- Что вы сделали?
- Поспешно покинули баржу. Но знаешь, что?
Менхаус покачал головой.
Сакс ухмыльнулся.
- Те гребаные твари были такими голодными, что прыгали с судна в воду, и бросались в погоню. Их были сотни. Шеф вылил в воду дизельное топливо и поджег. Гребаное барбекю. Ну и запах был! Господи Иисусе, никогда не забуду этот запах. Потом прибыли летчики на "А-6" и сбросили на баржу напалм, превратив ее в почерневший, дымящийся остов. Затем пустили в нее несколько ракет, отправив на дно.
- Черт, - воскликнул Менхаус. - Надо же!
- Знаешь, что? - спросил его Сакс. - Вот почему я ненавижу эту гребаную развалину - здесь пахнет, как на той барже. Крысами, костями и смертью.
Конечно, Джордж мало чего знал про Полларда, хотя и видел его пару раз на "Маре Кордэй", но никогда с ним не общался. Это была идея Гослинга, чтобы он переговорил с Поллардом. Поллард нуждался в собеседнике, в сочувствующем слушателе. Так сказал Гослинг. Поэтому, пока другие налегали на весла, Джордж сидел с Поллардом в задней части плота.
- Дерьмовые вещи здесь случаются, верно? - произнес он, пытаясь завязать разговор.
Поллард даже не взглянул на него.
- Слышал, ты какое-то время плыл один.
Поллард пожал плечами.
- Наверное, тяжело пришлось.
Поллард прочистил горло.
- Я был не один.
Есть контакт.
- А кто был с тобой?
Поллард бросил на него быстрый взгляд, словно не веря, что Джордж может быть так наивен или глуп. И в глазах у него читалось: Здесь ты никогда не бываешь один, Джордж. Разве ты еще это не понял?
- Я прыгнул за борт вместе с Гослингом. Мы барахтались в наших спасательных жилетах. Господи, это продолжалось несколько часов. Может, большую часть дня... точнее того, что мы привыкли называть днем... а потом мы нашли этот плот. С божьей помощью.
|
|
Джордж надеялся, что нашел к Полларду подход, но тот так и ничего не сказал. Он просто смотрел в туман, то и дело, щурясь, словно искал чего-то или ждал.
- Чего бы ты не искал, - сказал Джордж, - ты не найдешь это здесь.
Поллард еле заметно улыбнулся. В остальном, его лицо оставалось мертвым, как надгробная плита. Пустые глаза выражали не больше эмоций, чем пулевые отверстия в коряге. Время от времени его губы подрагивали, словно ему очень хотелось что-то сказать... и это все.
Джордж попробовал еще раз.
- Что ты надеешься разглядеть в этом тумане?
Поллард не ответил.
Господи, что за парень? Залезть ему в голову, это все равно, что вскрыть замок расческой.
- Знаешь, почему я сижу здесь с тобой?
Эта фраза привлекла внимание Полларда.
- Потому что они тебе сказали.
- Ты прав, - согласился Джордж. Возможно, искренность будет здесь правильным шагом. - Не пойми неправильно, я в любом случае сел бы поболтать с тобой... хотя, да, они беспокоятся насчет тебя.
Но на Полларда эти слова, похоже, не произвели впечатления.
Поэтому Джордж сказал:
- Знаю, Маркс ездил на тебе как на... как там он выразился? Как на паршивой кляче? Как на пятидолларовом муле?
У Полларда мелькнуло подобие улыбки.
- Маркс - жесткий парень, я знаю, - сказал ему Джордж. - Гослинг тоже бывает таким иногда. Но я бы не торопился судить их или записывать в засранцы. Они выкладываются здесь по-полной, а это ожесточает. Они не приемлют слабость ни в себе, ни в других. Гослинг сказал, что ты служил раньше в береговой охране. Ты же знаешь, каково это, знаешь, какая там "дедовщина". Здесь то же самое.
|
|
Сейчас Поллард смотрел на него.
