Благосостояние Джорджа обеспечивало Харольду и Луизе безбедное существование. Родители всех членов Beatles неожиданно разбогатели и смогли рано выйти на пенсию. Это было похоже на выигрыш в лотерею. С Мэкеттс–лэйн Харрисоны переехали в Эпплтон, в отдельное бунгало, стоявшее на участке площадью три акра, примыкавшем к полю для гольфа, там, где Мерсисайд граничит с Чеширом. На их адрес по–прежнему приходило множество писем, хотя по сравнению с ежедневным почтовым фургоном в 1964 году их количество сократилось до стабильных двух сотен в неделю. Мистер и миссис Харрисоны извлекали максимум из своей известности, добираясь даже до Уилтшира, принимая участие в различных празднествах, конкурсах красоты, а однажды они почтили своим присутствием свадьбу фэна Beatles. Большинство из тех, кто писал им, получали ответы в виде печатных информационных бюллетеней и подписанных фотографий, которые Луиза каждый месяц отбирала в ливерпульском отделении фэн–клуба. Некоторым корреспондентам она отвечала собственноручно, тратя на это немало времени. Свойственная ей душевная манера общения способствовала неожиданным визитам. Так, например, однажды к ним приехала целая американская семья, по настоянию дочери прервавшая отпуск в Париже и прилетевшая в Манчестер, а оттуда добравшаяся на такси в Эпплтон. Луиза и Харольд всегда радушно принимали фэнов. Если бы не фэны, разве жили бы они теперь припеваючи?
Когда–то родственники Beatles могли проскользнуть за кулисы после концерта, чтобы обменяться несколькими словами в толкотне гардеробной. Ребенок, которого вы знали всю жизнь, отныне оказывал влияние на умы миллионов людей. Теперь, во избежание нашествия журналистов, его группа исчезала из гардеробной через несколько секунд после завершения выступления. В те дни родственники не могли пройти на концерт Beatles или выйти после него без того, чтобы покрытые желтыми пятнами от никотина пальцы не записали все, что они говорили. На следующий день интервью появлялось в газетах, нравилось оно Beatles или не нравилось.
Когда британский тур 1965 года достиг «Liverpool Empire», длительное ожидание журналистов было в полной мере вознаграждено появлением родителей Джорджа в сопровождении Патти Бойд. Она оставалась в Эпплтоне до вторника — и Джордж тоже! Что это могло означать? Всем было известно, что они вместе проводили отпуск, и у некоторых редакторов так и чесались руки написать о том, что эта бесстыжая девица сомнительного поведения живет в его новом доме уже несколько месяцев.
Довольно безразличный к успеху, Джордж стремился к тому, чтобы — как он выразился позже — «попытаться остановить волны, успокоить их и создать маленький, тихий пруд». Вместо того чтобы присоединиться к Джону, Ринго и мистеру Эпштейну в их поместье Уэйбридж, он предпочел местечко под названием Кинфаунс, изысканную усадьбу в поросшем деревьями Клэрмонт Парк в Эшере, в нескольких милях от столицы. Окруженная высокими стенами, она была гораздо менее доступна для фэнов, нежели его квартира в Найтсбридже, но Джордж был первым из Beatles, кто установил ворота с электронным управлением. Мало того что фэны срывали розы, которые он выращивал вдоль внутренней аллеи, однажды ночью Джордж, проснувшись, обнаружил в своей спальне двух девчонок. Они уже похитили несколько предметов его одежды на сувениры и поэтому, вместо того чтобы попросить автограф, благоразумно ретировались, пока их кумир возился с выключателем. Охвативший его поначалу страх сменился яростью, когда он вернулся в постель после безуспешной погони. Пришедшая в себя после шока Патти указала на окно, оставленное открытым для персидского кота.
Мало что в усадьбе напоминало о профессии ее владельца, кроме гитар и музыкального автомата. Сосны, садовый пруд, бунгало с домашней прислугой — все это могло принадлежать молодому служащему маркетинговой фирмы, которого начальники любят до такой степени, что разрешают ему носить челку а–ля Beatles, которая не позволила бы менее способным людям продвигаться по службе.
