– Как мне это понимать? – Голос аббата, напротив, не утратил присущую его возрасту силу.
Хьюго чувствовал, что разговор складывается не так, как он ожидал.
Голос Бернара отдавался эхом в огромном пустом зале.
В эпоху, когда архитектура была средством самовыражения, понятным многим, когда в душах верующих она находила больший отзыв, чем какая‑либо другая форма искусства, Бернар решил воплотить свои принципы в камне. В Клерво не было мозаичных витражей, орнаментации, не было здесь и изображения Пресвятой Девы с нимбом над головой. К пышному убранству церквей той эпохи Бернар относился скептически. Белые стены его монастыря, украшенные только несколькими деревянными распятиями, покрашенными светлой золотистой краской, поражали верующих Здесь с первого же шага людям открывалось, что Бернар призывает их вернуться к самому важному в жизни. Таким образом он противопоставлял свои принципы подходу других религиозных орденов и многочисленным проявлениям тщеславия церковников. Он ратовал за смиренное служение культу, стремился защитить его от злоупотреблений, увлечения преходящими ценностями. Это придавало ему уникальный статус и делало его бунтарем в глазах других, окружало аурой, начинавшей затмевать славу самого Папы.
– Я вас слушаю, – повторил Бернар. – Что мне думать об этой декларации?
Хьюго де Пайен покачав головой.
– Не ищите там больше того, что написано, отец мой. Вы знаете, каким опасностям подвергаются сегодня паломники. С тех пор как великие крестоносцы освободили Святую землю, с каждым годом все больше кающихся устремляется туда, чтобы посетить священные места. Эти толпы верующих, предоставленные сами себе, являются добычей для разбойников, неверных, которые грабят и убивают паломников, и многие из них так никогда и не достигают намеченной цели.
– Так рассказывают.
– Наша декларация говорит лишь о том, что мы хотим взять на себя ответственность за охрану паломников.
– Мне об этом известно… И не это обязательство, несмотря на его богоугодность, вызвало мой вопрос. Я бы хотел понять, что вами движет в стремлении основать «орден»? Так как именно об этом идет речь – о Христовой Милиции, новом военном ордене, отвечающем за безопасность на дорогах.
– Да, отец мой.
– Насколько я знаю, существует много лит, действующих со времен Великого Крестового похода в интересах паломников и для сохранения святынь Святой земли. У нас есть Госпитальеры, орден Сен‑Сепюлькра, есть и другие. Некоторые согласились бы принять вас в свои ряды. Зачем же тогда отделяться? Ведь вы еще даже не приступили к выполнению своей миссии!
Бернар снова начал читать текст, который все время находился у него под рукой.
– …преданные и угодные Богу рыцари, – читал он, – клянемся жить, как праведные каноники, в послушании, целомудрии, не имея никакого имущества. Для военных, для солдат, призванных охранять паломников Божьих, это необычная декларация. Я бы даже сказал, что это, скорее, обет монаха, сын мой, а не клятва воина.
Хьюго де Пайен кивнул в знак согласия.
– …горя желанием посвятить себя благому делу, отказываясь от светской жизни, – продолжил аббат, – клянемся… После прочтения этого, сын мой, у меня сложилось впечатление, что вы и ваши друзья пытаетесь каким‑то странным образом соединить статус монаха и солдата. Это противоестественно, как мне кажется. Ибо каким же должен быть этот воин, если он, отрубив кому‑то голову, сразу после этого станет проповедовать слово Божье? Что это за монах, помазанник Божий, который одной рукой лишает жизни, а другой освящает могилу?
– И тем не менее таковы наши намерения, – сказал с апломбом Хьюго. – Соединить кротость монаха и храбрость воина, созерцание и силу. Но не ради славы и могущества – времена того требуют. Необходимость вызывает появление человека нового типа.
– Вот как? Я не вижу этой «необходимости». А следует заметить, обо мне говорят, что я просвещенный аббат.
