Поэтому ночной приезд де Мондидье и священника был воспринят не просто как везение, а как избавление от несчастий. Руководители Христовой милиции хорошо продумали этот шаг. После триумфальной мессы совершались пожертвования, необычайно щедрые для такой нищей коммуны. Жители деревни жертвовали последним, отдавали зерно и холст. Козимо испытывал неловкость, наблюдая за происходящим. Папская булла не могла отменить отлучение от Церкви. Эта «милость» имела силу только в течение одной ночи, и целью этого фарса было пополнение казны Милиции.
Вместе с Баркильфедроном Козимо и Ролан обошли дома, в которых во время мессы не горел огонь и были заперты двери и окна.
В одном из таких домов они обнаружили семейство, затаившееся в темноте. Судя по их одежде и собранному багажу, который они держали у себя на коленях, они были готовы отправиться в путь. Эти люди надеялись покинуть деревню вместе с отрядом де Мондидье.
– Мы хотим совершить паломничество, как и вы, мы искупим наши грехи, – говорил, стеная, отец семейства. – Посмотрите на наших детей! Они не виноваты в той драме, что разыгралась когда‑то в деревне. Вот этому четыре года, почему он должен расти на безбожной земле?
Но Баркильфедрон повторил распоряжение де Мондидье: отлученным от церкви запрещено покидать деревню. Милиция не имела права распоряжаться судьбами еретиков. Этот пункт особо подчеркивался в папской булле. Выезжая из деревни, вооруженные солдаты должны были отгонять тех, кто попытался бы следовать за ними.
Рано утром, когда священник благословил жителей деревни и отпустил им грехи, де Мондидье объявил отход.
Готовясь покинуть деревню, Козимо и Ролан неожиданно для себя увидели, что де Мондидье оставил в Лонг‑Буа двоих своих людей.
|
|
Козимо решил расспросить о причине такого решения одного из членов отряда.
– Разве ты не бывал раньше в таких деревнях? – спросил тот. – Де Мондидье всегда оставляет там своих людей. Милиция создает опорные посты на протяжении всего пути следования паломников. Наверное, чтобы проще было решать всякие вопросы во время следующего путешествия или при возвращении.
Отряд отправился в обратный путь.
По дороге они несколько раз натыкались на беглых сельчан. Чтобы завоевать доверие руководства, Козимо и Ролан не один раз набрасывались на беглецов, проявляя показное рвение. Когда они вернулись в лагерь после одного из таких инцидентов, вербовщик похвалил их.
– Мне такие люди нужны, – сказал им Баркильфедрон. – Как говорится, больше дела, меньше слов! Много мы не платим, но это богоугодное дело. Так вы останетесь с нами или вернетесь в ряды паломников?
Козимо рассудил, что если на какое‑то время останется на службе у де Мондидье, то сможет больше узнать о том, что готовит Милиция. Поэтому он согласился принять предложение вербовщика, а Ролан последовал его примеру.
В лагере паломников уже все были на ногах. Люди молились, доили коров.
Козимо обратился к своему другу:
– Де Мондидье спланировал паломничество таким образом, что маршрут проходит по землям отлученных от Церкви приходов. Если рыцари направляются за чем‑то, что находится в Святой земле, вполне вероятно, что они задумали доставить этот предмет на Запад незаметно, надежным способом, а земли еретиков – самый подходящий вариант. Там никто не бывает, никто не знает, что происходит в этих местах.
|
|
– Точно.
– Измаль, архитектор; де Крон, командующий армией в Иерусалиме; дю Гран‑Селье, поставщик изумрудных сфер; де Мондидье, вербовщик, отвечающий за создание сторожевых постов на пути возвращения из Святой земли. Скоро мы все узнаем.
Глава VIII
Кредо
«…Что могло бы существовать вне мира?»
И Демокрит снова заговорил: «Гиппократ, существует бесконечное множество миров; не умаляй, мой друг, богатства природы».
«Со всеми этими вопросами, Демокрит, ты столкнешься в свое время; я хотел бы от них уйти, чтобы ты не начал смеяться уже при объяснении того, что есть бесконечность. А пока знай, что миру, в котором ты живешь, ты должен назвать причины своего смеха».
Псевдо‑Гиппократ. О смехе и безумии
В то же утро в Груссэ перед входом в повозку библиотекаря Флодоара довольно долго стоял в ожидании юноша. Он не двигался до тех пор, пока не приоткрылась низкая дверца повозки.
