- За свободу Илмеза! – громко вскричал Бондейкин.
- Смерть землянам! – поддержал его Лужайкин. – Погубим Россию!
Сцену убийства мгновенно осветили яркие огни. Бондейкин и Лужайкин бесследно растворились под слепящим светом. Неизвестно откуда выехала телекамера.
- Нельзя относиться к русским людям, как к баранам! – прокричал в камеру Михаил Блевонтьев, моментально возникший над трупом. – Свобода и достоинство у нас в крови, поэтому мы не позволим! Отец за сына, мать за дочь! Илмезийцы, эти корыстные, низменные, недалекие существа, решили бездушно и цинично уничтожить великую нацию – русских людей! Они не жалеют ни женщин, ни детей. Инопланетяне уже уничтожили свыше двух тысяч маленьких русских детей, наших детей, товарищи!
- Кончай голосить, тетка, тут дело политическое! – рявкнул на убитую горем мать кто-то из телевизионщиков. – Как тебя звать?
- Себяева Ольга Ивановна, - пролепетала женщина.
- Значит так, Оля, кончай реветь, начинай воевать. Сейчас Миша тебя спросит, а ты ему строго по тексту вякай, - телевизионщик протянул женщине бумажку. – Без отсебятины! И злости побольше, желваками работай! Слезы тебе сейчас вытрем, нагримируем. Денег дадим!
- Сколько? – слезы Ольги Ивановны моментально высохли. – И учтите, только налом!
- Не отвлекайся, тетка, - поморщился телевизионщик. – Горюй о сыне!
Джули отвесила Призонову звонкую пощечину и скрылась в темноте противоположной улицы, не освещенной сотрудниками телевидения.
- Начинает понимать, - потер щеку Призонов.
- Ее не следовало отпускать, - заметил Пастухов, тенью вынырнув из кирпичной стены.
- Она вернется, - улыбнулся Александр. – Другого пути у нее нет…
***
Комдив Ваня стоял над привязанной к столбу девушкой и плотоядно скалился.
- Ребята, вы бы отвалили, а то неудобно, - попросил он своих помощников.
- А че неудобного? – заржал один из них. – Все свои! У нас все должно быть на виду, никакой частной жизни! Еби ее, Иван! За Россию!
- И то верно, - расстегнул брюки комдив. Связанная девушка извернулась и укусила его. Ваня взвыл от боли.
- Нет, - покачал он головой, застегивая брюки. – Не в кайф. Не так надо. Надо, чтобы добровольно, по-людски. Но как?
Привязанная неподалеку корова грустно замычала.
- А это идея, Машка! – улыбнулся Ваня. – Так и сделаем. Приведите ко мне науку!
Солдаты притащили перепуганного человечка в помятом халате.
- Вы поймите, - мямлил он. – Лоботомия – это очень серьезная операция…
- Делай, сволочь! – зарычал Ваня.
- Я не отвечаю за последствия, - залепетал человечек.
- Ответишь! – грозно сказал Ваня. – Все равно ответишь! Вопрос лишь в том, когда, перед кем и за что.
Человечек обреченно вздохнул и достал инструменты. Через несколько часов он вытер пот, инструменты и отбежал на безопасное расстояние.
- Можно, - кивнул он.
Ваня вновь расстегнул брюки. Девушка обвела его бессмысленным взглядом.
- Ты кто? – прохрипела она.
- Я – твое счастье. Я – твой выбор. Я – самый лучший, - грубо сказал Ваня и сплюнул жвачку на окровавленный пол.
- Круто, - пискнула девушка. – Вау, я по типу в шоке. Ты такой брутальный и могучий…
- Своя! – обрадовался Ваня и скинул брюки.
- Твоя, - простонала девушка, пахуче облегчилась и закрыла глаза.
***
Планета Земля, Русская Империя, Россия, Призоновград
Главный редактор издательства «Русский дух» Эдуард Эрастович Дубовик с неприкрытой брезгливостью осмотрел сидящего перед ним человека.
