Описав церковную среду, рассмотрим теперь деятельность ордена иезуитов.
Орден иезуитов был, несомненно, одним из наиболее действенных, даже, пожалуй, самым действенным орудием, обеспечившим Ватикану политическую власть начиная с возникновения протестантизма и до наших дней. Основанная Игнатием Лойолой (1491 - 1556) и одобренная папой Павлом III* организация иезуитов, по существу, не отличается от других духовных "религиозных орденов", поскольку она является обществом, санкционированным церковными властями. Члены ее, согласно законам самого Общества, дают "публичные" обеты и, таким образом, как говорится в кодексе канонического права, "стремятся к евангельскому совершенству".
* (Игнатий Лойола, дав общее описание организации, которую он собирался основать, передал свой проект на рассмотрение Павлу III через кардинала Контарини. Папа устно одобрил проект в Тиволи (3 сентября 1539 года) и публично в булле "Regimini militantis Ecclesiae" 27 сентября 1540 года. С того времени орден иезуитов существует юридически. Однако папы и впоследствии неоднократно одобряли, подтверждали, укрепляли и расширяли полномочия и привилегии Ордена.)
Общество представляет собой "орден" (а не конгрегацию), так как "публичный" обет является здесь одновременно "торжественным". Разница между "публичными" и "частными", "простыми" и "торжественными" обетами является юридической и состоит в различии внешних обрядов в зависимости от видов даваемых обетов. Поэтому мы не останавливаемся на данном вопросе.
К тому же, несмотря на свои огромные богатства, "Общество Иисуса" считается "нищенствующим" орденом, то есть таким, который не может владеть недвижимым имуществом, а должен жить пожертвованиями и воспомоществованиями верующих и случайной милостыней*.
|
|
* (Пий V, Dum indefessae, 7 июля 1571 года (см. также: Wernz-Vidal, Jus canonicum, IIF, § 25, прим. 24).)
В каком вопиющем противоречии с фактами находится все это! Орден, при попустительстве пап, посредством ряда хитроумных комбинаций, пытается доказать, что он является "нищенствующим" - как это видно из официальных примечаний к его "Положениям"*, - в то время как - достаточно пока этого примера - ему принадлежат в Риме роскошные особняки, среди которых Вилла Мальта на улице Порта Пинчьяна, 1, где живет пользующийся большой известностью отец Риккардо Ломбарди.
* (A. Arregui, Annotationes ad Epitomen Instituti Societatis Jesu, Romae, 1934, p. 9, и, мимоходом, в части IV, p. 453 - 569.)
Если бы Орден был действительно нищ, как это утверждают, то становится непонятным, каким образом он добился поддержки со стороны Ватикана в деле установления политического господства во всем мире. Дело не только в его "нищете" и многочисленности. И доминиканцы, и францисканцы (эти последние во всех своих разновидностях) являются "нищенствующими духовными орденами", правда, менее богатыми и многочисленными, чем иезуиты (число которых ежегодно увеличивается почти на 500 человек и в начале 1952 года достигало 31 561), но во многих других отношениях сходные с ними.
Эти ордена, особенно орден францисканцев, достигают политического влияния с гораздо большими трудностями, чем иезуиты. Дело, конечно, в особом положении ордена иезуитов, а также в более высокой по сравнению с другими религиозными объединениями культурной и психологической подготовке его членов*.
|
|
*(Не может быть никаких сомнений в отношении исключительного могущества и активности иезуитов. Одним из доказательств этого служит репутация, которой пользуется "Общество". Если от бросить преувеличения и учесть, что всякое действие вызывается соответствующей причиной, то эта репутация должна быть признана небезосновательной.
В самом деле, орден Игнатия Лойолы за четыре века своего существования оказывался постоянно замешанным в сложнейших маневрах политики Ватикана, в его дипломатических интригах. Иезуиты находятся при дворах и среди правящих кругов, в качестве духовников и доверенных лиц пап, императоров, королей, принцев. Так было с Игнатием Лойолой. Так было с Франческо Борджиа, герцогом ди Гандиа, третьим генералом Ордена, другом Карла V. Так было с Пьетро Канизио (1521-1579), находившемся, между прочим, в очень близких отношениях с императором Фердинандом. Так было с Роберто Беллармино (1542-1621). Так было с Франсуа Ля Шэзом (1624 - 1709), духовником Людовика XIV, и т. д.
