— Табер, – она задыхалась, трепеща в его хватке, ее ноги дрожали на его широких плечах, и волна сладкого удовольствия накрыла ее с головой.
Он снова зарычал, прямо ей в клитор, его язык глубоко вонзился в нее, доводя до края и опустошая ее.
Она закричала. Звук разнесся вокруг нее, уничтожил ее. Оргазм взорвался в ней, разрывая мир на части, свет и краски вспыхнули за закрытыми веками. Бедра сжались, снова и снова, киска плотнее прижималась ко рту Табера, усиливая невероятное ощущение, пока тело пыталось справиться с нахлынувшими чувствами.
— Моя! – хрипло проговорил Табер, поднялся на колени, оторвал ее от постели и вонзился в трепещущие глубины ее вагины.
Это было почти смертельно – удовольствие от ощущения его твердой эрекции, пронзившей ее влажную трепещущую киску.
Реальность Рони разбилась вдребезги. Все внутри нее рушилось с каждым отчаянным толчком его члена внутри ее вагины. Он трахал ее, как безумный, но, что еще хуже, ее тело приняло это. Рони закричала. Она не могла поверить, что кричит, что слышит свой собственный голос.
Хриплые крики. Мольбы. Глубже, быстрее, О Боже…
— Сильнее… – ее руки сжали напряженные мышцы его предплечья, ногтями впиваясь в его плоть, ее ноги бесстыдно задрались, обнимая его. – Сильнее… трахни меня, Табер. Трахни меня сильнее…
Нет, это не она, – подумала Рони отстраненно. Она не станет произносить такие слова. Она не станет так отчаянно умолять…
— Боже! Ты такая тугая! Слишком тугая, слишком горячая…
Он задыхался, пот стекал с его тела, его член, скользя внутри ее, доводил ее до безумия, пока она не взлетела выше, сильнее – и ее не настиг еще один оргазм.
Рони почувствовала напряжение в его члене. Он скользил, гладил самую чувствительную точку у нее внутри – и Рони унесло. Она не понимала, что кричит. Не знала, что задыхается. Звуки разносились вокруг нее, гортанные, необузданные, они клокотали в его груди, и вот уже Рони почувствовала взрыв спермы внутри себя.
Рони едва осознавала, что Табер упал на нее. Он тяжело дышал и шептал какие-то бессмысленные слова своим охрипшим голосом. Их влажные тела были все еще соединены, и никто не хотел отодвинуться первым. Они могли бы остаться так навсегда, и Рони не была бы против. Ее глаза закрылись, и с последним спазмом наслаждения она позволила себе провалиться в сон.
Табер накрыл ее одеялом, согревая. Рони вздохнула, впервые за долгие годы ощущая себя в безопасности, ощущая покой и удовлетворение. И уснула.
Глава 14
Табер уловил момент, когда Рони впала в усталый сон. Ее тело расслабилось под ним, стало мягким, а он все боролся, чтобы вновь научиться дышать.
Его руки сжимали ее волосы. Зарывшись лицом в плечо Рони, Табер по-прежнему зубами прикусывал метку, которую так давно поставил на ней. Он ощущал сладкий аромат ее крови во рту, там, где кожа была надкушена, и лакал его, как умирающий от жажды лакает из родника экстаза.
Отодвинуться от нее оказалось труднее всего, что он когда-либо делал в жизни.
Выйти из киски Рони, еще сжимающей его член, прервать эту пытку, агонию наслаждения, почти так же сильную, как и разряд, который пронзил его так недавно.
Но животная часть уже отступила, спряталась в головке, и он покинул то полное сладкого тепла место, в котором был заперт. Табер отодвинулся от Рони, поражаясь нахлынувшей на него слабости.
Боже, он чувствовал себя на грани, он был почти готов отдать себя в руки смерти. Все, только чтобы остаться там еще чуть-чуть, чтобы насладиться ее невероятным теплом.
Он не знал такого раньше. Каждая клетка в его теле вспыхивала, когда он касался Рони, заставляя ее кричать, заставляя ее умолять его об освобождении.
