– Я – Дана Голден, – сказала она.
– Привет, Дана, – напряженно сказала я.
– Я из женской команды по водному поло.
Ох. Она, наверное, была его девушкой или подругой, а то и приспешницей. Она могла отомстить нам. Может, она хотела прижать меня и ударить пару раз по лицу.
– Это была ты? – спросила она. – Он с начала семестра пускает сплетни о тебе, а потом я услышала, что он в книге, и поняла, что это была ты. Вот свин, – сказала она.
– Ты его знаешь? – спросила я, но не ответила на ее первый вопрос, хоть была рада, что она не была подругой или фанаткой Картера.
– Он – козел, – ответила Дана. – Я пару раз ходила с ним в прошлом году гулять, и он хотел только потрогать меня. Мне пришлось ударить его, чтобы остановить. Он лез ко мне.
– Ты остановила его? – спросила я.
Дана гордо кивнула, ее широкие плечи приподнялись и опустились при этом. У Даны было крепкое тело для плавания. Она отбилась. Я – нет.
– Да, и он пытался пустить обо мне слухи, как сделал с тобой. Прошлой весной стал рассказывать парням, что я хотела ему отдаться. И я подошла к нему при его друзьях и спросила, рассказал ли он, как я ударила его по лицу. Это его заткнуло.
– Ого... – сказала я.
– Так что, если тебе нужен свидетель, я готова.
– Хорошая идея, да, Алекс? – сказала Т.С.
– Да, – сказала я, ведь это напоминало «Закон и порядок».
– Продолжай в том же духе. Увидимся, – Дана пошла на улицу.
– Это было круто, – Майя захлопала. – Свидетель. Это мне нравится!
– Кстати о свидетелях, ты выбрала адвоката для своего дела? – спросила у меня Эми.
Майя подпрыгнула и замахала руками в воздухе.
– Адвокат? Как прокурор?
Эми кивнула, и Майя повернулась ко мне.
– Ты же знаешь, что лучше никого не будет.
– Майя, ты так говоришь, что хочешь меня защитить? – игриво сказала я.
Майя захлопала ресницами, кокетливо улыбаясь мне. Майя с трех лет мечтала о школе адвокатов в Гарварде, и я не удивилась ее радости от возможности сыграть такую роль тут. Я ощутила укол сомнений, как вчера. Майя думала обо мне или себе?
Я повернулась к Т.С.
– Ты хочешь это сделать? – спросила я у нее.
Майя фыркнула.
– Ладно тебе. Ты знаешь, что Т.С. не хочет.
– Майя, ты не можешь дать Алекс решить? – спросила Т.С.
Майя подняла руки, как делала, когда мы пошли к Пересмешникам.
– Ты хочешь это сделать? – спросила я у Т.С. еще раз.
– Я хочу, чтобы ты решила, – сказала Т.С.
Вопроса не было.
– Майя подойдет идеально, – сказала я.
Когда мы уходили из кафетерия, Илана отдала мне кепку. Но она мне уже не требовалась.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Еще одна точка зрения
Тем вечером Джонс встретил меня у моего общежития, и мы направились к актовому залу. Мистер Кристи и мисс Пек – она была наставницей Джонса, так что они взялись за нас – были так рады идее с Гершвином, они попросили нас исполнить «Рапсодию в стиле блюз» для встречи работников. Даже не для клуба, а для обычной еженедельной встрече. Знаю, это должно быть почетно, ведь нас выделяли при этом, но все равно это звучало глупо. Они добавляли нам мороки.
– Может, пошалим сегодня и позлим стариков? – спросил Джонс.
– О, звучит грязно, Джонс, – сказала я, пока мы пересекали двор. Желтый свет фонарей в старом стиле падал на каменную дорожку во дворе, вел нас. Так я могла заметить лед и обойти его.
– Я серьезно. Ты снова хочешь играть Гершвина?
– Мне нравится Гершвин, – сказала я. – Даже если это для их глупой встречи.
