Когда он проезжал мимо лагеря ирландцев, он столкнулся с Анкс и ее братом, только вернувшимися из замка. Немного дальше какой‑то прохожий чуть не попал под копыта его лошади. Это был не кто иной, как Маркабрю, неуклюжий в своем костюме. «Проповедник с Востока» отскочил в сторону и уронил в грязь свою трубку. Козимо извинился и спросил:
– Мне сказали, что где‑то тут, недалеко, есть постоялый двор. Вы не знаете к нему дорогу?
– Когда‑то давно был приют на одной из улочек, отходящих от площади с фонтаном, – сказал Маркабрю. Он говорил с сильным местным акцентом. – Но уже сто лет там нет никакой вывески.
И он удалился, торопясь, очевидно, высушить свой запачканный грязью костюм. Козимо решил разузнать все на месте. Еще не отъехав, Козимо услышал, как Маркабрю хохотал вместе с другими местными жителями, спрятавшимися под навесом. Козимо не обманула внешность Маркабрю – он понял, что имеет дело с актером. И он не ошибся. Оставив свои выспренние речи и сняв грим, Роже Маркабрю снова стал обыкновенным жителем Шампани, уроженцем Труа до мозга костей. Ни разу в жизни он не бывал дальше истоков Сены. Но его умение без умолку сыпать фразами направо и налево было оценено властями, и он «проповедовал», описывая по приказу руководства епархии прелести жизни в Святой земле.
Козимо поехал дальше по дороге, пересек небольшое поле, затем добрался до деревни, улочки которой были оживлены, несмотря на грязь и потоки воды. Между вьючными животными, торговцами, длинными повозками, приготовленными для стариков, контрабандистами, цирюльниками, конюхами Козимо заметил, к своему большому удивлению, стражников, охранявших повозки, запряженные четверками быков. В повозках были вещи, не имеющие никакого отношения к паломничеству: опоры катапульт и столбы разборных башен, а также крюки, тараны, канаты, лестницы. Все эти предметы перевозились в замок, вход в который паломникам был запрещен.
|
|
Козимо решил не ехать в том направлении, но, заинтригованный, наблюдал за молодым писарем, спорившим со слугой, который не хотел поднимать решетку ворот замка, опущенную на три четверти. У писаря было вытянутое лицо, светлые пряди волос венчиком обрамляли его тонзуру. Под одеждой он прятал какой‑то предмет. Козимо не стал ждать, чем закончится спор, и отправился дальше. В месте, указанном Маркабрю, он увидел постоялый двор с обновленным фасадом и свежевыкрашенными оконными и дверными проемами. Здание совсем не было похоже на захудалый приют, который описал Маркабрю. Юноша привязал лошадь и вошел внутрь.
Общий зал был просторным, светлым, с приятной обстановкой. Тишина, царившая здесь, резко контрастировала с шумом на улице. За столом Козимо увидел человек десять паломников. Он приблизился к очагу, где что‑то кипело в закрытом крышкой котле и дымилась курильница. Над очагом выстроились полки, заставленные вазами с пеплом, на каждой из которых значилось какое‑то название. Козимо прочитал на первых сосудах: Юр, Мю, Шумер, Коринф, Сагонт, Карфаген, Троя, еще десяток других – все это были названия древних царств и городов, разрушенных войнами или исчезнувших с лица земли.
«Вряд ли это говорит о хорошем вкусе хозяина», – подумал он.
В ту же минуту открылась дверь. Вошел хозяин. На этом дородном человеке был передник. Глаза его радостно засветились при виде нового клиента.
|
|
– Добрый день. Меня зовут мэтр Роман. Добро пожаловать к нам.
Козимо представился, назвав только свое имя. Хозяин поставил на отполированный деревянный стол кувшин с гоголем‑моголем и блюдо с овощным рагу, которое не сравнить было с похлебками, подаваемыми в придорожных трактирах. Юноша обрадовался, что случай привел его в такое хорошее место. Он спокойно пообедал, не потревоженный ни вопросами, ни комментариями скромного хозяина.
