- Какого черта ты делаешь, Крайчек? - поинтересовался из-за двери голос. - Ты чего стоишь там, кретин чертов? Почему б тебе не открыть дверь и не впустить меня?
Этот голос... возможно, он был вовсе не настоящий, просто эхо, отдающееся в безмолвных коридорах его разума... он был человеческим, или почти человеческим. Только каким-то странным. Словно рот говорящего был набит сырым песком. Крайчек узнал этот голос. Это был Морс. Капитан Морс. Шкипер "Мары Кордэй" и босс Крайчека.
Он хотел войти. Голос звучал сердито и отчаянно.
Но Морс ли это был? Может, Морс выжил, а может, и нет. Возможно, это только его голос, но без физической оболочки.
- Крайчек? Крайчек, что, по-твоему, ты делаешь? - спросил Морс глухим, невнятным голосом. - Разве ты не знаешь, через что я прошел? Я застрял в совершенно пустой тьме. Открой эту дверь, парень. Открой немедленно. Это приказ, черт возьми...
Крайчек почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.
Почувствовал, как его рука тянется к засову, его пальцы проводят по нему, а нечто, стоящее за дверью начинает возбужденно дышать, с тяжелым, влажным хрипом. О, да, оно было радо, очень радо.
- Крайчек?
Это был Кук. Он сидел на своей койке. Его глаза были светящимися черными дырами.
- Какого черта ты там делаешь?
Крайчек начал что-то говорить, но остановился... он и сам не знал, что делает.
- Там за дверью кто-то... кто-то есть. И он хочет войти.
Голос у Крайчека был тонкий и какой-то сухой.
- Кто? Кто за дверью?
- Это... это Морс, - ответил он. - Капитан Морс.
- Морс погиб, Крайчек.
Крайчек кивнул.
- Да, это так... но он все равно хочет войти.
С этими словами он вернулся к своей койке и лег. Нечто, похожее на далекий крик, звучало у него в голове.
|
|
Возможно, они ожидали увидеть морское чудовище.
Или чего похуже. На самом деле, в этом проклятом месте они бы не удивились, если бы увидели выпорхнувшего из тумана на олене Санту с пасхальным зайцем подмышкой. Здесь можно было поверить во что угодно. Так было проще.
Но оказалось, это была еще одна шлюпка с "Мары Кордэй".
- Эй, бездельники, - раздался голос. - Пивка не найдется?
- Ага, - ответил Кушинг, - только открыли бочку.
- Забыл добавить про стриптизерш, - подхватил Гослинг.
Они подгребли к шлюпке и увидели в ней Маркса, старшего механика корабля. С ним были двое палубных матросов, Поллард и Чесбро, совсем дети, которым еще не было 25-ти. После того, как всех друг другу представили, Джордж заметил, что Маркс с его крутой внешностью - "байкерской" бородой и лысиной - выглядит в целом неплохо. Чего нельзя было сказать про матросов. У Полларда, похоже, была контузия, словно он только что вылез из окопа. Остекленевшими глазами он смотрел в туман, словно видел там что-то, незримое для других. А Чесбро... он все время твердил, что на все воля божья.
Джорджу это понравилось.
Не сказать, что он был религиозен, но к вере относился нормально. Он считал, что нет ничего плохого в том, если человек управляет верой, а не она им. Правда, утверждать, что на все воля божья, это был всего лишь еще один способ опустить руки и сдаться. Глядя на Чесбро, можно было с уверенностью сказать, что тот сдался. Это был худой парень с редкими рыжими волосами, веснушками, и мертвыми серыми глазами. Отчаяние прилипло к нему словно лишайник к камню.
|
|
Нельзя было без боли смотреть на этих двух матросов.
Такие юные... и такие опустошенные.
