Через секунду после того, как я преодолела последнюю волну оргазма, Колтон смещается, раздвигая мои бедра коленями, и прикладывает головку члена к моему все еще пульсирующему лону.
И тут меня осеняет – прорывается сквозь туман желания - и приводит в чувство. Упираюсь ладонью ему в грудь, мотая головой.
- Колтон... нам нужен презерватив... - говорю я ему, реальность поражает сильнее, чем дрожь оргазма, все еще сотрясающая меня.
Тело Колтона напрягается, голова вскидывается от созерцания того места, где наши тела должны соединиться. Он наклоняет голову и просто смотрит на меня, единственными звуками в комнате являются мое все еще прерывистое дыхание и тихое звучание песни «Stolen» из динамиков наверху. Но то, как он смотрит на меня –будто я его следующий вдох – останавливает мои дальнейшие протесты.
- Я не хочу пользоваться презервативом, Райли. - Его слова поражают меня, но больше то, как он их произносит - смиренное недоверие, смешанное с раздражением.
Но почему?
Недоверие, потому что своей просьбой я испортила настрой? Раздражение, потому что теперь ему придется пользоваться презервативами?
- Брось, Колтон, не веди себя как типичный парень. Знаю, ощущения не одни и те же, но нам нужно быть умнее…
Внезапное движение Колтона в постели, когда он притягивает меня к себе, так что я оказываюсь сидящей верхом на его коленях, удивляет меня настолько, что я перестаю протестовать. Его руки находят мой затылок, удерживая большими пальцами мое лицо, его глаза впиваются в меня с благоговейным напряжением, которого я никогда раньше не видела.
- Нет, Рай. Я не хочу использовать презерватив не из-за отсутствия чувствительности. Черт, детка, я мог бы обернуть свой член мешковиной и все равно чувствовал бы тебя.
Мне хочется смеяться, пока разум пытается понять, что именно Колтон мне говорит.
- Что ты... что ты хочешь сказать? - и хоть он еще не ответил, мое сердце учащенно бьется, а пальцы начинают дрожать.
Наблюдаю, как он сглатывает, его кадык дергается, губы складываются в подобие улыбки. Он слегка качает головой, и его улыбка становится шире.
- Не знаю, как это объяснить, Рай. Та ночь была ужасна. Она навсегда запечатлелась в моей памяти - ты, я... ребенок... - его голос затихает, он слегка качает головой, глядя на мгновение вниз, потому что я знаю, он все еще пытается смириться с тем, что мы оба потеряли ребенка. Он прерывисто вздыхает, а когда поднимает глаза, я вижу в них неприкрытую искренность. - Я до смерти перепугался, - говорит он, наклоняясь и нежно целуя меня в губы, прежде чем поцеловать в нос, а затем отстраниться. - Я до сих пор испытываю страх каждый раз, когда думаю об этом и о том, что могло случиться. Я просто не знаю, как это объяснить. - Он громко выдыхает, и я вижу на его лице необходимость попытаться подобрать правильные слова, чтобы выразить свои чувства.
- Не торопись, - шепчу я, зная, что дам ему все время мира, если он попросит.
Он потирает большими пальцами мою щеку, от пронзительности момента по коже бегут мурашки.
- Часть меня... - его голос срывается, и я вижу, как пульсируют мышцы на его челюсти, когда он пытается контролировать эмоции, которые я вижу в его глазах. -...часть нас умерла в тот день. Но это часть меня была мне очень дорога.
Когда он называет ребенка нашим, у меня перехватывает дыхание и руки тянутся к его предплечьям.
- Я сидел в приемной, Рай, с твоей кровью, кровью нашего ребенка на своей коже, и я не думаю... не думаю, что когда-либо чувствовал себя таким чертовски живым. - Эта кроткая улыбка снова появляется на его великолепных губах, но меня пленяют его глаза. Эти зеленые вспышки умоляют и просят, чтобы я поняла слова - высказанные и невысказанные – которые он мне сейчас говорит.
