Дейзи Уитни
Серия «Пересмешники» #1 (дилогия)
переводчик и редактор — Лена Меренкова
русификатор обложки — Лена Меренкова
оформление — Лена Меренкова и Наталия Павлова
перевод выполнен для группы https://vk.com/beautiful_translation
Аннотация :
У некоторых школ есть кодексы чести.
У других – правила поведения.
В академии Фемиды есть Пересмешники.
На блестящих страницах брошюры престижная академия Фемиды кажется идеальной во всем: прекрасные учителя, способные ученики, дополнительные занятия, которыми гордилась бы Лига Плюща, никаких случаев с непослушанием учеников. Но школа не так чиста, как кажется. У идеальной репутации Фемиды есть темная сторона. Ученики часто нарушают правила, и долг тайного общества, Пересмешников, сохранять порядок в кампусе. Их члены серьезно воспринимают эту ответственность.
Алекс Патрик и не думала, что ей понадобятся Пересмешники. Но когда ее изнасиловал ученик, она не знает, куда еще идти. Она хотела бы забыть, что случилось, но не может не видеть напоминания того, что пошло не так в ту ужасную ночь. Пока она не отыскала смелость выступить самостоятельно, она должна принять, что ей не выдержать бой за справедливость в одиночку. И заступаться за кого–то, особенно за себя, – достойный повод для борьбы.
Моему мужу, Джеффу…
Ты самый хитрый,
с лучшим чувством юмора,
и мое сердце – навеки твое.
И ты нашел собаку…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Первый раз
Я сделала три вывода в тот миг: изо рта воняло, я была обнажена, и я проснулась рядом с парнем, которого не знала.
И еще одно. В комнате было ужасно светло. Я закрыла рукой глаза, солнце светило в окна, и я поняла пятое.
Это были не мои окна.
Значит, это была не моя кровать.
Голова гудела, я посмотрела на парня, чье имя не помнила. Он еще спал, грудь двигалась в такт с невидимым метрономом. Я смотрела на его черты, нос, губы, искала что–то знакомое. Подсказку. Но прошлая ночь не вспоминалась, я словно смотрела на нее через мутное стекло. Я ничего не видела. Но я слышала одно слово громко и четко:
Уйди.
Слово повторялось в моей голове.
Уйди.
Оно становилось громче, приказывало выбраться из кровати и комнаты.
Прочь. Прочь. Прочь.
Сердце гремело, голова болела, и во рту был гадкий вкус, сухой и тяжелый вкус ночи, которую я не помнила с… Я зажмурилась. Это не сложно. Как его зовут?
Вспомни, черт возьми. Вспомни.
Карвер.
Его звали Карвер.
Глубокий вдох. Не нужно паниковать, перегибать. Я знала его имя. Еще вдох. Остальное вернется. И все станет таким понятным, что я не смогу перестать смеяться, потому что этому найдется идеальное объяснение.
Я смотрела на мятые простыни вокруг этого парня и меня, одеяла обвивали его голый пояс, лежали на моей голой груди, и ветер проникал в комнату, принося холод. Это логично. Холодно… январь. Может, шел снег, мы катались на санках, я упала, сняла промокшую одежду и оказалась в комнате Карвера.
Нет, Картер.
Точно. Картер.
Я была обнажена в постели с парнем, чье имя даже правильно не помнила.
Этот парень, эта кровать, эта комната, я – мы были неуклюжими пальцами на пианино, бьющими не по тем клавишам, и за грохочущей музыкой я снова слышала то слово.
Уйди.
Я придвинулась к краю узкой кровати и свесила голые ноги, пока они не коснулись персидского ковра академии Фемиды. У него он был алым и коричневым с узором бриллиантов. Я не хотела больше видеть этот ковер. Никогда. Я медленно встала, чтобы кровать не скрипнула.
Я схватила свои вещи с пола: трусики, джинсы, майку, лиловый свитер, розовые носки и черные сапоги, рассыпанные на бриллиантах на ковре. Мне было очень холодно без одежды, и я хотела прикрыть грудь. Я заметила лифчик на выступе дешевого красного кресла–мешка из искусственной кожи. Мой милый черно–белый лифчик в горошек валялся на худшей мебели в мире.
Он бросил мой лифчик.
Комната накренилась, будто я была на веселом аттракционе, где дом раскачивался. Но это было не весело, там никогда не было весело.
Все расплывалось.
