Кук чувствовал, как все это опустошает его. Весь этот яд - сомнения, неуверенность, тревоги. Он сочился из всех пор и едва не утопил его, заставив жадно глотать воздух. Кук сидел на носу, вглядываясь во мглу и водоросли. Он не хотел, чтобы кто-то заметил его слабость. Он был выжат подчистую, и у него не было ответов. Все слишком затянулось. Если люди погибнут, в этом будет его вина. Целиком и полностью его вина, потому что у него нет ни малейшего понятия, что делать дальше.
Нет, он не позволит Саксу увидеть себя таким.
Потому что Сакс уже видел. И если увидит снова, сразу все поймет. Потому что парни вроде Сакса - хищники. Они чуют страх и личную боль, как бешеная собака чует панику. И как только это случится, все будет кончено. Тебе придется лишь ждать, когда те зубы и горячее дыхание доберутся до тебя. Именно таким был Сакс - как только он почует это, он вонзит свои зубы и уже не отпустит. Если у тебя есть слабости и недостатки, Сакс ухватится за них, использует в своих целях. Разотрет их по твоему лицу. И либо ты убьешь его, либо просто сломаешься, а значит, проиграешь.
А если он выиграет... берегись.
Кук не знал, когда именно он стал терять самообладание. Возможно, это началось уже давно. А возможно, то, что они обнаружили в другой шлюпке, выбило его из колеи. Потому что он с трудом переносил это, с трудом переносил увиденное.
Кровь. Те водоросли были полны крови. Они высасывали кровь из того бедолаги, лежавшего на дне шлюпки. Он был без сознания и не чувствовал боли. Но что если он был парализован, или что-то вроде того? Что если он осознавал происходящее, но не мог ничего поделать? Просто был слишком слаб? Господи, сколько может продержаться рассудок, когда водоросли-паразиты высасывают из тебя кровь?
А я оставил его там, - подумал Кук, злой, исполненный вины и диких, самоубийственных мыслей. Я оставил этого бедолагу там... превращаться в обескровленную шелуху.
Что это за смерть? Судя по внешнему виду, парень потерял уже слишком много крови. Даже если б они его освободили, он бы уже не оклемался. Кук пытался убедить себя в этом, но лучше от этого не становилось. Потому что он мог хотя бы убить парня. Пустить ему пулю в лоб или перерезать горло... хоть что-то.
Но он этого не сделал.
Не сделал ни черта.
Когда он резал эти проклятые водоросли... они кровоточили, брызгали горячей кровью ему на руки... это уже было слишком. А когда он оторвал те маленькие присоски от горла парня, эти твари потянулись к нему. Мрачное и шокирующее осознание того, что эти растения питаются кровью, что природа создала этих кровопийц... это уже было слишком.
Даже сейчас он чувствовал маслянистую плоть этих растений, кровь на своих руках.
Сакс наблюдал за ним.
Кук не стал поворачиваться, не должен был этого делать. Он ощущал на себе тот голодный взгляд зондирующих глаз. О, да, отлично ощущал. Взгляд, ищущий признаки слабости, того, что он мог использовать в своих интересах.
Испытывая нестерпимое жжение в желудке, Кук обернулся. Он был уверен, что Сакс пялится на него с той наглой ухмылкой на лице.
- На что таращишься?
Ухмылка стала шире. Сакс понял, что нашел больное место.
- Что с тобой, Кук? Ты стал какой-то чувствительный. Гложет что-то?
- Что может меня глодать, Сакс?
- Не знаю, но что-то гложет. Тяжело играть в Большого Босса?
Кук почувствовал, как нижняя губа у него задрожала.
- Всем тяжело, разве нет?
- Бедный Кук. Откусил больше, чем смог прожевать. - Ухмылка на лице Сакса была такой широкой, что напоминала ножевой разрез. - Некоторые парни просто не подходят для этого, Кук. Неспособны на это. И ты, дружище, неспособен.
- Что ж, может и нет, Сакс. А кто здесь способен?
