Я взяла клочок бумаги и приготовилась читать.
– Вслух! – потребовала Дженни, сопроводив требование барабанной дробью.
– «Восходящая звезда для моей восходящей звезды. Тайлер», – прочитала я.
Это было невероятно романтично. Должно быть, он...
– Хватит думать, давай говори! – завопила Дженни, выхватив у меня записку.
– Должно быть, он пошел и купил это, пока я была в туалете, – выдохнула я. – Меня и ручка‑то потрясла, но это?! Не могу поверить, что он такое сделал. Нужно ему позвонить...
– Напиши сообщение, – сказала Дженни, все еще держа в руках украшение. Мне казалось, что, если я заберу его у нее, оно растает как сон. – Ты же не хочешь перестараться. До субботы вы не увидитесь, так что напиши эсэмэс. Коротко и шаловливо. «Спасибо, не могу дождаться, пока и ты развернешь свой подарок в субботу»... что‑то вроде того.
– Дженни! – возмутилась я, все еще завороженная блеском украшения. – Я не могу такое написать. Это слишком. Я должна сказать просто «спасибо» или что‑то вроде того.
Дженни скорчила рожицу.
Я тоже.
Дженни скорчила другую рожицу, выхватила у меня телефон и убежала в ванную комнату.
– Дженни, чертовка, отдай мне мой гребаный телефон! – закричала я через дверь.
Вернувшись с торжествующим видом, Дженни отдала мне телефон.
– Что бы ты делала без меня, куколка?
– Скажи, что ты этого не сделала!
– Сейчас не время скромничать.
Дженни лениво прошлась по гостиной и плюхнулась на диван, запустив руку в открытую пачку чипсов «Доритос».
Я боялась заглянуть в отправленные сообщения, о поскольку дело было сделано... «Эй, мне понравился подарок, может, у меня тоже скоро будет сюрприз, который ты захочешь развернуть. Целую, Энджел». Я покачала головой, а Дженни захихикала, выглядывая из‑за спинки дивана.
|
|
– Если честно, это не так развратно, как я думала, – вздохнула я, откладывая телефон и толкнув Дженни, чтобы та подвинулась на диване.
Наевшись и опьянев от романтики чужих отношений, она в конце концов заснула напротив телевизора. Удостоверившись, что подруга крепко спит, я взяла ручку, цепочку и записку, отнесла все к себе в комнату и разложила на кровати. Это действительно был самый милый поступок, который кто‑либо совершал по отношению ко мне за всю мою жизнь. Я попыталась вспомнить о лучших моментах наших отношений с Марком и с грустью поняла, что за десять лет, помимо не самого красивого предложения, я могу насчитать лишь несколько таких приятных эпизодов. Один раз мне доставили букет из роз на занятия, когда мы впервые встретили День святого Валентина раздельно, потом он расставил цветы в каждой комнате в доме, когда мы поселились вместе, ну и, наконец, в каждую годовщину наших отношений мы сажали гигантский подсолнечник в садике при нашей квартире. Мне потребовалось немного времени, чтобы уловить во всем этом некую закономерность, и еще меньше, чтобы осознать: за последние три года мы ни разу даже не посадили подсолнечник. Вероятно, Марк был занят тем, что разбрасывал семена где‑то еще.
После пятнадцати минут бесстыдного разглядывания подарков Тайлера я аккуратно завернула их в бумагу и положила обратно в пакетик. А потом я столь же осторожно нырнула под одеяло и позволила себе еще пятнадцать минут бесстыдно поразмышлять о других подарках Тайлера.