«Все только начинается, – размышлял Козимо. – Я успел приехать до отправки караванов паломников, но я ничего и никого не знаю. Если бы не драма, случившаяся на Драгуане, Измаль Ги был бы здесь, в Труа, готовый отправиться в дорогу. Я должен пойти по первому же обнаруженному следу. И быть начеку».
Пообедав, он поднялся на второй этаж, в указанную ему комнату, которую вместе с ним занимали двое мужчин. Мэтр Роман дал ему понять, что он может оставить там свои вещи без всякого риска.
– А мой конь?
– Я уже распорядился, чтобы его отвели в сухое место, он на конюшне. У вашего скакуна ни в чем не будет недостатка.
Молодой человек поблагодарил хозяина.
Круглое окно выходило на задний двор, там народу было намного больше, чем перед входом на постоялый двор.
– Не бойтесь, – успокоил его мэтр Роман, – ночью здесь спокойно.
Козимо наблюдал за тем, что происходило на улице. Под дождем суетились, задевая друг друга, многочисленные паломники и жители Шампани, но при этом все были любезными, благословляя друг друга даже в тех случаях, когда обычно в ответ слышится брань. В этой общей массе один человек привлек внимание Козимо. Он узнал его по одежде и светлым волосам. Это был молодой писарь, переговаривавшийся несколько часов тому назад со слугой у входа в замок. Он шел вдоль стены, бережно прижимая к груди сверток. Хотя в суматохе никто не обращал на него внимания, он держался настороженно.
|
|
– Благодарю, мэтр Роман, – сказал Козимо. – Я вернусь до наступления темноты.
Он быстро спустился, вышел на улицу и оказался в том месте, где только что прошел писарь. Взобравшись на водопойный желоб, Козимо заметил вдалеке удалявшегося юношу и осторожно, чтобы не обнаружить своего присутствия, последовал за ним.
«Нужно же с чего‑то начать», – мысленно сказал он себе.
Писарь свернул в переулок. Казалось, он ни от кого не прятался. Единственной его заботой был сверток. Можно было подумать, что от его сохранности зависит жизнь этого человека. Все время идя за ним, Козимо оказался у небольшого низкого дома недалеко от леса, окружавшего деревню. Писарь зашел внутрь, не постучав. Козимо решил обойти дом вокруг. Завернув за угол, он обнаружил еще одну дверь. Поблизости никого не было, и он вошел в открытую дверь как ни в чем не бывало.
Комната была пустой. На балках под потолком были подвешены выделанные шкуры, спускавшиеся до самого пола. На столах Козимо увидел пузырьки с пигментами для окрашивания чернил. На крутящихся подставках были расставлены шаблоны для раскраски.
Скриптории?
Он не ожидал найти подобное место в глухой деревне в Шампани. Как правило, скриптории были только в монастырях, к тому же богатых, С какой целью устроили скриптории вне монастыря? Козимо направился к центру комнаты. Он услышал голоса двух человек, Козимо спрятался между двумя сшитыми полотнищами пергамента каждый высотой в пять футов. На один из них по всей поверхности были нанесены рисунки чернилами. Козимо узнал карту звездного неба, но не находил ни одной планеты или созвездия, о которых ему рассказывали в университете Кори Оккло. Насколько он понял, если такое небо где‑то и существовало, то людям оно было неизвестно.
Козимо замер у двери и прислушался к разговору писаря, за которым он пришел в это место, и незнакомца.
– Эрих, – говорил незнакомец слегка раздраженным тоном, – во‑первых, у меня больше нет времени заканчивать карту Хинкмара. Даже если бы я не спал по ночам. Кроме того, я вам уже объяснял, что не хочу больше работать над этой ересью. Я истинный христианин, этим не заслужишь спасения души.