На мгновение он опускает взгляд на свои руки, на его лице мелькают эмоции, когда он вспоминает, что тогда чувствовал, прежде чем посмотреть на меня.
- Кровь ребенка, которого я никогда не увижу, но которого мы создали вместе... - на последних словах его голос срывается, но он не отрывает от меня глаз, убеждаясь, что я вижу в них все – горе, неверие, потерю.
- Все эти эмоции... все, что происходило... попытки переварить все это были похожи на попытки сделать глоток воды из гребаного пожарного шланга. - Он снова выдыхает и на мгновение закрывает глаза, ошеломленный воспоминаниями и тем, как лучше их объяснить. - И я до сих пор не знаю, смогу ли когда-нибудь это переварить, Рай. Но одно я знаю точно, - говорит он, сжимая пальцами мои щеки, усиливая уверенность в своих словах, - когда я сидел в комнате ожидания и доктор сказала мне... о ребенке... меня наполнили чувства, которые я никогда не думал, что смогу испытывать, - говорит он с непоколебимым взглядом и полным благоговения голосом, заставляя мое сердце таять от надежды на то, о чем я никогда даже и не могла себе представить.
Подушечкой большого пальца он вытирает слезу, сбегающую по моей щеке, я даже и не знала, что плачу, и продолжает:
- И сидя в этой проклятой больничной палате, ожидая, когда ты очнешься... я осознал, что ты для меня значишь, что мы вместе создали – лучшие частицы нас соединились вместе. А потом до меня дошло, - говорит он с такой нежностью в глазах, что, когда я открываю рот, чтобы что-то сказать, ничего не выходит. Он мягко улыбается мне, облизывая нижнюю губу. - Я понял, то, что она сделала со мной не обязательно случится снова. Что я могу дать кому-то жизнь, которой у меня никогда не было, Райли. Жизнь, которую ты показала, что для меня возможна.
Воздерживаюсь от слов, врывающихся в мою голову, когда сказанное Колтоном разрушает все виды защиты, которыми я когда-либо оплетала свое сердце. Мои пальцы на его бицепсах напрягаются, а подбородок дрожит от нахлынувших эмоций.
- Нет, не плачь, Рай, - бормочет он, наклоняясь и целуя дорожки слез, бегущие по моим щекам. - Ты уже достаточно плакала. Я просто хочу сделать тебя счастливой, потому что, черт возьми, детка, это ты сделала все другим. Ты позволила мне увидеть, что мой самый большой страх – проклятый черный яд – на самом деле вовсе не был страхом. Он был предлогом не открываться, говоря, что все, на что я способен - это нести боль и заразить своими демонами другого. Но я знаю – знаю – что никогда не смог бы причинить боль ребенку - родной плоти и крови. И я чертовски уверен, что ты никогда не причинишь никому вреда, просто назло мне.
На его глаза наворачиваются слезы, на мгновение он их опускает и качает головой, исповедь и очищение его души, наконец, берут свое. Но когда он поднимает на меня взгляд, несмотря на слезы, я вижу в нем такую ясность, такое благоговение, что у меня перехватывает дыхание. Мое сердце, украденное им давным-давно, несомненно, принадлежит ему.
- Это похоже на то, как из ужасной тьмы, в которой мне пришлось жить всю свою жизнь, появляется невероятный луч света.
Его голос срывается, слезы капают, мы сидим в этой чудовищно большой постели, тела обнажены, прошлое больше не сокрыто, сердца обнажены и абсолютно беззащитны, и в то же время никогда в жизни я не чувствовала себя более уверенной в ком-либо другом.
Он приподнимает мою голову, чтобы я на него взглянула.
- Так ты не против?
Смотрю на него, не совсем понимая, о чем он спрашивает, но надеясь, что мои предположения верны.