– Чтобы вы лучше поняли, я могу привести пример: Гроб нашего Спасителя, который находится в Святой земле. Чтобы обеспечить его охрану и неприкосновенность, на кого вы больше рассчитывали бы? На монашеское братство? Несомненно, эти чистые люди, проводящие время в молитвах, как нельзя лучше подходят для того, чтобы заботиться о таком священном месте. Но первая же более‑менее организованная банда грабителей их вырежет. Хотите опереться на группу солдат? Конечно, они будут охранять Гробницу от нападений, но, беспутные и легкомысленные по натуре, они осквернят ее самим своим присутствием или перестанут охранять ее в один прекрасный день, соблазнившись более выгодным предложением. Вы хотели бы объединить эти две группы, чтобы сберечь Гробницу? Между ними всегда будет соперничество, и это может привести к фатальным последствиям. Какой бы вариант вы ни выбрали, ни один из них не сможет удовлетворить ваши требования.
– Хм‑м, разве что Церковь обзаведется этими новыми людьми, которые соединят в себе «кротость монаха и храбрость солдата»?
– Я уже говорил вам: это необходимость. Крестовый поход нарушил старый уклад. Нельзя надеяться вернуться назад. Сегодня нас девять рыцарей, девять человек» решивших взять на себя миссию сопровождения паломников. Каждый из нас отказался от своего имущества и семьи. Мы живем по очень строгим правилам, которые…
– Кто их установил, ваши правила? – внезапно спросил аббат.
– Их еще нет на бумаге, отец мой, но мы, члены Милиции Христовой, сообща создали эти правила. Мы хотим получить одобрение Церкви, прежде чем написать их.
– Достаточно мудрое решение. Продолжайте.
– Нас девять рыцарей, готовых отправиться в путь, чтобы обеспечивать безопасность верующих, собравшихся сейчас в Труа. Наши действия горячо приветствуются паломниками…
– …но это предприятие дорого вам обходится и требует поддержки влиятельных яиц, чтобы привлечь пожертвования. В этом, как мне кажется, и кроется истинная причина вашего желания встретиться со мной.
Бернар нажал на кнопку, встроенную в подлокотник его кресла. В центре зала появилась огромная виртуальная карта систем и созвездий большей части галактики. Все медленно двигалось. Отец настоятель встал.
– Если я правильно понимаю, вы собираетесь отправиться из этой точки, – сказал он, указывая на маленькую планету, – чтобы прибыть сюда.
Он обогнул Хьюго, чтобы добраться до другой планеты, намного массивнее первой, которая, к тому же, находилась в изолированной системе. Это была планета Земля.
– Между этими двумя точками столько царств, столько враждебных народов! Даже снабжение паломников продовольствием сопряжено с опасностями. Я знаю немногих, у кого хватило бы храбрости решиться на такое рискованное предприятие. Конечно, большинство верующих убеждены, что они обретут там спасение своих душ; но есть также и мошенники, для которых это паломничество – не только возможность искупить грехи, но и скрыться от кредиторов. Есть и другие тайные причины.
Бернар впился взглядом в де Пайена.
– Есть такие, кто отправляется в путь в поисках золота, но это не так важно, такие всегда будут, и среди паломников в том числе. Есть также такие, кто уверен, что приберет к рукам сокровища, скрытые в Святой земле с незапамятных времен. Чего мы только не слышали о подобных экспедициях! Оки организуются якобы для поисков Ковчега Завета, Истинного Креста, Грааля, Таблиц Трисмегиста, Единой Молекулы. Я что‑то упустил? Но у вас единственная цель – охранять бедных паломников. Это понятно…
Бернар вернулся к креслу. Повторное нажатие кнопки – и виртуальная карта исчезла.
– Сколько их, этих паломников?
