Во многих сказках этот персонаж занимает важнейшее место в душевном пространстве и сменяет старого короля или отца, на что намекает и наша сказка. Этому соответствует переориентация шкалы ценностей, регулярно происходящая в процессе жизни здорового человека. То, что в юности кажется нам высочайшим и важнейшим, для взрослого человека может оказаться далеко не столь значимым. Другие, новые ценности встают на место прежних. В том случае, если выполнены основные биологические задачи первой половины жизни, создание семьи и положения в обществе, то на их место постепенно должны встать творческие, культурные интересы и социальные задачи. Таким образом внутри человека образуется новая ценность (молодой король, берущий на себя управление), которой Я должно служить.
Этот процесс развития личности, в ходе которого жизнь теряет исключительную ориентированность на свои биологические цели, относится одинаково к мужчине и к женщине. Здесь также ставится задача развития специфической гуманности, условно противоположной природе. Постоянно мы наталкиваемся где-то внутри себя на змею, свою бессознательную природу, и должны высвободить ее из ее чистой анимистичности в ходе трудного и болезненного процесса, который всегда остается незавершенным, очень часто терпит неудачу, а порой и вовсе не имеет места.
Как мы видели, этот чрезвычайно часто встречающийся многослойный мотив избавления в зависимости от обстоятельств может наполняться в различные периоды жизни тем или иным содержанием. Тут кто-то может сказать, что все эти интерпретации, пусть интересные и остроумные, остаются, однако, умозрительными, и реальный характер их весьма проблематичен. В связи с этим я хотел бы привести следующее сновидение двадцатичетырехлетней молодой женщины, которое обнаруживает заметное сходство с нашей сказкой. Хотя отдельные эпизоды, конечно, различаются, однако в обоих случаях центральное место занимает мотив превращения змеи в принца. Я должен еще упомянуть здесь, что в случае сказочных сновидений толкование их символов аналитиком осуществляется с использованием идей, возникающих у пациентов. Как я уже говорил, символ змеи и все остальные символы могут иметь очень много значений. В толкование включается то или иное из них, которое определяется идеями и ситуациями пациента. Сон этой женщины следующий:
Я была вместе со своим другом в цирке шапито. Тут же была еще одна полногрудая девушка, которая преследовала моего друга и походила на меня. Ее сопровождал еще один молодой человек, которого мой друг, оказавшийся теперь директором цирка, должен был занимать. Я не интересовалась им. Потом к вечеру я вышла за ограду участка и пошла по улице к лесу. Вокруг дерева обвилась змея с золотым точками на теле. Эта змея была прежде молодым человеком, и я подумала: «Ты не должна пугаться». Потом на меня вдруг напал волк, и тогда змея снова превратилась в молодого человека, который защитил меня от волка.
Точно так же, как в сказке, мы обнаруживаем в этом сновидении два различных мира, мир повседневной реальности, который представлен эпизодами в цирке, и иной, магический мир, который начинается по ту сторону ограды. Ее друг был на двадцать лет старше нее, и таким образом, скорее, представлял отцовскую фигуру, кроме того, как и в сказке, было налицо конфликтное напряжение между пациенткой и похожим на нее женским персонажем. В сказке это напряжение представлено отношениями героини с ее сестрами. У пациентки был выраженный страх перед змеей, которая в более ранних сновидениях всегда представлялась как сильная угроза. Значимая фраза «Ты не должна бояться» указывает на изменение в эмоциональной точке зрения на сущность животного, подобное изменению, происходящему в сказке. После этой перемены точки зрения в сновидении также следует обратное превращение змеи в человека.