Провожая к выходу местного сановника, Флодоар растерялся, увидев перед собой тонкую фигурку, шагнувшую к нему. Не говоря ни слова, «мальчик» протянул ему листок бумаги. На нем что‑то было написано на иврите.
Перед Флодоаром стаяла Анкс Коламбан.
Она сама укоротила себе волосы и покрасила их в темный цвет. Мужскую одежду, в которую она переоделась, ей дали отец и брат. Библиотекарь даже не узнал ее в первый момент.
Он предложил ей войти внутрь.
– Мой отец принял ваше предложение, – сказала Анкс. – Он дал свое согласие на то, чтобы я училась, находясь при вас. А вы не передумали? С чего мне начать?
|
|
Флодоар улыбнулся, видя ее нетерпение.
– Сядь, – сказал он.
Ответ Летольда Коламбана был достоин восхищения. Он рассказывал об условиях, в которых прошла его юность, – сирота, усыновленный еврейской семьей, бежавшей в Ирландию и позднее принявшей христианство. Отец Летольда продолжал, тем не менее, соблюдать ритуалы иудаизма и приобщил к этому своего сына. Это удивительное смешение двух религий пробудило в нем любознательность. Юному Летольду интересно было все, и небольшая монашеская община в их краях, щедрая и лишенная предрассудков, разрешила ему изучать древние рукописи, невзирая на то что он был простым крестьянином. Таким же образом и он поступил потом со своей старшей дочерью. Летольд поведал также о том, как он любит Анкс, о своей надежде на новую жизнь в Иерусалиме. Он делился своими страхами и печалью из‑за того, что Сократина будет вдали от него. Свое письмо он закончил, безошибочно цитируя по памяти слова грека Демодокия о собственном ребенке: «С самого детства я старался щедро наделить его добродетелями и талантами, посылаемыми музами, поскольку с того момента, когда душа поселяется в нашем теле, нужно относиться к ней как к посланному небесами незнакомцу, благоухающему благовониями и увенчанному короной. Но следует опасаться преувеличения, которое убивает здравый смысл.…»
– Каким ремеслом владеет твой отец? – спросил Флодоар.
– Днем он трудился в поле, а вечером переписывал книги. Он считает, что это самое благородное занятие.
– Он настоящий мудрец.
Флодоар положил письмо на стол.
– Тем не менее знай, что часть каравана, за которую я отвечаю, завтра или послезавтра свернет с основного маршрута паломников. Мы будем добираться в Иерусалим другим путем. Так что со своими близкими ты снова увидишься только по прибытии в Святую землю.
– Мы говорили о предстоящей разлуке. Пусть будет так, если это необходимо.
– Хорошо.
Анкс скрестила руки, пристально глядя на своего нового хозяина.
– Чего вы ожидаете от меня?
Флодоар покачал головой.
– Вначале мне нужно лучше узнать тебя, твои мысли, – ответил он.
На столе девочка увидела томик Табари, который она умыкнула в Труа. Библиотекарь взял книгу в руки.
– Например, – сказал он, – скажи мне, что ты прочитала в этих «Анналах»?
– Я читала из Бытия. И отрывок об Адаме.
– Из Бытия, вот как. И что же? Какое у тебя впечатление?
Анкс вспомнила, что читала о разных вариантах сотворения мира, описанных Табари. В источниках подробно излагались разные версии, и эти версии часто противоречили одна другой.
– Прежде всего, я растерялась, – сказала она. – Все эти сочинения, будь то труды философов, пророков или поэтов, имеют своей целью поведать человеку о происхождении мира. Но невозможно понять, какое из них ближе к истине. В каждой версии – в Библии, у Гесиода, у Овидия или у персов – некий Бог создает Вселенную по‑своему. Это сбивает с толку. Кроме того, каждое откровение отказывает другим в праве на достоверность, а это свидетельствует об их несостоятельности.
– В самом деле?
– Это только уловка. Мы не должны поддаваться на нее и утверждать, что та или иная версия сотворения мира истинна. Это не более чем интерпретации, созданные в разное время и в разных местах.
Казалось, девочка была довольна своим ответом.
– Значит, с твоей точки зрения, все, что здесь написано, неверно и истину следует искать в другом месте?
Анкс утвердительно кивнула головой.