Табер выбрался из постели, чувствуя себя опьяненным. Он усмехнулся – ноги не слушались, ему пришлось сделать усилие, чтобы удержать равновесие. Но он совершил ошибку, повернувшись к кровати и посмотрев на женщину, несущую за все это ответственность.
Его грудь сжалась. Жестокая агония охватила Табера, когда он посмотрел на ее бледное лицо, оглядел нежные линии лба и щек. Ее распухшие от поцелуев губы были слегка приоткрыты. Господи, помоги, Рони была его жизнью. Он смотрел на нее так, будто видел в первый раз, осознавая, наконец, от чего отказывался в течение нескольких последних месяцев.
Эта женщина обладала силой уничтожить его. Черт, она уже чуть не убила его своим отказом. А если Рони сейчас уйдет, что с ним станет?
Смог бы он убедить ее остаться, если бы она зачала – и зная, что сердце Рони ему не принадлежит? Неужели природа настолько жестока, что предназначила ему женщину, которая не могла – или не хотела – любить его?
Табер протянул руку, откинув со лба Рони прядь золотисто-каштановых волос, потом медленно укрыл ее одеялом и поспешил в ванную.
Он вспомнил первую их встречу, более десяти лет назад. Он нашел ее в лесу, она сидела на земле, обхватив руками свое маленькое тельце. Она смотрела прямо перед собой, но он понял, что это было что-то внутри ее, что она смотрела в себя.
Он уже знал это чувство. Он тогда был совсем юн, но лабораторные эксперименты и ужас, который он пережил во время побега, навсегда стерли из него какую-то часть человеческого. Как можно скучать по тому, чего ты никогда не помнил, спросил он себя, упершись руками о раковину и глядя на себя в зеркале. Тогда он был просто животным. Разъяренным, раненым, отказывающимся и неспособным принять тот беззаботный стиль жизни, которому пыталась их научить Мария.
Он бегал по лесу, спасаясь от себя самого, позволяя животному внутри освободиться в охоте. Пока не нашел Рони. Ее лицо было заплаканное, колени ободраны, а взгляд казался пустым, словно она уже потеряла себя в том ужасе, который пережила.
Он считал, что они спасли друг друга в ту ночь. Он взял ее на руки и принес к Марии, прижимая к груди, испытывая чувство ярости оттого, что такое хрупкое, такое невинное и чистое создание вынуждено переживать такую боль. Ее взгляд напомнил ему о сестрах, чьи умы уже были покорежены опытами, как и тела.
Рони не изнасиловали; скорее, она была в ужасе. Оставшись в одиночестве, без еды, без заботы – она убежала от врагов отца, ублюдков, которые хотели причинить ей боль и скрыться, не получив наказания.
Табер испустил глубокий тяжелый вздох. Ребенок вырос и стал женщиной, прежде чем он понял, что его чувства к ней стали иными. Ее острый язык и импульсивность иногда заставляли его тревожиться, но Табер всегда знал ее мысли и ее чувства. Но женщина, кричащая от желания в его руках, и женщина, подарившая ему признание в любви год назад, были не похожи друг на друга. Эта Рони была слишком тихой, слишком замкнутой, подавленной. Как будто жизнь забрала у нее так много, что она просто отказалась верить и бороться.
Он устало вздохнул и вытащил из шкафчика рядом с раковиной полотенце. Смочил его теплой водой. Ей будет неприятно спать, когда бедра покрыты липким доказательством их соития.
Табер вернулся к кровати, чувствуя, как член твердеет и удлиняется, когда втянул в себя слабый запах их оргазмов. Он напоминал дикий ветер после летней грозы, непокорный и чистый.
Он откинул одеяло со спящей Рони, морщась от напряжения, которое потребовалось, чтобы сдержать дрожь. Медленно Табер начал вытирать ее кожу. Шея, руки, полная, упругая грудь – розовая от его поцелуев – стройный торс, изящный округлый живот и бедра. Сглотнув комок в горле, Табер развел ноги Рони, игнорируя ее легкий стон, и стер с кожи следы своего семени и ее соков.