До сих пор вклад Джорджа в творчество Beatles в качестве сочинителя был значительно меньше его вклада в качестве гитариста. Внушительный, еще до подписания контракта с «Parlophone», прогресс Леннона—Маккартни был образцом для подражания для Джаггера и Ричардса, Рэя Дэвиса и других британских бит–композиторов. Тем не менее теперь исполнители обхаживали Дэвиса, Джаггера и Ричардса, чтобы получить от них песни, которые те считали неподходящими для своих Kinks и Rolling Stones. После того как Yardbirds, Who и даже Unit 4 + 2 встали на ноги как авторы песен, менеджеры и продюсеры из звукозаписывающих компаний исследовали их демозаписи в поисках потенциальных хитов. Никто не мог сравниться по объему продаж с Билли Дж. Силлой и Peter And Gordon, записавшими кавер–версии хитов Beatles, но единственная давно забытая кавер–версия «Don't Bother Me» Джорджа в исполнении Грегори Филлипса не шла ни в какое сравнение с 150 кавер–версиями композиций Рэя Дэвиса.
Ни один из двух альбомов после «With The Beatles» не содержал вещей Харрисона. Он не испытывал особой потребности сочинять, и у него не было для этого экономического стимула. «Первое время я забывал заканчивать начатые вещи. Это как чистка зубов. Если вы никогда раньше не чистили зубы, требуется некоторое время, чтобы это вошло в привычку». Если он не проявлял интереса к сочинительству, это не имело большого значения, поскольку материала в творческом багаже Джона и Пола было более чем достаточно.
Теперь же он решил, что с этого момента одна–две песни с его ведущим вокалом на каждом альбоме должны принадлежать его авторству. Наряду с кинокамерой в багаже Джорджа постоянное место занял портативный магнитофон, на который он отныне будет записывать плоды своего вдохновения. В уединении гостиничного номера он ежедневно наигрывал и напевал различные фразы в течение часа. «Затем я воспроизводил запись и выбирал три–четыре фразы, которые можно было бы впоследствии использовать». Из этого могла получиться песня, но могла и не получиться. К 1966 году он начал работать дома, уже не на портативном магнитофоне, а на гораздо более сложном оборудовании, и «то, что на одном аппарате казалось пустой тратой времени, на другом иногда звучало более или менее сносно при использовании микширования и наложения».
Мелодии рождались легче, чем тексты. «Когда вещь готова, мне обычно что–то в ней нравится, а что–то нет. Я показываю ее Джону и Полу, чье мнение очень уважаю». Он откашливался, начинал перебирать струны на гитаре, делал глубокий вдох и запевал первую строчку. Когда песня заканчивалась, он смотрел на свои ноги, затем поднимал голову с вопросительным выражением на лице. Иногда он понимал, что ничего не выйдет, как только открывал рот. В других случаях он не мог понять безразличие двух своих главных слушателей. «Я всегда очень нервничал, играя свои песни Джону и Полу, и многие из них просто не решился показать им, в результате чего они так и остались на бумаге. Во всем виновата моя робость».
Леннон проявил максимальную доброжелательность, когда Джордж представил две песни–кандидата на включение в саундтрек к следующему фильму, «Help!». За неделю до начала сеансов записи в феврале 1965 года (и, между прочим, за день до свадьбы Ринго и Морин) Джон и Джордж почти всю ночь доводили до ума «I Need You» и окрашенную мотивами кантри–энд–вестерн «You Like Me Too Much». Джордж всегда будет испытывать юношеское благоговение перед Джоном. Он никогда не мечтал стать членом творческого союза Леннон—Маккартни, и ему бывало очень приятно, когда Джон оказывал ему поддержку и помощь. Сидя на ковре и издавая непонятные для посторонних звуки, они шлифовали «You Like Me Too Much», разбудив при этом юного Джулиана Леннона. «Было половина пятого утра, когда мы отправились спать, — вспоминал Джордж. — А в половине седьмого нам уже нужно было вставать. Что за фантастическое время!»
