– Мы уезжаем, – заявил он. – Прямо сейчас.
Был час ночи.
– Пришло подкрепление. Только что прибыли солдаты, которые должны нас сопровождать и охранять, – сказал Флодоар своей ученице, которая не скрывала удивления. – Мы выезжаем немедленно.
Оставшись в комнате одна, Анкс закрыла книгу, сложила свое имущество в коробку, поправила одежду, пригладила волосы, чтобы снова выглядеть как мальчик, задула свечу и поспешила к выходу, а затем стала догонять своего учителя.
Во дворе замка, несмотря на глубокую ночь, все пришло в движение. С того момента, когда караван монахов отделился от основной массы паломников Хьюго де Пайена, все они находились под охраной только капитана Тюдебода и тридцати его лучших уланов. Анкс была поражена, увидев только что прибывший батальон солдат в странной одежде, напоминавшей византийскую. Они были одеты в зелено‑белые сюртуки и белые плащи с широкими рукавами, а их сабли расширялись на конце.
– Этих людей отправил к нам василевс Константинополя, – пояснил библиотекарь. – Они теперь будут сопровождать нас.
Флодоар и Анкс сели в повозку. Девочка, как обычно, заняла свое место за конторкой. В камине горел огонь. Через несколько минут приладили прицеп, убрали подпорки, и они отправились в путь.
Час спустя кто‑то постучал в дверь. Не останавливая повозку, в нее заскочил капитан Тюдебод.
– Все в порядке, – сказал он. – Новые охранники, византийцы, не совсем понимают мои распоряжения, но скоро мы найдем общий язык. Вот рекомендации людей патриарха относительно маршрута.
Тюдебод положил на стол перед Флодоаром свиток и бросил взгляд на Анкс. Та оставалась спокойной – еще никто не заподозрил, что юный служка‑секретарь – девушка.
Флодоар наметил список остановок в пути: после Аквилеи это были Троян, Петрижанек, Сандровек, Сибале, Сирмиум, Глоговак, Рампиана на юге Алексинака, Сердика, почтовая станция Сонеюм на границе Дакии, Филиппополис, Дафабе, Тюнюроллом и, наконец, Константинополь. Этот список не намного отличался от предложенного де Бизолем на Труа.
– Похоже, что самый опасный отрезок пути – тот, что проходит через Венгрию, – заметил Тюдебод.
– Мы будем внимательны, – сказал библиотекарь. – С сегодняшнего дня решено передвигаться только ночью.
– В это время года ночи коротки. Мы не сможем продвигаться с большой скоростью.
– Мы будем идти как можно быстрее, вот и все. Мы хотим прибыть в Иерусалим вовремя. Вы знаете, что граф Хьюг настаивает на том, чтобы не было больше никаких задержек.
Тюдебод согласно кивнул. Он отдал честь и отправился на свое место в начале колонны.
Флодоар снова стал читать свиток, полученный из Византии.
– Путь не близок. – Библиотекарь тяжело вздохнул.
Анкс ничего не сказала. С тех пор как они покинули Груссэ, у нее возникало все больше вопросов, она хотела понять, кто такие библиотекарь и его люди. После трех дней пути два солдата прискакали в караван и доставили сундук, в котором лежала отрубленная голова бедного Игнатиуса. Флодоар оставил своих ищеек на том месте, где стоял лагерь, и тем удалось найти беглеца и убить его. Эрих показал этот ужасный трофей другим ученым. В тот день Анкс поняла, что ученые мужи не были узниками, как она думала вначале, их наняли задолго до путешествия за вознаграждение руководители Милиции для выполнения некой работы, которая должна была продолжаться и во время следования каравана и завершиться в Иерусалиме. Никому не было позволено разорвать этот договор. Пример с Игнатиусом был весьма поучительным. После этого ужасного случая и дня не проходило, чтобы Анкс не вспоминала о напутствии своего отца перед тем, как они расстались: какими бы благоприятными ни были условия работы, всегда необходимо знать, через какую дверь можно уйти. На каждой остановке в пути первое, о чем беспокоилась Анкс, – это о способе покинуть лагерь. Она знала часы смены караулов, маршрут, по которому шел караван, и наметила те деревни, где она могла бы укрыться в случае необходимости. Каждый вечер, после того как поломннки останавливались на ночлег, она осматривала место, где стояла повозка ее учителя, и близлежащие окрестности. И каждый раз она намечала себе возможный путь к бегству и знала, как сбить со следа погоню.