|
|
Глава 15
Хоть меня и ангажировали для написания блога, время для писательских трудов оказалось слишком раннее. Нужно было столько всего вспомнить: вчерашний обед с Тайлером, приглашение на второе свидание от Алекса, находку цепочки и все остальное, но я не знала, с чего начать. В итоге я бросила печатать ерунду типа «съешь еще этих мягких французских булок, да выпей же чаю»[27]и оделась. С макияжем я явно выглядела лучше, к тому же теперь могла накрасить глаза, не заглядывая в рекомендации Рейзора. Я не брала в руки тушь уже два дня и не наносила румяна на щеки целых три. Не говоря уж о том, что я надела укороченные леггинсы и платье‑футболку от «Твенти эйт твелв», даже не подумав о том, видна ли из‑под него моя задница. Сидя в четырех стенах, музу я так и не дождалась, поэтому взяла свою (великолепную) сумку, засунула в нее ноутбук и направилась исследовать прекрасный внешний мир.
Мюррей‑Хилл – отличное место, откуда можно начать бесцельную прогулку по Манхэттену. Сначала я подумала, что, вероятно, стоит заскочить куда‑нибудь и выпить кофе, но, продвигаясь все дальше к центру, просто не могла остановиться, а все шла вперед, вперед, наискосок, вперед. Солнце пробивалось в узкие переулочки между домами и заливало светом проспекты. Куда бы ни повернула, я видела нечто обычное, но совершенно для меня удивительное. Офис стоматолога Джеффри Уокера, епископальную церковь на Пятой авеню, корейский гастроном, забитый хлебом «Вандер брэд», конфетами «Милк дадс» и ванильной колой. В конце концов я добралась до Бликер‑стрит, но вместо того чтобы развернуть бурную деятельность (в том числе с кредитными картами) в Сохо, я решила проследовать в Виллидж. Магазины становились все меньше и все занимательнее, я останавливалась у зоомагазинов и умилялась при виде каждого щенка. Я копошилась в музыкальных киосках, пока на меня не начинали бросать хмурые взгляды напряженные парни в футболках с изображением Игги и «Студжис» за невероятно высокими прилавками. Я бродила по аптекам и недоумевала, неужели столько лекарств может понадобиться человеку для самолечения. И наконец я нашла источник вдохновения.
|
|
Отдельно стоящий магазин «Марк бай Марк Джейкобс».
Мою сумку потянуло в родные пенаты. Я прогуливалась между рядами одежды, любовно поглаживая ее и задаваясь вопросом, как этой фирме удается привлечь на работу в свои магазины столько моделей. Едва я успела вернуть красивое шелковое платье рубашечного типа на вешалку, как моя сумка потащила меня прямо в отдел аксессуаров, практически заурчав при виде подходящих к ней кошельков. Прежде чем я поняла, что делаю, мой старый кошелек вывалил все, что лежало внутри, на прилавок, покорно пав ниц перед теми, кого явно признал выше себя.
Напротив магазина располагалась маленькая игровая площадка, где собралось множество детей, до безобразия шикарно одетых нянь и крутых модных мамаш со стаканчиками кофе и кексами из пекарни «Магнолия». Я уселась на скамейку и поставила ноутбук на бетонный столик для игры в шахматы. Я тоже прикупила кексов, но твердо решила приберечь их для девичника дома с Ванессой и Дженни. Хотя, может быть, один я и съем. Боже, какой вкусный! Я никогда не ела кекс, в котором глазури больше, чем теста. В итоге выяснилось, что писать под воздействием сахара так же легко, как и под кайфом от кофеина. Я весело стучала по клавишам, сумка лежала у меня на коленях, по лицу была размазана глазурь, а на мониторе возникли слова: «Приключения Энджел – подарки из “Тиффани”».
Вот самое хорошее название из всех возможных...