Сакс пожал плечами.
- Дай подумать. Как насчет тебя, Фабрини? Готов быть здесь главным?
Фабрини лишь молча посмотрел сперва на него, потом на Кука, в глазах у него была глухая пустота.
- Нет... нет, я не хочу в этом участвовать.
Сакс снова пожал плечами.
- Что ж, всегда есть Менхаус. Это же настоящий столп силы, мать его. А Крайчек? Да, возможно, безумная ситуация требует безумного лидера.
Крайчек никак не отреагировал.
Кук попробовал успокоить дыхание. Казалось, он вот-вот начнет задыхаться.
- Кто остается? Ты, Сакс? Ты? - Кук рассмеялся. - Сакс, без обид, но назначать тебя главным, это все равно что назначать педофила директором начальной школы.
- Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, что ты - полный ноль. Кишка у тебя тонка для такой работы. Да, я наблюдал за тобой, Сакс. Когда запахнет жаренным, ты первый побежишь. Ты печешься только о собственной шкуре. Ты можешь сколько угодно изображать из себя крутыша. До бесконечности можешь устраивать эти гребаные игры в запугивание, но это не меняет главного... ты - слабак. Внутри ты мягкотелый, слабохарактерный и...
- Заткни свою пасть! - заорал Сакс, его крик эхом отозвался в тумане.
Ага, ну и кто кого сейчас провоцирует?
- Расслабься, Сакс, - сказал Кук, немного успокоившись. - Мы все это знаем. Все знаем, что ты не годишься даже на то, чтобы хот-догами торговать. Но знаешь, что? Меня всегда поражало, как такие трусливые, тупые придурки вроде тебя попадают во власть. Поверить в это не могу. Но, знаешь, как говорят, дерьмо всегда плавает на поверхности.
Ну, вот и оно.
Приглашение для Сакса схватить нож, броситься и нанести удар. И, возможно, он устроит великолепное представление, прежде чем Кук всадит в него пулю.
Но Сакс просто сидел на месте, прищурившись и кипя от ярости. Это все, что он делал. Сидел, кипел и кидал злые взгляды. Все равно, что буря без грома и молний.
Фабрини усмехнулся.
- Боже, ты уделал старину Сакса, Кук. Уделал, как пить дать. Никто ничего не чувствует? Кажется, Сакс нагадил в штанишки.
Тут Сакс выхватил нож.
Может, от Кука он мог еще стерпеть подобное, но только не от Фабрини. Ни за что. И никогда. Он выхватил нож, глаза у него почернели. Фабрини выхватил свой, и началось. Весь черный кипящий яд, наконец, выплеснулся наружу. Ни Менхаус, ни Крайчек не стали их останавливать, а главное, Кук тоже.
Не в этот раз.
Он думал об убийстве. Как говорят, одно гнилое яблоко портит всю корзину. А Сакс как раз и был тем "гнилым яблоком". Злокачественной опухолью, которую необходимо вырезать, чтобы спасти весь организм. Поэтому Кук решил не вмешиваться, он решил позволить Фабрини прикончить Сакса, а если не получится, сделать все самому. Он не хотел больше жить в этом кошмарном мире, когда еще какой-то говнюк придирается ко всем.
- Давай, Фабрини, - сказал Кук тихим, спокойным голосом. - Прикончи этого бесполезного урода. Я тебя благословляю.
Фабрини ухмыльнулся.
Нечто похожее на сомнение мелькнуло на лице у Сакса. Что-то пошло не так. Кук был голосом разума и должен был остановить это. Встать между ними. Холодные головы превыше всего и все такое. Но Кук хотел, чтобы это произошло. Действительно хотел, и это последнее, что ожидал о него старый крутыш Сакс. Насилие не было ему чуждо. Он никогда легко не отступал... особенно, когда шансы были в его пользу. Раньше он уже дрался на ножах, но что ему не нравилось, так это то, что Фабрини был молод, силен и мускулист. Был доведен до крайности, и перешагнул через все социальные табу, которые сдерживали его прежде. Теперь он был способен на убийство, и Сакс понимал это.
