С другой стороны царапалась, билась и скреблась своими остроконечными ногами тварь.
Они бросились бежать.
Добравшись до подвесного трапа, спустились по одному, пока Кук стоял на страже с пистолетом. Когда подошла его очередь, он посмотрел напоследок и увидел шквал конечностей, вырвавшийся из зева вентиляционной шахты. Он не стал дожидаться, когда появится их хозяин.
Когда он спустился в спасательную шлюпку, Сакс не стал утруждать себя развязыванием нейлоновой веревки, и просто перепилил ее своим ножом, уперся ногой в борт корабля и изо всех сил оттолкнулся. Шлюпка отплыла в водоросли. К тому времени весла были в руках, и все принялись бешено грести, толкая лодку к каналу в скоплениях водорослей.
- Гребите! - кричал Сакс. - Ради бога, гребите!
А затем лодка прорвалась сквозь водоросли и оказалась в канале, на безопасном от твари расстоянии. Но они оглянулись, Оглянулись лишь раз, отплыв от корабля. И она ждала их там, на верху подвесного трапа. Ее лицо было белым пятном, как размытая фотография. Но глаза ее были видны отчетливо - желтые умирающие звезды, тонущие в черной безбожной галактике. Те глаза были полны ненависти. И ярости. Но еще больше в них было голода.
Кук увидел ее, как и все остальные.
Но на самом деле его взгляд был прикован к ее рукам, вцепившимся в перила. Только это были не руки. А бесцветные колючие когти.
А затем туман поглотил ее.
Поглотил "Циклоп", похоронив под своим саваном.
- Что... Господи Иисусе... что это было? - спросил Менхаус.
Но Кук промолчал. Он никогда бы им не сказал.
- Гребите, - сказал он. - Просто гребите, не останавливаясь.
Туман становился все гуще, а силы людей были на исходе.
От бесконечной гребли они уже не чувствовали рук. Но то была приятная усталость. Физическое истощение, которое они не испытывали уже много дней, сейчас было для них в самый раз. Они слишком долго были вымотаны морально, и их телам было приятно наверстывать упущенное.
|
|
Они все дальше углублялись в водоросли, и пока еще им не встретилось ни одной, достойной внимания вещи, кроме какого-то мусора. Обломки дерева и то, что когда-то могло быть обшивкой сидения. Возможно, эти вещи были с "Мары Кордэй". Возможно, с другого корабля.
И туман никуда не исчезал.
Он был густой, как хлопковый пух.
Непрозрачный, раскрывающийся и цветущий, он вздымался грязно-желтой пеленой и сверкающей белой парусиной, сочился как болотный газ. Кипел, пульсировал и варился в торфяной дымке. Лоскутное одеяло из грязной мешковины и заплесневелых полотнищ, не имеющее границ. Можно было просто сидеть, как Джордж, и смотреть. Смотреть, как туман шевелится, дышит и вьется. Полный каких-то воронок, завихрений и тайного мрака. Чего-то ферментированного и дистиллированного, питающегося собственным разъеденным, дымящимся костным мозгом. Вдыхать канализационный смрад затопленных стоячей водой полей и забитых гниющими листьями водохранилищ.
Мерзкое зрелище, туманная пустыня, которая могла поглощать вас заживо, крутить, и постепенно душить своей дымящейся тканью.
И когда туман сгустился, вокруг стало темнее. Так они поняли, что наступает ночь, или то, что считалось здесь ночью. Какое-то время еще было светло. Туман и море были залиты тем грязным освещением, которое напоминало не солнечный день, а скорее, дождливый, серый вечер. Но даже оно уже исчезало. В тумане зарождалась тьма, ползучий мрак. И свет мерк.
|
|
Но сколько это продлится?