– По нашим подсчетам, миллион. Первые караваны уже прибыли на планету Труа. Они ожидают обозы с севера, чтобы вместе отправиться в путь. Но ряды паломников пополняются с каждым днем.
– Да, я это чувствую – Труа рядом. Я вижу, как мимо монастыря проходит все больше народа.
– За одним паломником всегда явятся еще двое. Это как болезнь. Путешествие продлится почти девять месяцев, мы не знаем, сколько верующих еще примкнет к караванам во время похода.
– А сколько из них уйдет или погибнет в пути!
Отец настоятель взял другой листок.
– Вас девять человек. Пьер де Мондидье, Этьен де Сент‑Аман, Робер де Крон, Годфруа де Бизоль, Бенуа Клер, Жан дю Гран‑Селье, Измаль Ги, Карл де Рюи и вы. Немного для миссии такой важности.
– У каждого из нас есть отличное войско. Паломники не будут испытывать недостатка ни в чем.
Лицо Бернара снова стадо хмурым, как в начале их беседы.
– Таким образом, – сказал он» – если не принимать в расчет некоторые мои опасения относительно вашего определения статуса монаха‑солдата, которые, правда, могут развеяться, когда ваш устав будет изложен на бумаге, у меня не может быть причин отказать вам в поддержке, не так ли?
Голос аббата звучал все строже. Хьюго де Лайен не знал, как реагировать на его резкий тон.
– Разве что, – вскричал аббат, – разве что вы не все мне рассказали!
Бернар бросил на пол список рыцарей.
– Невзирая на то что я веду уединенный образ жизни, занят созданием библиотеки и улучшением быта монастыря, я внимательно слежу за тем, что происходит в мире. И мне пишут со всех концов галактики. Я, например, знаю, что экспедиция, которую вы пытаетесь представить как необходимую ответную меру на недавние нападения на паломников» на самом деле тщательно подготавливалась… в течение двадцати лет!
На лице Хьюго не дрогнул ни один мускул.
– Вы не сочли нужным сообщить мне, что собрали многочисленных ученых и переводчиков, которые будут следовать за вами. Вы берете с собой библиотеку! Вы скрыли от меня тот факт, что эти ученые работают над свитками, привезенными благодаря вашим стараниям и стараниям Хьюго де Шампань из вашего Первого Крестового похода в Святую землю двадцать лет назад, и что их расшифровка вызывает нездоровое любопытство. Против вас готовят заговоры сами рыцари. Есть погибшие. Этот ваш Магистр, архитектор Измаль Ги, один из девяти создателей ордена, погиб недавно? Почему же вы тогда, обращаясь ко мне за поддержкой, все это скрыли от меня, Хьюго?
Хьюго де Пайен завел руки за спину.
– Мы – рыцари, преданные Богу, мой отец, и мы торжественно поклялись посвятить нашу жизнь охране паломников, отправляющихся в Святую землю. Все остальное – не более чем выдумка. Если я приехал сюда, чтобы заручиться вашей поддержкой, то лишь для того, чтобы собрать пожертвования, которые необходимы для выполнения нашей миссии, обеспечения едой паломников и содержания наших войск.
– Вы ко мне несправедливы, – упрекнул его Бернар. – Вы являетесь ко мне, чтобы воспользоваться моим именем, – пусть так; и вы убеждены, что для того, чтобы заручиться моей поддержкой, вовсе не обязательно раскрывать мне свои истинные намерения. Это ваше право. Я тоже буду играть по вашим правилам, и сегодня вы уйдете от Клерво ни с чем. Вы даже не удостоитесь мессы. И я останусь при своем мнении до тех пор, пока не узнаю ваших истинных целей. Хотелось бы надеяться, что я заблуждаюсь насчет задач вашей «Христовой Милиции», но возможно, что и нет.
Бернар де Клерво поднялся, подошел к Хьюго и шепотом произнес:
– Лучше бы вам все мне открыть, де Пайен. Вы знаете, что у меня огромные возможности. Откройте мне ваши тайные цели, и я вас поддержу.