- Конечно, подумай об этом. Маркс - крутой парень. Это сразу видно. Похож на байкера из "Ангелов Ада", или вроде того. Он не тот парень, кого хочется злить. Но знаешь, что? Знаешь, почему он ездит на тебе? - спросил Джордж. - Потому что ему страшно до усрачки. Ему страшно, как и мне, как и тебе. Просто он проявляет это по-другому, вот и все.
Поллард моргнул.
- Я знаю.
Это уже что-то. Джордж достиг цели. Он уже подумывал, что когда вернется - если вообще вернется - то завяжет со строительством и станет психотерапевтом. Джордж Райан, психотерапевт-работяга. Доктор Фил-пролетарий.
- Конечно, ты знаешь. Маркс бесится из-за тебя, и знаешь, почему?
- Потому что ему страшно?
Джордж покачал головой.
- Отчасти... но в основном, потому что нас слишком мало. И я, и ты, и Кушинг, и Чесбро. Мы все - ядро их команды. Команды Маркса и Гослинга. Они нуждаются в нас точно так же, как и мы в них. У них есть идеи насчет того, что нам делать здесь, и думаю, это неплохие идеи. Но без нас им не справиться, и они знают это. Мы нужны им. И одной мысли, что их команда разрушается, достаточно, чтобы вывести их из себя. Понимаешь?
Джорджа несло. Он даже не был уверен, верит ли сам в то, что говорит. Но будь он проклят, если это не звучало убедительно. По крайней мере, этого хватило, чтобы Поллард начал "оттаивать". А это уже было что-то.
Какое-то время Поллард молчал, а потом сказал:
- Я продолжаю туда смотреть... продолжаю высматривать Майка.
- Майка?
Поллард кивнул.
|
|
- Майка Маковица. Мы звали его "Маки". Воспоминание вызвало у Полларда короткую улыбку. - Маки. Мы с ним спали на одной двухъярусной кровати. Я, Маки и еще один парень делили каюту.
- Он утонул вместе с кораблем?
- Нет. Мы оба спаслись... Кажется, у Майка была сломана рука, но в остальном с ним все было в порядке.
Поллард раскрылся как цветок, впускающий в себя солнечный свет. И раз уж он начал, уже ничто не могло остановить его.
- Мы... я и Майк... мы были в спасательных жилетах и плыли на каком-то ящике. Не знаю, как долго. Знаю только то, что мы попали в заросли водорослей - таких как здесь - прежде вас. Не знаю, почему.
- Что... что с ним случилось? - спросил Джордж.
Поллард покачал головой. Лицо у него было осунувшимся, землистого цвета.
- Мы слышали всякое... звуки в воде, рев из тумана. Жуткие звуки. Огромные существа двигались в тумане и ревели... как доисторические чудовища. Мы были напуганы до усрачки. Майк думал, что мы прошли сквозь какой-то разрыв во времени, как в кино. Что, возможно, мы застряли на окраине Юрского или Триасового периода... Сперва я думал, что он свихнулся, но потом... господи, те звуки. Я уже думал, что один из этих длинношеих, зубастых монстров... типа того, который стоит в чикагском музее, семьдесят или восемьдесят футов длинной, с плавниками, как у кита... что одна из тех тварей, тех морских змей, выскользнет из тумана и раскусит меня пополам. Господи, не знаю, что я думал. Да я просто был напуган до усрачки и не мог поверить в происходящее. Может, я и до сих пор не верю.
Джордж облизнул пересохшие губы.
- Что-то вышло из тумана?
Но Поллард покачал головой.
- Нет, не совсем. Что-то вышло из воды. Две твари появились из воды.
- Что за твари?
- Они схватили Майка, - ответил Поллард, сжав кулаки. - Появились из гребаной воды и забрали его.
