Я пронзила ее взглядом.
– О чем ты говоришь?
– Я сказала тебе поговорить с ним.
– Ты сказала это всем в группе, – исправил Сандип.
Т.С. не слушала его и смотрела на меня.
– Алекс, мне так жаль.
– Т.С., это самое глупое, что ты говорила в жизни, или хотя бы в той части твоей жизни, в которой я тебя знаю. Я сделаю вид, что ты этого не говорила. Это все равно не навредило.
Я повернулась к Сандипу.
– Мы шумели и говорили на концерте. Я почти все помню. Когда шоу закончилось…
– Да, мы вернулись в общую комнату сюда, и ты выпила стакан на концерте.
Он сказал это сухо, как врач. Он не судил меня, а отчитывался о пациенте, учил его, как себя вести. Я представила его в темно–синей форме хирурга и с шапочкой на волосах. У него будут волосы в тридцать пять, и он будет лечить в ведущей больнице штата. Ему даже не нужно будет заглядывать в записи о пациенте. Он все будет знать наизусть.
– Я налил всем немного, – он перечислил имена. – Т.С. и Майя уже ушли, Мартин ушел сразу после концерта, и там были Клио, Джулия, Сэм и Картер.
Я сжала голову руками. Клио, Джулия, Сэм и Картер. Натали, команда по бегу и многие другие…
– И ты предложила Круг смерти, – сказал Сандип.
– Сколько я выпила? – спросила я, подняв голову.
– Еще две с половиной рюмки с апельсиновым соком.
Т.С. вскинула брови.
– Два с половиной?
– Да. Третий она не допила.
Он не запинался. Он мог записать в блокнот почерком врача «две с половиной рюмки», перевести почти идеально это в миллилитры или что–нибудь еще.
– Итого три с половиной рюмки водки на пустой желудок, – сказала с сочувствием Т.С. – Конечно, сложно было бы что–нибудь вспомнить.
– Твой вес – около пятидесяти килограмм, – сказал Сандип. – Так что три с половиной рюмки за три часа вызвали такое содержание алкоголя в крови, при котором человек считается пьяным. С твоим размером и на пустой желудок ты получила замедленную реакцию, вспышки эмоций и помутнение сознания.
«Помутнение сознания».
Снова эта фраза. Она повисла посреди комнаты, ожила, получила руки и ноги. Как и говорила Кейси о важности этого в комнате капитанов час назад.
– И он поцеловал тебя при всех, – добавил Сандип.
Я никогда не целовала ватерполиста, и я бы не сделала первый ход, я бы не стала так делать с почти выпускником. Он это все начал.
– И вы начали страстно целоваться на диване, но игра продолжалась. А потом Картер увел тебя оттуда.
«Оттуда», – в место, где никто не мог описать произошедшее, где не было тех, кто мог вспомнить. И были только мои обрывки воспоминаний.
– Спасибо, – я встала.
– Куда ты? – спросила Т.С.
– Обратно, – сказала я.
– Я с тобой.
– Нет, тебе не нужно.
– Я хочу. Мы хотим, – она сказала за него, словно была его представителем. Может, так и было, потому что он встал, и мы вышли вместе в коридор, спустились по лестнице и вышли на холод солнечного январского дня. Они прошли со мной к нашему общежитию. – Ты будешь в порядке? – спросила Т.С.
– Хочу поспать.
– Звони, если что–то нужно. Мы еще поговорим, хорошо? Обещаешь?
Я кивнула, прошла в здание, поднялась и вернулась в свою комнату. Там была Майя, слушала «The Clash», пила чай и читала книгу.
– Добрый день. Если тебе интересно, я решила простить тебя за то, что ты убежала утром, ничего мне не сказав, – Майя отчасти ругала, но она никогда не звучала раздраженно. Наверное, из–за британского акцента. Родители Майи были из Сингапура, но жили всю ее жизнь в Лондоне, так что у нее была потрясающая смесь азиатского и британского. Она стягивала гладкие черные волосы в высокий хвост почти все время. У нее были роскошные длинные волосы, от которых машины остановились бы, если бы она распустила их. Может, она спасала их, заплетая волосы. Акцент и волосы делали ее лучше в том, что удавалось ей просто превосходно – в дебатах.