Однако, как бы Джордж ни ценил его помощь, Джон был отнюдь не в восторге от этих дополнительных обязанностей: «Он пришел ко мне, потому что не мог пойти к Полу… Мне тогда подумалось: «Черт возьми, приходится еще работать над материалом Джорджа. Мне вполне хватает работы с Полом»».
В ту пору Пол был единственным из Beatles, кто все еще жил в Лондоне, но вовсе не из–за географической удаленности Джордж «не мог пойти к Полу». Поскольку они с Полом тесно общались еще со школы, это могло вызвать у Джорджа синдром младшего брата, для которого средний брат представляет собой непреодолимое препятствие для общения с обожаемым старшим братом. После ухода из группы Стюарта никто больше не стоял между Полом и Джоном, и их альянс обладал таким мощным потенциалом, что Beatles вполне могли добиться такого же успеха с любым более или менее опытным барабанщиком и любым более или менее толковым вторым гитаристом. Во всяком случае, для Джона Джордж был «надоедливым пацаном, который постоянно болтался под нотами. Потребовались годы, прежде чем я начал воспринимать его как равного».
Для фэнов Джордж являлся таким же лицом группы, как и Джон, и теперь он мог не опасаться повторить судьбу Пита Беста. И хотя в определенном смысле он оставался в тени Джона и Пола, Beatles уже было невозможно представить без него и Ринго. В 1966 году Джорджа еще можно было заставить делать то, что ему делать не хотелось.
В студии Норман Смит был свидетелем того, как Леннон и особенно Маккартни обращались с остальными двумя, словно с инструментами для озвучения своих шедевров. «Джордж записывал два–три дубля, которые прекрасно звучали, но Полу они не нравились, и он начинал перечислять американские пластинки, говоря Джорджу, что тот должен играть, как в той или иной песне, что рифф в «Drive My Car» должен быть таким, как у Отиса Реддинга в такой–то вещи. Мы пробовали еще раз, после чего Пол сам брался за гитару. Он всегда приносил с собой леворучную гитару. Позже я узнал, что Джордж ненавидел его за это, но он никогда не проявлял своих чувств».
В «Another Girl» из «Help!» Пол переступил на кинопленке то, что со стороны воспринималось как демаркационная линия группы. Помимо ведущего вокала, он также исполнял партию соло–гитары, сосредоточенно вглядываясь в гриф, словно поражаясь своему умению. Джордж здесь практически остался не у дел. До тех пор, пока фильм не вышел на экраны, едва ли кто–нибудь мог бы предположить, что Джордж не исполнял сольные партии также и на других треках. На рекламном клипе, снятом для телевидения, Джон играл на ритм–гитаре, Пол — на басе, Джордж — на соло–гитаре, Ринго — на ударных, хотя на последнем сингле «Ticket To Ride» Пол играл и на басе, и на соло–гитаре.
На клипах «Yes It Is» и «I Need You» со второй стороны сингла, которые были сняты в ходе того же сеанса, Джордж смотрится уже более выигрышно, поскольку задействованы его ноги, руки и голос. В обеих этих песнях звучит ошибочно принятое критиком из «Music And Musicians» за гармонику жалобное гитарное легато, исполняемое Джорджем с помощью педали. Это устройство, предвестник эффекта «вау–вау», впервые использовал предыдущей осенью сессионный музыкант Биг Джим Салливан в душещипательной балладе «The Crying Game» Дэйва Бер–ри и в следующей его вещи «One Heart Between Two».
Тем временем Yardbirds и Kinks исполняли на концертах предыдущий сингл Beatles «I Feel Fine», хотя они никогда не записывали свои кавер–версии этой вещи. Однако на второй стороне сингла Kinks 1965 года слышится нечто похожее на вступление к «I Feel Fine», а песня носит стандартизованное название «I Need You».