- Я не вполне понимаю, как вы прошли через нашу службу охраны, - сморщился Дубовик. – Что вы хотите, Борис… Как вас там по отчеству?
- Леонидович, - спокойно ответил человек.
- Да уж понятно, что не Иванович. Если вам недостаточно простого отказа, я готов дать вам развернутый ответ. Он будет очень нелицеприятным.
- Будьте любезны, - кивнул человек.
- Не дождетесь! – сурово оглядел его Дубовик. – Пора процветания бездарностей бесповоротно прошла! В девяностые годы развилось поклонение рейтингу бесталанных литературных произведений, оболванивающих и оглупляющих наш народ, да еще и проповедующих ложные ценности чуждых нам систем. За двадцать лет почти во все СМИ России глубоко проникли информационные враги, так называемые «деятели культуры» - безвольные марионетки в руках режиссеров враждебных нам стран. Но теперь, когда российское искусство твердо вступило на путь возрождения духовности, культуры и патриотизма, кое-где еще появляются паразиты, подобные вам. Я не вижу в ваших произведениях таланта, но это еще полбеды. Я не вижу обязательной любви к русскому народу! Где восхваление нашей вечной борьбы с внешними врагами? Где образ Родины? Ни образа нашего герба, ни нашей великой истории, и главное – образа Императора я в ваших виршах не нашел. И вы хотите, чтобы наше прогрессивное издательство, финансируемое правительством России, издало ваши писульки? Я поражаюсь вашей наглости! Мне ваши творения неинтересны и противны!
- Мне хотелось бы конкретики. Вашу пламенную речь я уже слышал на «Хрентиви» в исполнении очередного министра культуры. Мне бы хотелось узнать, почему мои произведения бездарны. Не сочтите за труд, расскажите своими словами. Если вас не затруднит, цензурными.
- Это будет нелегко, - усмехнулся Эдуард Эрастович. - Бредятина и ахинея. «Тифозная тоска тюфяка» - что это? Как тоска может быть тифозной, да еще и у тюфяка – предмета неодушевленного? И что значит «зарвавшаяся страстность муравья»? У муравья не может быть страстности, он – насекомое! Потом, непонятная строчка «Я пропал, как зверь в загоне». Конкретизируйте, кто вас туда загнал – ЦРУ, западники или либералы, и, главное, зачем! Сейчас без конкретики в культуре ловить нечего. «Верю я, придет пора, силу подлости и злобы одолеет дух добра» - единственная хорошая и талантливая строка, но ведь плагиат! Эта бессмертную строчку русскому народу подарил наш классик - Василий Викентьевич Дристаллов, причем подарил уже три года назад! «Отведав отварного ветра» - идиотизм. Отварным может быть яйцо, мясо, пища разная, но не стихия. «Скарлатина лавок» - кретинизм. Скарлатина – это человеческая болезнь, и еще животная. Но дерево – не человек и не животное, оно болеть скарлатиной не может. И эти бессодержательные ляпы у вас чуть ли не в каждой строчке… Эй! Вы где?
Незаметно для Дубовика посетитель исчез из кабинета. Эдуард Эрастович недовольно прищурился и выглянул из кабинета.
- Машенька! – похлопал он секретаршу по выпирающим округлостям. – Как этот чудик ко мне прошел, и куда он делся?
- Эдик, к тебе по типу как бы никто заходил, - томно протянула секретарша.
- Надо же, - пожал плечами Дубовик. – Бывает. Ты рукописи, которые я прислал, отрецензировала?
- По типу лажа, - повела плечами Маша. – Шняги какие-то не прикольные. На Дельцову похоже.
- Почему все, что я тебе отдаю, похоже на Дельцову? – с сомнением взглянул на нее редактор.
- А я никого больше не читала, - объяснила Маша.
- Тогда ладно, - кивнул редактор. – Но как увидишь что-то культурное, то есть про родину, пшеницу или березки – сразу посылай. Ко мне, естественно. А то план не выполняем, перед министерством культуры неловко.