Если говорить о нашем времени, то следует упомянуть о менее значительных, но не менее влиятельных, чем предыдущие, лицах. Таковы Пьетро Такки-Вентури, доверенное лицо Бенито Муссолини; отец Лопец, советник и духовник испанского короля Альфонса XIII; отцы Роберт Лейбер и Вильгельм Гентрих, особые секретари Пия XII; отец Риккардо Ломбарди, который, начиная с первых своих выступлений и до предвыборных обращений по радио 12 и 17 мая 1952 года, говорит о политике и только о политике.
|
|
Среди "религиозных объединений", пожалуй, лишь иезуиты были и являются поныне объектом энергичных и даже резких нападок противников католицизма. В самом деле, кто думает о францисканцах и доминиканцах, кто ими занимается? Почти никто. Напротив, орден иезуитов, к которому в свое время правительства относились очень враждебно, ибо с полным основанием видели в нем наиболее действенное орудие Ватикана, предназначенное для проникновения в государственный аппарат, был даже ликвидирован, во избежание серьезнейших неприятностей, самим Святым престолом (Клементом XIV в 1773 году). Против иезуитов писались пламенные книги, иногда не свободные от преувеличений, как, например, "Современный иезуит" Джоберти. Против них велась энергичная и непрерывная кампания в печати. Орден пытался вести полемику, опровергать обвинения, доказывать, что обвинения эти являются либо заблуждением неосведомленных лиц, либо, клеветой врагов. Но иезуиты допустили преувеличения, они переусердствовали в защите. Поэтому дело кончилось тем, что обвинения противников Ордена были признаны справедливыми. Как бы там ни было, независимо от всей этой полемики, нам важно было пока установить - как мы это и установили в предыдущих замечаниях - ту истину, что орден иезуитов среди всех других орденов является наиболее могущественным орудием политической машины Ватикана.)
Итак, поскольку существуют два элемента или фактора могущества Общества, вполне понятно, что наше исследование также будет состоять из двух соответствующих частей. В первой рассматриваются внешние причины этого могущества, то есть законы, на основании которых управляется Общество, общеобразовательная подготовка его членов, средства и методы его деятельности. В другой части речь идет о внутренних причинах, то есть о том, что собой представляет на словах и на деле воспитание иезуита.
Для выполнения намеченного нами плана и для достижения поставленных целей незачем давать детальное и исчерпывающее описание предмета исследования. Читатель не почерпнул бы из этого ничего, кроме разве страшной путаницы. Нужно вместо этого выделить из массы материала и упорядочить основные элементы, служащие костяком целого и сообщающие ему жизнь и действенность. Все остальное без ущерба для дела, даже с пользой для него, может быть опущено.
Необходимо поэтому при отборе материала найти критерий, который позволил бы нам отделить существенное от второстепенного, критерий не априорный, а основанный на фактах. Он может быть найден только тем, кто, хорошо зная Орден, способен объяснить его сущность, его внутреннюю природу.
Случайное, академическое знакомство с вопросом мало что дает; его можно сравнить с познаниями того, кто на основании сообщений какого-либо лица хочет установить его психическое состояние. В этом случае знание неизбежно является фрагментарным, схематичным, недостоверным. Необходимо было бы слиться с субъектом в одно целое. В указанном случае это невозможно. Но это возможно в отношении такой ассоциативной организации, как орден иезуитов, в особенности для того, кто был его членом и поэтому на собственном опыте почувствовал и узнал его внутреннюю жизнь.
Это как раз мой случай. Поэтому я могу утверждать, что с самого начала моей жизни в Ордене я совершенно ясно понял его основные задачи, состоящие в непрерывном поддержании и усилении безукоризненно дисциплинированной и в высшей степени активной армии, которая служила бы Ватикану, в использовании для этой цели комплекса правил и методов воспитания, применяемых для формирования иезуита и способных сделать его чрезвычайно инициативным, особенно посредством подавления в нем естественной человеческой натуры и замены ее другой - искусственной, высоко активной иезуитской натурой.