К тому времени как я доехала домой на такси, отправила текст Мэри и съела второй кекс (к своему стыду, мне пришлось вернуться в пекарню и купить еще два, чтобы завершить запись), на часах было три пятьдесят. Дженни с Ванессой собирались прийти к нам домой посмотреть шоу «Следующая топ‑модель Америки», но до этого оставалась еще пара часов. Я радостно взгромоздилась на диван, взяв гигантскую коробку печенья, включила телевизор и не отвлекалась больше ни на что, за исключением звонка от матери Дженни, которая поведала мне долгую утомительную историю о путешествии отца моей подруги к доктору для лечения простаты, но велела не беспокоиться, поскольку в целом с ним все в порядке. Поговорив со слегка ненормальной матерью Дженни, я вспомнила о своей. Моя мамуля тоже очень любила пускаться в подробные описания визитов к врачам. Я оставила ей голосовое сообщение со своим новым номером. Признаться, я не отказалась бы поговорить с ней. Хотя бы просто сказать, что у меня все хорошо, сообщить, что я в порядке, что я работаю и позвоню еще раз через неделю или около того. Если возникнет необходимость.
Или что она может сама мне позвонить.
В следующем месяце или в другое время.
Долгая пауза.
Щелчки.
Звонок.
– Алло?
Я вытянула вперед руку и посмотрела на экран телефона.
Это была не мама.
Это был Марк.
Нащупав кнопку выключения, я прервала связь, потом выключила телефон и бросила на диван. Какого черта Марк делает у моей матери?
Я села на край дивана, слегка подрагивая, не в силах отвести взгляд от телефона, – вдруг он все‑таки зазвонит?.. Не хочу об этом думать, говорила я себе, не могу об этом думать. Я уже почти научилась думать о нем в прошедшем времени, о нас в прошедшем времени, но я не желала думать о нем сейчас и уж точно представлять его дома у своей матери.
Я плюхнулась на диван, включила телевизор и прикончила кекс, таращась в экран и отказываясь думать о чем‑либо еще, кроме «Моих милых шестнадцати лет», «Крибс»[28]и шансе попытать счастья с Тилой Текилой, до тех пор пока Дженни с Ванессой, хихикая, не вошли в дверь.
Как ни странно, но под музыку из айпода, гнавшую прочь все мысли о Марке, я не смогла нормально поспать, и на следующее утро это не замедлило отразиться на моем внешнем виде. Даже корректору «Тушь Экля» не удалось замаскировать круги под глазами, появившиеся за ночь. Великолепное дополнение к моим потрепанным нервам! Но как бы ужасно или хорошо я ни выглядела, я предвкушала поход в МСИ (Дженни со вздохом объяснила, что это музей). Одним из моих любимых развлечений по выходным, когда Марку приходилось «работать», было на долгие часы затеряться в галерее Тейт‑Модерн. Разговаривать в музеях, смотреть новые выставки, иногда просто сидеть и часами наблюдать за людьми. Я воодушевилась еще больше, когда увидела Алекса, который переминался у входа. Он был так же хорош, как и в прошлый раз, но, несомненно, заработал пару очков Брауни[29]за то, что явно попытался причесать волосы.
– Привет.
Он медленно растянул губы в своей фирменной улыбке, когда я подошла. Нисколько не беспокоясь об общественном мнении, он тут же подарил мне долгий ленивый поцелуй. Это было восхитительно.
– Ну и чем ты все это время занималась? – спросил Алекс, пожимая мою руку, когда мы поднимались на эскалаторе к залам. – Чем‑нибудь, о чем мне нужно знать?
– Я сходила на встречу в «Лук», – призналась я, опустив подробности бурного общения с Тайлером.
Пока я на всякий случай записала эти эпизоды в разряд того, о чем Алексу не нужно сообщать прямо сейчас, а это означало, что я не вру, а просто не болтаю лишнего.
– В пятницу у меня еще одна встреча, а потом, надеюсь, все разместят на сайте. Редактор сказала, что ей действительно понравились мои заметки.
– Правда? Здорово! Уверен, это будет просто потрясающе.
– О да, надеюсь, – сказала я, в ответ сжав его руку. – А как у тебя, ты уже принял важное решение?
Он покачал головой, увлекая меня за собой на следующий эскалатор.
– He‑а. Зато завтра у нас репетиция, а в пятницу концерт. Вряд ли их будет еще много, не хочешь прийти?