Потом Поллард понес какую-то ахинею, но Джордж дал ему высказаться. Он стал рассказывать про другого парня, которого звали Барки. Каким он был хорошим парнем, и что вытворял в портах. Что всегда ходил под руку с двумя черными шлюхами, водил парней на подпольные карточные игры и на шоу с танцующими трансвеститами. Так вот, этот Барки стоял на часах, а Поллард пришел сменить его, сразу, как только корабль вошел в туман. Барки был в хорошем настроении, говорил, что слышал в тумане хлопанье крыльев, гигантских крыльев. Шутил насчет этого, хотя и немного нервничал. Все было хорошо, а потом Барки закурил. И тут, бац, какая-то тварь... птица или летучая мышь с огромными чешуйчатыми крыльями и косым, похожим на серп клювом... выскочила из тумана и утащила Барки за борт. Прямо на глазах у Полларда. Просто схватила его. Такого нарочно не придумаешь. Просто налетела на него и с ходу забрала. Поллард видел, как та злобная тварь уносит его в туман и слышал ее жуткий хохот.
- Хохот? - спросил Джордж, чувствуя, как кожа на спине шевелится.
Поллард кивнул. Глаза у него были темными, как кремень.
- Да, хохот... это был хохот. Только безумный и визгливый, как смех гиены. Этот звук... я не могу забыть его... господи...
Джордж сидел, онемевший и ошеломленный. Не способный вымолвить ни единого утешительного или ободряющего слова.
Поллард тяжело дышал. Он сжимал кулаки так сильно, что было слышно хруст костяшек.
- А Майк... потом те твари забрали Майка. Эта птица просто пролетела мимо меня и схватила Барки, потом... потом те другие... они забрали Майка, понимаешь? Выскочили из воды и схватили его. Не меня, а Майка.
Может, в этом все и дело, - подумал Джордж. Уже дважды его друзей утаскивал твари, а Поллард не получил ни царапины. Чувство вины. Может, это оно прожигало сейчас ему душу. Чувство вины. За то, что погиб не он, а его друзья.
Обретя, наконец, голос, Джордж сказал:
- Что схватило Майка?
Поллард широко раскрыл рот, словно готовясь закричать, потом медленно закрыл, будто его челюстные мышцы частично парализовало.
- Этот туман, этот проклятый жуткий туман... знаешь, как он выглядит? Он грязный, мерзкий, и ты ненавидишь его. Всей душой ненавидишь этот грязный смог, висящий здесь как гребаное одеяло. Но опять же... из-за тех звуков ты даже рад, что он есть. Он скрывает тебя. Ты можешь спрятаться в нем. И ты не видишь обитающих в нем тварей, а они не видят тебя. Мы с Майком... мы слышали те проклятые жуткие звуки в тумане. Визги и рев. А еще сосущие звуки, как от шланга, втягивающего грязь. Мы не хотел знать, что это за твари. Боялись даже представить, как они могут выглядеть... и что они могут с нами сделать...
Джордж прекрасно его понимал.
- Нехорошие здесь вещи происходят.
Поллард схватил его за руку.
- Ты знаешь? Знаешь, о чем я думал, пока ждал там? Я думал... Господи, это безумие... но я думал, что если нас съедят, это будет не самое страшное. Они могут сделать с нами куда худшие вещи. - Поллард обхватил голову руками. - Но Майк... то, что схватило его, оно пришло не из тумана, оно появилось из воды. Из этой склизкой, зловонной воды. Они появились очень быстро, и мне показалось, что это были люди... они походили на людей. Людей, покрытых водорослями. Зеленые клубки водорослей. Эти лица появились из воды, только это были не лица, а водоросли, живые водоросли, шевелящиеся как черви. У одного из них был глаз, и этот глаз посмотрел на меня, прямо на меня. Это был человеческий глаз, только... только взгляд был совершенно безумный, и уже не человеческий. Их поросшие водорослями руки обхватили Майка. Он кричал, и я, думаю, тоже. А те руки... все в извивающихся, словно змеи, водорослях... они утянули Майка под воду, и больше я его не видел. И я ждал... да, ждал несколько часов, а может и дней. Просто ждал, когда те руки схватят меня. Те холодные, червивые руки...
