Дженни уже пристроилась к тарелке с шоколадно‑ореховыми пирожными в баре у входа.
– Думаю, подойдет симпатичное каре‑боб, что‑то классическое, – бормотала она с набитым ртом.
Джина вертелась вокруг меня, рассматривая мои волосы под разным углом зрения.
– Прекрасные скулы, боб будет смотреться хорошо. А если высветлить пару прядей?..
– Ой, боюсь... я не отношусь к тому типу девушек, которые любят что‑то высветлять! – заикаясь, выпалила я и почувствовала, как меня охватывает паника.
К подобным прядям так и просятся белые джинсы и блестящая жилетка, а это совсем не мой стиль.
Джина недовольно посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на Дженни.
– У меня будут с ней проблемы? – спросила она.
Дженни быстро покачала головой:
– Просто ослабь хватку, Джина. Девушка много пережила.
И она умяла еще одно пирожное.
Я села в кресло и приготовилась к мытью головы. Джина быстро сделала снимок «До», щелкнув фотоаппаратом с логотипом «Рапчер». Пока она намыливала мне волосы, я мысленно похвалила себя за то, что успела помыть голову сегодня утром, иначе чувствовала бы себя еще хуже.
– Что ж, дорогая, – улыбнулась Джина. – Расскажи нам о себе.
– Ну... – В стул был вмонтирован спинной массажер, который превращал меня в существо мягкое и покорное. – Я писатель, что‑то вроде того. Я пишу книжки, по которым снимают детские фильмы, телешоу и все такое.
– Действительно? Наверное, это интересно, – сказала Джина, решительно взявшись за мою голову. Ай, а у нее тяжелая рука. – Думаешь, мы видели что‑то?
– Может быть, – пробормотала я, смиряясь с происходящим по мере того, как Джина продолжала растирать кожу головы. – Я приложила руку почти к каждому детскому фильму, который вышел за последние пять лет. Ну знаете, большие зеленые великаны, радиоактивные пауки, говорящие черепахи...
– Здорово! – кивнула она, почти раздавив костяшками пальцев мои виски.
О‑о‑о...
– Сначала да, но через какое‑то время понимаешь, что нормальная работа – это совеем другое.
– Так чем же ты хочешь заниматься? – поинтересовалась Дженни, сидевшая в другом кресле для мытья головы. – Если бы ты могла работать кем угодно, что бы выбрала?
– Не знаю, – проурчала я, получая удовольствие от массажа с кондиционером. – Думаю, хотела бы просто что‑то писать. Например, книги. Для этого у меня никогда раньше не было времени.
– Зато теперь есть, – сказала Дженни.
Похоже, она вернулась к пирожным. Я знала об этой женщине только одно: она была милейшей шутницей и ела больше, чем все мои знакомые, хотя объем ее талии равнялся объему моего левого бедра.
– Сейчас ведь у тебя нет работы, которую нужно закончить в срок?
– Нет, – призналась я. – Сейчас я свободна.
– Так пиши, – заявила она. Джина же обернула мне голову полотенцем и повела к зеркалу. – Ты в Нью‑Йорке. Это вроде как лучшее место в мире для писателя. Манхэттен многих вдохновил, тут написаны миллионы книг.
Джина фыркнула:
– Назови хоть одного, Дженни Лопес, и я дам тебе сто долларов прямо сейчас.
– Строго говоря, читаю мало, – Дженни изобразила пальцами кавычки, – но усиленно изучаю интересующий меня предмет. Я читаю много книг с полезными советами.
– Если под «чтением» ты имеешь в виду, что покупаешь много таких книг и засоряешь ими квартиру, то да, можно сказать и так, – парировала Джина.
– Так вы живете вместе? – спросила я, пытаясь отвлечь Дженни, метавшую злобные взгляды на Джину.
Должно быть, в их доме очень весело.
– И будем жить до среды. – Дженни притворилась, что заплакала. – Не могу поверить, что ты бросаешь меня ради должности менеджера какого‑то салона.