Вот вопрос. Сколько здесь длится ночь, и сколько день? Должен же быть в этом какой-то ритм, какая-то структура. Как сказал Гослинг, единственный способ, которым он точно вычислял, сколько они здесь находятся, это его система распределения пищи и воды. И согласно тому, что они уже израсходовали, в тумане они находились уже четыре дня.
Четыре дня.
Господи.
Джордж помнил, что в первый день было темно, и единственный свет исходил от самого тумана. Наверное, тогда была ночь. Хотя не такая темная, как ночь дома. То есть, первый день был здесь ночью, после чего три дня было светло. Значит, темно будет тоже несколько дней?
Такая идея Джорджу не понравилась.
Я застрял в каком-то гребаном фильме Роджера Кормана, - подумал он. - Или, может, в "Ящике Скиннера". Крысы бегают в лабиринте, где достаточно пищи и воды, чтобы не умереть с голоду, а висящий перед ними кусочек сыра не дает их мозгу превратился в кашу. И этим кусочком сыра, конечно же, была надежда, что они найдут сушу или другой, застрявший здесь корабль. Приветствовалось и то и другое. Просто, чтобы ступить на что-то твердое, и достаточно большое, по чему можно было бы ходить, не думая, что ты застрял в этом Мертвом море.
Когда накатывает отчаяние, человеку не так много требуется для счастья.
Но никто еще окончательно не спятил, - сказал себе Джордж. Не настолько, чтобы вскрыть себе горло. Пока еще нет. Да, Поллард немного не в себе, но это же не то же самое, верно?
|
|
Да. Он знал, что это так. Но безумие наступало, он видел это в глазах у всех. Точно так же, как они видели это в глазах у него. Где-то там, впереди. Оно ждало их. Они не могли плыть в этом мраке вечно. Потому что тогда недостаток пищи и воды будет наименьшим из проблем. Человеческий разум не сможет выдержать долго, а тот туман медленно, но верно душил их.
Джордж смотрел на море, покрытое мембраной из гниющей органики. Со всех сторон возвышались огромные, плывучие острова из водорослей. Да, в конце концов, они погибнут морально. А может, и физически. Лишь богу известно, какие яды вдыхают они с каждой минутой.
Джордж сидел и чувствовал, как на него наваливается сон.
Он посмотрел на тыльную сторону своей ладони, заметив, что на нее падает свет. Тусклый, грязный свет. И он исходил не от тумана. Джордж не знал, сколько уже он видит его.
Он поднял голову и увидел, откуда проникает свет.
Все тоже это увидели. Все озадаченно уставились на то, что было над ними, над туманом.
- Будь я проклят, - произнес Маркс.
Ибо над туманом, затянутая дымкой и размытая, но все же хорошо видимая, появилась луна. На самом деле, появилось две луны. Первая, казалось, была прямо над ними. Она была гораздо крупнее той, которую они видели дома. Размером с обеденную тарелку и цвета свежей крови. Другая, позади них, была маленькой, грязно-желтого цвета, как старый пенни, вытащенный из трещины в тротуаре.
- Черт, - лишь сказал Кушинг.
Они с Чесбро уставились на эти луны, словно зачарованные. Как дикари, разглядывающие лик... или лики... их божества. Поллард в страхе отвернулся.
Джордж ошарашено таращился, на мгновение подумав, что это вовсе не луны, а глаза какого-то гигантского туманного лица. Но это были луны. Чуждые и какие-то жуткие, но все же луны. Спутники, застрявшие на орбите этой неведомой планеты.
- Что ж, теперь все ясно, - сказал Маркс. - Мы вовсе не в гребаном Мексиканском заливе.
Эти слова вызвали у Джорджа смех.
И самое плохое, что он не мог сдержать этот смех.
КЛАДБИЩЕ ДЬЯВОЛА
Они плыли сквозь водоросли несколько часов. Хотя, возможно, прошло уже несколько дней, недель, а то и лет. Время в этом месте было сжатым, расплющенным и вытянутым... Каким-то искусственным и изменчивым. То текло мучительно медленно, то бежало головокружительно быстро. А может... Может, время здесь и не двигалось вовсе. Может, оно застыло. Умерло, как и все остальное.