Библиотекарь отложил книгу и взял свиток, на который он то и дело поглядывал во время разговора.
– Мне понятны твои рассуждения, – сказал он. – Но они примитивны. Слишком примитивны. Ты отклоняешься от темы. Ты на самом деле считаешь, что такое чувство хотел вызвать у читателя Табари, совершая столь сложную работу?
Девочка, недоумевая, опустила руки.
– Не хотите ли вы сказать, что одна из этих версий ближе к истине, чем другие?
– Нет, нет, у меня нет причин так думать… и я не настолько глуп.
– Тогда где же я ошиблась?
Флодоар поднял на нее глаза.
– В самом начале твоих рассуждений. Видишь ли, это первый урок, который преподал мне мой учитель Небо де Тарсюс, когда мне было столько же лет, как тебе сейчас. Однажды я задал ему такой вопрос: «Учитель, во что вы верите?» Этот вопрос не давал мне тогда покоя и вызывал у меня сильное беспокойство. И учитель ответил мне: «Во все».
Библиотекарь улыбнулся.
– Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что он хотел этим сказать. Но все же я понял. В один прекрасный день я поймал себя на том, что смотрю на вещи точно так, как он. Легенда о Гильгамеше. Я в нее верю. Великий потоп? Верю. Любовные похождения Юпитера? Тоже верю. Нет такого культа, нет такого мифа, в который я не верил бы всей душой. Я преклоняюсь перед всеми сказаниями. Для меня теперь важно не то, во что я верю, а то, во что я не верю. И вот тут‑то я захожу в тупик, как всякий неверующий. Первый из полученных мною уроков таков: нужно верить во все. Все правда, все реально, все оказывает влияние на наш дух. Никакое из верований не уничтожает и не опровергает другого. Они накапливаются, объединяются, растворяются одно в другом, как цветок в вине.
Он показал пальцем на разбросанные по столу книги.
– Иудейское Бытие? Мусульманский Коран? Греческая «Теогония»? Я с одинаковой силой верю во все. И, говоря это, я не пытаюсь умалить их значение до глупого утверждения, что все сводится к одному. Нет. Я имею в виду, что все разнообразно, непостоянно, переменчиво и, вместе с тем, все истинно.
Анкс слушала его речь, наморщив лоб и раздувая, словно от обиды, ноздри.
Воцарилось молчание.
– Ты ничего не хочешь сказать? – спросил библиотекарь.
Оставаясь по‑прежнему при своем мнении, она пожала плечами.
– Я не понимаю, – сказала она. – Уж не слишком ли легкое объяснение? Вся трудность в том, чтобы отделить истинное от ложного, определить, что есть иллюзия и что реальность, а не принимать все без разбору!
Флодоар снова улыбнулся.
– Ты говоришь так потому, что еще не осознала последствий того, что я только что тебе изложил. Слишком легко? Это инстинктивная реакция. Всегда нужно остерегаться мысли, которая напрашивается сама собой. Она редко бывает правильной. Я тебе говорил, что абсолютно не доверяю монахам, которые мне помогают. Даже самые умные, самые одаренные из них не могут стать моими последователями. У них испорченный ум, как раз такой, какой ты сейчас проявляешь, и он превращает их в пустых мечтателей. В их понимании это означает отречься от Бога.
– Забыть то, что мы знаем? Но забыть что? И как?
– То, что я открыл тебе, всего лишь малая часть загадки. Наберись терпения. Знай только, что ты должна бросить вызов твоему рассудку. Человек – существо ограниченное, как собственным телом, так и своим сознанием; существует бесконечное множество тем, бесконечное множество тайн, которые он не в состоянии не только осмыслить, но даже представить их, так как это противоречит его пониманию мира. При этом не имеет никакого значения, правдива ли, ложна ли, хороша или плоха та или иная история. Классические понятия, которыми руководствуется наш ум, внезапно отходят на второй план. Главное не в том, что человек способен открыть тайну, а в том, что он не должен ее знать.
– Человек ограничен?
– Ты даже не представляешь насколько. И вот этому я буду методично учить тебя прежде всего. Если ты хочешь извлечь пользу из моих уроков и в конечном итоге быть мне полезной при совершении этого паломничества, пора приступать…
Флодоар быстро написал записку.
– А сейчас найди Эриха и передай ему этот приказ. Он должен снабдить тебя всем, что может понадобиться в этом путешествии. Твое место будет здесь, в моей повозке. Так надежнее. У тебя будет статус служки‑секретаря.