Не то, чтобы Джордж сильно от них отличался. Он сам не знал наверняка, каким был в эти дни. Трудно было быть уверенным. Иногда он наполнялся ноющей надеждой, иногда - мрачнел от пессимизма, гадая, что они будут делать, когда кончится пища и вода. Он даже не знал точно, сколько они уже находятся в тумане. Возможно, несколько дней... три-четыре от силы, но иногда казалось, что прошла неделя, месяц, а то и год. И он уже толком не помнил своей прежней жизни - жизни до Мертвого моря. Она казалась ему размытой и нечеткой, как фото летающей тарелки или йети. Как снимок, сознательно сделанный не в фокусе. Как полузабытый сон. Казалось, будто он не был нигде кроме этого тумана, а все остальное ему просто приснилось.
Эти мысли беспокоили его.
Но он никак не мог прогнать их от себя.
У меня где-то есть жена и сын, - продолжал он говорить себе, - и до них отсюда, возможно, несколько световых лет. Так или иначе, каким-то образом я должен увидеть их снова. Просто обязан. Я не могу умереть в этой адской дыре, просто не могу. Он и представить себе не мог, что им всю жизнь придется жить с мыслью, что он сгинул в море. Я должен выбраться отсюда... хотя бы ради них, а не ради себя.
Маркс что-то говорил про припасы в шлюпке, и что, если объединить все, что у них есть, можно протянуть месяц, если не больше.
- К тому времени, Первый, - обратился он к Гослингу, - нам нужно будет уже что-то придумать.
- Господь даст нам все необходимое, если захочет, чтоб мы выжили, - сказал Чесбро.
- Ой, заканчивай с этим дерьмом, - отрезал Маркс, крупный мужчина с татуированными руками. Он выглядел так, будто может сделать кому-нибудь очень больно, если захочет.
|
|
И Джордж подумал, что Чесбро не стоило об этом забывать.
Гослинг, казалось, сразу же забыл про Джорджа и Кушинга. Он был счастлив воссоединиться со своим старым товарищем по плаванию... и собутыльником, если слухи не врали.
Кушинг перебрался в шлюпку и попытался заговорить с замкнутым Поллардом, вытащить его из скорлупы.
Джордж просто сидел на месте, впитывая все в себя. Свежая кровь. Это возбуждало и удручало одновременно.
- Не могу сказать, где именно находится это лужа дерьма, - ругался Маркс, - где-то к югу от чертовой Сумеречной зоны и к северу от Треугольника Дьявола. Поди пойми. Но я вижу это так - раз есть вход, должен быть и выход. Должна же быть здесь где-то задняя дверь?
- Вам нужно быть осторожней с этим, - вдруг произнес Поллард, не глядя ни на кого конкретно.
Все уставились на него. Со слов Маркса, он молчал несколько дней, и обретение им дара речи было таким же важным событием, как если бы Ганди отмочил шутку.
- Осторожней с чем? - спросил Гослинг.
- С задней дверью, - ответил Поллард. - Никогда не знаешь, куда она выведет.
Вот и все. Вся мудрость дня. Больше Поллард не сказал ни слова, и даже угрозы Маркса не вывели его из молчания.
- Оставьте его в покое, - сказал Чесбро. - Он напуган. Он через многое прошел.
- Да ну? - воскликнул Маркс. - Правда? А я вот нет. Я просто сидел здесь, чесал яйца, и надеялся, что Иисус вытащит нас из этого дерьма. Или же я три последних дня пытался поддерживать вас, двух сопливых нытиков, чтобы вы окончательно не развалились? Пытался спасти вас, когда из моря вылезли те голодные зубастые твари? Подумай еще раз, Чесбро. Мы все через многое прошли. Каждый из нас. Но ты же не видишь, что я опустил руки, верно? Или Первый? Или мистер Кушинг? Или мистер Райан? Нет! Они все готовы надрать задницу кому угодно. И отыметь кого угодно. Знаешь, что это такое? Это называется - быть мужиком.
Чесбро, верный себе, продолжал бубнить молитвы себе под нос. Он поднял глаза на Маркса.
- Я верю в Бога, - сказал он. - И что бы здесь не случилось, на все Его воля. Мне не важно, насколько вы круты или насколько вы себя таким считаете, босс, но здесь есть существа гораздо круче вас.