Танки «Centurion» с камуфляжными сетками, сверкавшими каплями утренней росы, охраняли Beatles, находившихся внутри защитного пузыря, пока те имитировали исполнение «I Need You» Джорджа перед кинокамерами на равнине Солсбери. Эта сцена стала апофеозом Харрисона в «Help!». Несмотря на простенькое либретто а–ля «One Heart Between Two», «I Need You» была более привлекательна, нежели некоторые из номеров Пола и Джона в «Help!». Ее кавер–версия в исполнении Ray Columbus And The Invaders попала в австралийские чарты.
«You Like Me To Much» не вошла в саундтрек фильма и была помещена на вторую сторону альбома «Help!». Более содержательная в текстуальном плане, чем «I Need You», она вполне могла быть описанием размолвки, какие, очевидно, время от времени происходили в Кинфаунсе. Спор с Патти, улаженный по телефону перед самым вылетом в Австралию, судя по всему, произвел на Джорджа угнетающее впечатление. По словам импресарио Кевина Ричи из Аделаиды, «Джордж не находил себе места в номере отеля, явно испытывая сильную ностальгию». Особенно несчастным он чувствовал себя вечерами, когда остальные трое звонили домой. Когда Джордж вернулся в Эшер, Патти пришлось отказаться от ее двух далматинов, поскольку они третировали кота. Тем не менее любовь возобладала над подобными разногласиями, и все считали, что Джордж — следуя примеру Джона и Ринго — в скором времени женится.
К тому времени волна угроз, поднявшаяся после публичного вступления Патти в «семью» Beatles, уже спала. Поклонницы Джорджа, хотя и завидовали осиной талии и модным платьям Патти, смирились с ее существованием. У нее никогда не будет собственного фэн–клуба, как у Синтии Леннон, и она никогда не станет персонажем песни, как Морин Старр в «Treat Him Tender, Maureen» Chicklettes. Она не была, подобно Джейн Эшер, «подружкой из Ливерпуля» и осмелилась вторгнуться в жизнь одного из Beatles, имея собственную карьеру и независимый источник дохода. В 1968 году «топ–модель Патти Бойд» будет давать консультации в женских журналах по поводу одежды и косметики. Вероятно, ее советы оказались дельными, ибо отношение к ней изменилось в лучшую сторону и ей, как подружке Джорджа Харрисона, было предложено вести постоянную рубрику «Письмо из Лондона» в американском журнале «16». Правда, содержание заметок Патти не выходило за рамки сообщений о ее любимом цвете, о том, какие блюда она подает во время визитов четы Леннонов и насколько обаятельна улыбка Ринго. Ее репортаж о том, как она, Джордж и Мик Джаггер посетили дискотеку в Лондоне, был продублирован тогдашней подружкой Джаггера Крисси Шримптон в журнале «Mod», родственном по тематике «16».
Круг их общения вышел за пределы мира поп–музыки, но, как говорила Патти: «Всем нам, женам и подружкам, давали понять, что мы должны общаться только внутри «семьи». Нас восемь и люди, так или иначе связанные с Beatles, — мы как будто находились внутри кокона». Ключевым фактором этой изоляции являлась сплоченность четверки музыкантов. Никогда не было такого, чтобы Beatles не обедали все вместе в студийной столовой. «Мы были хорошими друзьями, — говорил Джордж, — хотя и большую часть времени находились, словно животные, в одной клетке».
С 1962 года, каждый рабочий день, они были рядом друг с другом. Никто, даже Rolling Stones, не могли оценить, насколько тесно общие трудности и радости связывали их, — как они думали, навсегда. Джордж: «Было бы неправильно называть нас неразлучными. В отпуск, например, мы разъезжаемся в разные места. Но даже тогда двое из нас могут поехать в одно и тоже место».
Когда член Beatles и его жена или подружка отправлялись в отпуск, им приходилось соблюдать все мыслимые правила конспирации. Без этого сегодняшний пустынный пляж завтра мог бы превратиться в гудящий улей. Плотно задернутые портьеры на окнах скрывали их от моря любопытных лиц и объективов камер. Из одного такого «райского» местечка Патти и Синтия были вынуждены пробираться в аэропорт в корзине из прачечной.