– С удовольствием, – сказала я, придя в ужас и одновременно испытав восторг при мысли о том, что появлюсь там в качестве знакомой члена группы. – А где это будет?
– В концертном зале Уильямсберга. – Еще один эскалатор. – И приводи с собой соседку, будет весело.
– Звучит отлично, – ответила я. Опять эскалатор. – Думаю, она как раз свободна.
На самом деле я понятия не имела, какие планы у Дженни, но решила, что она непременно пойдет на концерт Алекса.
– Неужели мы закончили кататься на эскалаторах? Или это какое‑то новое развлечение, о котором мне только предстоит узнать? – спросила я, когда мы наконец ступили на «твердую землю».
– Я кое‑что хочу тебе показать. – Алекс зашел за угол и приблизился к картине, висевшей в коридоре, как бы отдельно от всех. – Это моя самая любимая картина на свете, – сказал он, отойдя на почтительное расстояние от произведения искусства.
На маленькой картине была изображена девушка, в странной позе сидевшая спиной к зрителю. Она смотрела на деревянный фермерский домик неподалеку. Непостижимым образом мне показалось, что я вижу слезы на ее глазах, из‑за того что она не может выкарабкаться из какой‑то сложной ситуации. Не может вырваться, даже если бы захотела. Даже если бы в этом нуждалась. Ей просто некуда было идти.
– «Мир Кристины. Эндрю Уайет»[30], – тихо прочла я.
Пятый этаж был почти пуст, и тишина зловеще нависла над нами. Я вцепилась в руку Алекса, все еще глядя на полотно. Хотела отвести глаза, но не могла. Прежде чем я поняла, что происходит, у меня по щекам покатились слезы.
– Она... – пробормотала я, не зная, что сказать дальше. Я отпустила руку Алекса и шагнула чуть ближе. – Она просто...
– Знаю, – сказал он, обняв меня за плечи. – Когда мне кажется, что я сбит с толку и попал в ловушку или я просто теряюсь, то прихожу сюда и напоминаю себе, что все не так уж плохо. Прости, я думал, она тебе понравится. Женщина на картине полупарализована. Она ползет к дому, но, возможно, это не так. Мне всегда кажется, что она хочет убежать от дома, а не вернуться к нему.
– Может, она и сама не знает, чего хочет, – предположила я, переводя взгляд с женщины на дом. – Бежать к нему, бежать от него, какая разница?
Мы стояли, созерцая полотно, как мне казалось, целую вечность. И только когда я запомнила его до мельчайших деталей, мы молча отошли и отправились бродить по галерее.
Мне потребовалось время, чтобы снова обрести безмятежность, но Алекс оказался идеальным товарищем для культпоходов. Он так много знал о выставленных тут работах, что я решила: он точно живет где‑то здесь в подвале. В итоге прогулка по музею проглотила всю вторую половину дня, а мы даже ни разу не взглянули на часы. Мы осмотрели все, что можно было осмотреть: Моне, Поллока, Пикассо, Гогена, Ван Гога. К тому времени как я осознала, насколько долго мы странствуем по музею, я уже просто умирала от жажды.
– Не хочешь выпить? – спросила я, заставив Алекса прервать медитацию у коллекции образцов классического дизайна.
– Черт, который час? – спросил он скорее себя, чем меня. – Надо бежать, иначе не успеем!
– Куда мы идем? – поинтересовалась я, когда он со страшной скоростью тащил меня по Шестой авеню, пытаясь не врезаться в бесцельно бродивших туристов или сновавших туда‑сюда пассажиров общественного транспорта. – Серьезно, мне очень надо попить! Мы не можем остановиться хоть на секундочку?
– Давай возьмем такси, – предложил он, не слушая меня. – На такси, наверное, будет быстрее.
Он остановил желтый автомобиль и запихнул меня в салон.