Он тяжело и хрипло дышал к моменту окончания этой интимной процедуры и устало упал на постель рядом с ней. Рассвет приближался, и Таберу показалось, что он не спит уже пару недель.
Он притянул ее ближе, игнорируя инстинктивное движение – Рони попыталась оттолкнуть его, – зашикал на нее осторожно, обняв и прижав ее к своей груди.
— Что случилось, Рони? – прошептал он в ее шелковые волосы и коснулся мягким поцелуем ее лба. – Что, черт возьми, случилось с тобой?
Глава 15
— Тебе пока нельзя мыться, Рони.
Уже было далеко за полдень, когда Табер проснулся, разбуженный попыткой Рони украдкой соскользнуть с кровати.
Она остановилась, вцепившись в спинку, ее тело напряглось.
— У меня все болит. – Ее голос был низким, но он мог слышать в нем вибрацию гнева. Это был тот же гнев, что и вчера вечером.
— Я знаю, ты сердишься, детка. – Табер откинул одеяло и поднялся.
Добравшись до сундука в конце комнаты, он достал из одного из ящиков синюю хлопковую рубашку с пуговицами. Так доктору Мартину будет можно осмотреть Рони, не слишком тревожа ее скромность.
— Надень это. – Он подошел к Рони, протягивая ей рубашку, но она лишь подозрительно посмотрела на нее.
— Я воняю тобой, – отрезала она, подняв голову, ее синие глаза были полны гнева, и он чуть заметно вздрогнул. – Мне нужен душ.
Табер хмуро глядел на нее, с неудовольствием сознавая, что ее гнев снова вызывает в нем похоть. Его член начал деревенеть, ныть от желания.
— Надень рубашку или тащи свою задницу обратно в кровать, и будем трахаться до тех пор, пока ты не перестанешь спорить. Ты сейчас ведешь себя совсем не по-умному, Рони. Ты ведь чертовски хорошо знаешь, что стоит мне прикоснуться к тебе, и ты не сможешь отказать.
Рони тяжело дышала, ее грудь поднималась и резко опускалась, соски набухли от резкого звука его голоса. Рот Табера наполнился слюной, когда он скользнул по ним взглядом.
— Хватит. – Она вырвала из его рук рубашку и надела на себя, быстро стянув края. – Ты думаешь, я не знаю, как мало тебе от меня надо, Табер? Думаешь, я буду покорно принимать все то, что ты делаешь со мной?
Ну, если он и собирался отказаться от задуманного, то настало время изменить решение, подумал он саркастически.
— Не похоже, что у нас есть выбор.
Его член теперь стоял колом. Черт, доктор сказал ему первым делом после пробуждения Рони привести ее в лабораторию, а не трахнуть снова.
— Застегни рубашку, Рони. Мы должны спуститься в лабораторию, и будь я проклят, если я позволю тебе выплескивать свое раздражение на людей за пределами этой комнаты.
Он протопал обратно к комоду, достал из ящиков футболку и спортивные штаны и быстро надел их.
— В лабораторию? – По крайней мере, она начала застегивать рубашку, пусть даже в голосе и звучало раздражение. – Я, что, похожа на крысу?
Табер медленно повернулся к ней. Ее голос был резким, гортанным, аромат охватившего ее желания окутал его с ног до головы.
— Не цепляй меня сейчас, Рони. – Он изо всех сил сдерживал в узде свое возбуждение и свой гнев. – Тебе не понравятся последствия.
Она оглядела его с выражением горькой ярости на лице. Это немного усмирило его гнев.
— Ты имеешь в виду, что может быть еще хуже? – спросила она приторно-сладким голосом. Черт, эта улыбка могла бы разрезать человека пополам.
