Она все понимала.
– У меня возникает странное желание спрятаться, – сказала я. – Я пару раз столкнулась с ним, и он думает, что я хочу быть с ним, – сказала я, вена на лбу стала пульсировать от воспоминания. – Это гадко, и мне от этого гадко. Он может так сделать и думать, что я захочу быть с ним. И у меня порой болит голова, чего раньше не было. И Т.С. сказала, что среди последствий изнасилования есть головная боль. Думаю, потому что думать получается только об этом, и голова при этом будто взрывается.
– Люди ужасны, – согласилась Эми. – Потому у меня есть работа.
– И много дел бывает за семестр? – спросила я.
– Достаточно, – уклончиво сказала она, принялась за макароны с сыром. И все. Она дожевала и спросила. – Уверена?
– В том, что произошло? – я опешила. Опять доказывать? Опять повторять историю?
– Нет, в это я верю. Ты уверена, что хочешь через все это проходить?
– Говоришь, я не должна?
– Нет. Я верю в это, в то, что ты делаешь, и что мы можем сделать для тебя. Но это может поглотить тебя. Это не значит, что ты должна отказаться. Просто знай, что станет серьезнее.
Но уже так было. Это событие уже испортило весь учебный год. Оно окружило меня, постоянно было внутри меня. Это диктовало мои действия, привычки, музыку. С Пересмешниками я могла подавить это.
– Понимаю, – сказала я.
Ресивер сделал это. Новички смогли. И я смогу. Я смогу быть больше, защитить себя. Моя сестра для того и основала группу.
– Хорошо. Я рада. И мы тебя защитим. Это часть нашей миссии, – Эми опустила тарелку на пол и полезла в пакет. Она вытащила блокнот, пересмешник на обложке будто глядел на меня. Она вытащила оттуда листок и отдала мне. Она убрала потрепанный блокнот в пакет. – Не переживай, это не сковывающий контракт. Тебе нужно оставить подпись, чтобы была запись, что ты хочешь, чтобы мы продолжали, и что ты обвиняешь Картера.
– Ты хочешь, чтобы я что–то подписала? – я подавила смешок. Это было не смешно, просто Пересмешники так серьезно это воспринимали. Но это было серьезным, я напоминала себе, пока читала листок. Несколько строчек говорили, что я сама пришла к Пересмешникам, попросила их выслушать дело и давала им власть обвинить Картера Хатчинсона в сексуальном насилии вечером 10 января. И была еще одна строка: «Если обвинитель будет пойман на лжи, он или она согласны на стандартное наказание».
Я замерла, потрясенная тем, как все было учтено у Пересмешников. Они существовали, чтобы помогать и защищать, так что можно было считать, что их любимцами были те, кто просил помощи. Но оказывалось, что невинных защищали, а тех, кто подавал ложные обвинения, наказывали не хуже провинившихся. Все было продумано.
Я оставила подпись и отдала листок Эми.
– Это только для записи, – сказала она, убирая листок в блокнот с улыбкой. У Пересмешников были записи. Наверное, хранились где–то в сейфе, может, в подвале или даже в прачечной. Могла быть фальшивая сушилка, где можно было пролезть за стенку изнутри, повернуть ручку три раза в одну сторону, три – в другую, а потом открыть сейф. Внутри были стопки красных листовок, белой бумаги и книг с правилами, историями дел и указаниями, как выбирать Новую Девятку, управляющих, а еще списки плохих учеников.
– Где вы храните свои записи? – спросила я.
Эми рассмеялась, ее забавлял вопрос.
– В наших документах, – конечно, она не собиралась отвечать. Она подняла тарелку и продолжила есть. Я прожевала кусочек и спросила:
– Кто в совете?
– Состав меняется, но все там хорошие. Все девять. Ты такое ожидаешь.
Я не знала, кого ожидала.
– Как Мартин или Илана? – спросила я, надеясь на какой–нибудь ответ.
