Райли ловит мой взгляд с другого конца террасы, и эти чертовски сексуальные, как грех, губы широко улыбаются. Убейте меня на месте. Мои яйца сжимаются, в груди тесно при мысли, что это я стал причиной этой улыбки на ее губах. Эта женщина мой криптонит.
Кому еще я позволю пригласить семерых мальчиков в свой дом на вечеринку у бассейна, чтобы отпраздновать здесь начало лета? С какой еще женщиной я мог бы поделиться своими демонами, и вместо того, чтобы убежать от меня с воплями, она смотрит мне в глаза и говорит, что я храбрый? Кто еще мог оставить шрам на своей коже, чтобы доказать мне, что она в этом надолго?
Гребаные клетчатые флаги, алфавиты и простыни. Когда, черт возьми, все это стало для меня нормально?
Качаю головой, притворяясь, что не хочу этого, но будь я проклят, если смогу отвести от нее взгляд хотя бы на секунду, прежде чем мои глаза снова ее не отыщут.
Беру новое пиво, которое протягивает мне Бэкс, делаю глоток и смотрю на него, а он, смеясь, качает головой.
- Что?
- Черт, ты собираешься жениться на ней.
Теперь моя очередь подавиться пивом. Сгибаюсь пополам в приступе кашля, Бэкс слишком сильно хлопает меня по спине.
- Он в порядке! – слышу я его слова, когда пытаюсь сдержать кашель, смешанный со смехом, обжигающим горло. - С ним все в порядке, - повторяет он, и я слышу в его голосе веселье.
- Отвали, Бэкс! - наконец-то мне удается оправиться. - Этого не случится! Нет колец - нет обязательств, - со смехом повторяю я наш старый девиз. А потом поднимаю глаза и вижу Рай. Она сидит на краю бассейна с диетической колой в руке и исполняет роль судьи в игре Марко Поло. Рикки ловят на том, что он вылез из бассейна, и Райли откидывает голову назад, смеясь над чем-то, что говорит ему Скутер.
И сейчас в ней есть что-то: волосы, подсвеченные солнцем, беззаботный смех и, очевидно, любовь ко всем окружающим. Что-то в том, что она находилась с мальчиками, делая их жизнь нормальной в месте, которое никогда не было настоящим домом до того момента - до нее – ударяет по мне сильнее, чем тот гребаный новичок Джеймсон во Флориде. Заставляет меня думать о навеки вечном и прочем дерьме, которое полгода назад ни за что бы не пришло мне в голову.
Должно быть, Бэкс пробрался мне в мозги. Вбил туда всякой херни. Придурок должен, нахрен, заткнуться о дерьме, которому не быть.
Никогда.
Так какого хрена мне интересно, как Рай будет выглядеть в белом? Почему мне интересно, как прозвучит вслух Райли Донаван?
Никогда. Пытаюсь выбросить эти мысли из головы, но они остаются, пугая меня до чертиков.
- Этому не бывать. - Смеюсь я, неуверенный, повторяю ли я эти слова, чтобы убедить Бэкса или себя. Оглядываюсь на Рай. Поговорим о том, как ринуться в атаку с пистолетом наголо, когда я еще даже не нашел пуль, чтобы его зарядить. Гребаный Бэккет. – Укрощение - это одно, ублюдок. Надеть на себя брачные оковы? - я присвистываю. - Это совсем другая игра, которая мне не интересна. - Я снова качаю головой, глядя на его ухмылку, встаю со стула. – И никогда не будет.
- Это мы посмотрим, - говорит он с ухмылкой, которую мне хочется стереть с его лица.
- Чувак, ты чувствуешь это? - спрашиваю я, разводя руки в стороны и подставляя лицо солнцу, прежде чем снова на него посмотреть.
- Что?
- Это называется жара, Дэниэлс. Ад не может замерзнуть, если снаружи все еще жарко, - бросаю я через плечо, прежде чем подойти к краю бассейна. Разговор окончен. Больше никакого трепа про брак и прочее дерьмо.
Он хочет, чтобы у меня случился сердечный приступ?
Черт.
- Бомбочкой! – кричу я, прежде чем прыгнуть в воду, надеясь создать в бассейне больше гребаного волнения, чем Бэкс пытается создать в моей голове.