В этом существо вопроса. Всякий генерал, всякий военный руководитель знает, или должен знать, что для победы бесполезно иметь "кадры", у которых отсутствует уверенность в победе и наступательный порыв. А между тем цель армии является исключительно простой по сравнению с задачей "Общества Иисуса": действительно, в первом случае речь идет о грубой, физической деятельности, ограниченной пределами точно определенной и достаточно простой задачи; во втором, напротив, деятельность является утонченной, психологической, эластичной, "возвышенной", многообразной, имеющей бесчисленное количество форм, и ведется она ради решения сложной задачи.
Отсюда видно, что обязанности законодателя, воспитателя, главы ордена иезуитов по отношению к его членам являются несравненно более трудными и сложными в сравнении с обязанностями генерала по отношению к солдатам.
Для того чтобы воодушевить солдат, убедить их в справедливости жертвы, требуемой от них, не нужно всецело подавлять их личность. Действительно, натура человека очень многообразна, включает в себя огромный комплекс жизненных мотивов. Любовь к родине и готовность к самопожертвованию (это последнее, впрочем, не неизбежно, так как не всех солдат на войне ждет смерть) занимают только одну, пусть обширную и исключительно важную, но не единственную область личных интересов.
К тому же эти идеалы, даже весьма развитые, отвечают, известным образом и в соответствующих условиях, естественным душевным импульсам. Таким образом, речь. не идет здесь об искусственных категориях.
Нечто совершенно противоположное происходит в иезуите. Истолкование всего смысла его жизни является искаженным, часто вывернутым наизнанку, словом, искусственным.
Доказать, что эта оценка точно соответствует действительному положению вещей, - наша обязанность, и мы это сделаем на протяжении книги. Пока же, вначале, достаточно этих кратких замечаний, полезных для понимания того, о чем мы вскоре будем говорить. То, что интересует нас теперь, - это найти тот объективный критерий отбора, который позволит упорядочить основные элементы, из которых складывается могущество ордена иезуитов.
Начнем рассмотрение внешних элементов. Прежде всего - система руководства. Ввиду того, что, как мы видели, задача Ордена - в организации и укреплении исключительно дисциплинированной и действенной армии и что для достижения этой цели основной упор делается на уничтожение естественной человеческой натуры и замещение ее искусственной, иезуитской, руководство ордена иезуитов неизбежно должно тяготеть к деспотическим методам.
Так оно и есть на самом деле. Генерал является абсолютным главой Ордена, лишь теоретически подчиненным высшей его конгрегации. Практически же, если он властный человек, каким, например, был отец Владимир Ледоховский, он действует по своему усмотрению. Всякое противодействие ему трудно или просто невозможно, оно требует большого мужества и почти всегда бесплодно и, что хуже, чревато опасными последствиями для сопротивляющихся.
Ледоховский, говорил мне отец Роберт Лейбер, личный секретарь Пия XII, когда он убеждался, что его полномочий недостаточно, против воли "Общества" обращался к папе, требуя исправлений и изъятий в уставе Ордена. При этом он ложно ссылался на пожелания самого Ордена, который, напротив, считал правильным совершенно обратное!
Это, например, имело место в связи с "отчетом совести". Согласно старинному предписанию ордена иезуитов, каждый его член обязан постоянно открывать начальнику свою "совесть", ничего не утаивая.
Сороковое правило Свода положений Ордена гласит: "Каждый, кто захочет in Domine (в господе) следовать нашему "Обществу" и пребывать в нем к вящей славе божией, должен с большим смирением и чистосердечием, в форме исповеди или секрета или в любой другой форме, какая будет служить к его наибольшему утешению, открывать свою душу, не скрывая ничего, что было бы оскорбительным господу нашему; пусть он отдает полный отчет о всей своей прошлой жизни или, по крайней мере, о вещах наиболее важных Начальнику "Общества", или другим высшим или низшим лицам, которым это будет поручено по воле Начальника. И раз в шесть месяцев каждый будет давать этот отчет, исчисляя время от последнего данного им отчета. Надлежит также, чтобы коадъюторы и члены Ордена ежегодно или чаще, если это покажется нужным Начальнику, отдавали ему отчет о своей совести указанным способом"*.
* (См. например: Examen generale iis Omnibus qui in Societate Jesu admitti petent proponendum, c. 4; n. 34, 35, 36, 38, 39, 40. Constitutiones Societatis Jesu, parte I, c. 4, n.6; p?rte VI, с 1, n. 2. Epitome Instituti Societatis Jesu, n. 22, § 7, 3; n. 66, § 3; n. 201, § 1, 2; n. 202; n. 424, § 1; n. 437, § 1; n. 451, § 3.)