- Конечно, есть, тупица. Я говорю, что мы должны взять себя в руки, тогда справимся. Тогда мы все выберемся отсюда, разве не так? А если мы погибнем, этого не случится... верно? - Он посмотрел на Полларда и покачал головой. Вид у него был такой, будто он хотел до него достучаться. - Вот тебе пример, Чесбро. Наш чертов Поллард. Хочешь, чтобы мы все опустились до его уровня? Сидели с жалким видом и ныли, типа "где моя мамочка"? Черт побери, да ты посмотри на него. У него такой вид, будто пьяная обезьяна отымела его кеглей для боулинга. Дерьма столько накопил, что не знает либо присесть и потужиться, либо вызывать сантехника. Хочешь, чтобы мы все так низко пали?
Но Чесбро снова принялся молиться, готовый вот-вот расплакаться.
- Тяжело было с самого начала, - сказал Гослинг. Он смотрел на Полларда с сочувствием, что было сложно не заметить. - Тяжело для всех.
- Именно, - сказал Маркс. - Каждый справляется по-своему. Но я так вижу, дел у нас невпроворот, если не будем держаться вместе и не соберемся с силами, тогда можно смело снимать штаны и прыгать за борт, кормить первую же попавшуюся тварь нашими голыми задницами.
- Истинно говоришь, - согласился Кушинг.
Джордж никак не мог понять, что за человек этот Маркс. Да, это был жесткий сукин сын, не сказать, чтобы симпатичный, но что-то подсказывало ему, что старший механик - человек неплохой. В глубине души, во всяком случае... если не обращать внимания на едкий язык.
Маркс словно прочитал его мысли, потому что посмотрел на Джорджа, улыбнулся, и погладил испещренные сединой усы.
- Не обращайте на меня внимания, парни, просто иногда меня заносит. Я не настолько плох, как кажется. Но нам нужно собраться с силами. Я так понимаю. "Каждый стирает свои трусы сам" здесь не прокатит. Мы должны сплотиться и держаться вместе. Я прав, Первый?
- Как никто, - ответил Гослинг. - Как всегда.
Кушинг прочистил горло.
- Но вы же понимаете, что Поллард прав.
- В чем это? - спросил Маркс.
- В том, что нам нужно быть осторожными с задней дверью. В этом месте нам с каждой дверью нужно быть осторожными. Теперь все внимание было приковано к нему, чего он и хотел. - Как я понимаю, мы проскользнули сюда через своего рода дверь, через какое-то искривление пространства, если хотите. Через воронку. Пространственно-временное искажение. Через "кротовину". Называйте это, как хотите. Если есть дверь в наш мир, то должны быть двери и в иные миры. Нам нужно быть осторожнее, чтобы не ошибиться с дверью.
Его слова дали всем пищу для размышления.
- Имею в виду, те твари, которых мы здесь видели... кто знает, откуда они родом? Может быть, их затянуло сюда из другого места. Может быть.
Джордж подумал, что смысл в этих словах есть. Большинство этих тварей, возможно, местные, но некоторые, наверняка были такими же чужаками, как и они. Возможно. Это была всего лишь теория, но при внимательном рассмотрении логика в ней присутствовала. И Джордж тоже думал на эту тему.
- Хорошая мысль, Кушинг, - сказал он. - Кто его знает? Может, все эти безумные, рассказываемые моряками истории про морских чудовищ, это как раз про тех тварей, которых исторгло из этого мира в наш.
- Конечно, - кивнул Маркс, - Почему бы нет? - Я плавал с одним котельщиком из Батон-Руж, когда был еще матросом. Он утверждал, что видел у Кот-д'Ивуара нечто, похожее на доисторического зверя, с длинной шеей, как у Лох-несского чудовища. Сказал, что оно было ярко-зеленого цвета, с похожими на ножи зубами. Оно ушло под воду, прежде чем его усели сфотографировать. Может, тот говнюк приплыл отсюда.
