– У нас много грузов! – взмолился Флодоар.
– Ну так избавьтесь от них! Оставьте объемные грузы, езжайте через Константинополь, и пусть часть ваших манускриптов хранятся в моем дворце! Погрузите на корабли необходимые инструменты, так дело пойдет быстрее! Оставьте только самое нужное. Это трудно? Поторопитесь!
– Это выполнимо, – сказал Флодоар. – Но рискованно.
– Все рискованно, Флодоар, – заявил Хьюг, – но вы же не женщина! Все рискованно.
С этими словами граф оставил своих компаньонов.
– Нужно будет пересмотреть наш маршрут, – сказал Хьюго де Пайен…
Глава IX
Месть архитектора
Средневековым строителям были дарованы вера и скромность. Неизвестные авторы непревзойденных шедевров созидали и творили во имя истины, для утверждения своего идеала, в стремлении продемонстрировать миру благородство их науки. Художники Ренессанса, ревностно заботившиеся прежде всего о своем «я», о своей самоценности, творили, чтобы обессмертить свое имя. Средневековье обязано своим великолепием оригинальности творений; Ренессанс известен услужливой достоверностью своих отражений, В первом случае – мысль, во втором – мода. С одной стороны – гений, с другой – талант. В готическом творении манера исполнения подчинена идее; в творении Ренессанса идея господствует над произведением и как бы затмевает его. В первом случае творение взывает к сердцу, уму, душе – это триумф духа; во втором случае творение обращается к чувствам – это прославление материи. Средневековые мастера умели вдохнуть жизнь в простой известняк; у художников Ренессанса даже мрамор оставался холодным и безжизненным.
Фулканелли. Загадки соборов
Крепость архитекторов Гильдии Табора располагалась на одной из вершин Центральных Альп. Измаль Ги сделал все возможное, чтобы скрыть от любопытных и соперников секреты коллегии. Чтобы попасть в крепость, нужно было много дней пробираться лесными и горными тропами. По таким ухабам невозможно было доставить необходимые для штурма механизмы. Табор был самой защищенной крепостью Гильдии.
И, несмотря на это, в августовский день 1118 года она пала под ударами, нанесенными всего несколькими людьми.
На горной тропинке, с которой крепость полностью была видна, показался всадник – это был Альп Малекорн. Погода стояла прекрасная. За ним ехали семеро наемников.
Альп знал все входы и выходы, замаскированные в стенах крепости. В этой крепости он провел шесть лет на службе у Измаля Ги. Возводя крепость, архитектор предусмотрел все возможные способы нападения, кроме одного, который он забыл принять в расчет: предательство.
Не торопясь, Альп и его люди заколотили все тайные запасные выходы, предназначенные для архитекторов, работающих в подземелье. Затем в течение нескольких минут они устроили пожар во всех стратегически важных точках, отрезав пути спасения находящимся в крепости людям. В мгновение ока табориты были пойманы в ловушку, не имея никакой возможности защититься или связаться друг с другом. Их оборонительные изобретения обернулись против них самих За несколько часов Альп и его наемники допросили членов Совета и старика Рюиздаэля. Малекорн сам вел допросы, обыскивал дома, перевернул все вверх дном в доме своего бывшего хозяина. Уродовавший лицо шрам делал его неузнаваемым для бывших соучеников.
Альп вошел в кабинет Измаля. Решительным шагом он направился прямо к картине, изображавшей наказание Джинна Соломоном, и открыл тайник. Не найдя того, что искал, он пришел в ярость. Альп сорвал злость на юных учениках. Он хотел знать, что произошло за последние несколько дней. Каждую минуту он убивал по одному юноше, пока один из оставшихся в живых не согласился рассказать то, что ему было известно. Это был стражник, охранявший вход в опечатанный кабинет Измаля. Он признался, что в кабинет заходил Козимо Ги.
– Но, выйдя из кабинета, – запинаясь, проговорил он, – он сказал, что ничего не нашел.
Вконец рассвирепев, Альп пришел к Рюиздаэлю и направил острие шпаги прямо в лоб стоявшему на коленях старику.
– Говори! Где документы Измаля? Те, что ты перехватил! Стражник признался, что Козимо побывал в крепости. Ты позволил ему зайти в кабинет и остаться там одному. Это он их взял? Где он, этот Козимо Ги? Я хочу знать, где он!