- Наверное, нам все это мерещится, - произнес Джордж.
Они снова стали грести, пробираясь через вязкое море, через густой, зловещий туман, представлявший собой клубящуюся массу токсичных испарений. Он простирался над плотом и шлюпкой извивающимися щупальцами, словно пытаясь задушить, заползти в горло и свить там гнездо.
- Что такое, Джордж? - спросил Гослинг, работающий веслами у него за спиной.
- Ничего, - ответил он. - Просто мысли вслух.
Джорджу нравилось ощущать в руке весло. Нравилась его увесистая твердость - все равно, что продолжение собственной руки. С ним приятно было противостоять Мертвому морю, бороться и, возможно, взять верх через волю, упорство и трудолюбие. И когда твои усталые мышцы ноют, пульсируют, как туго натянутые канаты, это сжигает силы, что тоже хорошо. Потому что тогда у твоего разума не останется энергии на подкормку, на выдумывание фантазий и кошмаров, от которых стынет кровь.
Вот что Джорджу нравилось в гребле.
Вот почему ему нравилось ощущение весла в руке. А лучше б их у него было два.
Потому что в последнее время его разум работал на чуть завышенных оборотах, и старый дерьмовый механизм, называемый воображением, сочинял байки не хуже других. То, о чем Джорджу не стоило думать. Если б он размышлял слишком долго, эти мысли превратились бы в манию. А там и до полномасштабного психоза рукой подать.
Нет времени на это. Не здесь. Нельзя расслабляться, - сказал себе Джордж. Не ради себя, ради остальных. Они нуждаются во мне, и я не могу их подвести. Не в этом ужасном месте.
Но что это за место? - задался вопросом Джордж. Что с ним такое? Задумывался ли ты когда-нибудь всерьез, где ты находишься? Не в том плане, чуждый ли это мир или какое-то тупиковое измерение между двумя вселенными. Ничего подобного. Потому что ты, Джордж, знаешь, что это бессмысленный вопрос. Неважно, где находится это место. Просто черный коридор космического безумия с Землей с одной стороны, и с чем-то неведомым и невообразимым с другой. Вот. Вот именно. Но задумывался ли ты когда-нибудь, что это за место, и кто за ним может стоять?
Честно говоря, Джордж не задавался таким вопросом.
Не задавался, и не хотел задаваться. Конечно, в голову ему приходила мысль о Туманном Дьяволе, некой местной Немезиде. Но никогда, ни на секунду, он не допускал мысли, что этот Туманный Дьявол может здесь заправлять. Ибо считалось, что на Земле есть свой Дьявол, но не он был главным. Считалось, что это Творец принес в мир свет и вдохнул в него жизнь. Дьявол же лишь портил этот мир при каждом удобном случае. А Джордж применил свое прежнее мышление к этому новому, жуткому месту. Здесь был не Ад, а всего лишь задворки Божьего мира, где в эволюционном бульоне копошились разные страшилища. Вот что это было такое. Пространственная клоака, достойная пера писателей-фантастов. Возможность существования которой допускалась даже некоторыми учеными. Вот и все. Ничего больше. И этот чисто образный, гипотетический Туманный Дьявол являлся всего лишь еще одним из ее естественных или противоестественных обитателей.
Но что, если он заблуждается?
Не насчет Туманного Дьявола или всего, что с ним связано, а насчет самой природы этого места? Что если все это - игровая площадка какого-то тайного, безумного разума? Чего-то, что наблюдает и изучает, но не показывается. Как телезритель, следящий за игрой актеров на экране. Что если все это - некое великое развлечение для чуждой, всемогущей сущности, стоящей настолько высоко над человеком, что она справедливо могла бы называться богом. Несмотря на безумие этих мыслей, Джордж не прогнал их от себя. Но если в них была хотя бы доля правды, все эти образы, возможно, проецировались ему в мозг кем-то способным на это. Джорджу вспомнился один из эпизодов старого сериала "За гранью возможного", где экипаж сбитого бомбардировщика очутился в каком-то странном море... которое впоследствии оказалось каплей воды под гигантским инопланетным микроскопом.