ГЛАВА 38
Колтон
- Боже, мне нужно знать, что ты не против, Рай? - вглядываюсь в ее лицо в поисках каких-либо признаков того, что на этом пути она со мной, потому что сейчас мое гребаное сердце колотится, а грудь сжимается с каждым чертовым вздохом.
Ее фиалковые глаза – единственные, которые когда–либо могли заглянуть мне в душу и увидеть все, что я скрывал - смаргивают слезы и пытаются осмыслить сказанное мною о том, чего я никогда не хотел, а теперь хочу с ней.
Все наши завтра.
Возможности.
Чертово будущее.
Финальный гребаный клетчатый флаг.
И в глубине души я абсолютно точно знаю, что чувствую к этой женщине, которая ворвалась в мою чертову жизнь, схватила меня за яйца – и, очевидно, за сердце – и никак не отпускает. Не могу противиться мимолетному желанию, чтобы успокоить дурные предчувствия, пронизывающие меня, облегчить волнения в душе, которую я всегда считал обреченной на адские муки. Наклоняюсь и прижимаюсь к ее губам, используя их податливость в качестве молчаливого подтверждения, о котором она даже и не подозревает, что дает мне.
Смотрю на свои руки, дрожащие на ее щеках, и знаю, что эта дрожь не имеет ничего общего с чертовым несчастным случаем, все это связано с заживающими ранами, такими старыми и покрытыми рубцами, что я никогда бы не подумал, что их можно излечить. Поднимаю глаза, чтобы снова встретиться с ней взглядом, потому что, говоря ей это, мне нужно, чтобы она знала, пусть до нее у меня было много женщин, но она единственная, черт возьми, кто когда-либо это услышит.
- Я говорил тебе во Флориде, что всегда использовал адреналин – скорость, женщин – чтобы заполнить пустоту, которую всегда чувствовал. А теперь... - качаю головой, не зная, как заставить слова, бегающие кругами в моей гребаной голове, звучать связно. Делаю глубокий вдох, потому что это самые важные слова, которые я когда-либо говорил. - Рай, все это не имеет значения. Все, что мне нужно - это ты. Только. Ты. И мальчики. И все что мы создадим вместе.
По коже бегут мурашки, я так ошеломлен всем - моментом, чувством, гребаной беззащитностью – что вынужден сглотнуть, на мгновение закрыв глаза. И когда я их открываю, сострадание и любовь в ее глазах – и простая мысль о том, что я вижу ее любовь, принимаю ее – заставляют мой пульс учащенно биться от эйфории, которую она приносит, и это разрушает последний барьер моего прошлого.
- Я люблю тебя, Райли. - Шепчу я. Груз, лежащий на моей груди взрывается, рассыпаясь на миллион гребаных осколков, освобождая мою душу, взмывающую вверх, как Боинг-747.
ГЛАВА 39
Он любит меня.
Эта мысль снова и снова проносится у меня в голове, во мне бурлит адреналин.
Он только что сказал, что любит меня.
Слова ускользают от меня, волна любви и гордости за этого мужчину накрывает меня, окутывая коконом возможностей и успокаивая любые сомнения, которые могли у меня остаться.
- Колтон... - я так переполнена эмоциями, что не могу подыскать слов, чтобы сказать ему то, чего так долго ждала.
- Ш-ш-ш, - говорит он, поднося палец к моим губам и застенчиво улыбаясь. - Дай мне закончить. Я люблю тебя, Райли. - Теперь, когда он обрел опору в этом новом мире, его голос звучит увереннее. Его улыбка становится шире, как и моя, палец все еще прижат к моим губам. - Думаю, что всегда любил... с той проклятой первой ночи. Ты была тем ярким пятном - той гребаной искрой - от которой я не мог спрятаться, даже когда меня поглотила тьма. Бог мой, детка, мы столько всего пережили, что я... - его голос стихает, влага, скопившаяся в его глазах, стекает по щеке.