Хьюго посмотрел ему прямо в глаза, но не произнес ни единого слова.
– Вы можете идти…
Хьюго откланялся. Уже переступая порог, он услышал последнее напутствие аббата:
– Помните: как бы низко вы ни пали, десница Господня будет всегда простерта над вами!
Хьюго де Пайен вернулся на свой гипернеф. Выходя из аббатства, он встретил верующих, которые узнали о его приезде и пришли просить у него посредничества, чтобы получить место в караване. Однако Хьюго, полностью погруженный в свои мысли, покинул планету‑монастырь Клерво, никому ничего не пообещав. Устремляясь в космическое пространство, к системе Труа, он обогнал длинные вереницы летательных аппаратов, которые двигались в одном направлении – к планете, на которой формировались караваны паломников.
Глава VI
Крестовые поля
До 1000 года, пока народ еще создавал себе святых и легенды, дневная жизнь была ему небезынтересна Его ночные шабаши «мялись не более чем легким пережитком язычества. Он почитал Луну и преклонялся перед ней, поскольку она влияет на жизнь на Земле. На Святого Иоанна приносили в жертву козла Приапу‑Вакху, после чего начинался шабаш. В этом нет никакого глумления. Это невинный народный карнавал. Но к 1000 году церкви для народа уже фактически закрыты, потому что пюди не понимают церковного языка. В 1100 году церковная служба становится непонятной, сложной для восприятия простого люда. Из Мистерий, которые Исполняют у церковных врат, больше всего ему близка комическая сторона действа, изображения быка, осла и пр.
Появляется праздник Рождества.
Мишле. Колдунья
Пройдя долгий путь, семейство Коламбан наконец‑то добралось до земли Хьюга де Шампань, главного организатора паломничества. Бескрайние земли, выжженные августовским солнцем, необычайно знойным в этом году, напоминали восточные провинции. Воздух был наполнен ароматами специй и пальмового вина из Египта. Груды хлопка лежали между холстами из Антиохии и стеклянными изделиями из Тира. Эта экзотика не имела ничего общего с праздником или ярмаркой. Организаторы Великого паломничества решили показать отбывающим всю роскошь, которая ожидает их в конце путешествия – в Иерусалиме, чтобы привлечь как можно больше людей. Прошло двадцать лет после Крестового похода, и Восток уже означал не только священные памятники, но, прежде всего, земли, ждавшие пахарей, еще не построенные города и колонии, которые предстояло основать. Теперь речь шла не об освобождении, а о заселении Святой земли.
Прошел почти год с того момента, когда в христианский мир был брошен призыв о паломничестве. И если на этот раз он был встречен с большим воодушевлением, чем двенадцать предыдущих, причиной тому были разговоры о том, что караваны будут охранять храбрые рыцари. Уверенные в безопасности, обеспечиваемой Христовой Милицией, верующие хлынули нескончаемым потоком. С начала лета Труа словно находился в осаде. Целые приходы, многодетные семьи, мелкие землевладельцы, обездоленные и больные прибывали толпами.
Больше всего народа за пределами Труа сосредоточилось вокруг озера Башни, которое стали так называть после первого похода графа Хьюга в Святую землю. Там стояли лагерями и ждали отправки «Божьи странники». Всем было известно, что руководители похода ожидали прибытия многочисленного каравана с севера, в частности, из королевства Булонь. Затем все караваны должны были отправиться в путь.
У озера каждый день «священнодействовал» человек по имени Маркабрю, соорудив для этого сцену из бочек. Этот человек выступал перед толпой, чтобы подогревать ее энтузиазм, когда ожидание казалось слишком долгим и люди начинали уходить. Его вид поражал – в нем не было ничего ни от христианина, ни от жителя Запада. Маркабрю был парнем с брюшком, приплюснутым носом, длинными лоснящимися волосами. На лицо был нанесен слой грима. На нем был плащ с остроконечным капюшоном и бубенчики на запястьях Он курил, глубоко затягиваясь, черную трубку, привезенную из Анатолии. Его внушительный вид и зычный голос пленяли вновь прибывших, впрочем, не менее, чем его удивительные речи. Во всем он отличался от представителей церкви.