Он шагнул ближе, его рука ухватила Рони за длинные пряди волос, прежде чем она успела отпрянуть. Табер видел, как ее глаза расширяются, когда он усилием заставил ее отклонить голову назад и посмотреть ему в лицо. Внутри него бушевала буря.
— Все может стать еще хуже, – он зарычал, позволяя себе обнажить смертоносные клыки по бокам челюсти. – Я тебя предупреждал несколько лет назад, детка, ты даже представить себе не можешь, что я такое. Лучше тебе внять предупреждению.
Она не показала страха, как он ожидал. Гнев воспламенил ее взгляд – жарче, сильнее, чем раньше.
— Я думала, что вняла. – Она издевалась над ним. – Что ты собираешься делать теперь, Табер? Опрокинуть меня на пол и трахнуть снова? Это единственный способ, которым вам удается добиться от женщин подчинения?
Он наклонился ближе, вдыхая сладкий аромат ее возбуждения.
— Самое приятное в том, чтобы опрокинуть тебя на пол, Рони, это знать, что тебе это чертовски понравится.
Табер позволил себе зарычать, и жар в ее теле тут же усилился.
— Без моего на то желания. – Ее губы сжались, ноздри раздулись, когда она вырвала свои волосы из его хватки.
Ей это нравилось. Знание подстегнуло его гнев, невыносимо его обострило, заставив Табера почти поддаться желанию овладеть Рони прямо сейчас.
— Без желания? – Он снова усадил ее на кровать, наблюдая, как ее глаза темнеют и щеки розовеют от похоти. О да, вот такой он ее и хотел. Горячей и жаждущей его.
— Это наркотик, Табер. – Он застыл, глядя на нее, слыша холодную уверенность в ее голосе. – В противном случае тебе бы и на милю ко мне не подойти. Ты подсадил меня на наркотик. Я не могу остановить это, я не могу контролировать это, но будь я проклята, если я позволю тебе заморочить мне голову.
Она говорила так, словно не хотела его сама по себе. Как будто только из-за лихорадки спаривания она текла от возбуждения. Волна ярости ударила Табера наотмашь, сметая плотину контроля осознанием того, что пара ему не подчиняется.
— Ты хотела меня раньше, – зарычал он, в ярости, оттого что Рони посмела отрицать связь между ними. – Я не целовал тебя тогда, Рони. Ты хотела меня до метки, до поцелуя.
Он бросил ей вызов. Попробуй Рони это отрицать, и Табер лишился бы остатков контроля.
— Я была ребенком, помнишь? – Вспышка боли полыхнула в ее глазах и быстро погасла. – Я выросла и выросла быстро, спасибо тебе за это. Теперь либо трахни меня, либо давай покончим с этими тестами, потому что мне нужен душ. Я же сказала, я воняю.
Табер медленно отпустил ее, глядя на Рони так, как давно не глядел. Она выглядела сердитой, голос звенел от ярости, но под запахом возбуждения он ощутил запах боли и страха.
Рони казалось, что она ведет себя решительно, противостоя ему, ненавидя его – он не понимал, за что – но он ощущал агонию, рвущую на части ее душу. Она была частью его, больше, чем осознавала сама, больше, чем она могла вообразить.
Табер протянул руку, пальцами касаясь ее щеки, не обращая внимания на дрожь Рони.
— Ты была моей, когда тебе было одиннадцать лет, и став женщиной, ты осталась моей. Ты принадлежишь мне и сейчас, Рони. – Он говорил мягко, стараясь не позволять зверю внутри показать клыки и заставить ее подчиниться без слов. – Ты можешь все это отрицать. Но я не позволю тебе уйти. Не обманывай себя.
Она вдохнула, медленно и глубоко. В глазах Рони замерцали слезы.
Конечно, она не заплакала, но была близка, хотя и пыталась придать взгляду выражение презрения.
— Наслаждайся самообманом, сколько угодно, Табер. Если тебе это нравится, то все нормально. Но я не хочу играть с тобой. Не в этот раз.
Ее голос дрогнул на последнем слове.