Глаза Эми расширились, она улыбнулась, словно я угадала.
– Да. Именно как Мартин и Илана.
– Но вы же говорили, что вы – управляющие, а совет отдельно?
– Они отдельно. Да. Мы разделили три ветви, они работают сами, – с нажимом сказала она, и под тремя ветвями она могла подразумевать гонцов, совет и управление. Эми продолжала. – Ты спрашивала, какие члены совета. Они как Мартин и Илана. Такие ученики. А тебе стоит подумать, кому быть твоим адвокатом. Кто представит твое дело совету? Но сначала нужно оформить все бумаги. За пару недель, – продолжила Эми. – Есть важные дела, которые нужно сделать первыми.
– Важные дела? – спросила я. – Еще ошибки с посещением?
Мартин сказал мне после физики на этой неделе, что они забрали достаточно очков у Картера, и он не мог какое–то время покинуть территорию академии ни для обеда, ни в пятницу.
– Есть парочка идей.
– Но мне ты не расскажешь, – сказала я.
– Мы собирались, но пока не решили. Алекс, не переживай, ладно?
– Как скажешь…
– Да! – бодро сказала Эми, опустила ладонь на мою ногу. Она склонила голову на бок и посмотрела на меня. – Алекс, мы позаботимся о тебе, обещаю. Я бы этого не делала, если бы не верила в Пересмешников и тебя.
– Почему ты так в них веришь? – с любопытством спросила я.
– Потому что знаю, как они работают, – сказала она.
– Зачем ты это делаешь? Почему ты вовлечена?
Она отвела на миг взгляд, а потом посмотрела на меня.
– Потому что кто–то должен нести факел.
– Как мне вам отплатить? Вы так много делаете для меня.
– Не переживай насчет этого, – сказала она, ее глаза снова источали то знакомое тепло. Она указала на макароны с сыром на моей тарелке. – Просто ешь!
Я доела то, что оставалось на моей тарелке. Стоило съесть и добавку. Я взяла ложку и зачерпнула еще семейного блюда Эми. Может, Пересмешники, на самом деле, помогут.
* * *
– Шш…
Я посмотрела на шипящего Мартина.
– Но мистера Уалдмана тут еще нет, – сказала я.
Мы ждали начала урока физики, Картер болтал с парнем, сидящим рядом с ним. Мартин склонился, чтобы слышать его. Я тоже слушала.
– Я так и не получил торт, – скулил Картер.
– Как так? – сказал парень рядом с ним.
– Не знаю. Все ждали в общей комнате. Но его не принесли. Никто не пришел. Обидно. Торт на день рождения – самое лучшее, что есть в этой школе.
В этом я была с Картером согласна. Фемида заботилась об учениках, так что в общую комнату общежития на день рождения доставляли торт по вашему выбору. Так они делали школу больше похожей на дом. А еще торт был почти каждую ночь, ведь дни рождения почти всегда у кого–то были. Это был небольшой плюс академии, но все же плюс.
Я постучала Мартина по запястью, с вопросом приподняла бровь. Он хитро взглянул на меня.
– Это вы? – едва слышно спросила я.
Он гордо кивнул.
Я склонилась и шепнула:
– Как?
Он ответил шепотом:
– У нас есть доступ к списку именинников.
У них был доступ ко всему.
– Что вы сделали? Вычеркнули его имя?
– Как–то так, – сказал он, и я представила рыжеволосого гонца, выдвигающего ящик в столе секретаря директрисы, незаметно вытаскивающего листок и быстро стирающего имя Картера. Гонец нежно подул на бумагу, и остатки ластика слетели на пол. Он убрал листок в ящик, оставил отчет о посещаемости на столе и ушел. Тихо, конечно.
Мистер Уалдман вошел, и все умолкли. Он проверил посещаемость, отдал листок гонцу. Мартин кивнул гонцу. Бедный Картер – без очков и торта.