Козимо уже слышал имя Хинкмара.
– Вы правы, Гарггаль, – сухо сказал в ответ писарь. – Но посмотрите сами – эта рукопись очень пострадала, когда повозка сломалась. Мэтр Флодоар непреклонен: этот манускрипт должен быть в безупречном состоянии до отъезда. Мы щедро вам заплатим, вы это знаете.
– То, о чем вы меня просите…
– Вам недостаточно того, что вам разрешили снять сутану и жениться? Что сказала бы ваша молодая супруга, если бы мы пересмотрели наше решение и отправили бы вас в какой‑нибудь монастырь в другой стране? Ну же, это наш последний заказ! Отъезд не за горами. А вы вернетесь к вашей женушке и больше никогда о нас не услышите.
– Я ничего не обещаю. Времени очень мало. Эта книга… Здесь, самое малое, двадцать страниц, которые необходимо отреставрировать. За страницы, переведенные на латынь, я не беспокоюсь, но этот арабский шрифт, эти дьявольские буквы! Я теряю зрение, переписывая эти закорючки!
– Ну, довольно разговоров. Принимайтесь за работу.
– На когда намечено отбытие?
– Через неделю – самое позднее.
– Вы мне давно уже это говорите.
– На этот раз действительно так и будет.
Козимо услышал звук удаляющихся шагов. Он вышел из дома и снова пошел за писарем. Эрих свернул к замку.
Козимо долго наблюдал за царившей во дворе замка бурной деятельностью. Дождь уже прекратился, гроза отдалилась. Несколько аристократов со своими спутницами вышли из ворот. Дамы раздавали беднякам милостыню, что создавало неописуемую суматоху.
Козимо подошел к пожилому мужчине, как и он, рассматривавшему замок.
– Скажи мне, кто здесь живет?
– Ха! Знатные люди, богатые и могущественные. Но важнее всего то, что здесь трудятся девять бравых рыцарей, которые поведут нас к Гробу Господню.
Козимо ничего не ответил.
«Рыцари… Как узнать, кто они и что их связывает с Измалем, Хьюго де Пайеном и тем, что называется «Столп»? Кто‑то хотел помешать Измалю отправиться в это путешествие. Почему? На Западе организуется много караванов паломников, почему он примкнул именно к этому?!
Козимо не спеша вернулся в деревню.
«Кажется, этот Гаргсаль много знает, – размышлял он. – Он может оказаться мне полезным, если найти к нему подход».
Он вернулся на постоялый двор мэтра Романа.
* * *
Четыре следующих дня Козимо потратил на то, чтобы завоевать доверие бывшего монаха. Гаргсаль вначале с подозрением отнесся к неизвестно откуда прибывшему незнакомцу, который предлагал свои услуги переписчика. Но, уступив настойчивости Козимо и убедившись в его талантах в каллиграфии, Гаргсаль решил, что только выиграет от дополнительной пары рук.
– Где ты научился так писать? – спросил он.
– Я некоторое время был послушником в Оккло. Моему наставнику нужен был помощник.
– Как ты узнал, что у меня есть мастерская? Никто здесь об этом не знает…
Козимо улыбнулся.
– Вы используете квасцы для выделывания кожи. Вас выдал запах.
Гаргсаль понимающе кивнул. Они договорились.
Молодому человеку было поручено переписывание официальных бумаг, которыми хозяин мастерской сам не мог заняться из‑за срочного заказа Эриха. Козимо пока ни разу не удалось близко подойти к подставке переписчика, чтобы посмотреть на оригиналы. Зато благодаря тому, что они работали в одном зале, ему не составило труда установить контакт с монахом и обсуждать все, что было связано с организацией паломничества. От Гаргсаля он многое риал, так как тот был простоват. Проявляя строгость во всем, что касалось работы, он был, тем не менее, очень доверчив в остальном.