Табер очень осторожно отодвинулся от Рони. Он чувствовал, что балансирует на краю самоконтроля.
— Мы поднимемся на лифте в лабораторию.
Он отказался комментировать ее слова.
Пусть верит, во что хочет. Хотя бы сейчас.
— Доктор ждал нас уже час назад, так что он наверняка уже в ярости.
Он слегка сжал ее предплечье – ему нужно было просто коснуться ее, неважно, каким коротким было бы это прикосновение.
— Я не хочу, чтобы ты вел меня, как ребенка. – Голос Рони дрожал от смеси гнева, возбуждения и страха, она попыталась освободить руку из его хватки.
— Перестань бороться, черт подери. – Он повернулся к ней и притянул к себе, так, чтобы она наверняка почувствовала его эрекцию, которую сам Табер ощущал, как открытую рану. – Перестань, Рони. Позволь этому случиться, пока я не сделал то, о чем мы оба пожалеем.
Его накрыло ощущение дежавю. Пожалею ли я? Она однажды уже спросила его об этом.
— Я уже пожалела, – прошипела она, дрожа от сдерживаемых эмоций. – Ты не понимаешь, Табер? Я жалею обо всем этом, даже больше, чем ты себе можешь представить.
Табер стиснул зубы, чтобы не зарычать. Он был твердым, как камень. Каждая клетка его тела требовала, чтобы он доказал Рони здесь и сейчас разницу между животной страстью из-за гормона и тем, что чувствует его сердце. Животное требовало ее подчинить, мужчина же хотел любви.
— Однажды, – тихо зарычал Табер, – ты поймешь разницу, Рони. Молись, детка, чтобы я захотел тебе ее тогда доказать. Я не один из тех цивилизованных маленьких мальчиков, с которыми ты встречалась. Я твоя гребаная пара, и, видит Бог, ты испытываешь прямо сейчас мое терпение. Перестань, пока я не навредил нам обоим.
Страх засветился в ее глазах. Табер поблагодарил Бога за то, что она промолчала.
Он медленно отпустил ее, и Рони не стала протестовать, когда он снова ухватил ее за руку и потащил за собой. Потому что если бы она сказала что-то еще, он бы точно позволил зверю вырваться на свободу. А это было не нужно никому.
Глава 16
— Сколько у вас еще иголок? – не выдержала Рони, когда доктор Мартин воткнул в ее вену очередную иглу и пустил кровь.
Ее кожа была покрыта мурашками, от прикосновения было так тошно, что ее вот-вот могло вырвать, прямо на девственно чистый пол рядом с небольшой каталкой, на которой она сидела.
— Ну, у меня на самом деле несколько коробок, – сказал он легко, извлек иглу и посмотрел на Рони с такой добротой, что на ее глазах выступили слезы. – Я знаю, как это трудно, мисс Эндрюс. Постараюсь все сделать побыстрее.
Она глянула на Табера, который стоял, прислонившись к стене возле двери. Он был напряжен, на лице – дикое выражение, глаза пылали голодной яростью.
— Не торопитесь. У меня много крови. – Она испустила глубокий вдох, полная решимости идти до конца. – Итак, расскажите-ка мне о лечении.
Табер зарычал. Доктор посмотрел на него с беспокойством на лице, но Рони заметила, как он подавил усмешку.
— На данный момент о лечении мы не знаем. – Табер, наконец, отодвинулся, и она вдохнула воздух, в котором не было запаха самца. – Я прошел все до одного гребаные тесты, и теперь над результатами бьются две дюжины ученых. Но единственное решение – зачатие.
— Если оно случится! – Рони с трудом удерживала в себе гнев и страх. – Мне нужны противозачаточные таблетки. Я уже пропустила один прием. – Это был единственный способ. Она принимала их, чтобы нормализовать цикл, но теперь они были очень нужны. – Вы врач, достаньте их для меня.
— Не сработает. – Доктор покачал головой, а Табер зарычал – низкий, опасный звук, который сотряс ее тело.
Но Рони не испугалась. Она была слишком взволнована.