Фабрини стоял на ногах, шлюпка под ним качалась.
Сакс поднялся на ноги, зная, что пути назад нет.
- Ну же, давай, педик, - сказал он.
И Фабрини двинулся на него, пригнувшись. Он понимал, что физические преимущества на его стороне. Может, Сакс и имел опыт в подобном деле, но ему было под шестьдесят, он полнел, и его славные деньки на доках и стройках остались далеко позади.
- Что это? - спросил Менхаус. - Вон там... что это, черт возьми?
Сакс не отреагировал, но другие посмотрели. Включая Фабрини.
Там что-то было. Нечто очень похожее на большой ком водорослей, который оторвался от основной массы и плыл... плыл прямо к шлюпке.
- Водоросли, - сказал Кук. - Водоросли.
Но даже когда эти слова слетели у него с губ, он был не очень уверен. Водоросли? Нет, это не походило на безобидный ком водорослей. На самом деле, Кук думал, что это походило на... копну волос у самой поверхности воды. Полный бред, конечно, но именно об этом он тогда подумал. Гигантская голова женщины, чьи волосы развевались во все стороны. Если это были просто водоросли, то какие-то совершенно другие. Ибо это были не обычные стебли, побеги, и покрытые листьями ветви, из которых состояли наносы водорослей. Нет, эти волоски или усики были тонкими, как проволока. И когда ком приблизился к лодке, Кук обнаружил, что они похожи на размокшую лапшу. Длинную, тонкую и бледную.
- Уберите ножи, - внезапно рявкнул Менхаус.
Он был всегда мягким и дружелюбным, как ваш любимый дядя или шурин. Как хороший сосед или парень, с которым вы пьете пиво, или жарите мясо на заднем дворе, с которым играете в боулинг... но он был трусоватым, и все знали это. Поэтому, когда он отдал приказ таким, не терпящим возражений тоном, это прозвучало настолько нехарактерно для него, что все подчинились.
Теперь и Сакс смотрел на подводную тень, приближающуюся к лодке. Никто не сомневался - это не случайно, то существо движется к ним намеренно.
- Готовьтесь к худшему, парни, - рявкнул Сакс.
Да, именно этим все и были заняты... только никто не знал, как именно это следует делать. В обычном водоеме, вроде моря, если видишь приближающуюся акулу, медузу или морскую змею, у тебя в голове уже есть несколько готовых идей, потому что известно, что это за твари и на что способны. Существуют определенные маневры уклонения, которые можно попробовать выполнить. На что насчет этой... штуки? Как можно приготовиться к тому, что ты никогда раньше не видел?
Кук наблюдал за существом.
Обогнув лодку, оно устремилось к носу, где он находился. Судя по тому, как оно расталкивает в стороны клочья водорослей, это был твердый объект. Но глядя на него, этого нельзя было сказать. Теперь оно выставлялось из воды дюйма на два-три, рассекая засоренную водорослями поверхность. Неправильной, напоминающей овал, формы горб, который, казалось, состоял из тонких прядей какого-то материала. Желто-зеленого цвета, невероятно густых и спутанных, словно "ангельские волосы". Вьющиеся нити лучами расходились из этого лохматого горба. Одни были спутанными, другие, невероятно длинные, свободно плавали в воде.
- Что это такое, Кук? - спросил Менхаус. - Чего оно хочет?
Кук подумал, что в том, что оно хочет, нет ничего хорошего... ибо существо вызывало в нем какое-то первобытное отвращение, словно паук под микроскопом, чье выпуклое тельце покрывали тонкие волоски. Нечто настолько чуждое и мерзкое, что не имело права на существование. Наблюдая за тварью, он заметил, что у нее нет глаз... лишь эти тонкие, как проволока отростки, исходящие из горба. И глядя на эти корчащиеся и извивающиеся в воде жгутики, он увидел собственную смерть. Внезапно и с абсолютной уверенностью он понял, что эта тварь и есть смерть. Его смерть, та самая смерть, которая шла за ним по пятам все тридцать восемь лет. Она была здесь, чтобы забрать его.