ГЛАВА 41
Когда я выхожу из фургона впереди Колтона, дежа вю ударяет меня, словно поезд. Влажная жара Форт Уорта обрушивается мгновенно, но пот, струящийся по моей спине, не имеет ничего общего с погодой, а лишь с тревогой, пронизывающей каждый нерв.
Из-за Колтона.
И из-за машины, к которой мы направляемся.
Знаю, он нервничает, чувствую это по его крепко сжатым пальцам, переплетенных с моими, но его внешний вид не отражает ничего, кроме человека, готовящегося выполнить свою работу. Люди вокруг нас непрерывно болтают, но Колтон, Бэкс и я сходим с поля как единое целое, полностью сосредоточенные.
Пытаюсь отогнать воспоминания, атакующие мой разум, казаться спокойной, хотя каждая клеточка моего существа вибрирует от отчаянного беспокойства.
- Ты в порядке? - омывает меня его хриплый голос, чувствую вину за его беспокойство обо мне, так как это я должна успокаивать его.
Не могу ему лгать. Он поймет и будет волноваться еще больше. Меньше всего я хочу, чтобы он думал обо мне. Хочу, чтобы он сосредоточился и был уверен в себе, когда сядет в машину и зеленый флаг (старт гонки – прим. переводчика) приведет его к клетчатому.
- Я стараюсь, - выдыхаю я и сжимаю его руку, когда мы достигаем бокса и массы фотографов, ожидающих запечатлеть первую после аварии гонку Колтона. Щелчки затворов и выкрики вопросов заглушают его ответ. И если я напрягаюсь еще больше, Колтон, кажется, немного расслабляется, чувствуя себя комфортно в этой среде, будто это его вторая кожа.
И я понимаю, что, хотя все это мне неприятно и чуждо, это часть пятна, в котором Колтон жил постоянно. Окруженный криками и вспышками, он на сто процентов вернулся в свою стихию. Полнейший хаос позволяет ему забыть о беспокойстве, которое, я знаю, мучает его разум, и за это я очень благодарна.
Отступаю в сторону и смотрю, как он отвечает на вопросы с обезоруживающей улыбкой, которая каждый раз поражает меня. И так же, как я вижу дерзкого плохого парня, блистающего каждым ответом, еще я вижу мужчину полного почтения к любимому виду спорта и той роли, которую он в нем играет. С каждым ответом этот мужчина обретает частички уверенности, которые оставил на трассе в Санкт-Петербурге.
Как бы я ни боялась знакомого призыва «Джентльмены, заводите моторы», глубоко внутри меня просыпается облегчение от того, что он вернулся. Мой безрассудный, мятежный негодник только что нашел опору и отходит к своему месту.
***
Вокруг нас опускается тишина - непрестанный шум угасает до глухого жужжания по мере того, как минуты бегут, приближая нас все ближе и ближе к началу гонки. Чувствую, как беспокойство Колтона нарастает, вижу это в его непрекращающихся движениях и хочу как-то успокоить, но боюсь, что он почувствует мое волнение, и это только ухудшит дело.
Вижу, как он швыряет пустую обертку от «Сникерса» в мусорное ведро рядом, просматривая с Бэксом и другими членами команды расписание пит-стопов. Смотрю, как он делает шаг назад и глядит на свою машину, склонив голову набок –молчаливый разговор человека и машины. Он медленно подходит к ней; команда, все еще делая последние корректировки, отступает назад. Он протягивает руку и почти ласково проводит ею по носу к кабине водителя. Потом, как обычно, стучит костяшками пальцев по боку четыре раза. На последнем стуке он задерживает кулак, на секунду прислонив к металлу, прежде чем покачать головой.
И даже за хаосом всех последних приготовлений, происходящих вокруг меня, я не могу оторвать от него глаз. Понимаю, как ошибалась, когда надеялась, сидя рядом с его больничной койкой, что он откажется от всего этого. Просить его отказаться от гонок - все равно что просить не дышать. Быть единственной, кого он любит. Гонки у него в крови - безусловная необходимость – и это никогда не было так очевидно, как сейчас.
Интересно, насколько другой будет для него эта гонка без постоянного следования по пятам его демонов, без необходимости ехать быстрее, давить на педаль сильнее, чтобы обогнать их. Будет ли это легче или труднее при отсутствии угрозы, которую он чувствовал всю свою жизнь?