Оговорка, имеющаяся в приведенном сороковом правиле, согласно которой отчет подчиненного о своей совести начальнику остается в тайне, действительна лишь на бумаге. Из собственного опыта и из опыта других мне хорошо известно, что требовать этого - значит настроить начальника против себя, высказать в косвенной форме отсутствие доверия к нему, боязнь, что он передаст другим сообщенные факты и воспользуется ими в ущерб подчиненному. Согласно "Положениям" Ордена в отчете гарантируется тайна сообщенного. Зачем же тогда исповедываться? Разве начальник не способен сохранить секрет? Дело не в этом: иезуиты прекрасно знают, что эта гарантия немногого стоит. В самом деле, хотя § 1 статьи 204 Epitomde Instituti Societaitis Jesu (Краткого изложения устава Общества Иисуса) запрещает всякое разглашение, если отсутствует явно выраженное согласие заинтересованного лица, § 2 практически аннулирует эту гарантию*.
* (Статья 204, § 1: "Решительно никому не разрешается открывать услышенное им в "отчете совести", если нет явно выраженного согласия того, кто его сделал". § 2: "Если подчиненный не заявит, что он этим недоволен, начальнику разрешается, сохраняя секрет, согласно с провидением поступать так, как необходимо или полезно для блага подчиненного или "Общества". Однако иногда благоразум нее получить прямое согласие".)
Поэтому Святой престол в Каноническом праве (обнародованном Бенедиктом XV в булле Providentissima от 27 мая 1917 года, обязательной с 19 мая 1918 года) запретил "отчеты совести" (кан. 540)*. И "Общество Иисуса" вздохнуло свободно. Но Ледоховский, которому было важно держать в абсолютном повиновении членов Ордена, обратился позднее к папе Пию XI и от имени "Общества" - которое, как он утверждал, страстно желало, чтобы институт "отчетов" был восстановлен, - добился восстановления этой печальной, неприличной, тиранической привилегии**.
* (Канон 540 гласит: § 1: "Всем религиозным начальникам строго запрещается каким-либо способом принуждать подчиненных ему лиц к раскрытию перед ним своей совести". § 2: "Однако подчиненным не запрещено свободно и добровольно открывать свою душу начальникам; даже полезно, чтобы сами подчиненные с доверием обращались к своим начальникам, излагая им, если это духовные лица, сомнения и тревоги своей совести".)
** (29 июня 1923 года Пий XI в следующих словах восстановил в "Обществе" институт "отчета совести": "То, что св. Игнатий Лойола в Конституциях "Общества Иисуса", столь часто предшественниками нашими одобрявшихся и подтверждавшихся, установил относительно отчета совести, мы Нашей высшей Апостолической Властью вновь одобряем и подтверждаем".)
Когда я еще не имел духовного звания и изучал теологию, Генерал часто отправлялся в Палаццо Борромео (улица Семинарии, 120, Рим) для инспектирования "схоластиков" "Общества Иисуса" (так нас называли). Приезжал он без предупреждения, входил в комнаты без стука, рылся в ящиках столов, передвигал мебель, отбирал вещи.
Однажды, после полудня я сидел у письменного стола и читал "Дрок" Леопарди. Неожиданно вошел Генерал. Испуганный, я вскочил на ноги. Он подошел и увидел, что я читаю стихи. Лицо его стало бледным, мертвенно бледным, потом побагровело. Он вырвал у меня книгу из рук и хриплым голосом произнес: "Стихов у нас не читают; ничего этого вы больше читать не будете!"
Он резко повернулся и вышел, не попрощавшись. Я был в смущении, во мне нарастало отвращение к такой невероятной грубости, противоречащей самому элементарному христианскому милосердию. Я подумал, что этот человек сошел с ума. Подобных случаев можно было бы привести гораздо больше.
Но это мелочи. Если говорить о вещах более серьезных, власть Генерала огромна и часто вырождается в чудовищную тиранию. Этот пост является пожизненным; Генерал назначает по своему личному усмотрению всех начальников (лица, назначенные провинциалами, должны получить "placet" ("угодно") Генерала).