Кук увидел это и понял, что это правда. Осознание этого словно бритва рассекло ему мозг. Болезненное, деструктивное и опустошающее. У него было странное, галлюциногенное чувство, что нечто внутри него очень хочет вырваться наружу и убежать. Казалось, он не мог дышать. Чувствовал, как его сердцебиение замедляется, словно в преддверии неминуемого.
- Мне не нравится это, Кук, - сказал Сакс. - Пристрели эту тварь...
Они все говорили ему это, и он понимал, что они правы. Но еще он понимал, что та новая, мистическая уверенность, расцветшая в нем черной орхидеей, была им просто недоступна. Их время еще не пришло.
- Кук... - Начал было Фабрини.
Тварь стала подниматься перед носом лодки... И, господи, что это? Она появилась из этого смердящего, мерзкого моря, сочась водой, слизью, гнилью, и источая пар. Поднялась на десять или двенадцать футов, липкая, живая и невероятная.
Менхаус раскрыл рот от изумления.
Она была неясной, абстрактной формы. Нечто, состоящее из выпуклостей и бугров, поросших этими волосами-щупальцами, спутанными и шевелящимися. Извивающаяся, мохнатая тварь, прозрачный паук, покрытый комками шерсти и длинными нитями. Вьющееся скопление живых паутин, находящихся в постоянном движении. Горб, который они сперва увидели, возвышался над основной массой, как голова. Но он не имел ничего, напоминающего лицо... только сеть спутанных волос, скрывающую под собой нечто черное и блестящее. У твари было две, а может быть, три конечности... бескостные штуки, не щупальца и не отростки, как у краба, а длинные, покрытые чешуей стержни, подрагивающие и сочащиеся влагой.
Высоким, полным паники голосом Сакс воскликнул:
- Что... что ты собираешься с этим делать, Большой Босс?
Хороший вопрос.
Кук уставился на тварь. Эта мерзость никак не могла быть живой, и все же была. Очень даже живой. Шевелящееся, зловещее скопление волокон, волос и грязно-серых кружев. Эти пряди и космы простирались в случайном порядке, отчего походили на конечности, только это были не конечности. Просто развевающиеся волосы, некоторые слипшиеся в большие комья и колтуны. Все связаны между собой длинными мясистыми лентами.
Кук начал стрелять.
Он разрядил в тварь пистолет, а потом она схватила его. Другими словами, швырнула своими длинными, покрытыми чешуей конечностями в центр своей массы. Но пасти у нее, как таковой не было. Ей было нечем его рвать. Он ударился о тело твари, и все услышали его крик. Утробный нечеловеческий крик, какой животное издает перед смертью.
Менхаус упал на сиденье, визжа, и причитая. Его разум рвало на части.
Фабрини, казалось, застыл от ужаса.
Кук... Господи. Все те волосы и жгутики накрывали, оплетали, ласкали и опутывали его. Он бился, пытаясь разорвать их, хватал их руками. Звук был такой, будто пучки травы выдирались из почвы. Все эти паутины жадно овладевали им, заползали в ноздри, рот, глаза, извиваясь, как дендриты или синапсы нервных клеток. Проникали в него, словно корни. Прорастали внутрь и наружу.
Все видели это.
Когда его крики, наконец, смолкли, из-за того, что горло у него было забито клубком из этих ползучих паутин, из его лица, шеи, и рук начали расти крошечные волоски. Они прорастали как корешки при замедленной съемке, жилистые и волокнистые. Миллионы их прорывались из Кука, пока тот не превратился в... мохнатое, подрагивающее существо, очертаниями напоминающее человека, поглощающееся шелестящей массой.
Остальные сидели, не шелохнувшись, потому что были не в силах что-либо предпринять. Фабрини было встал, взмахнув веслом, и сделал, может, один шаг, прежде чем Сак приказал ему сесть на место. Он понимал, ему это только на пользу.