Рюиздаэль оставался безмолвным, пораженный происходящим, с неописуемым ужасом вглядываясь в лицо Альпа.
– Я знаю, кто ты, – прошептал он. – Этот голос… Малекорн?
– Отвечай! Где племянник Измаля?
Он подал знак своим головорезам. На глазах у Рюиздаэля те хладнокровно обезглавили Верховного Советника и двоих его помощников. Весь поя был залит кровью.
– Последний раз спрашиваю, – сказал Альп, – где мальчишка?
Он надавил острием клинка на лоб старика.
– На Эерле… В ските на Эерле, – ответил, плача, Рюиздаэль.
Альп усмехнулся.
– Вот и хорошо.
Он со всей силой вонзил клинок, и металл пронзил череп. По телу старика прошла судорога, на застывшем лице запечатлелось выражение ужаса.
В этот же день Альп и его наемники сожгли дотла крепость со всеми ее обитателями, превратив все в груды пепла.
Они отправились на Эерл, луну Мыслителей.
Глава Х
Ирландский колокол
Хорошо возрождать то, что приводит нас в восхищение, как сказал философ. Благодаря межпланетным путешествиям мы снова становимся детьми.
Рэй Брэдбери, Марсианские хроники
Караван, состоящий из полутора тысяч паломников, который вел Эсташ Булонский, наконец‑то прибыл в Труа. Настал час отправляться в путь. Выход был назначен на следующее утро, сразу по окончании большой мессы, в которой должны были участвовать тысячи собравшихся в этом месте паломников.
В назначенный день небо было хмурым, затянутым тучами, снова лил дождь как из ведра. Только привилегированные особы, а также те, кто был половчее других, смогли найти место в церквях Труа. Остальные стояли на сквозном ветру, под ливнем, я грязи.
На лугу был сооружен помост для рыцарей и графа Хьюга де Шампань. Это было их первое совместное появление на людях. Поэтому они посчитали недостойным предстать перед народом в соборе, укрывшись там от дождя. Здесь же они были с большинством, с простыми людьми.
Месса началась в шесть часов. Обычно в такое время уже было светло, но в тот день небо было темным, и казалось, что все еще длится ночь. После окончания религиозного ритуала был объявлен порядок отбытия паломников. Священники больше объясняли правила распределения по обозам, чем молились о послании защиты свыше. Что касается духовного, говорили они, у каждого будет достаточно времени для молитв на протяжении девяти месяцев дороги.
Хьюг де Шампань произнес речь. Священники повторяли его слова тем, кто стоял очень далеко и не мог разобрать сказанное. Прежде всего Хьюг показал толпе спеленатого новорожденного. Паломничество считалось освященным предприятием только после знака, посланного свыше. По словам графа, этим знаком было рождение младенца, которого он держал в руках. Его нашли на паперти собора Труа прошлой ночью, над сердцем у ребенка было родимое пятно в форме креста; Расчет был верным, и реакция последовала незамедлительно: радость перешла в ликование, и добрые христиане стали с еще большим вниманием слушать своего защитника. Граф продолжил речь и объявил, что передает в руки Хьюго де Лайена абакус – жезл с плоским набалдашником, украшенным золотой окантовкой, на котором был выгравирован крест. Это был жест признания того, что отныне его вассал становится предводителем паломников. Де Пайен взял в одну руку жезл и другой рукой прикрепил к нему бело‑черную церковную хоругвь – знак нового ордена. Черный цвет означал непримиримости и безжалостность рыцарей по отношению к неверным и разбойникам; белый – кротость и благожелательность, с какой они будут относиться к паломникам.