Как‑то вечером один из паломников, пряча лицо, пришел в мастерскую забрать свой заказ – книгу с иллюстрациями. Козимо знал, что в этой книге были миниатюры – репродукции римских эротических фресок. Мужчина заплатил за свою непристойную книжку и исчез.
Однако на следующий день он снова пришел, чтобы потребовать отретушировать сцену банкета. На этот раз Козимо удалось рассмотреть его лицо. Круглое, с обвислыми щеками и бегающими глазками. Гаргсаль вежливо ответил ему, что не располагает временем, чтобы заниматься этим произведением. Мужчина ушел, не настаивая.
– И вот такие отправляются в Иерусалим! – ворчал бывший монах. – Вот вам и добропорядочный верующий…
Позднее Козимо узнал имя заказчика книги: Оберон де Сентив. От Гаргсаля он также узнал, как записываются для получения места в караване, а также что паломники должны направиться к портам Венеции, Пизы или Генуи.
– В Святую землю больше не ходят пешком, – сказал Гаргсаль. – Добираясь по морю, можно выиграть время. Но это, конечно, опасно.
Козимо принял это к сведению.
В свободное время он бродил по окрестностям, надеясь узнать что‑то новое. Вечером он не выходил из своей комнаты, обдумывая последующие шаги.
Ночью он внезапно проснулся от того, что кто‑то толкал его в плечо. Несколько минут спустя он уже был в общем зале трактира. Зал освещался свечой, на урны с пеплом падали тени. Кроме Козимо, внизу находились двое вновь прибывших.
Одного из них звали Круатандьё. Среднего роста, с уже начинающей лысеть головой, несмотря на свои двадцать лет, с хитрыми искрящимися глазами. На нем была рубаха из зеленого холста, что делало его похожим на ребенка.
Другого гостя звали Ролан. Высокого роста, светловолосый, с глубоко посаженными глазами и мускулистым телом, он выглядел серьезнее, чем его компаньон, хотя они и были ровесниками.
Эти юноши были лучшими друзьями Козимо, он познакомился с ними на первом курсе университета Кори Оккло. Их объединяло нерыцарское происхождение. Вместе с четвертым аколитом, Жазоном, они были единственными в академии, не обладавшими богатством, не знакомыми со светскими манерами и не знавшими, кто такой оруженосец. Этого было достаточно, чтобы вызывать насмешки со стороны большинства учеников, что, впрочем, лишь укрепило их дружбу.
– Как я счастлив вас видеть! – воскликнул Козимо. – Я не был уверен, получили ли вы мое сообщение.
– Мы приехали в Труа все вместе, – сказал Круатандьё.
– Мы разыскали самый большой постоялый двор в городе, там мы и нашли твое послание. И вот мы перед тобой.
– А где Жазон? – спросил Козимо. – Он получил мои указания, не знаете?
– Получил, – ответил Круатандьё. – Он прибыл на Эерл под твоим именем и занял твое место. Все принимают его за Козимо Ги, так что все идет как по маслу.
Козимо был доволен.
– Не спрашивайте меня, для чего нужен этот спектакль на Эерле, – сказал он, – я сам еще этого не знаю. Просто я предпочитаю, чтобы некоторые считали, что я нахожусь далеко отсюда, в месте, где я якобы занимаюсь делами, никак не связанными с паломничеством в Иерусалим.
Козимо рассказал о своем возвращении в Гильдию Табора и об обстоятельствах смерти своего дяди. Он не упустил ни малейшей детали и подчеркнул, что Измаль готовился сопровождать паломников в Святую землю и что разгадка его гибели, безусловно, кроется в этом неожиданном решении.
– Это не обыкновенное паломничество, – пояснил Козимо. – От бывшего монаха, у которого я работаю писарем, я узнал, что с того момента, как объявили, что паломники будут находиться под охраной рыцарей, давших клятву их сопровождать, от желающих отбоя нет.
Он вынул письма де Пайена, которые нашел в кабинете своего дяди.