Все произошло очень быстро.
Еще мгновение назад Кук был с ними, и вдруг... стал частью этой твари.
Менхаус хныкал, Фабрини издавал горлом сдавленные рвотные звуки, а Крайчек просто старался не смотреть. А что Сакс? Он был до смерти напуган и уже хотел вставить пистолет в рот и вышибить себе мозги. Несмотря на ужас происходящего, его коварный разум тут же узрел в этом удобный случай.
Поэтому он залез внутрь себя, нашел во тьме свой дрожащий от страха голос, и вытащил его наружу.
- Ладно, - проскрипел он. - Ладно... просто сидите тихо и не шевелитесь, мать вашу.
Выполнять такой приказ было несложно, ни у кого не возникло с этим проблем.
Тварь все еще находилась там. Гигантское, дышащее переплетение паутин, волокон и нитей. Все эти жесткие сухожилия подрагивали и извивались, как длинные тонкие черви. Из-за выпирающего из нее бугра, который некогда был Куком, она выглядела беременной. Ее конечности, разветвляющиеся чешуйчатые прутья суетливо обматывали его сетями волос, закутывали в кокон, как муху. И самое страшное было то, что Кук все еще шевелился. Трепетал и подергивался, пытаясь умереть, но это явно давалось ему с трудом.
Люди в шлюпке знали, что происходит с ним.
Знали, что тварь не то чтобы поедает его, высасывает кровь и отделяет мясо от костей... хотя, в сущности, именно это и происходило, только не так, как они понимали. Ибо Кук поглощался и переваривался этими волосами, растворяясь и усваиваясь в общей массе данного кошмара. В любом другом месте эту тварь можно было прикончить метлой и смахнуть в мусорное ведро, но здесь было все иначе.
Она медленно покачивалась из стороны в сторону, словно пьяная. Увидев это, Сакс понял, что это недобрый знак. Ибо если б тварь была сыта, она бы вернулась под воду.
Вытянув вперед конечности, она уперлась ими в края шлюпки. Все те тонкие жилистые усики начали извиваться, скручиваться и вытягиваться в стороны как тогда, когда она впервые увидела... или почуяла... Кука. Шелестящие отростки протянулись от твари и, опутав нос, стали распространяться по лодке в поисках нового мяса.
И Сакс поймал себя на мысли, что эти волосы были не просто телесным покровом, а, возможно, основными придатками и органами чувств... мышечными и нервными волокнами. Органами вкуса, обоняния и пищеварения.
Менхаус попытался перелезть через борт, и Сакс хлопнул его по уху.
- Дай мне керосиновую лампу и сигнальный факел, - сказал он очень тихо, глядя, как волосы уверенно ползут вперед. Шевелящимся ковром они двигались в их направлении. Уже покрыв носовое сидение, продолжали приближаться. Приливной волной извивающихся, живых волос.
Фабрини сунул одну из ламп Саксу в руки. Тот разбил ее об одно из средних сидений, в двух шагах от наступающих усиков, и плеснул керосин на приближающуюся орду. Зажег сигнальный факел, и ярко-красный язык пламени осветил лодку и неоном отразился от тумана. Тварь не знала огня. У нее не было зрения как такового, но Сакс готов был поспорить, что она имела нервные окончания. Он бросил факел на пропитанные керосином волокна, и те взорвались фонтаном пламени, вспыхнули, как сухая труха. Языки огня метнулись к телу твари.
Она дико забилась, обманутая легкой добычей. У нее был рот или что-то вроде, поскольку она стала издавать высокий, пронзительный звук, как умирающее насекомое. Такой, какой издает паук, раздавленный вашим ботинком. Она попятилась, объятая огнем и дымом, наполняя воздух тошнотворным, едким смрадом.
И с шипением и паром ушла под воду.
Но она никуда не делась. Ее горб остался над поверхностью.