Джина принялась расчесывать мои волосы сверху вниз и изменять пробор – то по центру, то слева, то справа, то вновь по центру.
– Да, конечно, какого‑то салона. Никак не менеджера первого международного филиала «Рапчер» в Париже. Ты это переживешь, Дженни, – сказала она, глядя на меня в зеркало. Когда она расслаблялась, то казалась весьма милой девушкой, а не безупречно ухоженной стилисткой‑террористкой. – Итак, Энджи, что еще тебе нравится? Музыка, театр, книги с полезными советами или...
– А знаете, – перебила ее Дженни, – мне кажется, будет интересно, если ты ответишь на просьбу «расскажи о себе» информацией о работе. Думаешь, ты слишком много времени тратишь на работу и слишком мало на все остальное?
– Вам правда так кажется, доктор Фил[4]? – сказала Джина, спасая меня от необходимости отвечать. – Иногда ты так отвратно себя ведешь. Но если серьезно, помимо писательства, чем ты еще увлекаешься? Музыкой? Модой? Шоу с участием собак?
– Я и правда люблю музыку, – призналась я, радуясь возможности хоть немного сменить тему. – Я люблю живую музыку, концерты, фестивали и все такое. И я всегда питала слабость к инди‑рокерам. Ну вы знаете: тонкий галстук, кожаная куртка, кеды «Конверс»...
Дженни и Джина улыбнулись и закивали.
– О да, нам обеим это знакомо, – подтвердила Дженни, и ее взгляд чуть затуманился. – Тебе просто нужно поехать в центр города и выкрикнуть название какой‑нибудь группы. Когда они увидят такую миленькую англичанку, как ты, то сами к тебе прибегут.
Джина рассмеялась.
– Да, ты вполне можешь поработать в этом направлении. А вот я для этого слишком стара, – сказала она. – Я, скорее, отправлюсь на Уолл‑стрит в пятницу вечером. Мне нужен мужчина, который отвезет меня в квартиру на Парк‑авеню с заездом в «Тиффани», а не на чердак в Бруклине с заездом в бесплатную клинику. О, как я скучаю по тем временам, когда мне было чуть за двадцать!
–Так мне в октябре исполняется двадцать семь, – произнесла я, пока Джина колдовала над моими волосами крохотными ножничками. – Разве я не слишком стара для худеньких инди‑мальчиков?
– Что ты, тебе столько лет ни за что не дашь, – ответила Джина. – Но разве тебе не хотелось бы, чтобы рядом оказался человек, который будет о тебе заботиться? Большой сильный парень. Мускулистый, с черным «Амэксом»[5], стильно одетый. Такой, который окончательно тебя избалует!
– Не знаю. Думаю, это было бы неплохо. Мой прежний был мальчиком из Сити, но под категорию мускулистых никак не подпадал. И отнюдь не сорил деньгами... – протянула я. – На самом деле я никогда даже не смотрела на таких мальчиков. Наверное, всегда думала, что я для них недостаточно взрослая. Разве это не трагично?
– Ну, для начала прекрати называть их «мальчиками», Энджи, – вставила Дженни. – Тебе нужен мужчина. Быть может, даже пара мужчин.
– Наверное, это неплохая идея. Заиметь рядом человека, который весит больше, чем я... Боже, нет, я слишком стара для всей этой чепухи со свиданиями. Я и представить не могу себя в такой роли. Боже, мне придется вновь начать ходить на свидания в двадцать шесть!
Я просто не могла в это поверить.
Дженни покачала головой:
– Хотела бы я, чтобы в следующий день рождения мне исполнилось двадцать семь. Но в следующем июле мне тридцать. – Она опустила голову на подлокотник моего кресла. – Ты можешь в это поверить? Мне исполняется тридцать, а я так и не достигла ни одной из своих основных целей!