Я схватила лифчик, притянула его к себе и быстро оделась. Я натягивала носки и заметила урну, полную банок с диетической колой. Картер даже не убирал мусор? Прекрасный выбор, Алекс. Я застыла, увидев кое–что хуже, намного хуже. Две обертки от презервативов поверх мусора, и каждая была порвана посередине, каждая была пустой.
Я закрыла глаза. Это были галлюцинации. Все–таки утро, и солнце светит слишком ярко.
Но когда я открыла глаза, обертки остались на месте, как и Картер, как и я. И ничто не происходило так, как я хотела. Я застегнула сапоги за миг, слушаясь голоса в голове, который кричал: «Уходи сейчас же!». Картер еще спал, не привлекательно раскрыв рот. Мелкие белые линии высохли в уголках его губ. Его светлые волосы торчали во все стороны.
Я робко шагнула на ковер, заметила черную сумочку у двери шкафа, в которой могли быть лосьон для бритья и прочие принадлежности для парней. Я не хотела смотреть, что еще там было. Пинцет? Парни использовали пинцет? Я не хотела знать, что они выщипывали, но мне не нравился вкус во рту, ведь это был вкус прошлой ночи. Я схватила плащ и присела у черного мешочка и медленно расстегнула молнию, зубец за зубцом. Я задержала дыхание, оглянулась на Картера. Он подвинулся на бок.
Не просыпайся. Не просыпайся. Не просыпайся.
Я просунула руку в мешочек, нащупала тюбик пасты. Я вытащила его, открыла, выдавила немного на указательный палец. Я потерла пальцем зубы, стирая кислый вкус, стирая следы. Я убрала тюбик в сумочку, колпачок бросила рядом. И в этот миг Картер проснулся.
– Эй… – сказал он даже не сонно. Он просто проснулся.
– Эй, – буркнула я. Обычно я не бурчу. Никто не бурчит в академии Фемиды.
Он потер подбородок ладонью.
Ладонью, которая касалась меня.
Может, он показался мне красивым прошлой ночью. Но утром он так не выглядел. У него были почти белые волосы, острый нос, бледные глаза. Может, он был забавным. Может, заставил меня смеяться. Может, я смеялась так, что болели бока. Я прижала ладонь к талии в поисках физических доказательств.
Он вскинул бровь, почти подмигнул мне. Что–то в этом напомнило мне политика.
– Понравилось прошлой ночью?
Посмотрим: я ходила на носочках по твоей комнате, надеясь, что ты не проснешься, едва помнила твое имя. Да, ночь была просто фантастической. Может, расскажешь, что произошло между полуночью и, кхм, десятью минутами назад? Хотя не надо. Сделаем вид, что ничего не было, и больше не будем говорить об этом, ладно?
Он отклонился на кровати, опустил голову на подушку.
– Хочешь еще?
Я прищурилась, сжала губы и быстро покачала головой. Он думал, что я была легкодоступной.
– Мне нужно учиться, – ответила я, пятясь к двери.
– В субботу утром?
Все в Фемиде учились по субботам, даже утром.
Я кивнула. Еще шаг.
– Но семестр только начался два дня назад.
– Учителя уже задали домашку, – я смогла сделать еще два шага. Хотелось сказать: «А тебе еще ничего не задали? У тебя замедленное обучение?».
Но он не был медленным. Совсем. Может, Картер пересекался со мной на занятиях… Посчитаем. В классе было двести учеников, может, я видела его не в последний раз.
Если бы я была дирижером, я бы взмахнула палочкой, и все исчезло бы.
– Я тебя понимаю, – сказал он. – Учитель испанского уже задал большое сочинение. Но я еще не начинал.
Тут мы точно не пересечемся. Я учила французский. Dieu merci.
– Мне пора.
– Ладно, я тебе позвоню, – сказал он с глупым жестом рукой, изображающим телефон. Он почти выскочил из кровати. Я отвернулась, потому что он все еще был голым, а я не хотела знать, как он там выглядел. Краем глаза я заметила, как он потянулся за боксерами. Он натянул их, а я крепко сжала ручку двери.
Я отчаянно хотела уйти, но мне нужно было знать наверняка.
– Мне, кхм, нужно спросить, – я замерла и едва могла выдавить слова. – Мы…? – я не смогла их произнести.
Он улыбнулся, казалось, хотел бить кулаками по груди, будто был менее развитым созданием.