– Нет ни малейшего сомнения в том, что предатель, о котором здесь идет речь, должен, так или иначе, быть причастным к исчезновению Измаля. Хьюго пишет, что нельзя никому доверять. Я с ним согласен. Не сделал исключения даже для старика Рюиздаэля. Я замел следы, которые могут привести ко мне. Я оставил у себя эти бумаги, чтобы иметь преимущество перед другими, расследующими это дело. Кто бы это ни был. А сейчас нельзя терять время, нужно действовать. Хьюго де Пайен думает, что предателя нужно искать среди рыцарей, которые будут сопровождать и охранять паломников. По крайней мере, это кто‑то из их близкого окружения. Я должен все узнать о каждом и о том, что связывало их с Измалем.
– Зачем? – спросил Ролан. – Зачем тебе заниматься этим темным делом, о котором ты практически ничего не знаешь?
– Мой дядя всегда ценил свое искусство и свою Гильдию превыше всего, – ответил Козимо. – Он любил работу, которой занимался много лет. Почему он решил все бросить и отправиться в Святую землю? Если существует в этом мире причина, по которой он вынужден был оставить Табор, и если из‑за этого его убили, я хочу знать, что это за причина. Что такое «Столп», что это за возвращение «двадцать лет спустя»? Я должен все знать. Неважно, кто именно убил его на Драгуане, главное – узнать зачем. Ответ где‑то здесь, рядом, и связан с рыцарями и их Милицией. Вот только мне нужна поддержка. Паломники будут очень строго охраняться. Всех паломников распределят по четырем караванам, и каждый караван будет находиться под охраной двух рыцарей. За паломниками будут постоянно наблюдать, и каждый должен оставаться на закрепленном за ним месте. Во время путешествия мне придется переходить из каравана в караван. Если вы согласны мне помочь, вам нужно будет проникнуть в тот или иной караван раньше меня, чтобы подготовить все к моему появлению, разобраться, кто кем командует, какие привычки, характеры у тех, чьи секреты я дояжен буду раскрыть.
– Это рискованно, – сказал Круатандьё. – Почему бы тебе не встретиться с Хьюго де Пайеном? Ты племянник Измаля, он тебя, конечно же, выслушает. Кроме того, кажется, де Пайен достаточно много знает об этом предателе, которого он и твой дядя…
– Я уже думал об этом, – прервал его Козимо. – Но прежде чем встретиться с де Пайеном, я должен знать больше о том, что называют Столпом. Если я не ошибаюсь, все крутится вокруг этого. И потом, кто знает, может, стоит подозревать самого де Пайена?
– Как же нам поступить? – спросил Ролан.
– В караван можно получить доступ, пожертвовав какую‑то сумму. С Табора я привез деньги, доставшиеся мне в наследство от Измаля. Я могу все устроить – и для вас тоже. Но нужно записаться под разными именами, чтобы перемещаться с одного места в другое, не вызывая подозрений. И потом, много еще неясного. Повторяю, это паломничество не такое, как все другие. Обеспечивать безопасность паломников – это что‑то совершенно новое, никто на самом деле не знает, как это будет осуществляться.
– Придется импровизировать, – сказал Круатандьё. – Лично я не вижу другого выхода.
Козимо улыбнулся. Он расспросил друзей о том, чем они занимались с тех пор, как покинули Оккло.
– О! – воскликнул Круатандьё. – Что касается меня, то твое послание пришло как раз вовремя!
Он рассказал, что когда вернулся после учебы в университете в свою деревню в Нормандии, отец решил его женить, и это казалось крайне необходимым всем, кроме него самого.
– Подумать только, я вернулся в надежде снова увидеть мою прекрасную Изе, – сказал он, – а нашел вдову, которой исполнилось двадцать лет в тот день, когда я появился на свет. Все это казалось абсурдом.
– Что же случилось с твоей Изе, о которой ты нам столько рассказывал? – спросил Козимо.