В другой раз «спокойный битл» и «сексуальный битл» (как назвала их местная газета) попали в осаду в Royal Hawaiian Hotel на берегу океана в Вайкики. Один нагловатый диск–жокей проехал сквозь гомонившую толпу на лимузине, надел парик и попытался преодолеть заслон охраны отеля, имитируя ливерпульский акцент и выдавая себя за Пола Маккартни. В конце концов директор отеля по рекламе разместил их в своем доме, но после трех часов тишины и покоя и он подвергся нашествию фэнов и репортеров. Бежав на Таити, Джордж и Джон испытали облегчение, поскольку на улицах Папеэте никто не обращал на них внимания — возможно, из–за последних конвульсий муссона.
Несмотря на все эти перипетии, Патти вспоминала, что они «веселились от души». Своеобразный юмор, которым отличались Beatles до того, как она узнала их, не изменял им и теперь. В Мадриде, в ходе европейского тура 1965 года, они натянули на головы плавки, приветствуя таким образом балетного танцовщика Рудольфа Нуреева, который реагировал как на эту, так и на последующие их шутки с каменным лицом. Подобные развлечения всегда были для Джорджа «самой большой ценностью пребывания в группе, в отличие от Элвиса, которому приходилось переживать все свои несчастья в одиночестве».
Beatles могли проявлять бесцеремонность по отношению к Нурееву, но когда однажды вечером в августе 1965 года их привезли в особняк Пресли в Беверли Хиллз, они поначалу хранили безмолвие. Прелюдией к этому визиту стал джем с группой, возглавляемой бывшим басистом Элвиса Биллом Блэком, вместе с которой они выступали в одном концерте в Ки–Уэсте годом ранее. До этого Beatles заглянули также в голливудский офис менеджера Пресли полковника Тома Паркера. Из–за какой–то ссоры, произошедшей в день посещения Короля, Джордж пребывал в скверном настроении. Однако все было забыто, когда Элвис принял их подобно тому, как боготворимый Цезарь принимал галльских крестьян. Это он нарушил молчание, поинтересовавшись, не собираются ли Beatles глазеть на него весь вечер. За несколько недель до этого он встречался с Herman's Hermits. Они тоже вели себя застенчиво.
Затем последовал обязательный джем с Пресли на басе, Маккартни на фортепьяно и остальными (кроме Ринго) на гитарах. Три часа спустя гости ушли, и один из них нес коробку с комплектом подписанных альбомов хозяина. «Элвис — великий музыкант, — говорил Джордж, сокрушаясь по поводу его творческого упадка. — У него фантастический блюзовый голос». И продолжал, фантазируя: «Было бы здорово, если бы Beatles записали вместе с ним альбом». Когда в конце 60–х Пресли вернулся на сцену, группа послала ему телеграмму с поздравлениями. Но в начале 70–х Элвис направил президенту Никсону странное, бессвязное письмо, в котором просил зачислить его в агенты ФБР, чтобы он мог бороться с хиппи, к каковым причислял и Beatles.
Несмотря ни на что, Джордж всегда верил, что они настроены на одну волну. Сводный брат Пресли Дэвид Стэнли считал, что, какие бы сложные чувства Элвис ни испытывал к Beatles, «Джордж Харрисон был правдоискателем, как и Элвис, и это их связывало». Забыв о реакционных взглядах своего кумира, в 1972 году Джордж прошел за кулисы к Элвису после его концерта в Нью–Йорке, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение, являя собой олицетворение всего того, что ненавидел президент Никсон и, очевидно, Пресли. «Я был одет в свою униформу, — вспоминает Харрисон, — поношенная хлопчатобумажная куртка и джинсы, к тому же у меня были длинные, ниже плеч волосы и борода. Он выглядел безупречно. Казалось, в нем было восемь футов роста, и цвет его лица представлялся идеальным. Я чувствовал себя неряшливым бродягой, а он выглядел как Шива».