* * *
На протяжении всей церемонии Козимо неотрывно смотрел на рыцарей, собравшихся вокруг Хьюга де Шампань и Хьюго де Пайена. Он запоминал их лица, их манеру держаться, особые приметы. Пьер де Мондидье, Этьен де Сент‑Аман, Робер де Крон, Годфруа де Бизоль, Бенуа Клер, Жан дю Гран‑Селье. Он не ожидал увидеть рядом с ними следователя Андре де Монбара, которого встретил на Таборе. Тот заменил Измаля Ги. Козимо заметил, что не хватает одного человека – Карла де Рюи. Он спросил о нем у стоявших рядом. Да, действительно, де Рюя отсутствовал. И никто не видел его ни в Труа, ни в окрестностях…
Месса завершилась к семи часам «Новый, отлитый ирландцами колокол был установлен перед помостом. Аббат Соффре выбрал двоих чистых душой детей, чтобы они первыми ударили в колокол: то были дети Летольда и Ровены Коламбан. Все расступились, давая пройти Анкс, которая вела за руку своего слегка оробевшего брата. На помосте, сооруженном для рыцарей, она увидела человека, которого тут же узнала; это он говорил со Слепым на берегу озера Сурс‑Доль. Это был Хьюго де Панен, предводитель паломников!
Правой рукой Анкс начала бить в колокол, отсчитывая семь ударов, соответствующих семи часам.
Бомм …
Анкс посмотрела на склонившихся в молитве людей вокруг нее. По ее щекам стекали капли дождя. Ей было тяжело дышать от волнения. Вот оно, началось!
Бомм…
Козимо смотрел на рыцарей. Он не молился вместе с другими. Его заинтриговало присутствие де Монбара. Рядом с ним стояли, держа в руках сумки, Круатандьё и Волан. Они знали, что вскоре им предстоит расстаться.
Бомм …
Флодоар находился в часовне замка со своим первым помощником Эрихом. Он волновался больше всех. Он тоже не молился.
Бомм …
В Труа молодые монахини уже с начала мессы притягивали к себе взоры мужчин и вызывали тем самым возмущенный шепот женщин и аббатов. То были бывшие блудницы, отказавшиеся от своего постыдного промысла и направляющиеся в Иерусалим, чтобы получить отпущение грехов. В центре группы стояла их хозяйка, такая же красавица, как и ее подопечные. Это была Эрихто. Справа от нее стояла Лис, она с интересом рассматривала толпу. Они шевелили губами, произнося молитву.
Бомм …
Роже Маркабрю опустился на колени, на его лице смешались капли дождя и слезы – его переполняли эмоции. В этот день он оставил Свое актерское краснобайство. Этот человек, никогда не покидавший берегов Сены, наконец решился участвовать в паломничестве, так как надеялся на защиту Христовой Милиции. Он погрузился в молитву, осознавая величие предстоящего события.
Бомм…
Под конец мессы появился незнакомец, нисколько не смущенный своим опозданием. Он приехал верхом на большой серой лошади; его лицо было изборождено морщинами, тело прикрывали лохмотья, мокрые от проливного дождя. Молящиеся, все как один, вздрогнули при виде его мертвенно‑бледного лица и незрячих белых глаз, как у мертвой рыбы. Это был слепой, Клинамен. Он безмолвно занял свое место среди паломников, готовый идти с караваном.
Бомм…
Семь часов.
Начали сходиться тысячи паломников. Повсюду в Шампани отслужили мессу.
Настало время отправляться в путь.
* * *
Девять рыцарей отправились каждый своей дорогой, возглавив свои караваны. В небе маленькой планеты Труа корабли‑челноки, переправляющие паломников, беспрерывно сновали между Землей и кораблями дальнего следования, ожидавшими на орбите.
Флодоар лично проверил отправление последних грузов – книг и диска. Его помощник Эрих доставил манускрипт, поврежденный в дорожном происшествии возле форта и отреставрированный до единой буквы Гаргсалем.
Пути Козимо, Ролана и Круатандьё разошлись. У каждого была своя посадочная карта – серая пластинка с полной информацией о пассажире. Козимо получил место в караване Робера де Крона и Карла де Рюи, зарегистрировавшись под вымышленным именем Чосер; его друзья отправлялись с караваном дю Грая‑Селье и де Мондидье, также под вымышленными именами. В последние дни перед отправлением каждый из них зарегистрировался во всех четырех караванах, чтобы значиться во всех списках. Благодаря деньгам Козимо, трое друзей зарегистрировались под двенадцатью разными именами.
– Будьте осторожны, – напутствовал их Козимо. – При первой же возможности я присоединюсь к вам. Думаю, что это произойдет скоро. Собственно, что нам нужно – так это собрать информацию.
Они обнялись перед дорогой.
– Как мы найдем друг друга в караване? – спросил Круатандьё.