– Уроженцы Запада, взгляните на себя, – говорил он, имея в виду нескольких франков, вернувшихся из Сирии и Антиохии. – Вот мы к вернулись с Востока. У одного из нас там есть дом и прислуга. Другой уже взял в жены сирийку или армянку и живет вместе с новыми родственниками. Каждый день наши родные и друзья прибывают с Запада, чтобы присоединиться к нам. Они ни минуты не колеблются, оставляя все, чем владели. Тот, кто во Франции был бедным, там процветает, тот, у кого не было ни гроша за душой, обретает несметное богатство. Так зачем же нам медлить?
Для каждой аудитории Маркабрю подыскивал нужные слова: не брезговал упоминать о шикарных борделях Тира, издевался над Магометом и исламом и даже расхваливал богатства этих земель, где никогда не бывает зимы, или – чтобы дать полную картину счастья – рассказывал о том, что там даже колючие кустарники источают мед и патоку. Такие речи не всем приходились по нраву. В тот день, 6 августа 1118 года, когда семья Коламбан только что прибыла на место, Маркабрю совсем зарвался, но они не стали его слушать: Не для таких низких целей покинули они свою родную землю и собирались совершить паломничество к Гробу Господню.
Четверо ирландцев добрались до озера Башни. Их поразили несметное количество и необычный вид паломников. Они не ожидали обнаружить здесь такое смешение нравов: в двух шагах друг от друга можно было увидеть монаха, молящегося в экстазе, со слезами на глазах, и любителя сидра, который, насвистывая, справлял малую нужду тут же, на берегу. Повсюду виднелись кресты: на дорожных освященных сумках, на плечах паломников; они были надеты на руки или небрежно брошены на землю. Лучшее и худшее перемешалось. Коламбаны с удивлением смотрели на эту суету, стараясь найти себе место для стоянки.
На дороге, идущей под гору, Анкс заметила внушительных размеров караван крытых обозов под охраной вооруженных людей. Могучий, как Геракл, капитан, разражаясь бранью, гневно тряс плетью. Анкс заинтригованная такими предосторожностями, проводила взглядом вереницу обозов, обогнувших четырехугольный форт и свернувших на дорогу, ведущую в лес.
Вдруг послышался треск, и тут же раздались крики. Кричал толстый капитан – сломалась ось одной из повозок, и все содержимое вывалилось на дорогу. Происшествие привлекло внимание толпы. Единственное, что успела заметить Анкс, так это что повозка была заполнена книгами. Молодые писари, одетые в форму синего цвета, бросились собирать стопки книг, упавшие на пыльную землю. Анкс продолжала наблюдать, в то время как ее отец решил воспользоваться замешательством, чтобы прорваться сквозь толпу любопытных.
Как и все паломники, записанные в своих приходах, Коламбаны искали среди знамен то, которое соответствовало цвету их «шарфов». Наконец они нашли аббата Соффре, человека приятного и открытого, ирландца, как и они, только из местности, расположенной севернее их деревни. Все жители деревень его прихода покинули свои земли, чтобы отправиться в путь вместе с ним. Во многих епархиях на Западе прихожане поступили так же, оставив сеньоров без рабочих рук, необходимых для сбора урожая. Соффре радушно принял Коламбанов.
– Располагайтесь, – сказал он, – мы вас ждали. Мы еще не знаем, когда отправляемся, но этот день скоро наступит. Наш караван будут охранять рыцари де Рюи и де Крон. Эти божьи люди поведут нас в Иерусалим.