- Что теперь? - спросил Менхаус. - О, Господи, что теперь?
- Тушите огонь, - скомандовал Сакс.
Фабрини и Крайчек принялись плескать воду на умирающие лепестки пламени, а Менхаус схватил факел, который успел прожечь в корпусе шлюпки дыру.
Горб зашевелился, завибрировал, задрожал, и высунулся из воды дюйма на три-четыре. Он начал растягиваться, внезапно разделился надвое, и половинки стали распадаться на части с влажным, рвущимся звуком.
- О, что, черт возьми, она делает? - воскликнул Фабрини.
Крайчек облизнул пересохшие губы.
- Думаю... думаю, она разделяется.
Так оно и было. Простое деление, бесполое размножение. Она делилась надвое, как простейшее животное. Половинки продолжали удаляться друг от друга, бешено вибрируя. Их соединяли пряди желто-розовой ткани. При делении генетического материала клеточная оболочка рвалась и образовывалась вновь. Вода вокруг заполнилась струями белой, похожей на сперму жидкости. Затем деление завершилось, и получилось два горба. Ни один не шевелился.
Менхауса вырвало за борт.
- Кажется, она уснула... - произнес Крайчек, - Нам нужно убираться отсюда, пока это возможно.
Саксу эта мысль понравилась. Он раздал всем весла.
- Теперь гребите, сукины дети, - скомандовал он. - Гребите изо всех сил...
После нескольких часов угроз тьма, наконец, пришла.
Она родилась в холодных недрах моря и в черных, безмолвных утробах брошенных кораблей. Хлынула наружу паутиной теней, заполняя все на своем пути и сливаясь в черную как смоль пелену. Накрывала собой корабельное кладбище, поглощая даже сам туман. Единственным намеком на свет была та грязная, красноватая дымка от большей из лун.
- Интересно, как долго это продлится? - Спросил Кушинг Джорджа.
Они стояли на входном трапе с одной из найденных ламп, пока Маркс и Гослинг проверяли ящики, то и дело, объявляя о находках. Пока они сумели обнаружить одеяла, инструменты, три ящика с ботинками и два с камуфлированными палатками. А еще примерно две дюжины коробок с сухпайком - "хавкой" или "бичпакетами" на военном жаргоне. На замену старым консервам. Так что у них появился новый источник пищи, которого могло хватить на долгие месяцы.
Гослинг орудовал гвоздодером, а у Маркса был кровельный молоток. Оба инструмента были, видимо, в свое время заботливо оставлены старшим по погрузке.
- Глядите-ка! - воскликнул Маркс. - Тут и пластит уже расфасованный есть. Вставляешь запал, бросаешь, и "бум"! Придется очень кстати. Понимаете, о чем я?
Все его прекрасно понимали.
Джордж использовал подобные заряды, когда служил в инженерном батальоне. В основном на стройплощадках. Даже небольшим количеством С-4 можно было нанести приличный урон. При желании.
Чесбро и Поллард сидели на приставных сидениях перед "Хаммерами". Чесбро молился, а Поллард просто пялился в пространство перед собой.
- Кто знает, на какой орбите вращается эта планета, - продолжал Кушинг. - Ночь может длиться пару часов или несколько недель. Кто знает?
- Черт, - ругнулся Джордж.
Они были и без того вымотаны туманом, но находиться в кромешной тьме так долго... Джордж уже сомневался, что они останутся в здравом уме к тому моменту, когда снова станет светло.
Он пытался дистанцироваться от всего этого. Продолжал думать о Лизе и Джейкобе, и о том, как много они значат для него. Даже когда-то пугающие вещи казались теперь обнадеживающими. Счета за визиты Джейкоба к дантисту. И Лизы к мануальному терапевту. Алименты двум бывшим женам. Ипотека. Боже, как приятно было вспоминать обо всем этом. От этого веяло таким уютом и безопасностью. Забавно, что мысли о неминуемой смерти и безумии могут сделать с человеком.
Могут изменить ваш взгляд на все.