Конечно, это было чувство вины и ужас. Много ужаса, - догадался Джордж. Поллард видел, как эти люди-водоросли... за неимением лучшего названия... забрали Майка, утащили в черные морские глубины. А потом Поллард, оставшись один, ждал, когда эти руки схватят и его. Удивительно, что он полностью не свихнулся.
- Все кончено. Я знаю, что все кончено, - сказал Поллард, сокрушенный и опустошенный. - Но... мне продолжает казаться, что я вижу там Майка. Иногда мне кажется, я слышу, как он зовет меня...
- Мы все слышим что-то в тумане, - сказал Джордж. Но все это ненастоящее. Возможно, это у нас в голове, возможно, нечто играет с нами в игры, но это не может быть настоящим, пока мы не сделаем его таковым. Пока не поверим. Понимаешь, о чем я?
- Да. Думаю, да.
- Успокойся, - сказал ему Джордж. - Если увидишь или услышишь хоть что-нибудь, просто позови меня, ладно? Я тоже видел кое-что. Все мы видели.
Джордж отправился сменить Кушинга на веслах, а Поллард занял место Чесбро. Он был в приподнятом настроении. Чувствовал, что, возможно, обладает даром сострадания. Он мог вытаскивать людей из скорлуп, и даже мог отговорить чудовищную медузу есть людей на плотах.
- Ну и? - спросил Гослинг.
- Ему пришлось через многое пройти, - поведал ему Джордж. - Думаю, с ним все будет в порядке. Но, возможно, тебе стоит попросить Маркса быть с ним помягче.
- Уже попросил, - сказал Гослинг. - Спасибо, Джордж.
Джордж, улыбнувшись, подумал:
- Так вот какова моя роль во всем этом. Маркс - механик, Гослинг - главный, Чесбро - священник, Кушинг - ученый. А я? Я - психотерапевт.
Господи, ну, надо же!
Менхаус смотрел на сгорающую свечу. Смотрел, как воск стекает по стержню, собираясь у основания. Он искренне мечтал, чтобы свеча продолжала гореть вечно. В какой-то момент он даже задремал, хотя в последнее время думал, что уже никогда не сможет заснуть. И все же это случилось.
Должно было случиться.
Потому что когда он открыл глаза, он увидел не свечу, а Маковски, стоящего склонив голову, как собака, слушающая хозяина. Он, казалось, покачивался на ногах под какую-то неслышную музыку.
Но была ли она неслышной?
Менхаусу показалось, что он что-то слышит. Какой-то далекий мелодичный звук... он шел издалека и отдавался лишь у него в голове.
- Слим, - услышал он собственный голос. - Слим... Какого черта ты делаешь?
Но Маковски не ответил.
Он смотрел на дверь, слушая то, что, казалось, было предназначено только для него. Его внутренний приемник был настроен на какой-то один канал, это было очевидно. И весь остальной мир перестал для него существовать.
Менхаус повернулся и посмотрел на Сакса.
- Да, я не сплю, - сказал Сакс. - Похоже, единственный, кто здесь спит, это Чокнутый Слим.
Действительно, было похоже, будто он спит. Под наркотиками или под гипнозом, как часто выглядят лунатики, с морфинистским блеском в глазах. Именно так и выглядел Маковски. Глаза были неподвижными, он постоянно потирал руками ноги. Его сознание было заперто где-то в коробке, и за штурвал встало подсознание.
Менхаус знал, что бытует мнение, будто нельзя будить лунатика, но, возможно, это был всего лишь миф, городская легенда.
Нет, - сказал он себе, - Не буду его будить... пока он не пойдет к двери.
- Что думаешь? - шепотом спросил он Сакса.
Тот пожал плечами. В любом случае, ему было наплевать.
Маковски просто стоял и слушал.