- Да ладно, по типу план, - задвигала челюстями Маша. – Был бы откат, а как бы план они любой нарисуют.
- Видимость надо сохранять, - вздохнул редактор. – Мы же яркий очаг культуры, еб твою мать! Новые формы нам не нужны, а новые имена необходимы. Варваров уже под пятью псевдонимами пишет! Шестой ему, что ли, дать…
- Кстати, - секретарша сплюнула мимо пепельницы. – Варваров уже по типу десять минут ждет в как бы предбаннике.
- Так чего не запускаешь? – возмутился Дубовик.
- Я к тебе по типу зашла, но ты так сладко спал, ваще! Я была просто в шоке…
- Тяжелое это дело – поднимать духовность, - вновь ощупал секретаршу редактор. – Устаю много во благо Отечества. Запускай Толяна.
Анатолий Анатольевич Варваров, светило новой духовно-патриотической литературы, степенно вошел в кабинет Дубовика.
- Анатолий Анатольевич! – расцвел Эдуард Эрастович, сердечно пожимая руку писателю. – Написали вы все блестяще, точно в деньги.
- Хотелось бы добавить в свой сборник еще одно стихотворение, и получить гонорар за рассказ, - вальяжно сказал Варваров.
Лучший рассказ Варварова недавно был опубликован в книге «Дети Родины», которую Варваров написал под псевдонимом «Василий Викентьевич Дристаллов». Бренд «Дристаллов» по рейтингу продаж был лучшим брендом Варварова, намного опережавшем продажи книг, подписанных его собственным именем. Рассказ был перепечатан в тринадцати изданиях и получил ворох литературных премий. Произведение повествовало о судьбе плохого фашиста, который после победы над Германией скрылся на окраине Берлина. Уже во время правления великого Александра Призонова престарелый фашист решился-таки посетить Россию. Но в гостинице ему начали сниться кошмары о героизме русских людей, а утром исконно русский администратор гостиницы так нахамил злому фашисту, что тот умер от страха. Рассказ немудрено назывался «Конец старого немца».
Эдуард Эрастович, задушевно улыбнувшись, прочитал стихотворение Варварова.
Чтит Отчизна своих сыновей,
И воины ее взрослеют.
Простор березок, рек ее, полей,
Накормит, напоит, согреет.
И безгрешным сердцем своим
Ждет любимая Родина-мать,
Всех, кто ею навек одержим,
Как умеют лишь матери ждать.
Но вдруг если нагрянут враги,
Нашу мать защитим и утешим!
И забьем мы врагов до крови,
Молодецкую удаль потешим.
Веки сини в окно наклоня,
Ожидает нас мать у оконца.
Ты ведь любишь, Отчизна, меня!
И любовь к тебе эта вернется.
Я лобзну тебя желанными очами
Ты челом мне тихо подмигнешь,
Поведешь багряными плечами,
И в светелку-горницу зайдешь...
- Прекрасно! – со слезами на глазах сказал Дубовик. – И главное, своевременно! Благодаря вам, Анатолий Анатольевич, «Русский дух» крепчает на глазах и становится способен на большие дела. У нас огромная радость. Война на пороге! Сколько новых тем, новых образов, дополнительного финансирования! Я искренне надеюсь, что вы в ближайшее время начнете роман о борьбе наших доблестных ратоборцев с мерзкими илмезийскими захватчиками.
- Наши, как всегда, победят! – с энтузиазмом сказал Варваров. – А илмезийские – это какие?
- Это инопланетяне, наши очередные враги, - объяснил Дубовик.
- Прекрасно! – сказал Анатолий. – Я их уже ненавижу. Аванс пришел?
- Аванс будет лишь через месяц, - развел руками редактор.
- Кто же так халтурно ставит творческие задачи? – нахмурился Варваров. – Моя ненависть к инопланетянам стремительно уменьшается!