— Простите? – Она приподняла брови, пытаясь скрыть свою реакцию. – Какого черта вы имеете в виду под «не сработает»? Хорошо, дайте гормональный пластырь, поставьте спираль. Мне пофиг, но сделайте что-нибудь.
Ребенок даже не обсуждался. Она не собиралась беременеть, не от Табера, особенно на фоне той опасности, которая, как Рони начинала понимать, таилась за пределами поместья, и которую Табер и его семья так отчаянно пытались предотвратить.
— Гормональный пластырь не сработает. – Доктор засунул в рот Рони палочку с ватой на конце и быстро прошелся по слизистой. Ее чуть не вырвало.
Когда он отошел, он запустила руки в волосы, сгорая от страха и боли, растущих в ее теле. Все кости и мышцы словно горели в огне, внутренности болели от лихорадки.
Бисеринки пота усеяли ее кожу, и неважно, как сильно Рони старалась, она не смогла сдержать охватившей тело дрожи.
— Мне нужен вагинальный образец. – Голос доктора понизился, наполняясь сожалением. – Мне очень жаль. Я знаю, что это непросто.
Табер подошел ближе.
— Отойди, Табер! – Рони сама была поражена прозвучавшей в ее голосе яростью. – Если ты приблизишься ко мне, клянусь, я воткну одну из этих чертовых иголок в твое черное сердце.
— Черт, Рони, ты не можешь сделать это одна, – ответил он. – Я только пытаюсь помочь.
— Ты уже достаточно помог, – она усмехнулась и сделала несколько глубоких долгих вдохов, прежде чем вернуться к врачу. – Почему это так трудно? – спросила она доктора Мартина. – Может, сначала расскажете мне, какого черта случилось со мной, а уже потом будете меня обследовать? Как будто огненные муравьи разъедают мои внутренности, и мне это уже до черта надоело.
Она справится, заверила себя Рони, глядя на доктора с решительностью. Казалось, ни он, ни Табер не отреагировали ни на ее отказ, ни на угрозу физической расправы.
Доктор Мартин испустил нетерпеливый вздох.
— Мисс, давайте сначала завершим тесты…
— Прикоснетесь ко мне – и несколько дней не сможете ходить. – Она отвела назад ногу и приготовилась. – Мне нужны ответы, прежде чем в меня воткнут еще одну иглу, вставят тампон или как там еще вы собираетесь меня пытать.
Ей совершенно точно не нравилось, как выглядит чертов расширитель, который доктор держал в руке.
— Рони, я же сказал, что был неправ. – Табер подошел поближе.
Рони медленно повернула голову, наблюдая за ним со злостью. Он снова остановился, на этот раз в шаге от каталки.
— Спаривание не равно отношениям, – сказала она ему с приторной сладостью, прежде чем повернуться к доктору. – Ответы, пожалуйста. Желательно на английском языке, – попросила она, не желая слушать врачебную тарабарщину.
— В двух словах, – он вздохнул. – На данный момент ваш организм пристрастился к гормону, который содержится в слюне Табера и в его сперме. Эффекты выраженные, болезненные и интенсивные, и преодолеть их можно только… естественным способом. – Он покраснел, поймав ее потрясенный взгляд. – Пока мы смогли понять только, что это естественный способ обеспечения выживаемости Пород. Обычно количество нормальных сперматозоидов у самцов семейства кошачьих совсем низкое, они практически импотенты. Но гормон, поступающий в ваше тело, заставляет его каждые три дня образовывать новую яйцеклетку. И для обеспечения продолжения рода возбуждение повышается до такой степени, что бороться с ним невозможно.
Рони прокляла свое упрямство. Кровь отхлынула от ее лица, желудок сжался. Она просто не могла поверить.
— Все заканчивается с зачатием?
Ее голос звенел от усилия.
— Симптомы у Меринас прошли после зачатия, – подтвердил доктор. Сострадание наполнило его голос. – Но это происходит, насколько мы знаем, только с теми, чьи отношения имеют и эмоциональный компонент. С настоящей парой, как в случае Кэллана и Меринас. Раньше такого не случалось.