Козимо задумался.
– Спустя неделю приходите ежедневно в полдень в зал гибернации корабля, где должно быть зарегистрировано мое имя. Это место нашей встречи.
– Через неделю.
– И не забывайте: все, что имеет хоть какое‑то отношение к предмету, называемому Столп, нас интересует прежде всего.
Друзья разошлись.
При посадке на челночное судно Козимо показал свою карту, как и все пассажиры. Прежде чем пройти на судно, он убедился, что погрузили его личный летательный аппарат. Козимо знал, что рано или поздно он ему пригодится.
На орбите вокруг Труа космические корабли‑города были готовы принять на борт тысячи паломников. Они назывались Азимо‑5. Мощные и быстрые, они считались лучшими кораблями галактики, Во флоте насчитывалось четыре таких корабля, каждый из них обладал системой и биотопом почти как у искусственной луны. Они медленно вращались вокруг собственной оси, создавая длительный эффект гравитации. Козимо был доволен, что попал на этот корабль‑город: он хорошо знал его конструкцию. Предыдущее поколение этих аппаратов, Азимо‑4, было спроектировано несколько лет тому назад архитекторами Табора. Козимо запомнил многие особенности их конструкции, еще находясь в Гильдии. Аппараты последнего поколения были больших размеров, но снаружи не были заметны какие‑либо существенные новшества.
Поэтому, в отличие от большинства паломников, растерявшихся после высадки из кораблей‑челноков, Козимо уверенно направился к своему сектору, чтобы найти выделенную ему каюту.
Войдя в свою каюту, он увидел две койки. Он предпочел бы не иметь соседа, который стал бы ему мешать и мог бы отслеживать каждый его шаг и жест. Хотя, если повезет, вторая койка могла остаться свободной.
Каюта была узкой. Кроме коек, там был маленький рабочий стол с настольной лампой, табурет и комод, в стенке каюты был один иллюминатор.
Козимо поставил багаж и выбрал койку напротив иллюминатора. Он лег на койку, положив под подушку сумку с оружием, пояса и документы.
Погрузившись в свои мысли, он почти не заметил мощной вспышки реактора, отправившего гигантский галактический корабль в космос. Со всех кораблей возносились тысячи и тысячи молитв, и голоса молящихся перекрывали урчание турбин.
Так начиналось паломничество.
Миллион кающихся грешников со всей галактики отправились в Землю предков.
Так начиналось паломничество.
Восемьдесят тысяч кающихся грешников отправились в путь – в Святую землю.
Книга вторая
Есть в человеческой натуре нечто, приводящее в отчаяние мыслителей, которые хотят найти смысл в развитии социумов и установить законы развития разума. Поражающая сила сверхъестественных явлений, чудес, совершенных публично, какими бы грандиозными они ни были, погружается в пучины океана морали и слегка будоражит их, как быстрый водоворот, но вскоре поверхность этого океана снова становится гладкой и недвижимой.
Бальзак
Глава I
Тщеславный Полибюс
Есть, несомненно, в истории события намного ужаснее, чем падение империй – это гибель религии.
Несмотря на скептицизм, свойственный кашей эпохе, мы порой боимся очутиться перед множеством мрачных дверей, открывающихся в бездну.
Нерваль. Квинтус Ауклер
Козимо заснул. Когда он проснулся, звезда Труа была уже далеко позади. Он посмотрел в иллюминатор; рядом был виден шлейф, оставляемый реакторами другого корабля Азимо, который двигался параллельным курсом. Мимо них медленно проплывали созвездия.
Вдруг он услышал звук трения пера по бумаге. Он повернулся и увидел человека, сидящего спиной к нему за рабочим столом. Освещение было слабым. Лицо незнакомца нельзя было рассмотреть: он что‑то писал, согнувшись, положив руки на лист бумаги. Козимо вздохнул. Итак, ему нужно будет смириться с нежеланным соседством. На застеленной койке лежали две большие сумки. Незнакомец появился неслышно. Поэтому Козимо проверил, на месте ли его вещи, спрятанные под подушкой. Убедившись, что все а порядке, он встал и зажег лампу на ночном столике. Незнакомец был так увлечен своей работой, что ничего не замечал. Козимо рассматривал его. Молодой человек был небольшого роста, светловолосый, как и Козимо, на нем была длинная рубашка из небеленого холста, какие раздавали самым бедным паломникам.