- Вы патриот или где? – сурово спросил его редактор.
- А вы? – парировал Варваров.
- Ладно, половину аванса получите сейчас, - вздохнул Дубовик. – Возьмите квиток, касса на третьем этаже.
- Мне ли не знать, куда, когда и зачем идти к кассе, - заулыбался Варваров и положил квитанцию в портмоне из крокодиловой кожи. – Весь мой литературный путь – это путь к кассе!
***
- Ребята, бронируйте сауну, - потирая руки, сказал директор студии «Худмозгфильм». – Новый заказ пришел! Саня, тебе в сауну мальчиков или девочек?
- Мне всяких, - улыбнулся заместитель директора. – Ты же знаешь, я многоплановый специалист по проведению кастингов. А на какие роли мне их это, тестировать? Сценарий есть?
- Зачем тебе сценарий, когда бабки уже пришли, - отмахнулся директор. – Сценарий Васька, Ванька и Валька за час накатают в режиме мозгового штурма, сейчас главное – бабло попилить! Прикинь, пятьдесят лимонов! Опять самый дорогой фильм в истории!
- Круто, - одобрил зам. – Значит, лимонов десять до нас дойдет?
- А то! – облизнулся директор. – Только ты не горячись, пару лимончиков мы на фильм все-таки оставим, и еще три лимона на рекламу надо. Ты в сауне сразу договаривайся, что с молодых откат семьдесят процентов от гонорара, а со звезд – тридцать.
- Тема-то хоть какая? – осведомился зам.
- Как всегда, патриотическая. Только теперь враги – инопланетяне с Илмеза. В общем, я думаю, супермен с биксой, лав стори, спецэффекты, телки, кровища, задушевность и натурные съемки. С хэппи-эндом, разумеется. И еще Запад и его поганые нерусские традиции надо говном облить, как обычно. Пашка пусть по-быстрому бизнес-план с маркетинговым анализом набросает и сегодня нам в сауну подвезет. В декорации портрет Императора с гербом и флагом везде засунь, не забудь! Лешка с Санькой пусть оформят, у них иногда смысл есть и какое-то художественное решение присутствует. И еще фишку надо – герои с уважением смотрят на Свинюгина, и с любовью – на Призонова. Смотри, не перепутай!
- Не впервой, - сказал зам. – Слышь, а если нам с «Онегиным» как-то тему объединить? Заказчик у нас теперь один, так что все только рады будут…
Новый блокбастер «Евгений Онегин» про простого русского парня Женю Онегина, убивающего западника Ленского и отбивающего красавицу Таньку Ларину у либерального мужа, активно продающего Родину, был почти завершен. Оставалось снять только три эротические сцены, две сцены драки и одну сцену массовой битвы.
- Точно! – ухватился за идею директор. – Пусть Танькин муж будет инопланетянином, а Ленский – его внебрачным сыном! Классики и не такое терпели…
- Стерпят, куда они из-под земли денутся, - ответил зам. – Какую сауну бронировать собираешься?
- На Малой Призоновке, в здании «Москомсомола», как обычно.
- Ты что? Там же триппер обосновался!
- Тогда в Государственном Призоновском Университете.
- Прекрасно, место проверенное. Значит, в ГПУ на Дятловых горах. Заодно ректора со всем деканатом пригласим, у меня жена с дочкой к ним в этом году поступают….
***
- Дочка, у тебя «Гламур» есть? – обратилась сморщенная старушка в старом заплатанном пальто к необъятной торговке, обтянутой «Гуччи» пополам с «Большевичкой».
- Два рубля, - равнодушно сказала продавщица, вильнув тремя подбородками.
- Дорогой нынче гламур, - вздохнула старушка. – Ну его к черту, нерусское все это, не православное. А что у тебя самое дешевое?
- «Правда», конечно, - ответила продавщица. – «Правда Русской Империи» за пять копеек.
- Вот то, что мне нужно. Дай мне правды немножко, - старушка протянула торговке засаленный пятак.