Освященная ткань с вышитым крестом, свидетельствующая о принадлежности к каравану ученых, открывала перед ней многие двери. Она могла, ничего не опасаясь, подходить к повозкам с книгами и даже просматривать реестры, в которых делали записи монахи. Там были сотни произведений, в основном великих арабских ученых последних пяти веков. Перевод всех этих рукописей был задуман Хьюгом де Шампань в 1110 году. Сейчас в распоряжении Анкс были горы исписанных страниц, а Фоддо‑ар настаивал на том, чтобы она читала как можно больше. Ее неудовлетворенное любопытство не давало ей покоя после того, как она обнаружила четыре повозки, доступ к которым был строго воспрещен всем. Эти повозки были не просто накрыты» они были обшиты железом и досками и обвешаны замками. На их охрану было выделено двенадцать солдат. Никто об этом не говорил. Анкс не осмеливалась открыто спросить у Флодоара, что находится в этих повозках, но ждала подходящего момента, чтобы узнать об этом.
Хотя в их караване было мало священников, Анкс продолжала вести себя как прилежная паломница и часто молилась в одиночестве, к великому неудовольствию библиотекаря, которому почему‑то именно в такие моменты нужно было продиктовать ей письмо или закончить объяснение урока. Почти полное отсутствие набожности у людей в этом караване беспокоило девочку так же, как и настораживающие намеки Игнатиуса по поводу истинных целей Милиции. Было ли это как‑то связано? А ночью даже прибыло подкрепление от императора Константинополя!
– Все это странно, – сказала она неожиданно своему учителю, несмотря на то что была сосредоточена на работе.
Он удивленно посмотрел на нее.
– Что?
– Мы везем с собой почти две библиотеки аббатства, передвигаемся под охраной, предоставленной нам врагами Рима, притом ночью! Я ни разу не видела, чтобы вы молились или шли пешком. Боже мой, с какой же целью мы совершаем это паломничество? Что тут происходит?
Лицо библиотекаря исказилось от гнева.
– Я не могу ответить одной фразой на эти вопросы, малышка, как бы я ни старался, поверь мне. Ты нетерпелива. Всему свое время. В нашем деле нет простых путей. Ты находишься здесь несколько недель, и я стараюсь научить тебя не торопить события. Всему свое время.
Флодоар снова склонился над картой.
Разочарованная этим ответом, Анкс сделала вид, что вернулась к своим занятиям. Она подумала о «Тимее» Платона и о странной сфере, являющей собой душу мира…
С тех пор как она попала к библиотекарю, он обучал ее азам наук, начав со странного постулата «Верить во все». Но это было только началом, каждый урок и доводы Флодоара вызывали у нее все большее удивление и растерянность.
Однажды он заявил ей:
– Наследие греческих мыслителей – это настоящая катастрофа. Христианская религия могла бы пойти по неизведанному пути, впервые после стольких веков, но вместо этого она была заражена и извращена ее греческими и латинскими отцами. Какая потеря!
Анкс не могла принять такого объяснения. Античный мир? Вся западная культура зиждется на его наследии. Не хватило бы слов, чтобы вознести хвалу греческим философам за утонченность их мыслей.
Анкс возразила:
– Разве не грекам мы обязаны всем? Мы рассуждаем, мы учимся, мы вникаем в тонкости нашего мира, условия нашего существования так, как нас научили они. В античные времена это было светом, предшествующим появлению Христа!
Флодоар покачал головой.
– Греки сделали одно‑единственное открытие, моя девочка: то, что человек получает удовольствие от процесса мышления. Все исходит отсюда. Поэтому, естественно, греческие умы сделали предположение, что человек может все понять. Они привили нам мысль, что потенциально на этой земле не существует загадки, которую нельзя было бы разгадать. Ясно, что это льстит человеческому самолюбию, поощряет к рассуждениям, но это полностью ошибочно – человек не способен все понять. Самое интересное – некоторые философы того периода очень рано осознали эту очевидную истину. Но именно этот момент в развитии античной мысли упустили через столетия потомки. Они сохранили мысль, лишенную мудрости. Ты знаешь, кто такой Зенон?