Громкоговоритель оживает, сокрушая мои мысли и размышления Колтона. Он оглядывается через плечо, его глаза тут же встречаются с моими. Застенчивая улыбка расплывается по его губам, подтверждая, что наша связь настолько глубока, что нам не нужны слова. И это чувство бесценно.
Вокруг нас суетятся люди, не сводя с меня глаз, он еще два раза стучит костяшками пальцев по капоту, прежде чем повернуться и направиться ко мне.
- Начинаешь новую традицию? - спрашиваю я, выгнув бровь, с километровой улыбкой в ширину и сердцем, переполненным любовью. - Еще два на удачу или что?
- Нет. - Он ухмыляется, сморщив нос самым милым образом – такой контраст с волевыми чертами его лица – что мое сердце тает. – Вся дополнительная удача, что мне нужна вот здесь, - говорит он, наклоняясь и прижимаясь самым нежным поцелуем к моим губам, и на мгновение замерев.
Эмоции бьют через край – настоящая битва происходит внутри меня, когда я пытаюсь сказать себе, что его внезапное проявление любви не связано с тем, что судьба дарит мне наше последнее с ним воспоминание, так как снова случится что-то плохое. Отчаянно пытаюсь побороть жгучие слезы и насладиться моментом, но понимаю, что Колтон знает, чувствует мое беспокойство, потому что он поднимает руки, удерживая мое лицо, отстраняется и встречается со мной взглядом.
- Все будет хорошо, Рай. Со мной ничего не случится. - Заставляю себя услышать в его голосе абсолютную уверенность, немного расслабиться, быть сильной ради него.
Едва заметно киваю.
- Знаю…
- Детка, Небеса еще не хотят меня, и, будь я проклят, если Аду удастся со мной справиться, так что ты вроде как застряла со мной. - Он одаривает меня ослепительной улыбкой, кричащей обо всем том, что я никогда не считала сексуальным – непредсказуемости, риске, высокомерии – и теперь ничего не могу поделать с той жаждой, которую это создает.
- Застряла с тобой, да?
Он наклоняется и прижимается губами к моему уху.
- Застрять в тебе - это всё о чем я думаю, - бормочет он, его горячее дыхание у моего уха посылает дрожь по спине. - Так что, прошу, прошу, скажи мне, что на тебе надет какой-нибудь клетчатый флаг, на который я смогу претендовать позже, потому что, черт меня возьми, если я не хочу закинуть тебя на плечо и провести тестовый круг прямо сейчас.
Каждая клеточка моего тела сжимается от его слов. И, возможно, это повышенный уровень адреналина и плещущие через край эмоции от того, что мы вернулись в тот столь драгоценный момент, так жестоко украденный у нас несколько месяцев назад, но будь я проклята, если не хочу, чтобы он сделал именно то, что сказал.
- Люблю мужчин, готовых умолять, - поддразниваю я, мои пальцы играют с волосами, завитками лежащими на воротнике его костюма.
- Ты даже не представляешь, о чем я буду умолять, когда дело дойдет до тебя, милая. - Он обезоруживает меня своей проказливой ухмылкой, от его слов у меня перехватывает дыхание. - Кроме того, мои мольбы приведут к твоим стонам и, ад меня забери, если это не самый сексуальный в мире звук.
Издаю слабый стон разочарования, отчаянно нуждаясь и желая его, не имея возможности получить... и я знаю, именно поэтому боль так сильна. Начинаю говорить, но меня прерывают первые аккорды «Звездно-полосатого Флага». Колтон крепко сжимает мои щеки и еще мгновение смотрит на меня, прежде чем снова поцеловать в губы, а потом в нос, развернуться в сторону флага, снять свою счастливую кепку и приложить руку к сердцу.
Звучат последние ноты гимна, я делаю глубокий вдох, чтобы подготовиться к следующим мгновениям – быть сильной, не показывать ему, что мой страх все еще здесь, независимо от того, насколько он в себе уверен. А потом вокруг нас воцаряется хаос, толпа взрывается аплодисментами.
Колтон застегивает костюм, надевает перчатки. Вдоль всей линии пит-роу начинают набирать обороты двигатели, и этот грохот отдается в моей груди. Он ушел в себя, слушает Бэкса и готовится для решения, стоящей пред ним задачи.
Приметы подсказывают мне сделать эту гонку другой. Перешагнуть через стену без помощи Дэвиса. Сделать все, чтобы прошлое не повторилось. А потом я слышу его голос. Ностальгией разбивая вдребезги всю мою решимость.