Менхаусу показалось, что он снова слышит этот звук... или не показалось? Странное, жуткое гудение или насвистывание? Он слышал его, но не достаточно отчетливо, чтобы различать нюансы, ритм или мелодию. И не достаточно отчетливо, чтобы он мог сказать с уверенностью, что, да, он слышит это.
Он посмотрел на Сакса, и тот вытащил нож, словно почувствовав недоброе. Он прищурился и оскалил зубы.
- Что здесь происходит? - спросил Менхаус, поскольку понимал, что что-то не так. Атмосфера в каюте никогда не отличалась весельем и уютом, а теперь стала совершенно мрачной и зловещей. Ее можно было почувствовать, как распространяющийся по организму яд.
Сакс подождал, выдержав паузу, и произнес:
- В коридоре кто-то есть.
- Нет, я так не думаю.
- Есть, - с твердой уверенностью сказал Сакс. Его глаза светились тусклым светом. Возможно, это было отражение свече, возможно, что-то другое.
- Кто-то там ждет Маковски. Он слышит его, кто бы там ни был... и слышит прекрасно.
Менхаус с трудом сглотнул.
Конечно, теперь он тоже обратил на это внимание. Он очень хотел сказать Саксу, что тот не прав, но не мог. Потому что он слышал что-то... скрип или стон в коридоре. И от этого еле слышного звука у него волосы вставали дыбом. Нервные окончания покалывало, а живот сводило судорогой. Это была не просто осадка старого корабля, не просто скрип или стон... а звук присутствия кого-то, ждущего во тьме коридора. Осторожный, расчетливый и обманчивый... и поэтому такой тревожащий.
Как будто кто-то пробирается к вам в дом глубокой ночью, чтобы выкрасть детей или перезать вам горло.
Менхаусу это совсем не нравилось.
Маковски подошел к двери и остановился. Он молча стоял там, как зомби в тростниковом поле, ожидающий приказов. Менхаус сел, стараясь не издавать звуков. И подумал: Пожалуйста, Слим, не открывай дверь. Пожалуйста, не открывай... я не хочу видеть, что там...
- Сакс...
- Заткнись. - рявкнул Сакс, только еле слышно, изо всех сил стараясь не шуметь.
И Менхаус знал, почему.
Был очень хороший повод, чтобы сидеть тихо.
Потому что теперь он тоже отлично слышал. Можете называть это гудением, свистом, или даже пением. И в каждом случае вы будете правы. Это был женский голос, высокий и пронзительный. Неблагозвучная, монотонная мелодия, то нарастающая, то затихающая. Жуткое нестройное завывание, глухое, далекое и призрачное... Похожее на голос маленькой девочки, эхом отдающийся по воздуховоду дома и обретающий металлическое, дребезжащее, и оттого какое-то извращенное звучание.
Этот звук заставлял Менхауса нервничать, его мышцы были напряжены, челюсти крепко стиснуты. Звук напомнил ему голос душевнобольной женщины, оплакивающей своего ребенка на ветреном, полуночном кладбище. Ибо никто, находящийся в здравом уме, не мог производить такой звук... его источник мог жить, лишь прячась среди теней.
Маковски протянул руку и отодвинул засов.
Скрежет металла в тишине был подобен грому.
А безумный голос в голове Менхауса произнес: Он просто пошел отлить. И все. Ничего такого.
Но Менхаус не поверил этому, потому что Маковски был явно заворожен тем пронзительным, тоскливым завыванием. Оно влекло его и, и он был полностью в его власти.
Сакс вытащил нож.
Из коридора донесся мимолетный звук - какой-то скребущий топоток.
Менхауса накрыло ощущение нереальности. Так человеческий разум справлялся с полным, сокрушительным ужасом - отключался и отказывался верить в то безумие, которым кормили его органы чувств. Может, его разум и не принимал это, но сердце было исполнено черной уверенности. Он чувствовал это нутром - холодный ужас, словно электричеством покалывающий нервные окончания.