- По описанию похоже на плезиозавра, - сказал Кушинг.
- Ладно, пусть так, - сказал Маркс. - Для меня это просто гребаное морское чудовище. А ты, вижу, сечешь в этом, сынок. Ты ученый или типа того?
- Нет, Я просто интересуюсь естественной историей. Хобби, можно сказать.
Джордж знал, что Кушинг скромничает. Он был кладезью информации. И насколько Джорджу было известно, большинство любителей разбиралось в избранных областях лучше профессионалов. Если что-то для вас является и кровью и душой, а не просто источником заработка, значит вы живете этим. Поглощаете это, дышите этим, даже спите с этим. Он знал, что Кушинг именно такой.
- Мы обязательно воспользуемся твоими мозгами, - сказал Маркс. - Если найдем выход, позволим выбрать тебе номер двери.
Джордж подумал, что нельзя было не восхищаться энергетическим уровнем Маркса. Он был всегда на ногах, всегда был готов исполнить танго. Для такого парня пессимизм был немыслим. Ему было не место в его природном ритме. Если б вы спросили его, Маркс сказал бы, что пессимисты это всего лишь философствующие нытики с хорошей дикцией.
- Давайте привяжем плот к вашей шлюпке и возьмемся за весла, - сказал Гослинг. У меня такое чувство, будто эти каналы, проделанные в зарослях водорослей, случайно или преднамеренно, куда-то ведут. И я хочу знать, куда именно.
- Здесь есть течение, - сказал Маркс. - И оно тянет нас в том направлении. Рано или поздно мы окажемся там, можно конечно убиться греблей и увидеть это прежде, чем оно увидит нас.
Чесбро открыл, было рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал.
И Джордж понял, что, возможно, это к лучшему.
Маркс объяснил им, что все, выплюнутое в это место, похоже, плывет в том же направлении. Поэтому, если есть еще выжившие, они окажутся там
- И кто знает? Если это то же самое место, которое засасывает корабли и самолеты из Треугольника и Саргасс с незапамятных времен, то они, возможно, тоже здесь. Господи, хоть бы мы нашли хорошую лодку... я занялся бы двигателями и топливом... черт, я бы вернул нас домой, или хотя бы попытался.
А это, как понимал Джордж, было почти то же самое, как свыкнуться с мыслью жить в этом месте.
Надежды здесь было мало... но лучше, чем плыть по течению и грустить. Джордж испытывал странное чувство, что они стоят на пороге открытия. Он лишь надеялся, что оно будет не с большими зубами и пустым брюхом.
Проснувшись, Менхаус инстинктивно понял, что что-то не так.
Его веки, затрепетав, открылись. Он не мог описать это, но чувствовал, так же как чувствуешь кого-то, находящегося рядом с тобой в темноте. Не нужно видеть, или слышать, можно просто чувствовать. Навязчивое ощущение присутствия... не менее заметное, чем прикосновение чьих-то ногтей к твоей спине.
Сакс слегка похрапывал.
Чокнутого Слима Менхаус не видел. В каюте было слишком темно. Тени гнездились, как змеи, находили друг друга, сливались воедино, и спаривались, порождая ползучий выводок вьющейся тьмы.
Менхаус попытался сморгнуть наваждение, ибо было что-то определенно противоестественное в этой темноте.
Он прислушался. Да, теперь он слышал это. Он слышал тьму.
Едва уловимый шелест, но он почувствовал его. А еще он услышал какой-то влажный звук волочения. Как будто мокрое, изъеденное молью одеяло тащили по полу. Он сглотнул, приподнялся на локтях, вытянул шею, прислушался. Вот. Он снова это услышал. Осторожный шорох. Такой звук могли издавать в темноте змеи... но это были не змеи. Менхаус хорошо это знал. Не здесь. Не на этом мертвом корабле посреди бескрайнего кладбищенского моря. Нет, это было намеренно осторожное перемещение. Нечто, старающееся не шуметь. Нечто, знающее, что его слушают, и пытающееся быть незамеченным.