- Райли?
Мой взгляд мгновенно устремляется к нему, легкие лишаются воздуха от его слов и горько-сладких воспоминаний, которые они вызывают, и сосредотачивается на нем, когда он шагает ко мне, пожимая плечами в ответ на стон Бэккета о том, что времени не осталось.
Приоткрыв рот, вопросительно приподнимаю брови.
- Да?
Он протягивает руку, преодолевая короткий барьер из стены между нами, и притягивает меня к себе так, что наши сердца бьются друг о друга.
- Ты действительно думала, что на этот раз я позволю тебе уйти, ничего тебе не сказав?
Улыбка на моем лице, должно быть, растянулась на целый километр, потому что щеки жутко болят. На глаза наворачиваются слезы, и на этот раз не от страха.
А от любви.
От абсолютного обожания этого мужчины, крепко держащего меня.
- Я люблю тебя, Райлс. - Он произносит эти четыре слова так тихо, но я слышу их ясно, как день, даже, несмотря на все, что нас окружает – рев моторов, битком набитые трибуны, треск громкоговорителей.
Его слова окутывают мое сердце, волнами проходя сквозь каждую его частичку, и связывают нас вместе. Прерывисто выдыхаю и улыбаюсь ему.
- Я тоже люблю тебя, Эйс.
Он ухмыляется, прежде чем прижаться покалывающим поцелуем к моим губам и говорит:
- Время для клетчатого флага, детка.
- Время для клетчатого флага, - повторяю я.
- Увидимся на победном финише, - подмигнув, говорит он, поворачивается и идет к экипажу, неподвижно стоящему в ожидании водителя.
Завороженная любовью и страхом, смотрю, как они помогают ему надеть шлем, а затем позволяю Дэвису увести меня вверх по лестнице к пит-боксу, чтобы я могла наблюдать за всем с высоты. Надеваю наушники, смотрю вниз через поручень и наблюдаю, как Колтону пристегивают устройство защиты шеи и головы, натягивают ремни и прикрепляют руль.
- Проверка радио, Вуд. - Бестелесный голос споттера Колтона наполняет уши, пугая меня. – Проверка, раз, два. Раз, два.
На мгновение воцаряется тишина, и я смотрю вниз, будто действительно могу видеть его через шлем и окружающего его команду.
Споттер пытается снова.
- Проверка, раз, два.
- Проверка, А, Б, В, - раздается громкий и ясный голос Колтона.
- Вуд? - в голосе споттера слышится замешательство. - Ты в порядке?
- Лучше не бывает, - смеется он. - Просто решил отдать должное алфавиту.
И нервозность, разъедающая меня, тут же рассеивается.
- Алфавиту?
- Да. От А до гребаной Я.
***
Квинлан сжимает мою руку, смотрю на цифры в верхней части экрана, отсчитывающие оставшиеся круги.
Десять.
Десять кругов, чтобы пройти через гамму эмоций - нервных, возбужденных, неистовых, полных надежды, влюбленности – то же самое, что я испытывала последние двести тридцать восемь кругов. Я стояла, сидела, ходила, кричала, молилась, и мне приходилось напоминать себе дышать.
– Он справится, – шепчет мне рядом Квинлан, сжимая мою руку чуть крепче, и хотя я согласна с ней - что Колтон выиграет заезд, и его возвращение в гонки будет триумфальным - я не произношу этого вслух, слишком боясь сглазить результат.
Смотрю вниз, где Бэкс украдкой разговаривает с другим членом команды, их головы так близко, что почти соприкасаются, они строчат что-то на листе бумаги. И я не очень разбираюсь в гонках, но знаю достаточно, чтобы отметить их обеспокоенность тем, что подсчитанный ими запас топлива настолько мал, что на последнем круге Колтон может буквально ехать на паровой тяге.
Смотрю, как уменьшается число кругов, мой пульс учащается, а сердце надеется, что оно достигнет пяти.
- К тебе с внешнего круга быстро приближается Мэйсон, - говорит споттер, в его обычно невозмутимом голосе слышится тревога.
- Принято, - все, что Колтон говорит в ответ, в его голосе резонирует сосредоточенность.
- Он сейчас догонит! - кричит споттер.