– Спасибо, но рассказывать нечего, – я убрала свои ботинки в шкаф.
Она отмахнулась, сжимая в другой руке чашку Эрл Грея, который пила почти каждый день. Британию из нее вывести не удавалось…
– Но Т.С. ты явно рассказала, что делала прошлой ночью, – тихо сказала она.
В любой другой день слова были бы острым ножом. Ведь они были правдой. Мы выглядели как три подружки, но были парой плюс одна. Мы с Майей были напарницами в прошлом году на английской литературе для презентации, которую назвали «Великие помощники в истории литературы», Мы выбрали Фальстафа из «Генриха V», Джима из «Гека Финна» и Ватсона из «Шерлока Холмса». И Майя добавила Кормилицу из «Ромео и Джульетты» и устроила монолог о том, как учителя английской литературы должны подробнее рассказывать о напарниках, не забывая при этом женские персонажи. Она была гениальной, и весь класс хлопал ей, встав из–за парт.
– Ты – богиня слов, – сказала я ей после этого. – Как Зевс или кто–то там…
– Афина, – исправила Майя. Она замерла и задумалась. – Вычеркни это. Я – Чудо–женщина. Ей даже не нужен помощник.
– Хочешь на обед со мной, Чудо–женщина? – спросила я.
Она согласилась, и мы быстро подружились. А потом соседку Майи по комнате выгнали в конце прошлого года. Вылететь из Фемиды можно было, только если провалил предметы. Ее соседка по комнате была так зависима от болеутоляющих, что весь день плохо соображала, чтобы доучиться в том семестре, не могла даже делать домашнюю работу. И мы позвали Майю в свою комнату. Мы втроем были близки, но к Т.С. я обращалась в первую очередь.
– Послушай, – Майя быстро перешла к новой теме. – Мистер Бауманн уже хочет, чтобы команда по дебатам устроила фирменное выступление Фемиды для факультета. Представляешь? Мы будем обсуждать плюсы и минусы иностранной политики нынешней администрации Белого дома на следующем собрании.
– Сначала литература, теперь политики, – сказала я, радуясь, что хоть кто–то не хочет говорить о прошлой ночи.
– Это бессмысленно. Это даже не засчитается в расписание дебатов, – добавила она, говоря о национальных турнирах по дебатам, которые проводились круглый год. – Но они говорят, что это хорошая практика, – она взмахнула кулаком, изображая своего советника по дебатам. – Ты знаешь, что это только напоказ.
– Явно напоказ.
– Клянусь, Алекс, однажды я напишу проклятую разоблачительную статью об этом странном фетише Фемиды насчет учеников. Учителя только и хотят, чтобы мы выступали.
Фемида воображала себя некой Утопией, собирая лучших и самых выдающихся, и школа любила выставлять нас на всяких выступлениях – дебаты, концерты, представления. Это была награда за работу здесь для учителей, когда они делали из учеников марионеток на представлении.
– Эй, ты не знаешь Хэдли Блейна? – спросила Майя.
Я покачала головой.
– А что?
– Он упоминал тебя сегодня на встрече клуба дебатов.
– С чего это он меня упоминал?
Майя пожала плечами.
– Не знаю. Я услышала, как он говорил с другим парнем.
– С кем?
– Генри Роулэндом. Они оба пловцы.
– Что они говорили?
– Не знаю. Я попросила их притихнуть, потому что начинала встречу.
– О, – сказала я. А потом увидела вспышку красного.
Я указала на шею Майи.
– Что это?
– Ты о чем?
– На твоей шее.
– А, это мой новый шарф. Красивый, да? Я пошла в подвал, чтобы забрать вещи из сушилки, а он был на полу возле урны с потерянными вещами. Я думала, что иронично носить что–то оттуда.
– Сними его.