– А если мы сделаем кавер на «Рапсодию» в стиле рэп?
– Чтобы все перевернуть? – спросила я, он открыл дверь, как всегда не запертую, в актовый зал. Мы бросили плащи на пол. Без учителей не требовались и вешалки.
– Да. Что думаешь?
Я закатила глаза.
– Не нравится мне это.
– Ладно тебе, Алекс. Ты не хочешь немного взбодриться?
Мне хватало активности. Но я сказала:
– Не так, – и села за пианино, потерла ладони, согревая их.
Он схватил скрипку и выдвинул стул.
– Видел тебя за обедом с Эми и Иланой. Что это было?
– О чем ты? – я не смотрела на него.
– Алекс, я не глупый.
– Я так и не думала.
– Они из Пересмешников, – твердо сказал он.
– Откуда ты знаешь? – я старалась звучать ровно, но задалась вопросом, не использовал ли он почтовый ящик как Т.С. или Картер.
– Потому что я слежу. Так ты в Пересмешниках? – прямо спросил он.
Я фыркнула.
– Нет! Я? Ладно тебе. Зачем мне там быть?
– Так почему ты обедала с ними? Ты не участвуешь в деле об обмане.
– Дело об обмане? О чем ты? – спросила я.
Джонс покачал неодобрительно головой.
– Парень из моего общежития говорил, что соседи по комнате заставляли его делать за них домашку по математике и химии. Он разбирается в математике. Он ходит на курсы в Уильямсон, хочет поступать на математический, так что уровень знаний высокий. Он куда выше остальных. И его соседи заставили его делать их домашку. Угрожали, что расскажут всем, о чем он говорит во сне, если он перестанет делать домашку за них. Не знаю, похоже, он много говорит во сне. Может, сболтнул лишнего во сне.
– Жаль его, – сказала я.
– Да, и он просит Пересмешников взять его дело.
Гений математики мог быть из тех дел, которые Эми не стала описывать.
– Откуда ты знаешь? – спросила я.
Он посмотрел на меня и закатил глаза.
– Алекс, он живет дальше по коридору от меня. Я знаю, что происходит. У меня открыты глаза и уши. И они говорили там с ним и его соседями. Видимо, расследуют, – он произнес это с презрением, нарисовав в воздухе кавычки пальцами. – Это все отстой, – добавил Джонс.
– Что именно? Угрозы? Или разговоры во сне?
Он пожал плечами.
– Все это. Он не может разобраться сам?
– Может, он ощущает себя беспомощным, – заступилась я.
– Не важно, – Джонс сменил тему. – Почему ты была с Пересмешниками?
– А почему нельзя с ними побыть?
– Ты не ответила.
– Где вопрос, Джонс?
– Если ты не Пересмешник, но что с тобой случилось?
Он осторожно опустил скрипку на колени и склонился ко мне. Его волосы упали на лицо, но он не убирал их. Он просто ждал моего ответа.
Я должна была рассказать ему. Вся школа вот–вот узнает, когда Картера вызовут. Но, когда я попыталась заговорить, горло сдавило, словно шею сжала рука, не пуская слова. Я почему–то боялась рассказать Джонсу. Может, из–за того, что гений математики, по его словам, глупо поступил, обратившись к Пересмешникам, или из–за его неодобрения к ним.
– Что с тобой случилось, Алекс? Если не скажешь, я начну издеваться над Гершвином.
– Джонс, – выдавила я, и ладонь снова сжала мою шею.
– Алекс, я твой друг. Я знал тебя еще до академии. Мы с тобой одинаковые. Только ты понимаешь мое отношение к музыке, и только я понимаю твои чувства.
Ладонь ослабила хватку, один палец за другим медленно отпустили мое горло.
– Знаешь Картера Хатчинсона? – тихо спросила я.
– Ватерполиста?
Я кивнула.
– Да.
Джонс тяжко вздохнул.