Шива — это индуистский бог. За несколько месяцев до той первой встречи с Элвисом в 1965 году произошло знаменательное событие. Джордж, Патти и Ленноны гостили у одного дантиста — «свингера из среднего класса» согласно определению Лен–нона. Шаловливый хозяин подсыпал в кофе своим гостям ЛСД (диэтиламид лизергиновой кислоты), наркотик–галлюциноген, получаемый из продуктов воздействия спорыньи — болезни злаковых — на растения и известный в Средние века как «огонь святого Антония». Узнав об этом, обе пары поспешно уехали в «Mini» Джорджа. Спустя час наркотик начал действовать, и они погрузились в мир галлюцинаций. Джордж с большим трудом смог доехать до Кинфаунса, представлявшегося Леннону «подводной лодкой». «Мы ехали со скоростью примерно десять миль в час, а нам казалось, будто в сто раз быстрее».
ЛСД был «в моде» в среде лондонской богемы в течение года, пока в 1966 году его несанкционированное использование не было запрещено. Музыкантам Moody Blues и Small Faces это было хорошо известно, как и музыкантам Pretty Things, хотя в их репертуаре и были такие песни, как «Trippin' » («Галлюцинации») и «LSD». Дэйв Ди в интервью «Melody Maker» сетовал на широкое распространение ЛСД.
Джордж признавался, что пробовал наркотик, но при этом утверждал: «Я не знал, что мне подмешали ЛСД, и никогда прежде не слышал о нем». Однако существует мнение, будто Брайан Эпштейн увлекался ЛСД, и некоторые из его подопечных спрашивали у него об этом наркотике еще до визита Джона и Джорджа к дантисту. Брайан мог лишь разъяснить им, что он оказывает стимулирующее действие, но это действие носит индивидуальный характер. По пути в Кинфаунс Патти впала в настоящее безумие. Синтия долго не могла прийти в себя от пережитого ею ужаса, а для ее мужа это было началом фантастического путешествия, которое приведет его на заоблачные творческие высоты.
Джордж сравнивал это с мистическим очищением сродни острому религиозному переживанию. «До ЛСД я не подозревал о существовании ментального состояния, отличного от обычного. Мы испытывали страшное давление, и Дилан сказал: «Из этого должен быть какой–то выход». Думаю, для меня этим выходом стал ЛСД. Когда я попробовал его в первый раз, мое сознание полностью очистилось. У меня возникло ощущение всепоглощающего блаженства, я чувствовал присутствие Бога и видел Его в каждой травинке. Это все равно что за двенадцать часов прожить сотни лет». С одной стороны был Джордж, которого он прежде не знал, с другой — новые, познанные глубины сознания. «ЛСД стал ключом, открывающим дверь, за которой они таятся. В тот самый момент, когда я обрел его, мне хотелось, чтобы это продолжалось постоянно».
Полные впечатлений и гордые тем, что заглянули в вечность, пусть и посредством химии, Джордж и Джон теперь свысока посматривали на Ринго, Пола и остальных непосвященных. Но в Калифорнии, незадолго до встречи с Пресли, Нейл Аспиналл и Ринго тоже попробовали ЛСД, тогда как для Джорджа и Джона это был уже второй опыт. К ним присоединились также члены «Byrds». Поскольку о «баловстве» Beatles с наркотиками широкой публике было неизвестно, Аспиналлу поручили выпроводить из номера отеля еще одного гостя, репортера «Daily Mirror».
Главным источником информации в сфере поп–музыки для «Daily Mirror» служили журналисты из «Melody Maker», но даже если бы они и знали о ЛСД, то хранили бы молчание. Тем не менее интервьюеры не могли не заметить перемен, произошедших в Джордже. Хотя его ответы были вполне адекватными, плоские остроты вместо обычного смеха вызывали лишь натянутые улыбки. После шутливого предсказания по поводу того, что 22–летний Джордж «вероятно, закончит свои дни бритым наголо монахом», в статье высказывалось предположение, что фаза его созревания скоро завершится.