– Что?
– Сними его, Майя.
– Почему? Разве не круто? Это ведь ретро, да?
– Нет. Прошу, просто сними его.
– Это всего лишь шарф, Алекс. Ты в порядке? – спросила она. – Ты меня пугаешь.
«Нет, я не в порядке. Потому что это не просто шарф. Это напоминание, что Картер – не такой, как Дэниел у урны с потерянными вещами».
– Прости, Мария. У меня ужасно болит голова, и мне нужно поспать.
И, не глядя на нее, я забралась в кровать под одеяла, где должна была находиться прошлой ночью.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Пока я спала
Я не пересекалась с Картером остаток выходных, но знала, что избегать его все время не получится. Утром понедельника я с опаской пошла на урок английского. Я оглянулась за одно плечо, за другое. Его белых волос не было видно, и я выдохнула. Его не было ни на английском, ни на французском. Я говорила себе, что у меня могло и не быть общих уроков с ним. Конечно, это было так же возможно, как мой полет на Юпитер завтра.
Фемида была не такой и маленькой, но и не огромной школой. Каждый год тут было около двух сотен учеников. Знать всех было сложно, но почти всех – можно было.
– Кого выглядываешь? – прошептал кто–то.
Я повернулась и увидела хорошего друга и единомышленника в музыке, Джонса Миллера, сидящего за мной. Его светло–каштановые волосы упали на лицо. Он сохранял длину волос до плеч, как у рок–звезд, по его словам. Я знала его с первого года, потому что он играет на скрипке. Мы часто играем с ним вместе в квартетах, в оркестре, на уроках с учителем и на кукольных представлениях для факультатива, как будет в следующем месяце с сонатой Моцарта. Просто мы с ним были лучшими музыкантами школы.
Забавно, что Джонс предпочел бы играть на электрогитаре. Его родители не хотели этого, и он нашел компромисс, обманув их при этом. Он поселился в общежитии, и мог играть в своей комнате на гитаре, сколько хотел.
– Никого, – шепнула я. Джулия прошла в класс. Она жила дальше по коридору от меня и могла однажды спасти мир. Она основала группу «Ангелы перемен», постоянно устраивала мероприятия по сбору денег на благотворительность и поиску волонтеров. Мы болтали в общей комнате или когда чистили зубы на ночь, и она просила помочь с ее проектом по кормлению бездомных.
Она была там в ту ночь, и когда я увидела, как она идет мимо моей парты, я отвела взгляд, потому что задавалась вопросом, что она увидела, и думает ли она, что я сама попросила это. Грудь сдавило, я отчасти ожидала от нее жестокое замечание, хоть Джулия совсем не была злой. Она помахала мне и заняла место за партой.
В комнату вбежал ученик, который сегодня собирал информацию об отсутствующих. Такие, как он, молчали, ждали сведения от нашей учительницы, мисс Пек. Сведения собирали в каждом классе. Во многих других школах этой работе не были бы рады, но тут работала система накопления очков, и их работа была важной. В Фемиде награждали очками за посещение, и их можно было обменять на привилегии вне общежития, например, на поход в кино или кофейню на выходных. Очки были нужны, если хотел развивать социальную жизнь, если хотел попасть на настоящее свидание. С каждым годом награды становились все лучше. Первокурсники могли обменять очки на обед вне территории школы раз в месяц, второкурсники – раз в неделю. Юниоры могли обменять их на три обеда в неделю, включая выходные. И можно было использовать очки во второй половине года для привилегий в ту самую ночь пятницы. Старшекурсники могли приходить и уходить, когда хотели, как и покидать территорию школы по вечерам пятницы и субботы. Конечно, очки можно было и потерять, если пропускал уроки или дополнительные занятия.
Мисс Пек передала листок ученику у порога, и он убежал. Она кашлянула, посмотрела на нас поверх очков с толстыми стеклами и линзами размером с фрисби.
– Доброе утро, – сказала она. У нее еще был легкий техасский акцент – она оттуда – но она редко давала себе волю с местными словечками. Такое в Фемиде не одобряли.