Поэтому в Обществе образуется клика Генерала. Предохранительный клапан - вмешательство конгрегации Ордена или "ассистентов" (советников Генерала) - практически неэффективен. Об этом свидетельствует вся история Общества. Никаких требований и жалоб снизу: демократическое решение вопросов или не существует, или же (как это доказывает работа Генеральной конгрегации) достигается с большим трудом.
Отец Ледоховский, говорил мне отец Фаусти (доцент археологии и истории искусств в папском Грегорианском университете), почти всегда выбирал на посты начальников (прежде всего, в итальянских провинциях и, особенно, в римской) ничтожных людей, пустышек, лакеев, беспрекословно исполнявших его желания. Таким образом, он делал все, что хотел, без всяких помех и ропота. "Начальники иезуитов в провинциях, - заметил как-то отец Луиджи Пеше (ректор римского "схоластиката" "Общества Иисуса"), - напоминают швейцаров".
Отец Адольфо Мариотти, в бытность провинциалом, выступил с публичным разоблачением, заявив, что Генерал часто доводил его до слез и не успокаивался до тех пор, пока не видел его коленопреклоненным, умоляющим прощения и милости. Я сам видел Мариотти, ректора Дома новициата (в Галлоро близ Рима), на коленях у ног Ледоховского, в присутствии многих, целующего худую руку Генерала, в то время как тот, не глядя на Мариотти, самодовольно улыбался.
Это типичные черты организации, где задыхаются все, где личность каждого подавлена полностью.
Но если носителем абсолютной власти является один человек, если она - вотчина одного, то, учитывая, что этот человек в конце концов не может присутствовать всюду, могло бы еще оставаться известное поле деятель-ности, где сумели бы проявиться свобода и самоопределение. Но этого нет. Ведь хотя и в более ограниченной степени, провинциалы и ректоры также являются абсолютными властителями. Их назначение и отстранение не зависят от низов*; таким образом, отсутствует всякий контроль, всякая критика снизу. Нужно беспрекословно подчиняться - и все.
* ("Орденские начальники назначаются следующим образом: 1) Генеральной конгрегацией - Генеральный Начальник; 2) Генералом - все остальные высшие начальники, то есть начальники Провинций и Вице-провинций, как зависимых, так и независимых; все местные начальники больших домов, такие, как Начальники Монашеских домов, Ректоры и Вице-ректоры (стабили) Наших Семинарий, Университетов, духовных Семинарий и учебных Коллегий, Начальники больших резиденций; по праву же, обычно передаваемому им Генералом, Провинциалы назначают начальников меньших домов, но они должны быть одобрены Генералом" ("Epitome Instituti Societatus Jesu", n. 733; см. также п. 734 - 737).)
Все действия подчиненного могут подвергаться и подвергаются контролю. Комнаты, шкафы, ящики, любой тайник должны быть незапертыми. Начальник имеет право открыть их в любую минуту. Он без всяких объяснений может отбирать вещи, производить обыски. Люди, на которых давит произвол начальства, не должны иметь никаких секретов, никаких тайн.
Почта просматривается. Письма опускаются в специальный ящик незапечатанными: начальник сам отправит их, если он сочтет это нужным; он сам наклеивает на них марки; никто не может иметь марки без особого на то позволения. Самостоятельно, без разрешения начальника, нельзя написать письма или даже поздравительной открытки. То же надо сказать и о телефонных разговорах.
Начальнику известны даже самые незначительные действия подчиненного, который должен доложить ему - и это бывает очень часто - все, что он знает о других.
Никто не может покупать газет и книг без разрешения начальника. Чтение контролируется.
Лишь от начальника зависит ограничение этого всестороннего контроля и превращение жизни в сколько-нибудь сносную и менее душную. Должен засвидетельствовать, что в этом отношении отцы Сильвио Бенасси (ректор римского "схоластиката") и Паоло Децца (ректор папского Грегорианского университета) выделялись среди других своей умеренностью и человечностью.
Никто не может пригласить врача или избрать по своему выбору определенный курс лечения без разрешения начальника.
Как правило, нельзя прогуливаться в одиночку: нужно гулять вдвоем или втроем; к "схоластикам" же то и дело прикрепляется сопровождающий, независимо от того, нравится он им или не нравится.
В общем душевное спокойствие и личные взаимоотношения у иезуитов отсутствуют: в их личном распоряжении нет и минуты времени. Благословенны часы отдыха, так как, по крайней мере, во сне об этом можно забыть.
Добавьте к этому педантичный распорядок дня, и картина будет полной.