Но автомобили двигались почти так же медленно, как и люди, и по мере того как мы пробирались вперед, Алекс казался все более и более расстроенным.
Пятидесятая Западная улица, Сорок девятая, Сорок восьмая...
–Алекс, – потребовала я уже не слишком вежливо, – ты скажешь мне, куда мы, черт возьми, едем?
– Черт возьми? Как мило, – ответил он, улыбаясь впервые с тех пор, как мы вышли из музея. – Прости, я хотел сделать тебе сюрприз, но мы должны добраться туда до заката.
– Пока только семь тридцать, – сообщила я, глядя на часы. И на улице ярко светило солнце. – Почему мы так спешим?
– Потому что придется стоять в очереди, – объяснил он, выглядывая из окошка, чтобы проверить ситуацию на дороге.
– Стоять в очереди за чем? – Я изо всех сил пыталась не раздражать его, но во рту у меня уже все пересохло. – Неужели мы не можем остановиться и попить?
– Это сюрприз, – напомнил он, сжимая мою ногу и все еще выглядывая из окошка, как будто усилием воли мог ускорить движение транспорта. – Поверь, я куплю тебе дюжину разных напитков, когда мы туда доберемся.
Тридцать седьмая, Тридцать шестая, Тридцать пятая, Тридцать четвертая...
– Спасибо вам! – Алекс бросил водителю несколько купюр. – Высадите нас здесь. – Он вытащил меня за собой на улицу и проверил время. – Отлично. Так ты, кажется, хотела попить?
Я кивнула. Он обращался со мной отнюдь не по‑королевски, как Тайлер. Алекс указал на тележку в углу, где продавались крендели и, слава Богу, холодные банки с пепси. Я выудила доллар из кармана джинсов, всецело поглощенная тем, как бы добыть себе дозу сахара с кофеином, так что даже не поняла, где мы оказались.
– Хочешь зайти внутрь сейчас? – спросил Алекс, удивленно следивший за тем, как я меньше чем за минуту опустошила целую банку.
Нужно признать, я сделала это отчасти из вредности, ведь когда я пью газированные напитки, мне обычно становится плохо. И мне было все равно, что он отлично выглядел, стоя с ухмылкой напротив меня и сложив руки на груди, пока я с жадностью заглатывала свою пепси.
– Внутрь чего? – спросила я, осушив банку и демонстративно вздохнув с удовлетворением.
Алекс покачал головой и указал наверх:
– Вот честно, пытаешься придумать что‑нибудь романтичное...
Я вытянула шею и уставилась в небо. Мы стояли у подножия самого высокого здания, которое я когда‑либо видела.
Это был небоскреб Эмпайр‑стейт‑билдинг.
Я схватилась за руку Алекса, чтобы не упасть.
– Мы пойдем туда? – спросила я, широко улыбаясь.
– Конечно, – кивнул он. – Если ты все еще этого хочешь. Я знаю, ты говорила, что хочешь. Но не имею понятия, успела ли ты уже там побывать.
– Нет. – Я покачала головой и вновь устремила взгляд в безоблачное небо. – Пока нет. Но я ужасно хочу это сделать.
– Как скажешь.
Он улыбался, а я так и стояла с задранной головой. Он не возражал, хотя мы явно мешали прохожим. Меня это не волновало. Это было потрясающе! Я всего полторы недели прожила в Нью‑Йорке, а уже перестала замечать многое. Этот город являл собой противоположность айсбергу. То, что видишь на поверхности, что каждый день бросается тебе в глаза – лишь его треть, а все остальное – высоко в небе.
– Подняться нужно до заката, – сказал Алекс наконец, потащив меня от угла улицы ко входу.