Всхлипываю, сдерживая рыдания, потому что сейчас невозможно не плакать. Протягиваю руку и обхватываю его щеки, щетину, грубую и успокаивающую под моими ладонями, и прижимаюсь губами к его губам, он обнимает меня и крепко прижимает к своему телу. Касаюсь лбом его лба и запускаю пальцы ему в волосы и, стиснув их в кулак, оттягиваю его голову назад, чтобы посмотреть в глаза.
- Я люблю тебя, Колтон. Я так давно хотела сказать тебе эти слова. - Смеюсь, не в силах сдержать бурлящее во мне счастье. - Я люблю тебя, храброго, удивительного, сложного, упрямого, великолепного мужчину, которого, кажется, мне никогда не будет достаточно…
Его губы захватывают мои, мы сливаемся в поцелуе, наполненном таким количеством эмоций, что я не могу сдержать льющихся слез, или повторяющегося шепота слов, которые я так долго сдерживала, и которые наконец вырвались на свободу.
Мозоли на его пальцах царапают мою спину, когда он прижимает меня к себе, его стальная грудь против мягкости моих грудей разжигает пламя желания глубоко внутри меня. Наши языки проникают глубже, вздохи слетают с наших губ, желание усиливается, мы погружаемся в медленный, но ошеломляющий поцелуй, от которого покалывает все тело. Каждый нерв жаждет быть задетым и отмеченным его пальцами, как угодно и где угодно.
Покачиваю изнывающей от боли вершиной над кончиком его эрегированного члена, в то время как его язык делает меня слабой и беззащитной одним лишь поцелуем, оставляя на мне неизгладимый след. Мои пальцы рассеянно поглаживают твердые мускулы его плеч, прежде чем я вплетаю их в его волосы, удерживая его голову в плену, как он уже сделал с каждой частичкой меня.
Он отстраняется, прерывая наш поцелуй, и я протестующе вскрикиваю, чувствуя, что никогда не смогу полностью удовлетворить свою жажду к нему. Смотрю на его спутанные волосы и сверкающие глаза, прежде чем потянуться к его губам, изогнутым в улыбке, которая полностью вышибает мой мир из равновесия. Его пальцы нежно прочерчивают линии вдоль моего позвоночника, пока я пытаюсь понять, о чем говорят его глаза.
- Позволь мне заняться с тобой любовью, Рай, - говорит он хриплым голосом, в котором слышится нежность.
Сколько еще раз сегодня он заставит замереть мое дыхание? Сколько еще раз он отдаст мне свои сломленные частицы, чтобы я смогла взять их и соединить вместе, чтобы он снова стал целым?
Смотрю на него, мои губы складываются в улыбку, когда я говорю:
- Я всегда позволяла, - качаю головой, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Глупо, конечно, смущаться своей исповеди, когда мы стольким уже поделились, но мне нравится искорка, вспыхнувшая в его глазах, и приоткрытые губы, когда он слышит мои слова. Провожу ладонью по его руке и кладу ее ему на сердце. - Я всегда занималась с тобой любовью, ты просто не знал.
Он выдыхает смешок, его улыбка становится еще шире, он поворачивается и укладывает нас на подушки позади меня. Его лицо в нескольких дюймах от моего, тело опирается на локти, а колени между моих бедер.
- Что же, на этот раз мы будем знать оба, - говорит он, прерывисто дыша, когда его стальной член прижимается к моему входу.
Закрываю глаза, мое тело дрожит под ним, нуждаясь и жаждая удара всепоглощающего ощущения, которое, я знаю, приближается.
- Посмотри на меня, Рай. - Открываю глаза и смотрю вверх, растворяясь в красоте его лица. - Хочу наблюдать за тобой, когда буду овладевать. Хочу видеть, как ты позволишь мне любить тебя. - Он наклоняет голову и дразнит мои губы легким поцелуем, прежде чем снова найти мои глаза. - Я люблю тебя.
Произнося эти три слова, он проникает в меня, и, клянусь, от нашего единения вспыхивают искры, потому что на этот раз это нечто большее, чем просто физическая связь. Это единение наших сердец, душ и всего, что есть между нами. Вижу, как его глаза затуманиваются желанием и темнеют от страсти, когда он полностью погружается в меня.