– Она стала походить на старую сову: муж, наполовину идиот, и двое детей – определенно, дебилы. Вот что вышло. В тот же вечер, когда я получил послание, я уехал.
– Что ты сказал своему отцу и вдове?
Круатандьё скорчил недовольную гримасу.
– Ничего. Свадьба намечалась на сегодняшнее утро. Если вспомнить, который час, я думаю, они уже оставили надежду меня увидеть…
Друзья рассмеялись.
– А ты, Ролан?
– После Кори Оккло я вернулся к моему дяде, приору, в Вердан, – начал он рассказывать более серьезным тоном. – Я отправился бродить по окрестностям Морт‑Кёр. Там живет отшельник Фредерик, который когда‑то отказа лея посвятить меня в тайные знания. Я провел в ожидании много дней без еды и сна, прежде чем он соизволил подойти ко мне и заговорить.
– И что он тебе сказал? – спросил Круатандьё.
– Чтобы я вернулся домой. Мое время еще не пришло.
– Тем не менее именно он вдохновил тебя когда‑то брать уроки рыцарства?
– Верно.
– И он ничего другого тебе не сказал?
Ролан отрицательно покачал головой.
– Когда я вернулся в Вердан, дядя передал мне твое послание. Я понял, что дело срочное и важное. Поэтому тут же отправился в дорогу. Кроме того, мы же все четверо, вместе с Жазоном, поклялись всегда спешить друг другу на помощь по первому же зову. Я только выполняю клятву.
– И вот мы здесь, – добавил Круатандьё. – Мы готовы.
– Значит, вы со мной? – спросил Козимо.
– Даже если Сатана нашлет на тебя огонь и серу, ты не откажешься от своей затеи, – сказал Ролан. – Поэтому лучше нам быть рядом с тобой и помогать всем, чем сможем. И потом» кто не мечтал в один прекрасный день ступить на Святую землю?
– В любом случае, путешествие будет заманчивым, – подытожил Круатандьё.
Глава VIII
Христова милиция
Когда вам говорят о тайном обществе, это как если бы вам говорили о чем‑то парадоксальном. Несомненно, механизм его тайных заговоров может действовать исподволь, подрывать устои государств, вызывать разруху; но никогда их существование и деятельность не будут признаны обществом.
Лакордер. Мысли
Хьюго де Пайен въехал во двор замка, расположенного в окрестностях Труа, чуть не раздавив охранников, которые не заметили его появления. Рыцарь рывком снял дорожный шлем, скрывавший его лицо. Он был бледен, его волосы и борода были подернуты сединой, глаза блестели.
К нему подбежал какой‑то человек. Это был Флодоар, библиотекарь. Облаченный в неизменное длинное коричневое одеяние, с выстриженной на макушке тонзурой.
– Добрый день, господин, – сказал он. – Граф ждет вас.
Они вошли в замок, который Хьюг де Шампань выбрал как самое подходящее из своих владений для приема паломников высокого ранга. Под комнатами со сводчатыми потолками, занятыми вельможами и их дорожными сундуками, находился оружейный зал, где тренировался Хьюг. Туда и зашли Хьюго де Пайен и Флодоар. Зал был огромным. Его окна выходили на внутренний двор, поросший травой.
Хьюг де Шампань поддразнивал великолепного кречета, сидевшего на его правой руке. Птица была неподвижной, ее голова была спрятана под кожаным колпаком, увенчанным панашем. Де Пайен подошел к своему господину.
– А, вот и ты, Хьюго! – воскликнул сеньор.
Хьюгу был сорок один год. В молодости, во время Крестового похода, граф не отступал перед опасностями; он был первым христианином, вошедшим в еще занятый мусульманами Иерусалим. Сегодня это был уже сеньор могучего телосложения, со лбом, изборожденным морщинами; на его лице бурная жизнь оставила свой след.
– Я только что из Клерво, – сказал Хьюго де Пайен.