Маковски открыл дверь, и в каюту сразу же проник мрачный, сладковатый запах тлена.
Менхаус не знал, чего ждать, когда откроется дверь. Может, нечто со стучащими зубами и длинными белыми пальцами... но там были лишь тени, сгущающиеся, разрастающиеся и кипящие какой-то своей призрачной жизнью.
Менхаус вскочил на ноги.
Смельчаком он никогда не был, но пришло время, когда другого выбора не было. Ибо стенания становились все громче, и во тьме улавливалось какое-то осторожное движение. Нужно закрыть дверь, пока...
Он схватил Маковски за плечо, как только тот переступил через порог. В коридоре стоял черный, невыносимый смрад. Он увидел... или ему показалось... как что-то, крадучись, движется во тьме. Какое-то неясное, смазанное пятно. Он попытался втащить Маковски обратно в каюту, но тот вывернулся и бросил на него ядовитый, безумный взгляд. Это был взгляд голодного, бешеного пса, у которого пытаются отнять еду. Взгляд, полный отвращения и ненависти.
Прежде чем Менхаус сделал шаг назад - что он и собирался сделать, Маковски толкнул его ладонью в грудь. Менхаус отлетел, врезавшись в переборку с такой силой, что из легких выбило воздух.
Восстановив дыхание, Менхаус произнес:
- Сакс... Сакс, нам лучше остановить его... он не в себе...
Но Сакс лишь покачал головой, оскалив зубы.
- Нет, только не я. Я туда не пойду...
Дверь соседней каюты распахнулась, ударившись об стену. В проеме появился Кук, сжимающий в руке "Браунинг". Взгляд у него был дикий и злой.
- Какого черта здесь происходит?
- Маковский пошел погулять, - ответил Сакс. - Менхаус пытался его остановить и получил под зад.
- Черт.
- Не ходи за ним, - сказал Сакс. - Ты слышал это... знаю, ты слышал это... как она поет...
Но Кук лишь сказал:
- Заприте эту гребаную дверь, и не открывайте.
Он шагнул в коридор и сказал Фабрини сделать то же самое. Дверь захлопнулась. Менхаус передал Куку лампу, не пытаясь его отговаривать. Его собственная храбрость была уже исчерпана.
- Запри дверь, - сказал ему Кук и двинулся по коридору.
Заперев дверь, Менхаус прислонился к ней спиной и посмотрел на Сакса.
- Знаешь, в чем разница между тобой и Куком, Сакс?
Сакс молчал.
- У Кука есть яйца.
Кук не хотел идти за Маковски.
Он хотел запереться у себя в каюте и обо всем забыть. Но это было не так просто. Какая-то часть его осознавала взятую им на себя ответственность. Осознавала его лидерство и понимала, что если он ничего не предпримет, не подаст другим пример... они все погибнут.
Кук слышал, как Маковски поднимается по трапу на верхнюю палубу.
Он бежал.
Он очень спешил, и Кук примерно догадывался, почему. То жуткое, пронзительное завывание звучало где-то далеко, но достаточно громко, чтобы вызвать у Кука приводящий в трепет и знакомый еще с детства ужас. Такой, от которого хотелось броситься наутек.
Люк с лязгом открылся.
Кук услышал на палубе над собой шаги.
Он понимал, что нужно спешить, но не мог себя заставить. Ибо всему был предел. Предел тому, что можно себе позволить делать. Он поднялся по ступеням, медленно и осторожно.
Остановился перед люком.
Тот был приоткрыт на два-три дюйма, и Кук вспомнил, как Гослинг орал на матросов за то, что они оставляют люки открытыми. Боже милостивый, те вызванные в памяти проклятия принесли что-то вроде утешения.