Экстаз толпы, роскошь, незатейливые развлечения в уединении гостиничного номера — все это представлялось теперь пустым и бессмысленным. Еще не определившись с целями своих духовных поисков, Джордж брал в туры книги, созвучные с его нынешним настроением. Одним из его наиболее любимых авторов был Олдос Хаксли. Однако во время приступов отвращения к себе, будь то в отеле или самолете, его пронзала мысль о том, что за весь тур он всего раз или два заглянул в книгу, а кульминацией дня был не концерт, а прием дозы.
Изысканные блюда — суп из трепангов, телятина по–гавайски, furst puckler — вызывали ностальгию по рыбе и чипсам, которые можно есть руками. Где бы они ни оказывались в те дни, их всюду находили наркодилеры, чтобы продать им свой товар. Они курили марихуану и хихикали во время съемок «Help!». С 1964 года конопля прочно вошла в быт поп–музыкантов с легкой руки Дилана. В высшей (во всех смыслах) лиге Харрисон с помощью ЛСД «начал задумываться и увидел, что происходит в действительности. До этого у нас не было времени думать. Мы переезжали с одной концертной площадки на другую, из студии звукозаписи в телевизионную студию».
Джорджа, более чем кого–либо другого в окружении Beatles, раздражала битломания. Еще до того, как ЛСД начал оказывать свое сомнительное волшебное действие, он уже был сыт ею по горло, и это проявлялось в его отношении к случайным попутчикам, фэнам и журналистам. Он подписывал автографы с откровенным неудовольствием, а иногда и вовсе отказывался делать это. Однажды американский фотокорреспондент сфотографировал его изображающим знак «V». Когда снимок появился в газете, Харрисон потребовал его негатив, не для того, чтобы уничтожить, а для того, чтобы увеличить и повесить на двери ванной в Кинфаунсе, а также поместить на рождественскую открытку 1965 года. Судя по всему, Джордж забыл о последствиях поступка, равносильного профессиональному самоубийству, совершенного в 1963 году, когда он, говоря языком его учителей из ливерпульской школы, «вел себя неподобающим образом по отношению к Тони Бэрроу и говорил представителям прессы вещи, способные повредить имиджу «Beatles». В конце 1965 года за кулисы одного концертного зала был допущен молодой журналист Филип Норман. Beatles приняли его дружелюбно, за исключением Джорджа Харрисона, державшегося подчеркнуто отстраненно.
Его мрачное расположение духа во время этого последнего тура по Британии могло быть связано с тоской по уюту Кинфаунса и Патти. Перед самым Рождеством Брайан в беседе с ними предложил им скрепить свои отношения, и они решили зарегистрироваться в Эпсоме, не привлекая к себе, насколько это возможно, внимания общественности, 21 января 1966 года. «Я женился, потому что изменился», — пояснил Джордж на неизбежной пресс–конференции, состоявшейся на следующий день после свадьбы, не уточнив, каким образом и по какой причине. Это выяснится спустя несколько месяцев благодаря Полу Маккартни, который был одним из двух свидетелей.
Глядя в объектив кинокамеры на свадебной фотографии, Пол молча напомнил о своем существовании. В молодежных журналах время от времени проводились опросы на тему, кто из Beatles наиболее популярен. Результаты зависели не от того, женаты они или нет, а от того, в какой степени каждый из них «светится» на публике: Пол был первым, Джордж последним. Хотя в конце 1965 года одна из поклонниц группы, не знавшая о предстоящей женитьбе Джорджа, писала ему: «Я бы хотела любить всех Beatles, но Джон женат, у Пола кто–то есть, мой друг любит Ринго, так что остаетесь вы, и поэтому я вас люблю». Низкий рейтинг и подобные сомнительные комплименты вполне устраивали Джорджа, ибо это отвлекало от него определенную долю навязчивого внимания публики.