– Но все твои цели заключаются в том, чтобы познакомиться с Опрой, получить работу в шоу Опры, подружиться со всеми друзьями Опры и постепенно занять место Опры в сердцах наших сограждан, – сказала Джина. На моих плечах было много волос, но еще больше уже лежало на полу. – Пока ты только и делала, что читала книги Опры, покупала журналы Опры, смотрела шоу Опры и доставала всех друзей постоянными разговорами об Опре.
– Да, но все это очень важные шаги на пути к тому, чтобы стать следующей любимицей народа. И разумеется, миллиардершей. – Дженни выглядела весьма решительно. – А какие у тебя цели в жизни, дорогая?
Я задумалась на мгновение.
– Не думаю, что они у меня есть, – призналась я. – Возможно, я хотела бы издать книгу, или вести колонку в журнале, или что‑то вроде того. Не знаю, это не такой простой вопрос.
– Но ты, несомненно, можешь этого добиться, – заявила Дженни, доставая из сумочки блокнот с ручкой. – Тебе просто нужно собраться. Давай составим список. Боже, я это обожаю!
Джина оттянула концы моих волос до подбородка, чтобы проверить длину.
– Господи Иисусе, что за ужас! Этой девушке ни один проект нельзя доверить. – Она ткнула ножницами в блокнот Дженни. – А теперь ни звука. Я собираюсь создать шедевр.
Двадцать минут спустя у меня на голове красовалось прекрасное объемное каре‑боб длиной до подбородка с широкой асимметричной челкой. Оно выглядело достойно и в то же время игриво, стильно и естественно. Я сомневалась, что на следующий день эта прическа будет выглядеть столь же безупречно.
– А теперь, – сказала Джина, доставая из баночки нечто вроде воска, – у нас появляются разные варианты в зависимости от того, что ты собралась делать со своей жизнью. Сейчас ты выглядишь как принцесса с Парк‑авеню. Ты можешь сию же минуту войти к любому издателю и потребовать заключить с тобой контракт на книгу, на какую‑нибудь заумную книгу...
Тут Дженни энергично закивала.
– Но в данный момент...
Джина растерла воск в ладонях и буквально вцепилась мне в волосы, вытягивая их вперед и прочесывая пальцами каждую прядь. Когда она откинула всю мою гриву назад, аккуратное каре‑боб превратилось в очаровательный творческий беспорядок с филировкой и рваными краями. Я не раз пыталась создать такой образ, но в итоге выглядела так, словно всю ночь спала с мокрыми волосами.
– В данный момент ты готова отправиться и потрясти Нижний Ист‑Сайдс друзьями‑неформалами. Тебе нравится?
– Очень. Спасибо, – пробормотала я, упиваясь счастьем. – Я и не знала, что мои волосы могут выглядеть так красиво. – Не в силах остановиться, я все трогала их, едва прикасаясь к кончикам, как будто боялась, что, если буду недостаточно аккуратна, они просто... исчезнут.
– С сегодняшнего дня я не желаю видеть тебя с плохой укладкой.
Джина смерила меня взглядом, и на мгновение я подумала, что очень благодарна менеджерам «Рапчер» в Париже.
– Ну ладно, Энджи, дорогая, бери сумку. Мы с твоей новой прической отправляемся в город. – Дженни забросила в рот последнюю половинку пирожного и вытащила меня из кресла.
– Куда мы идем? – спросила я, позволив Джине немного убрать объем моей прически, чтобы вернуться к золотой середине между шикарным бобом и сумасшедшей укладкой. – Я не совсем подходяще одета для...
Дженни взяла меня за руку и посмотрела так, как обычно смотрят на пожилых родственников, которые до сих пор думают, что на дворе 1947 год.
– Дорогая, именно поэтому мы идем туда, куда идем.
Глава 5
«Блумингдейл».