Мы медленно продвигались в очереди вместе с сотнями туристов. Это казалось мне странным, ведь я точно не чувствовала себя тут гостьей. Во всяком случае, в те моменты, когда умолкала, выглядывая из окна, и ощущала прикосновение руки Алекса. А стояние в очереди вряд ли может быть утомительным, когда рядом с тобой суперсексуальный мужчина, когда он целует тебя в шею и то дело повторяет, как ты прекрасна. К тому времени как мы добрались до крыши, я больше всего хотела глотнуть свежего воздуха и уже совершенно забыла, зачем вообще сюда пришла. Алекс протащил меня через многочисленные ряды чудесных, никому не нужных сувениров прямо к южной части смотровой площадки.
Я на секунду остановилась на пороге, готовясь к тому, что мне предстояло увидеть. И это правда оказалось красиво настолько, что захватывало дух.
Когда я снова смогла дышать и полдюжины старших школьников затолкали меня локтями, я заметила Алекса. Он внедрился на лучшее место, откуда можно было наблюдать, как солнце скрывается за горизонтом. Без лишних слов он притянул меня к себе и стал позади, положив подбородок мне на плечо. Задрожав, я приникла к нему. Моя одежда явно не подходила для прогулок на большой высоте, но прежде чем я успела покрыться мурашками, Алекс снял потертую кожаную куртку и набросил мне на плечи. Город тяжело вздыхал где‑то под нами, готовясь к смене дня ночью. Один за другим загорались огоньки на южной оконечности острова, по мере того как люди возвращались с работы домой. Я вцепилась ручками в металлический поручень и почувствовала, как все мое тело затрепетало. Отсюда открывались виды на офис Мэри, мой номер в «Юнион», как будто я смотрела на все через игрушку «Вью‑мастер». Внезапно все мое сказочное нью‑йоркское приключение показалось реальным.
– Разве не здорово? – спросила я Алекса. – Как может что бы то ни было казаться непонятным и странным, если на самом деле оно прекрасно?
– Отсюда почти все видится прекрасным, – прошептал Алекс, уткнувшись носом мне в волосы. – А когда идет снег или штормит, все вообще кажется ненастоящим. Как на картине. Правда, здесь довольно холодно.
– Хотела сказать: «Могу себе представить», – призналась я, устремив взгляд на статую Свободы, подмигивавшую нам издалека, – но на самом деле не могу.
– Значит, просто придем сюда и посмотрим на все еще раз, когда пойдет снег, – ответил он.
Я кивнула со счастливым видом, все еще пытаясь найти глазами линию горизонта в подтверждение того, что все в порядке. И только потом поняла смысл его слов.
– Но меня здесь не будет, когда пойдет снег, – напомнила я. – Мне придется отправиться домой, когда закончится виза.
– Никогда не знаешь, где и когда окажешься, – возразил Алекс, откинув мои волосы и поцеловав меня в шею. – Шесть месяцев назад ты ведь не знала, что будешь здесь, правда?
– Я и шесть недель назад об этом не знала, – ответила я, вновь облокотившись на него. – И не знаю, где буду через шесть недель.
– Разве сейчас это имеет значение? – спросил он, прокладывая разгоряченными губами путь к моей ключице. – Здесь со мной, дома в Лондоне, на серфинге в Гонолулу?
Его поцелуи так возбуждали, что я потрясла головой, чтобы волосы упали туда, где только что были его губы.
– Можно спросить тебя кое о чем? – поинтересовался он, нежно поворачивая меня к себе. Я смотрела вдаль, избегая его взгляда, но кивнула. – Почему ты заплакала, когда увидела картину?
– Наверное, потому, что она очень трогательная, – предположила я, хотя толком не могла этого объяснить.
– Да, глядя на нее, чувствуешь, как разрывается сердце, но я никогда не видел, чтобы кто‑то так реагировал. А я ведь часто хожу смотреть на нее, – сказал он. Алекс выглядел так, словно его это действительно волновало. – Знаешь, можешь поговорить со мной об этом. Не хочу, чтобы ты думала, будто нельзя этого делать из‑за всех этих тупых правил, которым учила тебя подруга.