Несколько легче жизнь там, где среди иезуитов находятся люди из внешнего мира. Но даже и здесь все зависит, по существу, от начальника. Есть приходы - например Сан Саба в Риме, - где, как мне говорили святые отцы, очень тяжелая, невыносимая атмосфера. То же можно сказать и о других иезуитских учреждениях.
Иезуиты, преподаватели из Алоизианума (философского факультета Общества Иисуса, Галларате), жаловались на своего начальника, властного и крайне тупого человека, который, как говорили, делает существование буквально невозможным. Число примеров можно было бы увеличить.
В общем начальник - это все; все и даже больше. Действительно, правило 31 Свода положений гласит: "Превыше всего для духовного преуспеяния следует и весьма необходимо, чтобы все соблюдали полное послушание, признавая Начальника, каков бы он ни был, наместником Господа нашего Иисуса Христа..." Правило 34 гласит: "Будем, насколько возможно, готовыми сразу же отозваться на голос Начальника, как если бы это был голос Господа нашего Иисуса Христа..."
Комментарии излишни. Из изложенного каждый может убедиться в том, каковы степень абсолютизма и уровень дисциплины, которые царят в Ордене, и в какой мере оказывается (через несколько лет такой жизни) подавленным все благородное в душе иезуита.
Организация такого рода является поэтому в высшей степени пригодной для задач, которые Общество стремится достичь.
Однако, если бы этим все и ограничивалось, Орден все еще был бы далек от цели. Он, вероятно, не достиг бы никакого удовлетворительного результата, поскольку подобный механизм парализует личность и уничтожает в ней всякую инициативу. Кроме того, никто не смог бы выдержать: через несколько лет или месяцев все иезуиты разбежались бы.
Поэтому одновременно с внедрением дисциплины абсолютного послушания Общество подвергает иезуита специальному, свойственному только ордену иезуитов воспитанию, так, чтобы сделать в его глазах этот образ жизни не только сносным, но даже приятным и чтобы, таким образом, деятельность каждого стала энергичной и потому полезной и исключительно пригодной для достижения намеченных целей. Посмотрим, как эта проблема разрешается.
Отдельно взятые, дисциплина и организация управления у иезуитов, как мы видели, представляют отрицательный фактор. Позитивным фактором, и притом не единственным, которым располагает и использует Общество, является общеобразовательная подготовка иезуита. Это мощный фактор для того, чтобы убедить человека посредством органического комплекса доводов, что данный образ жизни не только правильный, но наилучший из возможных.
Три фактора делают общеобразовательную подготовку иезуитов исключительно эффективной: самый предмет преподавания, тщательная его постановка и метод преподавания.
Предмет преподавания у иезуитов сам по себе не отличается от того, что изучают в семинариях и другие духовные лица. Существо идей, концепций - то же. Все сводится к "рациональному доказательству" католической доктрины: утверждается, что она представляет собой единственное правильное истолкование христианства и вообще единственную истину. Это - "универсальная система", которая все охватывает, объясняет, разрешает и из которой поэтому вытекает единственно истинное мировоззрение.
Вот кредо этой доктрины: бог существует; Иисус - бог; Иисус основал церковь; церковь Иисуса - это римская католическая апостолическая церковь; церковь и ее глава, папа, или этот последний сам по себе не могут ошибаться, они - непогрешимы; вне церкви нет спасения, и поэтому необходимо к ней принадлежать; ад, чистилище и рай - реальные вещи, первый и последний - вечны; кто не выполняет какого-нибудь важного предписания церкви, - идет в ад; нужно любой ценой избежать ада, и единственным способом спастись является полное и безраздельное послушание церкви. Поэтому цель жизни состоит в том, чтобы избежать ада, то есть в послушании церкви. Все остальное само по себе не имеет значения; все есть лишь средство для того, чтобы попасть в рай.
Эффективность этих взглядов, весьма относительная для людей, живущих в мире, в соприкосновении с совершенно другой, осязаемой действительностью, огромна в отношении человека, запертого в семинарии или, вернее, в одном из "религиозных домов" Общества. Человек этот поглощен занятиями, он оторван от мира, ему вдалбливают изо дня в день одни и те же истины, он усидчиво и прилежно вникает в эти догмы, вдыхает запах ладана, много молится, участвует в отправлении культа. Отклонение невозможно; все его действия по уставу согласуются и должны согласовываться с тем, что ему внушают. Впрочем, здесь и не существует двух линий в преподавании, нет никакой борьбы мнений. Поэтому идеи, идущие с кафедры, преследуют воспитываемого всюду, проникая до самых глубоких тайников сознания.
