Созданный Beatles фарс заложил основы жанра неомюзикла, насыщенного оптимистичным сюрреализмом. Еще до «A Hard Day's Night» вышел снятый в быстро приходившем в упадок «Нэшвилле Севера» фильм «Ferry Across The Mersey» с участием Gerry And The Peacemakers», их заглавная песня продлила прощание Тор Теп с мерсибитом до января 1965 года. Некоторые из выступавших на видавшей виды сцене «Cavern» еще даже привлекали внимание американских туристов, обвешанных фотокамерами. «Подлинные» ливерпульские группы входили в перечень достопримечательностей наряду со сменой караула и танцовщиками Морриса.
История мерсибита приближалась к своему завершению. Некогда прославленный центр новой поп–музыки оказался выпотрошенным лондонскими хищниками, которые лишили его порожденных им талантов. Как и сам Ливерпуль, мерсибит был осквернен, но Beatles виноваты в этом не больше других.
И все же разве кто–нибудь из их земляков не вышел поприветствовать Beatles, прибывших на ливерпульскую премьеру «A Hard Day's Night» и с триумфом проехавших по запруженным улицам? Рядом с «City Hall» они, в окружении полиции, исполнили «Can't Buy Me Love», свой пятый Номер Один.
В «Odeon» перед началом показа их пригласили на сцену, чтобы они сказали несколько слов. «Все мои находятся здесь!» — крикнул Джордж, перекрывая речь, доносившуюся из репродуктора кинотеатра. До того, как он стал знаменитым, Джордж понятия не имел, что у него столько родственников, а у его семьи столько друзей. Журналист с чековой книжкой уговорил австралийского друга миссис Харрисон по переписке расстаться с детскими фотографиями Джорджа. Тем не менее многих фальшивых кузенов, соседей, знавших его с детства, и прочих «родных и знакомых» не пустили за кулисы.
Поклонники выпрашивали у ближайших родственников и друзей Джорджа принадлежавшие ему детские рисунки, игрушки, значки и отсылали их в фэн–клуб Beatles. У некоторых из них удавалось раздобыть кухонные сервизы и даже столовое серебро. Трудно судить о том, какие чувства испытывали близкие «нашего мальчика», например, его старшие братья, по поводу его популярности и богатства. Но каковы бы они ни были, никто не смог бы отрицать, что родство с музыкантом из Beatles приносило материальные выгоды. Наряду с дорогими подарками на день рождения они в случае необходимости всегда могли рассчитывать на определенные суммы. Однако никто из членов семьи Джорджа не злоупотреблял его щедростью. Позагорав на побережье Карибского моря, Луиза и Харольд вернулись на Мэкетт–лэйн, а не отправились вместе с Beatles в Австралию и Азию, не желая транжирить деньги сына. И это несмотря на более раннее заявление Харольда, что «для Джорджа было бы хорошо, если бы мы поехали с ним. Возможно, нам удалось бы освободить его от некоторых забот, к примеру, от общения с фэнами». Кроме того, на их решение не ехать мог повлиять тот факт, что в этот тур была также приглашена тетка Леннона Мими, так и не взявшая назад свои резкие слова в адрес Луизы, высказанные ею в «Cavern».
Сидя на обитых бархатом креслах зала «Odeon», родители слушали речь конферансье Дэвида Джекобса, предварявшую фильм. Срывая аплодисменты, он превозносил Beatles в ущерб Rolling Stones. На протяжении нескольких недель «A Hard Day's Night» и «It's All Over Now» Stones занимали две первые позиции в британском хит–параде, и в будущем необходимо было избегать подобного столкновения финансовых интересов. Хотя Beatles допускали мелкие выпады в прессе против Stones, когда вышел очередной альбом их конкурентов, они послали за ним в магазин Мэла Эванса. Больше того, музыканты двух групп охотно общались между собой, и Джаггер с Ричардсом присутствовали среди гостей на вечеринке, устроенной после концерта Beatles на нью–йоркском «Shea Stadium» в 1965 году.
Это был зенит славы Beatles, что отнюдь не вскружило голову Джорджу, который навестил Merseybeats, выпустивших новый сингл, и регулярно, хотя со временем все реже, приезжал в Ливерпуль. Однажды он посетил «Blue Angel» с его анекдотами о том, что сказал Билли Крэмер Сэму Личу в 1961 году. Джордж был там, в общем–то, чужаком, но, взяв инициативу на себя, подошел к Roadrunners. «Привет, Майк, как дела в группе?» — «Отлично, Джордж, — отозвался Майк Харт. — Как дела у вас?»