- Много не получится, - пожала могучими плечами продавщица и протянула дешевую «Правду».
Старушка начала читать.
«Дмитрий Свинюгин как-то сразу выделил из толпы эту простую исконно русскую женщину с портретом красивого одухотворенного мальчика у груди.
- Иван Себяев из Москвы, - выдавила она.
- Когда погиб?
- Позавчера…
Президент лишь дотронулся до ее плеча, как бы сказал: скорбит вместе с ней. Пошел было к своей машине, но вдруг передумал и направился к людям, ждавшим его с утра. Толпа восторженно закричала.
- Огромное спасибо за свободу, отец родной! - воскликнул кто-то.
- А вам спасибо за мужество и стойкость, - ответил Дмитрий Свинюгин. В его мудрых и добрых глазах стояло твердое понимание того, что народ - дитя, но мудрым и добрым своим сердцем он чувствует, что его избрал Господь, и наш народ верит избранному, тянется за ним, как за кормчим большого корабля, чувствуя, что он ведом десницею Божьего промысла.
- Я слышал, у вас собака ощенилась, - робко спросил старик в исконно русском ватнике. – Как здоровье ваших щенков? Какая судьба их ждет?
- У моих сук все будет нормально, я верю, - президент осветил народ своей мудрой и доброй улыбкой.
- А у нас? – робко спросил старик.
- Одним из способов повышения благосостояния народа является кардинально новый метод переработки навоза, - заявил президент. – Уже создана корпорация «Росгоснавоз», руководителем которой назначен Анатолий Борисович Чубатый, заслуги и достижения которого с уверенностью позволяют с оптимизмом смотреть в будущее корпорации. Я, как совладелец корпорации и автор ряда патентов по переработке данного продукта, заверяю вас – эта корпорация обновит и модернизирует всю Империю! На развитие «Росгоснавоза» выделено более миллиарда рублей – почти половина годового бюджета России.
- Нам бы столько, - с завистью вздохнул старик. – А то у нас ни воды, ни еды…
- Потерпите и получите, - успокоил его президент. – Мы заботимся о населении! Люди – наш второй навоз! Но патернализм изживайте! Реализуйте себя по-всякому, а не у нас просите! Если есть сила, ум и воля – будут и вода с едой!
- Всю жизнь терпим и еще столько же протерпим, кормилец! – прослезился пенсионер.
Народ понимает, что наш президент – человек волевой, добрый, мудрый и квалифицированный. Один лишь недостаток у Дмитрия Анатольевича – кривовато повязан галстук. Я набралась смелости и спросила его об этом.
- Жена повязывает, - тепло улыбнулся он. – У меня времени на такие мелочи нет, я ведь о больших делах думаю, о стране нашей. Кто же о России, кроме меня, позаботится?
Я понимающе улыбнулась. Президент проявил себя простым и душевным человеком. С таким и водочки можно выпить, и картошечкой закусить, и за жизнь потолковать.
- А илмезийцам мы дадим по морде, - доверительно сказал президент. – Мы принудим их к миру танками, истребителями и нашим боевым духом. Россия никогда не покорялась врагам. Наша страна постоянно усиливается и стабилизируется.
Я пришла в восторг от столь мудрых и добрых слов. Кто еще, кроме Дмитрия Анатольевича Свинюгина может так лаконично, умно и емко определить ситуацию в стране? Только Александр Аркадьевич Призонов, без сомнения»
- Дочка, - с недоумением подняла глаза старушка. – А илмезийцы – это что за звери такие?
- Как же ты не знаешь, бабуся, - укоризненно сказала продавщица. – Знать такие вещи надо! Враги это наши, захватчики. Землю хотят завоевать.
- Ясно, - поникла старушка. – У меня позавчера сумку в троллейбусе разрезали, а вчера пенсию вдвое урезали. Точно эти бандиты, илмезийцы, больше некому…
Hеба утреннего стяг
В жизни важен первый шаг
Слышишь, реют над страною
Вихри яростных атак, -
раздалось душевное пение, уже полвека знакомое всей стране.