- Джордж, - произнес Гослинг. - Ты почему перестал грести?
- Да всякое дерьмо лезет в голову, - ответил он.
На что Гослинг просто сказал:
- Завязывай, ради бога. Хватай весло и налегай.
Против такой логики не попрешь.
Джордж снова принялся грести.
- Господи, - воскликнул Гослинг, - только взгляните на этот чертов туман.
Стоявший в шлюпке Маркс походил в густой мгле на привидение.
- Срань господня, - проворчал он. - Не видно ни хрена.
Туман подступил, причем подступил вплотную. Раньше он лишь намекал на свое приближение, а теперь подошел так близко, как тогда, на "Маре Кордэй", когда он впервые заключил их в свои жадные, жуткие объятья. И это не случайно. Туман опустился на них восковым саваном и мягким ковром, гигантским клубящимся руном, затянул в свои вязкие шерстяные бездны, влажные и пахнущие гнилью, как гробовые доски. Он бурлил, словно пар, поднимающийся грязной, сальной мантией над черным кипящим котлом. Он нес с собой соленый, серый смрад, буквально налетал на плот и шлюпку, словно метель, словно песчаная буря... ослепляющий, плотный и жаждущий.
Джордж видел, как подступил туман.
Видел, как тот накатил через водоросли и илистую воду бушующей эктоплазмой. Почувствовал, как тот нашел его и накрыл собой. Нашел и накрыл их всех, похоронил в своих зловонных, свинцовых глубинах. Через несколько секунд Джордж едва мог разглядеть людей в спасательной шлюпке, сидящих слева от него. Они были обернуты этим веществом, словно покрыты глазурью. Лишь размытые контуры с веслами, порой полностью исчезающие в той голодной мгле.
- Может, нам лечь в дрейф? - спросил Маркс.
Гослинг задумался.
- А смысл? Просто мы сейчас находимся в скоплении этого дерьма, поэтому можем попытаться выгрести.
Решение всем понравилось. Идея переждать в таком густом тумане казалась всем неприятной и тревожной.
- Этих водорослей становится все больше, - сказал Гослинг, соскребая с весла блестящий зеленый комок.
Так оно и было. Возможно, в сгустившемся тумане они потеряли канал. А может, канал просто исчез из-за обилия этих самых водорослей. Они плавали огромными зелеными массами, влажные, зловонные, сочащиеся паром. Казалось, по ним можно было ходить пешком.
- А ну, поднажали, - скомандовал Гослинг.
Все налегли на весла. Нос шлюпки легко рассекал водоросли, а плот, казалось, скользил по ним, как по маслу. Но было слышно, как густые заросли скребут по дну, словно чьи-то когтистые пальцы. Местами водоросли были такими густыми, что царапали даже борта.
Когда стало темнеть, появились те жуткие луны... а что теперь? Нет, день, похоже, снова вернулся. Туман и все остальное было освещено мерцающим, грязным светом. Может, это светился сам туман. Может, здесь не было настоящих дня или ночи.
- Что, черт возьми, это было? - спросил Кушинг.
Что-то со стуком прошло под шлюпкой, вдоль всей ее длины. Маркс сказал, что что бы это ни было, оно не пыталось сожрать их, поэтому нужно продолжать грести. Мужчины налегли на весла. Как показалось Джорджу, несмотря на водоросли, шли они с довольной большой скоростью. Время от времен в дно плота и шлюпки ударялось что-то невидимое. Но явно что-то крупное.