Смотрю перед собой на монитор, видя увеличенную версию того, что происходит на трассе, и мое тело напрягается в ожидании, когда массы металла, соревнуясь на безбожных скоростях, влетают в третий поворот. Клянусь, все в пит-боксе наклоняются вперед со своего места, чтобы рассмотреть поближе. Сжимаю кулаки и поднимаюсь на цыпочки, словно это поможет мне увидеть больше, быстро посылая свои молитвы Колтону, когда Мэйсон бросает ему вызов.
Слышу гул толпы одновременно с тем, как возвращаюсь глазами к монитору, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как их шины соприкасаются, как Мэйсон перестраивается и врезается в стену справа от него, в то время как машину Колтона разворачивает на асфальте от силы их касания.
Все в пит-боксе мгновенно вскакивают на ноги, тот же самый звук с другого трека обрушивается на нашу нервную систему. Прикрываю рот руками, и высовываюсь из открытого наблюдательного пункта, чтобы посмотреть на трек.
- Колтон! - кричит Бэкс, а я ахаю, ярко-красную машину бесконтрольно выносит на апрон (Прим. переводчика: апрон - плоская часть трассы, отделяющая внутреннее поле от наклонного виража). Обычно Колтон отвечал мгновенно, но в радиоэфире царит абсолютная тишина. И я думаю, что в это мгновенье маленькая часть меня умерла. Крошечная частица навсегда утрачена осознанием того, что беспокойство и воспоминания о безумных душевных переживаниях от аварии Колтона, всегда будет присутствовать со мной всякий раз, когда я буду видеть дым или взмах желтого флага (Прим. переводчика: желтый флаг показывают, если на трассе возникает опасность).
Вижу, как Бэккет тянет бейсболку за козырек, не сводя глаз с трека. Сейчас моим телом правит тревога, и все же я по-прежнему чувствую те семена уверенности, которые Колтон посеял ранее, готовые пустить корни и прорости. И я не могу представить, что происходит в его голове – смешение эмоций и воспоминаний - но он не сдается. Автомобиль не замедляется.
И все же он до сих пор молчит.
- Давай, сынок, - шепчет Энди, не обращаясь ни к кому конкретно, держась за край стола, за которым стоит, костяшки его пальцев побелели.
Проходит всего несколько секунд, но мне кажется, что прошла вечность, пока я смотрю, как машина Колтона беспорядочно несется по траве внутреннего поля, направляясь прямо к заграждению, прежде чем чудесным образом выровнять ход.
А затем вся кабинка испускает коллективный вопль, когда яркий красно-синий нос машины вылетает обратно по апрону на асфальт, теперь уже под контролем. И по-прежнему впереди. Из динамика доносится голос Колтона:
- Охренеть! – рявкает он, и поток эмоций прорывается сквозь его голос и радио, сопровождаемый воплем «Йууу-хууу!». Прилив адреналина ударил по нему в полную силу.
- Веди ее домой, малыш! - кричит Бэкс, вышагивая внизу под нами, и громко выдыхает, на мгновение снимая наушники и кепку, чтобы восстановить самообладание, прежде чем снова их надеть.
Осталось четыре круга.
Чувствую, что снова могу дышать, переплетаю пальцы, нервы трепещут, а надежды возносятся к новым высотам. Давай, милый. Ты сможешь, - тихо говорю я ему, надеясь, что он почувствует мою энергию вместе с энергией тысячи людей, сидящих на трибунах и призывающих его победить.
Осталось три круга. Я больше не могу этого выносить. Мое тело вибрирует не только от грохота двигателей, когда машины одна за другой проезжают мимо нас в бесконечной последовательности. Отодвигаюсь от мониторов и пожимаю плечами, когда Квинлан вопросительно на меня смотрит. Я хочу быть как можно ближе к нему, поэтому пробираюсь к лестнице и сбегаю вниз.
- Осталось два, малыш! - кричит Бэкс в микрофон, когда я добираюсь до нижней ступеньки, держась ближе к стене вдоль внутренней границы боксов. Отсюда не очень хорошо видно трассу, но я улыбаюсь, наблюдая, как Бэкс смотрит на монитор и качает головой, он беспокойно двигается, его энергия ощутима.
Смотрю на турнирную таблицу и вижу, что Колтон по-прежнему лидирует, прежде чем мой взгляд привлекает флагшток, где судья готовит белый флаг, обозначающий последний круг. А потом следует взмах, и сердце подскакивает к горлу. Бэкс поднимает кулак в воздух и сжимает плечо стоящего рядом члена экипажа.