– Да, дважды. После того, как посмотрели группу. Это было круто, – он выглядел как победитель.
А я ощущала себя так, словно съела случайно фольгу, ужасный привкус вызывал желание сплюнуть. Я открыла дверь и сделала то, что стоило сделать прошлой ночью.
Уйди.
Потому что первый раз нужно запомнить.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Притворство
Есть одна уловка в игре на пианино. Когда я дохожу до части, во время которой путаются пальцы и сбивается уверенность, я изображаю эксперта. Я откладываю ноты, закрываю глаза и представляю себя в Карнеги–холл. Зрителей не было, и я не была на сцене. Я сидела в первом ряду рядом с Бетховеном, Моцартом и Гершвином. Только мы вчетвером. Я рассказывала им проблему. А потом ждала терпеливо их советы. Они еще ни разу не подводили.
Я выскользнула на лестницу и рассказала им о новой проблеме, но эта не была связана с музыкой.
«Итак, господа, у нас есть девушка, которая не помнит первый раз. И парень, который дважды занялся с ней сексом».
«Нужно соединить кусочки так, чтобы девушка все поняла».
Я слушала в тишине, как они рассуждали, ожидая их ответа.
Но сегодня они молчали.
Но они – мужчины. И Бетховен – глухой.
Я должна была разобраться сама, но ничего не знала.
«Ничего, – я крутила слово в голове. – Ничего».
Может, ничего и не произошло. Может, это была просто ошибка, недоразумение. Да, так хотели сказать мои композиторы. Они намекали, что Картер напутал, сказав, что мы сделали это. Картер облажался. И это он ничего не помнил.
Я быстро шагала по зловеще тихой служебной стоянке, крепко обвив себя руками, повторяя новую мантру – ничего не случилось – пока озиралась. Я была готова юркнуть за куст, если нужно, нырнуть в лисью нору, потому что мне нужно было вернуться незаметно. Я пойду долгим путем: пересеку стоянку, поле, а потом пойду по двору, словно я покидала общежитие, а не возвращалась в него. Меня не поймают. Никто не подумает, что я шагала по дороге стыда. И я не шагала по ней, ведь ничего не случилось.
Чем больше я это повторяла, тем больше в это верила.
«Ничего не случилось», – сказала я, минуя урны и амбар.
Я добралась до края поля и увидела первую ловушку – стайку девушек, бегающую бесконечные круги. На них были только тесные леггинсы и куртки, обнимающие тела.
Они были пока спиной ко мне, так что я зашагала быстрее, почти бежала, и это могло привлечь лишнее внимание. Я не могла узнать всех отсюда, но там могли быть младшие Анна–Мария, Шоба, Каролина и Натали. Если я пересеку дорожку, пока они не повернули, они меня не увидят.
Конечно, они бегали всегда, а я была лишь музыкантом, так что они повернули раньше, чем я пересекла половину дорожки у края поля. Я подняла воротник, опустила взгляд и сунула руки в карманы, где нашла солнцезащитные очки. Я надела их, стала напоминать знаменитого подростка, стесняющегося прессы и избегающего папарацци.
Девушки на беговой дорожке сосредоточились, топали ногами по земле, синхронно взмахивая руками по бокам. А потом одна отделилась от строя, побежала вперед как торпеда. Я была почти на краю поля, готовая броситься во двор, когда поняла, что это Натали мчалась как олимпийский спринтер.
Натали с телом Сирены Уильямс. Натали, которая поставила рекорды в беге весной, которая разбила осенью всех в лакроссе, которая могла раздавить меня мышцами бедер, хоть я была не мелкой. Я была среднего роста. Но она была почти два метра ростом, да и чем мне защищаться? Своими длинными тонкими пальцами?
Ее ноги не удавалось разглядеть. Она заметит меня в любой миг, и моему плану конец. Как и моей репутации. Она увидит меня, вскинет голову, жестоко улыбаясь, ведь ощутит вкус сплетни. Она расскажет подругам, и они будут обсуждать меня в кафе, уплетая пасту, бананы и брокколи. И она расскажет своему парню, старшекласснику Кевину Варду.
Ведь нет ничего лучше, чем говорить о том, кто и что делал, кто и как облажался. А в моем деле были все улики – время дня, спутанные волосы, вчерашняя одежда – и они указывали, что обо мне стоит говорить.