– Доброе утро, мисс Пек, – сказали мы в унисон. Всех учительниц называли мисс, были они замужем или нет. С такой политикой тему замужества учительниц делали недоступной для обсуждения учениками. Будто мы не знали, кто из учительниц вышел замуж, развелся, был одинок, изменял или ходил на свидания. Мы знали все, что тут происходило, и всегда будем знать.
Вот только кто–то мог знать обо мне. Натали знала, где я была ночью пятницы и утром субботы. А потом я вспомнила, что ее парень, Кевин, был игроком в водное поло, как Картер. Я сжалась на стуле, осознав реальность. Она точно рассказала всей команде по бегу, что видела меня, стыдливо убегающую из комнаты Картера. А Кевин мог рассказать команде по поло.
Я покачала головой, стряхивая мысль как лист, упавший на волосы. Я представила, как лист упал на землю, и я наступила на него. Коричневый сухой лист стал крошкой под моей ногой. Я даже хотела, чтобы под моей ногой оказалась Натали.
– Этот семестр, как вы прекрасно знаете, – продолжала мисс Пек, убрав светлые короткие волосы за уши, – посвящен Шекспиру. Мы прочитаем пьесу за неделю. Там пять актов, по акту на ночь, математики, – она думала, что смешно шутила. Она добавила пауку, словно мы собирались засмеяться. Но мы не стали так ее радовать. – И раз у нас шестнадцать недель с одной для итогов, вы прочтете, – она сделала паузу снова, бесстыжая,– четыре пьесы Шекспира.
Слава математике. Ее ведь не хватало в Фемиде, и твои способности в арифметике очень помогали.
Она прошла к доске, потеряв желание шутить, и взяла кусочек мела.
– И для большего погружения в этом семестре каждый из вас напишет современную адаптацию одной из пьес Шекспира, не меньше сорока страниц.
Она сделала паузу для драматизма. Я застонала бы, все пятнадцать учеников застонали бы, но мы были мастерами сдержанности. Все было серьезно. Мисс Пек выглядела немного недовольно. Видимо садист в ней – садист в каждом учителе – надеялся на долю сопротивления. Чтобы мы хотя бы заерзали на стульях.
– Я уже выбрала каждому пьесу. Я покажу вам список.
Она стала записывать на доске названия пьес, наклонную черту и фамилию ученика.
Эмили получила «Ромео и Джульетту». Я тихо фыркнула. Это было проще всего. Пьесу даже не нужно было читать, чтобы переписать.
Брент получил «Гамлета». Та же история. Не сложно.
Джулии достался «Отелло». Ревность. Легкотня.
Может, мисс Пек помогала любимчикам, раз им так повезло. Она записала еще три пьесы – «Генрих V», «Ричард III», «Антоний и Клеопатра». Моей фамилии там снова не было, а Джонсу досталась «Антоний и Клеопатра». Она отошла к боковой доске и отдала «Троила и Крессиду» и «Тита Андроника» Генри и Элизе, соответственно. Мисс Пек не шутила с ними!
И наступила моя очередь, и я получила «Бурю».
Я ничего не знала о «Буре».
Когда она написала мою фамилию, Генри обернулся и нахально посмотрел на меня, словно видел обо мне ночью пошлый сон. Генри Роулэнд. Он был из тех парней, которые говорили обо мне на встречах клуба дебатов Майи. Не только Натали Моретти обсуждала меня за спиной. Генри Роулэнд тоже так делал. Я была как доска рекламы у кафе: спереди было написано «Все хорошо, спросите у Картера», а сзади – «Он плохой, ребята, он просто ужасен». Я посмотрела на свои учебники, не желая встречаться с Генри взглядом. Через пятьдесят минут прозвенел звонок, я забрала свои книги, отводя взгляд.
– Эй, Алекс, было весело с тобой в пятницу, – сказала Джулия, постучав по моей парте. – Кстати. Я организовываю новый проект помощи школьникам, которых унижают. Хотела бы поговорить с тобой об этом.