- Господи Иисусе! – стонет он, начиная двигаться, затрагивая каждый возможный нерв. Мое тело реагирует инстинктивно, бедра приподнимаются, спина выгибается, так что я могу впитать каждую каплю удовольствия от этого невероятного мужчины.
Чувствую, как меня атакуют ощущения. Скольжение его кожи по моей. Беспрепятственная страсть и безграничная любовь в его глазах. Тихий стон удовольствия доносится из глубины его горла. Волна жара окутывает меня, когда он пронзает меня, вращая бедрами, прежде чем медленно отстраниться, начав все сначала.
Мое тело вибрирует от этого наивысшего чувственного наслаждения, которого я не смогла бы избежать, даже если бы захотела – все случившееся так идеально совпало по времени.
Напряжение нарастает, удовольствие возносит меня до головокружительного максимума, Колтон находит медленный, но ровный ритм, позволяющий ему проникнуть к каждому нервному окончанию и вытянуть из него по максимуму. Его глаза по-прежнему смотрят на меня, но я вижу, как удовольствие начинает вытеснять необходимость наблюдать за мной, его глаза на мгновение закрываются, челюсти сосредоточенно сжаты, веки отяжелели, ноздри раздуваются.
- Колтон... - стону я, когда желанное опустошение начинает сотрясать меня, мои мышцы напрягаются, готовясь к натиску ощущений, оказывающихся в пределах досягаемости. Услышав свое имя, он смещается, проводит руками по моему телу и садится на колени. Его руки скользят по моему лону, большой палец находит клитор, заставляя меня выгнуть бедра, прося большего.
Морщины сосредоточенности на его лице разглаживаются, губы изгибаются в сладострастной ухмылке.
- Хочешь еще?
Все, что я могу сделать, это кивнуть, мои слова теряются под натиском чувств. Его пальцы, осторожно обращаясь с моей новообретенной тату, сжимают плоть по бокам моих бедер, крепко удерживая, в то время как на его лице все еще играет улыбка, но бедра продолжают свои до боли восхитительные проникновения и последующие отступления. Я ни на что не способна, кроме как сфокусироваться на попытке справиться со всепоглощающей атакой на свои чувства, когда он, удерживая мой взгляд, поднимает меня все выше и выше. Мои бедра напрягаются, голова откидывается назад, сила приближающегося оргазма возрастает.
А потом ничего.
Колтон прекращает все движения, похищая мой оргазм своей внезапной остановкой. Вскидываю голову, чтобы посмотреть на него, разочарованная, и встречаюсь с зелеными глазами, в которых пляшет веселье и абсолютная сдержанность.
Он наклоняется вперед, его разгоряченная плоть проникает внутрь меня до невообразимых глубин, вытягивая невообразимый стон удовольствия, который я даже не пытаюсь остановить. Его руки толкают мои бедра вперед, а его лицо полностью заполняет поле моего зрения. Чувствую жар его тяжелого дыхания на своем лице и вижу, как напрягаются его мышцы, когда он контролирует свое желание врезаться в меня с безрассудной самоотдачей и подтолкнуть нас к краю быстро и жестко, как, я знаю, ему нравится.
- Черт, детка, с тобой я чувствую себя будто в Раю, - говорит он, наклоняясь вперед и касаясь губами моих губ. Он удивляет меня, поникая язык между моих губ и властвуя в поцелуе почти так же, как он властвует и в моем сердце. Чувствую, как его сдержанность ускользает, чувствую, как каждый его сладкий сантиметр увеличивается внутри меня, ощущаю, как растет желание, как потребность вытесняет разум.
Его рот клеймит и заявляет на меня свои права, в то время как его тело медленно начинает двигаться снова – обладая, дразня, подталкивая меня принять его вызов. Жидкий огонь снова вспыхивает, расплавленная лава опаляет и подпитывает адское пламя, из которого он только что меня вытащил. Вбираю его стон, когда он все глубже погружается в меня, пульсирующие искры удовольствия разжигают мои нервные окончания.