* * *
Два дня спустя Майя открыла дверь кабинета математики так энергично, что дверь могла пробить стену и описать круг. Она опустилась за парту рядом со мной, склонилась ко мне, ее гладкий черный хвост волос упал на ее правое плечо.
– Матч по водному поло против Шоэта отменили, – прошептала она. – И Фемиде придется за это платить!
– Ты серьезно? – прошептала я, хоть учителя по математике еще не было. – Почему?
– Бассейн получил шоковую терапию.
– Что это?
– Они так делают, когда бассейн становится грязным. И в воду добавляют очень много хлорки, чтобы помешать развитию… ты понимаешь, – она сделала паузу и понизила голос еще сильнее. – И бассейн Фемиды проходит шоковую терапию сейчас, но вряд ли дело в мусоре в воде.
– Тогда зачем? – спросила я.
– Чтобы его нельзя было использовать сутки. Там столько хлорки – в двадцать раз больше нормы, наверное – что сегодня плавать никто не сможет. Так что Фемида не сможет провести игру против своего самого важного соперника, Шоэт. Жаль остальную команду, но они сами виноваты, что распространяли его ложь, – глаза Майи радостно блестели. Она знала, кто это сделал, как знала и я. И они дают понять, что Пересмешники не шутят. Они говорят: приди, когда они скажут.
Это радовало, да. Было приятно, будто я мстила за ту ночь.
– Жаль, что мы пропустим матч по водному поло, – я скрыла улыбку.
– Обидно, – она ухмыльнулась. Вошел учитель по математики. – Я так его ждала.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Блестящие слезы
– Алекс, посмотри.
– Хм? – буркнула я, протирая глаза и глядя на часы рядом с собой. Пять сорок пять. Только спортсмены не спят в это время.
Т.С. сидела на своей кровати, прижавшись носом к окну. Она уже была в футболке и шортах для футбола.
– Тебе нужно это видеть. Красота, – сказала она.
Она, наверное, говорила о снеге. Я представила хлопья снега, падающие на двор Фемиды. Т.С. была из Санта–Моники, была одержимы снегом. Она все еще делала снежных ангелов.
Майя думала о том же, потому что отругала Т.С.:
– Прошу, скажи, что ты разбудила нас не только посмотреть на снег, потому что сон я люблю больше снежных ангелов.
– Это лучше снега, – Т.С. помахала нам. Мы с Майей ворчали, пока выбирались из кроватей и шли к Т.С. у окна.
Снега не было. Мы увидели сияющие деревья. Казалось, в центре каждого дерева было зеркальце, искра света, призма.
– Давайте посмотрим, – приказала Т.С.
Я быстро оделась, Майя не отставала. Мы спустились по лестнице и добрались до двери. Вблизи было ясно, что на деревьях не было зеркал или отражающей пленки. Но каждое дерево во дворе было отмечено – два кусочка жвачки в обертке из фольги были прицеплены к каждому стволу.
– Ради любви королевы, почему на деревьях жвачка? – спросила Майя.
– Ты не знаешь? – спросила Т.С.
Майя тряхнула головой.
– Не знаю и не люблю угадывать в такое раннее время, – и она добавила. – Но ты явно знаешь. Расскажи нам.
Т.С. не успела заговорить, а я представила. Два ребенка. Дерево. Дупло.
– Это первое, что Бу Рэдли оставил Джиму и Глазастику, – тихо сказала я. – Два кусочка жвачки в блестящей обертке из фольги в дупле дуба.
Майя шлепнула себя по лбу, вспоминая.
– Боже, как я могла забыть! Жвачка, фигурки из мыла и два пенни.
– Это послание Пересмешников? – спросила я.
Т.С. кивнула.
– Похоже на то.
– Кейси говорила, что так будет? Что это значит? – спросила я.
Т.С. покачала головой.
– Понятия не имею.