Менхаусу хотелось списать это на игру воображения, на нервы, но тщетно.
Ибо теперь он не только слышал это, но и чувствовал его запах.
Прогорклый, влажный запах. Так может пахнуть нечто, поднятое со дна пруда.
Осторожно Менхаус нашел зажигалку и щелкнул ей.
- Сакс? - шепотом позвал он. - Сакс?
Ничего. Сакс спал мертвецким сном.
Лишь тот шелест.
Менхаус спустил ноги с койки и тихо, по-кошачьи, спрыгнул на пол. Схватил одну из свечей, найденных в салоне, и зажег.
Койка Маковски была пуста.
Нет, не пуста. Не совсем. Там была какая-то форма, очертания чего-то твердого. Да, Маковски там был, но закутанный в паутину из тени.
Только тень эта не двигалась... не рассеивалась, при попадании на нее света.
Да, когда он подошел со свечей к Маковски, тьма не отступила. Она саваном висела над ним. Чернее черного, блестящая от влаги, маслянистая тьма. Казалось, она чуть вздрогнула от вторжения света, словно и не тень это была вовсе, а нечто, притворяющееся таковой.
Менхаус почувствовал, что сердце тут же замерло в груди.
Маковски был полностью закутан в это вещество.
Выглядел так, словно его обмакнули в деготь.
Когда Менхаус стал подносить свечу ближе, масса начала сползать с Маковски, словно горячий воск с его изумленного лица. Толстый, змеевидный сгусток выскользнул из его раскрытого рта со звуком выдернутых из рыбьего брюха кишок. Маковски начал конвульсировать, давиться, всхлипывать и дрожать. Черное вещество походило на живую ткань, мясистую и извивающуюся. Даже было видно сокращение мышц под этой неопреновой кожей.
Господи, это была живая... живая чернота.
Менхаус увидел, всего лишь на одно безумное мгновение, в этой черноте лицо. Гладкая, блестящая пародия на женское лицо ухмылялась ему... а затем растворилась, словно ее и не было.
Он захотел закричать.
Захотел, но горло, словно, сузилось до размера булавочной головки. Дрожа, он протянул свечу вслед отступающей черной массе. Та двигалась быстро, в поисках темноты, где можно было укрыться. На одно безумное мгновение он увидел, как она заметалась, а затем исчезла среди теней или сама стала тенью.
Менхаус беспомощно стоял, огонек свечи дико мерцал в дрожащей руке, отбрасывая кошмарные тени на переборки. Ему хотелось рухнуть на пол, закричать, завопить, но губы словно наглухо слиплись.
Но тут Маковски обрел голос.
Высокий безумный вопль заполнил каюту, многократно отражаясь в неподвижном воздухе. Он повалился на пол, крича, завывая, и останавливаясь лишь для того, чтобы набрать полные легкие воздуха. Он уткнулся в Менхауса, и тот едва не выронил свечу, отлично зная, что этого делать нельзя. Потому что если она упадет, если она упадет...
Маковски цеплялся за его ноги как напуганный ребенок, разинутый рот плевался слюной и ужасом:
- ОНО НА МНЕ, Я НЕ МОГУ ДЫШАТЬ, НЕ МОГУ...
Сперва Менхаус попытался оттолкнуть его, затем опустился на колени, поставил свечу на пол, так чтобы ее свет не подпускал тьму. Схватил Маковски за плечи и встряхнул, стараясь привести в чувство. Маковски бился у него в руках, словно выброшенный на берег лосось, извиваясь, вертясь и царапаясь, обезумев от паники.
- ПРЕКРАТИ! - закричал Менхаус. - ПРЕКРАТИ! МАКОВСКИ! ПРЕКРАТИ! ОНО УШЛО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! УШЛО, СЛЫШИШЬ?
Наконец, Маковски упал в объятья Менхаусу, невесомый и обессилевший. Он свернулся на коленях калачиком, как больной ребенок, и дрожал, взмокший от пота. Его руки сжимались и разжимались.