Эта молодая женщина страдала тяжелым неврозом, вследствие которого она с шестнадцати лет практически была недееспособна. Налицо было тяжелое расстройство и апатия, так что она не смогла окончить школу и не получила необходимого для будущей профессии образования. Вследствие повышенной потребности в опеке со стороны окружающих она продолжала оставаться зависимой от них
Этот сон она сообщила лишь спустя некоторое время после начала терапии. Он произвел на нее сильное впечатление, но сначала она не могла его правильно понять. К этому периоду анализа, после того, как был ликвидирован ряд страхов, остро встала проблема обретения утраченной творческой активности и поиска собственной работы. Действительно, спустя некоторое время пациентка начала профессиональное обучение, которое успешно завершила. Молодой человек символизировал для нее ту часть творческой активности, которая в измененной форме и свободная от ложной робости в состоянии преодолеть разрушительную силу волка. Такой волк известен нам из сказки о Красной Шапочке. Там он занимает место доброй бабушки и символизирует негативно-демонический аспект женской природы и отношений мать-ребенок. У этой пациентки ассоциации с волком также указывают на женско-материнский символ. Применительно к ее проблеме речь идет о ее инфантильной зависимости от личности кормящей матери и о неспособности к самостоятельной жизни.
В отличие от сказки, здесь для того, чтобы достичь освобождения, спасения и душевного здоровья, недостаточно просто преисполненного любви принятия вызывавшей прежде страх части личности, но налицо еще дополнительная угроза в виде волка. Таким образом, нужно еще преодолеть дальнейший конфликт с негативным потоком, который угрожает уничтожить сновидицу. Как и в жизни отнюдь не всегда достаточно просто преисполненного любви союза, чтобы личность могла добиться окончательного обладания, но для этого требуется немало потрудиться; такая же проблематика обнаруживается и в сказке. Две сказки о змее, прежде уже упоминавшиеся, дополнительно показывают еще один аспект проблемы.
В немецкой сказке «Змея» у графини, в наказание за ее недостойное поведение в браке, родилась змея, которая однажды попросила у своей матери невесту. Тогда графиня уговорила бедную служанку, кормившую на дворе кур, выйти замуж за змею. Когда девушка в отчаянии молилась перед иконой Божьей Матери, та вдруг обратилась к ней и дала девушке совет: в первую брачную ночь, когда змея прикажет ей раздеться, семь раз потребовать, чтобы та разделась сама. Тогда змея семь раз сбросит с себя кожу, и перед девушкой предстанет прекрасный принц. Девушка последовала этому совету, и когда на следующее утро мать подошла к двери спальни, ей навстречу вышел расколдованный сын с девушкой. Сначала у всех была большая радость, но со временем мать пожалела, что ее сын женился на девушке столь низкого происхождения, и стала уговаривать его прогнать девушку. Но он оставался непоколебим и каждый раз отвергал надоедливые уговоры матери, пока она не отказалась от своих злых намерений.
Мы видим, как в этом варианте акцент значительно смещается на мотив трансформации путем сбрасывания кожи: девушка должна семь раз потребовать этого у змеи. В мифах, сказках и народных верованиях число семь является магическим и священным. Уже в этом неоднократном сбрасывании кожи заключается необходимость значительно большего усилия для достижения бессознательного содержания. Кроме того, и после освобождения нужно продолжать защищаться от негативного влияния матери. Явно недостойная и недоброжелательная мать-графиня соответствует, таким образом, волку из сновидения пациентки.