Но это не так. Клянусь, нет. Я представила, как бью кулаком по столу перед судом, где были товарищи–ученики, настаивая, что ничего не было, что я не была с Картером прошлой ночью. Я думала сыграть опоссума – упасть комком и застыть на холодной земле. Но придумала план лучше. Идеальный план. Забыть, что ничего не случилось. Потому что я сочиню другие события прошлой ночи.
«Где я была прошлой ночью? Смешно, что ты спросила. Когда я пошла за кулисы к группе – да, меня пригласили за кулисы, ведь они услышали, что я повелеваю клавишами – мы отдохнули под музыку, поиграли вместе – и я всю ночь была за клавишами. Я только ушла из клуба. Знаю, дико. Но это было весело».
Вот это стоило рассказать всем. Я сама начну сплетни.
– Эй, Алекс! – раздался голос Натали. – Отличная одежда с прошлой ночи.
Никакого веселья с группой под музыку, просто я в сапогах и со спутанными волосами, и команда девочек по бегу, знающая, что я не спала ночью в своей комнате.
Я хотела закричать: «Ты ничего не знаешь!».
Но она явно что–то знала. Она была там. В клубе.
Это я ничего не знала. Я не могла ничего сказать, глядя, как мое тихое существование в школе утекает за дверь, как вода из переполненного рукомойника, медленно пропитывающая все на пути, портящая книги, мебель, ковры и остатки моей личной жизни, мой уголок пианистки в этом мире.
Говорят, вода вредит сильнее всего.
Натали пронеслась мимо впереди группы. Ее подружки по команде гнались за ней. Они не увидели меня, и я поспешила уйти с поля. Но они скоро узнают, так было в спортивных командах.
Спорт.
Я вспомнила – Картер во что–то играл. Он тренировался прошлой ночью до нашей встречи. Он упоминал это. Может, я не восприняла это, потому что мой мозг напоминал сито, может, потому что я не любила спорт. В академии Фемиды радовало то, что в этой школе не нужно было заниматься спортом. Никто не требовал обязательные занятия.
Я добралась до просторного двора и осмотрелась. Было пусто. Твердый луг потрескался, но весной он был зеленым и буйным. Его обрамляли деревья и старые здания – классы, общежитие, кафетерий. Все было построено в 1912. Фемиду основали на год позже члены Прогрессивной партии, и это было иронично, ведь Фемида придерживалась политики невмешательства.
Школа напоминала мини–колледж со старыми кирпичными зданиями в викторианском стиле, поместья превратили в здания для учебы. Фасад Макгрегор–холла из красного кирпича был покрыт завитками плюща по краям белых окон.
Перед Макгрегор–холлом была большая доска объявлений с листовками. Я взглянула на них, проходя мимо. Набирали актеров в «Виндзорских насмешниц» (чтобы выступить перед учителями на особом смотре Фемиды). Приглашение в студсовет. Но, конечно… тут все были равными. Звали в клуб вегетарианских блюд, где обещали сыр, крекеры и морковь каждый вечер.
И кое–что еще.
Приходите к «Пересмешникам»! Встаньте и пойте! Мы ищем новых вокалистов, так что бегите–бегите–бегите в Новую Девятку, где вы узнаете нехитрый фокус …
В углу была нарисована птичка, и она внимательно глядела на меня.
Это все было кодом, потому что «Пересмешники» не были группой, поющей а капелла, как они изображали. И там не было прослушивания для вокалистов. Нет, «Пересмешники» были куда больше и тише, и у них это было время проб, как в начале каждого семестра.
Пересмешники – закон.
Я пошла прочь от доски объявлений и направилась к своему общежитию, Тафт–хей–холл, зданию из красного кирпича в три этажа высотой. Я устремилась к арке дверного проема, но по двору зашагал мистер Кристи, учитель по истории и куратор, выглядя решительно, как я. Он двигался широкими шагами, подняв голову, выпятив грудь, его рыжеватая борода и усы вели его.
– Доброе утро, Алекс. Как ты? – сказал он низким голосом.
– Все хорошо, мистер Кристи, – сказала я, когда он поравнялся со мной.
– Ты рано встала, как для субботы.
– Да, у меня развилась бессонница, – я пыталась продумать обман. Я должна скрыть правду хоть от кого–то. – Я не спала часами, – добавила я, когда он сочувственно кивнул.
Он встревожено посмотрел на меня. Словно знал лекарство от бессонницы. Словно был экспертом и мог сказать, что делать.