Он покусывает мою нижнюю губу и прерывает поцелуй, начиная набирать темп, врываясь в меня со страстным отчаянием, прислонившись лбом к моему плечу. Мое тело начинает дрожать от интенсивного напряжения в моем естестве, в то время как он продолжает свой мучительный ритм. Комната наполнена моими тихими стонами, его неразборчивым бормотанием и шлепающими звуками кожи о кожу, он подталкивает меня все выше и выше.
Ощущение его зубов на моей ключице - моя погибель. Лишающее сознания удовольствие охватывает меня, когда мое тело сжимается вокруг него и летит в свободном падении в восторженное забытье, отдаваясь ему.
Я забываю все – он заставил меня забыть все - кроме его запаха, его звуков, его вкуса, его прикосновений. Мое тело врезается в волну ощущений, его имя на моих губах, наши тела сливаются в одно.
- Как же чертовски сексуально смотреть, как ты кончаешь, - шепчет он, щетиной царапая мою шею, его тело замирает, а затем он медленно входит и выходит из меня, вытягивая последние остатки моего оргазма, все еще обжигающего меня. Я пульсирую и сжимаюсь вокруг его члена, ногтями царапая его плечи, крепко цепляясь за него с каждой волной удовольствия.
- Черт, Рай, это так чертовски приятно! – стонет он, когда его бедра начинают дергаться, мой собственный оргазм начинает подводить его к грани. И через мгновение Колтон снова стоит на коленях, руки толкают мои бедра вверх, и его бедра бьются в меня, когда он следует за своим собственным оргазмом.
- Давай, милый, - выдыхаю я, пытаясь отвечать на его толчки, полностью отдаваясь его потребностям.
Его гортанный стон заполняет комнату, когда он достигает своего пика, его напряженное тело содрогается, выезжая на свой собственный максимум. Через мгновение он переворачивает нас, наши бедра остаются соединенными самым первозданным образом, я лежу на нем, щекой прислоняясь к его груди, где могу слышать грохот его сердцебиения.
И мы лежим так некоторое время, лениво проводя пальцами по обнаженной плоти друг друга, восстанавливая дыхание и успокаивая колотящиеся сердца. Тишина вокруг нас так спокойна без теней преследующих его демонов. Да, какая-то часть его всегда будет сломлена и преследуема, но впервые у него есть кто-то, с кем он может этим поделиться. Кто-то, кто поможет облегчить бремя, поможет исцелить.
Полностью удовлетворенная вздыхаю от этой мысли, он целует меня в макушку.
- Я люблю тебя, - шепчу я, все еще ошеломленная всем, что произошло этим вечером. Его пальцы продолжают бесцельно скользить по моей спине. Закрываю глаза и наслаждаюсь ощущением наших тел, прижимающихся друг к другу, и легкостью его прикосновений. И тут срабатывает мой синдром навязчивого состояния, когда я мысленно провожу по линиям, которые выводят его пальцы на моем теле, поворачиваю голову так, что мой подбородок оказывается на руках, лежащих на его груди.
- Что? - невинно спрашивает он, несмотря на улыбку в уголках губ и озорства, отражающегося в глазах, которое я полюбила и ждала. Все, что я делаю, это приподнимаю брови, чувствуя грудью рокот его смеха.
- Алфавит, Эйс? – я пытаюсь сдержать улыбку, но это бесполезно.
- Ага. В эти дни я вижу алфавит в совершенно новом свете, - говорит он, прекращая выводить буквы и проводя пальцем вниз по моей спине.
Мой смех сменяется вздохом, когда его рука сжимает мой зад. Чувствую, что желание, которое он всегда во мне вызывает, вновь начинает закипать. Он снова начинает твердеть внутри меня, а я наполняюсь влагой, контакт наших тел усиливает жажду.