Не всегда все происходит так гладко и просто, как в этом варианте. В албанской сказке «Ребенок-змея» превращение змеи в человека требует многократного повторения усилий:
Однажды королева условилась со своей подругой, J женой визиря, имевшей трех дочерей, что ее еще не родившийся сын женится на одной из этих трех дочерей. Потом она родила змею и, когда та выросла, потребовала от матери девушек исполнения обещанного. Дважды жена визиря отказывала королеве, когда та просила руки старших дочерей. Наконец змея пригрозила, что если ей не дадут в жены третью, младшую дочь, то она придет ночью и всех убьет. Эта младшая девушка пошла тогда к мудрой старухе, которая посоветовала ей надеть на себя сорок нижних юбок. Девушке следовало в брачную ночь каждый раз, когда змея потребует, чтобы она разделась, снимать только одну юбку и требовать того же от змеи. После сорокового сбрасывания кожи перед ней появится прекрасный принц. Все так и произошло, но принц потребовал от девушки, чтобы она до рождения их общего ребенка молчала о случившемся. Утром он опять вполз в свою змеиную кожу, чтобы на следующую ночь снова превратиться в принца. Восемь месяцев девушка проявляла стойкость во время расспросов матери о браке со змеей, пока в конце концов не проболталась. Тогда змея заперла на ключ ее лоно и исчезла. Нечастная девушка пошла по свету искать своего принца. Она опять встретила мудрую старуху, которая посоветовала ей взойти на гору в далекой стране. Там она найдет грязную воду, кишащую червями. Если она выпьет глоток, то земля перед ней раскроется. Внизу она встретит двух дочерей Солнца, которые ей скажут, где она сможет найти своего супруга. Девушка последовала этому совету, и старшая дочь Солнца показала ей дом в подземном мире, где ее супруг жил с другой женой. При этом она дала девушке грецкий орех, миндальный орех и орех лещины. Девушка в одежде монахини остановилась во владениях своего мужа и первым расколола грецкий орех, из которого вышла золотая наседка с цыпленком. Когда другая жена пожелала их получить, девушка потребовала в уплату за это позволить ей провести ночь с ее супругом. Женщина согласилась на это, но напоила мужа на ночь сонным зельем. Тогда девушка расколола на следующий день орех лещины, в котором находился золотой попугай. Вновь случилось то же самое, но на этот раз медник услышал ночью плач девушки, которая все приговаривала: «Дай мне серебряный ключ, и я смогу родить наше золотое дитя!» Медник сообщил это принцу-змее, который был очень этому удивлен. На следующий день девушка расколола миндальный орех, в котором была золотая колыбель. Вновь пожелала вторая жена это бесценное сокровище и уступила своего мужа на ночь «монахине». Но на этот раз принц вылил сонное зелье. Теперь он узнал свою первую жену и вернулся с нею из подземного мира наверх.
Здесь сказка наглядно показывает, что достигнутая было ценность вновь может быть утрачена, если она недостаточно упрочилась. Из своего жизненного опыта нам известно, что случается, когда мы полагаем, что уже вступили на новую ступень развития. Именно тогда человек особенно легко становится невнимательным и легкомысленным и вновь теряет уже почти достигнутое. Так, девушка должна совершить трудное странствие в магическое царство бессознательного, и там только с третьей попытки ей удается вновь заключить союз с утраченной ценностью. Эти три попытки соответствуют трем испытаниям, которые обычно выдерживает герой или героиня сказки. Истолкование этой символики можно найти в интерпретации Эрихом Нойманном сказки об Амуре и Психее23.
Если мы еще раз бросим взгляд на «героинь» этих трех вариантов сказки, то увидим, что в них встречается очень частый и типичный сказочный персонаж. В греческой и албанской сказках это младшая дочь, в немецкой — бедная служанка. Этот мотив (подвиг удается самому младшему, неловкому или ничтожнейшему и беднейшему на первый взгляд), употребляется в сказке необычайно часто. Это относится не только, как мы видели здесь, к основному женскому персонажу, но также и к основному мужскому персонажу, достаточно привести только два примера, а именно, сказку братьев Гримм «Три пера» или русскую сказку «Царь-Девица».
С психологической точки зрения, это неполноценное, пренебрегаемое и неприспособленное существо соответствует до сих пор неразвитой психической функции. Из полноты возможностей развития, которые находятся в распоряжении у человека при формирования его личности, как правило, поначалу развиваются и формируются сильные стороны, наиболее всего пригодные для соответствующей среды. Так, например, человек, обладающий хорошим рассудком, который к тому же живет в рациональной обстановке, развивает прежде всего именно его. Он оказывается в состоянии разрешить большую часть встречающихся жизненных проблем с помощью своего натренированного мышления. Другие функции, напротив, остаются недифференцированными и архаичными, и притом в тем большей степени, чем больше они способны помешать основной, ведущей функции. Как известно, мышлению противостоит чувство. Мышление исходит из принципа «истинно или неистинно» или «правильно или неправильно», в то время как чувство пользуется понятиями «привлекательно или непривлекательно». Именно истинное и правильное может быть непривлекательным для чувств, и наоборот, поэтому человек мыслительного типа стремится свести к минимуму возможность влияния чувств. Это не означает, что такой человек не обладает чувствами, но как в телесной сфере неиспользуемые и неупотребляемые мышцы остаются слабыми и незначительными или даже атрофируются, точно так же в душевной области у человека, преимущественно ориентированного на мышление, чувства остаются недифференцированными и неразвитыми.