– Я знаю… Тебе там не повезло, конечно же. Бернар отказывается поддержать нас?
– Я ничего не добился.
– Неважно. Мы не бездействовали, пока тебя не было. Измаля заменил в Милиции Андре де Монбар. Этот человек, преданный и скрупулезный, как ты знаешь, имеет еще одно достоинство: по материнской линии он состоит в родстве с великим Бернаром. Не очень честный метод, но время торопит. Этих родственных связей достаточно, чтобы все поверили, что Бернар втайне является нашим горячим сторонником. А значит, пойдут и пожертвования.
Хьюго де Пайен дал понять, что обрадовался этой новости, хотя не был согласен с тем, что в орден приняли нового рыцаря, не дождавшись его возвращения и не спросив его мнения. Для Хьюго это был неприятный нюанс, но он не хотел противоречить своему старому другу.
– Что ты скажешь о моем новом приобретении? – спросил Хьюг, показывая птицу. – Этого кречета мне доставили из Норвегии.
Пайен кивнул головой. Он не любил охоту.
– Вот подарок, который понравится королю Иерусалима» – сказал граф. – С такой птицей Бодуэну не будет равных в охоте во всем его королевстве. Как ты думаешь, он будет на вершине счастья?
Не дожидаясь ответа, Хьюг подал знак сокольничему, ожидавшему на другом конце зала. Тот подошел и забрал птицу.
– Как жаль, что я не смогу отправиться вместе со всеми. Как бы мне хотелось увидеть, что сможет сделать Бодуэн с этим монстром!
Сокольничий вышел, унося с собой птицу.
– Что поделаешь… Не всем повезло иметь такую супругу, как у тебя! – сказал граф де Пайену.
За честь стать рыцарями Милиции де Пайен и его друзья должны были отказаться от дворянских титулов, семейного наследства, а также от уз крови и сердца, удерживавших их на Западе. Де Пайен пожертвовал свои земли и уступил весь доход неимущим и Милиции. Он уговорил свою жену уйти в монастырь, чтобы избавить его от брачных уз. Такое самопожертвование было неприемлемо для многих, и менее всего – для супруги графа де Шампань. Элизабет категорически отказалась стать монахиней и покинуть свои владения. Главным ее аргументом было то, что от Хьюга зависело продолжение графского рода, от чего он не мог отказаться так же легко, как какие‑то там де Пайен, де Рюи или де Крон. Хьюг де Шампань признал, что правила, которые он установил дня рыцарей Христовой Милиции, – обет целомудрия, бедности и благородства – были как раз тем, чему он не мог следовать, так как рисковал навлечь на себя королевский гнев.
– Я не могу позволить себе потерпеть поражение, – сказал Хьюг.
– Не беспокойтесь, господин, – отозвался де Пайен, – провала не будет: мы доставим Столп сюда сразу же, как только его можно будет перевезти. Мы тщательно подготовили его возвращение.
В течение многих месяцев по приказу Хьюга де Шампань в одном из его лесов рыли подземелье – точную копию того, которое они видели двадцать лет назад еде Пайеном и Ги.
Хьюг нахмурил брови.
– Не беспокоиться? Надо еще чтобы вы прибыли на место раньше всех!
Де Пайен и Флодоар переглянулись, не понимая.
Из кармана своего камзола сеньор достал скомканный листок. Резкие движения и тон его голоса говорили о приближающемся приступе гнева.
– Этот неверный пес, – сказал граф, – у которого, как я понял, нет ни лица, ни рук, этот пес снова заставил заговорить о себе!
Он потряс листком перед лицом Флодоара.
– Я получил это послание с последним венецианским кораблем, вернувшимся с Востока. Чтобы оно оказалось сегодня в моем распоряжении, загнали до смерти четырнадцать лошадей.
– О чем говорится в этом послании?
– Об ужасах, вот о чем говорится! Во имя Вакха! Человек без рук и лица внезапно появился у нашего союзника в Кирке и истребил там всех. Настоящая бойня!