Кук толкнул люк. Он был готов всадить пули в любое живое существо, пусть даже если это даже будет Маковски. Но на палубе никого не было. Все вокруг было окутано тенями, стрелы кранов возвышались, как пики каких-то чужеродных надгробий. Кук вдохнул запах моря и тумана. Туман был гуще, чем раньше, и клубился, как грозовые облака. Сиял и искрился, отбрасывая на судно холодный, похожий на лунный, свет.
Кук шел по палубе, глядя во все стороны. Инстинкт самосохранения подсказывал ему повернуть назад. Маковски исчез, поэтому можешь вернуться к себе в каюту, - говорил внутренний голос. - Потому что здесь ничего нет, вообще ничего...
И там на самом деле ничего не было.
Ничего, кроме желтоватого света, испещренного тянущимися во все стороны тенями. Вот только звук он определенно слышал. Это был голос женщины. Либо твари, которая притворялась ею. Она пела свою панихиду. То громко, то тихо. То чисто, то грязно. Этот звук метался по палубам, эхом отдаваясь среди надстроек. Его источник мог быть на носу, на корме или даже в трех футах от вас.
Шаги.
Скрип.
А потом... о, господи, что это было?
Звук движения, беспокойный царапающий топоток по ржавой металлической палубе. Словно сотни карандашей постукивали одновременно, и Кук понял, что это была она. Это она издавала тот звук, топот тысячи паучьих ног.
Шлюпочная палуба.
Да, теперь Кук видел.
Там была тень... тень Маковски, падающая на переборку в призрачном, мерцающем сиянии тумана. Кук не видел его, только эту тень. Она выглядела неподвижной и искусственной, словно ее владелец был манекеном, а не человеком. Статуя, не более того. Пение стало громче, топот множества ног.
Кук направился к лестнице, ведущей на шлюпочную палубу... и остановился.
Он снова почувствовал тот едкий, озоновый запах. Резкий и тошнотворный, он заполнил его разум болезненным, всепоглощающим теплом, и парализовал на каком-то первобытном уровне.
Кук замешкался.
Голос был громким, очень громким. Сладким, греховным и каким-то успокаивающим.
Кук встряхнулся, поставил ногу на лестницу... и замер.
Она приближалась.
На самом деле, Кук видел не совсем ее, и уже был благодарен за это. Он видел лишь ее тень, приближающуюся к Маковски. Его же тень оставалась неподвижной, словно вырезанный из черной бумаги силуэт. Ее тень была сгорбившаяся, скрюченная, выпуклой формы. Какой-то гибрид, совсем не похожий на женщину. Скорее на две женщины, забравшиеся в джутовый мешок и пытающиеся выглядеть естественно. Но чем бы она ни была, во что бы ни мутировал безумный разум Лидии Стоддард, питавшийся тьмой и окоченевшими воспоминаниями, она не была естественной. Она двигалась, скрючившись и покачиваясь. Издавая потрескивание, как статическое электричество, постукивая тысячей коготков по тысяче переборок... повизгивая, скрипя и шелестя.
Кук почувствовал, будто что-то в нем умирает.
Делает последний вздох и рассыпается тлеющими костями. Одного взгляда на тень Лидии Стоддард было достаточно, чтобы отравить разум. Чтобы высосать свет из души... Но взгляда на нее саму, во плоти, шевелящуюся, извивающуюся, с холодным, беспощадным голодом в глазах... хватило бы, чтобы начисто лишить рассудка.
Кук понял, что нужно бежать.
Понял, что нужно убираться, пока он не увидел то, что будет мучить его в кошмарах сильнее, чем то, что он уже видел. Но он должен был посмотреть. Его думающий мозг требовал доказательств.
И Кук получил их.
Получил в тот момент, когда легкие у него наполнились криком, рвущимся наружу жалким, безвоздушным выдохом.
Когда тень женщины оказалась в паре футов от Маковски... она раскрылась, расцвела паучьим садом, взорвалась жутким скоплением извивающихся, щелкающих конечностей, тянущихся словно руки. И схватила Маковски.