– Дело не в этом. – Я покачала головой. – Проблема в другом, в том, что случилось дома. Собственно, теперь у меня нет дома.
– Не хочешь объяснить подробнее?
Он положил руку мне на плечо, видимо, желая меня успокоить. Я стряхнула его руку и повернулась лицом к городу. Вот оно, подумала я, сейчас последует история о большом грязном разрыве.
– Я хороший слушатель, особенно для парня.
– Ладно. Я расскажу тебе все, а потом, когда закончишь смеяться, можешь идти, – сказала я, обхватив голову руками и глубоко вздохнув.
Алекс облокотился на перила рядом со мной. Глядя прямо перед собой, я на одном дыхании выложила ему все. На этот раз рассказ прозвучал не смешно и даже не смело, в нем слышалась только грусть. А ведь мне казалось, что со временем вспоминать об этом станет легче, а не сложнее. Закончив говорить, я наконец собралась с духом и подняла на него глаза. Алекс не смеялся и не плакал, конечно, он просто смотрел на меня.
– Так думаешь, ты единственная на свете, кто может похвастаться страшной историей о расставании? – спросил он, приподняв брови. – Это нормально, что у тебя есть прошлое, знаешь, если это недавнее прошлое. Серьезно, очень много людей свято верят в эти дебильные правила. Мне ненавистна сама мысль о том, что ты думала, будто не можешь мне этого рассказать.
– Суть не в этом. Я, как бы это объяснить... думала, что могла бы тебе рассказать. Если бы хотела. Но я не желаю больше оставаться тем же человеком. И не думаю, что мне нравилась девушка, которой я была. К тому же не хотела быть ею рядом с тобой. И не хочу сейчас. – Я не добавила «когда я рядом с тобой», хотя мне очень хотелось. – Сейчас мне нравится тот человек, которым я стала.
– И мне тоже. – Алекс погладил мою щеку и вытер пару слезинок, которые незаметно выкатились из моих глаз. – И я понимаю, что ты чувствуешь. Не только с тобой происходило нечто ужасное, и не только ты переживала потери, поверь.
– Я уехала из той чертовой страны, – сказала я, яростно вытирая слезы теперь уже сама. И почему они все текли и текли? – Чем больше я об этом думаю, тем более убогим мне это кажется. Не могу поверить, что это было со мной.
– Может, сегодня все произошло бы иначе, – предположил он. – Кто знает? И раз уж мы делимся самым сокровенным, то я могу побить твою «убогую» историю о расставании в два счета.
– Не верю, – сказала я, пытаясь изобразить хоть слабую улыбку. – Что может быть трагичнее, чем побег?
– Думаю, лучше тебе об этом не знать, – усмехнулся Алекс.
– Давай уж, хулиган.
– Ну ладно, раз уж мы делимся самым сокровенным, только имей в виду: это нарушает все правила твоих подруг.
– Можешь не рассказывать, если не хочешь, – поспешно сказала я.
У меня возникло чувство, что на вамом деле я не хочу выслушивать его историю.
– Ты поймала своего бойфренда на измене, так? – спросил он. Я кивнула. – Так вот я тоже поймал свою девушку. С моим лучшим другом. В моей постели.
– Это ужасно, – сказала я. Он казался таким грустным. – Ну вряд ли тебя можно винить в том, что ты слишком бурно на это отреагировал?
– Очевидно, их связь длилась несколько месяцев, – добавил он, теперь пришла его очередь созерцать крыши домов. – Они встречались, как заявили, то и дело. Излишне говорить, что я этому не порадовался.
– И что произошло? – Я недоумевала, что же он мог сделать, раз до сих пор так мучается. – Ты его ударил?
– Да, но это можно было предвидеть, – просто ответил он. – Самое плохое в том, что они навредили мне вдвое меньше, чем я сам. – Алекс глубоко вздохнул. – Но прежде чем перейти к этому, я хочу сказать, что делал это раньше. И не делаю теперь.