– И народ не взбунтовался? Вы часто говорили, что подданные любили своего господина.
– И это правда. Так оно и было, но коварство 'Человека безмерно! Он все рассчитал, пес смердящий! Сразу же после совершения этих преступления он взял в жены дочь царя, и теперь его наследники станут отпрысками династии, почитаемой народом. После этого он выставил перед толпой огромный сундук. Вначале думали, что сундук наполнен золотом, которое он будет раздавать направо и налево, чтобы купить непокорных. Но никто не мог предположить, что Человек без рук и лица приказал доставить гроб с останками его отца! Он распорядился перезахоронить его в Кирке, демонстрируя тем самым свою привязанность к этой земле. И этими ловкими приемами он завоевал сердца всех. Невероятно!
– Искусная игра.
– И что совсем плохо – теперь Человек имеет в своем распоряжении двадцатимиллионную армию и проклятый металл! Хуже того! Послушайте, что мне пишут: речи Человека уже не те, что прежде. Он настраивает толпу против христиан. Он подстрекает мусульман, играя на их чувстве гордости – а они ведь гордятся своей историей и культурой. Он обвиняет франков в присвоении древних сокровищ и достижений науки. Он призывает чтить память Вазиль Атира и Хинкмара ибн Жобаира! Вы слышите? Он призывает защитить открытия этих ученых, не дать им попасть в наши руки!
Хьюг де Шампань смял листок.
– Двадцать лет! Двадцать лет мы трудимся не покладая рук. И все для того, чтобы какой‑то даже и не человек, а его подобие, встал на нашем пути! Да знает ли он, о чем говорит?
Де Пайен и Флодоар молчали.
– С тех пор как мы нашли храм Столпа, неустанно занимались расшифровкой рукописей Хинкмара. Мы наконец‑то узнали, как достать его из саркофага, нам известно, насколько неохватны знание и власть, которые он дает! И чтобы мы потеряли это из‑за взбунтовавшихся неверных?!
Вспышка гнева прошла, граф немного успокоился.
– Нужно быстро что‑то предпринять, – снова обратился он к де Пайену. – Вы должны быть в Иерусалиме еще до того, как войска нашего врага вторгнутся на землю Иисуса. Сейчас, когда Человек без рук и лица вооружен, когда у него, без всякого сомнения, в распоряжении больше людей, чем насчитывает вся армия Бодуэна, он не замедлит нанести удар по Святому городу!
– Башня Соломона по‑прежнему под охраной короля? – спросил Флодоар.
– Да, Бодуэн – наш надежный союзник, – ответил Хьюг. – Нам нужно также оставить за собой конюшни Храма, под которыми находится подземный храм Столпа. Это наша главная цель. Здесь у нас все готово, так что вы должны отправляться в дорогу! Чего мы ждем? Как только Столп будет в ваших руках, привезите его в Труа!
– Паломники из Булони еще не прибыли, – сказал библиотекарь. – Их возглавляет Эсташ. Это брат короля Иерусалима. Нам нужно его дождаться, мы должны обеспечить его безопасность.
– Ха! Я его знаю. Увы, он полный идиот, – проворчал Хьюг.
Граф замолчал и удивлением посмотрел на де Пайена.
– Ну? Tы что – онемел? Так и будешь стоять, безмолвный, как тюремная стена?
– Я снова думаю о Бернаре де Клерво, – ответил Пайен. – Он не скрывает своего намерения открыть истинные причины нашего предприятия.
– Бернар интересуется нами? В добрый час! Не он один! Что, по его мнению, мы отправляемся искать? Святой Грааль? Ковчег Завета? Он никогда не догадается!
Хьюг хлопнул в ладоши.
– А теперь поторапливайтесь! Это паломничество должно не только пройти без малейших происшествий – оно должно завершиться раньше, чем все предполагают. Это приказ!