В начале нашей сказки находится часто встречающаяся четверица, отец и три дочери (в других сказках отец и три сына или мать с тремя дочерьми), которой во внутренней душевной области соответствуют описанные К. Г. Юнгом четыре основные психические функции: мышление, чувство, ощущение и интуиция24. Героиня является младшей, то есть последней и слабейшей. В немецком варианте нашей сказки это «служанка», то есть фигура малоценная и пренебрегаемая. Если мы продолжим данный пример, то отец или мать соответствует полностью развитой основной функции, мышлению, обе сестры — вспомогательным функциям, ощущению и интуиции, которые обычно незначительно мешают мышлению, в то время как младшая дочь соответствует недифференцированной функции чувства. Ее желание получить букет роз, типичный символ чувства, хорошо укладывается в рамки нашего рассказа. Именно эта неполноценная и запущенная функция в состоянии разрешить возникающую в нашей душе проблему и освободить из бессознательного новую ценность. В жизни это соответствует ситуации, в которой мы больше не можем пользоваться обычными и привычными средствами, действиями и способами поведения и вынуждены обратиться к чему-то неосвоенному и непривычному. Мы вынуждены решать проблему именно с нашей слабейшей стороны, когда, например, «мыслителю» случается влюбиться, или когда в середине жизни дальнейший жизненный путь требует от нас изменения поведения, новых установок и новых форм переживаний.
Еще отчетливее эта проблематика проявляется в уже упоминавшейся сказке о трех перьях25:
У одного короля было три сына, из них двое старших считались умными, а третьего прозвали дураком. Когда король состарился и ослабел, он пожелал назначить своим наследником того из сыновей, который добудет ему самый прекрасный ковер. Он подул на три пера и приказал сыновьям отправиться туда, куда полетят перья. Одно перо полетело на восток, другое на запад, а третье полетело прямо и вскоре упало на землю. Старшие братья, отправлявшиеся налево и направо, посмеялись над дураком, который должен был оставаться там, где упало перо. Тот удрученно сел на землю, но вдруг заметил рядом с пером крышку люка, которую он поднял и нашел под ней лестницу. Юноша спустился вниз, подошел к небольшой двери и постучал. Изнутри раздались слова:
«Jungfer grün und klein,
Hutzelbein,
Hutzelbeins Händchen,
Hutzel hin und her,
laß geschwind sehen, wer draussen wär».
Дверь открылась и королевич увидел большую толстую жабу в окружении нескольких маленьких. Когда он поделился своей нуждой, жаба велела принести большой ларец и достала оттуда ковер, «такой прекрасный и такой чудесный, какого на земле не могли и соткать».
Старшие братья, не верившие, что младшему удастся что-нибудь добыть, не слишком старались и не долго думая принесли грубо сделанные половики. Так как король решительно предпочел ковер младшего, они попросили о новом испытании. Отец потребовал самое прекрасное кольцо и вновь подул на три пера. Перо вновь привело младшего сына к крышке люка и он получил от жабы кольцо, которое «сверкало бриллиантами и было столь прекрасно, что ни один ювелир на земле не смог бы такого изготовить».
Высокомерные братья принесли тележное колесо. Отец и на этот раз присудил королевство младшему. Но по настоянию старших братьев поставил еще одно условие, а именно, о том, чтобы они раздобыли себе прекраснейших жен. На этот раз жаба дала дураку выдолбленную репу, запряженную шестью мышами. Разочарованному королевичу он предложил посадить в повозку из репы одну из своих дочерей. Тот выбрал наудачу одну из них. Стоило ей сесть в повозку, как она превратилась в прекраснейшую фрейлину, репа — в карету, а шесть мышей — в упряжку лошадей. Королевич поцеловал девушку и поспешил к отцу, куда братья привели простых крестьянок.