– Чашка ромашкового чая перед сном должна помочь, – сказал он.
Да. Это все исправит, и, раз у нас душевный разговор, вы не знаете, как вспомнить, было ли что–то с парнем, которого я даже не знаю?
– Я попробую в следующий раз, – я старалась звучать бодро.
Он обрадовался, словно совершил подвиг, помог страдающему ученику и мог теперь весело двигаться дальше.
Я должна была радоваться, что мистер Кристи не заметил, не сложил дважды два, не задал еще больше вопросов. Или он уже услышал историю, что я всю ночь зависала с группой. И он подумал, что история крутая, и, раз он за меня отвечал, он не стал бы докладывать на меня.
А потом я тихо рассмеялась, поднимаясь по ступенькам в Тафт–хей–холл, стуча сапогами по каменной лестнице. Конечно, он мне верил. Учителя, директриса – вся администрация школы ни за что не подумала бы, что мы делали что–то не то. Они думали, что мы никогда не нарушали правила в идеальной, прогрессивной и престижной академии Фемиды.
Мы были выше закона, потому и пришли сюда.
Да…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Умная догадка
Я не пошла в свою комнату. Я пошла в подвал. Внизу лестницы была урна для найденных вещей, там была гора шапок, шарфов и часов. Тут ничего не находили. Никто не хотел то, что было потеряно. Но мне нужно было увидеть урну, ведь она напоминала о ночи, которую я могла вспомнить.
Одной из ночей в прошлом году я бросила вызов своему парню, чтобы он рассортировал вещи в этой урне. Он не отступил, дорыл до дня урны, где нашел красные штаны из семидесятых. А потом он вытащил канареечный кардиган, черный и зеленый ботинок разных размеров, потрепанную голубую кепку, которые когда–то были в моде.
– Конечно, это здесь, – сказала я. А он притянул меня к себе и поцеловал. Это не был наш первый поцелуй. Мы были тогда вместе три месяца. Но этот запомнился, этот поцелуй не получилось бы остановить. Я хотела целовать его всю ночь.
И я провела эксперимент. Я закрыла глаза и заменила юношу. Русые волосы Дэниела стали почти белыми волосами Картера. Плечи Дэниела стали плечами Картера. Губы Дэниела, щеки и ладони теперь принадлежали Картеру. И я целовала Картера, как целовала Дэниела. Я зажмурилась сильнее, заставляя Картера подходить, заставляя поцелуй стать другим. Но не получалось. Я не целовала так Картера. Вряд ли я притягивала его так близко к себе, желая этого, желая его.
И хоть я сходила с ума по Дэниелу – он был тут виолончелистом, и то, как он держал инструмент между колен, как играл на нем, будто ласкал, ослабляло коленки уважающей себя пианистке – я не спала с ним. Мы не дошли до этого возле урны. Как и во все те разы, когда мы встречались летом.
Мы были очень близко пару раз. Но что–то всегда меня сдерживало. Мы с Дэниелом были во многом связаны, как два музыканта. Кроме той ночи с чьими–то красными штанами и желтым кардиганом, он вел себя слишком серьезно. И это меня задевало. А еще меня задевало, и мой желудок завязывался в приятные узлы, когда меня могли рассмешить.
Значит, Картер оказался веселым.
И я вспомнила смутно, как смеялась с кем–то в клубе задолго до комнаты Картера. Прошлой ночью вся наша группа пошла посмотреть на «Artful Rage», мою любимую группу. Они играли в городе, а младшим дали прогуляться вечером в пятницу во второй половине учебного года. Сосед моего парня по комнате, Сандип, принес в клуб водку. Я помнила, как попробовала ее пару раз, а потом…
Может, я встретила Картера там. Может, Сандип представил нас. Может, Дэниел – гад, ведь ушел в колледж на два года раньше меня. Он был теперь в Дартмуте, и мы даже не притворялись, что будем видеться по выходным, потому что парень из колледжа точно не хотел, чтобы за ним ходила старшеклассница. Но если бы он был тут, я бы оказалась с ним, а не с Картером.
Я открыла глаза и хмуро смотрела на урну утерь минуту. Мне вдруг захотелось сбить ее, рассыпать ненужные вещи, устроить беспорядок. Я сжала край и толкнула, но она весила больше сотни пудов, так что я не могла ее перевернуть. Я схватила горсть шарфов, бросила их на пол, оставив красный сверху, будто это был мусор.