Я слышала об этом роскошном универмаге и видела маленькие коричневые пакетики оттуда, но никогда не думала, что попаду туда. В такси Дженни кратко рассказала мне о том, что мы ищем. Она начала разрабатывать план моей новой жизни, пока мне делали укладку феном, и прежде всего пришла к выводу, что меня необходимо должным образом экипировать для пребывания в городе Нью‑Йорке. Это удивительным образом соответствовало правилу поведения номер два после разрыва по версии Дженни: купи себе все новое.
Что ж, мне и раньше приходилось заниматься шопингом. Я забегала в «Топ‑шоп» на Оксфорд‑серкус по вечерам в пятницу, активно работала локтями на распродажах в «Селфриджес», порой делала весьма выгодные покупки на рынке Портобелло‑роуд, но там все было совершенно не так, как здесь.
После быстрой оценки моего макияжа (явно нужно подкраситься), краткого описания средств, лежащих у меня в косметичке (редкая мерзость), а также подтверждения того, что у нас не будет проблем с моей кредиткой, если не терять голову, Дженни решила: начать следует с отдела косметики на первом этаже.
Она ринулась к прилавку «МАК» с решительностью пловца, готового покорить Ла‑Манш. Через считанные секунды я уже сидела в кресле очередного стилиста по имени Рейзор, который смывал с меня незамысловатый макияж, что я нанесла сегодня утром.
Рейзор оказался самым очаровательным мужчиной с ирокезом, которого я когда‑либо встречала. Его макияж был восхитителен, и, откровенно говоря, то, что он вытворял с подводкой для глаз, заставляло меня краснеть.
– Прежде всего необходимо создать нужный тон, чтобы избавиться от покраснений в некоторых местах, а вообще ты очень бледная, куколка. Затем мы поработаем с румянами: для дневного времени подойдет что‑нибудь персиковое, а для вечера – розовое, как думаешь? Потом немного поколдуем над глазами. И поскольку ты в этом деле новичок, губы оставим на другой день, пока же чуть поиграем на них нейтральными оттенками. Хотя если ты окажешься достаточно смелой, мы можем взять и классический красный, – говорил он, суетясь вокруг меня с губками, кисточками и тюбиками.
– Я не против накрасить сегодня губы поярче, – смиренно ответила я, расстроенная из‑за того, что моя бледность не понравилась Рейзору. – Знаю, сегодня на мне почти не было макияжа, но я люблю краситься. И часто это делаю.
Рейзор и Дженни обменялись взглядами, полными сомнений.
– Подержи, пожалуйста, эту кисть для создания контура глаз, милая, – попросил Рейзор, протянув ее мне, словно золотой скипетр.
Я взяла кисть и озадаченно на нее посмотрела.
– Это для контура глаз? Ну, вообще я обычно пользуюсь карандашами.
Я отклонила голову, потому что боялась взмахнуть кистью. Впрочем, с этим проблем не возникло, поскольку Рейзор выхватил ее у меня, прежде чем я успела дотронуться до лица.
– Думаю, придется начать с основы основ, – мягко сказал он, прикоснувшись к моему плечу.
Вероятно, так он хотел меня успокоить, но ничего не вышло. Тем не менее через тридцать минут мое лицо уже полностью соответствовало новой прическе. Кожа светилась, дымчатый макияж делал взгляд более глубоким, губы же Рейзор, как и обещал, тронул блеском нейтрального цвета, так что я в любой момент могла их подкрасить. Дженни возилась с какими‑то зелеными тенями, когда Рейзор объявил, что я готова, пропев торжественное «та‑дам». Он выглядел так, словно его породистый щенок выиграл первый приз на выставке «Крафтс»[6].
– Ух ты! – восхитилась Дженни. Она почти не улыбалась, а оценивала мой новый облик с величайшей серьезностью. – Рейзор, это потрясающе! Энджи! Ты выглядишь великолепно!
И пусть только на одно мгновение, но я действительно это ощутила. Я не могла вспомнить, когда в последний раз покупала новую косметику.
– Я возьму все, – быстро сказала я, чтобы не успеть передумать.