– Слышал, его имя попало вчера в книгу. Не говори, что он…
Я все рассказала Джонсу. Когда я закончила, он вздохнул.
– Ох, лучше бы ты пошла ко мне.
– К тебе?
– Я бы разобрался с этим.
– Как?
– Я бы разбил ему голову.
– Хватит, Джонс.
– Я серьезно. Не могу поверить, что он так тебе навредил.
– Я в порядке, – возразила я, и это было правдой. Я ощущала себя хорошо, когда Майя рассказала о бассейне. Стало лучше, когда я прошла по кафетерию с защитниками. – И я не хочу, чтобы ты проявлял жестокость, Джонс. Я не хочу для тебя проблем.
– Знаю, просто это безумие. Есть другие способы расправиться с этим.
– О, твое нападение на него?
– Нет, Алекс, забудь это, – сказал он, чуть успокоившись.
– Хочешь сказать, мне нужно было разобраться в этом самой, как парню из твоего общежития?
– Нет! Это совсем другое. То мелочь, а это преступление. Почему ты не пошла в полицию?
– Перестань. Это не дело полиции.
– Он тебя изнасиловал!
– На свидании, ясно? Я была пьяна. Отключилась. Это не как насилие в темном переулке с ножом у горла.
– Это все еще преступление. Так и нужно относиться. Почему ты не пошла к копам?
– Я не хотела. И ты сам знаешь, как все получается, когда вовлечены копы. Начинается «он сказал», «она сказала», и вся жизнь переворачивается.
– С Пересмешниками так и будет.
– Это не одно и тоже.
– Ладно, а родители? Ты им рассказала?
Я рассмеялась.
– Родители? Я не расскажу им. Мама – королева драмы. Она устроит скандал. Папа позвонит кое–кому и устроит на него тайную охоту.
– Может, на него и нужно устроить охоту.
– Они заберут меня из Фемиды. Отправят в школу в Нью–Хейвене и заставят жить дома. Думаешь, я этого хочу?
– Нет.
– Вот и все.
– Знаю, но проблема большая. Не думаешь, что нужно хотя бы рассказать родителям?
Я направила на него палец.
– Ты даже не рассказал родителям, что играешь на электрогитаре. Я не собираюсь говорить своим, что меня изнасиловали в школе.
Он поднял руки.
– Справедливо, – и добавил. – И когда слушание?
– Еще не назначено. Они должны сообщить ему в понедельник, что он – обвиняемый. Но, уверена, он знает, что грядет.
– Ты знаешь, что я на все готов для тебя, да? Знаешь?
Я кивнула.
– Серьезно. На все. Если могу помочь, я все сделаю.
– Знаю.
– Кстати, я приглашал Эми на свидание в прошлом году, – сообщил он.
– Да? И что она сказала?
– Я же не встречаюсь с ней, да?
– Почему она тебе отказала?
– Сказала, что я не ее тип.
– Ей же хуже, – сказала я.
– Может, продолжим репетицию?
Я игриво приподняла бровь.
– Ты хочешь репетировать? Я в шоке.
Мы заиграли Гершвина – обычно, не как хип–хоп. Я была рада сейчас всему нормальному.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Дольше всего
Завтра, утром понедельника, Картера уведомят. Я старалась думать о настоящем, работать над весенним проектом. Одна в комнате, я изучала информацию, которую нашла для проекта – книги и статьи музыковедов, теоретиков, биографов и других. Одни обсуждали гениальность Бетховена, другие задавались вопросом, не нарушала ли Девятая симфония правила классического произведения, но никто не затрагивал основную проблему. Отсутствие пианино.
Значит, дело за мной и Листом.
Лист восхищался Бетховеном, но не просто имитировал мастера. Лист завладел Бетховеном, сделал произведение без пианино своим. Его не устраивало то, как все было. И он менял это. Он делал все лучше. Я открыла файл, чтобы начать письменную часть проекта. Я написала первое предложение: «На определенном этапе творцам нужно порвать с прошлым», – и ощутила родство с Листом, ведь повторяла его дело.