Он пробежал глазами записку, лежащую у него на письменном столе.
– Лагерь ученых теперь расположен в лесу под названием Паучий, это в полулье на восток отсюда. Ступай.
Анкс повернулась к выходу.
– Подожди, – остановил ее библиотекарь. – Как мне тебя теперь называть?
Девочка пожала плечами.
– Называйте меня, как и прежде, – Анкс.
Флодоара умилило ее самомнение. Но такова уж была эта девочка.
– Хорошо.
Она вышла из повозки, перебирая в уме тысячи вопросов.
– Верить во все?!
* * *
Она зашагала к Паучьему лесу, куда ее отправил хозяин.
Хьюго де Пайен отдал распоряжение о двух– или трехдневной остановке в Пансе, чтобы было проще разделить караван и отправить обоз Флодоара. Анкс задумывалась над названием, которое употребил библиотекарь: лагерь ученых. Ученых?
Она шла по пустынной лесной просеке, направляясь на восток. Внезапно появился вооруженный патрульный Милиции.
– Паломники не имеют права покидать свои обозы! – прокричал он.
Девочка не испугалась. Она посмотрела вокруг и заметила впереди еще два силуэта. Дорога тщательно охранялась.
– Я иду с поручением к монаху Эриху, – сказала она. – Меня отправил мэтр Флодоар.
Не сомневаясь в том, что ей не поверят, она показала записку. Патрульный на какой‑то миг растерялся – он не умел читать. Он знаком подозвал к себе другого солдата. Тот подошел и прочитал записку.
– Все в порядке, – сказал он. – Пропусти мальчика.
– Благодарю.
Анкс продолжила путь, удивляясь, что ученых охраняют, как бесценное сокровище. Она также подумала о том, что больше ни разу за все время паломничества не видела повозок с книгами, обнаруженных ею на Труа. Должно быть, их переправляют так, чтобы они не попадались на глаза любопытным. Анкс оказалась права: на лесной опушке она увидела десятки телег, составленных в правильные римские каре. Место было очень уединенное и со всех сторон охранялось солдатами.
«Вот они где, книги!» – мелькнуло у нее в голове.
Как только она подошла к лагерю, к ней направились два солдата. Она предъявила записку библиотекаря и прошла к первому каре из телег. Оно было самым большим, там находилось около десяти повозок. Снаружи ничего нельзя было заметить, а внутри каре она увидела столы и множество людей в синих одеждах. Суматоха здесь царила невообразимая. Все эти люди никогда не шли вместе с паломниками в караване. Низкорослые и высокие, молодые и старые, с выбритыми на старинный манер макушками, как у Флодоара, или длинноволосые, как отшельники. Столы накрывали к обеду, ни о какой умеренности в еде речи не было. Но больше всего Анкс поразило то, что все вокруг говорили на латыни и греческом!
Посреди этой суматохи, в которой отсутствовали всякие проявления христианской набожности, выделялась внушительная фигура беспрерывно ворчавшего капитана Тюдебода. В руках он держал большой кусок курицы. Анкс машинально отвернулась. Узнают ли ее? Она отошла к повозкам и тут вдруг увидела ящик с проделанными в нем дырками, в котором ее держали перед тем, как привести к Флодоару! От ужасных воспоминаний ее отвлек другой знакомый силуэт: это был Эрих, молодой монах, блондин с холодными голубыми глазами, застававший ее два раза «на месте преступления». У нее перехватило дыхание. Эта встреча была решающей: если, как и Флодоар, он ее не узнает, она могла больше не беспокоиться по поводу своего внешнего вида.
Юноша сидел за столом, склонив голову над текстом, с пером в руке и вносил какие‑то сведения в длинный свиток. Анкс заметила, что большинство мужчин в лагере периодически бросали в его сторону встревоженные взгляды. Лихорадочная деятельность внутри каре, которая бросалась в глаза, была, скорее всего, вызвана страхом, тревогой, и причиной тому, как показалось Анкс, была работа, выполняемая Эрихом. Анкс вздохнула и наконец решилась подойти к нему.
Анкс приблизилась к нему, держа в руках письмо Флодоара. Он поднял на нее взгляд.
– Я пришел, чтобы записаться в караван, – сказала она. – Мне велели представиться вам.