Кто-то трогает меня за плечо, я оглядываюсь и вижу рядом Энди, осторожная улыбка готова осветить его лицо, когда взмахнут клетчатым флагом. Оглядываюсь, но обзор флагштока загораживает ряд красных гоночных костюмов, стоящих у стены, наблюдающих, ожидающих, предвкушающих.
А затем я слышу.
Сокрушительный рев толпы и ликующие возгласы членов команды, перепрыгивающих через стену, улюлюканье и победные крики. Я так переполнена эмоциями, что даже не помню, кто кого сграбастал, но все, что я знаю, это то, что мы с Энди с неприкрытым волнением обнимаем друг друга. Он сделал это. Он действительно сделал это.
Следующие несколько минут проходят как в тумане, все обнимаются и хлопают в ладоши, снимают наушники, и все мы большим потоком быстро двигаемся к победной черте. Колтон газует, въезжая на свое место, после совершенного круга почета.
И я не знаю, каков протокол для не членов экипажа, но я оказываюсь в самой гуще событий, борюсь за то, чтобы его увидеть. Дикие лошади не смогли бы сейчас оттащить меня от него.
Мне временно закрывает обзор съемочная группа, а я так волнуюсь – сердце колотится, щеки болят от безумно широкой улыбки, сердце переполнено любовью – что мне хочется оттолкнуть их с дороги, чтобы добраться до него.
Когда они поворачиваются, чтобы сделать снимок получше, я вижу, как он стоит там, принимая поздравления от Бэкса, с бутылкой «Гэторейд», прижатой к губам, рукой пробегая по мокрым волосам, торчащим в полном беспорядке, и с самым невероятным выражением на лице – усталость, смешанная с облегчением и гордостью.
А затем, словно почувствовав на себе мой взгляд, он смотрит мне в глаза, и его лицо расплывается в самой широкой, самой душераздирающей улыбке. Мое сердце останавливается и начинает биться снова, когда я гляжу на него. Клянусь, от нашей связи искрится воздух. Он не говорит Бэккету ни слова, оставляет его позади и начинает пробиваться сквозь толпу, которая движется вместе с ним, его глаза не отрываются от моих, пока он не оказывается передо мной.
В одно мгновение я врезаюсь в него, он обнимает меня, отрывая мои ноги от земли, откидывает голову назад и издает самый беззаботный смех, который я когда-либо слышала, прежде чем прижаться губами к моим губам. А вокруг нас столько всего происходит - полный хаос - но это ничто по сравнению с тем, что сейчас он заставляет меня чувствовать внутри.
Все и вся исчезает, потому что я там, где должна быть – в его объятиях. Чувствую жар его тела, прижатого ко мне, не замечая напирающую на нас прессу, жаждущую идеального кадра. Вдыхаю его запах, запах мыла и дезодоранта вперемешку с мужским ароматом после тяжелого дня – и мои феромоны встают по стойке «смирно», безмолвно побуждая его взять меня, доминировать надо мной, владеть, отметив меня этим запахом. Ощущаю вкус «Гэторейда» на его губах, но этого недостаточно, чтобы утолить желание, пронизывающее меня, потому что с Колтоном одного глотка никогда не будет достаточно. Снова слышу его смех, он прерывает наш поцелуй и на мгновение прижимается лбом к моему лбу, в его груди слышится рокот эйфории.
- Ты сделал это!
- Нет, - не соглашается он, отстраняясь, чтобы посмотреть мне в глаза. - Мы сделали это, Рай. Мы вместе, потому что без тебя я бы не смог победить.
Мое сердце колотится и обрушивается в живот, который вздрагивает, будто я нахожусь в свободном падении. В каком-то смысле так оно и есть. Потому что моя любовь к нему бесконечна, бездонна, вечна.
Улыбаюсь ему, слезы застилают мне глаза, прижимаюсь еще одним целомудренным поцелуем к его губам.
- Ты прав, - бормочу я. - Мы сделали это.
Он еще раз крепко сжимает меня в объятиях и с очередной улыбкой, от которой замирает сердце, опускает на землю. Делаю шаг назад, позволяя всем остальным провести с ним свои пять секунд, и все же единственное, о чем я могу думать, это его слова: мы сделали это.
И я смотрю на него – на мужчину, которого люблю – и знаю, его слова никогда не были более правдивы. Мы действительно сделали это. Мы вместе столкнулись с нашими демонами.