Лагерь Соффре располагался на обочине главной дороги, ведущей в Труа. И здесь, у дороги, Анкс, ее родители и брат, провели первую ночь в обществе других паломников.
На следующий день паломники проснулись под проливным дождем. Это был первый за последние недели дождь. Застигнутые врасплох внезапным ливнем, паломники, спавшие под открытым небом, начали быстро сооружать укрытия. Эта перемена погоды, встреченная вначале с ликованием, грозила вскоре превратить дороги Шампани в сплошную грязь. Люди суетились. Лагерь Соффре стал похож на растревоженный муравейник. С момента своего прибытия – а с тех пор уже прошел месяц – ирландская община решила заняться изготовлением бронзового колокола, на котором будут написаны имена всех святых их родины. Соффре объявил, что в этот колокол первый раз ударят во время службы в честь начала великого похода из Труа в Святую землю, затем он будет нем до самого прибытия в Иерусалим, где его звон ознаменует завершение паломничества. Каждый день ирландцы работали над отливкой колокола под руководством ремесленников и звонарей Труа. Из‑за этого ливня могли быть сорваны сроки выполнения работы. И котлы, и костры, горевшие под ними уже неделю, чуть не залило дождем. Все работоспособные мужчины были задействованы для поддержания огня и переноса раскаленных горнил с помощью деревянных ухватов.
В суете никто не обратил внимания на две фигуры, незаметно выскользнувшие из лагеря. Это были Анкс и ее брат Теслен, освободившиеся от родительской опеки.
Очутившись на свободе, девочка забыла о требовании отца не отходить далеко от лагеря. Младший брат бежал за Анкс, горячо увещевая ее.
– Если отец узнает, что мы ушли так далеко, нам достанется, когда мы вернемся, – говорил он.
– Я тебя не заставляла. Ты сам за мной побежал.
– Ну, на случаи, если…
Несмотря на свой возраст, Теслен уже считал себя защитником старшей сестры» хотя именно она всегда приходила ему на выручку.
Дети добрались до развилки: одна дорога вела в Труа, а другая – к старому замку с крепостной башней, который они заметили накануне. С горки, скрытые кустами бузины, они могли видеть караван, двигавшийся внизу. Повозки, похожие на те, что они видели раньше, не останавливались и под проливным дождем. Гроза подгоняла ирландцев, также как и благородную публику, торопившуюся укрыться в замке. Другие паломники, устроившие стоянку в том же месте, что и Коламбаны. наслаждались потехой. Крестьяне кланялись при виде нарядного шарфа или лошади с красивой сбруей. Но панический страх грозы вынуждал знать так смешно себя вести, что это не могло не порадовать зевак. Дамы, у которых не было закрытых носилок, что избавило бы их от насмешек, кроме ливня, попали под град «комплиментов».
– Не знатные дамы, а просто глупые овцы! – ворчала Анкс, которую нисколько не впечатлили их блестящие наряды и красивые головные уборы.
Ее больше интересовали охраняемые солдатами крытые повозки, с трудом продвигавшиеся по дороге, которую размывало буквально на глазах.
– Так им придется еще долго добираться, – прошептала Анкс.
Теслен кивнул в знак согласия.
– Точно. И конца не видно. Ну, ты довольна? Давай вернемся! Я промок насквозь.
Но Анкс не двигалась. Она подождала, пока группа паломников, появившаяся слева от нее, не удалилась.
И вдруг…
– Оставайся здесь, – сказала она своему брату.
Одним прыжком она преодолела заросли бузины и спустилась с горки к обозу – прямо к солдатам и повозкам. Внезапность ее появления нарушила привычный порядок движения. Она воспользовалась замешательством и перебежала через дорогу. Затем, ухватившись за повозку, она подтянулась и заглянула внутрь, но ничего не увидела.
Благодаря своей гибкости, она проскользнула в щель между двумя полотнищами и очутилась внутри повозки.