Когда Roadrunners оказались не у дел, Майк стал одним из основателей сообщества, известного как «Ливерпульская сцена». Однако в 1965 году все новые и новые ливерпульские исполнители отправлялись в поисках удачи на юг. Одним из них был Гибсон Кемп, заменивший Ринго в Rory Storm And The Hurricanes, который стал одним из троих членов группы Paddy, Klaus And Gibson, включавшую также Пэдди Чемберса и Клауса Вурмана. До того, как в 1966 году Клаус Вурман покинул трио, чтобы присоединиться к Manfred Mann, они выступали на постоянной основе в «Pickwick» на Грэйт–Ньюпорт–стрит.
«Pickwick» принадлежал к разряду самых модных ночных клубов Лондона наряду с «Speakeasy» и «Bag O'Nails», находившимися неподалеку от Кэрнэби–стрит, а также «Scotch» в Сент–Джеймс, от которого было рукой подать до Buckingam Palace. Посещала их весьма изысканная публика, мигрировавшая с вечера до рассвета из одного заведения в другое. Здесь собирались известные поп–исполнители, общавшиеся исключительно с равными себе и говорившие в основном на профессиональные темы. В их распоряжении имелись кока–кола и виски, а также девицы с прическами а–ля Квант и накладными ресницами.
Познакомившись с Патти, Джордж стал реже появляться в клубах Вест–Энда, но в его фонотеке было много американской музыки соул, постоянно звучавшей в темном зале «Scotch». Дома он слушал Бетти Эверретт, Чака Джексона, а также более известных Марвина Гэя, Нину Саймон и Уилсона Пикетта. Задолго до того, как регулярная трансляция на новой британской пиратской радиостанции вознесла их на нижние строчки чартов, Джорджу были известны такие вещи, как «Harlem Shuffle» группы Bob And Earl, «Headline News» Эдвина Старра, а также оригиналы британских кавер–версий «Just One Look» в исполнении Hollies (Doris Troy) и «Baby I Need Your Loving» в исполнении Fourmosts (Four Tops). Джордж был поклонником Мэри Уэллс, являвшейся в то время лучшей певицей Tamla–Motown, которая ездила по Британии с туром вместе с Beatles, выступая у них на разогреве. Он обычно стоял сбоку кулис и аплодировал, когда она исполняла свою программу из трех песен, хотя одна из них — «Time After Time» — годилась, скорее, для кабаре, нежели для толпы, с нетерпением ожидавшей Великолепную Четверку.
Отныне Джордж воображал себя весьма продвинутым музыкантом, но при этом он никогда не выказывал пренебрежения к мэйнстриму поп–музыки. Он, как и прежде, отдавал предпочтение американским исполнителям — постсерфинговым Beach Boys, Byrds и Lovin' Spoonful, чье творчество уходило корнями в сельский блюз и музыку мемфисских бэндов. «Byrds» и «Lovin' Spoonful» считались представителями фолк–рока, как и Боб Дилан, вызвавший негодование в рядах пуристов фолк–музыки, когда в 1965 году перешел на электрогитару. Даже «Can't Buy Me Love», поскольку она отражает определенную точку зрения, можно назвать политической песней, но Дилан пел своим скрипучим, гнусавым голосом о множестве менее грустных вещей.
В своем творчестве он больше не затрагивал антивоенные темы. Наряду с «эоловыми каденциями» Beatles обжигающий поток сознания Дилана придавал поп–музыке некую осмысленность. Сначала бит–группы — и среди них Byrds, Animals и Manfred Mann — принялись исполнять кавер–версии его песен. Затем они стали подражать Дилану, как раньше подражали Beatles. В Британии главным его имитатором стал шотландец Донован с гармоникой и назальными модуляциями, дебютировавший в «Ready, Steady, Go!» в качестве более благостной версии мастера. Авторы музыки Tin Pan Alley также творили в духе Дилана, хотя им приходилось попотеть над текстами. Благодаря им 1965 год стал годом всякого рода песен–протестов вроде «Eve Of Destruction» PF Sloan, написанной для Барри Макгвайра, бывшего члена New Christy Minstrel.
Между Ленноном и Маккартни не было единодушия по поводу Боба Дилана. Если Пол относился к нему сдержанно, то Джона в те дни можно было часто увидеть в хлопчатобумажной кепке а–ля Дилан на голове, а его новые песни — особенно «I'm A Loser» c альбома «Beatles For Sale» — выдавали явный интерес к творчеству американца. Придет время, когда Джордж станет еще более страстным, чем Джон, поклонником Дилана. «Мне нравится у него даже то, что у других вызывает отвращение, — с гордостью будет заявлять он, — потому что в каждой его вещи отражается та или иная грань его сущности».