- Черт, мы будем жить как короли, - сказал Маркс, довольный находками. - Смотрите... сигнальные факелы! Разве не здорово?
Гослинг сказал, - Мы же утопим лодки, если затащим на них все это барахло.
- Возьмем только необходимое. Вернемся, если потребуется.
- Ага, - сказал Гослинг. - Если сможем найти снова этот чертов самолет.
- О, но я в тебя верю, Первый. Даже здесь, у Дьявола в заднице, я очень в тебя верю.
Гослинг рассмеялся, и Маркс рассказал сальный анекдот про трех монахинь и прокаженного, у которого все время отваливался член.
Джордж всмотрелся в туман. Тот клубился у входного трапа, густой и похожий на кружева, сотканный из дыма и пара. Свет от лампы проникал в него футов на десять, после чего испускал дух.
- Что тебя поддерживает? - спросил Джордж Кушинга. - Имею в виду, как тебе удается оставаться в здравом уме? Взять, например, меня. Там, в реальном мире у меня остались жена и ребенок. Я знаю, что должен вернуться к ним, любым способом. Всякий раз, когда чувствую, что больше не могу, что мой мозг разрушается... я думаю о них. Думаю, каково будет увидеть их снова. Это дает точку опоры. А что насчет тебя? Ты же не женат, верно?
Кушинг покачал головой.
- Я сказал себе, что не женюсь, пока мне не исполнится сорок. А когда исполнилось, я решил, что пятьдесят тоже звучит неплохо.
- Пятьдесят не за горами, - Маркс стоял за ними, держа молоток на мускулистом плече. - Боже, я женился шесть гребаных раз. Шесть. Эти членососки коллекционируют мужские яйца. Так что не торопись, Кушинг. Если не хочешь, чтобы твои яйца залакировали и положили в стеклянный ящик с наклейкой "НЕ ТРОГАТЬ". Если женишься, твоя благоверная позволит тебе на них смотреть, только когда будет смахивать с них пыль. По своему опыту знаю. Моя последняя жена, Люсинда... Господи Иисусе, ты должен был это видеть. Яйца оттяпать она была мастачка. Даже когда развелись, вернула мне только одно. Думаю, другое она слопала. Она была особенная, эта Люсинда. Неделя с ней была хуже, чем десять лет тюрьмы. Пасть размером с канализационный люк. Да, она была какая-то яйцерезка, точно. Такая может запросто превратить любого мужика в членососа. От одного ее вида у меня хрен падал и руки опускались.
- Тогда какого черта ты на ней женился? - спросил Гослинг.
Маркс подмигнул ему.
- Потому что я ее любил, Первый. Очень любил.
Разговор перешел на других жен Маркса. По его словам это были рычащие, зубастые твари, вырвавшиеся из вольера хищников в зоопарке. Маркс рассказал, что его вторая жена была такой гадкой злюкой, что спать ему приходилось в доспехах, а чай садился пить с кнутом и стулом в руках, как дрессировщик.
- Хочешь знать, как я справляюсь? - спросил Кушинг, когда Маркс описывал змеиную яму своего третьего брака. - Что поддерживает меня в здравом уме? Любопытство.
- Любопытство?
Кушинг кивнул.
- Только оно и ничего больше. Дома меня особо никто не ждет, разве что моя сестрица-золотоискательница, которая вышла замуж за Франклина Фиска. Который и вовлек нас во все это дерьмо. Но у меня есть любопытство, понимаешь? К естественной истории, биологии. Ко всему живому. Я люблю фольклор, всеобщую историю, философию и литературу. Всю эту чушь для "умников". А это место? Черт, оно ужасно, но я видел вещи, которые мало кто видел. И кто выжил, чтобы рассказать о них. Все эти корабли вокруг... знаешь, что это такое? Загадки. Вещи, о которых люди пишут книги, снимают художественные и документальные фильмы. Вещи, которые люди не могут объяснить. Все эти исчезнувшие корабли и самолеты. Но у нас есть ответы на эти загадки. Мы знаем, что случилось. Думаю, это подарок нам, разве нет?