Я писала еще полчаса, и тут в дверь постучали. Я встала и посмотрела в замочную скважину. Мартин. Я убедила себя, что наносить блеск для губ не нужно, но все равно причесалась, а потом впустила его.
– Привет, – сказал он. – Я принес тебе ужин.
Он отдал мне сверток из салфетки, я развернула ее и нашла бутерброд – хумус, сыр и хлеб из трех видов муки. Т.С. собиралась принести ужин.
– Спасибо.
– Т.С. и Сандип работают над проектом, – сказал он, объяснив, почему он принес еду.
– Я не знала, что они работали над проектом.
Он посмотрел на меня.
– Ох, – я кивнула, понимая. – Тебе нельзя в комнату пару часов.
– Ага, – он похлопал по рюкзаку. – Я в библиотеку. Хочешь со мной?
Я помнила, как читала там книгу в прошлый раз. И как до этого увидела там Картера. Я покачала головой.
– Может, хочешь поучиться тут? – я указала на свою комнату. Я вспомнила, как он был тут пару недель назад. Я не пустила его в свою комнату. Но теперь я была как Лист, я приводила себя в чувство. Я боролась за будущее, и я могла поступить иначе. – Это позволено? – добавила я.
– Позволено? – с любопытством спросил он.
– Тебе можно сближаться со мной вне группы?
– А почему нет?
– Потому что ты – Пересмешник, а я… – я сделала паузу, подбирая верное слово, но представляла лишь, что я под его крылом. Как это назвать?
– Думаешь, у нас куча странных правил?
– Не знаю, – сказала я и добавила. – Наверное, да.
– Как когда ты думала, что придется сушить одежду, не постирав ее.
– Я не знала, как вы работаете.
– Кейси не рассказывала?
– Лишь в общих чертах. Не детали.
– Я расскажу детали. Мне можно учиться в твоей комнате, как и в общей комнате с тобой. Если ты не против.
– Не против, – сказала я.
– Хорошо, – он радостно пожал плечами, прошел и устроился за столом Т.С. Я вернулась за свой стол и принялась за бутерброд.
– Над чем работаешь? – спросил он.
Я рассказала ему о своем весеннем проекте и спросила про его.
– Сипухи обыкновенные, – сообщил он.
– Интересно. Откуда взялась идея?
– Я проезжал летом мимо раненой совы у дороги. Я хотел вызвать ветеринара, но сова умерла, и я забрал ее домой и расчленил…
Я прервала его.
– Ты расчленил сову? – поразилась я. – На столе на кухне?
– Нет, – отозвался он. – В гараже.
– Это странно, Мартин.
– Что странного?
– Ты нашел мертвую сову, забрал домой, чтобы распороть. Это странно! – я скрестила руки и отклонилась на спинку стула.
– Он уже был мертв. Это был шанс узнать больше. Это не отличается от твоей игры на пианино день и ночь. Так я тренируюсь.
– Ладно. И что ты нашел, когда разрезал свою находку?
– Его желудок был полон грызунов. Мышей, бурундуков, даже суслик был! – Мартин оживился, глаза сияли, пока он описывал содержимое желудка совы. Мне было и гадко, и интересно.
– Как ты смог понять?
– Я умею, – сказал он. – Так же, как ты можешь отыскать до минор с завязанными глазами. Знаешь, почему у совы было столько еды в животе?
Я покачала головой.
– Потому что у обыкновенной сипухи ужасно высокий уровень метаболизма! – сказал он, словно нашел утерянный город золота ацтеков или клад. Я представила Мартина в гараже в Нью–Йорке, в старом деревянном гараже со столом, полным инструментов и с мертвой совой. Он схватил нож и осторожно, но точно разрезал сову. Их живота совы выпали мертвые мыши, и карие глаза Мартина засияли от радости.