В этой атмосфере никто не может противостоять тому, что ему внушается, и сила внушения огромна. Самые необоснованные рассуждения и химеры становятся неоспоримой, видимой, осязаемой реальностью. Критическое чувство исчезает. Необходимость спасти душу, послушание церкви кажутся единственно важными вещами.
И тогда человеку начинает казаться полезной и да-же необходимой та беспросветная жизнь, которую он ведет; в конце концов он начинает превосходно себя чувствовать и всеми силами души привязывается к этой жизни.
В самом деле, здесь все определено: начальник представляет бога; нужно лишь подчиняться ему без рассуждений; даже если начальник ошибается, это - его ошибка, а не моя; я, во всяком случае, спасаю свою душу. Мир, любовь, свет, народ, снующий по улицам, - это опаснейшие вещи, дьявольское наваждение.
Я позволю себе немного отвлечься. Я вспоминаю, как в Риме во время моих прогулок с различными членами ордена иезуитов некоторые из них выражали сострадание к людям, которых мы встречали по дороге. Чем веселее и счастливее казались люди, тем больше сострадания выказывали иезуиты. "Господь, - говорили они, - вознаграждает их на земле за то небольшое добро, которое они делают, потому что на небе они не получат вознаграждения".
Поводом для наибольшего сострадания служили влюбленные пары, даже если было очевидно, что это супруги. "Бедные, - говорили мои спутники, - их ожидает ад. А вот мы..."
Я возражал им, указывая, что Иисус благословил любовь и брак. К тому же Христос бесконечно много прощал. Кроме того, бог создал людей именно такими; значит, он сумеет понять их, быть к ним снисходительным, простить их.
Бесполезное занятие! Собеседник бестолково смотрел на меня и качал головой. Затем все начиналось снова.
Особенно меня поражало, что эту почтенную публику так задевает существование внешнего мира, поведение других людей. Я, поглощенный в то время религиозными идеями, далекими от мира, даже не замечал всего этого. Они же занимались всем, критиковали и разоблачали с желчью и нетерпимостью.
Со временем я понял, что священник почти всегда смотрит на других, не духовных лиц, как на прирожденных врагов. То обстоятельство, что они живут не так, как он, не боятся радостей жизни, охотно предаются им, не слишком беспокоятся о грехе и о послушании церкви, с сомнением относятся к догме и думают обо всем как хотят, что ад не слишком пугает их и что они почти не думают о нем, - все это раздражает священника.
Впрочем, это и понятно: человек, принадлежащий к духовенству, обделен в земной жизни. Правда, он сам виноват в этой обделенности, хотя она и принимается ради высочайших идеалов, которые с объективной, научной точки зрения являются ложными.
Однако основания, в силу которых духовное лицо приносит такую жертву, основания, которые описаны нами выше и которые в девяносто девяти случаях из ста сводятся к страху перед столкновением с практической жизнью, к ужасу перед адом и к подчинению всех своих действий делу спасения души, превращают его в отверженного. Он бессилен. Его раздражает поэтому сравнение своего положения с положением других людей, даже если они честно пользуются жизнью и радостями, которые она может дать. Ведь и он хотел бы иметь все это, но страх делает его рабом и приковывает к церковной среде.
Кроме того, раздражение возрастает, поскольку он считает себя существом привилегированным, обладателем истины и поэтому, по праву, руководителем и распорядителем жизни других. Его оскорбляет отсутствие интереса, непослушание, равнодушие других людей к его идеям, к его правам руководителя человечества, исполнителя божественной воли. Он становится желчным критиком.
Эти соображения позволяют, между прочим, понять, почему духовенство, католическая мораль так, я бы сказал, чрезмерно занимаются половыми вопросами, навязывая свои правила для сферы, которая бесконечно далека от мира церковников.
Нездоровое душевное состояние, досада на радости других, которая является естественным результатом такого состояния, кроме того, равнодушие людей к авторитету, которым священник считает себя облеченным свыше, - вот причины его постоянного раздражения.