- Стойте, - внезапно сказал Маркс. - Смотрите, что тут у нас.
У самого носа шлюпки плавало нечто вроде старой доски, разбухшей от воды и подернутой плесенью. В водорослях были и другие куски дерева. У правого борта плота Джордж увидел что-то длинное, зеленое и довольно толстое.
Гослинг ткнул предмет веслом.
- Это... это ствол, ствол поваленного дерева. По-моему, похоже на пальму.
- Возможно, мы недалеко от суши, - сказал Чесбро.
- Возможно.
Ствол не принадлежал ни одному известному Джорджу дереву. Ярко-зеленого цвета и чешуйчатый. Было в нем что-то очень древнее. Он напоминал огородный сорняк, разросшийся до фантастических размеров.
- Похоже на какой-то первобытный саговник (древняя группа семенных растений, шире всего представленная в мезозое - прим. пер.) - сказал Кушинг. - На доисторическую пальму.
- Да и хрен с ним, - сказал Маркс. - Главное, чтобы здесь не появились доисторические звери.
Они продолжали грести, окутанные туманом. Таким же густым, как всегда. Продолжали на что-то натыкаться, и почти всегда туман не давал разглядеть, на что именно. Но время от времени им попадались новые стволы и доски. Один раз, нечто похожее на куст, вырванный из Восточного сада. Чесбро сказал, что видел что-то похожее на пенопластовый кулер, но тот исчез, прежде чем другие успели его заметить. И, тем не менее, у каждого появилась надежда. Потому что все знали, что они приближаются к чему-то.
- Только не разочаруйтесь, когда увидите, - неоднократно повторял Поллард.
Они пробирались сквозь заросли, казалось, несколько часов, после чего их ждало своего рода открытие. На этот раз они наткнулись на нечто неподвижное. От толчка все едва не попадали со своих мест.
- Что, черт возьми, на этот раз? - спросил Гослинг.
Мужчины направились к носу шлюпки, приготовившись к худшему. Но то, что они увидели, казалось, не представляло никакой опасности. Джорджу оно напомнило крышу дома. Из спутанных водорослей выступала верхушка, инкрустированная морскими отложениями.
- Да это же корпус, - воскликнул Маркс. - Корабельный корпус, черт возьми! Похоже на перевернутое вверх дном судно.
Видимый фрагмент достигал в высоту футов пятнадцать-двадцать. Остальное скрывалось под водой и водорослями. У Джорджа появилось в животе неприятное ощущение, словно от этой штуковины исходили какие-то тревожные флюиды. Но он не удивился этому, ибо, что бы ни случилось с этим кораблем, это, наверняка, была какая-то мрачная, депрессивная история с человеческими жертвами.
Они обошли корабль, углубляясь еще дальше в мрачные заросли водорослей. И останавливаясь лишь время от времени, чтобы очистить весла. Однако все уже были готовы ко всему. Сигналы были повсюду - доски и бревна, корпуса затонувших кораблей. И это вселяло оптимизм. Все чуяли это нутром. Они находились уже очень близко к чему-то.
Пусть это будет что-то хорошее, - с надеждой думал Джордж. Видит бог, нам нужно что-то хорошее.
Эти мысли едва не покинули его, когда они миновали гигантскую, аморфную фигуру. Нечто смутное, что растворилось в тумане прежде, чем они успели как следует разглядеть его. Но они знали. Все знали.
- Корабль, - сказал Гослинг. - Думаю, это корабль...
При этих словах все перестали грести и остались сидеть неподвижно. Корабль появился слева по борту, но через мгновение исчез. Вопрос был в том, нужно ли перестать грести и попытаться найти его.
О чем-то таком думал Гослинг, когда случилось нечто, вырвавшее его из задумчивости. Вырвало их всех из задумчивости и заставило замереть - туман стал подниматься.