– Так что мой проект про то, что метаболизм сипухи – воплощение выживания тех, кто приспособлен лучше всего, – сказал он.
– Кто твой наставник? У меня – мистер Кристи, – сказала я и показала от этого язык.
– И у меня. Понимаю этот ужас.
Мартин изобразил учителя и его гулкий баритон:
– Кто из вас, – начал он и сделал тяжелую паузу, – может написать сочинение на сто семьдесят пять слов о том, куда направляется мировая экономика следующие сто лет?
Я рассмеялась.
Мартин продолжил своим голосом:
– Я не могу понять, он ленивый или гений. Он понял, что писать короткие сочинения просто, или в этом есть скрытый смысл – научить выражать мысли кратко и емко.
– Папа всегда отмечает, что нужно говорить интересно и четко, – сказала я. – Он говорит кратко. Он говорит мало, но все по делу. Он возглавляет сбор средств в Йэле, так что умеет заинтересовать людей. Он так говорил.
– Так ты считаешь мистера Кристи гением, – Мартин направил на меня палец, словно поймал меня на преступлении.
– Ты это начал! Ты сказал, что он может быть гением, – парировала я.
– И ты согласилась! Мы квиты.
– Квиты, – сказала я и доела бутерброд. – Спасибо за ужин.
– Это не макароны с сыром от Эми, но лучшее, что я мог, – сказал он, вытаскивая учебники по биологии из сумки.
– Так ты был назначен сюда на вечер? – спросила я, ведь Пересмешники явно разделяли обязанности. Мартин знал о визите Эми.
– Назначен?
– Пересмешниками. Эми сказала побыть со мной из–за завтра?
– Нервничаешь из–за завтра? – спросил он, не ответив мне.
– А должна? – я не ответила ему. – Что это будет?
– Я провожу тебя на все уроки, – сказал он.
– Ты не обязан.
– Я хочу.
– Так тебя назначили? – спросила я. Мне хотелось получить ответы, то, что мне не рассказывала Эми, что не описывала Кейси. Я не хотела быть просто под их крылом. Я могла говорить, как собиралась сделать завтра. – Я хочу знать, – сказала я.
– Нет, – сказал он, качая головой. – И я не должен был приходить к тебе сегодня. Т.С. собиралась принести бутерброд, она даже его завернула, и я вызвался. Эми не говорила мне. И все не так.
– А как?
Он тихо рассмеялся.
– Ты считаешь нас тайным обществом. Это не так. Ты сама все видела. И я провожу тебя на уроки.
Я продолжила расспросы:
– Вы отправляете ребят на все дела, над которыми работаете?
– Как телохранителей? – спросил он.
– Отчасти.
– У меня есть свои причины, – он открыл книгу и добавил. – Я могу хоть это сделать.
Я с вопросом посмотрела на него.
– Ты о чем?
Он сглотнул, посмотрел на меня, как делал порой на физике, как делал, когда хотел что–то сказать, но останавливал себя.
– Мне кажется, что это моя вина, – выпалил он.
– О чем ты?
– В том, что случилось с Картером.
Я посмотрела на него, как на безумного.
– О чем ты? С чего ты взял?
Мартин провел пальцами по волосам. Мягким, как я помнила с той ночи.
– Потому что я говорил с тобой на концерте, и, когда ты вернулась из туалета, ты говорила с ним.
– Ох.
– Мне очень жаль, Алекс.
– Это не твоя вина, не сходи с ума.
– Я ужасно себя чувствую. Я должен был удержать тебя от него. Что–нибудь сделать.
– Как ты мог знать, Мартин? – тихо сказала я. – Никто не мог знать, что будет. Он казался обычным парнем на концерте.
– Я не должен был говорить с Клио. Я не знал, что разговор с ней обернется этим.
– Мартин, серьезно, это не проблема.
Его глаза расширились от потрясения.
– Не проблема? Он напал на тебя.