– Автор «Парадоксов»?
– Это настоящее «греческое чудо», подтверждающее мои слова. Зенон Элейский родился в V веке до рождества Христова. Он прославился тем, что однажды доказал: стрела лучника никогда не сможет достичь цели. Если верить Зенону, чтобы попасть из лука в мишень, нужно, чтобы стрела в действительности преодолела в воздухе первые десять метров, первые пять метров, первый метр, первый сантиметр, первые полсантиметра и так далее, до бесконечности бесконечного множества делений пространства. Для Зенона движения не существовало, и стрела всегда оставалась неподвижной в каждой новой точке. Лучник посмеялся над таким умозаключением, выпустил стрелу прямо в мишень и отправился восвояси. Высосанные из пальца «Парадоксы» Зенона сбили с толку целые поколения мыслителей. Это такая игра. Мы удивляемся, поражаемся железной логике, какой‑то миг тревожимся, затем мы, прислушавшись к себе, поступаем, как лучник в легенде: достаточно самого простого обыденного действия, чтобы убедить нас, что все это – не более чем сказка, и мы успокаиваемся и продолжаем жить как ни в чем не бывало. Зенон отрицал и время, и пространство. Он утверждал, что для того, чтобы прошла секунда, необходимо, чтобы прошла ее половина, а до того четверть, треть, доли миллисекунды и так далее, но не существует ни малейшей возможности перейти из одного момента в другой. Может ли это быть верным? Время существует, поскольку мы его проживаем? Не имеет значения! Это лишь отвлекает наше внимание. Это то, что я называю «комплексом Зенона». Он применим ко всем теориям, придуманным человеком с тех пор, как он мыслит масштабно. Мы мыслим, получаем от этого безумное наслаждение, создаем невероятные системы, но если вдруг эти системы, к несчастью, ограничивают возможности нашего ума, более того, если они ставят под сомнение сам факт нашего существования, тогда мы довольствуемся тем, что глупо улыбаемся и прибегаем к концепциям, более удобным для нас.
– Я не понимаю ваших рассуждений, – сказала девочка. – Еще немного – и вы заставили бы меня поверить, что правильно все: ритуалы египтян, язычников, кельтов, греков, индусов. А сегодня вы мне говорите, что нужно сомневаться во всем? Включая время?
– Не совсем так. Я могу верить, что Вселенная была сотворена за шесть дней или что солнце восходит каждый день, потому что Юпитер появляется на своей золотой колеснице, но я должен осознать невозможность узнать, почему эта Вселенная существует, невозможность объяснить существование мира! Человек стремится разгадать секреты Вселенной, как будто он наблюдает за ней извне и может постичь все.
Ему кажется, что он способен изучить механизмы жизни. А он ведь является действующим лицом, проявлением этой жизни. Он ограничен. Он не располагает всей информацией по этому вопросу. Мы не можем объяснить явление, когда мы сами являемся выражением этого явления. Это абсурд. В любом случае, его представление о мире обречено оставаться фрагментарным, неполным.
Анкс нахмурилась.
– Значит… стрела никогда не попадет в цель? – спросила она.
Флодоар, улыбаясь, утвердительно кивнул головой.
– И секунда никогда не истечет, – сказал он.
Все еще находясь под впечатлением разговора, девочка задумалась.
– Время и движение не существуют? Пойму ли я эту «тарабарщину» до прибытия в Иерусалим?
– Я сделаю все, чтобы тебе в этом помочь, – сказал библиотекарь. – А пока что тебе необходимо разучиться думать так, как тебя научили подобные тебе. Остерегайся логических рассуждений. Как только мы хотим постичь суть вещей, она ускользает от нас. И то, что возмущает твой разум, как сегодня услышанное тобой о пространстве и времени, порой ближе к реальности, чем твои представления о самых обыденных вещах.
После этого странного урока Анкс поспешила обратиться к «Тимею», а затем и к другим произведениям, написанным в античную эпоху. Она постигала удовольствие мыслить, доводимое греками до высшей степени, и безумие, к которому приводит непоколебимая логика.
В то же время она не забывала о своем намерении найти способ узнать, что находится в четырех заколоченных повозках.
Глава III
Паршивая овца
Тот, кто будет судить нас за то, что мы совершим в нашей жизни, – это Тот, кто создал нас слабыми.