Он снова опустил голову, никак не реагируя на ее слова, и только сказал стоявшему возле него солдату:
– Избавьте меня от этого сопляка.
Пораженная, она увидела, что к ней направляется солдат.
– Подождите! – запротестовала она. – Меня направил мэтр Флодоар.
Она положила записку на стол. Эрих нехотя прочитал послание, не прикасаясь к нему. Он снова поднял на нее глаза, было видно, что он разозлился, но в то же время был заинтригован. Эрих внимательно рассматривал «мальчика».
– Служка? – буркнул он. – Еще один секретарь? Что это ему взбрело в голову? И так уже не хватает для всех места и средств! Еще один лишний рот!
«Пусть гневается, но, по крайней мере, он меня не узнает», – подумала Анкс.
– Я не могу вас оставить, – сказал он, качая головой. – Сожалею, но я объяснюсь с мэтром. Возвращайтесь в свой обоз. В Святую землю вы прибудете вместе со всеми остальными. А сейчас оставьте меня.
Анкс не отступала.
– Библиотекарь сказал, что я буду находиться вместе с ним в его повозке.
Внезапно монах посмотрел на нее с ненавистью. Никто не произносил ни слова. Лицо юноши посуровело.
«Даже если он меня и не узнаёт в этой одежде, – подумала она, – нужно будет остерегаться этого человека. У него вид завистника и заговорщика. Может, он боится, что из‑за меня лишится своих привилегий?»
Эрих положил перо.
– Вот как? – сказал он. – Вместе с ним? Какая честь!
– Я так тоже считаю.
– И почему же он так решил? Откуда ты взялся? Какие у тебя таланты?
Анкс почувствовала, как у нее холодеет затылок. Она не ожидала такого допроса. Конечно же, ей необходимо было придумать какую‑то легенду, она должна была вести себя соответствующим образом. Анкс досадовала на себя за то, что не подумала об этом заранее, прежде чем явиться сюда. Что ответить? Правду о своих познаниях? Ей не было известно, насколько образован Эрих; если окажется, что ее знания превосходят его, то она рискует разозлить его и настроить против себя еще больше. Лучше убедить его в том, что она для него не опасна. Подумаешь, какой‑то служка…
– Я родом из Бретани, – пояснила она. – Я сирота. Умею только читать Библию. Медленно…
Эрих покачал головой, но он явно испытывал облегчение. Взгляд его смягчился.
– Флодоар принимает решения, – сказал он, – а мне потом расхлебывать! Он думает, что легко обо всем заботиться! Имеет ли он хотя бы представление о моих трудностях?
Он снова взялся за перо.
– Проводите его, – обратился он к охраннику. – Пусть Рогатианюс выдаст ему крест, синюю форму ученых и все, что еще необходимо. Твое имя?
– Анкс… – ответила она. – Анкс де Баню.
Де Баню был один посредственный ученик, который занимался вместе с ней у ирландских монахов.
Эрих написал это имя внизу свитка.
– А сейчас иди! Я занят другими делами!
И он снова начал изучать лежавший перед ним пергамент.
Анкс пересекла лагерь в сопровождении солдата. Не один раз она замечала выражение страха на лицах. Страха? Ни один паломник, в отличие от этих людей, не испытывал никакого страха! Милиция следила за порядком, священники проводили мессы, везде постоянно звучали молитвы – это паломники пытались заручиться заступничеством ангелов и святых. Чего же бояться? Впервые за все время паломничества она видела такое выражение на лицах людей.
Солдат остановился перед спаренной повозкой, закрытой со всех сторон, как и повозка Флодоара. К широко открытой двустворчатой двери вели несколько ступеней. Симпатичный, небольшого роста человек, находившийся внутри, был похож на торговца, гордящегося своей лавкой. За его спиной штабелями стояли ящики. Анкс представилась.
– Я новенький, – сказала она.
От природы добродушное лицо человечка стало сиять еще больше.
– Новенький? Ты первый с тех пор, как мы отправились в путь. Меня зовут Рогатианюс. Добро пожаловать, юноша! Ты знаешь, что тебе необходимо, чтобы путешествовать вместе с нами?
Анкс не знала, но не могла не улыбнуться в ответ на столь любезное обращение. Солдат, сопровождавший ее, ушел, а Рогатианюс наклонился и достал небольшой кусок материи, вложенный между двумя листами пергамента. Это был крест, вышитый на освященной ткани. Такой же крест, как и тот, что они с родителями привезли с собой, чтобы с его помощью найти свой обоз в Труа. Но этот крест отличался богатством вышивки – вплетенная золотая нить и герб графа де Шампань.