– Я не об этом. Не проблема в том, что ты говорил с Клио.
– Я даже не хотел с ней говорить. Я говорил, потому что ты ушла.
– Мне нужно было в туалет, – сказала я.
– Казалось, ты искала повода отойти.
– Мне нужно было пописать! Я сказала же. И когда я вернулась, ты говорил с Клио. И я решила, что ты… – я утихла.
– Что решила? – тихо спросил он. – Что она мне нравится?
– Ну, да.
Он покачал головой.
– Она крутая, но я просто… – он не закончил мысль.
– Потому ты помогаешь мне? Потому что считаешь, что это твоя вина? Это глупо.
– Я помогаю не поэтому.
– Давно ты с Пересмешниками? – спросила я.
– С начала второго курса.
– Полтора года.
Он кивнул.
– Ты был гонцом на втором курсе, – сказала я.
– Да.
– И гонцы становятся Пересмешниками, да?
Он кивнул.
– И ты сразу из гонца стал управляющим?
– Не совсем.
– Есть промежуточный шаг?
– Да.
– И? Что за шаг?
Он склонился ко мне, словно хотел поведать тайну.
– Гонцы – это первый уровень, почти как…
– Клятва! – я начала понимать, как они работали. Он не успел ответить, я продолжила. – И из гонца становятся советом, а потом управляющим.
Мартин постучал указательным пальцем по носу и указал на меня.
– Ты гениальна, Алекс.
Я вскочила со стула, головоломка стала целой.
– Видимо, все так происходит. Нужно проявить себя как гонец. Может, некоторые теряют интерес и уходят. Те, кто остаются, пытаются попасть в Новую Девятку – совет учеников. И вы ищете новых членов совета каждый семестр, чтобы они оставались неподкупными?
– Верно.
– И кто решает, какие члены совета становятся управляющими?
– Управляющие и лидер.
Я кивнула пару раз, ощущая себя так, словно разгадала шифр. Я сегодня была в ударе. Я писала отличный весенний проект, разбиралась с придурком, напавшим на меня, и изучала работу тайных судей и полиции школы.
– Но если ты был гонцом в прошлом году, когда ты был в совете?
– Осенью, в прошлом семестре.
– Всего полгода? Ты так хорош, что они сказали: «Ого, нам срочно нужен Мартин среди управляющих»? – пошутила я.
Он рассмеялся и покачал головой.
– Не совсем. Один из старшекурсников среди управляющих после половины года решил вернуться к основам.
– О чем ты? – уточнила я.
– Он прошел систему – гонец, совет и управляющий – и сказал, что заскучал по приземленному ощущению работы гонца. И он снова гонец.
– Это даже забавно.
– Да, он собирается быть организатором. И быть ближе к народу.
– Значит, он ушел, – сказала я, продолжая догадки, – и ты занял его место. Все просто?
– Было собеседование, проверка и все такое.
– И что они спрашивали?
– Я не могу рассказать все, Алекс, – игриво сказал он. – Но я служил в совете, и Эми решила, что я готов быть выше, стать управляющим.
– И когда ты сказал, что слышал о деле ребят из театрального кружка, ты был тогда в совете?
– В совете девять членов каждый семестр, на суде их только три, так что шанс моего присутствия на их слушании – 33,33 процента.
Я закатила глаза.
– Ладно, математик, ты был в этих 33,33 процентах совета и услышал об этом?
– Вспомни, слушания не было.
– Тогда откуда ты узнал об этом?
– Все обсуждается.
Как визит с макаронами и сыром.
– Почему ты хотел стать Пересмешником? – спросила я.
– Мой папа судья, а мама – прокурор. Так что справедливость у меня в крови. Я еще и идеалист, как они. И я верю, что мы можем творить добро. Может, мы можем добавить добра этой школе.
– Ты в это веришь?
Он пылко закивал.