Стивенсон. Владетель Баллантрэ
Флотилия Хьюго де Пайена наконец покинула гавань Венеции. Легкий ветер наполнял квадратные паруса. Земля постепенно скрывалась за горизонтом. Спокойное море сияло под солнцем. Козимо и Ролан стояли на корме «Карлуса Магнуса» – головного судна рыцаря Этьена де Сент‑Амана.
Они выбрали такое место, чтобы можно было поговорить без свидетелей. На верхней палубе еще царил беспорядок, неизбежный при отплытии. На нижней палубе ссорились из‑за самых удобных мест. Немало Божьих странников испытывали тошноту, впервые в жизни узнав, что такое морская болезнь.
На горизонте виднелись военные корабли рыцарей, прикрывавшие корабли паломников со всех сторон. Последние двигались строго по заданному курсу. Флот был выстроен с таким расчетом, чтобы можно было отразить любое нападение. Частные корабли знати держались на разумном расстоянии, чтобы тоже в случае опасности успеть уйти под защиту кораблей Милиции.
В Венеции Ролан в спешке собрал сведения о де Сент‑Амане.
– Это подозрительная фигура, – сообщил он. – Ходят слухи, что из всех рыцарей ордена этот меньше остальных верит в Христа. На сегодняшний день никто ни разу не видел, чтобы он присутствовал на мессе. Он не носит никаких атрибутов христианской веры – ни креста, ни знака принадлежности к монашескому ордену, как его собратья.
– Кто же он на самом деле? – спросил Козимо.
– Похоже, все, что о нем говорят, – правда. Он не очень красноречив. В основном он заботится о «технической» стороне паломничества. По прибытии в Венецию он, например, сразу же занялся своим кораблем и тщательно обследовал все узлы и детали. За несколько дней он улучшил систему такелажа. Венецианцы только удивлялись. Этот человек, никогда раньше не видевший моря, всего за несколько дней понял, каковы особенности управления парусниками, и, рассуждая чисто теоретически, определил, какие опасности и капризы погоды могут их подстерегать в открытом море. Так что мы находимся на судне, которое плывет быстрее всех других в этой флотилии. Посмотри на коллекторы дождевой воды, установленные на реях! С таким человеком, как он, у нас не будет недостатка ни в чем.
– Коллекторы дождевой воды? Значит, де Сент‑Аман – инженер…
– Я знал, что он настоял на том, чтобы взять с собой инструменты. Мне сказали, что он расширил свою каюту, чтобы поместился весь его багаж. Едва хватило места для подвесной кровати.
Через какое‑то время де Сент‑Аман появился на палубе. Козимо проводил его взглядом. Это был полный мужчина небольшого роста. Бритоголовый, с седой бородой.
Он пересек палубу, за ним шел молодой монах в ярких одеяниях. Де Сент‑Аман спустился на нижнюю палубу. От внимания Козимо не ускользнуло, что тот чем‑то обеспокоен.
– Он явно озабочен тем, что его «христианская вера» скоро подвергнется испытанию, – сказал Ролан. – Среди паломников, находящихся на борту, есть беременная женщина. Через несколько часов у нее начнутся роды.
– Вот как?
– Де Сент‑Аман – единственный представитель духовенства на корабле. В Венеции, как только он узнал, что на его корабле будущая мать, он повсюду стал искать какого‑нибудь священника. Но не нашлось никого, кто согласился бы оставить свою паству и приход. Де Сент‑Аман не мог запретить этой женщине сесть на корабль – это спровоцировало бы скандал. А в случае, если роды пройдут успешно, ребенка нужно будет крестить, и де Сент‑Аману придется руководить этой церемонией. Если он действительно такой никудышный верующий, как о том рассказывают, это вскоре откроется.
– А детей обязательно крестить сразу после рождения?
– В море да. Шансы выжить у них очень небольшие. Поэтому нельзя терять ни минуты.
– Кто этот юноша, который шел за ним?
– Это Дьёжюст, его преданный помощник. Он не покидает его ни на минуту и участвует во всех его начинаниях. Только ему разрешается входить в каюту де Сент‑Амана. И только у него есть дубликат ключа от нее.
– Что‑нибудь известно о прошлом де Сент‑Амана?