Рейзор подробно рассказал мне о каждой бутылочке, каждой щеточке, каждой палитре и дал листовки с «ценными указаниями», чтобы я могла хотя бы попытаться повторить все дома. Но я была слишком возбуждена и просто засунула пластиковую карточку ему в руку. Вскоре я лишилась 250 долларов и приобрела средних размеров коричневый пакетик, набитый косметикой «МАК». И чувствовала я себя при этом прекрасно.
Когда мы шли по коридору между магазинами, Дженни останавливалась у разных бутиков, выбирая «самое необходимое», без чего моя жизнь представлялась просто немыслимой. Вскоре мы уже тащили полные пакеты и накупили достаточно косметики, чтобы накрасить всех постояльцев «Юнион».
– Мне нужны духи, – сказала я, когда мы приблизились к витрине «Шанель». – Я пользовалась одним и тем же парфюмом последние десять лет. Ма... То есть мой бывший дарил мне его на каждое Рождество, – объяснила я. – Никогда больше не желаю так пахнуть.
Дженни обняла меня, обвив руками шею, так что бумажные коричневые пакеты свесились у меня за спиной.
– Мы купим новые духи прямо сейчас, – заявила она, увлекая меня за собой в бутик «Шанель». – Энджел Кларк, к концу сегодняшнего дня я превращу тебя в настоящую жительницу Нью‑Йорка. Это будет только «Номер 5», а потом мы отправимся на обед.
К тому времени как я умяла двойной сандвич с курицей и выпила диетическую колу, а Дженни уничтожила гамбургер, пакет картофеля‑фри и еще одно шоколадное пирожное, я узнала, что она коренная жительница Нью‑Йорка, в центр переехала, закончив колледж, чтобы осуществить свою мечту и стать следующей Опрой. Проведя лето в Калифорнии, она нанялась на работу официанткой в ресторане при большом отеле Нью‑Йорка, чтобы «изучить среду» (думаю, она имела в виду людей), но оказалась таким ценным сотрудником, что ее быстро сманили на ресепшн. Когда прошлой весной открылся «Юнион», она отправила туда резюме, претендуя на вакансию портье. Модный отель призван был привлекать множество молодых знаменитостей, как правило, загорелых, истощенных блондинок или красивых мускулистых геев. Теперь Дженни считала себя лучшим психологом‑любителем Нью‑Йорка с ценными связями, перед ней открывались двери самых престижных клубов и ресторанов, а в записной книжке значились личные мобильные телефоны некоторых голливудских старлеток и, что еще важнее, их агентов.
– Так почему ты до сих пор не в эфире? – спросила я, отделяя ложкой кусочек ее пирожного. Оно оказалось очень вкусным.
– Пока не получается туда внедриться. – Она пожала плечами. – Среднестатистический агент не имеет возможности выбить для никому не известного человека вроде меня собственное ток‑шоу. Нужно быть Тайрой Бэнкс[7], чтобы добиться чего‑то подобного.
Дженни была так хороша, так мила и так решительна, что я никак не могла взять в толк, почему она до сих пор не красуется на обложке всех журналов в США.
– Ты туда попадешь, – улыбнулась я, подталкивая к ней последнюю порцию пирожного. – Никогда не встречала таких людей, как ты, честно. Ты самым удивительным образом вернула меня к жизни. Я бы сидела на диване в пижаме, которую не меняла бы три дня, поедала мороженое и смотрела какое‑нибудь реалити‑шоу по телевизору, если бы осталась дома.
– Что ж, на тебя уйдет больше одного дня, как видишь, мы начали с макияжа и стрижки, но у нас многое впереди, – усмехнулась она, приканчивая десерт. – Боже, а ты ведь еще не была в Сохо[8]. Значит, так, куколка, я разработала для тебя план. Интересно, ты разрешишь этой навязчивой девице слепить из тебя новую Энджел Кларк?
– Мне все равно больше нечего делать, – рассмеялась я.