Я пошла наверх в свою комнату.
Т.С. не спала, когда я отперла дверь. Она расчесывала короткие светлые волосы, сидя на краю уже заправленной кровати. Она была в спортивной форме. Я заметила кровать Майи – уже заправленную. Ее вещи для ванной пропали. Значит, она принимала душ.
Моя кровать тоже была заправлена.
Вот только я и не спала в ней этой ночью.
Я возненавидела свою заправленную кровать. Я хотела, чтобы одеяло было мятым, чтобы было доказательство, что я спала тут всю ночь, как мои соседки.
Я приготовилась к допросу от Т.С., но она дьявольски улыбнулась.
– Смотрите, какая кошка притащилась! – сказала она.
Я знала, что она просто хотела это сказать, и это не давало ей задать другие вопросы, например, «Почему ты пришла в полвосьмого утра, если не делала так раньше, и почему не рассказать мне все?!».
Но от одной мысли, как я обниму подушку, сожмусь калачиком и расскажу лучшей подруге все в деталях о первом разе, мне стало плохо.
«Боже! Ты можешь в это поверить? У меня был первый секс с парнем, которого я даже не знаю! И я этого не помню! Ого!».
Я полгода держалась после Дэниела, но бросилась на парня, которого встретила случайной ночью. Со мной было что–то не так, как у компьютера, на котором случилась авария. Я уже не работала нормально. Меня нужно было починить.
Я легла на кровать с покрывалом с узором розового, оранжевого и лилового цвета, сунула руки под голову и стянула спутанные каштановые волосы, нуждающиеся в расческе, в кривой хвост. Минуту было тихо, и я представила, как теннисный мяч катится и замирает на корте.
– И… – Т.С. приподняла бровь. – Хорошо провела ночь? Я слышала, ты была в ударе после того, как начала Круг смерти.
От ее слов всплыло воспоминание:
– Девятка алмазов! – крикнул Картер и показал всем игральную карту. Мы сидели вокруг кофейного столика. – Пора рифмовать! – он потер подбородок, словно задумался. – Хлор. Х–Л–О–Р
Зазвенели голоса:
– Спор. Двор. Набор. Раствор.
– Блин, – громко сказала я. – Это было мое слово.
Картер склонился ближе.
– Значит, нужна другая рифма.
Я посмотрела на потолок на миг, думая, пытаясь вызвать в голове другое слово.
– Есть! Хор! Как девятая симфония Бетховена?
– Неплохо, – Картер мило посмотрел на меня, почти подмигнул. – Но ты просто убрала букву из моего слова. В Круге смерти это не считается.
Я ударила по столу.
– Пей, пей, пей, – скандировали они в унисон.
Сандип понял намек и наполнил мою красную кружку апельсиновым соком, добавил водку.
Я выпила все одним глотком, ведь была крепкой, крутой и непобедимой. Водка не обжигала мое горло, я даже не пьянела. Я была трезвой. Я вернулась с зимних каникул, у нас была тусовка в вечер пятницы, и я увидела шикарное живое выступление «Artful Rage». Я все еще была в эйфории от музыки. Я прильнула к Картеру, моя нога задела его ногу, мое бедро было рядом с его бедром.
– Девятая симфония – мое любимое музыкальное произведение. Мне нравится Бетховен, – сказала я Картеру. Может, было невнятно. – Он – мой парень, – я пьяно рассмеялась.
Меня покрыл тонкий слой слизи. Я флиртовала с ним. Я придвинулась к нему. Я хотела, чтобы это произошло.
– Ты в порядке? – спросила Т.С. – Ты не реагировала пару секунд.
– Я в порядке, – быстро сказала я и спросила. – Ты не была в Круге смерти?
– Я ушла после концерта. Мне нужно было заняться блогом и лечь спать к половине одиннадцатого, – сказала Т.С. – Не помнишь? – поинтересовалась она.
– Что ты всегда ложишься спать рано, когда у тебя тренировка с командой девочек Уильямсона? Да, это я запомнила с первого года.
– Это женская команда Уильямсона, – исправила она, потому что стоило перейти в колледж, как ты становилась женщиной. Команда девушек Фемиды тренировалась с женской командой соседского Уильямсона каждую субботу зимой, чтобы их навыки не пропали в перерыве между сезонами. – Но разве ты не помнишь, что ты начала игру?