Потом я узнала, что это значило. Но не от Мартина, Эми или Иланы. А от девушек на французском, потом от парней на английском, а потом от Натали. Точнее, подслушала.
Потому что, хоть жвачку убрали до девяти утра, времени хватило, чтобы все в Фемиде говорили о деревьях.
И две пластинки жвачки могли означать лишь одно.
Скоро придет уведомление о суде.
* * *
И оно пришло через два дня.
Мы с Майей были на математике, интегралы снова били нас по головам. Когда прозвенел звонок в конце урока, мы ушли вместе, и, стоило выйти за дверь, гонец промчался мимо и вложил листок мне в руку. Он даже не взглянул на меня, шел дальше. Я проводила его взглядом, рыжие волос пропали среди толпы учеников.
– Что там? – взволнованно спросила Майя.
Я осторожно развернула записку, сердце билось чуть быстрее. На миг я подумала, что Пересмешники отвернулись от меня. Или стали против меня. Голова кружилась, пока я разворачивала записку.
«Иди на второй этаж библиотеки в справочную, прочти Харпера. Через пять минут на обычном месте будет записка».
Неуверенность сдавила меня тисками. Я вдохнула раз, другой, мне стало легче и я сказала Майе:
– Нам нужно в библиотеку, на второй этаж. Нужно читать. И быстро.
– Идем, – сказала она.
Она не спросила, зачем, может, хотела участвовать в этом, потому что ей нравилось все узнавать. Она получала информацию из первых рук. Я задумалась, была ли у нее другая причина, а потом отругала себя за сомнения в ней.
Мы добрались до библиотеки Приор, я рефлекторно осмотрела ряды, проверяя, нет ли рядом Картера. Но я его не видела, и я была с Майей, так что была со щитом. Я сказала ей, что в записке говорилось подняться на второй этаж в справочную, где хранились книги, которые требовались к прочтению. Книги нельзя было выносить из библиотеки.
Мы быстро оглядели полки в поисках девятого класса, ведь тогда в Фемиде проходили «Убить пересмешника». Майя заметила книгу первой, схватила и отдала мне. Я открыла первую страницу, кто–то написал там «Для Джен». Я не знала, кем была Джен, но не было времени выяснять. Я полистала книгу, будто одну из детских книжек, где на каждой странице немного менялась картинка. Но ничего не было, просто главы. В конце книги было около десяти пустых страниц. Но не все были пустыми. На некоторых были записи, имена и списки. Первый назывался «Унижения», и там были перечислены несколько учеников. Наверное, то были те Бесчестные. На другой странице значилось «Если ты странный, то и не лезь к нему», там было и имя Пола Око. Страниц было много, и там были имена. На одной было «Следи за спиной», ручкой записали имя Эллери Робинсон, которую я не знала.
Майя зажала рот рукой.
– Эллери Робинсон, – тяжело сказала она.
– Что? Кто она?
– Она окончила школу в прошлом году. Хорошая девушка. Играла в лакросс, красотка в американском стиле. Я слышала, что она сделала что–то ужасное.
– Что? – мне стало не по себе.
– Написала что–то на спине другого ученика. Ножом.
– Боже, это ужасно.
– Это было в конце года, так что я знаю только общие черты.
– Ладно, продолжим, – сказала я.
На другой странице было «Спектакль окончен», и два ученика могли быть первокурсниками из театрального кружка.
А на новой странице было написано «Никакой ночевки». Слова были подчеркнуты, и там было одно имя.
Картер Хатчисон.
Я коснулась его имени указательным пальцем, проверяя, что мне это не привиделось. Но оно было там, в книге списков, книге имен. Я убрала палец, словно его имя опалило мою кожу. Теперь я знала, почему Пересмешники были уверены, что Картер придет. Очки, торт, бассейн, а теперь это. Я вспомнила фразу из старого фильма: «Мы сможем заставить вас говорить».
Я повернулась к потрясенной Майе.