– С этим крестом ты можешь беспрепятственно передвигаться в нашем караване, – пояснил Рогатианюс, протягивая ей ткань.
Затем он наклонился и на глаз определил рост Анкс. Он вынул из ящика две синие формы, какие носили все мужчины в лагере. Это, несомненно, была униформа монахов и ученых, состоящих на службе у Флодоара. Потом он взял небольшой ящик с письменными принадлежностями.
– Какая у тебя специальность?
– Специальность?
– Ну да. Какие науки ты изучал? Над чем ты трудишься, сынок?
Анкс наконец понимающе кивнула.
– Я просто секретарь, состоящий на службе у мэтра Флодоара.
– Секретарь? Ладно. У меня найдется кое‑что и для тебя.
Он повернулся и взял четыре толстые свечи, связанные вместе веревкой.
– Вот. Придешь ко мне, когда они сгорят.
Впервые за все время Анкс внимательно осмотрела стоящие за спиной Рогатианюса ящики. Там были линейки, чистые свитки пергамента, весы, увеличительные стекла, пузырьки с порошком для рисования, даже астролябия!
– Что это такое? – спросила она.
– Это? Ты что, не знаешь, куда попал, друг мой? Это инструменты, необходимые для продолжения работы ученых.
Он взмахом руки указал на людей, находившихся внутри каре.
– Они берут с собой все, что невозможно найти, оказавшись за пределами Рима! Эти люди очень предусмотрительны.
– Продолжения работы? – повторила Анкс.
– Ученые, как и женщины, страдают от навязчивой мысли, что если у них не будет всего необходимого, то тут же начнутся неприятности, причем боятся этого больше смерти. Во всяком случае, это мое наблюдение. Я здесь для того, чтобы обеспечивать их всем необходимым, как в дороге, так и в Святой земле. Как видишь, Милиция обо всем заботится.
– Значит, это и вправду ученые?
Рогатианюс незаметно стал показывать взглядом на некоторых людей.
– Вон там, видишь? Это Гольдмунд, великий медик, приехал из Люксея. Вон тот, подальше, – не знаю, как его зовут, – знаменитый математик. Тот – Виктор Бэ, астролог. Ближе к нам – логик, а возле него – Фабиус, историк‑египтолог. Справа от них – Эвдор, геометр, он разговаривает с Берюллем, астрономом. В этом караване столько ученых, что даже трудно представить! И все они направляются вместе с кающимися в Святую землю. Правда, трогательно?
Анкс видела, что все по‑прежнему бросают настороженные взгляды в сторону Эриха.
– Мне кажется, что некоторые из них чем‑то обеспокоены, – сказала она. – Что происходит?
Рогатианюс потер лоб.
– Сразу видно, что ты новенький! Ты знаешь, что дня через два, может даже завтра, мы отделяемся от основного каравана паломников и пойдем в Иерусалим другой дорогой?
Анкс утвердительно кивнула.
– Ну и что? – спросила она.
– А то, что монах Эрих, направивший тебя ко мне, как раз просматривает составленный Флодоаром список, в который занесены имена тех, кто останется в нашем караване. Другие вернутся к остальным паломникам.
– Значит, они боятся, что их выгонят?
– Нет, они боятся, что останутся! Как только мы отделимся, мы лишимся охраны всемогущей Милиции, нас будут защищать солдаты вон того толстяка.
Он указал на капитана Тюдебода.
– Каждый думает, что это предприятие становится слишком опасным, и никто не хочет оставаться.
– Вот оно что…
– Да. Ну, там видно будет, – сказал Рогатианюс. – Зачем сейчас беспокоиться? Разве мы не направляемся к Спасителю? Он все решает за нас. Беда этих ученых мужей в том, что они забывают о спасительной вере, а потом мы удивляемся тому, что они дрожат от страха, как дети!
Сделав такой вывод, Рогатианюс попрощался с Анкс и вернулся к своим ящикам.