К тому времени Сакс встал со своей койки.
- Что такое? - спросил он. - Что, черт возьми, происходит?
И что должен был сказать Менхаус? Что на них напали тени? Но озвучивать подобное было большим безумием, чем наблюдать это. Поэтому он ничего не ответил. Сердце у него бешено стучало, дыхание было прерывистым.
Сакс уставился на него.
- Ну и? Какого черта, вы, двое сосунков, здесь разорались?
Внезапно Менхаус почувствовал необъяснимое желание расхохотаться. Но не стал этого делать. Вместо этого, обретя голос, рассказал Саксу, что видел.
- Я видела это. Господи, Сакс, я действительно видел это.
- Конечно, видел, кто бы сомневался, - насмешливо сказал Сакс.
- Да пошел ты, Сакс. А думаешь, что здесь случилось, черт возьми? - прорычал Менхаус, его глаза горели огнем. - Думаешь, нам обоим приснилось?
Маковски не произнес ни слова. Его глаза были широко раскрытыми и остекленевшими. Где бы он сейчас не находился, то место было пустынным и недобрым.
Тут раздался стук в дверь и послышался голос Кука:
- Что, черт возьми, у вас там происходит? Откройте эту чертову дверь.
Сакс, хихикая под нос, подчинился.
- Эй, Кук, входи... у нас здесь привидение.
Менхаус помог Маковски лечь в койку.
- Я так не говорил, - сказал он им. - Я ничего не говорил про привидение.
- Ладно, персики, называйте это, как хотите. Привидение, призрак, бугимен. Господи Иисусе, Менхаус, бьюсь об заклад, ты обмочил кроватку.
- Поцелуй меня в задницу.
- Ладно, ладно, - сказал Кук. - Успокойтесь. Просто расскажите, что стряслось. И Сакс. Просто заткнись.
Менхаус, почувствовав союзника, рассказал Куку все. На самом деле, рассказывать было особенно нечего, и, закончив, он даже не был уверен, верит ли сам во все это. Его рассказ походил на байки возле бойскаутского костра.
- Значит, свет отпугнул это? - спросил Кук.
Менхаус кивнул.
- Ладно. Тогда оставь свечу зажженной.
Сакс не проронил ни слова.
Менхаус понимал, что Сакс может вести себя, как расчетливый, рационалистичный мудак, но он тоже верил. Верил во все, что рассказал Менхаус. Просто не мог заставить себя признаться в этом.
- Сакс? - обратился к нему Кук. - Зайди ко мне в каюту. Хочу с тобой поговорить. Ты в порядке, Менхаус?
Тот кивнул.
- Да. В порядке.
Он думал о той черной ткани, гадая, чем она была и чего хотела. Неужели она пыталась просто задушить Маковски? И все? Или со временем поглотить его целиком? Ему вспомнилось то, что он видел, когда они впервые проплывали на веслах мимо "Циклопа". В воде среди водорослей, у его кормы было темное шевелящееся маслянистое пятно. Не совсем тень. Похожее на тень, но более твердое. Кук тоже увидел его.
А что сказал Крайчек?
Что-то... что-то плохое забрало этих людей. Просочилось из темных глубин и забрало их...
Да, Менхаус уже ни капли не сомневался в этом.
Он слышал, как Сакс и Кук спорят в коридоре на пониженных тонах. Зная Сакса, это могло продолжаться какое-то время.
- Это была моя очередь, - внезапно сказал Маковски.
Менхаус повернулся к нему и оцепенел. По спине у него пробежала холодная дрожь. - Что? Что ты сказал?
- Это была моя очередь, - повторил тот. Маковски повернулся и посмотрел на Менхауса. Его голова повернулась с почти механической медлительностью, как у куклы. Его глаза светились безумием. - Сегодня была моя очередь, а ты все испортил.
- Я... спас тебя, - пробормотал Менхаус.
Но Маковски лишь покачал головой.
- Она придет снова... когда будет готова. Может, сегодня, а может, завтра. Может, на этот раз она придет за тобой...