- Ой! – захлебнулась радостью старушка. – Иосиф Виссарионович!
- Давыдович, - поправила ее продавщица.
- Неважно, - ликовала старушка. – Главное, что сам, вживую! Все уже умерли, а он все еще молодой, хоть и в парике…
И вновь продолжается бой!
И сердцу тревожно в груди
И вождь наш такой молодой
А наша победа впереди! -
надрывался бархатный голос политика и бандита.
Песнь летит во все концы
Вы поверьте нам, отцы!
Будут новые победы
Встанут новые бойцы.
С неба милости не жди,
Илмезийцев не щади
Hам, ребята, в этой жизни
Только с правдой по пути.
Для привлечения молодежи вокруг певца вертелся табунчик полуголых девушек, сексуально, но невпопад разевавших ротики под фонограмму.
- Именно с «Правдой»! – потрясла газетой старушка. – Пусть все слышат!
- Все и слышат, - сказала продавщица. – Концерт по всему миру транслируется, да еще и по всем каналами.
- Правильно! – крикнула старушка. – Банду Илмеза под суд! Бей илмезийцев, спасай Россию! Землю мы не отдадим! Смерть мировому илмезиазму!
- Ура! – прокатился по планете неистовый многомиллиардный вопль.
Призыв бить илмезийцев нашел отклик в головах простого народа. В ночь после патриотического концерта в России было убито семь тысяч грузин, пятнадцать тысяч евреев, десять тысяч негров, шесть тысяч узбеков, пять тысяч молдован и еще тысяч пятьдесят других инородцев. Проснувшиеся утром россияне твердо знали, что в их диком похмелье, низкой зарплате, ржавой машине, убогом жилище и мерзком отражении в зеркале виноваты жители планеты Илмез. Илмезийцы были обязаны искупить свою ужасную вину либо нефтью, либо кровью.
***
Резиновый наконечник грязной палки постучал по благородному носу спящей Джули Капулы. Прекрасные глаза дочери илмезийского экс-сатрапа широко распахнулись, а нос оглушительно чихнул.
- Чего разлеглась? – миролюбиво спросил ее пятнистый старик с рубиновыми глазами. Его рваный пиджак, увешанный фронтовыми медалями, обдавал трупно-фекальным смрадом.
- Мне захотелось спать, - просто ответила Джули. – У вас это запрещено?
- Дома надо спать, - наставительно ответил старик.
- Благодарю вас, теперь я знаю, как мне жить, - с легкой иронией произнесла Джули.
- Ушла со скамейки, блядина! – по-прежнему мирно и спокойно сказал старик. – Тут тенек, а я привык. Все знают, что скамейка моя. Нарожали вас на свою голову, а вы на шею сползли. Живете на халяву, а я кровь проливал за великого Сталина! У меня пенсия маленькая, а вы жируете! А у нас идеалы были!
- Садитесь, пожалуйста, - встала мун Капула. Старик плюхнулся на скамейку и раскрыл газету. Джули осмотрелась. Крошечный грязный дворик был скучен, вой автомобилей и визг сирен стучал по ушам, надеясь достучаться до мозга.
- Вот что илмезийцы творят, фрицы поганые! – возмутился старик, впитав газетные строчки. – Вот при Ильиче втором порядок был, продукты с зарплатой были, а работы не было. Вот они сюда и не совались! А теперь конечно, маркетинг, мастурбация, коучинг, депиляция, пресс-релиз, Лилипутины, Призоновы, Свинюгины… А ты что встала? Пошла на хуй!
- Простите, куда? – переспросила Джули. – Мой транслятор не определяет этого слова.
- Ты что, ебанутая? – пробурчал старик.
- Это слово он тоже не знает, - удивилась Джули.
- Русского не понимаешь, правды не знаешь, - полутруп затряс пятнистой головой. – За что боролись?