– Пора проверить, – выдавила я, спустилась по лестнице, миновала двор и добралась до большой доски объявлений у Макгрегор–холла, в паре футов от актового зала. Знакомая красная листовка висела там, трепетала на февральском ветру.
Записка, как и обещали. Пересмешник пел, слова были в облаке у его клюва.
Тише, ученики, услышьте нас,
Мама купит вам пересмешника,
И, если он не запоет,
Тогда мама запишет все.
Ведь, чтобы книжку изменить,
Новое имя нужно внести.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Высшая власть
Пересмешники не сделали граффити в туалетах с надписью Картер = насильник черного цвета. Это был шифр. Многие ученики туда и не взглянули. О Пересмешниках и не задумывался, пока они не были с тобой или против тебя.
Картер понял, что они были против него? Он знал, что нехватка очков, отсутствие торта, грязный бассейн, деревья были знаками для него? Он увидел листовку? Нашел свое имя в книге? Поймет, что это значит? Он поймет, что это я? Потому что книга была началом, и объявление на доске не было официальным уведомлением. Они еще даже не оформили бумаги.
Я смогла отодвинуться от доски объявлений, побежала в актовый зал. Я опоздала, но мисс Дамата была хорошей, и для соло–уроков не было гонцов. Были только мы с ней, как на приватном уроке пару раз в неделю. Мне не нужна была дополнительная помощь, просто я была хороша. Я не хвалилась. Так было. Я повесила плащ у двери, села за пианино рядом с ней.
– Простите, что опоздала, – сказала я, убирая волосы с лица и стягивая их в хвост.
– Ты – занятая ученица, – сказала она.
– Да, – а что еще сказать? Особенно когда я не могла перестать думать о книге, листовке, коде и списке с именем Картера. Я играла по нотам, пока мы оттачивали мою Девятую симфонию для выступления, но без чувств. Я не была соединена с клавишами. Я просто нажимала на них. И мисс Дамата заметила разницу.
– Ты сегодня в порядке? – спросила она. Ее волосы снова были в пучке.
– Да.
– Кажешься другой.
– Я просто отвлеклась. Простите. Исправлюсь.
– Отвлекаться – это нормально. Ты не должна быть идеальной, – она коснулась моей руки. Я не убрала руку. Это был искренний жест от нее. – Я ощущаю, когда твое сердце в музыке. Если нет, значит, твое сердце или голова где–то еще.
– Возможно, – тихо сказала я, и мне стало немного лучше. Я не сказала ей ничего конкретного, но было приятно озвучить возможность, что что–то не так.
– Хочешь поговорить об этом? Между нами.
Учитель, который мог отвлечься от урока и подумать о личном. Она отличалась от всех, которые были умными, но лишь на уроках. Мисс Дамата была настоящей, видела нас насквозь. Видела меня насквозь. Я посмотрела в ее зеленые глаза и думала признаться ей, рассказать о той ночи, кафетерии, комментариях Картера, Пересмешниках и книге.
– Просто разное происходит, – сказала я.
– Что–нибудь конкретное?
Я молчала пару секунд, не зная, что сказать, или как сказать. Я будто искала в темноте включатель, спотыкаясь, а потом смогла сказать:
– Просто… этот семестр тяжелее.
– Но ты не про учебу, – тихо сказала она.
– Да, не в учебе, – сказала я, – а в большем…
Я замолчала, ведь это было бессмысленно. У учителей не было власти. Я знала, у кого была власть. Я перевела разговор на Джуллиард.
– Тяжело попасть в Джуллиард? – спросила я.
– Снова Джуллиард? – рассмеялась она.
– Я очень туда хочу.
– Там сложно, – сказала она.
– Какие другие студенты?
– Решительные, целеустремленные, сильные.
– Вы скучаете?
Она покачала головой. Я не знала, скучала бы по школе, если бы не поступила. Но я отогнала мысли, потому что не собиралась проваливать поступление.