Она прижала руки к животу и несколько раз сглотнула, отказываясь принять происходящее.
— Мне нужна контрацепция. – Ее голос дрожал.
— Рони… – протест Табера был проигнорирован.
Она уставилась на доктора, борясь с яростью, резко поднимающейся внутри. Она не позволит этого. Этого просто нельзя допустить.
— Меня не волнует, что тебе придется делать или как, но прекрати это.
* * *
Табер стоял неподвижно, не говоря ни слова, хотя боль теснилась в груди. Он слышал ужас в голосе Рони, чувствовал пронзающую ее боль. Он готов был отдать свою жизнь, если бы это могло ей помочь.
Агония в ее голосе была просто невыносима. Бог свидетель, он отдал бы все, чтобы вернуться в тот день, чтобы убрать с ее кожи отметину, чтобы хоть как-то все это облегчить.
— Прости, Рони. – Голос Мартина был эхом его собственных сожалений. – Если бы я что-то мог, я бы сделал. Спираль не будет работать. Тело отвергает ее. Гормон влияет на каждый орган, работает напрямую на зачатие. То же самое скажу про пластырь и противозачаточные таблетки. Мы не нашли способ предотвратить это. Пока еще нет.
И тогда Рони посмотрела на Табера. Его душа зашлась болью, когда он увидел ее глаза. Они были темны от страданий, и животное внутри него вскинулось, чтобы ее защитить. Она была в ужасе, и он понятия не имел, как ей помочь.
Табер шагнул к ней, прежде чем она заговорила, пропустил пальцы через спутанные пряди ее волос, притянул к себе. И в ту же секунду он проклял свою собственную душу. Его губы накрыли ее, язык погрузился в ее рот, заставляя Рони принять этот поцелуй, несмотря на ее инстинктивный крик отторжения.
Она бы никогда не повела себя так, но все внутри нее ныло от жажды его прикосновений, гормон атаковал не только ее разум, но и тело. Руками она ухватилась за плечи Табера, легкий всхлип сорвался с ее губ. Но язык Рони уже танцевал с его языком, влажность ее рта приветствовала его, и дыхание сорвалось на стон.
Он крепко держал ее, расслабляя, помогая облегчить восприятие будущей медицинской процедуры. Когда он отстранился, ее глаза были почти черные – наполненные эмоциями, слезами и затуманенные возбуждением.
— Клянусь жизнью, Рони, – заверил он ее. – Клянусь тебе, я буду защищать тебя и ребенка, который родится. Я дам тебе все, что нужно, детка, Бог мне свидетель. Я сделаю все, чтобы облегчить то, что ты переносишь по моей вине.
Он едва мог сдержать слезы. Он, который никогда не плакал, кто умел справляться с эмоциями… до тех пор, пока не понял, как она на него влияет. Табер хотел дать ей все, чего она желала, если только это может облегчить боль, раздирающую ее душу на части.
Рони обняла его, уткнувшись лицом в его грудь, плечи напряглись, пока она пыталась справиться со слезами. Он крепче обнял ее, защищая, успокаивая и одновременно ненавидя себя каждой клеточкой своего тела.
Наконец, она испустила глубокий тяжелый вздох. Пальцы сжались на его спине, и он почувствовал влагу ее слез на рубашке.
— Хватит тестов, – прошептала она.
— Табер, мне нужны эти тесты. У нас есть только образцы Меринас…
Табер зарычал в ярости. Повернув голову, он уперся взглядом в лицо доктора. Он не хотел, чтобы Рони испытывала боль.
— Только мазок, – сказал Мартин. – Ради Бога. Речь не только о Рони, Табер. Речь о будущем.
Он напрягся, готовый увести Рони из комнаты.
— Нет. Он прав. – Ее руки сжались, по телу прошла дрожь. – Он прав. Я могу сделать это. Я могу.