– Хорошо. Конечно. Можешь на меня рассчитывать, – я схватила свой рюкзак, радуясь, что она не хотела обсуждать ночь пятницы.
– Тогда я тебя скоро догоню, – сказала Джулия и ушла.
– Как думаешь, я смогу как–нибудь добавить гитарное соло в «Антония и Клеопатру»? – спросил Джонс.
– Это было бы круто, – сказала я и подождала Джонса, чтобы мы ушли вместе. Я не хотела сталкиваться с Картером одна, так что Джонс втайне был моей подушкой безопасности.
– Безумное задание, да? – спросил он, пока мы выходили во двор. Я обмотала шею шарфом, надела перчатки, но мне хотелось поступить как Одри Хепберн, укутать шарфом голову и надеть большие коричневые солнцезащитные очки. И никто не узнал бы меня. И не мог бы пялиться на меня.
– Да, – сказала я. – Но все они такие. Будто соревнование: кто даст самое сложное и дурацкое, самое необычное и выводящее из себя задание.
– Знаю, – он тряхнул головой. – Они явно соревнуются.
– И делают ставки, у кого ученики самые лучшие. Думают, мы идеальны во всем.
– Идеальные оценки, идеальное посещение, идеальные выступления, – сказал он. – Ладно, я побегу. Мне на испанский.
Мое лицо вспыхнуло на миг. Он мог быть в одном классе с Картером на испанском. Я отвела взгляд. Даже упоминание урока, где мог быть Картер, смущало меня.
– Увидимся, – сказала я и пошла к общежитию. У меня был свободный урок, и я могла хоть немного узнать о «Буре». Я миновала три пролета лестницы к своей комнате и захлопнула за собой дверь. Я сняла перчатки, плащ и шарф, села за стол, открыла ноутбук и нажала на ярлык браузера. Я хорошо училась, не ленилась, делала домашку вовремя, но почему–то мне безумно хотелось заглянуть в «Бурю» в этот миг.
Я нашла запись о ней в Википедии.
Маг–герцог был изгнан на остров с дочерью своим же братом…
Ладно, это я смогу… Современный хипстер–маг в тонких узких джинсах одурачен братом, обладающим властью, желающим быть единственным наследником их семейного бизнеса со скейтбордами…
Я прочла больше.
Буря, корабль потерпел крушение…
Вместо бури наш герой на день закрывает доступ к Интернету, и бизнес брата замирает… Да, это сработает.
Я прочитала краткое содержание пьесы и увидела на Википедии то, что не могло там быть.
Во время попытки Калибана изнасиловать Миранду…
Я прочла строку еще раз. Это ошибка, мне это привиделось. Википедия могла ошибаться, так что я поискала в Гугле краткое содержание «Бури». Я проверила и в статьях и истории Шекспира. Попытка изнасилования.
Я не верила в знаки, но верила в карму, вселенную и все такое. Вселенная подавала мне знак? Мисс Пек не просто так дала мне эту пьесу? Пьеса предназначалась мне?
Я задумчиво смотрела на пол. И тут я заметила красный лист бумаги на ковре. Я подняла его. Снова та птица. Эту листовку я уже видела.
Приходите к «Пересмешникам»! Встаньте и пойте! Мы ищем новых певцов, так что бегите–бегите–бегите в Новую Девятку, где вы узнаете нехитрый фокус…
Тут была надпись от Т.С. Своим почерком с завитками – она все еще ставила сердечко над «й» – она написала: «Подумай об этом».
Я сложила его вчетверо и сунула в задний карман.
Она не будет указывать мне насчет «Пересмешников»! Она хотела, чтобы я пошла к ним. Попросила помощи.
Я подумала о словах про нехитрый фокус и о том, откуда они.
«Прежде попробуй выучиться одному нехитрому фокусу, Глазастик. Тогда тебе куда легче будет ладить с самыми разными людьми».