Как личность, Дилан был «самый сумасшедший человек, какого я когда–либо встречал». Beatles познакомились с ним в номере нью–йоркского отеля во время их первого североамериканского тура, и когда им предложили напитки, Боб попросил «дешевого вина». Пока Мэл ходил за заказанным vin ordinaire, выяснилось, что Beatles, к немалому удивлению их гостя, никогда особенно не увлекались марихуаной. Дилан пустил по кругу сигарету с наркотиком, который уже не вызывал у Джона, Пола и Джорджа такого ужаса, как в эпоху прослушивания на студии Decca.
Дилану точно так же надоело объяснять смысл своих песен, как Beatles отвечать на вопросы об их прическах и о том, как они находят Америку («нужно повернуть влево от Гренландии»). «Они по восемь раз задают один и тот же вопрос», — возмущался Джордж после очередной пресс–конференции. Что это за мир, где горничные продают журналистам истории о музыкантах еще до того, как они вселились в отель?» «Beatles Monthly» отвечал на вопрос о волосах на животе Джорджа. Действительно достойным упоминания был визит Beatles к безнадежно больной племяннице шефа полиции Мельбурна с целью скрасить ее последние часы или же случай, демонстрировавший обычное человеческое поведение, когда они остановили свой «Austin Princess» возле деревенского магазина, чтобы купить конфет.
Даже на короткие расстояния им теперь приходилось не ходить, а ездить. После того как фэны испортили им несколько обедов в ресторанах, они стали ходить «в такие заведения, где посетители до такой степени снобы, что делают вид, будто не знают нас». Джон и Джордж, пришедшие на выступление Animals в Ричмонде, вызвали там вспышку битломании и были вынуждены спешно ретироваться. Джордж говорил: «Наша беда — если это можно так назвать — связана с тем, что мы были лишены возможности делать определенные вещи. Например, мы не могли гулять по улицам, не могли заходить в магазины. Такое положение продлится лет пять, и мы согласны подождать, в конце концов, это не так уж плохо. Ожидая, мы зарабатываем деньги».
Существуют и более худшие способы зарабатывания денег, но для Джорджа самой обременительной обязанностью были туры. Некоторые поклонницы, для которых он оказывался недоступен, прибегали к шантажу, угрожая выпрыгнуть из окна, броситься под колеса автомобиля или отравиться. Одна из них в приступе отчаяния в самом деле полоснула себя бритвой по запястьям. Другие девушки были более удачливыми, ибо, хотя Beatles и являлись во многих отношениях вполне приличными молодыми людьми, они отдавали дань своему естеству. Природная скромность не позволяет мне освещать подробности. Могу лишь сказать, что их сексуальные приключения были нерегулярны и не носили вызывающего характера. Эти приключения никогда. не освещались в прессе, которая считала, что любой ущерб безупречному имиджу Великолепной Четверки несвоевременен, так как публика не желала знать, что они не такие, какими предстают в «A Hard Day's Night». За исключением скандала, связанного с Rolling Stones.
Сцены в гардеробной зачастую не отличались от представлений о них фэнов: за столом идет игра в карты, Джордж настраивает гитару, Пол бреется над раковиной перед зеркалом. Иногда это действительно было, как в «A Hard Day's Night», когда Джон, Пол и Джордж играли на акустических гитарах, репетируя последний опус Леннона—Маккартни, в то время как Ринго стучал ладонями по столу или картонной коробке. Кто мог плохо подумать о ребятах, которые, подавляя внутреннее отвращение, были чрезвычайно обходительны с несчастными калеками, верившими в то, что «наложение рук» четверых поп–божеств способно принести им излечение? На жаргоне Beatles слово «калека» означало человека, от присутствия которого они хотели бы избавиться.
Не все преклонялись перед ними. Чопорные хозяева отелей настаивали на том, что несовершеннолетним не положены алкогольные напитки, и, когда Джордж предъявлял им свой паспорт, у них вытягивались лица. На них охотились вооруженные ножницами неотесанные ревнители подлинно мужского стиля, рассчитывавшие на снисходительное отношение к ним со стороны служителей юстиции, косо смотревших на длинные мужские прически. Им ни разу не удалось достигнуть своей цели, но их менее воинственные единомышленники встречали Beatles с плакатами оскорбительного содержания, а некоторые — по всей вероятности, ревнивые бойфренды — забрасывали их гнилыми фруктами. Однажды в шасси зафрахтованного Beatles самолета были обнаружены пулевые отверстия: очевидно, какой–то сумасшедший стрелял по ним, притаившись в конце взлетно–посадочной полосы аэропорта одного из американских городов.