Козимо представился, назвав себя вымышленным именем.
– Добрый день, меня зовут Чосер, – сказал он.
Он еще не успел договорить, как его сосед подпрыгнул от неожиданности, а затем начал торопливо собирать исписанные листки. Козимо забавлял его испуг. Это был юноша лет пятнадцати, с бледным продолговатым лицом, тонкими губами, маленькими глазками и носом, который, казалось, был создан для того, чтобы на нем восседали очки ученого с круглыми линзами. Юноша покраснел.
– Извините, – запинаясь, проговорил он. – Я слишком увлекся, и потом, я думал, что вы спите.
На столе Козимо увидел три чернильницы, исписанные перья и гипсовый бюст Гомера.
– Как тебя зовут? – спросил Козимо.
– Как меня зовут? Меня зовут Полибюс.
– К какой группе паломников ты относишься?
Юноша явно не понял вопроса.
– Я путешествую в одиночку, – наконец сказал он.
– В одиночку?
У Козимо сложилось впечатление, что парень – человек искренний и неопасный, но, несмотря на внешнюю робость, у него был взгляд человека, который всегда все замечает и запоминает.
– Чем такого молодого человека, как ты, смогло привлечь это путешествие?
Юноша обиделся. Он прижал к себе листки бумаги, исписанные нервным, неровным почерком.
– Спрашивают ли у паломника, почему он идет?
Козимо понимающе кивнул. Он не хотел настраивать против себя попутчика и тем самым лишиться шансов узнать о нем как можно больше. Чтобы завоевать его доверие, он начал рассказывать ему о своей жизни, вернее, о жизни Чосера, оруженосца, не состоящего ни у кого на службе, принявшего христианскую веру. Он на ходу придумывал детали, наблюдая за тем, какой интерес они вызывали у Полибюса, на лице которого читались все его чувства, Козимо делал упор на то, что, как ему казалось, больше всего впечатлило парня, – в частности, что у Чосера «не было ни семьи, ни друзей на этом корабле». Одиночество соседа по каюте тронуло парня.
– Я думаю, что мы будем проводить много времени вместе, – сказал он, помолчав.
Через иллюминатор было видно, как с резким свистом мимо проплыли два военных крейсера. Это был патруль Милиции, сопровождавшей корабли паломников.
– Невероятно! – воскликнул юноша со светящимися от волнения глазами.
– Мы в надежных руках, – сказал Козимо.
– Я тоже так думаю.
Полибюс вернулся к столу.
– Странно. Мы похожи. Ты одинокий человек, а я сирота.
– Нас, наверное, не случайно поместили в одну каюту.
– Несомненно.
– Откуда ты?
Полибюс неохотно, но все же рассказал о себе.
– Я родился в Утрехте, по крайней мере, именно на той луне меня нашли через несколько дней после моего появления на свет. Меня воспитала семья литейщика. Я девять лет прожил с ними. В их доме никогда не было покоя. Как‑то под вечер мой отец, ничего мне не объяснив, бросил меня одного, без куска хлеба, посреди поля, в незнакомой местности, где говорили на непонятном мне языке. Меня могли принять за слабоумного ребенка. Я мог там и умереть, если бы, на мое счастье, случайно не проходил мимо Хаммерфест. Он услышал мои рыдания. Это был вдовец, бывший профессор античной истории, большой почитатель Фукидида и Полиба. Последнему я и обязан своим именем. Старик жил один, его дети давно уехали от него, стали военными и дипломатами. Он научил меня чтению и письму. Так как старик начал терять зрение, я до конца его жизни был у него секретарем. Всем, что я знаю, я обязан ему, – продолжал юноша. – После смерти старика его сыновья приехали, чтобы разделить наследство. Меня выгнали на улицу. И снова я остался один, без средств к существованию, и не было ни единой души, к кому можно было бы обратиться за поддержкой. Случайно я услышал, что в Труа организуется паломничество в Палестину. «Когда нам некуда идти, лучше всего самый далекий горизонт», – говорил мой учитель. И вот я здесь, и решительно настроен изменить свою судьбу. Я иду, чтобы прославиться!
Он закончил повествование о своей жизни с таким апломбом, что сказать было нечего.