Они были из «Убить Пересмешника», ведь оттуда «Пересмешники» и взяли их название. Мы читали его на первом курсе на английском. Учительница дала нам безумное задание сравнить персонажей и их проблемы из первой половины книги, в 1930, с современностью. Это должно было сделать книгу актуальной, но она казалась мне устаревшей. Мне понравился только суд.
Суд.
В меня словно врезался поезд. Суд был об изнасиловании. Только в книге он не делала этого. Тома Робинсона ложно обвинили в изнасиловании. Я сжалась на кровати, ощущая сомнения. А если Картер был как Том Робинсон? А если я поступила плохо?
Я повернулась, чтобы видеть окно. На другой стороне двора была белая дверь Ричардсон–холла, общежития Картера. Я глядела на дверь, словно в ней были ответы. Мальчик поднялся по ступенькам, не Картер, а кто–то другой, и открыл дверь.
Мы шли не в ту дверь. Мы зашли в заднюю дверь, а потом…
Комната была больше моей. Намного. И он был там один. Как он получил комнату только себе? Или мне показалось, что он жил там один. Комната была наклоненной, или это меня покачивало?
– Я в ванную на секунду. Сейчас буду, – сказал он, и дверь тихо закрылась за ним. Я услышала «Оду к радости» в колонках.
Я кивнула. Или только так подумала. Вроде, голова двигалась. Ноги ощущались забавно, свободно, хоть стояли на полу, и я уже опускалась, так что решила прилечь. Кровать была так далеко, что я сомневалась, что доберусь до нее. Так что я опустилась на алый ковер с узором из бриллиантов. Лучше. Но оказаться горизонтально было бы еще лучше. Я как–то сняла плащ, оставила его на полу, добралась до кровати и провалилась в сон.
Дверь закрылась, мальчик скрылся в Ричардсон–холле. В здании, где Картер отымел меня, пока я спала.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Умолять об этом
Обед.
Мне казалось отчасти, что я иду в логово льва. Другая часть меня знала, что я не могла стать чудачкой, что ест в своей комнате, чтобы избегать других учеников. И, может, не стоило переживать. Так я себя уговаривала, пока шла в кафетерий с Майей и Т.С. Может, никто не говорил обо мне. Может, они уже сплетничали и выходных и ком–то еще.
– Я видела твою записку в комнате, – сказала я Т.С. Ее короткие светлые волосы били ее по щекам.
– И? – спросила она.
– Какую записку? – вмешалась Майя.
– Никакую, – быстро сказала я.
– О, ну уж нет, – твердо сказала Майя, мы бросили сумки на свое привычное место – деревянный столик у края кафетерия. Мартин и Сандип уже сидели там. – Что происходит? – спросила Майя.
Я прошла за едой, взяла яблоко, добралась до салатов. Я зачерпывала латук на тарелку, когда кто–то заговорил со мной. Кевин Вард. Мой желудок сжался.
– Привет, Алекс, – сказал он. У него были светло–каштановые волнистые волосы и холодные карие глаза. Я представила, как он играет в водное поло, и я удерживаю его голову под водой, чтобы он не мог говорить со мной. А потом он выбрался на поверхность с мокрыми волосами и красными глазами и тяжело дышал у бассейна.
– Привет, – я добавила на тарелку нут.
– Как прошли выходные? – сказал он с улыбкой на лице. Он еще ни разу не задавал мне вопросы. Мы не общались у витрины с салатами. Мы вообще не общались.
– Неплохо.
Он вскинул бровь.
– Скромно, – тихо сказал он.
– Прости, что? – спросила я.
– Я слышал, было намного лучше, – он подмигнул мне и склонился ближе. – Я могу больше двух раз. Если хочешь, смогу пять или шесть раз.
Он пошел к столу с другими ватерполистами. Он сел, и к нему присоединился Картер. Он дал Картеру пять и кивнул в мою сторону. Картер посмотрел, промолчал, лишь произнес что–то губами, типа «еще?».
