина огонь. Рефлексам человека до такого далеко, а нихтврены опасны.
Сколько при ней будет рабов? В животе у Лианы вскипела мерзкая кислота. Что‑то мне это очень не нравится. Тогда зачем я в это ввязалась? Потому что должна (самая древняя мотивация в мире!). Что я пытаюсь доказать? Только то, что могу это сделать.
Из скользящих над головой в зоне ожидания летательных аппаратов отделился блестящий серебристый воздухолет и изящно пошел на посадку. Гудели гироскопы, невязким реактивным покрытием нарастало днище. От воя антиграва у Лианы застучали зубы, звук пробрался в череп, где и осел.
Интересно, получил ли он сообщение? Вообще, в городе ли он? Появится ли здесь? Он говорил, что всегда сможет меня найти.
Сердце явно вознамерилось усугубить и без того нелегкое положение и теперь билось в горле и наполнило рот привкусом кислой меди. Кажется, пришло время это проверить.
Защита воздухолета была одновременно боевой и магической. Он снижался над пирсом, задрав нос, и Тьенс, ссутулившись, сделал шаг назад. Лиана не стала сканировать воздухолет – находящиеся в нем пассажиры наверняка смогут почувствовать прикованное к ним внимание, а это не к добру.
Когда прекратилась работа систем, антиграв взвыл и начал стихать, затем раскрылся люк главного пассажирского отсека. Лиана снова коснулась пальцами приклада плазменного ружья. Если она подорвет… Тьенс тоже там!
Какое мне до него дело?
Спокойно и медленно она достала винтовку. Бликов от ствола никто не увидит – слишком глубоко во тьме тонет этот помост. Четыре пути к отступлению, один из них – прямо вниз и на другой тонкий навесной решетчатый настил.
Нехорошо!
Она наблюдала за Тьенсом. Когда внизу затененного люка вспыхнули два маленьких огонька, его плечи поникли под гнетом невидимой силы. Что за чертовщина?
Разве это нихтврен? А если так, то это шутка, причем из числа скверных. Так бессмертные существа насмехаются над людьми просто потому, что могут себе это позволить, совершенно не думая об ужасных последствиях.
Маленькая девочка была одета в детское платьице в голубую полоску и блестящие красные лакированные туфельки. Волосы падали на плечи аккуратными локонами, случайные отблески света плясали на жестоком маленьком личике и мерцали, подобно отсветам на блюдце с молоком. Носик у нее был небольшой и острый, щечки – пухлые, глаза – черные как уголь и подернуты вековой пылью. Аура девочки один раз крутанулась против часовой стрелки и съела густое темное пятно, которым в ландшафте энергий был Тьенс, полностью его поглотила.
Черт бы тебя побрал, Тьенс! Ты не удосужился мне сказать, что ей всего девять лет!
Во рту стало сухо, как в пустом стакане. Когда белокурый нихтврен опустился на колени, Лиана вздохнула. Даже такое старое и могущественное существо, как Тьенс, не могло противиться силе, заключенной в тело маленькой девочки.
Упаси меня Исида! Должно быть, она очень древняя. Как минимум Мастер и, наверное, сильна, как Главный. Хотя этого Главного ей довелось повидать лишь однажды. Тоже очень страшный тип.
Рука напряглась, курок сбавил ход, затвор щелкнул. До Лианы донеслись голоса: разговор шел на каком‑то архаичном языке, может старофранцузском – сладкозвучном и акцентированном. Тьенс задыхался и резко выговаривал незнакомые Лиане слова, малышка‑нихтврен говорила приятным звонким голоском, в котором кружил засасывающий водоворот сладостного тлена.
Маленькая девочка пошла вперед. В свете посадочных огней красные лакированные туфельки сверкали, как шлифованные рубины. Тьенс съежился, и ночь пронзил мученический вопль. Словно что‑то докрасна раскаленное пронзило ему живот. Он согнулся в три погибели, защищая терзаемую плоть.
Пусть страдает! Богу ведомо, что по его милости я вдоволь намучилась.
И все же она ввязалась в это.
Это твоя честь, Лиа. Не роняй ее!
Но дело в том, что земля продолжала двигаться. Лиана нажала на спусковой крючок.
Пуля попала в цель и снесла малышке полчерепа. Она повалилась назад, а Лиана уже бросилась вперед – схватилась за защитное ограждение рукой и перемахнула через него. Миг парила в невесомости, потом ботинки глухо застучали по пирсу.
Вперед, вперед, вперед!
Мир взорвался и опрокинулся. Заскрежетал металл, разрываемый под ударами Силы, терзающей его острыми как бритва зубастыми всплесками. Когда на нее обрушилось что‑то непонятное и по левому боку полоснула мучительная волна боли, Лиана полетела кубарем, а пирс начал оседать, словно плавящийся сахар, и она тяжело и неудачно приземлилась; ружье вылетело из рук.