– Пока это только слухи, но все, что нас сейчас интересует, – достойный ли он христианин.
– Понятно.
* * *
На третью ночь корабли паломников стояли на рейде, слегка покачиваясь на морских волнах. Было тихо. Слышалось только ритмичное потрескивание корпусов кораблей. Ночь была темной и теплой. Безветренной. Флотилия отдыхала.
За исключением «Карлуса Магнуса» де Сент‑Амана.
Все пассажиры собрались на палубе. На реях и вдоль вантов матросы развесили фонари, которые осветили весь корабль. Кое‑кто из матросов с соседних кораблей с недоумением наблюдали за этим странным зрелищем. Такая иллюминация в ночи не предвещала ничего хорошего.
На верхней палубе «Карлуса Магнуса» все молчали. Паломники вынесли рожающую женщину на свежий воздух и сгрудились вокруг нее.
На некотором расстоянии от них стоял де Сент‑Аман. Никогда раньше никто не видел на нем нагрудного креста. Большинство паломников молились, прося у Бога, чтобы ребенок родился живым. Кто‑то наблюдал за роженицей, испытывающей муки, другие не спускали глаз с господина. Тот нервно разминал пальцы, бросая взгляды в сторону роженицы.
Козимо Ги стоял в нескольких шагах от рыцаря.
Через два мучительно долгих часа ребенок появился на свет. Его первый крик раскатился громким эхом по всему кораблю и был слышен даже на ближайших десяти судах, а возможно, и дальше.
Паломники расступились, пропуская де Сент‑Амана. Все собравшиеся ждали его реакции. Де Сент‑Аман вздохнул и подошел к собравшимся. Медленно. Никто до этого момента не выказал радости по поводу появления на свет ребенка, даже сама роженица. Все ждали совершения церковного обряда.
Де Сент‑Аман подошел к ребенку. Ему был отвратителен вид капающей на пол крови. Он побелел, но сдержался, избегая смотреть на темную лужу, растекающуюся под роженицей. Несмотря на это проявление слабости, все вскоре убедились, что де Сент‑Аман относится к исполнению своего долга со всей серьезностью. Он приступил к церемонии. После того как он произнес первые известные всем фразы на латыни, напряжение спало. У всех отлегло от сердца. Этот человек был одним из них, и они теперь не сомневались, что он проведет обряд крещения новорожденного с соблюдением всех правил.
Козимо наблюдал за происходящим. После ритуальных песнопений ребенка нарекли Лазарем. Осознавая важность момента, рыцарь большим пальцем начертил что‑то наподобие креста на красном лобике ребенка.
Козимо побледнел, увидев этот жест. Де Сент‑Аман не совершил крестного знамения! Никто этого не заметил.
После завершения церемонии все разошлись. Роженицу и ее сына унесли с палубы. Первым поспешил удалиться де Сент‑Аман. И снова на его мертвенно бледном лице появилось свойственное ему беспокойное выражение. Он спустился к своей каюте.
Козимо пошел за ним.
* * *
Закрыв за собой дверь, де Сент‑Аман сразу же сорвал с себя крест и с силой отбросил его подальше.
– Отвратительно. Эта кровь…
Вся каюта была заставлена чемоданами, свободное пространство можно было измерить тремя шагами. Рыцарь торопливо подошел к стоящему вертикально сундуку. Отпер замок. Содержимое впечатляло: внутри сундук был обит тканью, в три ряда стояли культовые статуэтки, осколки камней и свитки. В центре находилась белая статуя.
Де Сент‑Аман достал какой‑то манускрипт, зеркало и шифровальную линейку. Стал искать перо и ручку.
Он услышал, как за ним открылась и тут же закрылась дверь.
– Дьёжюст, – сказал рыцарь, не оборачиваясь, – куда ты положил мои перья? Я должен описать эту гнусную церемонию, прежде чем очиститься.
Ответа не последовало, он почувствовал, как в затылок ему уперлось холодное острие клинка.
– Не двигайтесь, – услышал он.
Де Сент‑Аман замер. Зеркало и шифровальная линейка упали на пол.
– Что вам нужно?
– Чтобы вы все рассказали.
Де Сент‑Аман сделал вид, что хочет закрыть сундук.
– Не двигайтесь.
Он почувствовал боль от клинка, впившегося в кожу на голове.