Мои руки дрожали, и салат с нутом грозили рассыпаться по белой плитке пола. Картер видел меня в худшем, уязвимом состоянии и хвалился друзьям. Я была девственницей, была бы ею до сих пор, если бы не то, что он со мной сделал, когда я отключилась. Я быстро прошла к столу, опустила тарелку и сказала Мартину и Сандипу:
– Я пропущу обед. Салат выглядит ужасно.
Я схватила рюкзак и убежала. Я толкнула двери, а Натали прошла, возвышаясь надо мной.
– Эй, Алекс, где же твои очки? Они мило смотрелись, – она отклонила голову и рассмеялась, прошла мимо меня. Я заметила, что у нее были накачаны мышцы даже на шее.
Я буркнула под нос:
– Держи своего парня на поводке, Натали. Он звучит как желающий изменить.
Но она уже ушла, и я не нашла сил пойти к ней. Я была беспомощна. Я не смогла сказать нет Картеру, не смогла даже поставить Натали на место. Я добралась до двора и замерла, думая, куда пойти. В свою комнату, в кабинет музыки или к следующему уроку, который начнется через сорок пять минут? Куда–нибудь подальше отсюда. Может, к директору, чтобы уйти навсегда?
Скажу, что мне жаль, но я не подхожу для Фемиды. Я позвоню родителям, скажу, что буду ходить в обычную школу в Нью–Хейвене и попрошу пустить меня домой. Я буду ходить домой сразу после уроков, играть на пианино в гостиной, никогда не выходить куда–то не с родителями. Может, даже попрошу маму перевести меня на домашнее обучение, это будет лучше, чем быть среди этих людей, лезущих ко мне, говорящих обо мне, думающих, что они знают меня.
Т.С. вырвалась из кафетерия, Майя – следом.
– Что там произошло? – спросила Майя.
Я посмотрела на Т.С., знающую правду. А потом на Майю, которая не знала.
– Я переспала с Картером из команды по водному поло, и он рассказал Кевину Варду, – сказала я Майе. – И Натали Моретти рассказала всей команде по бегу.
– Гады, – от Майи это даже не звучало как ругательство. – Хочешь, я с ним разберусь за тебя? Я могу раздеть их словами, одолеть риторикой, – сказала она, подняла руки и пошевелила пальцами как кошка, ее длинные ногти были темно–синими. – Или когтями.
Я представила с радостью, как Майя разбивает голову Картеру, Кевину и Натали. Т.С. вмешалась:
– Ты не спала с ним. Он тебя изнасиловал, – сказала Т.С. с серьезным взглядом.
Карие глаза Майи расширились от шока. Она глубоко вдохнула.
– Алекс, какой кошмар! Ты в порядке?
Я молчала. Я посмотрела на Т.С.
– Ты уверена? Точно? – спросила я, все напоминало качели. Сомнения, уверенность, сомнения, уверенность. Все менялось за секунду.
– Ты была слишком пьяна, чтобы согласиться, Алекс, – сказала Т.С. – Ты не могла сказать да. Он не должен был заниматься с тобой сексом, когда ты такая. Я сразу поняла, когда ты рассказала, ведь знала, что ты была не в состоянии заниматься сексом. И Сандип подтвердил без тени сомнений, когда рассказал, сколько ты выпила.
Майя разминала костяшки. Она была готова биться.
– Просто скажите. Серьезно, – сказала она. Первокурсницы, идущие в кафетерий, взглянули на нас и тут же отвернулись.
– Не надо, – сказала я.
– Тогда можно пойти в полицию. Расскажешь им о случившемся, они раскусят обвиняемых, – сказала Майя.
– Я не пойду к копам. Ни за что! Я не буду раскалывать обвиняемых, идти в суд или втягивать родителей или власти.
– И не нужно, – сказала Т.С. – Есть другой способ.
Я знала, о чем она говорила.
– Можно пойти к «Пересмешникам», – сказала она.
– Шш… Не хочу, чтобы другие слышали, – заявила я.
– Ну: – спросила Т.С. – Пойдешь к ним?