Капли дождя барабанили по верху повозки и, просачиваясь сквозь ткань, падали ей на голову. Повозка была заполнена плотно закрытыми ящиками из светлого дерева. На каждом из них было нарисовано черное распятие.
Анкс вынула из‑под плаща нож. Лезвие было очень острым и достаточно прочным, чтобы можно было вытащить из крышки ящика все гвозди. Ящики были новыми, их заколачивали недавно, поэтому открыть их не составило особого труда. В них были тщательно уложенные книги. Как и в тех ящиках, которые она заметила накануне, когда одна из повозок сломалась. Переплеты были новыми. На обрезы книг был нанесен герб графа де Шампань.
Анкс разобрала несколько надписей, сделанных суриком и сусальным золотом.
– «Обратное движение планет», аль‑Кинди, «Теория атома», Али бен Сулейман, «Королевская книга», аль‑Аббас. Кто они такие?
Эти имена и названия ни о чем ей не говорили.
– Никогда не слышала, чтобы отец упоминал эти сочинения.
Она вынула гвозди из крышки очередного ящика. Двадцать толстых томов. «Аль‑Ауи» Ар‑Рази. Она расстегивала пряжки наугад. Тексты, очевидно персидские и арабские, были переведены на изящную латынь. Четко написанные буквы и чистота страниц доказывали, что переводы или копии были сделаны недавно.
Анкс открыла «Книгу царей» Фирдоуси, иллюстрации которой, казалось, затопили светом повозку, пробивающуюся сквозь грозу. Девочка, как зачарованная, пробегала взглядом изящные столбики идеально написанных фраз.
И туг колесо на что‑то натолкнулось, повозка остановилась. Анкс услышала, как со всех сторон к повозке подбежали люди. Раздались крики, команды.
– Торопитесь! Не время останавливаться. Нужно все доставить в укрытие, пока мы тут не увязли в грязи по самую макушку!
Было похоже, что кричал капитан, которого Анкс видела раньше. Повозка медленно тронулась, подталкиваемая охранниками. Анкс выглянула в просвет солдаты ухватились за колеса повозки, толкая ее вперед.
Она повернулась к книгам и немного подождала, озадаченная. Закрывая ящики, она нашла копию «Анналов» Табари небольшого формата. Это была единственная книга, размеры которой позволяли унести ее с собой. Не колеблясь ни секунды, Анкс спрятала книгу под платье. Затем она снова подошла к щели в полотнище, чтобы узнать, что происходит. Девочка забеспокоилась. Эти места были ей незнакомы. По звуку колес она поняла, что повозка въехала на деревянный настил, и догадалась, что они проезжают через ворота замка, с двумя башнями с каждой стороны. Повозка, в которой спряталась Анкс, оказалась в центральном дворе замка. Двор был круглым, повсюду сновали солдаты и писари в синей форме. Анкс также заметила, что поблизости не было видно ни одной женщины. Напротив конюшен стояли в ряд многочисленные повозки.
Грохот колес по деревянной мостовой прекратился. Капитан с зычным голосом перестал кричать и начал монотонно отдавать распоряжения. Анкс не знала, что делать.
Вдруг полотнище откинули. Трое молодых монахов запрыгнули в повозку. Один из них держал в руках толстую реестровую книгу. Его звали Эрих, это был первый помощник Флодоара, титулованного библиотекаря графа Хьюга.
– Ящики намокают! – сказал один из слуг. – Куда их отнести?
– Эти предназначены Флодоару, – сказал Эрих. – Пока их нужно перенести к остальному багажу мессира де Пайена.
Но ни один из его спутников не пошевелился. Они стояли, разинув рты от удивления. Слуги внезапно увидели златокудрую девушку, затаившуюся между ящиками с книгами. Красота ее была неотразимой. Прекрасное видение! Наконец один из слуг закричал:
– Капитан!