- Ты должен кое-что видеть, - говорил Сакс. - Ты главный, и должен знать о подобных вещах. А я умываю руки.
Куку не нравилась эта идея. Совсем не нравилась. Отправляясь на прогулку с Саксом, приходилось гадать, вернешься ли ты с нее. Много о чем приходилось гадать. Фабрини был, конечно, против. Он не доверял Саксу и даже не собирался. Кук попросил его побыть с Крайчеком. Сказал, что они пойдут, взглянут на кое-что. А Сакс сказал, что Крайчеку такое определенно не стоит видеть.
- Думаешь, я что-то замышляю, верно? - спросил его Сакс, когда они спускались по трапу на одну из нижних палуб. Теперь были только они и этот огромный скрипящий корабль. Керосиновая лампа отбрасывала вокруг жуткие тени.
- А это не так? - спросил Кук.
- Нет, не так. Черт, Кук, я пытаюсь помочь тебе здесь. Я считаю, ты - мужик. И ты - главный. Так что тебе лучше взглянуть на это. Может, это что-то значит, а может, и нет. Не хочешь? Хорошо. Если думаешь, что я заманиваю тебя сюда, чтобы прикончить, то давай вернемся прямо сейчас.
Они шли по заросшему грибком коридору, мимо пассажирских кают, чьи двери намертво заклинило от ржавчины. Воздух был насыщен соленым, застоявшимся запахом. Правда, со временем к нему почти привыкаешь. Почти.
Сакс остановился у двери одной каюты.
- Оно здесь. Я нашел это вскоре после того, как мы поднялись на борт, во время моей маленькой прогулки.
Кук кивнул. Он помнил, что Сакс зашел к нему в каюту после своей, как он сказал, "прогулки", и сказал, что слышал в стенах какое-то царапание, которое принял за крысиное. И взгляд у него был очень странный. Кук решил, что это был страх, или что-то подобное.
- Кажется, мы с Фабрини проверяли эту дверь, она была наглухо запечатана, - сказал Кук. - Ее заклинило от ржавчины.
- Когда я спускался сюда, она не была запечатана, - сказал Сакс. - Она была открыта.
Его слова повисли в воздухе, полные мрачного смысла.
- Может... может, она была просто заперта изнутри, - предположил Кук. - Может, там прятался Маковски.
Сакс ухмыльнулся.
- Ты так считаешь?
Кук взялся за засов. Дверь громко запротестовала, когда он толкнул ее внутрь. Звук был резким и скрипучим, как от гвоздей, вытаскиваемых из крышки гроба. У Кука мороз пробежал по спине - скрип двери напомнил ему пронзительный крик. В свете лампы плавали пылинки и хлопья грязи, словно илистая взвесь, потревоженная в недрах затонувшего корабля. Все внутри было грязным и крошащимся, как в египетской гробнице. На иллюминаторе был такой слой грязи, что казалось, будто он зарос шерстью.
Но что заставило Кука остановиться на пороге, так это запах. Он даже сходу не смог определить, на что он похож. В нем определенно присутствовал привкус старости, тлена и ржавчины, но было и кое-что еще. Какой-то непонятный запах, напомнивший ему озон. Резкий, богатый, почти химический запах, смешанный со смрадом застарелой гнили.
Кук сразу понял, что дело нечисто.
- Ты не хочешь туда заходить, понимаю, - сказал Сакс, возможно, тоже почувствовав запах, или как и Кук заподозрив что-то нехорошее.
Но Кук покачал головой. Он ожидал от Сакса какой-нибудь "подколки", вроде того, что он, дескать, испугался темноты и описался... но этого не произошло. Глаза у Сакса были широко раскрыты и блестели, возможно, от страха. Уголок рта подергивался. Когда они вошли в помещение, Сакс с полдюжины раз начинал что-то говорить, но всякий раз замолкал. В нем ощущалась какая-то почти младенческая растерянность. Он делал шаг в одном направлении, останавливался, разворачивался, затем снова делал шаг, только для того, чтобы тут же отступить в нерешительности. По его поведению Кук понял, что Сакс тоже это почувствовал. Как и он сам, Сакс не мог здесь найти себе место, не мог сориентироваться. Это место имело сильный негативный психологический заряд, заполняющий разум шепотом и тянущимися тенями. Психологически это напоминало конец света... и даже хуже. Вибрирующую черноту, пытающуюся засосать тебя в небытие.