Джордж вовсе так не думал, тем не менее, кивнул.
- По крайней мере, умрем мы умными.
Он слушал Маркса, который превозносил достоинства своей четвертой жены. Она, видимо, была каннибалом, точила зубы напильником, а в дырке у себя носила бритвенные лезвия.
Кушинг склонил голову на бок.
- Вы это слышали?
Джорджу показалось, что он тоже услышал. Хотя он не был уверен. Но потом звук повторился - осторожный и скользящий. Он то появлялся, то исчезал.
- Что это? - спросил Гослинг.
Но ему никто не ответил, Маркс тоже замолчал. Ночь напирала, туманная, влажная и комковатая. В грузовом отсеке все звуки отдавались эхом. Было слышно, как капает вода и бормочет свои молитвы Чесбро. Потом... потом что-то еще. Снова этот скользящий звук. Словно кто-то тащил веревки по внешней оболочке грузового отсека. Но Джордж думал не про веревки. Он не был уверен в том, о чем думает. Только для него этот звук не был безобидным, он предвещал угрозу и опасность.
Теперь к ним присоединился Маркс.
- Что за черт? - спросил он.
А затем у самого края грузового трапа море внезапно озарилось зловещим, призрачным свечением, распространившимся на сотни футов. Осветившим туман и водоросли. Какое-то жуткое излучение исходило из-под воды и самих водорослей.
А потом оно исчезло, и снова нахлынула тьма.
- Отойдите от двери, - сказал Гослинг.
Они снова услышали тот осторожный шорох, нечто множественное терлось о внешнюю оболочку грузового отсека.
Джордж и Кушинг попятились назад, но Маркс остался стоять на месте.
Гослинг уронил свой гвоздодер, обошел "Хаммер" и сел за руль. Тот был обращен передом к выходу, и Гослинг включил фары. Два луча света прорезали тьму и туман. Но там ничего не было, вообще ничего. Лишь клубящийся туман и поблескивающие заросли водорослей.
Тут раздался всплеск, будто что-то тяжелое упало в море, а потом скрип, словно пальцем провели по стеклу.
Но что именно издало эти звуки, никто не мог сказать.
Все вглядывались в туман, освещенный фарами "Хаммера". Густой, клубящийся и сырой. Снова послышался шорох, и из мглы выскользнуло щупальце. Оно появилось со скоблящим, суетливым звуком, словно толстая, слепая гусеница, ищущая сочный лист. Оно ползло по входному трапу, проявляя явное любопытство. Покрытое слизью, извивающееся существо, толщиной с карандаш на конце и с человеческую талию там, где оно исчезало в заросших водорослями безднах. Ярко-красного цвета с грубой плотью, омерзительно раздутое, крепкое, мощное и мускулистое.
Оно распространяло вокруг резкий, тошнотворный запах аммиака.
- Господи Иисусе, - простонал Гослинг.
Теперь и Маркс сделал шаг назад.
Щупальце пока не пробралось в грузовой отсек. Оно исследовало трап, как любопытный червь, словно знало, что там есть что-то привлекательное... или кто-то.
Джордж вдруг подумал, что оно знает про них.
Оно свернулось кольцом на трапе, толстое и раздутое. Пупырышчатая красная плоть напоминала мясо вареных омаров, а снизу виднелись тройные ряды желтовато-серых морщинистых присосок, из которых то и дело появлялись бурые хитиновые крючки, похожие на кошачьи когти. Это они издавали тот царапающий звук.
- Кальмар, - произнес Маркс. - Огромный сраный кальмар. Я однажды видел одного такого на Канарах, он...
Но он не договорил, потому что щупальце вздрогнуло и замерло, будто услышало его, повернулось к ним своими присосками и крючками и исчезло в тумане. Можно было почувствовать распространившееся среди людей облегчение. Но оно было мимолетным. Крайне мимолетным.