А потом Маковски закричал... закричал во все горло. Закричал так, словно холодные металлические крючья вытягивали из него кишки. Возможно, это было не так и далеко от истины. Кук отвернулся. Тени над ним слились в пощелкивающий, стрекочущий клубок, в котором что-то дергалось, рвалось, крутилось и вибрировало, словно иглы швейной машинки.
Когда Кук заскочил обратно в люк, он услышал влажный, мясистый хруст а потом звуки всасывания.
Он побежал.
Бежал вниз по лестнице, не чувствуя под собой ног. Нашел коридор. Его разум словно отключился, содержимое желудка просилось наружу. Но Кук понимал, что если остановится, если даст коленям почувствовать под собой склизкую, покрытую грибком палубу, а желудку - прочиститься, на этом дело не закончится. Он будет исторгать из себя все, пока на полу не останется лежать лишь пустая оболочка, подрагивающая, задыхающаяся и совершенно обезумевшая.
Нельзя останавливаться. Нельзя колебаться. Ничего этого нельзя.
Он добрался до кают и принялся колотить в двери, переборки, во все, что подворачивалось под руки.
И когда лица обитателей появились, Кук произнес:
- Собирайтесь... Пакуйте все. Мы валим на хрен из этого проклятого морга. Немедленно...
Они спешили.
Никто не задавал вопросов. Они сделали то, что сказал им Кук. Потому что знали, что только очень веская причина могла заставить его покинуть "Циклоп". Они действовали, как команда. И это было полезно для них, поскольку прибавляло сил. Крайчек всецело включился в работу. Он был рад покинуть этот корабль-призрак вместе со всеми его кошмарами. Они собрали одеяла и спасательное снаряжение, наполнили три лампы керосином и взяли свечи.
Затем они вышли в коридор, и Сакс велел всем остановиться.
- Слышите? - спросил он. - Слышите?
И все услышали. Услышали, как она идет за ними. Услышали скребущий топоток, с которым она двигалась по коридору. Возможно, даже не по палубе, а по стенам или потолку. Но она определенно приближалась. И пела свою неземную панихиду. Возможно, в своей песне она звала их по имени, пересчитывала им кости, и жаждала их крови.
- Идем в другую сторону, - сказал всем Кук.
Он продолжал светить фонариком в коридор, а Сакс повел остальных к другому трапу. Кук не видел ее. Он бросился вдогонку за остальными как раз в тот момент, когда она появилась из-за угла. Кук бежал, хлюпая по ковру из грибка. Он оказался у трапа последним. Панический звук его шагов эхом разнесся вокруг. Мысленно он потянулся к дери, за которой была свобода. Задолго до того, как он физически сделал это. Он был уверен, абсолютно уверен, что в последний момент она утянет его назад, во тьму. Схватит и высосет из него все соки.
- Давай же, Кук! - крикнул Фабрини.
Его рука схватилась за дверную раму.
Тварь была уже у него за спиной, шипящая, дышащая и щелкающая зубами. Источающая дурманящий смрад покрытой слизью паутины и высохших хитиновых панцирей. И в следующий момент что-то схватило его за лодыжку, потом за колено, за локоть левой руки. Шелк. Живой, извивающийся щелк повис на нем веревками. Ее дыхание пахло оскверненными могилами, когда она пыталась опутать его и утянуть вниз.
Кто-то закричал.
Кук выхватил "Браунинг" и трижды выстрелил.
И вырвался.
Он не видел, куда попал. Лишь пятно хитиновой плоти, маслянистое и многоногое и черную пасть, сочащуюся бурым соком.
В следующий момент он упал на палубу, лицом вниз.
Из люка раздался хриплый пронзительный рев.
- Закройте эту гребаную дверь! - услышал он собственный крик.
В следующий момент Фабрини и Сакс навалились на дверь, что было сил, и Кук услышал, как та ударилась обо что-то мягкое и влажное, как гнилой фрукт. Затем дверь захлопнулась и была заперта за задвижку.