Было так странно вверить свою судьбу человеку, которого я повстречала двадцать четыре часа назад, но почему‑то это казалось единственно правильным решением. У меня уже возникло ощущение, что я знаю Дженни всю жизнь. С каждым часом я все больше отдалялась от Лондона и Марка.
После обеда мы занялись очень важным делом – созданием моего нового гардероба. После быстрой пробежки по четвертому этажу меня отправили в примерочную с тремя охапками одежды, пока Дженни и две продавщицы по очереди прикатывали вешалки с одеждой. Вскоре мы прикупили шикарные узкие джинсы «Севн фор олл мэнкайнд», в которых даже мои короткие ноги смотрелись сексуально (по словам Дженни) и пару расклешенных джинсов «Джей брэнд». В них я могла принять вид менее парадный, надев их вместе с кедами «Конверс» и старой футболкой, или более парадный – в сочетании с «Лабутенами» (по словам Дженни). Очень услужливая продавщица, которая явно получала проценты с продаж, объявила, что хоть мои ноги чуть‑чуть коротковаты, у них красивая форма. К моему огромному удовольствию, я обнаружила, что в Америке я ношу всего лишь восьмой размер. А это вполне весомая причина для хорошего настроения на протяжении как минимум еще пары недель. Продавщица прикатила целую стойку ультракоротких платьев, но потом мы сошлись на том, что я и десяти ярдов не пройду, прежде чем начну их одергивать. В итоге мы пришли к выводу, что остановимся на более длинных моделях, и я выбрала симпатичное голубое платье из джерси от «Френч коннекшн», великолепную тунику с принтом из линии «Марк бай Марк Джейкобс» и несколько восхитительных вещичек «Элла Мосс» и «Сплендид» – платьев‑футболок, мягких настолько, что казалось, будто они сотканы из облаков! «Праймарк»[9]перестал для меня существовать в ту же секунду. Прихватив еще несколько футболок «Си энд Си Калифорния» и пару шорт, а потом и практичных юбок, мы перешли к вечерним платьям.
– Итак, что касается свиданий... Я подумывала о чем‑то кокетливом и в то же время забавном... И при этом классическом. И практичном. Невозможно быть сексуальной, когда некомфортно себя чувствуешь.
Дженни заставила продавщиц забегать по магазину, лишь слегка взмахнув рукой.
Я стояла в одних трусиках, выглядывая из‑за деревянной двери в ожидании следующей партии одежды. И вскоре она была передо мной. «Вера Вонг» в лавандовых тонах. «Тони Берч». «НанеттЛепор». «Ди, ви, эф». «3.1. Филип Лим». «Пол энд Джо систер». И опять «Марк Джейкобс». Это было так весело.
– Что на тебе сейчас? – громко спросила Дженни через дверь.
– Наверное, ничего, – ответила я, выскальзывая из умопомрачительного платья «Марк бай Марк Джейкобс» из шелка с принтом с американской проймой. – Белье, я так полагаю.
–У меня возникло страшное подозрение, что мне ж стоит на это взглянуть.
И это подозрение подтвердилось, когда Дженни увидела мои простецкие трусики из универмага «Маркс энд Спенсер» с сердечком и не сочетающийся с ними лифчик. Затем она смешно порозовела, когда я призналась, что точно не знаю, какой у меня размер груди.
– Это просто ненормально, – сказала Дженни, качая головой и разглядывая несколько бюстгальтеров разных форм и размеров. – Ты хочешь, чтобы к сорока годам твоя грудь отвисла до колен?