- Расскажите мне правду, - попросила Джули.
- Тут не расскажешь, тут показывать надо. А у меня уже нет этого, на который я тебя послал, - вздохнул старик. – Да и правды нет, и счастья, и покоя, и воли. И никогда не было. Иди отсюда. Понаехали тут, а Москва не резиновая. Скамейки занимают, пенсию задерживают, в подъезде гадят. Умные все стали!
Джули пошла прочь от старика. Зародившееся любопытство от созерцания нового города быстро умерло при виде серой архитектуры, разноцветной грязи и вечных портретов задушевного Призонова с кондовыми лозунгами. Два потока хамов, пешеходов и автомобилистов, неслись в разные стороны, не замечая ни себя, ни друг друга. Джули вспомнила элегантного и загадочного Брейна и грустно вздохнула.
- Чето он болтал блин, по типу прикольно но как бы не вставляет, - донесся до мун Капулы разговор двух москвичек. – Пару раз встретились – сердце не екает, я его на хуй послала эсемеской.
- Да, если после встречи с мужиком бабочки в животе не порхают, то он отстой по типу, - согласилась вторая. – У меня был один такой, такой, блин, по типу секси, вообще! Я была от него просто в шоке…
- А где сейчас? – заинтересовалась первая.
- Бабки спиздил, подставил и смылся, - погрустнела вторая. – Так по нему скучаю, вообще…
- Культура, бестселлеры, литература! – кричала продавщица лотка, усыпанного маленькими пестрыми брошюрками. – Девушка, купите культуру!
- Она у вас настолько дешевая? – спросила мун Капула.
- Это для кого как, - затараторила продавщица. – Вот, купите евангелие от Соловушкина за пять рублей. Или вот «Бешеный против маньяков-илмезийцев» за три пятьдесят. Нечеловеческая литература! Такие по типу бестселлеры, вообще!
Капула пролистала одну из предлагаемых книг.
- Это, наверное, бестселлеры, но не литература, - сказала она. – У вас где-нибудь можно приобрести литературу?
- Перед тобой, по-твоему, что? – возмутилась продавщица. – Лечиться надо! Хотят тут всякие из психушек, потом сдача пропадает…
- Послушайте, у вас же есть литература! – удивилась мун Капула, пролистав одну малозаметную книгу. – Почему вы о ней не кричите?
- Я, девушка, рекламирую лишь то, что покупают, а не дерьмо всякое, - исказилось лицо книжной торговки. – Не берет наш народ этого лауреата-цэреушника! Запрещали – хотели, а как разрешили, так выяснилось – не нужно!
- Мне нужно, - сказала Джули. – Я возьму.
- Ну, ты даешь, сучка! – вдруг заорала торговка культурой. – Электричеством лечиться надо! Сукина дочь, да я твою мать имела!
- Вы знали мою маму? – переспросила мун Капула. – Вы меня с кем-то путаете…
- Вас перепутаешь, как же! – вопила продавщица. Спокойствие Джули оскорбляло ее. – Мозгоебка! Наезжать не дам! Пошла на хуй!
- Я не понимаю, о чем вы, - сказала Джули. – Видите ли, мой транслятор не определяет эти слова. Почему вы кричите?
- Потому что на тебя можно кричать, если ты этих читаешь! – взвизгнула продавщица и швырнула понравившуюся мун Капуле книгу в лицо потенциальной покупательнице. Джули увернулась и подхватила книгу. Продавщица продолжила вопли. Джули передернула изящными плечиками и отошла. Сев за столик пустого уличного кафе, мун Капула раскрыла книгу. Официантка, выглядящая так, словно она только что вернулась с похорон любимого человека, бросила на посетительницу злобный взгляд, сохраняя на лице выражение безысходной скорби и тоски.
«Он мог чувствовать, понимать шажки, и изгибы и полеты времени. Здесь? Хотя, только здесь по-настоящему возможно», - начала думать Джули, но ее мысль была задушена окриком официантки.