Уткнувшись носом в дайджест авиакомпании, Джордж пребывал в блаженном неведении по поводу грозившей им опасности. Он побаивался высоты и время от времени, уставясь в проплывавшую под крылом ледяную поверхность арктической тундры, бормотал: «Когда смотришь на все это, ощущаешь себя песчинкой». Иной раз антикварный летательный аппарат с облупившейся краской, взятый в аренду для перемещения из пункта А в пункт В, действительно внушал дурные предчувствия относительно исхода предстоявшего полета. Один такой летающий гроб, перевозивший Beatles и их свиту, включавшую Ronettes и Фила Спектора, через Скалистые Горы в Сиэтл, неожиданно испустил языки пламени. В эту минуту Джорджу наверняка явились призраки Бадди Холли и Джима Ривса. «Чем больше мы летаем без серьезных инцидентов, — говорил он, — тем больше боимся летать. Если есть возможность добраться до места на автомобиле, мы всегда используем ее».
По Британии Beatles обычно ездили по железной дороге или на «Aston Princess», снабженном подголовниками, радиоприемником, проигрывателем пластинок и дополнительным сиденьем. Новый водитель Элф Бикнелл всегда брал с собой необходимые инструменты на все случаи жизни — от снежных заносов до севшего аккумулятора, но у него не было средства от выпадения «Gretsch» Джорджа из заднего отделения автомобиля. Тем не менее в таких случаях Джордж не злился и не ворчал, а вновь погружался в молчание. Позже он вступал в общий разговор, всегда возникавший после завершения трансляции ночных радиопрограмм. Даже будучи слишком утомленными для серьезной беседы, они старались не спать в пути.
На концертах оглушительные крики были для них все равно что шум моря для моряка. Дабы придерживаться записанных аранжировок, им приходилось полагаться на интуицию и переглядываться друг с другом, поскольку рев толпы заглушал музыку. Ринго стучал в барабаны без электронной поддержки, а гитаристы использовали три 60–ваттных усилителя «Vox», чего было явно недостаточно для того, чтобы доминировать над аудиторией. Они чуть ли не заглатывали микрофоны, но их пение также было практически невозможно расслышать. Даже в Британии истеричных фэнов приходилось теперь сдерживать кордону охранников, которые иногда обходились с ними настолько грубо и жестоко, что Лен–нон выговаривал им со сцены.
В «Daily Mirror» однажды появилось сообщение о том, что Джордж любит «джелли–бэйбиз» — мягкие желеобразные конфеты в форме младенцев, и с тех пор публика в Британии устраивала Beatles на сцене дождь из них. То, чем их забрасывали за границей, отличалось от британских конфет так же, как градины отличаются от снежинок. Джордж просил корреспондента «Melody Maker»: «Напишите, что у нас уже вполне достаточно «джелли–бэйбиз». Поблагодарите фэнов, нам бы очень хотелось, чтобы они перестали засыпать нас конфетами». Помимо конфет, в них бросали рулоны туалетной бумаги с написанными на них любовными посланиями, а также пирожные, тюбики губной помады, расчески, театральные бинокли и даже пятидюймовые гвозди.
Beatles относились к таким проявлениям любви с юмором, отпуская шутки по поводу своей уязвимости. В ответ они во время исполнения песни беззвучно открывали рты перед микрофонами или умышленно играли мимо нот. На их концертах порой можно было неплохо повеселиться. «Наверное, с нами было чертовски трудно работать, — говорил с улыбкой Джордж лет десять спустя. — Мы постоянно дурачились, особенно Джон».
Кто мог сохранять серьезное выражение лица в атмосфере всеобщего безумия? Люди из высшего общества, государственные сановники и их надменные дети. На приеме, устроенном в честь первого выступления Beatles в «Hollywood Bowl», можно было встретить многих легенд шоу–бизнеса. Кассиус Клей затеял шутливый спарринг с Ринго. За За Габор фотографировалась вместе с Джорджем, который пришел к следующему заключению: «Знакомиться с теми, кого мы считали достойными знакомства (но, как выяснялось потом, ошибались), выпускать больше хитов, чем остальные, и стать самыми знаменитыми музыкантами — это было все равно что залезть на вершину стены, заглянуть вниз и увидеть, сколько там, на другой стороне, интересного».
В скором времени исчезнет радостный юноша, который, завернувшись в банное полотенце, махал рукой толпе почитателей с балкона отеля в Сиднее. Стоило ли ехать в такую даль, чтобы увидеть то же самое, что он видел уже не раз в Нью–Йорке, Квебеке и многих других местах? Все эти места, куда судьба заносила его вместе с Beatles, мелькали у него перед глазами, словно из окна гоночного автомобиля. Когда его спрашивали, что собой представляет тот или иной город, он не всегда мог отыскать этот город на карте.