Но капитан не успел прибежать: Анкс разрезала полотнище повозки сбоку и перепрыгнула на соседнюю повозку, затем с этой повозки – на следующую, с нее – еще на одну. Слуга гневно кричал ей вслед. Анкс перепрыгнула на пятую повозку, которая, как и предыдущие, была заполнена ящиками с книгами. И там она увидела человека, сидевшего, склонившись, над книгами и рассматривавшего что‑то через увеличительное стекло. Он медленно поднял на нее взгляд. Ему было лет сорок, на нем было темное одеяние с капюшоном, его лоб был выбрит полукрутом, как делали первые священники. Он смотрел на девочку без всякого удивления. Она поняла, что он занимался книгами, пострадавшими накануне.
Не дожидаясь его реакции, Анкс быстро выпрыгнула из повозки. Мужчина не двигался. Это был Флодоар, библиотекарь. Он увидел перед собой крупную фигуру капитана охраны. Это был настоящий титан. Тот сразу же заметил разрезанное полотнище. Он коротко поприветствовал Флодоара и, ругаясь, ушел. Ему недоставало ловкости. Капитан был слишком грузен, чтобы угнаться за девочкой. Каждый раз, когда он наступал на ящик, крышка проваливалась, захватывая в капкан его ногу и вызывая новый поток ругательств с его стороны.
Анкс прибежала к последней повозке. Она тяжело дышала. Последняя повозка стояла вплотную к стене. Несколько ступенек вели вниз, к потайной двери. Девочка хотела спрятаться за ней, но потом передумала. Она подпрыгнула и ухватилась руками за края амбразуры, проделанной в стене, куда можно было дотянуться только с повозки; она подтянулась и проскользнула в отверстие, затем спрыгнула за выстроившимися в ряд тележками, перед бревенчатой кладовой, находившейся рядом с конюшнями.
Прибежал запыхавшийся капитан. Не раздумывая, он выбил дверь в стене и позвал на помощь солдат.
Но в эту минуту Анкс уже была в телеге, выезжавшей из форта.
Через несколько минут она вместе с братом шла по размытой дороге назад, к своему лагерю.
– Ты сумасшедшая, – повторял Теслен, едва поспевая за ней. – Сумасшедшая!
Девочка остановилась. Из‑под платья она достала маленький томик Табари. Книга не очень пострадала. Анкс смахнула с нее капли дождя, улыбнулась, о чем‑то подумав, и снова зашагала дальше. Она даже не обратила внимания на молодого всадника, мчавшегося во весь опор в направлении озера Башни…
Глава VII
Первый парадокс
Его ум был еще взбудоражен, мысли метались, как это обычно случается, когда занимаешься чем‑то значительным.
Кардинал де Рец. Заговор Фиеска
Это был Козимо Ги. Ему понадобилось четырнадцать дней быстрой езды верхом, чтобы добраться в главный город графства Шампань, в то время как все считали, что он отправился в Эерл, чтобы вести там жизнь отшельника. Из‑за изолированности крепости архитекторов, находящейся в глубине Альп, на горе Табор, ему пришлось пробираться непроходимыми дорогами, рискуя остаться без лошади. Он устал после многих часов езды под дождем в поисках пристанища, где он смог бы отдохнуть и перепрячь свою лошадь. Но все постоялые дворы Труа и его окрестностей были заняты паломниками. Ни в одном караване ему не удалось найти места. Он не числился ни за каким приходом и не находился под покровительством какого‑либо сеньора, поэтому и относились к нему, как и к другим бродягам и скитальцам, которые пытались пристроиться любым способом. Он еще не разобрался, как было организовано паломничество. На постоялом дворе «Клюв», одном из самых больших в Труа, ему открыто рассмеялись в лицо, а потом посоветовали отправиться поискать себе пристанище на хуторе у озера. Это был его последний шанс найти какой‑то угол и крышу над головой. Туда он и отправился.