Желание избежать узнавания в ресторане, фотографирования при выходе из лифта, преследования на улице теперь, похоже, пересиливало стремление стать богатым и знаменитым. Иногда ему удавалось избежать этого, потому что благодаря своей неприметной внешности вне сцены он выглядел как человек, похожий на Джорджа Харрисона. Несколькими годами позже на киностудии в Лос–Анджелесе он однажды в шутку с успехом перевоплотился в дворника, всего–навсего облачившись в комбинезон. Ринго это не удалось.
Битломания не только ограничивала его частную жизнь, но и негативно сказывалась на его творчестве. Ему приходилось выбирать между заработками, которые приносили тридцатиминутные выступления, когда из вечера в вечер он играл одно и то же, и уважением к себе как к музыканту. Звуковые системы на некоторых площадках оказывались достаточно мощными, и в большинстве случаев Beatles старались как можно быстрее отыграть номер, не слыша друг друга. Раньше Джордж брал на себя труд настраивать гитары — свою и Джона, — теперь ему было абсолютно все равно, как они звучат.
Кассовые сборы оставались астрономическими, но к 1966 году посещаемость заметно сократилась. Бывали случаи, когда пустовала половина мест в зале. Beatles становились таким же привычным аттракционом в Штатах и Британии, каким были в Мерси — сайде в 1962 году. Вроде лондонского автобуса: если вы не попали на одно шоу, можно подождать следующего.
Движущая сила ослабела, но не ослабевала истерия. Когда Пол спел соло «Yesterday» из альбома «Help!», публика слегка поутихла. Он сам аккомпанировал себе на акустической гитаре, ибо никто не видел смысла в том, чтобы брать в туры струнный квартет, который был задействован в студии. Дело, конечно, было не в деньгах, но подобная утонченная изысканность в короткой программе Beatles не находила отклика у слушателей, купивших билеты на выступление группы, а не на концерт сольного исполнителя.
«Yesterday» — это особый случай, но и треки с их последнего альбома «Rubber Soul» также были сложны для воспроизведения на сцене силами обычной бит–группы, хотя навыков Пола и Джона в игре на электрооргане «Vox Continental», который теперь путешествовал вместе с гитарами и барабанами, вполне хватало для исполнения некоторых партий. Что им было недоступно, так это ситар, на котором играл Джордж в песне Джона «Norwegian Wood», туманной реминисценции о внебрачной связи.
Ситар — девятиструнный инструмент с передвижными ладами и вибрирующим звуком. Джордж натолкнулся на него среди реквизита фильма «Help!» и, немного повозившись с ним, начал играть, как на некой причудливой гитаре. Его металлическое бренчание и слышится в «Norwegian Wood» — один из многих странных звуков, которые сегодня можно услышать на пластинках Beatles и других так называемых бит–групп. За несколько месяцев до выхода «Rubber Soul» Kinks и Yardbirds выпустили синглы с индийскими мотивами. В «See My Friends» Kinks, воссоздающей средствами поп–музыки атмосферу Индии, соло–гитарист Рэй Дэвис играет на спешно раздобытом ситаре. Гитарист Who Пит Тауншенд, приверженный инструментарию бит–группы, отметил, что «это первое разумное использование «жужжания», гораздо более успешное, чем все, что делали Beatles, и гораздо более раннее». Приятель Рэя Дэвиса по художественной школе Барри Фантони вспоминал, что был вместе с Beatles в тот вечер, «когда они слушали «See My Friends» на проигрывателе и говорили друг другу: «Слушай, эта гитара звучит как ситар. Нужно тоже раздобыть такую». Они копировали все, что делал Рэй». Ситарист присутствовал также и на сеансе записи Yardbirds, но группа предпочла более экзотическое звучание Джеффа Бека, гитариста, заменившего Эрика Клэптона. Еще более глубокое дыхание Востока ощущалось в третьем сингле Номер Один Rolling Stones в Британии «Paint It Black» с искусным облигато на ситаре Брайана Джонса.