Но братья выпросили у отца четвертое испытание. Все жены должны были прыгать сквозь обруч. Братья думали, что сильные крестьянки лучше прыгнут, чем нежная фрейлина. Но те, прыгая, переломали себе ноги, в то время как жена младшего сына прыгнула легко, как серна. Добыв таким образом корону, он правил долго и мудро.
В основном речь здесь идет о том же мотиве, что и в первой сказке. Это превращение из холоднокровного животного в образ человеческий, только вместо змеи символом этого становится жаба. Сказка особо подчеркивает, что речь идет не только о младшем, но и о глупом сыне, следовательно, о неприспособленной и неполноценной части личности, и именно он в сказке становится героем. Оба брата, более приспособленные и умные, отказались от поставленных задач и вместо подлинной ценности добились ничтожной, вместо ковра — половик, вместо кольца — тележное колесо и вместо прекрасной фрейлины — крестьянские девицы. Здесь демонстрируется, как в особой, экстраординарной ситуации развитые функции способны достичь лишь обычного и привычного, того, что давно известно и узнаваемо, в то время как подлинная и необычайная ценность может быть добыта только необычным путем, несмотря на всю нашу беспомощность и нерасторопность, как всегда бывает в тех случаях, если мы не сдаемся, когда привычные нам орудия отказываются служить26.
Мне было очень важно в этой главе, на примере сказки о змее, дать представление о всем спектре возможностей понимания образов и символов этих историй. Эта точка зрения может показаться слишком многосторонней тому, кто он склонен считать единственно верной только одну интерпретацию и видеть в ней единственную узкую проблему. По моему мнению, такой взгляд упускает из виду тот феномен, что сказка может вызывать у людей живой интерес практически в любом возрасте и на любой ступени развития, интерес, выходящий за рамки чисто эстетической ценности, которая к тому же часто может быть совсем незначительной. Итак, восприимчивому к ней человеку сказка должна не раз повторять, что нужно вызвать и привести в движение нечто, скрытое в глубине его души, то, что не может быть выражено и сформулировано лучше, чем в ее образах.
Символика сказки в процессе культурного развития человечества в течение столетий и тысячелетий также остается в основных чертах неизменной. Уже в древнейшей из известных в рамках нашей культуры сказок, египетской сказке о двух братьях, относящейся к 19 династии, около 1200 года до нашей эры27, мы встречаем мотивы превращения человека в животное и растение и обратно, встречи людей с богами, колдовства и говорящих животных. В своих основных чертах она не имеет существенных отличий от тех сказок, которые мы рассказываем сегодня.
Основные проблемы человеческого существования проходят не только сквозь всю нашу жизнь, но сквозь жизнь всего человечества. Они должны быть поняты, сформулированы и интерпретированы по-своему в каждый исторический период, так же, как в каждой отдельной фазе нашей собственной жизни. Таким образом наши возможности понимания кружатся вокруг извечного первообраза, и при каждом новом повороте начинает сверкать новая грань присущего ему смысла. Нам никогда не удастся понять его целиком и всякий раз остается тот таинственный остаток, который всегда нас манит и наводит на размышления. При этом сказка отвечает не сознательным объяснением, но затрагивает у каждого актуальную для него проблему. Таким образом можно сказать, что она действует на бессознательном уровне. Сознание только углубляет или усиливает ее.
ТОЛЬКО ЛИ ДЛЯ ДЕТЕЙ ПРЕДНАЗНАЧЕНЫСКАЗКИ?