– Алекс, – начала она.
– Да?
– Ты можешь приходить ко мне, если хочешь поговорить. Это останется между нами. Ты можешь найти меня в синем доме с лиловой дверью в улице от академии.
– Спасибо, – сказала я, зная, что стоило поговорить, но не могла. – Лиловая дверь звучит круто.
После урока я осмотрела двор. Картера не было видно, и я подбежала к доске объявлений. Я отчасти ожидала толпу учеников, как в фильме, когда вывешивают списки, и толпа смотрит поверх голов друг друга, чтобы понять, кто там. Но никто не смотрел, не замирал. Я пошла на следующий урок, проверила после этого. Прошли несколько учеников, пара взглядов, и все. Я продолжала так до конца дня, поглядывая на доску, когда выпадал шанс.
Я даже вернулась в библиотеку, как тень прошла на второй этаж, чтобы взглянуть на книгу. Девушка листала ее, и это прогнало меня, словно я позвонила кому–то в шутку и бросила трубку, когда они ответили.
Во время последнего урока я даже попыталась выглянуть в окно, увидеть доску объявлений со второго этажа Макгрегор–холла. Там никого не было. Во дворе были только голые деревья и несколько участков твердого снега, оставшегося с прошлой недели. После урока я пошла по двору, чтобы проверить, на месте ли объявление.
По моему плечу постучали, пока я читала то, что уже выучила. Илана.
– Нравится записка? – спросила она.
– Очень умно.
– Я ее написала. Я пишу от лица группы, – гордо сказала она.
– У всех есть свой талант в группе?
– Как–то так, – она не стала уточнять, просто пригладила не существующую складку на юбке, темно–синей и до середины голени. Она была в коричневых сапогах, а из–под плаща виднелся белый свитер с большим воротником.
– Но никто туда не смотрит, – отметила я. – Его не замечают. Они хоть знают, что это значит?
– Не все поймут. Не всем будет дело. Но на записки Пересмешников обращают достаточно внимания. На любые записки. Про изменения правил поведения, про поиск Новой Девятки, про суд. Проголосовало шестьдесят пять процентов. Для гонцов желающих всегда больше, чем нужно, как и для Девятки. Ученики увидят. И поймут. Некоторые – уже.
– Да?
Она склонилась и прошептала:
– Уже около дюжины учеников видели книгу.
– Дюжина? Откуда ты знаешь?
– У нас есть те, кто следят.
Конечно. Мне стоило понять.
– Дюжина – это хорошо?
– Пока – да. И некоторые пустят слух.
– Картер видел?
Илана покачала головой.
– Еще нет. Но увидит. И узнает в понедельник. Тогда будут готовы документы. Эми хотела, чтобы я тебе передала.
– Утро понедельника, – повторила я. – Через пять дней.
Она кивнула, ее длинные темные косы подпрыгнули.
– Есть время, чтобы это обдумали.
– Он знает, что вы в ответе за пропажу очков, торта и остальное?
– Он может догадываться, – Илана пожала плечами. – Мы так делали раньше, с другими. Очки и торт. Остальное зависит от личности. Как только он узнает о книге, поймет, что его вызовут. Но он поймет, что все это связано, когда получит бумаги. И там будет приглашение. Это мы и готовили заранее.
Я кивнула и тихо спросила:
– Что делать, когда я снова его увижу? Он поймет, что это я. Что из–за меня он в книге.
Илана покачала головой.
– Нет, он поймет, что ему придется отвечать высшей власти.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Отведи взгляд
Что бы ни говорила Илана, я не хотела ощутить взгляд Картера. И на следующий день я усиленно старалась избегать его. Я надела солнцезащитные очки, сунула волосы пол кепку «Манчестер Юнайтед», добавила короткую камуфляжную куртку, которую редко носила, хоть она была крутой, зато ее почти никто не знал.