– Рассказать… О чем рассказать?
– Мне знаком жест, который вы сделали во время крещения ребенка.
– Какой жест?
– На его лбу вы изобразили не крест.
У де Сент‑Амана замерло сердце. Он молчал.
– А то, что я вижу здесь, в этом сундуке, – продолжал звучать голос за спиной, – подтверждает, что означает ваш недавний неосмотрительный жест. Эта фигура в центре, украшенная всеми атрибутами богатства, вы не назовете мне имя этого человека?
Де Сент‑Аман открыл рот, но не издал ни звука. Статуэтка была изображением библейского царя, стоящего перед своим троном со сжатыми кулаками. Справа от него можно было различить удода и муравья, гложущего царский скипетр. Царь Соломон.
– Паломники не ошибались, сомневаясь в вашей набожности, – снова раздался голос. – Как солдату Христа, призванному служить паломникам, признаться в том, что он верит не в Христа, что он исповедует другую веру? Старый, давно забытый культ.
– Что вам от меня нужно? – спросил де Сент‑Аман.
– Не бойтесь. Чтобы убедить вас в своих добрых намерениях, я даже ослаблю нажим клинка. Но не думайте, что опасность миновала. Достаточно вам повернуться – и я зарежу вас, как барана.
Де Сент‑Аман почувствовал, что клинок уже не так сильно впивается в затылок.
– Поговорим об этом «с», которое вы начертили на лбу новорожденного христианина. Значит, остались еще на сегодняшний день на Западе добрые души, чтящие память старого иудейского царя? Когда‑то и я интересовался Соломоном, но по‑прежнему не могу понять, в чем смысл этого культа.
Де Сент‑Аман вздохнул.
– Вы не знаете главного.
– Я знаю то, о чем говорится в легенде.
– Из еврейских и христианских текстов мало что можно узнать. К Соломону относятся с почтением, но мало о нем пишут.
– Существует Соломон, которого мы не знаем?
– Это расходится с вашими представлениями. Об этом невозможно рассказывать, когда тебе угрожают оружием!..
– Можете изложить то, что вам известно, в общих чертах. Де Сент‑Аман почувствовал, как клинок оцарапал кожу.
Прошло какое‑то время, прежде чем он снова заговорил.
– В Книге царей – Библии – довольствуются простым перечислением деяний и богатств Соломона, сына Давида. Он почитается как строитель Храма, царь, купающийся в золоте, миротворец, справедливый и мудрый судья, но в ней ничего не говорится о том, кем он был в действительности. Очевидно, из предосторожности, а может, из опасений, что эта фигура затмит собой праведного Моисея и самого Давида. В любом случае тот подлинный Соломон, слава о котором живет в веках, – личность выдающаяся.
– Продолжайте.
– Арабам он представляется совсем другим. Древние пророки и цари не были для них существами, избранными Богом и повторявшими людям те законы, которые Господь им открыл: Они сами по себе были наделены божественной мудростью. Бог послал им дар творить чудеса. Из всех этих богоизбранных Соломон выделялся особо. Не было такого секрета, который бы он не мог раскрыть. Он знал все не только об этом мире, но и о других, параллельных нашему, мирах, существующих за пределами нашей реальности; ему подчинялись стихии и предметы, он понимал язык птиц, умел толковать сны, мог видеть злых духов, кружащих над нашими головами. Это он первым подчинил себе демонов, наводнивших Землю. Он первом заставил их себе служить! Как Соломон смог стать таким богатым? Как ему удалось построить такой великолепный храм? Почему этот памятник так и не смогли воссоздать, несмотря на неограниченные средства и возможности науки? Кто погружался в бездну океана, чтобы принести ему золото и драгоценные камни, о которых мы и сейчас говорим с восхищением? Это все демоны. Демоны, обладающие сверхъестественными силами, которых он подчинил себе. Джинны.
– Вы почитаете царя, слава которого основана на силах зла?
– Не так. Мы преклоняемся перед первым из властелинов, перед тем, кто понял, во всем величии своей души, что добро и зло существуют не для противостояния, а для того, чтобы взаимодополнять друг друга, и что только их подчинение единой власти позволило бы этому несовершенному миру стать лучше. Он использовал демонов‑джиннов, чтобы совершать то, что людям было не под силу, от людей он взял то, что демоны‑джинны не могли понять, от ангелов – то, о чем джинны и люди могли только мечтать. Эта мудрость воплотилась в Соломоне. Он был царем людей, ангелов и демонов. Никто до него и после него не смог объединить эти силы.