– Я ничего не хочу, – сказала я. Я хотела, чтобы все это пропало. Чтобы меня не показывали как пример изнасилованной на свадьбе девушки.
– А если он еще что–то о тебе расскажет? – спросила Т.С. – А если он скажет своим друзьям, что тобой можно легко воспользоваться? И если он расскажет другим парням, что трахнул тебя дважды при первой встрече?
Я скрипнула зубами. Я сжимала их так, что зубы могли треснуть. Я представила кусочки белой крошки, наполняющие рот, обломки, похожие на ледники в океане.
– Может, и не скажет, – тихо ответила я, пытаясь придумать, как уйти, где найти потайную дверь. Я была тихой мышкой и хотела пропасть в лесу.
– Думаю, уже сказал, – сказала Т.С.
– Может, он сказал только Кевину, – жалко отозвалась я, голос дрожал. Я сглотнула ком в горле. – Может, они лучшие друзья. Я же рассказала тебе, Т.С. И Майе. И Натали знает, потому что видела меня и встречается с Кевином. Может, только они и знают. Это ведь не так и плохо?
Майя вмешалась:
– Предположим, он сказал только Кевину. И Натали, тихая Натали, никому не сказала. Это изменит то, что произошло в ночь пятницы?
– Это тут ни при чем.
Т.С. вскинула бровь.
– Изнасилование не связано с тем, идешь ли ты к Пересмешникам? Еще как связано.
– Не говори так.
– Посмотрим, сказал ли он только одному человеку, – сказала Майя. – Сомневаюсь, учитывая, что Хэдли и Генри обсуждали тебя в субботу в клубе дебатов, а они в команде по плаванию. Они дружат с клубом водного поло. Давайте узнаем, как далеко он разнес свою ложь. Я знаю пловцов. И Хэдли Блейн хочет стать моим заместителем в клубе дебатов, так что я могу все у него выведать.
Она развернулась и отправилась в кафетерий. Я уставилась на Т.С.
– Что она делает?
Т.С. покачала головой.
– Не знаю, но идет она быстро.
– Ага.
– Она ничего не знала, а через десять секунд решила устроить допрос. Копам стоило бы ее нанять, – сказала Т.С., стараясь шутить. Но я не могла смеяться. Я опустилась на прохладную траву. Я сорвала пару травинок. Т.С. села рядом со мной.
– Слушай, – тихо сказала она. – Я думаю, тебе нужно постоять за себя.
– Ты говоришь так, словно я жертва, словно я всегда была жертвой.
– Не всегда. Но теперь – ты жертва. И я думаю, что с этим нужно что–то сделать.
– И Пересмешники решат это? – спросила я.
– Ты сама знаешь об их достижениях, – сказала Т.С. Майя вернулась и села с нами. Она пару раз шумно выдохнула, словно выпускала пар, чтобы заговорить. Она кипела, ноготь на среднем пальце был сломан. На ее пальце было немного крови.
Я указала на палец, мои глаза расширились.
– Что случилось?
Она вдохнула и поправила хвост волос.
– Вся команда знает. Обе команды – плавания и водного поло.
Я сжала голову руками.
Она продолжала:
– Я села с Хэдли, спросила, не хотел ли он помочь мне с подготовкой к следующим дебатам, и он чуть не отключился от радости. А потом парни за столиком рассмеялись, и я склонилась к Хэдли и сказала: «Что так веселит твоих друзей?». А он сказал: «Картер развлекает друзей по команде отчетом о своей активности на выходных».
Я скрипнула зубами. Я могла вот–вот раскрошить один из клыков во рту.
– И я сказала Хэдли прийти на два часа раньше, чтобы помочь, а он стал рассказывать, как все сделает, но я лишь делала вид, что слушала, а сама сосредоточилась на словах Картера. Он и не понял, что я слушала его, а не Хэдли. И тут я впилась ногтями в стол, чтобы не вырвать Картеру глаза. И один сломался, – Майя подняла палец с обломком ногтя, – когда он сказал, что ты… – она сделала паузу, – умоляла его об этом.