Тут меня затолкали обратно в новую среду моего естественного обитания – примерочную. Я осталась один на один с целой кучей моделей: лифчиков поддерживающих, с широкими бретельками и силиконовых, без спинки, лифчиков без бретелек, лифчиков с глубоким вырезом, мягких лифчиков, лифчиков с плотными чашками и наполовину плотными чашками. Прежде чем банк, выпустивший мою кредитную карту, понял, что происходит, я побежала на другой этаж покупать шлепанцы, сандалии без каблуков и модельные туфли к своим новым нарядам. Несмотря на все заверения Дженни, будто хит сезона – это босоножки‑гладиаторы, я не могла избавиться от мысли, что они больше подойдут моей двоюродной бабушке Агате, чем мне. Наконец Дженни оставила свои увещевания. Зато мы забрали с собой балетки, шлепанцы «Гавайанас» и две пары туфель на танкетке.
Мы направились к выходу из магазина, увешанные сумками – большими, средними и маленькими. Меньше чем за четыре часа исчез мой месячный заработок, но я так радовалась крошечным подростковым размерам на этикетках (на одной вещице даже значилась цифра 6!), что не испытывала никаких угрызений совести (пусть даже в Англии это обычный десятый размер). Нажав кнопку, я приняла обычный вид, с каким езжу в лифте, пока Дженни копалась в сумочке, – крепко держи покупки, не встречайся взглядом с другими пассажирами, смотри прямо перед собой. Но вместо себя в зеркальных дверях лифта я вдруг увидела совершенно другую девушку. Не такую, как на свадьбе Луизы (там была всего лишь все та же я, но с более ярким макияжем и хорошей укладкой), а буквально «девушка с обложки». Мои волосы мягко шуршали, когда я чуть поворачивала голову, благодаря искусству Рейзора, глаза стали огромными, как у Бэмби, губы – соблазнительными. Волнение же из‑за растраты месячного взноса по ипотеке на одежду и косметику придавало лицу волнующий румянец, который не нарисуешь никакими средствами. К тому же я знала, что у меня в сумке еще очень много всего интересного, и жаждала вернуться в отель.
– Поторопись же, в это время нелегко поймать такси, – пробормотала Дженни, когда двери открылись и мое прекрасное новое отражение исчезло. – Признайся, ты на себя засмотрелась?
– Да.
– Умница.
Дженни взяла меня за руку и потащила прочь из моего нового любимого места на всем свете.
Подумаешь, что теперь я официально банкрот. По крайней мере я обанкротилась самым стильным образом. К тому же я была слишком занята разглядыванием Лексингтон‑авеню, чтобы думать об этом. Улица казалась слишком суетливой, слишком оживленной и слишком шумной, но меня это только восхищало. Взглянув направо, я застыла, потрясенная видом на, казалось бы, бесконечный центр города, который открывался благодаря шахматному порядку застройки. Повсюду небоскребы, упирающиеся в самое небо. Множество гудящих такси и слепящий солнечный свет дополняли картину всеобщей суматохи, которая все s нарастала, так что даже воздух стал казаться разреженным. Я подумала, что тут безумно красиво.
– Как ты считаешь: сколько ты еще пройдешь, прежде чем рухнуть в обморок? – спросила Дженни, возвращая меня с небес на землю.
– Ну... минут пятнадцать.
Я не вполне поняла, был ли это вопрос или она просто подначивала меня. На самом деле идти мне совсем, совсем не хотелось.
– Тогда стоит пройти пешком, как можно дальше.
Она кивнула в сторону перехода и бросилась под колеса автомобилей.
– Пошли, Энджи!
Мы пересекли дорогу и отправились дальше, добрались до Парк‑авеню и даже кое‑как миновали Мэдисон. Пятнадцать минут пешком казались мне вечностью.
– Я хотела дойти до Пятой авеню, – громко сказала Дженни, вытягивая руку, когда мы перешли последнюю дорогу. – Давай поймаем такси.