– Прославиться? – все же переспросил Козимо. – Как это неожиданно. Паломничество совершают для спасения души, а не для того, чтобы прославиться. На что ты рассчитываешь?
Полибюс положил свои листки на стол.
– Я усвоил урок великих историков: для рассказа нужно действие, место и достойные подражанию личности. Наше паломничество отвечает всем этим критериям. Я хочу стать первым летописцем, описывать в подробностях все события и сделать это так, чтобы будущие поколения вдохновлялись нашим предприятием, как героической эпопеей…
– …и особенно чтобы они запомнили имя Полибюс!
Юноша улыбнулся.
– Хотелось бы, чтобы через год‑другой, – продолжил он, – моя рукопись уже имела такой вид, что я мог бы продать отрывки из нее и жить за счет моего пера. Затем я буду усердно трудиться, чтобы довести ее до совершенства.
Козимо тоже улыбнулся. Он подумал о том, что судьба свела его с необычным паломником, возможно, таким же внимательным, как и он сам, ко всему, что касалось этого предприятия.
– И ты уже знаешь что‑то неординарное? – спросил он.
– Да нет, – ответил Полибюс – А в общем, это неважно. Если будет нужно, я сам выдумаю!
– Можно посмотреть? – спросил Козимо, показывая на листки Полибюса.
Тот покраснел.
– Нет. Это пока еще просто заметки, не стихи. И потом… Здесь, в основном, говорится обо мне, и я призываю в помощь муз.
– Я понимаю.
Козимо поднялся и протянул Полибюсу руку.
– Я счастлив, что нахожусь в одной каюте с Вергилием, – пошутил он.
– Э‑э,… да еще рано такое обо мне говорить.
Козимо сразу для себя решил, что ему нужно будет остерегаться этого мальчишки, быть осторожным в своих действиях и попытаться разузнать, о чем тот пишет. Такая «любознательность» юного писателя могла его погубить.
На сегодняшний день его главной целью было узнать, где находятся руководители каравана: Робер де Крон и Карл де Рюи. Рыцари могли расположиться в любой части корабля. Задачей Козимо было узнать, как устроен летательный аппарат и где находится командный пункт, а также найти слабые места в конструкции корабля.
Он вынул из‑под подушки сумку и сказал юноше:
– Спустись с неба на землю. Давай лучше пойдем подкрепимся.
Он подошел к двери.
– Подкрепимся? – удивился Полибюс. – Если я стану изображать тебя как настоящего героя, я никогда не буду рассказывать, как ты ел. Так нельзя. Герой не ведет себя так, как простые смертные: он не ест, не отдыхает, не торопится в могилу. Ахилл, Диомед, Улисс… Что с ними происходит, когда они ничего не совершают для истории? Да они просто‑напросто перестают существовать!
– Ну, им нужно 6ыло, по крайней мере, поддерживать силы, чтобы дожить до падения Трои.
– Тоже верно, – согласился Полибюс, идя за Козимо.
Они нашли ближайшую столовую. Вход был заблокирован, и открыть его можно было только с помощью посадочной карты. Над головой Козимо заметил камеру, а немного поодаль – двух вооруженных андроидов. Было ясно, что за каждым шагом паломников наблюдают. Козимо открыл дверь своей картой, и они вошли внутрь.
Козимо поразили размеры столовой – она была огромной. Он вспомнил планы Табора, на которых архитекторы рисовали роскошные залы. Этот же зал был строго функциональным, здесь не использовали никаких вычурных деталей. Простые столы со стульями, белые стены. Единственное, что придавало некоторый шик этому месту, были окна от пола до потолка, за которыми чернел космос. Несмотря на множество паломников, находившихся в столовой, было тихо. За некоторыми столами вообще не произносили ни слова, только священник читал страницы из Святого Писания. Здесь царили строгость и набожность – то, чего и добивалась Христова Милиция.
Внешний вид паломников говорил о том, что здесь собрались верующие со всех концов галактики. Полибюс проходил между столами, зажав в руке блокнот и карандаш, и казался совершенно потрясенным.
С момента прибытия в Труа у Козимо еще не было возможности представить истинный размах паломничества. Отовсюду собрались люди, жаждавшие попасть в Землю предков.