Он начал редеть. Стал прозрачным, как мокрая ткань. Начал распутываться и раскручиваться, размахивая изъеденными молью лохмотьями, газовыми обертками и туманными саванами. Рассыпаясь и разрываясь, словно мокрые покрывала и древние плащаницы. Да, туман раздевался, как стриптизерша, сбрасывая одежды и обнажая голые кости. И это было вполне уместное сравнение... ибо повсюду виднелись голые кости.
- Кладбище кораблей, - произнес Кушинг, опередив остальных. - Господи, это же кладбище кораблей.
И тут они увидели. Все увидели.
Туман по-прежнему присутствовал, но напоминал уже скорее легкую дымку. Водоросли простирались во всех направлениях - сочащийся влагой толстый ковер из зеленых побегов, вьющихся листьев, стеблей, воздушных пузырьков и гниющего ползучего плюща. Он был желто-зеленого цвета с розовыми вкраплениями цветущих бутонов. И словно надгробные плиты, из этой вязкой, буйной растительности торчали... обломки. Кили и днища, носы и фальшборты, бушприты и переплетение вышек, обросших морскими организмами и скользкими раздутыми лианами, утягивающими их глубже в сами водоросли. Разбитые скифы и выпотрошенные плоскодонки, ребристые остовы шхун, завалившиеся набок. Это была какая-то бескрайняя морская свалка мертвых судов, обглоданных, лишенных своих мачт. Разрушающиеся скелеты, покрытые ракушками, морскими желудями и растительностью. Они многими десятками торчали из зеленого ложа водорослей.
От такого количества буквально захватывало дух.
Но здесь находились не только затонувшие и расчлененные корабли, но и почти нетронутые суда, одни стремящиеся ввысь, другие погрузившиеся в ползучие зеленые заросли. Это было легендарное морское кладбище, сотни кораблей, застрявших в полях густых водорослей. Сухогрузы и танкеры, рыболовные, трамповые, китобойные суда и яхты. Некоторые были здесь недавно, но некоторые... с незапамятных времен. Парусники и пакетботы, клиперы и бригантины 18-го века. Джордж увидел истлевший, заросший водорослями реликт, наполовину погребенный в зарослях и черной грязной воде. Изъеденный червями, побитый трещинами каркас испанского галеона.
Многие из судов были без мачт, с огромными пробоинами в корпусах, как от торпед. Застряв в водорослях, они не сумели затонуть полностью, и теперь медленно разрушались. Их экипажи давно погибли, а от надстроек не осталось ничего кроме провисших балок и кренящихся стоек. Некоторые из старых парусников выглядели вполне пригодными для плавания, но большинство были сильно накренены на левый или правый борт. Истлевшие мертвецы, ищущие могилу.
Там были суда, захватившие внимание и воображение находившихся на плоту и в шлюпке людей. Не современные железные корабли, а шелушащиеся мумии из минувших столетий - бриги и шхуны, четырехмачтовые барки и суда с прямым парусным вооружением. Их паруса давно превратились в выцветшие лохмотья. Однако можно было представить, как гордо они шли по волнам, скрипя и хлопая вантами. Но то было давным-давно. Ибо сейчас водоросли заявили на них права, держали их в своем зеленом кулаке, словно кладбищенская грязь, и не отпускали. Не давали обрести заслуженное забвение. Нет, водоросли захватили их, опутали корпуса, поглотив некоторые целиком, так что под блестящими переплетенными зарослями были видны лишь их общие очертания. Они проросли сквозь открытые иллюминаторы, свисали с поручней, фалов и палубных рубок.
Но здесь были не только водоросли, ибо здесь, в этом дымящемся, стоячем болоте, по стеньгам и бизаням, по кливерам и брамселям густо разросся грибок. Он родился в теплице разлагающихся водорослей и расползся по мачтам мерзкими кружевами и сетями, волокнами и сочащимися влагой лианами, гирляндами паутины и комьями испанского мха.