Девочка спрятала крест под одежду, взяла выданные ей вещи и спустилась по ступенькам. Перед ней стоял выбор: вернуться к Флодоару в его повозку или остаться в лагере, чтобы присутствовать при оглашении Эрихом списка. Она решила остаться и направилась к кухне, где ей налили в миску супа и положили на тарелку две куриные ножки; затем она подошла к столу, втиснутому между двумя скамейками. За столом сидели пять человек, все они склонились над своими мисками, но при ее появлении их взгляды тут же обратились в ее сторону. Анкс сразу же почувствовала, что вызвала неприязнь у этих людей. Четверо из сидевших за столом сразу же встали и, взяв свою еду, пересели подальше. Никто не произнес ни слова. Анкс поняла, что ей предстоит сделать многое, чтобы ее приняли в свой круг. Клановость и соперничество здесь наверняка были еще острее, чем в среде простых, невинных паломников. Чем выше положение человека, тем труднее ему отвоевывать себе место под солнцем. Анкс поставила свою миску и села к столу, не показывая, что ее задел враждебный прием. Только один из пятерых мужчин остался на месте. Он сидел на краю скамьи и ни разу не повернулся к Анкс. Она положила свои вещи под стол и стала рассматривать соседа. У него был профиль римского сенатора периода заката империи. Это был грузный бледный человек, его шея, казалось, вросла в плечи, всем своим весом он навалился на край стола. По его белой коже скатывался пот. Он учащенно дышал и чуть заметно шевелил губами. Спустя какое‑то время Анкс была уже уверена, что он читает псалом: «Земля дала урожай: Бог, наш Бог благословил нас». Из всех ученых это был пока первый и единственный человек, проявивший набожность. Он смотрел прямо перед собой. Как и большинство людей в лагере, он испытывал страх. Проследив за его взглядом, Анкс заметила узкий проход между двумя повозками. Вдали, вызывая тревогу, темнел Паучий лес. Быстро прошли двое солдат, совершающие дозор за пределами каре; в тот же миг странный человек, сидевший за столом с Анкс, наморщил лоб, как бы стараясь что‑то запомнить. Затем он снова стал без устали читать псалом. Анкс ничего не понимала и собиралась уже с ним заговорить, но в этот момент появился капитан Тюдебод, держа в руке очередной кусок курицы, и уселся за стол напротив Анкс. Она напряглась. Тюдебод положил локти на стол и уставился на нее. Он бросил быстрый взгляд на ее соседа.
– Ха, Игнатиус! – проворчал он, грызя кость. – Ты, как всегда, способен нагнать скуку на кого угодно!
Игнатиус, никак не реагируя на его слова, опустил голову и продолжил монотонно молиться. Тюдебод не отставал:
– Бесполезно уповать на Бога, как монашка. Твоя судьба уже решена. Я видел список тех, кто отправляется с обозом, и твое имя там значится, мой добрый Игнатиус. Пусть это путешествие научит тебя быть храбрым. Ха!
Бедняга побледнел еще больше. Анкс молча наблюдала за этой сценой. Внезапно капитан обратился к ней:
– А ты кто такой, а?
– Я новый секретарь, поступивший на службу к мэтру Флодоару.
Тюдебод перестал жевать. Он рассматривал девочку, приоткрыв рот, затем нахмурил брови, как бы пытаясь вспомнить что‑то, потом обреченно пожал плечами и снова с аппетитом принялся за курицу. Анкс облегченно вздохнула. Но оставаться рядом с Тюдебодом у нее желания не было. Она не стала ждать, когда Эрих огласит список, подхватила свои вещи и направилась к повозке библиотекаря, так и не прикоснувшись к еде.
На завтра объявили отъезд людей Флодоара и отправку инструментов. Анкс не присутствовала при оглашении списка. Она все время находилась рядом со своим хозяином в повозке, но ночевать там не осталась: теплыми ночами ей больше нравилось спать под открытым небом, завернувшись в одеяло.
«Завтра начнется настоящее приключение», – подумала она.
На рассвете, когда над лагерем висела голубоватая дымка, Анкс еще спала, но услышала сквозь сон, как мимо нее быстро прошли двое, направляясь к повозке Флодоара. Она вскочила. Это были Эрих и Тюдебод. Они разбудили мэтра.
– Игнатиус сбежал! – прорычал капитан. – Его нет в лагере. Он исчез.
Анкс подошла ближе. Она заметила, как побледнело лицо библиотекаря.
– Как ему удалось ускользнуть от стражи? – спросил он.
– Необъяснимо, – ответил Эрих. – Мы с него глаз не спускали. Как и с остальных.