Нужно было найти свободный стол.
– Я поищу, – сказал Полибюс.
Козимо наблюдал за солдатами, охранявшими зал, и андроидами, разносившими подносы с едой.
Полибюс вернулся, сияя от радости.
– Я нашел хорошее место, а также кое‑кого, кто будет мне полезен!
Они прошли к столу на четыре персоны, стоявшему немного в стороне, возле окна. За столом было занято только одно место: там сидел старик, его тело и лицо были испещрены шрамами.
– Меня заинтересовало его лицо, – сказал Полибюс. – Иногда оно стоит многих речей. Встречи с людьми – это единственный ценный материал для тех, кто хочет знать истину.
Козимо оставалось лишь согласиться с этим.
Они подошли к столу и отодвинули стулья, чтобы сесть. Старик, однако, бросил на них недовольный взгляд. Он нахмурился, передернул широкими плечами и, ворча и не прекращая жевать, рывком поднялся из‑за стола. Он был высокого роста и казался человеком довольно крепким для своего возраста. Старый колосс. Ни Полибюс, ни Козимо не успели произнести ни слова, как этот человек удалился и занял место за другим свободным столом.
– Это дикарь, – сделал вывод разочарованный Полибюс. – Тем хуже для него.
Тем не менее он открыл свой блокнот и что‑то записал.
– Хочу описать его лицо. Это описание может мне пригодиться для другого случая. Такая колоритная фигура всегда вызывает желание сделать художественные отступления. Можно говорить об утомленности старика жизнью, его одиночестве, о преследующих его тяжелых воспоминаниях, о надежде обрести спасение, отправившись в паломничество, и тому подобное. Я с ходу распознаю таких людей. Это как раз яркий типаж!
Андроид принес им два подноса с едой, на каждом были: салат, стакан воды и горка пилюль.
– Не думай о твоем опусе и ешь, – сказал Козимо Полибюсу.
Он сложил руки, чтобы произнести ритуальную молитву, как и другие паломники, но Полибюс, забыв о приличиях, набросился на салат.
– Салат свежий, – сказал он. – У них должны быть невероятные запасы еды для каравана, правда? Ты представляешь, сколько необходимо времени и энергии, чтобы организовать такое предприятие? А денег? Интересно, Хьюг де Шампань и его Милиция давно наметили этот поход? Такое за несколько месяцев не организуешь, это точно.
Козимо согласно кивнул и продолжал молча есть.
Вскоре Полибюс начал делать большие глаза и подавать знаки, вертя головой. Козимо повернулся. В столовую вошел вооруженный офицер в сопровождении андроидов‑охранников. Они рассредоточились по залу и принялись идентифицировать личности всех присутствующих в зале.
– Странно, – бросил Козимо.
– Слухи о безопасности не были выдумкой, как утверждали некоторые перед отправлением, – заметил Полибюс. – Еще немного, и в караване солдат будет больше, чем священников!
Козимо спокойно ждал, когда придет его очередь. К ним подошел начальник группы с четырьмя охранниками. Он молча проверил карты двух пассажиров. Затем, вернув их владельцам, долго рассматривал Козимо и Полибюса. В этом не было ничего особенного – таким инквизиторским взглядом он награждал всех в зале. Вооруженная группа продолжила свой рейд.
«Все идет нормально», – подумал Козимо, успокаивая себя.
И вдруг за его спиной раздались крики. Грубый голос настойчиво вопрошал:
– Это что еще такое? Вам больше нечего делать?
Не пожелавший оставаться с Козимо и Полибюсом за одним столом старик был явно не согласен с процедурой идентификации личности.
– Вы зря теряете время! – громыхал он. – Сколько будет проверок? И зачем? Чего вы боитесь?
Его голос заставил всех обернуться. Начальник группы оставался бесстрастным. Он взял карту старика. Тот хотел было встать, но двое охранников усадили его на место.
– У меня все в порядке. Вы не имеете права!
– Посмотрим, – бросил начальник.
Он сделал знак своим людям, и они продолжили обход, не вернув старику его посадочную карту.
– Вы только посмотрите на эту Милицию! – проворчал тот. – Безобразие!
Козимо очень заинтриговало это происшествие. Смущенные паломники опустили головы, а Полибюс был на седьмом небе от такой удачи.