– Это не идеально. Ничто не идеально. Но нам нужно существовать, да? Посмотри на учителей. Они не запирают кабинеты, актовый зал всегда открыт. Они живут в ла–ла–лэнде, как в выступлении с Гершвином, что будет на следующем их собрании, – он презрительно фыркнул. – А потом они попросят меня расчленить сипуху на собрании клуба факультатива, и все будут стоять рядом и охать.
– Да, это глупо, – сказала я. – А ты будешь лидером, как Эми?
Он покачал головой.
– Не могу.
– Не можешь? Почему?
Он не ответил.
– Лидер – всегда девушка? – не унималась я.
– Нет, это не так.
– Тогда как?
– Мы можем поговорить о другом? – спросил он.
– О твоих причинах? – я вернула разговор к началу.
Он улыбнулся.
– Причины…
– Ты ощущал вину. Потому ты тут.
– Не поэтому.
– Тогда почему?
– Потому что… – начал он и замолчал. Мы молчали. Ничего не говорили. Наша тишина наполняла комнату, как воздух заполнял шар.
Я решила лопнуть его. Я этим вечером была решительной.
– Ты хочешь посмотреть что–нибудь вместо учебы?
Он улыбнулся, словно мы задумали жуткую шалость. Я схватила ноутбук со стола и перебралась на свою кровать.
– Можешь сесть на мою кровать, – я похлопала по своему лилово–оранжевому одеялу с розовыми завитками и фигурами. Я села спиной к стене, согнула ноги в коленях. – Это позволено? – дразнила я.
– Дай–ка свериться с уставом, – он прошел ко мне, и мы устроились на кровати, как два товарища на диване.
– Тебе нравится «Закон и порядок»? – спросила я.
– Мое любимое, – сказал Мартин, его длинные ноги свисали с кровати. – И я уверен, «Закон и порядок» разрешен, – добавил он и посмотрел на меня, надеясь, что я рассмеюсь. Я рассмеялась, ведь он был забавным, и я хотела, чтобы он смотрел со мной сериал на моей кровати.
Полчаса спустя какая–то девушка в костюме обсуждала обвинения, но я едва ее слушала. Не из–за того, что плохо разбиралась в теме суда – я смотрела этот сериал с тринадцати лет, так что разбиралась – просто мне очень хотелось поцеловать Мартина. Я ощущала его вкусный запах, запах чистого мыла и душа. И его волосы… я ощутила их плечом, когда он склонился сделать погромче, и я сходила с ума, ужасно сильно желая его прикоснуться.
И не знала, откуда взялось это желание, как давно оно было во мне, как долго спало и ждало, пока я о нем вспомню. Пока я вспомню, что этого хотела в ту ночь, может, и он хотел, но думал, что не интересовал меня, так что говорил с Клио. А я думала, что не интересую его, так что говорила с… Но я не хотела думать о таком этим вечером. Я бросала прошлое. Я возвращала настоящее. Потому что сейчас происходило то, чего я очень хотела.
Я хотела поцелуй.
Я думала только о поцелуе – обо всем, что вело к поцелую – хотел ли Мартин поцеловать меня, было ли ему позволено. Я заставляла себя смотреть на ноутбук, лежащий на моих ногах, но поглядывала на Мартина. Я пыталась держать себя в руках, наслаждаться сериалом, но разум был как машина с пинболом. Серебряный шарик бился о рычаг, выключался свет, сияла сфера, появлялся еще шарик, потом еще один, и все дико металось под вой сирен, игра выходила из–под контроля. Шарики появлялись из ниоткуда, и все было громким, машина ломалась.
И все затихло.
Я нажала на паузу и повернулась к Мартину.
– Какие другие причины? – спросила я снова.
Он улыбнулся уголком губ, зеленые вкрапления в глазах сияли.
– Другие?
– Да, – я не сдавалась. Я узнала от него о Пересмешниках, хотела знать и это. – Почему еще ты здесь?