Основанное на знаниях рациональное сознание возникает только в процессе развития и созревания человека. Согласно результатам психоаналитических исследований, оно начинает формироваться примерно на шестом году жизни. До тех пор ребенок живет в магико-мифическом мире, где рядом с темными импульсами и инстинктами сначала возникает образное сознание, в котором сосуществуют магические и мифические мотивы, образы, идентификации, реакции, представления и приемы. Этот этап раннего развития сознания и мировосприятия, когда, согласно Каеси-реру1, мышление комплексно и сохраняется идентичность основного гештальта (Grunggestalt), является самым ранним пробуждением духа. Это образное мифическое переживание мира остается фундаментом, всегда сохраняющимся под нашим рациональным мышлением, и ему присущ отнюдь не только регрессивно-негативный характер, выражающий себя в суевериях или неврозах. Эта область образов и фантазий, в высокой степени эмоционально заряженных, становится фундаментом как новых душевных обретений ребенка, так и процессов изменения и развития, протекающих в душе взрослого человека. Важность подобных архетипических образов подтверждается даже в области научных исследований, и уже упоминавшийся физик Паули указывает на то, что при «развитии научных идей любое достижение знания является длительным процессом, в ходе которого рациональной формулировке содержания сознания предшествует процесс в бессознательном. В этом мире символических образов в качестве упорядочивающих и придающих форму элементов функционируют архетипы, представляющие собой искомые мосты между чувственными наблюдениями и идеями, вследствие чего они и являются необходимой предпосылкой для возникновения естественнонаучной идеи»2. Эта точка зрения Паули подтверждается современной теорией хаоса, согласно которой в хаотических, нелинейных состояниях вновь и вновь спонтанно образуются упорядоченные фигуры, так называемые фракталы, из которых могут возникать новые упорядоченные системы. Таким же образом ученые представляют сегодня историю возникновения всей вселенной из первоначального хаоса, в котором затем образовались точно очерченные галактические структуры, равно как и отдельные звезды с их планетарными орбитами. Эти фракталы обнаруживают ошеломляющее сходство с абстрактными геометрическими фигурами архетипов, такими, как треугольник, квадрат, круг, пятиугольник и т. д., из которых впоследствии могут возникать сложные комплексные образования. Томас Уотсон, сотрудник первооткрывателя теории фракталов Бенуа Мандельброта, из исследовательского центра фирмы IBM, в результате бесчисленных вычислительных операций заставил появиться на мониторе компьютера возникшие из множества этих фрактальных образцов горы, облака и луны, то есть высокоорганизованные архетипические образования3.
То, что в природе хаотические фракталы предшествуют создаваемой комплексной структуре, вполне соответствует происходящему в нашей психике, когда мы из процесса дневного линейного сознания погружаемся в нелинейный, «хаотический» процесс, относящийся к бессознательной первичной материи сна.
Принимая во внимание эти рассуждения, можно обнаружить, что вопрос о том, надо ли рассказывать детям сказки и вообще позволять им обращаться к упомянутому магико-мифическому слою и совершать в нем действия, содержит аспект, который обычно не замечают или почти не принимают во внимание. Одни отвергают сказки из-за их однообразия, анахронизма, обращения к магии, а также из-за часто встречающейся в них жестокости; другие привязаны к ним из пиетета, романтики или своих сентиментальных воспоминаний и живо их защищают. Но, независимо от таких разногласий, сказки и дальше рассказываются, жадно принимаются детьми (которые часто забрасывают замечательные механические игрушки, если могут послушать сказку), и, несмотря на все дискуссии, в жизни детей сказки продолжают занимать свое достойное и значительное место.
Проблема отношения к сказке (быть за или против нее) вообще очень стара, и уже около ста лет назад ее описал поэт и известный сказочник Вильгельм Гауф4. В качестве предисловия к своему собранию сказок он поведал историю, которую назвал «Сказка в обличьи альманаха». Альманах в то время занимал место сегодняшней научно-популярной литературы. В своей истории Гауф описывает, как бедная сказка была изгнана рассудительными просвещенными людьми и, плача, бросилась к своей матери, фантазии. Мать фантазия глубоко возмущена тем, что сторожа, которых люди поставили у входа в ее мир, больше не хотят впускать к детям ее любимую старшую дочь. Она по праву подозревает, что злая тетка, мода, оклеветала сказку. С присущей ей находчивостью она маскирует сказку, сшив ей одежду альманаха, и вновь отправляет к людям. К сожалению, сторожа замечают, кто проник к ним из мира фантазии, и высмеивают сказку, которая, однако, до тех пор жонглирует перед ними пестрыми образами своих историй, пока они не засыпают. После этого сочувствующий ей человек берет сказку за руку и, минуя спящих сторожей, ведет к детям.