Да, водоросли и серый ползучий грибок были так густы, что сложно было сказать, где заканчивались эти заросли и начинался корабль. Ибо большинство этих судов выглядело не как нечто, созданное человеком, а как порождение этой чуждой, желто-зеленой природы. Как пародия на дело рук людских.
- Боже мой, - воскликнул Джордж, чувствуя возбуждение и уныние, которые никак не мог стряхнуть. - Сколько... сколько это уже продолжается?
Маркс просто смотрел.
- А сколько уже люди ходят в море, сынок?
Конечно, там были и более новые суда. Изящные паромы и фрегаты с ледорезами и радиомаяками, спутниковыми тарелками и антеннами. Едва ли существовали типы судов, которые не были представлены здесь фрагментарно или целиком.
- Видели подобное когда-нибудь? - спросил Гослинг. - Когда-нибудь в своей жизни?
Кушинг покачал головой.
- Нет... но я ожидал увидеть нечто подобное. А вы разве нет? Где-то в глубине души не ожидали?
Кушинг рассказал им, что это и есть истинное Саргассово море, настоящее корабельное кладбище. Великая свалка мировых океанов... только не где-то на Земле, как всегда думали матросы, а здесь, в этом зачумленном подвале. В этом влажном, зловонном, туманном море, к югу от ниоткуда.
- Так вот что они видели, - возбужденно произнес Гослинг. - Все те старые истории о Саргассовом море, кладбище кораблей, кладбище дьявола... Господи, как ты и говорил, Кушинг, это оно. Это не вымысел, это реальность.
- Да, это оно, - сказал Маркс. - Суда, должно быть, проходили здесь, матросы видели все это и по возвращении рассказывали истории... Наверное, думали, что все время находились в реальном Саргассовом море.
Джорджу все это не нравилось. Он ощущал себя исследователем, обнаружившим в Африке легендарное слоновье кладбище. Он видел то, чего не должен был видеть. Ни один человек не должен был это видеть, тем более рассказывать об этом другим. Он знал, что некоторые вещи лучше оставить для легенд и сказок.
Течение здесь было слишком слабым, чтобы сдвинуть с места те большие суда, но его вполне хватало, чтобы толкать шлюпку и плот дальше в мрачные, туманные топи.
- Почему старые парусники застряли, я могу понять - сказал Маркс. - Штиль, потеря хода... но сухогрузы и пароходы? Нет, они легко могли здесь пройти.
- Может, эти водоросли гуще, чем кажется, - предположил Кушинг. Он окунул весло в вязкую, плавучую массу, и не сумел определить ее глубину. - Они могут уходить вниз на милю.
Гослинг кивнул.
- Согласен. Но даже с большими дизелями и паровыми турбинами можно рано или поздно остаться без топлива, верно? И что потом?
- Потом ляжешь в дрейф, - сказал Маркс.
- И тебя снова принесет сюда.
Все подумали о безысходности своего положения, о сотнях кораблей, застрявших здесь, словно ископаемые в чьей-то мрачной коллекции. Потом посмотрели друг на друга. Все походили в тумане на жутких призраков, подсвеченных неведомым источником света. Снова появились те две луны. Большая красная отбрасывала кровавые блики на мачты и реи, на трубы и грузовые стрелы.
Поллард не произнес ни слова. Казалось, его ничего особо не удивляло. Чесбро, напротив, выглядел крайне напуганным.
- Мне не нравится это место, - сказал он. - Оно похоже... на кладбище.
Так оно и было.