С его прошлым, его страхами, его стыдом.
С моим прошлым, моими страхами, моим горем.
В разгар интервью Колтон смотрит на меня и с ухмылкой подмигивает. Гордость, любовь и облегчение накатывают на меня, словно приливная волна.
Чёрт возьми!
Мы и правда сделали это.
ГЛАВА 42
Сижу и смотрю, как Зандер работает вместе со своим консультантом, и мое сердце вздрагивает от того, как активно он занят. Он так много сейчас говорит и начинает исцеляться. Испытываемая мною гордость за то, что он делает, возрастает, и я позволяю слезам затуманить мой взор.
Он действительно делает это.
Выхожу из его комнаты, где проходит сеанс, и направляюсь на кухню, слушая музыку, играющую в комнате Шейна, и болтовню остальных мальчиков, строящих на заднем дворе город из Лего. Когда я вхожу на кухню и с усталым вздохом плюхаюсь на табурет, Дэйн вынимает остатки столовых приборов из посудомоечной машины.
- Согласен! - говорит он, закрывает ящик и садится рядом. - Итак, - произносит он, когда я ничего не говорю. - Как дела с Адонисом, от взгляда которого плавятся трусики?
Закатываю глаза.
- Ты просто хочешь, чтобы он был Адонисом, от взгляда которого плавились бы боксеры. – Фыркаю я.
- Черт возьми, да, но я потерял надежду, что смогу обратить его на лучшую сторону. Только слепой может не заметить, как он на тебя смотрит.
- О, Дэйн. – Вздыхаю я, и улыбка расплывается на моих губах при одной только мысли о Колтоне и о том, как много всего произошло за последние несколько недель. О том спокойном ритме, в котором мы обосновались, даже не обсуждая это. Все кажется таким нормальным. Как и должно быть. Больше никакой драмы, никакого отсутствия контакта и никаких секретов. - Все замечательно. Лучше и быть не может.
И когда я говорю это, то действительно в это верю. Не жду подвоха, как раньше. Я больше ничего не жду, потому что если общение с Колтоном и научило меня чему-то, так это тому, что наша любовь не терпелива и ни на что не похожа, для нас она уникальна.
- Значит, совместная жизнь не оказалась ужасной катастрофой?
- Нет, - говорю я нежно, думая о том, что все совсем наоборот. - На самом деле она оказалась просто невероятной.
- Да ладно, в этом мужчине должно быть что-то ужасное, - поддразнивает он.
- Нет, он чертовски идеален, - отвечаю я, наслаждаясь возможностью снова сказать «идеален», когда речь заходит о Колтоне и обо мне.
- Не верю, - говорит он, стуча кулаком по столу. – Должно быть он ковыряет в носу, или ужасно храпит, или пускает газы, как носорог.
- Неа! – трясусь от смеха, а Дэйн изо всех сил пытается не улыбнуться, но его стойкость недолговечна.
- Ты должно быть лжешь, Рай, потому что ни один мужчина не может быть настолько идеальным. - Он пожимает плечами. - Ну, если, конечно, это не я.
- Ну конечно, - смеюсь я и качаю головой. – Дай-ка подумать... - ухмыляюсь я, размышляя, что бы могло его удовлетворить. - На днях по дороге домой с работы он отказался купить мне коробку тампонов.
Выражение его лица бесценно: челюсть отпала, глаза широко раскрыты.
- Козел! - выплевывает он с притворным отвращением и качает головой. - Черт, он только что поднялся на двадцать пунктов в моем списке. Милая, ты не можешь просить альфу Адониса покупать твое девчачье дерьмо. Это все равно что просить его подать яйца на блюдечке.
Я так сильно смеюсь, что вода почти выливается из носа.
- Дэйн!
- Но это правда. - Он пожимает плечами. - Рад, что они все еще крепко держаться на своем месте.
- Да. – Фыркаю я. - Только потому, что они нужны тебе.
- Ну, - протягивает он, - мы могли бы быть милой парой, и будь я проклят, если бы не нравились крепкие яйца у мужиков, с которыми я встречаюсь.
И мой следующий глоток воды не так удачлив, как предыдущий. Прыскаю от смеха, брызги заставляют нас смеяться еще сильнее. Нам требуется несколько минут, чтобы успокоиться, потому что каждый раз, когда один из нас смотрит на другого, мы снова начинаем смеяться.
***