- И какая же твоя любимая буква?
Он от души смеется, его сотрясающееся тело вибрирует до самого члена, приведенного в полную боевую готовность и до основания погребенного во мне.
- О, детка, я вроде как неравнодушен к твоей «В». Это единственное место, где я хочу быть.
Даже не могу смеяться над его банальной репликой, потому что он выбирает именно этот момент, чтобы толкнуть свои бедра вверх, мое тело движется вместе с ним, его кожа трется о мои соски и вытягивает стон удовольствия из моего горла. Мои глаза закрываются, тело млеет, когда его движения вызывают повышенную ответную реакцию уже набухшей, благодаря его усилиям, плоти.
- Боже правый! – вздыхаю я, когда он вытягивает меня из пост-кататонического оргазмического состояния и снова околдовывает своими чарами.
ГЛАВА 40
Колтон
На солнце так же чертовски приятно, как и от ледяного пива, скользящего по моему горлу, и вида Райли, склонившейся напротив меня. Твою мать – это моя единственная мысль, ёрзаю и думаю о том, о чем не пристало думать в присутствии мальчиков.
Это когда-нибудь закончится? Желать, чтобы она была рядом? Желать смотреть, как она спит, и просыпаться рядом с ней? Испытывать нужду быть похороненным в ней? Прошло всего три чертовых часа с тех пор, как мы покинули мою кровать и, черт, я бы с удовольствием затащил ее наверх прямо сейчас и снова овладел ею.
- Лежать, мальчик!
И от этого голоса у меня сразу все опускается.
- Что-то не так, Бэкс?
- Очевидно, ты, если не перестанешь смотреть на нее так, будто хочешь нагнуть над шезлонгом и оттрахать до забытья, - говорит он, делая большой глоток пива.
Ну, мысль хорошая.
Я стону.
- Спасибо за картинку, чувак, потому что сейчас это совсем не помогает, - отвечаю я, закатывая глаза и качая головой, прежде чем оглянуться, чтобы убедиться, что мальчики достаточно далеко, и не могут услышать, как мы говорим о том, как я хочу замарать их чертовски сексуального воспитателя. И, мой Бог, она ходячий эротический сон. Снова ерзаю в кресле, наблюдая, как она садится на корточки и поправляет верх купальника, прежде чем намазать Зандера солнцезащитным кремом.
Качаю головой, думая о том, как она беспокоилась, выбирая купальник для вечеринки у бассейна с мальчиками. Даже в красном сплошном куске ткани, который она посчитала приличным, каждый ее гребаный изгиб виден как на ладони, словно чертов маршрут на карте, соблазняющий меня испробовать его на тест-драйве.
Впереди опасные повороты? Похрен. Давайте. Их. Сюда. Я мужчина, живущий опасностью. Она меня возбуждает. И черт меня дери, если я не жажду получить ключи прямо сейчас.
Поговорим о рычащих и рвущихся вперед моторах.
- Судя по твоему сопливому выражению лица, все идет хорошо? - спрашивает Бэкс, садясь рядом со мной и отрывая от грязных мыслей.
- В основном. - Открываю еще одну бутылку и делаю глоток.
- Прошу, только не говори мне, что тебя одомашнили и прочее.
- Одомашнили? Черт, нет. - Я смеюсь. - Хотя эта женщина смотрится чертовски сексуально, толкая впереди меня тележку с продуктами. - Могу представить это прямо сейчас, и будь я проклят, если эта мысль не вызывает у меня желания овладеть ею.
- Ты, Колтон Донаван, ступил ногой в продуктовый магазин? - прыскает он.
- Да. - Поднимаю брови и ухмыляюсь при виде шока на его лице.
- И не только для того, чтобы купить презервативы?
Ничего не могу поделать. Мне нравится над ним прикалываться. Это так чертовски просто.
- Не, они больше не нужны, если у тебя есть членская карта доступа в частый клуб.