Я ходила пораньше на уроки. Ходила у зданий, держалась подальше от взглядов. Пришло время обеда, и я пошла в общежитие, вспомнив, что на столе была новая пачка крендельков. Кейси принесла ее прошлой ночью с яблоками, диетической колой, «M&M’s», попкорном и самодельными брауни. О, сколько вариантов, что же делать?
Но у дубовой двери общежития, которую я спешила открыть и уйти от холода зимы, меня перехватили. Эми обвила рукой мою правую руку, Илана – левую. Они развернули меня и повели вниз по лестнице.
– Обед! – бодро сказала Илана. Ее волосы сегодня были ровным полотном, почти закрывали все карамельное пальто.
– Вы забираете меня на обед? – сказала я.
Эми покачала головой, ее короткие волосы резко контрастировали с Иланой.
– Нет.
– Еще макароны и сыр? – спросила я, решив, что мы пойдем к ней в комнате.
– И не это.
Я замерла на каменной дорожке.
– Я не пойду в кафетерий.
– Пойдешь, – сказала Эми.
Я замотала головой, уперлась ногами, давя всем весом на пятки.
– Алекс, ты можешь, и с нами ты в безопасности, – сказала Эми.
– Как? – спросила я.
– Он теперь знает, кто мы. Знает, что мы – Пересмешники.
– Откуда?
– Просто знает, – Эми посмотрела на меня.
– Прислали ему записки от гонцов? – спросила я.
– Он знает так, как Т.С. узнала, как нас найти.
– Через Кейси?
Эми покачала головой.
– Не так Т.С. нашла нас.
– Она перехватила сигнал?
Эми рассмеялась, я видела облачка ее дыхания.
– Алекс, все не так сложно. Т.С. оставила записку в нашем почтовом ящике в кабинете студсовета. Там ты оставила свой бюллетень.
– Картер оставил записку? Что он написал? Позовите меня и представьтесь?
– Алекс, мы не тайная организация. Это не защита личности, как делал Кларк Кент. На почтовом ящике мое имя.
– О, – я удивилась. Я думала, что там что–то сложнее. Было так просто – иметь почтовый ящик для поддельной группы. Но это было идеальным прикрытием.
– Я хочу, чтобы ученики могли связаться со мной, если нужно, – добавила Эми.
Я заметила, что она говорила «ученики», так что поняла, что я была не одна. Не только мне они помогали.
– В этом семестре есть другие дела?
Эми кивнула.
– Сколько?
– Парочка?
– Ты не можешь мне сказать?
– Они еще не так далеко зашли, как твое.
– То есть, их имена еще не в книге?
– Верно, – сказала Эми.
– О чем они? – не унималась я.
– Разве справедливо сейчас рассказывать тебе? – спросила Эми. – Сосредоточимся на тебе.
– Ладно, – сказала я. – Так Картер пошел к вашему почтовому ящику?
– Прошлой ночью, – сказала Эми, и я поняла, что время совпадает со словами Майи, вернувшейся ночью с дебатов. Она сказала, что команда по плаванию что–то говорила про книгу на тренировке.
– И вы на самом деле ведете меня в кафетерий? – спросила я.
Эми и Илана кивнули.
– Это не будет выглядеть, словно вы на моей стороне? Словно вы предвзяты?
– Не мы выносим вердикт, – сказала Эми. – Мы не голосуем, кто виноват. Это делает совет. А мы так и делаем. Защищаем.
– Картер не получит защиту, да?
– Ему защита не нужна, – сказала Илана. – Тебе нужна. И мы не защищаем всех. Твой случай другой. Это насилие. Если бы ты подала в суд в реальности, тебя тоже защищали бы. Твою личность держали бы в тайне. Может, даже замазали бы твое лицо, если бы суд показывали по ТВ. Если бы ты обвинила его в обмане или краже, ты не нуждалась бы в сопровождении в кафетерии. Ты обвинила его в насилии, так что ты не одна на обеде.