Стоит оставить в стороне этическую и эстетическую точки зрения, обычно вызывающие споры, и начать заниматься проблемой сказки с точки зрения психологической. Какое, собственно, значение имеет сказка для детской души? В чем ее смысл, помимо того, чтобы служить забавой и развлечением? Каким образом такая нехитрая вещь способна вызывать такой сильный интерес?
Чтобы прийти к правильному ответу, нужно обратиться к чему-то иному, нежели то, что является обычным в сфере нашей культуры. Как правило, своими представлениями и мыслями мы ориентированы на внешний мир и оттуда получаем нашу шкалу ценностей. Но если применить ее к сказке, то последняя будет выглядеть ужасной бессмыслицей, которую ни в коем случае не следует повторять доверчивым детям.
Не раз высказывалась точка зрения, согласно которой всплывающие в мифах и сказках фантастические образы являются следами воспоминаний о давно прошедшем времени развития человечества. Будь это так, дракон был бы вспоминанием о древних ящерах, громадная птица Рух арабских сказок напоминала бы о праптице, птеродактиле, и т. д. О таких следах можно говорить с достаточной уверенностью, если при этом иметь в виду, например, историю о всемирном потопе, которую подтверждают действительно постигавшие человечество природные катастрофы. Сегодня очень распространены научные поиски подобной связи мифологем с реально происходившими событиями. Успех такой книги, как «И все же Библия права»5, говорит сам за себя. Но во многих случаях эти поиски слишком далеко отклоняются от своей цели, и применительно к ним я могу указать на остроумную книгу «Правда о Гензеле и Гретель»6. В ней автор с научной тщательностью, типичной для публикаций в этой области знаний, доказывает, что сказка о Гензеле и Гретель возникла на основе подлинного события, а именно, случившейся в средние века войны между двумя заинтересованными сторонами за рецепт выпечки пряников.
В какой-то мере установление связи между сказкой, мифом, сагой, легендой и т. д. и внешним миром вполне оправданно. Но в процессе жизни перед человеком стоит не только великая задача понять, испытать, овладеть внешним миром и сформировать его образ, но одновременно он должен решить другую, не менее важную задачу, которая состоит в овладении своим внутренним миром и формировании его образа. В качестве микрокосма он противостоит внешнему макрокосму и, без сомнения, столь же велик и значителен. Если мы будем исходить из представления, что сказка, так же как миф или, на самом высоком уровне, религия, должна восприниматься в качестве элемента этого внутреннего мира и средства для его формирования, то мы сможем понять ее смысл и сущность, и такое понимание даст нам ответ на многие встающие перед нами вопросы. Здесь, во внутреннем мире, действительно существуют все те удивительные и необычайные вещи, которые обычно происходят в сказке. Нам не надо возвращаться в отдаленные времена, чтобы искать там подобие дракона, так как он является живой реальностью сегодняшнего дня, существует здесь и теперь, примером тому может служить следующий сон двадцатипятилетнего пациента:
Я нахожусь в доме, который имеет форму полусферы. Приходит дракон и пожирает снаружи всех людей. Он хочет проникнуть в дом. Там кругом лежит старинное оружие, и когда дракон хочет проникнуть в окно, я бросаю в него топор. Он опрокидывается как резиновая кукла, но поднимается и надвигается снова. С помощью пистолетов и ножей я сражаюсь с драконом, который теперь уже находится внутри. Он хочет проглотить меня, но я пытаюсь с ним справиться. Вдруг он меня все же проглотил. Но я по-прежнему жив и говорю ему, что если он меня отрыгнет, то отделается от меня. Дракон попытался это сделать, но отрыгнуть так и не смог.
У молодого человека был тяжелый невроз, и к этому времени его основная проблема заключалась в том, чтобы выстоять против темных влечений инстинкта, стремящихся, например, разрушить что-то ценное или уничтожить его. Именно эта живущая в нем темная разрушительная инстинктивная сила представилась ему в образе дракона, и он переживает в сновидении древний сказочный или мифический мотив борьбы с драконом. Мы также видим, что он еще мало преуспел, и все еще слабое Я молодого человека, которое не может противостоять требованиям инстинкта, терпит поражение.