- Господи Иисусе, чувак, ты пытаешься заставить меня захлебнуться пивом? - он вытирает пиво с подбородка, вылившегося из его рта.
- У меня есть кое-что еще, чем ты можешь подавиться, - бормочу я, когда мой взгляд возвращается к наклонившейся Райли, моему непрерывному полустояку. Я так сосредоточен на ней и своих извращенных, но охрененно приятных мыслях о том, что смогу сделать с ней позже, что не слышу слов Бэкса. - А? - спрашиваю я.
- Чувак, да ты просто долбаный подкаблучник, да?
Смотрю на него, готовый защищать свое гребаное мужеское достоинство, когда понимаю, что оно там, где я хочу, чтобы оно было: в гребаных руках Райли – идеальная комбинация сладкого и острого. Поэтому я смеюсь, качаю головой, подношу пиво к губам и пожимаю плечами.
- Пока этот каблук принадлежит ее киске, я, черт возьми, в игре.
Бэкс снова давится, но на этот раз от смеха, и я похлопываю его по спине, а Рай смотрит на нас, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.
- Бог мой! Должно быть, это лучшая гребаная киска-вуду, когда-либо укротившая Колтона, мать его, Донавана.
- Укротившая? Никогда. - Посмеиваюсь и качаю головой, откидываясь на спинку стула, чтобы взглянуть на него. - Но один засранец... э–э... друг... заставил меня понять, как сильно мне нравится чертов алфавит.
- Тогда этот друг заслуживает в качестве благодарности до хрена пива. - Он пожимает плечами. - Или взамен этого хорошенькую сладенькую попку.
Фыркаю от смеха, благодарный за его сарказм, чтобы избежать разговоров о глубоких чувствах и прочем дерьме, которые мне не очень комфортно обсуждать. Я еще привыкаю говорить такого рода вещи Рай, и чертовски уверен, что не собираюсь откровенничать с Бэксом.
- У нее есть горячая подружка, - говорю я ему, поднимая бровь, повторяя то, что сказал в тот вечер, когда уговорил его взять Рай с нами в Вегас, и зарабатываю в ответ фырканье.
- Еще какая, - бормочет он, но прежде, чем я успеваю ответить, Эйден бомбочкой прыгает в бассейн, обрушивая на нас волну брызг. Мы начинаем смеяться, слова забываются, солнечные очки теперь забрызганы водой.
- Эй, - говорит он, и я оглядываюсь на него. - Я должен был наговорить тебе этой херни, потому что так мы забавляемся... но я действительно рад за тебя, Вуд. Не облажайся.
Улыбаюсь ему. Придурок.
- Спасибо за вотум доверия, чувак.
- В любое время, мужик. В любое время. - Мы сидим в тишине, оба наблюдаем за мальчиками, которые ведут себя так, как и должны вести себя дети. - Так ты готов?
Голос Бэкса отвлекает меня от мыслей и возвращает к тому, на чем я должен сосредоточиться: на гонке на следующей неделе. Первый раз оказаться в машине после аварии. Педаль до пола и следующий поворот налево. И, черт меня побери, если от одной мысли об этом у меня не подскакивает давление.
Но я справлюсь.
- Черт, я родился готовым, - говорю я ему, стукаясь горлышком своей бутылки о горлышко его. - Клетчатый флаг мой.
- Да, черт возьми, - говорит он, глядя на свой телефон, куда пришло сообщение, и мои глаза возвращаются к Райли и мыслям о конкретной паре клетчатых трусиков, которые я так и не заполучил. Я чертовски уверен, что должен это исправить.
Качаю головой, откидываюсь на спинку стула и смотрю, как мальчики прыгают в бассейн, подначивая друг друга. Сижу и жду, но этого не происходит. Гребаного укола ревности, который я испытывал, видя мальчиков, которые вели себя так, как никогда не вел себя я. Потому что даже после усыновления, внутри меня по-прежнему присутствовал страх, я его по-прежнему чертовски остро чувствовал.