- Господи, мне не нравится это гребаное место, - сказал Сакс.
Куку оно тоже не нравилось. Страх, зыбкий и бесформенный, покалывал спину. Это место словно вытягивало все соки. Кук чувствовал, будто дикий, истерический крик зарождается у него внутри.
- Показывай, - смог он лишь сказать.
Сакс подвел его к задвинутому в угол письменному столу. Пыль на поверхности была потревожена, возможно, во время его последнего визита. Металл переборок был испещрен отверстиями, похожими на огромные язвы. Сквозь них просматривалась соседняя каюта. В дальнем углу, среди обломков и комков пыли, было что-то похожее на рассыпанные мыльные хлопья. Словно кто-то почистил там рыбу, большую рыбу... только много лет назад, поскольку чешуйки сморщились и потемнели, как осенние листья.
Кук не хотел думать, что это могло значить.
Сакс выдвинул из стола ящик и достал старую книгу в кожаном переплете и с застежкой, похожую на журнал или дневник.
- Тебе лучше прочитать это, - сказал он.
Так вот оно что. Еще одна чертова книга, еще одна исповедь кошмаров. Дрожащими руками Кук принялся листать ее. Первые десять страниц были пустыми. Затем они начали заполняться каракулями, нацарапанными неуверенной женской рукой. Их хозяйка утверждала, что ее зовут Лидия Стоддард. Что она находилась на борту 65-футовой двухмачтовой шхуны, называвшейся "Дом, милый дом" с ее мужем, Робертом, и пятью другими людьми. В январе 1955 года они, по видимому, направлялись из Бермуд в Антигуа, когда наткнулись на туман, или туман наткнулся на них. Последующие записи описывали, как шхуна пыталась выбраться из безветренного, окутанного туманом моря. Как стали исчезать люди, пока не остались лишь они с мужем. Записи становились сумбурными и непонятными, почерк - практически нечитаемым. Кук лишь понял, что им пришлось оставить шхуну по какой-то причине. Что Лидия и Роберт упаковали шлюпку и плыли несколько дней, пока не обнаружили остов "Циклопа".
Кук вздохнул.
- Зачем я читаю это?
Но по взгляду Сакса он понял, что это важно, поэтому продолжил:
26 (?) января 1955
Я не писала уже несколько дней. Не хочу писать. Я так здесь одинока, и мне кажется, что я утратила разум. Я не знаю, где я. Этот корабль называется "Циклоп", вот и все, что мне известно. Он исчез во время Первой мировой. Помню, я слышала что-то об этом. Но не помню, что именно.
Это место - чистилище или лимб, пограничная область на окраине Ада. Возможно, это Бог наказывает нас. Не знаю, почему. Мы с Робертом были хорошими людьми. Мы не делали ничего плохого. Мы не заслуживаем того, чтобы нас бросили в этом ужасном месте.
Боже милостивый, почему? Почему?
Что мы сделали?
Роберт очень болен. Думаю, он умирает. Его лихорадит, он ничего не соображает. Думает, что я его мать. Я уже сама не знаю, кто я. Мой разум, словно, блуждает где-то, и я не знаю, где сон, а где явь.
Прошлой ночью, а может, несколько дней назад... не знаю точно... я ходила по палубе и увидела нечто похожее на огромную блестящую змею. Когда я подошла ближе, она пошевелилась и уползла за борт. Наверное, это было щупальце какого-то морского чудовища. В тумане есть ужасные вещи. Странные звери и другие, более опасные существа, которые пытаются залезть мне в голову. Но я не пущу их к себе в голову.