Но она не отпускала его.
— Я буду держать тебя за руку, детка. – Он медленно опустил ее на каталку, вспоминая рассказ Шерры о том, что Кэллан был вынужден сделать то же самое для Меринас. – Просто держись за меня, Рони. Я не тебя не отпущу.
* * *
Это был ад. Рони едва сдерживала крики, а внутри все протестовало против прикосновений доктора, анализов, успокаивающего голоса. Она знала, что оставляет глубокие следы на спине Табера, но не могла заставить себя отпустить его. Или так, или кричать. Или бороться, требуя освобождения.
Рони дышала тяжело и глубоко. Она сможет сделать это. Она не слабачка. Она умеет бороться. Она просто сдалась в тот день, когда Табер ее оставил.
Она знала, как сохранять спокойствие, когда страх, как зверь, когтями вцеплялся в ее живот.
Одну секунду. Одну минуту. Один час. Это спасало ее раньше. Она сможет подумать об этом потом, когда боль утихнет, когда ужас пройдет, и когда настанет время обдумать стремительные изменения, вошедшие в ее жизнь. Тогда она могла бы найти безопасное место. Потом она будет думать.
— Если ты снова оставишь меня, я убью тебя!
Рони яростно дернулась, когда доктор взялся за очередной чертов инструмент и занялся осмотром.
— Клянусь Богом, Табер. Может быть, для тебя я не достаточно женщина, но если ты меня бросишь, я заставлю тебя заплатить. Я вырежу твое черное сердце, а потом искромсаю твой член на столько маленьких кусочков, что ты их никогда не соберешь.
И она сделает это, сказала себе Рони, подавляя крик, грозивший вырваться из ее горла. Она почувствовала, как напрягся Табер как забурлило в нем рычание – зверь внутри хотел защитить ее, хотел укрыть ее от мучений.
Сейчас она принадлежала ему. А потом она задумается о будущем.
Глава 17
— Кажется, ты беременна. – Рони пыталась сохранить свой голос спокойным. Она остановилась рядом со стеклянным столиком на задней террасе дома, за которым сидела Меринас. – Что дальше? Чего мне ожидать?
Она выскользнула из спальни вслед за Табером после очередного безумного, полного грешного наслаждения часа в его постели. Приняла душ, переоделась в джинсы и рубашку Табера, которые позаимствовала у него на время, и отправилась бродить по дому в поисках единственной известной ей пары одного из Пород.
Меринас, сидя на крытой веранде, задумчиво наблюдала за строительством высокого забора. Мужчины работали над двенадцатифутовой (прим. – примерно 6 метров) баррикадой, растягивая сетку от опоры до опоры с почти фанатичным упорством, как будто важнее установки барьера ничего не было.
— Знаешь, Рони, – мягко проговорила Меринас, вздыхая с болью и сожалением, – эта усадьба была так прекрасна, когда мы впервые ее увидели. Величественная, изящная, несмотря на мерзкие эксперименты, которые здесь когда-то проводили. Здесь было так спокойно, словно элегантность здания позволяла ему оставаться в стороне от ужаса, который здесь творился.
Меринас постучала идеально ухоженными ногтями по стеклянной столешнице.
— Теперь посмотри на это. Заборы. Дикие животные, выпущенные на волю, чтобы защитить нас. Ночные попытки прорвать защиту, которую пытается укрепить Кэллан. Эти ублюдки не остановятся, пока их не прикончат, как бешеных собак.
С каждым словом гнев все сильнее звучал в голосе женщины, она повернула голову и яростно посмотрела на Рони.
— Да, я беременна, от человека, за которого с радостью отдам свою жизнь. Кэллан столкнулся с ужасом, который вряд ли можно вообще себе представить. Ежедневно он сталкивается лицом к лицу со своим худшим кошмаром. Каждую ночь он просыпается в поту, увидев сон, в котором меня и его ребенка похищают. Кто больше страдает? Я, та, кого он защищает? Или Кэллан, который знает, что случится, если это произойдет?