Он молчал, удерживал мой взгляд, и все во мне перевернулось. Мне стало тепло, лицо, грудь, ладони горели, а он не переставал смотреть на меня. И я не хотела, чтобы он переставал.
– Мартин, – прошептала я.
– Да?
– Есть правила против…?
– Да, – тут же сказал он.
– Ты не знаешь, о чем я хотела спросить.
– Я знаю, о чем ты хотела спросить, Алекс.
– И о чем же?
– Есть правила, не дающие сближаться с тем, кому мы помогаем, – сказал он.
Я медленно кивнула, тяжело дыша, заполняя воздухом всю грудь, все тело.
– Да, есть запреты, – напомнил он, тоже тяжело дыша.
– Но ты был милым со мной, потому что должен был, да? Не по другой причине?
– По другим причинам, Алекс. По другим.
– Каким, Мартин? – спросила я, зная, что мы произносили имена друг друга в каждой фразе. Это словно сближало, делало ближе, чем тесная кровать и двенадцать дюймов между нами. Он отвел взгляд, сглотнул, провел рукой по волосам. Я хотела коснуться его волос. Я хотела знать, желал ли он, чтобы я коснулась его волос.
Он посмотрел на меня.
– Ты знаешь, о чем я.
Я покачала головой.
– Было бы проще, если бы ты знала, о чем я.
– Почему?
– Когда я сказал, что не хотел говорить с Клио, я имел в виду…
Он ждал, пока я закончу.
– Говорить со мной?
Он кивнул.
– Почему мне должно стать проще? – спросила я.
– Было бы проще, если бы ты начала, – сказал он.
– Если бы я начала, ты бы сказал Пересмешникам?
Он покачал головой.
– Ты бы рассказал кому–нибудь? – спросила я.
Он снова покачал головой и сказал:
– А ты?
– Нет.
– Я бы хотел рассказать всем. Хотел бы. Ты мне нравишься, Алекс. Давно.
Я лишилась дара речи. Я знала лишь, что лицо покалывало, и я хотела быть поближе к нему, к юноше, которому я давно нравилась. Я выдавила лишь:
– Да? – спросила я.
– Да, но у тебя был парень, а у меня девушка, а потом мы стали одинокими в одно время, – он сделал паузу. – Я не должен так делать.
– Быть тут, быть собой?
Он кивнул.
– Потому я хочу, чтобы начала ты.
Я убрала ноутбук со своих ног и опустила на кровать.
– Я хочу поцеловать тебя, – сказала я, радуясь тому, что произнесла это.
Он улыбнулся, прижал ладонь к моим волосам, притягивая меня ближе. Его губы были нежными, сладкими, он не спешил, и я тоже. Я касалась его волос, мягких, как в ту ночь. Поцелуй мог длиться десять минут, десять часов. Я потеряла счет времени, ведь с каждым прикосновением его рук, его теплых губ, его прохладного дыхания я подчиняла поцелуи, делала их своими, как все и должно быть.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Неприкасаемые
– Как они это сделают, Кейси? – спросила я, прижимая телефон к уху, расхаживая по своей комнате. – Просто придут в его комнату, постучат в дверь, как частный детектив?
– Как–то так, – сказала она.
– Да?
– Да. Все просто. Постучать в дверь. Отдать ему бумаги.
Мой желудок превратился в узел.
– Кейси, это самое страшное и безумное из всего, что я делала.
– Ты выступала перед сотнями людей. Ты играла Шопена соло в тринадцать лет, помнишь?
– Это пустяки. То был смотр юных музыкантов. Всем было тринадцать.
– И что? Ты это сделала. Ты сильнее, чем думаешь. Ты – боец. И ты меня знаешь, Алекс. Я не люблю сентиментальности. Но я люблю тебя и горжусь тобой.
– И я тебя люблю, – сказала я, добавилась другая линия. – Похоже, Эми звонит. Я пойду.
Мы попрощались, и я переключилась.
– Алекс?