Кладбище морей. Только в этом нечестивом месте кладбище было беспокойным и тревожным. Мерзкий некрополь мертвых, утонувших вещей, склизких, опутанных водорослями и грибком. Оно исторгло назад то, что не смогло удержать в своем черном кладбищенском чреве - заболоченные могилы и покрытые плесенью, изъеденные червями гробы, осыпающиеся, плавучие склепы и продолговатые ящики, драпированные гниющими водорослями и зеленым саваном тумана. Они возвышались из ядовитых водорослей, целиком или фрагментарно, покрытые болезненными тенями, клонящиеся в разные стороны, словно древние надгробия и опутанные паутиной монументы. Корабли здесь были мумиями, пустыми оболочками, безглазыми трупами, созданными из труб, костей и склепных балок. Сваренными из пожелтевших бедренных и серых локтевых костей, заплесневелых ребер и голых, лишенных мяса позвоночников. Это были инородные экзоскелеты и корабли-призраки, эксгумированные духи, восставшие из тлеющих бездонных могильников.
Да, только скелеты и существа, пожелавшие стать скелетами. Существа, искавшие черные глубины, промываемые водами склепы, вырезанные в илистом морском дне, глубоководные катакомбы из плывучего ила, вырытые морскими могильными червями.
Господи, - подумал Джордж, - это место напоминает какое-то гребаное святилище.
Но только не доброе. Не такое, которое вызывает светлые воспоминания и умиротворение, а которое пробуждает почти атавистический ужас. Это место было пропитано злобой и душевным расстройством. Все они были здесь так одиноки. Так далеки от доброты, тепла и заботы. Все те корабли, темные, пустые, царапаемые тайным мраком, который пожирал их кость за костью.
Джордж видел эти суда, а также чувствовал их. Глотал огромную черную тишину и сумрачные отголоски. Чувствовал, как память этих кораблей заполняет его, бросает его грезящий мозг в какую-то яму, где он слышал голоса. Да, голоса потерянных душ, погибших на борту тех судов, либо просто потерявших рассудок. Все они были здесь, все те измученные голоса. Они кричали ему, являли ему темные истины, от которых ему самому хотелось кричать. Он находился на дне сырого, пахнущего морской водой колодца. Чувствовал, как они трогают его, шепчут, смеются и плачут. Несмотря на свою множественность, это была одна губительная сущность. Чудовище, обезумевшее от скорби, с тысячей рук и пятью тысячами стальных пальцев. Джордж слушал, потому что у него не было выбора. Джордж "считывал" их, так же, как Кук "считал" последние ощущения лейтенанта Форбса на борту "Циклопа". Познавал их мысли и воспоминания, их боль, скорбь и ярость.
Он видел все те огромные корабли, все те трех- и четырехмачтовые суда, скользящие под покровом лунного света, рассекая волны. Пронзительно скрипели снасти. С парусов и канатов лилась дождевая вода. Высоко вздымались мачты и реи. Хлопали на ветру паруса. Руки поднимали и опускали канаты и ванты. А море было неизменным. Бушующим, с накатывающими суровыми волнами. Острые носы кораблей рассекали его, и оно расступалось, словно пшеница под косой. Джордж чувствовал приближение того кладбищенского тумана. Заслоняющего звезды, удушливого, затягивающего судно за судном в свой мглистый туннель небытия.
Корабельные колокола звонят.
Кричат голоса.
О, пожалуйста, о, пожалуйста, вытащите нас отсюда! Господь всемогущий, вызволи нас из этого ужасного места. Пожалуйста, господи!
Пожалуйста!
Мы сбились с пути.
Попали в штиль.
Легли в дрейф.
Мы гибнем.
Теряем рассудок.
Туман объедает плоть с наших костей.
И корабли уносило все дальше, окутанные туманом, обреченные и отчаявшиеся. Один за другим они попадали в плен водорослей и тлена. Купались в склизкой воде этого не знающего приливов моря. Затягивались в шевелящиеся глубины и влажные могилы водорослей, где обитали твари с невидящими глазами, раздутыми щупальцами и слюнявыми ртами. И возможно, нечто гораздо худшее, которое могло выплыть из тех клубящихся миазмов. Нечто мерзкое и болезненное. Горящее, дымящееся, и искрящееся. Нечто, извергающее лед.