– Это сказка…
– Сказка? Подождите, когда мы прибудем в Иерусалим, вы увидите, сказка ли это.
– Как и всем, мне известна легенда о печати Соломона, кольце, наделявшем его мудростью… Это его вы ищете? Священное кольцо?
– Ха! – воскликнул де Сент‑Аман. – Ничего подобного. Печать – это символ, сбивающий с толку, это хитрость, отвлекающая внимание любопытных. Нет, существует нечто более могущественное, более ценное.
Рыцарю трудно было стоять на коленях.
– Мы вернемся к Соломону – и правда воссияет. Не сомневайтесь. То, что было известно ему, мы тоже наконец узнаем!
Никто ему не ответил.
– Вы здесь?
Ответа не последовало.
Де Сент‑Аман расправил плечи. Никто больше не угрожал ему клинком.
Он медленно повернулся.
Незнакомец исчез. Дверь осталась открытой.
Де Сент‑Аман вскочил на ноги.
В коридоре на полу лежал без сознания Дьёжюст. На его поясе висели ключ от каюты и меч.
Де Сент‑Аман выбежал на палубу.
Светало, первые лучи солнца озаряли горизонт. Поблизости находились только несколько членов экипажа.
Рыцарь застонал.
«До следующей остановки еще далеко. Среди сотни паломников, которых мы везем на этом корабле, прячется тот, кто напал на меня».
Какой‑то мужчина прошел мимо него, склонившись перед ним в учтивом поклоне.
Рыцарь знал: с этих пор любой брошенный в его сторону взгляд будет вызывать у него подозрение.
Де Сент‑Аман вернулся в свою каюту и решил больше оттуда не выходить.
Козимо нашел Ролана.
– Ну что?
Они переговаривались шепотом, отойдя подальше от всех.
– Де Сент‑Аман принадлежит к секте, поклоняющейся Соломону, как когда‑то Измаль. Он тоже говорит об Откровении, которое должно снизойти на них в Иерусалиме. Он инженер. Его инструменты и знания необходимы им в Святой земле, то есть механизмы понадобятся Милиции для осуществления ее целей. Мне все больше и больше кажется, что этот Столп – какая‑то реликвия, охраняемая темными силами, защитными механизмами, и ее появление на свет должно перевернуть весь мир. Эта реликвия как‑то связана с Соломоном, но нам об этом ничего не известно. Де Сент‑Аман говорил об ангелах и джиннах. Это перекликается с тем, что я слышал о Карле и его сверхъестественных способностях. Он потревожил духов в галльской пещере! А эта голограмма, которую мы с Круатандьё увидели у Жана дю Гран‑Селье в лаборатории, где изготавливали сферы? Понадобятся все таланты инженера де Сент‑Амана, чтобы достать этот предмет, если он находится под землей. А место в подземелье мог рассчитать только такой архитектор, как Измаль Ги. То, что мне рассказал Оберон де Сентив, справедливо: у каждого рыцаря своя конкретная задача, у каждого свой талант, и они хотят их соединить. Операция самым тщательным образом продумана, и каждый знает только то, что имеет отношение к выполнению его миссии. Только нескольким должна быть известна конечная цель экспедиции. И все это каким‑то образом связано с Соломоном. Соломоном?
Козимо попытался припомнить все, что знал об этом царе. Он вспомнил о картине, висевшей на стене в кабинете дяди в Гильдии: осуждение Джинна…
– Конечно же, Джинн!
Этот странный демон, записавший все секреты царя в четырех книгах. Всезнание, всеведение. Книги, спрятанные под основанием трона, которых никто еще не нашел…
– Возможно ли, что эти книги на самом деле существуют? Тогда что же называют Столпом? Какой Столп? Как это может относиться к книгам? В легенде говорится о бесконечном знании… Тогда к чему это слово – «Столп»? Границу чего он обозначает?
– Нам не хватает информации, – сказал Ролан.
Он окинул взглядом флотилию.
– И Измаль находится в центре всего этого.
– Да, именно, Измаль…
Глава IV
Черный океан