Я осторожно кивнула.
– Можешь не рассказывать, если тебе не хочется, – повторила я, искренне желая, чтобы он прислушался ко мне и не поведал нечто страшное, после чего представится мне совершенно в ином свете. А ведь до этого он казался почти идеальным.
– Они перестали встречаться после того, как я узнал обо всем. Она много раз говорила, что ошиблась и хочет вернуться, что нам стоит все обсудить, но я не мог согласиться с этим. Я был... как это сказать... наверное, мне просто разбили сердце, но плюс ко всему мне мешала уязвленная мужская гордость. Понимаешь, о чем я? Поэтому вместо того, чтобы встретиться с ней, как обещал, я отправился в загул с парнями, снял девочку и пару часов не вспоминал об их обмане.
– Здесь нет ничего плохого, – сказала я, гоня прочь чувство ревности, ведь я не имела к этому никакого отношения. Интересно, как она выглядела? – Это была просто депрессия, верно?
– Дай мне закончить, дальше все еще хуже. – Он попытался улыбнуться, но у него плохо получилось. – После первой ночи мне стало легче выбираться куда‑то каждый вечер, снимать девочек и просто забывать обо всем. Я вроде бы убедил себя, что таким образом компенсирую потерянное время, причем довольно быстро.
– О?
Я в самом деле не могла подобрать слов, которые бы сложились в нормальное предложение. И этот человек не захотел подняться ко мне в квартиру? Здесь дело не в тебе! – напомнил внутренний голос.
– Ты хотел, чтобы она ревновала?
– Да, только на каком‑то этапе я перестал ощущать опустошенность и просто превратился в полного козла. Знаю, это звучит как клише, но эйфории я и правда не испытывал. – Он замолчал, впившись зубами в без того уже покусанный ноготь – Утром ничего не менялось. Я оставался все тем же парнем, которому изменили, только теперь я был не лучше ее.
– Но зачем ты продолжал... то есть зачем было делать это, если ты не чувствовал себя счастливым? – спросила я.
Сегодня мое воображение уже явно перетрудилось и отказывалось работать дальше.
– Я не знал, что еще делать, – объяснил Алекс. – И потом я вроде как понял: наконец встретил человека, из‑за которого мне захочется остановиться. Я познакомился с тобой.
– О... – Я отпустила его руку. Это сбило меня с толку. – Но когда я пригласила тебя подняться, ты ведь отказался.
Мне было все труднее не обижаться на это.
– Да, – кивнул он и вновь взял меня за руку. – Однако, когда мы начали общаться, все было не так, как всегда. Обычно, когда девушка узнает, что ты музыкант, то начинает вести себя по‑другому, и пропадает всякая искренность. Все крутится вокруг секса с парнем из группы. Я понимаю, это звучит претенциозно, но это правда. Но ты, ты все знала, и на тебя это не произвело никакого впечатления. Я был просто человеком, а не парнем из рок‑группы.
– Ну, я не говорила, что буду с тобой встречаться, потому что ты музыкант.
Тут я немного покривила душой. Но сейчас явно не стоило пускаться в подробные описания моих фантазий на тему того, как здорово быть знакомой рок‑звезды.
– И вот почему я не пошел с тобой в квартиру, – быстро добавил Алекс. – Если бы я согласился, все превратилось бы лишь в очередную ночь с очередной девушкой. А с тобой мне было действительно хорошо. Впервые за год мне захотелось увидеться с кем‑то еще раз. Думаю, мне опять придется научиться встречаться, стать партнером для чего‑то большего, чем просто секс.
Я не представляла, что и думать. С одной стороны, мне казалось, что Алекс пострадал, как и я, просто перенес это по‑другому. С другой – и этот внутренний голос был намного громче – меня мучило подозрение, что с ним возникнет много проблем. Неужели имеет смысл встречаться с парнем, который переспал с половиной Манхэттена? Можно ли ему доверять?