- Девушка, здесь читать не принято, - хмуро сказала обслуга, не сходя с места.
- Есть такой закон? – улыбнулась мун Капула.
- Девушка, оставьте ваши знания при себе! – вспылила официантка. – Здесь люди едят, а не читают! В библиотеке, бля, читайте, а здесь расслабляются, а не с книжками напрягаются! Ваще, шесть лет здесь работаю, но чтобы в кафе приходили с книжкой – впервые вижу! Совсем оборзели!
- Успокойтесь, - мягко сказала Джули. – Я могу поесть?
Джули ничего не ела со вчерашнего дня, но голод ощутила лишь сейчас.
- Книжку убери, - посоветовала официантка.
- Мне бы не хотелось, - сказала мун Капула.
- Че бы тебе не хотелось? – не поняла официантка.
- Транслятор барахлит, - улыбнулась Джули и громко произнесла. – Я хочу духовной и физической пищи одновременно. Это возможно?
- Че? – икнула официантка.
- Видите книгу? Я хочу ее читать и есть еду, - предприняла еще одну попытку мун Капула.
- Не выебывайся, - сказала официантка. – Читай, мне-то что. Любой каприз на ваши деньги, тогда чаевые не десять а двадцать процентов. Деньги-то у тебя есть?
- Только сольво, - ответила Джули.
Лицо официантки налилось восторженной радостью. Теперь клиентке можно было нахамить по-настоящему!
- У нас только наше! Нет рублей - вали на хуй, - густые волны трехэтажного мата девятым валом обрушились на Джули. В этот момент мун Капула догадалась, какие слова не определял транслятор.
«Пока жив язык – жива нация», - самостоятельно додумалась Джули до мысли Толстого. – «Каков язык – такова и нация. Неопределяемые цивилизованным транслятором… Как мне добыть материальную пищу на этой планете? На духовную надеяться нечего».
***
Тринадцатый этаж старого дома на окраине Призоновграда отличался от остальных этажей так же, как европейский миллионер от русского пенсионера. Роскошный ремонт и продуманный декор приятно дополняла позолоченная табличка с завлекательной надписью «Русское море». Ошалевший от красоты грязноватый мужчина сомнительного вида и возраста переминался перед входом, судорожно сжимая мозолистыми руками огромный и явно тяжелый мешок.
- Ракушки здесь покупают? – наконец заглянул в дверь он.
- Здесь, - высокомерно ответил красноносый мужчина в форме швейцара. – Полтинник дай, так положено!
Мужик с мешком горестно вздохнул и, порывшись в карманах, протянул швейцару пятидесятикопеечную монету.
– Валентин Валерьевич, это к вам! – брезгливо обтерев подношение, крикнул швейцар.
Из кабинета вальяжно вышагал Камышов. Швейцар подобострастно снял фуражку и заглянул в глаза Валентину. Камышов внутренне передернулся от злобного рабски-хозяйского взгляда, кинул монетку в швейцарскую фуражку и окинул посетителя снисходительным взором.
- Пройдемте, - сухо сказал он и зашагал обратно. Мужчина с мешком последовал за ним. Мобильный Камышова зазвенел очередным гимном Русской Империи – Львов пополам с Глинкой.
- Юлечка! – расплылся Валентин, облизнувшись. – Сегодня буду, но не раньше восьми. К тебе в твои Люберцы еще доехать надо. И я тебя туда же. Мяу!
В дверь требовательно зазвонили. Швейцар открыл дверь, увидел знакомую медийную морду, тело которой было укутано в тряпки и драгоценности тысяч на сто, и взял под козырек.
- Полтинничек позвольте, - просительно протянул ладонь швейцар, низко поклонившись.
Медийная персона презрительно хрюкнула и протянула пятидесятирублевую купюру.
- Михаил Иванович, к вам пришли! – крикнул швейцар.
Болотов, радушно улыбнувшись, вышел из другого кабинета и устремился навстречу посетителю.