Я пропустила ее вопрос.
– И где мы играли, всезнающая соседка?
– Сандип сказал, что ты начала игру в общей комнате его общежития.
Хоть Сандип – парень Т.С., она его так не называла. Она звала его своим «дополнением», а он звал ее своей «подругой–леди». Они думали, что это мило и необычно. Это не удивляло, ведь она и свое имя не хотела признавать и использовать. Она говорила людям, что Т.С. было от «Талия Светлана», ведь имя звучало глупо. Она говорила так с первого года, когда мы попали в одну комнату. Она говорила это серьезно, и все поверили ей, и она стала Т.С.
– Хм…
– Хм, что? – спросила она. Она перестала разминаться и села рядом со мной, вдруг остановив зарядку.
– Хм, ничего.
– Что случилось с Картером?
Я выпрямила спину.
– Ты его знаешь?
– Я его не знаю. Но он играет в водное поло.
Эти ребята были наглецами. Мокрые, нахальные, неискренние. Они были как богатенькие сынки.
– Он – нападающий, – добавила она, а я тупо смотрела на нее. – Это его роль в игре.
– Точно. Как я могла забыть, что ты знаешь всех спортсменов Фемиды?
– Это один из моих очаровательных талантов. Сандип сказал, что ты пошла к нему. Там ты провела ночь, да? Веселилась в его комнате?
Она думала, что все было невинно. Она знала, что я не спала с Дэниелом, не стала бы спать с тем, кого только встретила. Она думала, что мы с Картером только целовались.
Хотелось бы.
«Ничего не случилось», – тихо говорил мой мозг. Но голова ревела, не хотела верить. Я ощущала, как пульсировала вена на моем лбу, почти выпирая. Я ненавидела эту вену. Было так гадко и заметно, когда я восторгалась или злилась. Порой я даже замечала ее на фотографиях. Я легла на кровать, прижала пальцы ко лбу, пытаясь прогнать так боль. У меня никогда не болела голова, но сейчас по ней будто били молотом.
– Там ты была ночью, да? – не унималась она. – Так сказал Сандип, – она заявляла, но это больше напоминало вопрос. Она ждала ответа, ее зеленые глаза впивались в меня. – Алекс… – ее голос стал тише, он был нервным.
– Да, я была там прошлой ночью.
Я была там с Картером и двумя презервативами. Доказательство. Его не опровергнуть. Картер использовал ночью два презерватива, думал, что было круто. Он использовал два презерватива со мной. Со мной. Так что не удавалось делать вид, что ничего не случилось. Мы не просто целовались. Мы сделали это, и я не могла это стереть. Я даже не могла забыть об этом, потому что меня заметила Наталия, так что пойдут сплетни.
Стоило переспать с Дэниелом. Тогда мой первый раз был бы спасен.
– Я переживала. Я думала, ты бродишь по улицам.
Лучше бы я бродила по улицам. Лучше бы я была бездомной. Я могла сидеть, скрестив ноги, у дороги, сжавшись, укутавшись в свое яркое одеяло. И мне бросали бы разные монеты прохожие. Жизнь была бы тяжелой, но никто бы меня не знал.
– Так он тебе нравится? Вы болтали на концерте, но потом я ушла.
– О чем ты писала в блоге ночью? – спросила я, меняя тему и глядя на открытые кирпичи в стене перед собой. Другие три стены были бежевыми, изучать там было нечего. Я посмотрела на наш ковер. Он был толще, чем у Картера, и на нем были персиковые и бежевые цветы. Меня это немного утешало.
Она покачала головой.
– Нет. Я хочу знать, нравится ли он тебе. Ты снова с ним увидишься? Будешь с ним встречаться?
Я представила белые губы Картера, его острый нос. Я вспомнила, как представляла поцелуй возле урны внизу. Желудок сжался.
– Нет.
– Почему? – спросила она.
Я молчала.
– Он воняет? Или что–то еще? – не унималась она.
Я покачала головой.
– Я просто не хочу его больше видеть.
– Фигня, – сказала она. – Тебе не понравилось проводить с ним время?
– Ты не знаешь, что у меня с ним было.
Я не хотела сказать это вслух. Я не хотела, чтобы она знала, что я была так пьяна или так глупа, что не помнила такого. Т.С. не теряла контроль. Она установила для себя правила и слушалась их. Это была спортсменка в ней. Она во всем была дисциплинированной. Я – только в музыке.