Поэтому он хотел бы запретить (и действительно запрещает) наслаждение простыми радостями жизни. У него их нет, он их лишен, отказался от них; поэтому и ближний не должен их иметь, должен от них отказаться. Зависть и гордыня, скажут некоторые. Может быть.
В первые годы моей "религиозной" жизни я мало что понимал в этом отношении духовенства к жизни; я был страшно поражен, видя, что священники заняты вопросами, которые я считал совершенно неподходящими для них; я говорил, что это нехорошо, что это большой грех - спускаться с заоблачных высот, чтобы собственными руками рыться во всех этих вещах и пытаться привести их в порядок.
Вернемся к нашей теме. Мы видели, что воспитание, даваемое клирику, будущему духовному лицу, плюс среда, которая его окружает, делают в его глазах жизнь семинарии, "религиозного дома" не только возможной, но полезной и желанной и даже единственно правильной и справедливой.
Таким образом, механизм дисциплины, который должен был бы раздавить человека - и он действительно уничтожает человека как свободную личность, - становится, к чему и стремится церковь, могущественным орудием власти, поскольку подавленная естественная натура человека подменяется другой, искусственной, подчиняющейся универсальной схеме, становящейся исключительно логичной для человека, согласившегося с ее предпосылками, схеме, которая истолковывает жизнь не только в целом, но даже во всех ее малейших частностях.
Эти особенности присущи в большей или меньшей степени всем духовным организациям, но такого исключительного развития они достигают только у иезуитов. Воспитание в "Обществе Иисуса" не аналогично воспитанию в семинариях и других "религиозных домах": совпадая с последним по существу, оно отличается от него объемом, методами, качеством преподавания и другими особенностями.
Так, например, в семинариях "схоластическая" философия - единственная философия, которую там признают и которой занимаются, - является частью гуманитарных дисциплин, подобных аналогичным дисциплинам итальянского "классического" лицея. Иезуит же изучает философские предметы на "университетских факультетах" Общества по органически цельной и очень обширной программе, соответствующей точным нормам, установленным Пием XI в Апостолической Конституции Deus scientiarum Dominus, 24 мая 1931 года.
То же можно сказать и о теологии. Последняя в семинариях и в других местах является самостоятельным предметом, однако она преподается там по сокращенным программам.
Превосходство иезуитов в образовании по сравнению с представителями других "религиозных орденов", даже с доминиканцами, широко известно со времени расцвета Общества, то есть почти с самого его возникновения. Однако нужно подчеркнуть, что это культурное превосходство всегда и везде сочетается с превосходством в активности, в успехах, словом, в могуществе.
Это интересный факт, но он не должен нас удивлять. Он находит объяснение в полном соответствии между идеями, с одной стороны, и практической деятельностью иезуитов - с другой. Идеи представляют собой причину действий, мотивируют их, усиливают энергию иезуитов и являются мощным фактором, тем большим, чем лучше, логичнее и гармоничнее они связаны между собой.
Так вот, если не затрагивать вопроса об истинности предпосылок, идеологическая система иезуитов определена и отработана до мельчайших деталей; она почти идеальна, универсальна и проста. Наследник Игнатия Лойолы великолепно знает, чего он хочет достичь, и путь, по которому нужно следовать для достижения цели.
Заблуждение, конечно, существует, но оно скрыто в самом основании, в фундаменте. И его не легко открыть. Иезуит по большей части не замечает его: будучи направлен по определенному пути, он продолжает непреклонно идти по нему, подобно звездам в их движении по небу.
Действительность воспитания в Ордене усиливается исключительно продуманными способами преподавания. Для этой цели Общество разработало специальный, остроумный и искуснейший метод, систематически изложенный в документе, называемом обыкновенно Ratio stu-diorum Societaitis Jesu (Положение об учебных занятиях "Общества Иисуса"). Это комплекс правил, составленных впервые в Риме в 1586 году и посланных для изучения в провинции Ордена. В 1591 году был издан другой текст, применение которого в испытательных целях было предписано в учебных заведениях иезуитов.
Наконец, в 1599 году в Неаполе был издан окончательный вариант, который в течение веков совершенствовался и приспосабливался к изменяющимся условиям времени и новым требованиям.
В издании 1941 года документ (в части, касающейся высшего образования) разделен на пять разделов, за которыми следует приложение, устанавливающее способ вынесения оценки на экзаменах.