Эми коснулась моей руки, и я ощутила ее прикосновение сквозь рукав, словно у нее была суперсила, потому что от ее ладони исходило спокойствие. Я вдруг ощутила, что смогу это сделать. Я с ней. С Иланой. Они – Пересмешники, они защищают остальных. Они защищали меня, они были моим пуленепробиваемым жилетом.
– Ничего не будет. Вот увидишь, – добавила Эми.
– Ты нам доверяешь? – спросила Илана.
Я кивнула.
– Конечно.
– Пора тебя покормить. А то ты таешь на глазах, – Илана схватила меня за пояс джинсов, который я затягивала сильнее, чем месяц назад. – О, и это можешь убрать, сестра, – она сняла мою кепку. Она смеялась, но дружелюбно, и я поняла, что шла в кафетерий впервые за месяц. Я оглядела большой зал и быстро нашла его, на том же месте, где и тогда, с Кевином, Генри и другими ватерполистами. Он не видел меня, но мое сердце подпрыгнуло к горлу, и я сглотнула и взяла себя в руки, направляясь к очереди.
– У тебя мистер Кристи на мировой истории, да? – спросила Илана, когда мы взяли подносы.
– Да, а у тебя? – спросила я. Она не была в моем классе, но я знала, что он учил и других.
– Нет, он не учит старшекурсников, – сказала она.
– Ты – старшекурсница? – я взяла немного пасты. Еда в кафетерии еще никогда не казалась такой хорошей.
– Что, по груди не видно? – пошутила Илана, посмотрев на свою большую грудь, а потом на меня. – Люди все время думают, что я старше, из–за этих громадных грудей. Не могу поверить, что ты не подумала, что я – старшекурсница!
– Я вообще не думала об этом, – сказала я.
– А на каком курсе я, по–твоему? – спросила Эми, когда мы наполнили подносы. Индейка у Иланы, грибной суп у Эми.
– Эм… – я не хотела ошибиться и тут.
– Давай. Угадай. Я не обижусь.
– Ладно, старшекурсница, – я решила начать с простого варианта.
Она покачала головой.
– Я на втором курсе.
– Серьезно? – сказала я.
– У меня нет громадной груди, – сказала она, ее тело было как у бумажной куклы. Я и не думала об их возрасте, особенно Эми, потому что мне казалось, что такая власть может быть только у старших курсов. Эми, второй курс, была младше меня. Потому у меня ни разу не было с ними уроков.
Я задумалась, чего еще не знала о них. Почему Эми, второкурсница, была во главе группы, а Илана была правой рукой, мышцами Эми, хоть была старше, как и Мартин, которого я давно не видела. Я была бы рада снова сочинять с ним французские рифмы.
Но я перестала думать о нем, потому что мы отошли от раздаточного стола. Я напряглась. Эми ощутила это и прошептала:
– Ты сможешь.
Мы зашагали вместе, Эми с одной стороны, Илана – с другой. Краем глаза я заметила, как Картер поднял голову, а потом и Кевин. Все будто замедлилось, как в фильме, кадр за кадром. Они увидели меня, потом Илану и Эми. Две Пересмешницы смотрели на двух ватерполистов. Парни тут же опустили головы. Они не подняли их, даже когда мы прошла к столику, где уже были Т.С., Майя, Мартин и Сандип.
Эми и Илана остались по бокам от меня, и мы сели так, чтобы было видно ватерполистов. Так я могла понять, что весь обед Картер и Кевин не будут смотреть на меня. Даже когда я пошла за салатом, Эми пошла со мной, а парни не смотрели.
Когда я доела пасту, девушка с широкими плечами и волосами песочного цвета, убранными за уши так, что кончики завивались под ними, прошла к нашему столику. Она опустилась возле меня, прижала ладонь к моей спине, а другую руку – к спинке стула Эми.