Если такое вообще возможно, поездка на такси по Манхэттену взволновала меня еще больше. Мы мчались по Пятой авеню, со свистом пролетая по пять домов сразу, а затем останавливаясь на светофорах, так что мои пакеты, голова и живот не один раз ударялись о перегородку между нами и водителем. На каждой остановке передо мной возникала какая‑нибудь достопримечательность. Собор Святого Патрика возвышался над всеми магазинами самым несуразным образом, как если бы какую‑нибудь забегаловку разместили близ фешенебельного универмага «Харви Николс», но здесь, в Нью‑Йорке, это выглядело удивительно гармонично. Когда мы миновали огромную общественную библиотеку с ревущими львами на фасаде, я не смогла удержаться от мысли, что, если бы такие гигантские львы сторожили все библиотеки, возможно, люди стали бы больше читать. Или по крайней мере чаще сюда приходить, чтобы сфотографироваться у львов на спине.
– Эй, видишь Эмпайр‑стейт‑билдинг?
Дженни указала через мое окошко на неприметное здание сбоку. Я видела лишь огромную толпу людей, даже когда прижала лоб к стеклу, а потом отпрянула в ужасе, заметив отвратительные грязные следы, оставленные предыдущим пассажиром.
– О, черт, а так хотелось его увидеть! – сказала я, откинувшись назад и пытаясь не думать о других пятнах вокруг нас.
– Уверена, оно и завтра никуда не денется! – заявила Дженни, когда я повернулась назад, глядя через заднее стекло, – шпиль все выше и выше уходил в небо, по мере того как мы отдалялись.
Водитель вдруг снова резко затормозил, и я стукнулась подбородком о заднее сиденье.
– Через минутку ты увидишь Флэтайрон‑билдинг, или «Утюг», а это намного круче.
Она не соврала. «Утюг» показался мне просто невероятным – треугольный с острыми краями, но в конце концов мне нравилось все, что я видела. Красиво, логично, крутой очень по‑нью‑йоркски. Нью‑Йорк невероятно отличался от Лондона, и если этот водитель не начнет обращаться с рулем, аккуратнее, он станет последним городом, который я видела в своей жизни. Через пятнадцать минут мы доехали до конца острова и остановились у Южной паромной пристани.
– Мы поедем на пароме? – спросила я.
Дженни загадочно молчала на протяжении всей поездки по центру, что было довольно необычно, а я слишком увлеклась городом и подсчетом кофеен «Старбакс», чтобы заметить это вовремя.
– Ты пока не готова для Стейтен‑Айленда[10], – рассмеялась она, протягивая водителю двадцатку, и выпрыгнула из автомобиля с парой моих пакетов. Я выползла из машины с оставшимися пакетами и потащилась за ней. – Но увидеть это ты точно готова.
Мы прошли в парк. Я была так поглощена разглядыванием скульптур и многочисленных групп людей, которые болтали, смеялись и ели мороженое, что чуть не впечаталась в забор, прежде чем увидела ее! А когда увидела, то встала как вкопанная. Вот она. Самый известный символ Нью‑Йорка, символ Америки, который гордо стоит и охраняет вход в залив. Статуя Свободы.
Дженни повернулась в мою сторону, прикрывая глаза от солнца.
– Впечатляет, правда?
Я кивнула, не найдя, что ответить, и медленно подошла к новой подруге. Мы бросили пакеты на землю и облокотились о перила. Это было красиво, я чувствовала себя как в кино.
– Я раздумывала над тем, куда отправиться, когда ты примеряла одежду, – мягко сказала Дженни. – И решила: что может быть лучше, чем место, где тысячи людей впервые знакомятся с Нью‑Йорком? Может, это слишком сентиментально, но кто поприветствует тебя тут лучше, чем леди Свобода?
– Так странно... – произнесла я, все еще глядя через реку. – Я видела ее тысячу раз по телевизору, на открытках, но здесь... На самом деле... Это невероятно.
– Да, – согласилась Дженни. – Помню самый первый раз, когда я оказалась тут. Я первым делом отправилась на встречу с ней, когда переехала в центр. Мама терпеть этого не может, поэтому мы никогда не приходили сюда в детстве. Но эта статуя здесь, чтобы наблюдать за всеми нами. В Нью‑Йорке миллионы людей, Энджи, и все приезжают сюда в поисках чего‑то, как и ты.